Тысяча эмоций захлестнула Катери, когда она посмотрела на Рэна, осознав истину, которая выжигала сердце как адово пламя. Он и есть тот нежеланный всеми ребенок. Малыш, которому запретили видеться с единственной, кому он был нужен.

Его матерью.

Катери по собственному опыту знала, насколько тяжело без матери. Сколько раз в жизни она скорбела об этой утрате. Каждый раз, когда она видела мать с ребенком, любого возраста, как они обнимались или просто смеялись…

Или когда она поступила в колледж и переехала в общежитие, где наблюдала за своими одногруппниками с семьями. На прощание их матери со слезами на глазах желали им удачной учебы. Ситуация повторялась на вручениях дипломов, выпускных, днях рождения…

Опять же, семейные торжества.

И это чертова сентиментальная реклама…

Все это всегда глубоко ранило, словно вбивало гвоздь в крышку гроба, жестоко напоминая о том, чего она лишена. Чего ей самой больше всего не хватало. Самая тесная в мире связь между матерью и ребенком. Нет большей любви и готовности пожертвовать собой. Именно такую любовь Рэн сказал, что не в силах постичь, когда рассказывал, как Аполлими была готова разрушить мир из-за смерти своего сына. Для настоящей матери ее ребенок настолько важен.

Он для нее центр Вселенной.

Нет большей печали, когда ты лишен такой связи. Тогда остается глубокая рана в сердце и бесконечная тоска, поскольку ты знаешь — у других она есть. Мало того, ты видишь эту связь. Повсюду. И тебя постоянно мучает вопрос: почему ты лишен той, кто любил бы тебя столь сильно?

Почему другим настолько повезло? И за что ты так проклят?

В случае Катери, пусть не долго, но она была рядом с матерью. У нее остались воспоминания, как мамочка держала ее за руку, вытирала слезы, пела колыбельные, растирала грудь мазью, стоило Катери заболеть, и укачивала, когда ей было плохо. Поцелуи и объятия, подаренные без причин или условий. И то, когда она сжимала руку матери, чувствуя себя в безопасности и покое в мире, который редко проявлял доброту к невинным.

Больше всего она чувствовала себя безмерно любимой, когда мама смотрела на нее.

Именно поэтому Катери ненавидела День матери со страстью, кипящей как тысяча солнц. На протяжении многих недель, куда бы она ни глянула, везде видела горькое напоминание, что у нее больше нет матери, которой нужно купить подарок. Не забыть сказать: «Мамочка, спасибо, что ты рядом». Хотя это замечательная идея для всех счастливчиков, чьи матери рядом и одаривают детей своей любовью. Вот только это жестокий удар для тех, кто потерял своих матерей. Катери могла лишь представить, насколько хуже было Рэну, который вовсе не знал настоящей материнской ласки. Каково это знать, что на этой земле есть кто-то, готовый без оговорок и колебания убить или умереть за тебя.

Катери отлично понимала, насколько ей повезло. У нее было две любящие и заботливые матери. Две женщины, которые холили и лелеяли ее как самое дорогое в мире сокровище.

Ее мамочка и бабуля. И хотя они покинули этот мир, их любовь жила с ней и по сей день, давая силу и упорство. И все же она не одна. У нее еще есть тетя Старла, которая постоянно звонит и узнает как она. Заставляет смеяться даже в самый мрачный день. И пускай Старла ей не кровная родственница, а жена дяди, она всегда относилась к Катери как ко второй дочери.

А у Рэна никого не было.

Никогда.

Смаргивая слезы, которые могли вылиться в глобальную истерику из-за реальной трагедии его жизни, Катери прошептала:

— Мне безумно жаль.

Странно, но Рэн смотрел на нее озадаченно. Такое чувство, будто он никогда не сталкивался с состраданием и сочувствием от кого-либо, поэтому не мог понять, как кто-то может переживать за него.

— За что?

