Приняв ванну, Сенна какое-то время стояла, глядя в маленькое узкое оконце. И вдруг увидела Финниана, идущего через внутренний двор к башне.

В комнате было уже по-вечернему сумрачно, и горели свечи; судя же по стоявшей на столе свече с зарубками, время вечерней молитвы миновало, и близилась последняя служба.

Когда Финниан вошел, Сенна повернулась и улыбнулась ему, но он не улыбнулся ей в ответ, — наоборот, нахмурился.

Молча подойдя к узкому гардеробу, он вытащил стопку темно-красной одежды, похожей на те рубашки длиной до колена, что Сенна видела на других ирландских мужчинах. Потом, мельком взглянув на ванну, он вернулся, обратно к двери, распахнул ее, крикнул, чтобы подали вина, и снова со стуком захлопнул дверь. И лишь затем, все такой же хмурый, произнес:

— Сядь, Сенна, и успокойся.

Она не сделала ни того ни другого. Однако Финниан, едва удостоив ее взглядом, начал вышагивать по комнате. И он по-прежнему молчал.

Немного погодя принесли вино, и Финниан налил себе и Сенне по полной чаше, но свою поставил на стол, не отпив. Затем, усевшись на скамью, потянулся за парой чистых сапог, которые она заметила еще раньше. При этом волосы свесились ему на лицо, и он мозолистой рукой резко отбросил их назад — отбросил с той беззаботностью, которая так нравилась Сенне.

Сколько же еще будет у нее ночей, похожих на эту, сколько будет чудесных мгновений, когда она сможет наблюдать, как Финниан раздевается, и будет знать, что скоро он заключит ее в объятия? Вероятно, таких ночей будет очень немного, — если, конечно, Мьюгейн сказала правду. Но у нее, Сенны, не было причин не верить красавице ирландке. Более того, все слова Мьюгейн лишь подтверждали тревожные подозрения, уже давно зародившиеся в душе Сенны.

— Пока ты заседал в совете, я проводила время с несколькими женщинами, — сказала она, взяв свою чашу с вином.

Он бросил на нее пристальный взгляд.

— Они хорошо отнеслись к тебе?

— Да, конечно. Лаззар была очень добра.

Финниан, казалось, немного успокоился. Стаскивая старые изношенные сапоги, он проговорил:

— Лаззар — добрейшая женщина. Я рад, что ты провела время с ней.

Сделав глоток, чтобы успокоиться, Сенна продолжала:

— Я проводила время не только с Лаззар, но и с другими дамами.

— Вот и хорошо.

— Я познакомилась с Мьюгейн.

Сообщение, которое, казалось бы, должно было ошеломить Финниана, совершенно ничего не изменило. Сняв второй сапог, он молча встал.

— И она сказала, что у нее есть для тебя подарок.

Финниан хмыкнул и, расстегнув пряжку пояса, снял висевший на нем меч. За мечом последовали и другие клинки, которые он небрежно бросал на скамью, пока она не заблестела от стальных смертоносных орудий.

— Она сказала, что ты всегда рад ее подаркам, — продолжала Сенна.

И тут глаза Финниана наконец вспыхнули.

— Последний подарок Мьюгейн сделала мне, когда ей было десять лет, — заявил он. — И это была холодная нога ягненка, оказавшаяся у меня в постели однажды ночью.

Сенна улыбнулась, но в груди у нее не потеплело.

— Она влюблена в тебя, Финниан, как и многие другие. Тебя все любят.

— Милая, я здесь вырос. — Он стащил через голову рубашку. Его нагое тело было бы безупречным, если бы не несколько побледневших и сморщившихся шрамов в разных местах на ребрах и на животе. — Так вот, Сенна, узы воспитания часто намного крепче кровной связи.

Она отвела взгляд от его шрамов и спросила:

— Как получилось, что ты стал советником короля?

Финниан пожал плечами:

— Я давал советы, и король находил их разумными. — Он потянулся за чистыми сапогами.

Сенна поморщилась и пробурчала:

— Хочешь сказать, что ты хороший рассказчик?

И тут он наконец-то рассмеялся. Рассмеялся весело и беззаботно, и смех его походил на раскаты грома во время июльской грозы. А потом он шагнул к ней и, взяв ее лицо в ладони, внимательно посмотрел ей в глаза — посмотрел так, словно увидел что-то новое. После чего, не говоря ни слова, уткнулся лицом в ее шею, как будто вбирая в себя ее запах.

«Случилось что-то плохое», — промелькнуло у Сенны.

— Финниан…

Он чуть отстранился.

— Твое заседание было беспокойным?

— Сейчас просто время беспокойное… — Он отступил обратно к скамье и, снова усевшись, принялся натягивать чистые сапоги.

— Это как-то связано с Рэрдовом? — допытывалась Сенна. Он не ответил, и она со вздохом пробормотала: — Значит, да. В таком случае это связано со мной.

Тут Финниан поднял голову, но его глаза были непроницаемыми, в них ничего нельзя было прочитать — с таким же успехом он мог бы просто выйти из комнаты.

— К тебе это не имеет никакого отношения, — сказал он очень тихо.

