Гнев до такой степени переполнял Софию, что, казалось, нес ее по улицам словно ветер, дующий в паруса. Рулем же ей служило название постоялого двора, подслушанное ею во время разговора Кира с Томасом. «Испанская… дама»? Да-да, именно так!

К сожалению, она уже исчерпала свой и без того скудный выбор возможностей. А возвращение гроссбуха… В лучшем случае это временная мера, к тому же явно недостаточная. И теперь она осталась без денег и без оружия. Хотя…

Кир! Он был ее оружием!

О да, декорации остались прежними – декорации, скрывавшие его подлинную сущность подобно тому, как ножны скрывают смертоносный кинжал. Он был красивый и беспечный, а в общении непринужденный – так волк не осознает, что у него есть клыки, хотя постоянно пускает их в ход. Кроме того, он обладал неотразимым очарованием – его фальшивые улыбки выглядели абсолютно искренними, и лживые уста не казались таковыми, хотя и лгали постоянно. И поэтому он любого мог обвести вокруг пальца – стоило ему только захотеть.

Впрочем, сейчас для нее имело значение лишь одно: Кир при необходимости был весьма решителен и крайне опасен; и у него все получалось, за что бы он ни брался. Именно в таком человеке, ловком и безжалостном, София сейчас очень нуждалась. Так что ей, наверное, повезло, что она наконец-то столкнулась с ним сегодня.

Вскоре она вышла к Ракке, одной из самых процветающих улиц в процветавшем городке Ласт-Феллз. Причем улица эта несколько раз пересекалась с Хай-стрит, широкой и оживленной, ведущей к причалам, и плавно переходила в Голдсмит-лейн, которая вела совсем в другую сторону. Ох, запутаться можно! Казалось, этот человек даже в таких случаях старался всех запутать и обмануть.

Ее отец Роджер Дарнли – судья Роджер Дарнли – был таким же. Место судьи в Суде королевской скамьи и впрямь давало множество возможностей для различных злоупотреблений, и он сумел создать настоящее королевство в королевстве, вовлекая в преступные сделки как богачей, покупавших себе за деньги всевозможные выгоды и преимущества, так и бедняков, пытавшихся хоть как-то улучшить свою жизнь. И следовательно, он неизбежно должен был привлечь к себе внимание Козимо Эндольте и его комменды – преступного сообщества, ставившего перед собой совершенно новую цель. Эти весьма состоятельные люди, не являвшиеся ни банкирами, ни ростовщиками, хотели стать хозяевами всей торговли и, значит, – хозяевами… ВСЕГО. К ним стекались потоки денег, целые реки денег, а также заемные письма и другие вещи, обладавшие немалой ценностью. В результате они становились все более влиятельными, а сам Козимо стал одним из советников короля, – правда, его влияние отчасти ограничивалось королевским парламентом, а также волей рыцарей, баронов и других знатных людей, чьи интересы не совпадали с интересами комменды. И в какой-то момент Козимо Эндольте осознал: ему требовался надежный и преданный человек – такой, чьи интересы полностью совпадали бы с его собственными. Именно таким человеком и являлся судья Дарнли, идеально подходивший для роли влиятельного и надежного помощника.

В результате эти двое – Козимо и Роджер Дарнли – создали неприступную финансовую крепость, в которой Дарнли был сторожевой башней, присматривавшей за деньгами комменды. Все соискатели должны были пройти сквозь ворота его личной рекомендации и дорого платили за эту привилегию. Козимо, остававшийся на заднем плане, никогда не выходил из тени и никогда не ставил свою подпись на документах, – так что любая его связь с деньгами была непостоянной, неопределенной и, главное, недоказуемой. Судья же, весьма уважаемый человек, был вне подозрений.

Как отец Дарнли был куда менее внимателен, однако все же следил за тем, чтобы его дочь София никогда нигде не упоминалась и редко показывалась кому-либо на глаза. Он держал ее на задворках своего мира, и мало кто знал, что у судьи имелась дочь, да и кого это заботило?

Но Кир-то знал о ее существовании. Темноволосый, темноглазый, с загадочной и обворожительной улыбкой, этот уверенный в себе красавец озарил мир Софии подобно звезде. И он смотрел на нее так, словно она была для него… Ах, все это оказалось ложью.

Визиты Кира – он считался человеком Козимо – были частыми, хотя и недолгими, и неизменно вызывали у Софии сладостный трепет, особенно в те моменты, когда он улыбался ей. А улыбался он ей довольно часто, сначала с противоположного конца комнаты, когда появлялся у них в доме, а потом с противоположного конца обеденного стола в Главном зале; Кир восседал рядом с ее отцом, а она, София, – напротив них.

