– Мы идем к повитухе, – пояснил Джейми, увидев страх и недоумение у нее в глазах.

– Но…

– Она его женщина.

От того, как скатились с языка Джейми слова «его женщина», от его уверенности, что это первое место, куда отправится мужчина, Ева ощутила легкую дрожь; внешне ничего не было заметно, просто внутри возник слабый трепет.

Но когда дошло до дела, не было причины дрожать и ничто не вызвало волнения – повитуха не изъявила желания чем-либо поделиться.

После того как постучали в дверь, она долго и сердито рассматривала незваных гостей, потом посмотрела поверх их плеч в надвигающуюся темноту и попыталась захлопнуть дверь у них перед носом. Джейми успел втиснуть в щель сапог и, надавив ладонью на дверь, до смешного легко распахнул ее, так как Магда отказалась от сопротивления и отступила в комнату. Они вошли в дом.

Она стояла перед огромным котлом на треноге над гудящим огнем. Когда-то она, очевидно, была красивой, но сейчас ее лицо стало худым и бесцветным, и это, по-видимому, объяснялось не только плохими урожаями, долгими бессонными ночами и выцарапыванием денег у людей, которые ничего не имели. Из заплетенных в толстую косу волос выбивались пряди и каштановыми завитками обрамляли лицо, на котором сохранялось подозрительное, неприветливое выражение.

Было слышно, как в задней комнате неторопливо прохаживаются женщины, перешептываясь и изредка пересмеиваясь.

– И зачем вам знать, кто здесь был? – резко спросила Магда в ответ на вопрос Джейми.

– У нас общее дело с вашим мужчиной.

– Неужели? – Она отрывисто, будто пролаяла, усмехнулась. – А он об этом знает?

– Кто там? – Джейми указал на дверь, ведущую в дальнюю комнату, и, направившись к ней, бесшумно обнажил меч.

– И что это за дело? – настойчиво спросила Магда и, медленно повернувшись, уставилась на него проницательными глазами, но не сделала ни малейшего движения, чтобы остановить.

– Кто? – Он положил руку на щеколду.

Повитуха крепче сжала губы, и от этого стали глубже мелкие морщинки в углах рта.

– Бедная деревенская девушка. Какой-то богатей решил вспахать ее поле, но ее родители не пожелали собирать урожай.

Рука Джейми замерла. Снова раздался тихий смех, и он, чуть приоткрыв дверь и заглянув внутрь, снова ее закрыл.

– Он не упоминал, что должен прийти кто-то вроде вас. – Взгляд Магды был полон недоверия и любопытства.

– Значит, он был здесь.

– Да, был, – призналась она и потянулась к лежавшей на столе стопке сложенных чистых тряпок. – И он не вернется.

– С ним был кто-нибудь? Он путешествует не один?

Внезапный сдавленный крик в задней комнате привлек всеобщее внимание, и лицо Магды сморщилось еще сильнее.

– Теперь я должна заняться своими обязанностями.

– Госпожа повитуха, я не стану приставать к вам со всякими «почему» и «зачем», но мне нужно знать, где он. И я не уйду, пока не узнаю.

– Можете оставаться хоть на всю ночь, если вам так хочется. Я не знаю, где он.

– Но можете узнать.

Повитуха смерила его взглядом, в равной мере наполненным отвращением, уважением и глубокой, безнадежной страстью.

– Я не знаю, сэр, кто вы, и не желаю знать. Никто, кому нужен Гийом, сегодня ночью не найдет его.

Он взглядом удерживал повитуху, обдумывая, что делать дальше, и вдруг ему показалось, будто его коснулись мягкие крылышки, – это Ева дотронулась до его локтя, но он оставил без внимания ее прикосновение.

– Полагаю, он вернется, и, подозреваю, вы тоже так думаете. – Он положил на стол несколько монет.

Повитуха с полным безразличием посмотрела на них, и Джейми почувствовал, как у него внутри вскипает негодование… нет, более сильное чувство – ярость.

– Вам известно, кем он был в прошлом?

– К своему несчастью, я знаю все об этом старом кобеле. – Она коротко, хрипло усмехнулась и принялась складывать на столе чистые тряпки, осторожно разглаживая их, чтобы получились ровные, плотные линии сгибов. – Они приходят к Господу так же, как пришли в этот мир – по одному, не все сразу. И для некоторых этот путь более долгий, чем для других.

– Некоторые никогда его не преодолевают.

Она отложила полотенце и взглянула ему в глаза.

– Если они мои пациенты, такого не бывает.

Достав гораздо бóльшую пригоршню пенни, он высыпал их на стол, и в жаркой полутемной комнате, где пылинки, словно пляшущие янтарные мошки, по спирали поднимались от несвежего тростника, все смотрели на расползающуюся горку из грязных серебряных монет.

– Он мой приемный отец. – Ева, которая, казалось, светилась в омерзительной атмосфере комнаты, шагнула вперед, и Магда оторвала взгляд от монет. – Этот мужчина, который был с вашим Гийомом, болен, как вы, несомненно, видели. Я должна позаботиться о нем. Неужели вы этого не понимаете?

На этот раз на лице повитухи появилось выражение то ли облегчения, то ли надежды – решительное выражение, и она, отрывисто вздохнув, кивнула.

– Он был здесь. Он болен.

– А Малден? – спросил Джейми.

Повитуха снова смерила его взглядом, включавшим в себя все: отвращение, уважение и безнадежную страсть.

– Если он придет, то только утром.