— За что? — недоверчиво повторила она. — Потому что ни у одного ребенка не должно быть такого детства, как у тебя. Нельзя бросать ребенка с людьми, которых угрозами нужно заставлять поступить правильно с собственной кровиночкой. За то, что ты не смог встретиться со своей матерью и эта глупая демоническая сучка бросила тебя с конченой скотиной. Именно за это мне безмерно жаль. Но еще больше всего меня убивает тот факт, что ты считаешь меня чокнутой из-за моей заботы о тебе. Особенно то, как ты потрясен и растерян из-за того, что кто-то может на самом деле об этом волноваться и возмущаться, как с тобой поступили в детстве.

Катери потянулась, чтобы прикоснуться к нему, но Рэн отступил.

«И кто его может за это винить? Ему не ведомо, как с кем-либо сблизится. Его убил родной брат».

Катери поморщилась от настолько суровой реальности, что уму непостижимо, как он не лишился рассудка. С другой стороны, возможно, это и так. Сейчас она сомневалась в собственной вменяемости. Ведь мир отвесил ей столь сильный пендель, что оставил неизгладимые шрамы в сердце.

Том самом сердце, которое так отчаянно хотело утешить его.

— Кто-нибудь когда-нибудь прикасался к тебе?

Рэн нахмурился.

— Ты о чем?

Даже этого он не мог понять. Конечно, никто никогда не обнимал его.

Не прижимал к груди как самое дорогое сокровище.

— Прости меня, Рэн. Я знаю, что сую нос не свое дело. Я лишь пытаюсь представить, насколько трудно тебе пришлось. — Катери вздрогнула, когда на глаза вновь навернулись слезы. — Твой отец когда-нибудь смог тебя полюбить?

Его голос, как и черты лица, оставались бесстрастными.

— Нет. Он обвинял меня в смерти своей жены, а мою мать в разрушении его родины.

«Наверняка отыгрывался на Рэне».

— Почему он винил ее за это?

— Он не желал верить, что Аполлими по собственной воле напала на нас. По его мнению, моя мать состряпала эту байку, чтобы заполучить его.

«Насколько тщеславным был этот мужик?»

— Что?.. Он считал, будто твоя мать убила сына Аполлими и разрушила два континента, чтобы переспать с ним?

— Я никогда не говорил, что мой отец блистал интеллектом. Хвала богам, я унаследовал склад ума от матери, а не от него.

После этих слов в голове Катери мелькнуло новое видение. Она увидела Мака'Али десятилетним мальчишкой. Он стоял в дверях комнаты, глядя на кровать, окруженную людьми, стоящими к нему спиной. Катери узнала жрецов и знахарей. Очевидно, они пришли вылечить кого-то, и это явно был не отец Рэна, ведь он стоял в изголовье кровати, опустив взгляд.

Самый старый жрец повернулся к отцу Рэна.

— Мне жаль, вождь Коатль. Мы бессильны и можем лишь принести жертвоприношение в надежде, что духи смилостивятся и оставят Анукувэйя в этом мире.

Взгляд Коатля потемнел, когда он повернулся и увидел в дверях здорового и невредимого второго сына, которого и видеть не желал. Гнев и ненависть вождя были осязаемыми. Извергая проклятия, он направился к Рэну.

У Рэна округлились глаза, когда он понял, что отец узнал о его присутствии. Он выскочил в коридор, но было уже слишком поздно.

Отец настиг его прежде, чем сын смог сбежать. Схватив сынишку за руку, он впечатал Рэна в каменную стену.

— Что ты с ним сделал?

— Н-н-н-ничего, о-о-о-отец.

Коатль толкнул Рэна так сильно, что он упал на землю.

— Не смей мне лгать! Я знаю, что ты завидуешь моему ребенку и жаждешь его совершенства.

Вцепившись Рэну в волосы, отец рывком поднял его на ноги. У Рэна из носа и губы шла кровь. Он схватил отца за руку, пытаясь вырваться.