Этот человек стал любимцем ее отца, другом семьи, и спустя непродолжительное время они уже обменивались улыбками во время дневных верховых прогулок, а также вечером при сиянии свечей, сидя за шахматным столиком. И шахматы не могли удержать их в стороне друг от друга.

Молодой посланник Козимо Эндольте и старый могущественный судья виделись все чаще, и как-то само собой получалось, что София, влюбившаяся в обаятельного негодяя, постоянно оказывалась с ним рядом.

И наконец, случилось то, что должно было случиться – они потянулись друг к другу через шахматный столик и на сей раз зашли дальше, чем следовало. В результате сердце Софии было разбито. Некоторое время спустя ее отец отправился в путешествие, вернее, это была просто деловая поездка, и Кир тоже куда-то исчез. Но отец вскоре вернулся, а Кир – нет.

Но неприятности на этом не закончились. Уже после возвращения судья Дарнли был обвинен в продажности. Прошел целый год, прежде чем начался судебный процесс, однако приговор был скорым и суровым: виновен в измене и заслуживает смерти. Король Эдуард решил, наконец, взяться за своих нечестных и корыстных подданных.

Во время ее последнего визита в холодную тюремную камеру отец убедил Софию бежать. Отныне она не только превратилась в парию, но и, по словам отца, в самом скором времени Козимо должен был явиться за нею. И за гроссбухом.

– Пусть возьмет его и убирается, – прошипела София, украдкой бросив взгляд на стражника, стоявшего у двери.

– Нет-нет, дитя мое, – прошептал отец. – Он знает, что ты видела гроссбух. Поэтому и придет за тобой. Так вот, хорошенько спрячься, чтобы тебя никто не нашел. И начни заново свою торговлю шелком. Есть один небольшой городок, Баттен-Даунс. Он хорошо подходит для этой цели. Туда и отправляйся.

После этой беседы София больше не видела отца. И она сделала так, как он сказал, – скрылась, прихватив с собой гроссбух.

Вся округа кипела и бурлила – оказалось, что могущественный судья и сам попал под суд. Но даже после того, как король вынес Дарнли свой приговор, ничто не связывало его имя ни с коммендой, ни с Козимо Эндольте. Разумеется, слухи ходили, причем во множестве, однако никто не мог их подтвердить, ибо люди, пострадавшие от комменды, не хотели рисковать жизнью. А без свидетельских показаний не было и доказательств.

Так что единственным доказательством являлся гроссбух.

София шагала по улице Ракке с такой решимостью, что люди расступались, давая ей дорогу, но она едва замечала их – думала лишь об одном: как бы добраться до «Испанской дамы» раньше Кира?

Приблизившись к постоялому двору под названием «Испанская дама», София остановилась и осмотрелась. Это было внушительное каменное строение, доминировавшее над всем кварталом; его широкая центральная часть имела четыре этажа, а по бокам находились приземистые пристройки, рядом с которыми, у зеленых склонов холмов, виднелись небольшие деревеньки.

София вздохнула и уставилась на окна – их было великое множество. Как же выяснить, которое из них – окно его комнаты?

Возможно, если она спросит очень вежливо…

Снова осмотревшись, София поняла, что внутренний двор был заперт, поэтому она направилась к главному входу. Бесшумно распахнув смазанную маслом дверь, вошла внутрь. И замерла, внезапно оказавшись в темноте.

Но даже в полумраке можно было разглядеть за конторкой дородного бородатого мужчину, державшего в руках поднос. Он тут же повернулся к Софии и окинул ее пытливым взглядом. Она была одета довольно изысканно, но ее туника и платье испачкались, а волосы растрепались и выбились из-под сдерживавшей их сетки. К тому же София была без слуг и даже без горничной, так что ее сейчас вполне могли выставить обратно на улицу.

– Что вам угодно? – спросил, наконец, мужчина; судя по всему, это был хозяин гостиницы.

И тут София вдруг почувствовала головокружение, – возможно, из-за того, что она целый день не ела, – и ей пришлось опереться о конторку, чтобы не упасть.

Хозяин тотчас же шагнул к ней и с беспокойством в голосе спросил:

– Что случилось?

Она коротко рассмеялась.

– О, сударь, это невероятно долгая история. Не хватает только нашествия саранчи. Видите ли, я здесь для того, чтобы увидеть сэра Кира.

Лицо хозяина расплылось в улыбке, и он, забыв о подносе, бросился к девушке.

– Я к вашим услугам, миледи! – воскликнул он.

