В пяти минутах ходьбы от дома, где обитал месье Бен Хассан, действительно находился большой сетевой универмаг. Я взяла с собой весь свой нехитрый скарб, зная, что в Марокко паспорт оставлять нигде нельзя, особенно у человека, который занимается изготовлением фальшивых документов.

– Не хотите сначала принять душ? – предложил Бен Хассан.

– Искупаюсь, когда вернусь с чистой одеждой.

– Омар вас проводит.

– Вы просто скажите, как дойти.

Бен Хассан объяснил, как найти универмаг, и сказал, что рядом находится кафе «Парижское», где есть беспроводной Интернет.

Спустя десять минут я оказалась в монокультурном мире потребительских товаров и моды, где было прохладно, благодаря исправно работающей системе кондиционирования воздуха, и приглушенно звучала умиротворяющая мелодия, которая, как, очевидно, рассудил некий гуру от маркетинга, создавала надлежащий акустический фон, побуждавший покупателей оставлять в магазине больше денег. Кладя в корзину несколько пар нижнего белья, футболки, хлопчатобумажные брюки песочного оттенка, шорты цвета хаки, две белые льняные сорочки, пару сандалий, я почувствовала, как меня снова охватывает безысходная печаль. Вспомнились слова Пола, что он сказал всего несколько дней назад. Он стоял на балконе нашего номера с бокалом вина в руке, все еще опьяненный любовной близостью, которой мы только что предавались в постели. Солнце опускалось в океан, зной спадал, закат окутывал город сиянием коньячного цвета. Мой муж повернулся ко мне с почти что блаженной улыбкой на лице и произнес:

– Многое можно сказать в пользу того, чтобы отказаться от устоев общества потребления. Мы ведь все его рабы. А вот здесь мы освободились от всего этого… на время.

Потом мы с воодушевлением заговорили о том, как нам оградить себя от этого мира. Мечтали, что, может быть, через четыре-пять лет Пол оставит университет, досрочно выйдет на пенсию; я продам свою бухгалтерскую фирму; мы расплатимся за свой дом в Буффало, продадим его и купим небольшой домик на побережье Мэна. Там будут сарай, который мы переоборудуем в мастерскую для Пола, и большой чердак, где я устрою для себя кабинет и наконец-то попытаюсь написать роман, который зреет во мне многие годы (к работе над ним мне так и не довелось приступить, поскольку я не верила в свой творческий потенциал): историю жизни своего отца и разочарований, коими сопровождается погоня за «американской мечтой».

– Ты будешь писать, я – рисовать, и никто не будет нам мешать, – рассуждал Пол. – Если удастся продавать по несколько рисунков в год, мы вполне сможем позволить себе проводить пару месяцев здесь, в Эс-Сувейре, или, например, на юге Франции. Говорят, в Пиренеях можно арендовать домик за триста евро в месяц…

– И наша жизнь превратится в одно непрерывное приключение.

– Да, так мы будем жить, – подтвердил он. – О большем и желать не стоит. Даже когда у нас появится сын или дочь.

Во мне снова всколыхнулась ярость. Боль, гнев и…

У него есть дочь – и жена есть.

Другая жена.

– Madame, вам плохо?

Ко мне обращалась одна из продавщиц, очень симпатичная молодая женщина, которой я дала не больше двадцати одного года. Она взяла меня за руку, помогая мне устоять на ногах. Меня нужно было поддержать? Неужели я похожа на человека, который вот-вот грохнется в обморок?..

– Нет, нет, все хорошо, – услышала я свой голос, хотя знала, что это далеко от истины.

– Примите мои извинения. Прошу прощения за назойливость. Вам помочь что-нибудь найти?

– Туалетные принадлежности. Мне нужны туалетные принадлежности.

– И косметика?

– Вы считаете, мне нужна косметика?

– Madame, я не хотела показаться докучливой. Еще раз прошу извинить меня.

– Нет, это вы меня извините, – сказала я.