— Лучше молись, мальчишка, чтобы с моим сыном ничего не случилось. Если Анукувэйя умрет, тебя принесут в жертву богам, и я лично выпущу тебе кишки, обезопасив проход в мир иной моему ребенку. Ты понимаешь? А теперь, что бы ты там на него ни накликал, отмени проклятие, или в качестве расплаты я отниму твою жизнь.

Видение растаяло, и Катери заглянула в глаза взрослой версии того мальчонки, чье лицо, как и в детстве, было в кровоподтеках от недавнего сражения, в которое он ввязался ради нее.

Глубоко тронутая этим, Катери без раздумий сжала его в объятиях.

Рэн замер от чуждого для него ощущения, когда Катери, уткнувшись носом в изгиб шеи, обхватила руками его талию. Ее слезы окропили его кожу, посылая мурашки по всему телу. Глубоко пораженный Рэн не знал, как реагировать на столь крепкие объятия.

В ту самую секунду у него внутри что-то надломилось, выпустив на волю давно похороненную мечту, которую он прекрасно знал, что лучше забыть. Ту самую о нормальной жизни с кем-то, кто тосковал бы о нем. Женщине, которая волновалась бы за него, если он опаздывал и не звонил…

Закрыв глаза, Рэн вдохнул ее аромат. Смесь первоцвета и валерианы. Все, о чем он мог сейчас думать, — это затеряться в ней. Потратить часы, наслаждаясь ее обнаженным телом, переплетенным с его собственным.

Это и есть любовь? Хотя Рэн и мысли не допускал о том, что Катери его любит. Как она могла? Катери его совсем не знала, ведь в противном случае в ужасе сбежала бы от него в ближайшую нору.

Но любовь или нет, впервые в жизни его так обнимали. Словно она заботилась о нем.

Катери угадала. За всю его многовековую жизнь он мог сосчитать каждое подаренное ему объятие. Они были столь редки и кратки, что навеки запечатлелись в памяти.

Никто не обнимал его ради утешения. Никогда. Голова кружилась под натиском эмоций, которым он не знал названия, и теплоты, дарованной ее объятиями. И на одну крохотную секунду он вообразил, что возможно именно «возможно» он достоин быть кем-то любимым.

«Не дури!

Последний раз тебя посещали такие фантазии с Ветром-провидицей».

Даже сейчас он мог слышать ее издевательский хохот после того, как по глупости признался ей в любви.

— Ты же не ждешь, что я в тебя влюблюсь? Хотя ты внешне привлекателен и хорош в постели, но ты слабак. Жалок. Ты позволяешь всем втаптывать себя в грязь и вытирать о тебя ноги. Ты отступаешь в тень и прячешься, стоит показаться твоему отцу. Вместо того, чтобы быть мужчиной и постоять за себя, ты позволяешь своему брату приписывать себе твои заслуги, навыки и добычу. Ты просто распускающий нюни мальчишка. Ты даже не захотел принять предложение Духа Гризли, испугавшись до смерти, чтобы решится на такое. Как женщина сможет полюбить такое ничтожество?

— Я не н-н-н-н-н… — Рэна так расстроила ее враждебная критика, что он не смог вымолвить ни слова. Он стоял и лепетал как умственно неполноценный, каким его все считали.

— Попробуй «никчемный» и «жалкий», — издевалась Ветер над ним. — Может, на этих словах ты не запнешься.

В ту секунду его охватила такая ярость, и Рэн побоялся, что ударит ее. Он резко повернулся и направился к двери.

— Подожди, Мака'Али! Не забудь прихватить с собой свою мизерную г-г-гордость!

Это насмешка стала последней каплей. Вся боль и обида вылилась через край, захлестнув его с головой.

Стремясь доказать ей и всем остальным, а в первую очередь себе, что он не кусок дерьма, как все считали, Рэн оставил Ветер и направился прямиком к Духу Гризли, с которым заключил сделку.