– Спасибо, повитуха, – поблагодарил он, почувствовав в груди некоторое облегчение.

– А отец… то есть священник… – Ева непроизвольно вытянула руку. – Как он выглядел?

– Я сделала ему припарку. – Она на секунду коснулась руки Евы. – Это все, что было в моих силах.

Джейми позволил Еве пожать повитухе руку, а потом взял ее за локоть и вместе с ней попятился к двери.

– Я этого не забуду.

– Он не безоружен. – предупредила Джейми Магда.

– И я тоже.

Повитуха перевела взгляд на Еву, потом кивнула и направилась в дальнюю комнату.

– Надеюсь, вы сообщите любому, кто, возможно, придет, что много лет не видели его, – сказал он ей в спину.

– До сегодняшнего утра это была правда. – Она оглянулась на него с улыбкой, которая была горькой, но нисколько не грустной. – Такова жизнь. Они приходят, когда им нужно.

– Да, мадам. – Джейми распахнул дверь. – У нас тяжелая судьба – и это все, что нам дано. – С этими словами они вышли.

Все вокруг них было наполнено звуками города, готовившегося к ночи. Городской глашатай оповещал всех, что в это неспокойное время ворота закрываются до наступления темноты. Но вряд ли в этом предупреждении была необходимость: все, кто хотел оказаться внутри городских стен, уже были там и к следующему утру, несомненно, будут валяться в зловонных переулках. Крики и смех уже вырывались из множества таверн, которые в течение всей ярмарочной ночи, безусловно, останутся открытыми нелегально.

– Теперь к доктору Джейкобу, – решительно заявила Ева.

– Зачем?

Она взглянула на него.

– Магда заботится о больных, и так поступают такие, как она, люди.

– Посылают к докторам?

– Делают так, чтобы люди были там, где им необходимо быть. Отец Питер у доктора Джейкоба.

Они шли по темнеющей улице под перезвон колоколов пяти церквей, который прокатывался по крышам и летел дальше в открытое пространство, возвещая об окончании недели.

– Не перебивайте меня, когда я задаю кому-то вопросы, Ева.

Нелепое предупреждение, если учесть, что, когда он в следующий раз станет кого-то расспрашивать, ее рядом с ним не будет.

– Вы собирались запугать ее так, чтобы она не могла и слова вымолвить, – сказала она спокойно. – Возможно, вы этого не замечали, но когда вы запугиваете людей, они перестают говорить. А потом вам приходится расставаться с еще бóльшими деньгами, чтобы убедить их сказать хоть слово. Если бы вы чаще улыбались окружающим так, как время от времени улыбаетесь мне, то были бы гораздо богаче.

Несколько секунд он смотрел на крыши домов, большей частью тростниковые, кое-где шиферные, поглощающие свет темно-синего неба, а потом неуверенно спросил:

– Это правда?

Она кивнула, не сбавляя шага в грубых ботинках по булыжникам, так что выношенная юбка закручивалась вокруг ног.

– И как именно я улыбаюсь вам? – сдержанно спросил он, хотя вовсе не горел желанием услышать ответ. Тогда зачем было задавать вопрос?

– Вот так. – Она остановилась, и он остановился рядом с ней, а людская толпа на улице обтекала их, как река валун. Собираясь с духом, она внутренне сосредоточилась, а потом перевела взгляд на него, и с ней произошло нечто такое, чего он никогда прежде ни в ком не видел: она преобразилась, сделалась сногсшибательно соблазнительной.

Во всем ее теле неуловимо произошла разительная перемена: она склонила набок голову, сознательно придала глазам томность и улыбнулась, слегка приподняв вверх уголки губ, с одной стороны больше, чем с другой; ее веки отяжелели, и одно опустилось, словно готово было подмигнуть. И у него возникло невероятно глупое желание узнать: «Неужели она действительно подмигнет мне?»

Волосы черным потоком падали ей на плечи; шнуровка лифа немного ослабла и раздвинулась, открыв вид на соблазнительную ложбинку; одно изящное плечико немного опустилось, другое слегка подалось вперед; бедра совсем чуть-чуть – приподнялись, а затем, помоги ему бог, она положила ладонь на поясницу и улыбнулась как настоящая распутница, да так, что на щеке появилась ямочка – да, ямочка.

Его голова наполнилась нестерпимым, низким гудением. Просто по собственной воле она превратилась в одухотворенное, чувственное создание, а он – в твердую скалу.

– Никогда в своей жизни я ни на кого так не смотрел, – процедил он сквозь стиснутые зубы.

Она пристально всматривалась в него, и чувственная Ева постепенно исчезала.

– Что касается рук и бедер, возможно, поза не совсем такая, но все остальное полностью совпадает. – Она прищурилась. – И сейчас вы, ни больше ни меньше, смотрите на меня именно так. Нет, еще хуже. Когда вы так на меня смотрите, я определенно буду требовать денег за то, о чем попросите.

– Пошли, – почти прорычал он.

– Два пенса. – Она протянула раскрытую ладонь.

«Твое тело», – мрачно подумал он, глядя на ее руку. Если он предложит ей деньги, отдаст ли она ему на несколько минут свое восхитительное тело? Эротические картины прошлой ночи были такими убедительными, что ему показалось, будто он сейчас чувствует, как ее тело прижимается к нему.

Круто развернувшись, он пошел дальше, сжимая протянутую к нему руку, но ему следовало понимать, что даже в лесу, когда она была рядом с ним и он мог насладиться ею, он этого не сделал.