Эта добрая молодая женщина сообщила мне, что отдел туалетных принадлежностей находится на втором этаже, возле кафе. Я поблагодарила ее, поднялась наверх и купила дезодорант, гигиеническую пудру, шампунь, кондиционер, расческу, зубную щетку с зубной пастой и крем для лица, который, если верить забавной надписи на этикетке, должен был за две недели сгладить все мои морщины. Я расплатилась и спросила у кассирши, где найти ближайшее отделение почты. Она сказала, что почта находится напротив кафе под названием «Парижское». Какое удивительное совпадение! Про это кафе упоминал и Бен Хассан, говоря, что в нем приличный беспроводной Интернет. Покинув универмаг, я направилась в местное отделение «Почты Марокко». Купила большой конверт с мягкой подложкой, потом достала из рюкзака единственную уцелевшую папку Пола, в которой лежали более пятидесяти рисунков с видами Эс-Сувейры. Просматривать их напоследок не стала – удержалась от соблазна, уверенная, что его гениальные творения посеют в моей душе еще большее смятение. Я запечатала альбом в конверт, написала на нем название и адрес своей бухгалтерской фирмы и отправила его заказной авиапочтой в Штаты. Мне хотелось, чтобы последние работы Пола как можно скорей оказались дома. Что бы ни случилось с нами, Пол, я догадывалась, обрадуется, что не все его рисунки сгинули в водовороте, в который он попал по собственной милости.

Я перешла в кафе «Парижское» на противоположной стороне улицы.

Это заведение было точной копией больших брассери в Париже, как «Куполь» или «Терминус Норд», о которых я читала в путеводителях и которые надеялась однажды посетить. Я нашла столик. Заказала un express и спросила у официанта, не найдется ли для меня хлеб и джем. Я умирала с голоду. Заметив, что у меня с собой ноутбук, он сообщил мне название сети и пароль для входа в Интернет.

Свою электронную почту я не проверяла со вчерашнего дня. За это время мне поступило более сорока сообщений. Главным образом, спам и рекламная рассылка. Несколько писем по делам клиентов, на которые я ответила, сразу же переправив их Мортону.

Принесли кофе и нарезанный багет. Поблагодарив официанта, я намазала клубничный джем на ломтик хлеба и быстро его проглотила. От голода и дезориентации у меня кружилась голова. Одним глотком осушила кофе и заказала еще одну чашку, а также un citron pressé.

– Le petit dej' est à dix-sept heures, – заметил официант с улыбкой. Завтрак в пять часов вечера.

Я выдавила в ответ улыбку.

Я переключилась на другое окно и вывела на экран отчет по кредитной карте «Мастеркард», привязанной к нашему совместному с Полом счету. По условиям договора превышение расходного лимита по этой кредитной карте кем-либо из нас каралось суровыми санкциями. Я проверила баланс и пришла в ужас (но не удивилась), увидев, что сегодня лимит в $ 3000 был превышен, а ведь еще три дня назад, когда я последний раз проверяла баланс, все наши затраты составляли всего $300 – на питание и мелкие расходы в Эс-Сувейре. Но со вчерашнего дня со счета дважды была снята крупная сумма денег – по 10 000 дирхамов, сегодня утром картой были оплачены билет на самолет авиакомпании «Ройял Эр Марок» до Уарзазата и 1600 дирхамов – за проживание в гостинице «Оазис», расположенной в том же городе. Я набрала в поисковой строке «Гугла» название отеля и сразу попала на его сайт. Оказалось, что это двухзвездочная гостиница, где в мертвый сезон проживание стоит 400 дирхамов в сутки. Значит, Пол снял номер как минимум на четыре дня. Мне захотелось срочно позвонить туда, выяснить, действительно ли он заселился, вызвать его к телефону, потребовать…

Должно быть, в Уарзазате живет его «жена» – его другая «жена». Тогда зачем он потащил нас в Эс-Сувейру, а не в тот город, где он мог бы тайком от меня встречаться с ней? Зачем он помчался сюда, в Касабланку, на встречу с дочерью, после того как я раскрыла его обман? Почему его дочь закрыла перед ним дверь и зачем ему понадобилось бежать к жене? и как он сел в самолет, не имея при себе документов… например, паспорта, который сейчас у меня, ведь он оставил его в номере?