Больше он Ветер не видел, а те слова стали прощальными. Осознав, что она лишь использовала его ради освобождения Гризли, Рэн поклялся себе, несмотря ни на что, больше никогда не влюбляться. Не обнажать сердце для такой боли и оскорблений.

Оно того не стоит.

Он не настолько слаб, чтобы нуждаться в чьей-либо поддержке. Он жил своей жизнью и предпочитал ничего не менять. Ему никто в этом мире не нужен.

— Нам нужно избавить тебя от боли и излечить раны.

Голос Катери вернул его в настоящее и к тому факту, что она по-прежнему обнимала его.

На секунду Рэн решил, что она говорит о воспоминаниях, пока снова не ощутил физическую боль. Высвободившись из ее рук, он отступил на шаг, проведя ладонью по самым серьезным ранам.

— С ними не нужно ничего делать.

— Ты о чем?

— Катери, я тебе уже говорил. Я бессмертен. Они заживут сами по себе.

— Хочешь сказать, они не болят?

Еще как. Хотя он вышиб из демона дерьмишко, противник оказался весьма искусным. Маленький ублюдок хорошенько его отделал.

Но Катери проявляла доброту к нему, поэтому Рэн сдержал сарказм и кивнул.

— Тогда мы можем…

— Ничто не может унять эту боль, Катери. Силы Темного охотника не работают подобным образом.

Она нахмурилась в замешательстве.

— Темного кого? Чего?

Рэн протер ладонью лицо, вспомнив, что Катери не в курсе относительно его братьев, хотя Талон состоял в этом элитном братстве.

Сам же Рэн технически никогда не был одним из них. Он на несколько тысячелетий предшествовал первым официальным Темным охотникам. Вот поэтому он единственный из всех Охотников, кого их лидер Ашерон не тренировал. Если уж на то пошло, Ашерон даже не знал о существовании Рэна, пока не явился к Кабесе более четырех тысяч лет назад, чтобы обучать принца майя жизни Охотника в Юкатане.

Ашерон был шокирован существованием Рэна так же, как он существованием Ашерона.

В отличие от остальных Темных охотников, Артемида воскресила Рэна только из-за данного Стеропе обещания, что она не позволит ее ребенку погибнуть в детстве. Богиня поклялась на реке Стикс, что будет присматривать за ним.

Нарушение данной клятвы стоило бы богине жизни.

Поскольку Артемида была бессмертной и полностью зацикленной на себе любимой, она не сильно представляла, как именно отличить человеческого ребенка от взрослого, поэтому из страха собственной смерти вернула его к жизни.

А из-за темных сил, которыми ей пришлось воспользоваться для воскрешения, его «наградили» клыками и запретом находиться на солнечном свете. Артемида говорила остальным Охотникам, будто причиной тому стала их обязанность охотиться по ночам.

После возрождения Рэн медленно узнал правду своего рождения и тайны греческого пантеона матери.

Способность вернуть мертвого к жизни была одной из сил, украденных Артемидой у сына Аполлими. По сути, Артемида не могла их полностью контролировать. Но для Рэна это не было столь важно. Он был слишком благодарен за возможность вернуться, чтобы исправить собственную глупость, поэтому не собирался жаловаться.

Сейчас Рэн не хотел рассказывать эти подробности Катери. Ему очень не хотелось, чтобы кто-либо узнал об его отличиях от других. Темные охотники приняли Рэна как своего, и поскольку не знали его истинного возраста, то не сомневались в его предназначении.

Они считали его намного моложе, чем было на самом деле, а сам Рэн не стремился поправлять их. Лишь Ашерон знал правду, а Рэну известно, кем и чем был на самом деле Эш. Факт, который он скрыл от Ашерона. Прожив хреновую жизнь, он не хотел ворошить чужое прошлое, в сравнении с которым его покажется прогулкой по Диснейленду. А поскольку оба хотели похоронить воспоминания, Рэн был счастлив сделать одолжение их лидеру атланту.