— Финниан, я могу помочь. Я тоже могу что-то сделать. Что происходит? Расскажи мне.

— Я пришел сюда только для того, чтобы убедиться, что тебя хорошо устроили, — проворчал он в ответ. — Оставайся здесь, в этой комнате. Сегодня ночью в зале будет праздник, и ты услышишь, как люди идут туда. Но я хотел бы, чтобы ты оставалась здесь.

— Праздник?..

— Лаззар позаботится, чтобы у тебя были красивые наряды и чистое белье. И она будет присматривать за тобой. А мы уходим утром.

— Куда же мы направляемся?

— Не ты. — Надев второй сапог, он встал, надел темно-красную рубашку и перетянул ее ремнем.

— Финниан, но что же…

— Мы отправляемся на войну. — Он понимал, что говорит резко и грубо, но только так сейчас и можно было говорить.

— Финниан, нет, — прошептала Сенна.

— Я отбываю рано утром. — Он повернулся к двери. — И мы уже не увидимся.

— О-о!..

В этом возгласе было столько ярости и страсти, что Финниан не мог не обернуться. Тяжко вздохнув, он проговорил:

— Сенна, я выполняю свой долг. Свой долг, не более того. Неужели ты не понимаешь? Разве я не ясно дал понять это?

— Да, конечно! — Она вскинула подбородок. — Кое-что ты дал понять очень даже ясно. Во-первых, что ты способен на большую глупость. Во-вторых… — Он от изумления разинул рот. — Во-вторых, ты, очевидно, ужасно избалован, если надеваешь чистое белье на такое грязное тело. В-третьих, ты демонстрируешь упрямство, которого я не…

— Оставайся здесь, — приказал он, шагнув к двери.

Финниан уже был на пороге, когда почувствовал легкое прикосновение к локтю.

— Не уходи от меня так, — сказала Сенна.

И эти ее слова отнюдь не звучали как мольба, — напротив, они прозвучали как требование. Но именно такие слова он и хотел услышать, поэтому тотчас обернулся, хотя должен был переступить через порог и идти не останавливаясь.

Да, ему пришлось задержаться, так как у него просто не было выбора. Ведь ясно же: такая требовательность погубит Сенну, ибо привлечет к ней внимание. Уже и так ходили слухи, что, мол, война началась только из-за нее. Все могло кончиться плохо — и очень скоро.

Поэтому Финниан, стараясь не отдаться ее женской власти, холодно проговорил:

— Послушайся меня, Сенна, оставайся в комнате. А если тебе очень захочется, то я постараюсь увидеться с тобой до отбытия.

Он открыл дверь, но Сенна тут же стала перед ним, преградив ему путь. Конечно, он мог бы отодвинуть ее в сторону, но она была такой маленькой и… Господи, помилуй! Неужели у нее в руке кинжал?!

— О Боже! — прорычал Финниан, но тотчас замер, почувствовав, как кончик клинка подрагивает у его подбородка.

— Значит, постараешься увидеться со мной? — переспросила Сенна. — Именно так — постараешься?

К счастью, она умела лишь искусно метать кинжал, но была совершенно неопытной в ближнем бою. Поэтому Финниан, резко выбросив руку, мгновенно сомкнул пальцы вокруг запястья Сенны, а потом дернул руку вниз, сильно встряхнув ее, — и кинжал, выпав из руки, со звоном ударился о пол.

Все еще держа Сенну за руку, он развернул ее, прижал спиной к стене и, наклонившись к ней, тихо сказал:

— Никогда не смей поднимать на меня оружие.

— А ты никогда не бросай меня, — произнесла она медленно и отчетливо; при этом лицо ее пылало, и она смотрела на него с яростью, отчего казалась еще более прекрасной.

С тихим проклятием Финниан выпустил ее запястье и провел ладонью по ее длинным локонам, еще влажным после ванны. Он не хотел сейчас ни разговаривать с ней, ни отвечать на ее вопросы — вообще ничего не хотел, так как должен был отправляться рано утром на войну. Однако же…

Внезапно он почувствовал, что его безумно влечет к Сенне — такого влечения к ней Финниан еще никогда не испытывал.

В следующее мгновение Финниан впился поцелуем в ее губы и, обнимая, оттеснил к низкой кровати. Сенна тотчас же села на матрац, а он, став перед ней, сорвал с нее накидку, прикрывавшую влажное после ванны тело. Раздвинув коленом ее ноги, он расположился между ними, но Сенна обхватила руками его шею и привлекла к себе.

Финниан снова принялся ее целовать, а она дрожащими пальцами теребила складки его рубашки. Но он, очевидно, решив, что рубаха ему не помешает, предоставил Сенне самой с ней возиться и, расстегнув ремень, уложил ее на спину и распорядился:

— Подними ноги.