Уарзазат. Я набрала название в поисковике и выяснила, что это город с населением около 60 тысяч человек, расположенный на юго-востоке страны; что он считается «воротами Сахары»; что там есть своя киностудия, а иностранные кинокомпании используют его как натуру при съемке фильмов, где действие происходит в пустыне; что он «гордится своей современной инфраструктурой и старинной сахарской архитектурой»; что там размещается международный аэропорт, из которого ежедневно выполняются рейсы в Касабланку и Марракеш и три раза в неделю прямые рейсы в Париж (Орли).

Сейчас в прибрежных областях Северной Африки было пять часов двенадцать минут. В Буффало – двенадцать минут первого. Я нашла распечатку своей измененной брони «Ройял Эр Марок». Зашла на сайт авиакомпании и набрала номер заказа. Переключилась на сайт «Джет Блю» и перебронировала билет на рейс до Буффало из аэропорта им. Кеннеди на то же время следующего дня. Мне принесли un citron pressé. Я добавила в свежевыжатый лимонный сок пол чайной ложки сахара и немного воды, затем залпом осушила бокал. Citron pressé – такой простой напиток; но сколько же благотворной укрепляющей силы содержит в себе этот очень кислый плод.

После предвечернего завтрака я почувствовала себя гораздо лучше. Расплатилась с официантом и по дороге назад, проходя мимо цветочного магазина, купила подарок для Бен Хассана: двенадцать лилий на длинных стеблях. Да, от него за версту разило хитростью, но он не вышвырнул меня на улицу, а в данный момент я нуждалась в его гостеприимстве. Да и моя мама вылезла бы из могилы, чтобы отчитать меня за то, что я пренебрегла одним из ее ключевых правил хорошего тона: никогда не ходи в гости без подарка.

– Лилии! – воскликнул Бен Хассан, когда я вернулась в его дом. – Как вы узнали, что это мои любимые цветы?

– Догадалась.

– Наверно, думаете, что я одержим мыслями о смерти?

– А это так? – спросила я.

– Когда весишь двести кило и не в состоянии пройти более двух кварталов без боли в груди, лилии действительно напоминают тебе о том, что река Стикс протекает где-то неподалеку. Но за подарок спасибо.

– Что касается мыслей о смерти… я знаю, что мой муж сейчас в Уарзазате. Она там живет, да?

Бен Хассан поджал губы.

– Пол предупреждал, что вы крайне обстоятельная женщина, как и подобает человеку вашей профессии. Более предметно мы поговорим за ужином. Гостевая ванная, если помните, через две двери направо. Если бросите свою одежду в коридор, Омар позаботится о том, чтобы к нашему возвращению сегодня вечером она была выстирана и выглажена. Не отправлять же вас в Штаты с ворохом грязного белья, верно?

– У каждого из нас есть свое грязное белье, не так ли, monsieur? – заметила я.

Ванная оказалась тесной, душевая кабинка – крошечной, сам душ к стенке не крепился, приходилось поливать себя вручную. Но вода была относительно горячей, напор достаточным. Приятно было выпростаться из одежды, в которой я путешествовала и спала последние двадцать четыре часа. Приоткрыв дверь ванной, я бросила ее в коридор.

Надев обновки, которые я недавно купила, я поймала свое отражение в зеркале. После восьмичасового сна темные круги под глазами посветлели. Душевная тревога, конечно, не улеглась, но, если выспаться и принять горячий душ, гораздо легче ориентироваться в обстоятельствах, когда вся твоя жизнь – моя жизнь – встала на дыбы.

– Ну вот, вы уже и сияете, – заметил Бен Хассан, когда я, идя по коридору, нашла его вместе с Омаром за работой в комнате, где на столах высились стопки паспортов разных цветов.

– Я крайне признательна вам за доброту.