Поэтому он дал Катери самое простое объяснение.

— Темные охотники — бессмертные воины, призванные защищать человечество от сверхъестественных существ, охотящихся на людей.

Катери нахмурилась. Сейчас один из тех моментов, когда здравомыслящий и разумный человек включил бы скептика и назвал все полной чухней… Но…

Но вменяемость помахала ей на прощание ручкой еще несколько часов назад. В данную секунду она бы поверила в пришельцев, летающего ожиревшего Элвиса и во все остальное, в чем ее хотели убедить.

Даже в существование Санта Клауса и Зубной феи.

Проклятие, почему бы не в Пасхального зайца для ровного счета.

А если предположить, что Темные охотники столь же реальны как… все остальное, с чем ей сегодня довелось столкнуться, у Катери возникло несколько вопросов.

— А как становятся Темными охотниками? Ты родился им?

— Нет. Как правило, они умерли в результате жестокого предательства. Настолько безжалостного и сурового, что их душа закричала так громко, и этот крик донесся до храма Артемиды на Олимпе. Услышав его, богиня спустилась заключить сделку. За акт мести против человека, нанесшего им боль, избранные отдают свои души и вечность проводят, охотясь на даймонов.

— Даймон — это типа демона?

Рэн горько засмеялся.

— Еще одна долгая и запутанная история. Достаточно сказать, что они пожиратели душ, служащие атлантской богине Аполлими. Поскольку они собирают души, а те не могут существовать в чужом теле, Темный охотник призван убить даймона, не дав душе человека сгинуть навеки, чтобы она могла отправиться в мир иной.

По спине Катери побежал холодок от мысли потерять свою душу.

— Ты продал душу Артемиде?

— Поверь, там нечего было продавать, так что невелика потеря. Не скажу, что мне ее не достает. — Оттенок горечи омрачил его голос.

И это привлекло ее внимание к…

— Тогда они ничего не стоят?

— Нет, пока ты жив. Но если ты умрешь без души, ад покажется пикником.

«Ох, ладненько, не очень заманчивая перспектива».

— Но если ты бессмертен, значит, не можешь умереть, верно?

— Вполне. Но есть определенные вещи, которые никому не пережить.

«Вот с этого момента поподробней…»

— Например?

— Обезглавливание. Полное расчленение. Лишение сердца. В основном то, что полностью разрушает тело, типа пожаров, и мой главный фаворит — солнечный свет. Мы, как правило, самовозгораемся.

— Почему?

— Ты предпочитаешь правду или ложь?

В голове сразу же возник вопрос. Кому нужна ложь, если есть правда? Но любопытство одержало верх, и Катери спросила:

— Ох, какого черта, почему бы нам не оторваться по полной и услышать обе версии?

У Рэна дернулся уголок губ, словно он хотел улыбнуться, но вовремя себя остановил.

— Артемида всем заявляет, будто это из-за ее брата Аполлона — бога солнца. Именно из-за его проклятия Темные охотники не могу переносить дневной свет. Но на самом деле это из-за Аполлими. Поскольку даймоны не могут выйти на солнце, атлантская богиня сделала так, чтобы Охотники, преследовавшие их, не смогли нечестно напасть на даймонов. Если даймоны не могут выйти на улицу днем, значит и Темные охотники тоже.

В этом был смысл, но отдавало зловонным запашком.

— Напрашивается вывод, что Аполлими и греки по-прежнему воюют.

Рэн кивнул.

— Это так. Боги не лучше Монтекки и Капулетти, когда речь идет о взаимной неприязни. Они не понимают слов: «Довольно! Хватит!».

— И я по-прежнему не пойму, каким боком это связано со мной.

Рэн замолчал, увидев пещеры.

— Ты умеешь обращаться с ножом?

— Я больше лучник, но, думаю, разберусь в том, как кого-то прирезать.