Она подчинилась, а Финниан тотчас же закинул ее ноги себе на плечи и стремительно вошел в нее. Из горла Сенны вырвался хриплый стон, и она в тот же миг забыла обо всем на свете — сейчас для нее не существовало ничего, кроме этих волшебных мгновений. Выкрикивая имя Финниана, она с неистовой страстью приподнимала бедра ему навстречу, она полностью отдавала ему себя, и Финниану казалось, будто он тонет в ней. Двигаясь все быстрее и быстрее, он чувствовал, что вот-вот наступит момент, когда окажется на краю утеса и ринется вниз с головокружительной высоты, — именно такими представлялись ему мгновения наивысшего наслаждения. Момент этот действительно настал очень скоро, но только на сей раз ему посудилось, что он не прыгает вниз, а, напротив, взмывает вверх — к вершинам блаженства. Финниан взревел, содрогнулся всем телом и замер в изнеможении. И в тот же миг Сенна выкрикнула его имя в последний раз и тоже затихла.

«Только бы не обессилеть после этого», — подумал Финниан, укладываясь на матрац рядом с Сенной — он вдруг вспомнил, что скоро выступает в поход против Рэрдова. Минуту спустя он приподнялся и, заглянув в лицо Сенны, замер в изумлении. Сенна смотрела на него с таким восторгом и благоговением, как будто он был не ирландским воином, а самим Господом Богом. Но ей не следовало так смотреть на него. Ведь он был именно воином, которому предстояло вести свой народ на битву с англичанами. И еще было время заставить ее это понять.

Приподнявшись повыше, он провел по щеке Сенны костяшками пальцев и тихо сказал:

— Милая, ты не должна была позволять мне даже дотрагиваться до тебя. Я ведь погублю тебя.

Она едва заметно покачала головой:

— Нет, ошибаешься.

— Это ты ошибаешься, хотя с этим, наверное, ничего не поделаешь. — Он поцеловал ее в лоб, скатился с кровати и тут же застегнул пряжку на ремне.

— Куда ты, Финниан?!

— Все, довольно, милая. Мне пора.

Сенна, видимо, собиралась встать, но при последних его словах замерла с растерянным и немного печальным выражением на лице. А он отвернулся и сказал:

— Оставайся здесь, в комнате. — Быстро собрав свое оружие, Финниан тут же вышел из комнаты.

Внезапно из внутреннего двора донеслись громкие крики, и Финниан на мгновение остановился, потом поспешил вниз по лестнице и распахнул дверь как раз в тот момент, когда у башни появился паж.

— Гонец! — приложив ко рту ладони, крикнул юноша, покраснев от натуги. — Прибыл гонец! Король хочет собрать совет!

Крики эти эхом разлетелись во все уголки внутреннего двора, и тотчас же застучали сапоги и загремели ведра — все мужчины, оставляя свои дела, поспешили к замку. Финниан же секунду стоял, словно окаменевший. Затем бросился в башню и, перепрыгивая через две ступеньки, взлетел наверх и распахнул дверь спальни.

Сенна, стоявшая у окна, обернулась, широко раскрыла глаза и побелела.

— Делай, как я сказал, милая. Оставайся в комнате. Запри дверь. И держи наготове свой кинжал! — выпалил Финниан и, не оглянувшись, выбежал из комнаты.

Что-то холодное, похожее на лед, опустилось на плечи Сенны. Было совершенно ясно: Финниан, покидая ее, почему-то очень тревожился за ее безопасность.

Балф натянул поводья, придерживая свою лошадь, и строй солдат тотчас остановился. После захода солнца прошло уже несколько часов, но Балф продолжал продвигаться вперед, несмотря на темноту и холод. Он провел в этих местах почти тридцать лет, поэтому прекрасно знал ирландцев. И прекрасно знал О’Мэлглина.

Несомненно, О’Мэлглин вместе с этой шлюхой де Валери пришел сюда, прямо к О’Фейлу, к тому человеку, который когда-то, много лет назад, вытащил О’Мэлглина из дерьма, когда его развратница мать покончила с собой.

Но, подъезжая все ближе к ирландскому замку, Балф не чувствовал полного спокойствия, и для этого имелись причины. Конечно, Финниан О’Мэлглин находился там, внутри. Но он, безусловно, выйдет оттуда и сделает это для того, чтобы стать во главе армии. Да, ирландское войско, возможно, плохо экипировано, но зато им будет командовать человек, обладающий блистательными способностями и владеющий непревзойденным воинским искусством, известным по всей Ирландии. Уж он-то, Балф, отлично это знал, так как на протяжении ряда лет оказывался проигравшей стороной во многих столкновениях с ирландцами.

«Да, О’Мэлглин непременно выйдет, — решил Балф. — И следовательно, я буду его ждать». Так что теперь никто не выскользнет из замка, тем более ирландский пес, который почти десять лет назад своим порочным обаянием сбил с пути сестру самого капитана Балфа. О да, похоже, возвращались старые времена, поэтому О’Мэлглин умрет от медленного поворота кинжала, вонзившегося ему в грудь. Он. Балф, сам позаботится об этом.

Но сначала он с огромным удовольствием заберет для Рэрдова Сенну де Валери — в первую очередь колдунью, а не женщину.

А если она создаст ему какие-либо трудности, если начнет упрямиться, то горько пожалеет об этом — уж он-то, Балф, сумеет ее укротить и не станет слушать мольбы о милосердии.