– Меньшего вы не заслуживаете, madame. Тем более что за последние часы вам пришлось узнать массу нелицеприятного. Хотя сам Пол по доброй воле никогда не решился бы прямо посмотреть на разбитый корабль, коей является его жизнь. Да и кому это понравится?

Бен Хассан помолчал, как будто ожидая от меня ответа на последнюю реплику. Потом шепнул что-то по-арабски Омару. Тот встал из-за ламинатора, на котором изготавливал бельгийский паспорт, и прошел мимо меня.

– Пора выпить киру, – сказал Бен Хассан, – если вы не возражаете.

– Да, я бы не отказалась.

– Рад это слышать. Как истинный мусульманин, я верю в Аллаха и в неизбежность того, что однажды я войду в райские врата, где наконец-то избавлюсь от своей тучной оболочки, и остаток вечности буду парить на небесах. Но как плохой мусульманин, я считаю, что трудно прожить день, не побаловав себя алкоголем один, два или три раза. В принципе я с подозрением отношусь к людям, которые не пьют. Пол спиртным чрезмерно не увлекается… пока мир не восстает против него.

– Значит, он много пил вчера вечером, когда был здесь?

– Естественно. Особенно после того, как дочь захлопнула перед его носом дверь. Однако об этом чуть позже. Позвольте спросить, как вы узнали, что он отправился в Уарзазат?

Я объяснила, что у нас есть кредитные карты на совместный счет и через Интернет можно отследить все расходы по нему.

– Вы и впрямь Большой брат.

– Едва ли. Если бы я наблюдала за ним более пристально, давно бы уже узнала про его тайну.

– Точнее, тайны.

– Да, как выяснилось, у него их много. Однако позвольте спросить вас кое о чем. Пол сбежал без паспорта. Как же ему удалось попасть на рейс «Ройял Эр Марок»?

Бен Хассан криво улыбнулся и рукой обвел комнату, в которой мы находились:

– Полагаю, вы и сами уже догадались.

– И какой у него теперь паспорт?

– Британский.

– Сколько вы с него взяли?

– Обычно я беру десять тысяч дирхамов.

– Теперь понятно, на что он снял вчера эту сумму.

– Вы исключительно сообразительны. Но должен уточнить, что десять тысяч дирхамов – это моя цена для «друзей и родных». Если фальшивые документы нужны кому-то, у кого проблемы с властями или кто должен исчезнуть без следа, цена значительно выше.

– Вы проявили великодушие по отношению к своему давнему другу.

– Можно и так сказать.

– Пол объяснил, почему он примчался в Касабланку без документов и, насколько я понимаю, в крайне неуравновешенном психическом состоянии?

– Из-за дочери, конечно… Однако что вам известно обо всем этом?

– Только то, что у него есть дочь по имени Самира и жена, которую зовут…

– Фанза.

– Чем занимается Фанза?

– Преподает английский язык и французскую литературу в одном из лицеев Уарзазата.

– Долго они были женаты?

Нам принесли напитки.

– Мы обсудим это – и многое другое – за ужином. А пока… – И Омар подал мне бокал с вином цвета черной смородины. – Основой этого кира является белое вино, произведенное в области Мекнес, которая в том, что касается наших vignobles, является марокканским Бордо, – объяснил Бен Хассан, тоже приняв от Омара бокал. – За ваше доброе здоровье, Робин. И за то, чтобы вы завтра благополучно улетели от всех этих злосчастных неурядиц.

Мы чокнулись. Бен Хассан снова что-то шепнул Омару, и тот удалился из комнаты, закрыв за собой дверь. Убедившись, что Омар нас не слышит, Бен Хассан сказал:

– Вы поступили неблагоразумно, ударив Пола бутылкой.

– Я его не била. – Я оторопела от его обвинения.

– Это вы так говорите.

– Я говорю правду. Пол стал биться головой о стену в номере нашего отеля после…

Я осеклась, не желая вдаваться в подробности.

– После чего?

– После того, как я поймала его на чудовищной лжи, – ответила я, тщательно подбирая слова.