От ее слов он удивленно приподнял брови.

— Ты умеешь стрелять из лука?

«Умею ли я стрелять из лука? Это прикол?»

Его удивленный тон и выражения лица задели Катери за живое.

— Сладенький, в 2008 году на Олимпиаде в Пекине я представляла нашу команду по стрельбе из лука. Да, я не привезла домой золота, но заняла четвертое место в мире. Арбалет, блочный или традиционный… главное, чтоб выпускал стрелы. Если можно организовать выемку для тетивы, то я могу стрелять. Так что, никогда не начинай со мной войн с применением канцелярской резинки. Ты горько пожалеешь.

На этот раз он по-настоящему улыбнулся, и эффект оказался настолько сногсшибательным, что Катери забыла об оскорбленных чувствах.

«Проклятье, он великолепен, когда…»

Улыбка осветила его лицо, придав ему мальчишески милый вид.

Но в следующее мгновение паника омрачила взгляд, словно он понял, что делает, и мгновенно одернул себя. Откашлявшись, Рэн засунул нож обратно в ботинок. Мелькнула яркая вспышка и в его руке появился рекурсивный лук с колчаном стрел, крага и перчатка для стрельбы.

Он передал их ей.

— Или ты предпочитаешь блочный лук?

— Ни в коем случае. Тетива — моя любовь. Давай без снисхождения, правда, я в нем не нуждаюсь. Я лучница и стрелец. Бабушка клялась, что я родилась с луком в руках.

Казалось, ему понравилось это открытие.

— Ну ладно. Я скоро вернусь. — Он замолчал и посмотрел на нее. — В демонов стреляешь промеж глаз. Все остальное их лишь еще сильней взбесит.

Катери усмехнулась ему и натянула перчатку.

— Принято к сведению. Спасибо, что предупредил.

Рэн медлил, наблюдая, как она надела крагу, а потом вставила стрелу и проверила прицел. Она стреляла точь-в-точь, как и он. Ее безупречная стойка внушала благоговение. Хотя за века он повидал много лучниц, но никогда еще ему не доводилось видеть, как кто-то достигал со своим луком такого единения как Катери.

Как Первый Страж…

Да, тот ублюдок стрелял так быстро и неистово, что стрелы затмевали небо. Хотя Страж не был метким, но зато самым быстрым, с кем Рэну доводилось сталкиваться. При их первой стычке Рэн схлопотал три стрелы в бедро. Если бы Бизон не вытащил его оттуда, Рэн не пережил бы той встречи.

Никогда не стоит недооценивать врага.

Отбросив воспоминания, Рэн пошел осмотреть пещеру. Его раны давали о себе знать, и он не мог сказать, сколько еще сможет продержаться. В любую секунду он мог отключиться.

К счастью, пещера пустовала и была относительно чистой. Хвала богам, наконец-то что-то играло ему на руку.

Рэн пошел обратно к входу и увидел Катери, сидящую на камне. Она окидывала взглядом лес как настоящий охотник. Мягкий лунный свет озарял ее силуэт и прекрасные черты лица. Катери собрала волосы в тугой пучок, открывавший взору лебединую шею, напоминая Рэну, как сладко Катери пахла, обнимая его.

В горле моментально пересохло и, несмотря на боль его, накрыла волна возбуждения. Что же в ней будило в нем такую неистовую потребность? Отчего он до боли возжелать ее, даже зная, что не должен?

Близость. Да он мог свалить все на это. Так безопасней и легче. Перспектива чего-то большего казалась пугающей.

«Это обычное вожделение. Я бы так реагировал на любую женщину».

И все же, он понимал глупость этих заверений. Он достаточно долго находился рядом с женщинами за эти века и понимал, что они не вызывали в нем такой реакции. Никогда.

Даже Ветер-провидица не смогла заставить его жаждать услышать свое имя на ее устах…

— Катери?

Она повернула голову к нему.