– Но если вы поймали его на лжи… полагаю, здесь замешана другая женщина…

– Нет, другая женщина здесь ни при чем.

– Тогда что?

– Это мое личное дело.

– Как и то, что вы ударили его бутылкой.

– Почему вы мне не верите?

– А почему я должен вам верить? Пол – мой друг. Вчера вечером он появился на пороге моего дома в состоянии эмоционального расстройства, сказал, что сбежал из Эс-Сувейры после того, как жена набросилась на него с бутылкой. Все физические признаки вашего нападения были налицо. Если б человек, с которым я делил постель, ударил меня бутылкой…

Все это Бен Хассан излагал легковесным, почти шутливым тоном, словно его забавлял такой поворот событий.

– Почему Самира его прогнала? – спросила я.

– Потому что он был плохим отцом. До недавнего времени вообще не хотел ее знать. Впервые проявил к ней интерес несколько месяцев назад.

– Откуда вам все это известно?

– Самира считает меня своим приемным отцом.

Говоря это, Бен Хассан смотрел мне прямо в лицо.

– Где была ее мать? – спросила я.

– Здесь, в Касабланке, пока дочь не поступила в университет и на них не свалились разного рода проблемы. Тогда Фанза, у которой также были трудности профессионального характера, потеряла работу. И жилье потеряла – за долги, коих у нее скопилось слишком много, и из-за своего мужика, который оказался неблагородным человеком и уж тем более нечестным.

– Не Пол?

– Нет. Пол порвал всякую связь с женой и дочерью, когда уехал в Штаты за несколько месяцев до рождения Самиры.

– Тогда почему у него возникла потребность восстановить эту связь, если он много лет не общался с ними?

– Об этом лучше спросить у Пола.

Бен Хассан снова поднял бокал и надолго приник к нему, пока не осушил до дна. Потом, отрыгнув без всякого смущения, вскинул брови и сказал:

– Конечно, немалую роль тут, должно быть, сыграло то, что Пол стал дедушкой и узнал об этом.

– У Самиры есть ребенок?

– Да, полуторагодовалый сынишка, Клод. Его отец – французский адвокат из Марселя. Женатый. Очень умный. Очень сложный по характеру. Но Самире всегда нравились умные мужчины со сложным характером. Поэтому ее всегда интриговала личность ее отсутствующего отца, на которого она была очень обижена за то, что он от нее отказался. Но все это чертовски странно. Ни слова Фанзе или Самире за десятки лет. Никогда не помогал им деньгами. Улетел за Атлантику, и с концами. и никакого ему до них дела. Потом, несколько месяцев назад, внезапно связался со мной, расспрашивал о своей дочери. Даже последние фотографии попросил и адрес электронной почты. Стал писать ей, интересуясь тем, как она живет. Самира, расстроенная и озадаченная, обратилась ко мне.

– Почему же он все-таки решил связаться с ней по прошествии стольких лет? – спросила я. – Почему именно теперь?

– Я посоветовал Самире написать Полу по электронной почте и задать этот вопрос. А он ответил: «Я недавно узнал, что у меня не может быть детей от моей новой жены».

Пораженная этим заявлением, я выронила бокал с вином на пол.

– Так и написал? – прошептала я. – Он действительно так написал?

Бен Хассан поджал губы, сдерживая улыбку:

– Да, он написал, что у него не может быть детей от вас… что вы бесплодны.

– Это чудовищная ложь, – всхлипнула я. – Ведь он сбежал сюда, в Касабланку, только потому, что мне стало известно, что он втайне от меня сделал себе вазэктомию.

В лице Бен Хассана промелькнуло изумление, быстро сменившееся типичным для него выражением, насколько я могла судить, – гримасой насмешливого безразличия.

– Это серьезное обвинение.

Я принялась рыться в рюкзаке, ища стопку документов, которые я прихватила с собой.

– Это не обвинение, – вскричала я, – а чистая правда! – И со стуком положила документы на стол перед Бен Хассаном. – Вот… здесь все черным по белому.