— Пошли, я нашел место, где мы сможем на какое-то время укрыться.

Она спрыгнула с импровизированного сидения, чем-то напомнив ему жизнерадостного ребенка, и направилась к нему. Легкая улыбка играла в уголках ее губ, отчего глаза искрились. Желание поцеловать ее было всепоглощающим, и он еле сдержал себя.

— А ты случайно не можешь наколдовать чизбургер?

Ее вопрос насмешил его.

— Голодная?

— Очень. Кто знал, что спасение жизни пробуждает такой аппетит? Мне кажется, я сейчас смогла бы слопать целого медведя.

Он реально не хотел попадать под ее чары, но был не в силах сопротивляться. Катери болтала с ним, будто они знакомы целую вечность. Словно они закадычные друзья.

После всей лавины дерьма, обрушившегося на их головы за последние несколько часов, Катери оставалась смелой и рассудительной. Спокойной и собранной. Качества, которые Рэн ценил и уважал.

Катери вопросительно приподняла бровь.

— Так ты меня берешь? Или мне ждать здесь?

Очень провокационный вопрос. Ему хотелось взять ее прямо здесь и сейчас.

«Выкинь эти мысли из головы. Сейчас же!»

От этого ему светят лишь неприятности.

— Б-б-беру.

«Твою мать!»

При звуке проклятого заикания каждый гормон в его теле заледенел.

«Почему это должно было случиться рядом с ней? За что мне такое наказание?»

Охваченный ненавистью к себе, он отступил от Катери и собрался было уйти.

Но она дотронулась до его челюсти и осторожно повернула к себе голову, пока их взгляды не встретились. Тепло ее руки опалило, но именно искреннее беспокойство в глазах воспламенило его.

— Рэн… Ты знаешь, что Уинстон Черчилль — один из величайших ораторов и мировых лидеров имел проблемы с речью? Все мы порой страдаем от неправильного произношения. И честно говоря, я тоже сильно запиналась на выступлениях и, не кривя душой, могу признаться, такое нередко случалось. У тебя нет причин смущаться или стыдиться за биологический сбой, над которым ты не властен. Это не обвинение в адрес твоего интеллекта, а серьезный вопрос к человечности и порядочности тех, кто жестоко издевался над тобой из-за этого. Кроме того, твое заикание кажется мне прелестным.

Эти слова в сочетании с прикосновением и взглядом прекрасных глаз уничтожили остатки его сопротивления. За всю жизнь он ни с кем не чувствовал себя так, как заставила его сейчас почувствовать Катери.

Нормальным. Здоровым.

Достойным.

Не было презрения или насмешек. Ни капли осуждения. Она смотрела на него как Бабочка на своего Бизона.

Будто он что-то значит для нее.

И прежде чем Рэн смог себя остановить, он опустил голову и вкусил сладость ее губ.

У Катери перехватило дыхание, когда Рэн поцеловал ее с доселе неизведанной страстью. Зарывшись пальцами в ее волосы, он с жадностью исследовал каждый миллиметр ее рта, пробуждая ответную страсть. Рэн целовал ее так, словно она глоток воздуха, необходимый ему для выживания. Голова шла кругом, по телу растеклась слабость, и теперь только объятия Рэна удерживали ее в вертикальном положении.

И даже когда прервался поцелуй, Рэн не отпустил ее. Он уткнулся носом в изгиб шеи и обнимал так, словно наслаждался ее ароматом.

— Ты же не собираешься впиться в меня своими клыками?

Рэн зажмурился, когда эти слова проникли через накрывшую его дымку.

— Нет, — выдохнул он. — Прости. Не знаю, что на меня нашло.

Ее улыбка произвела на него губительный эффект.

— Не извиняйся. Это был сногсшибательный поцелуй. Тем не менее, может, сейчас ты поставишь меня на ноги.

Рэн почувствовал, как жар опалил лицо, когда он понял, что во время поцелуя подхватил ее и крепко прижал к себе. Ее ноги не доставали до земли на добрых пять сантиметров.

Но, несмотря на свое смущение, он позволил ей соскользнуть вниз по его телу, наслаждаясь изгибами груди. Жаль, что они оба одеты. Это стало бы во стократ приятнее, будь они нагие.

Катери наблюдала за игрой эмоций на его лице. Рэн, вероятно бы умер, узнай, насколько он сейчас для нее кристально прозрачен. Раним. Перед ней стоял не воин, бесстрашно сражавшийся с демонами.

А мужчина, привыкший быть отвергнутым, не принятым. Тот, который все еще ждал от нее неприятных комментариев.

— Рэн, хочу, чтобы ты знал, я считаю тебя замечательным.

Рэн нахмурился от ее слов.

— Почему?

«Он, правда, не знает…

Поразительно, как кто-то столь красивый, добрый и отзывчивый не догадывается, насколько он великолепен».

— Потому что защищаешь меня. За подарок и этот удивительный поцелуй. И если ты мне наколдуешь бургер, я буду считать тебя самым замечательным человеком в мире.

К ее изумлению он рассмеялся.

— К нему добавить картошку фри?

— Однозначно. И большой классический шоколадный коктейль.

О да, от этой мысли в желудке заурчало.

Взяв ее за руку, Рэн завел Катери в глубокую пещеру.

Она притормозила, когда кромешная темнота окутала ее.

— Я ничего не вижу.

Мгновенно вспыхнул зеленый свет. Рэн протянул ей маленькую светящуюся палочку, которую он наколдовал так же, как лук.

— К сожалению, это единственное, на что мне сейчас хватит сил. Прости. — Рэн опустился на пол, словно так сильно ослаб, что не мог сделать больше ни шагу.

Катери встревожило его поведение.

— С тобой все в порядке?

Рэн кивнул.

— Мне нужно поспать.

Он опустился на четвереньки, а потом буквально рухнул на землю.

Встревожившись не на шутку, Катери подбежала к нему и опустилась рядом с ним на колени. Рэн дышал, но был ужасно бледен. Усевшись, Катери окинула взглядом небольшое пространство, пытаясь запомнить расположение.

Она глазам своим не поверила, увидев на соседнем камне белый пакет.

«Нет… этого не может быть.

Или может?»

Нахмурившись, она с любопытством подошла и заглянула внутрь, там лежал чизбургер, картошка фри и большой шоколадный коктейль. Со счастливым смехом Катери вытащила картофелину и съела. А потом оглянулась на Рэна, пораженная его добротой.

— Ты совсем не такой, как я считала.

По крайней мере, не полностью. Да, он внушал страх, был огромен и очень умен. Но точно не великан-людоед, каким показался ей вначале.

Он был удивительно нежным, даже милым, хотя Рэн наверняка не захотел бы слышать такие эпитеты в свой адрес.

«Как его отец и брат могли так с ним поступить? Какая скотина могла причинить такую боль Рэну?

Хотелось бы мне знать о тебе больше».

Хотя она много чего о нем узнала, но существовали огромные недостающие пробелы.

Вступал ли он когда-либо в брак? Были ли у него дети?

Когда и почему брат убил его?

И больше всего волновал вопрос, какую несправедливость он вернулся исправить?

И если уж на то пошло, ей не известно, как ее судьба связана с его прошлым. Почему она здесь с ним? Почему он не смог перенести ее домой?

Море вопросов и ноль ответов.

Вздохнув, Катери съела еду, сетуя на отсутствие хрустального шара. Она, конечно же, не смогла бы им воспользоваться, очутись он здесь. Но…

— Тебя бы поразило то, на что ты способна.

Катери застыла, услышав глубокий грозный голос. С бешено колотящимся сердцем она медленно обернулась, увидев высокого статного незнакомца. С красными глазами и длинным шрамом через все лицо…

И он преграждал ей путь к луку.