Захлебываясь словами, я рассказала ему, как ко мне попал счет за хирургическую операцию, и обо всем, что произошло с той минуты и в конечном итоге привело меня сюда. Бен Хассан слушал молча. Когда я выговорилась, он взял колокольчик, стоявший возле него, и дважды позвонил. В считаные секунды в комнате появился Омар. Они о чем-то перемолвились по-арабски. Омар вышел и вскоре вернулся с новым бокалом кира для меня. А потом принялся собирать осколки, разлетевшиеся по полу. Я попыталась извиниться за свою неловкость, но Бен Хассан перебил меня, выставив вперед ладонь, и сказал, чтобы я не судила себя слишком строго.

– За последние сутки вы пережили так много потрясений. К счастью, разбитый бокал – не розентальский хрусталь, a verre ordinaire, так что убыток небольшой.

Он опять что-то шепнул Омару. Тот выбросил осколки в стоявшую неподалеку урну и снова нас оставил. Как только дверь за ним закрылась, Бен Хассан взял счет из больницы и, показывая на него, сказал:

– Вот оно так называемое дымящееся ружье – еще одно неоспоримое доказательство того, что вы ударили своего мужа бутылкой по голове, когда узнали о его предательстве.

Я зажмурилась. Нельзя было откровенничать с этим коварным провокатором, что сидит напротив меня.

– Вы должны знать, – наконец произнесла я, – что я говорю чистую правду в том, что касается травмы головы Пола. И я очень за него беспокоюсь. Я должна найти его.

Бен Хассан молчал, потягивая вино. Потом сказал:

– Надеюсь, вы найдете утешение в том, что ваш супруг постарался загладить свою вину перед дочерью.

– Под этим вы подразумеваете?..

– Он помог ей купить квартиру.

Я опешила:

– Что?!

– Помог Самире купить квартиру, в которой она сейчас живет, в доме, перед которым сегодня утром вы учинили ей скандал.

– Я не учиняла скандал. Просто…

– Уведомили ее о том, что считаете ее любовницей вашего мужа. Самира позвонила мне, пока вы спали. Ее оскорбило ваше обвинение, которое вы бросили ей прилюдно.

– Я ее ни в чем не обвиняла.

– Я знаю, что вы, madame, как всегда, говорите правду.

– Пол не смог бы купить ей квартиру.

– Он заплатил только половину стоимости. Другую половину внес ее любовник-француз.

– Сколько денег мой муж дал дочери?

– Один миллион дирхамов.

Бен Хассан наблюдал за мной, пока я осмысливала эту маленькую подробность.

– Не могу поверить, – заявила я.

– Почему?

– Это сколько в долларах?.. Если брать восемь и восемь дирхамов за один американский доллар… получается что-то в районе ста двадцати двух тысяч долларов.

– У вас не голова, а калькулятор, madame.

– Без моего ведома он не мог получить такой кредит в США.

– Именно поэтому Пол занял деньги здесь, в Касабланке.

– Но здесь у него нет рейтинга кредитоспособности, нет имущества, которое он мог бы предоставить в качестве обеспечения кредита на такую огромную сумму.

– И вы опять попали в самую точку. Именно поэтому ваш муж не стал обращаться в банки и другие финансовые учреждения.

И тут меня осенило.

– То есть вы говорите, что он занял деньги у ростовщика?

– «Ростовщик» звучит как-то уж очень ругательно, вы не находите? Лучше сказать «финансовый посредник». Более изящное определение, да и не такое уничижительное.

– По-вашему, месье Бен Хассан, мне сейчас есть дело до словесных изысков? Он занял деньги у ростовщика, а это значит, что неприятностей у него куда больше, чем мне представлялось. Полагаю, вам известно имя бандита, которому ему придется отдать сумму, возможно, в три раза больше той, что он занял?

– Этот человек – не бандит. Он – бизнесмен.

– И как его зовут?..

Длинная пауза. Мой собеседник допил вино, громко икнул, даже не подумав прикрыть рукой рот, и наконец ответил:

– Его зовут… месье Роман Бен Хассан.