София в замешательстве пробормотала:

– Сударь, но я…

– Леди Мистраль, не беспокойтесь, сейчас все устрою…

София онемела от изумления, когда хозяин провел ее в небольшой зал и с поклоном проговорил:

– Я мигом, я сейчас… – Заскочив в соседнюю комнату, он вышел оттуда с подушкой. Положив подушку на скамью, он чуть ли не насильно усадил на нее свою гостью. И сразу же предложил ей хлеб, сыр, эль, вино, мясной бульон и куриный паштет.

Пораженная таким поведением хозяина, София с улыбкой сказала:

– О, сударь, меня еще никогда так хорошо не встречали.

Бородач поклонился и проговорил:

– Вас, миледи, только так и следует встречать. Сэр Кир будет вне себя от радости.

София с улыбкой кивнула, как бы давая понять, что нисколько в этом не сомневалась. Но кто же такая эта леди Мистраль, увидев которую, Кир будет «вне себя от радости»?

– После того как ему сообщили, что ваш корабль задерживается и надежда на ваше скорое прибытие утрачена, – продолжал хозяин, – сэр Кир очень сильно огорчился из-за того, что ему придется вести ваши дела в одиночку.

София попыталась представить Кира огорченным, однако ей это не удалось.

– Ведь это ваш первый визит в Англию, да, миледи? Но наконец-то вы здесь! – Хозяин гостиницы просиял. – Сэр Кир будет весьма доволен.

София промолчала и снова кивнула. На сей раз она попыталась представить Кира, «весьма довольного» встречей с ней. И опять ничего не получилось – подобное было за пределами ее воображения.

Поднявшись на ноги, она сказала:

– Сударь, я приятно удивлена вашим гостеприимством. Кир сделал правильный выбор, решив остановиться в «Испанской даме». Я не забуду отметить это место в моем путевом дневнике.

Лицо хозяина осветилось улыбкой, и он воскликнул:

– Благодарю вас, миледи!

– Могу ли я взглянуть на мои комнаты? – спросила София.

– О, разумеется, миледи, – закивал хозяин. Направившись к двери, он заявил: – Ваши комнаты – самые роскошные во всем городе. Именно в таких и подобает жить даме вашего положения.

Ее положения?.. Дочери казненного преступника, собиравшейся уговорить другого преступника взять ее с собой для новых дел, столь же преступных…

– А где ваши слуги, миледи? – осведомился хозяин гостиницы. – Я мог бы их устроить… – Он осекся, затем пробормотал: – А ваши лошади?.. А багаж?..

– Мне пришлось все оставить, сударь. Абсолютно все, – проговорила София.

Бородач молча взглянул на нее и не стал ни о чем расспрашивать.

Они пересекли грязный внутренний двор и подошли к деревянным ступенькам. Неподалеку в изобилии росли полевые цветы – они покрывали крутой склон холма, поросший густой травой, над которой порхали бабочки и крошечные жужжащие насекомые. Но Софию не радовал ни аромат цветов, ни веселое жужжание пчел – ее жизнь сейчас висела на волоске, и ей было не до веселья.

Добравшись до верхней ступеньки лестницы, они с хозяином оказались в нише, примыкавшей к двери; в нишу то и дело задувал свежий морской ветерок, наполненный ароматом полевых цветов.

Хозяин вставил в замок огромный ключ и, провернув его, распахнул дверь. После неоднократных заверений Софии, – мол, она не нуждается ни в чем, совершенно ни в чем, – он, наконец, развернулся, собираясь удалиться.

– Сударь, и вот еще что… – окликнула его «гостья».

Хозяин тотчас же к ней повернулся, и она тихо сказала:

– Пожалуйста, не говорите ничего о моем приезде сэру Киру. Я хочу сделать ему сюрприз.

Бородач с улыбкой кивнул и удалился. София вздохнула с облегчением и медленно обошла комнату, тщательно ее осматривая. Затем осторожно присела на край кровати и коснулась пальцами простыни. Хлопок. Мягкая хлопковая ткань. Как славно будет на ней отдохнуть… Положив голову на подушку, София прилегла на кровать.

Но уже несколько минут спустя она оторвала голову от подушки и снова села. Ей предстояли непростые переговоры с Киром, и вряд ли следовало вести их лежа на его постели. А ведь когда-то она провела столько бессонных ночей, мечтая оказаться в постели Кира. Но он-то, увы, мечтал совсем о другом.

София снова осмотрелась. Как странно, что он теперь посредник при богатой вдове. Что ж, как бы то ни было, Кир, как всегда, наверное, лгал. Лгал абсолютно всем!

Ох, мужчины так ужасно, там прискорбно предсказуемы… И ей, чтобы защитить себя, следовало быть такой же.

И тут София вдруг заметила, что одна ее рука почти онемела – оказалось, что она все еще сжимает маленький мешочек, который сунул ей Кир. Она развязала шнурки и вытряхнула содержимое мешочка себе на ладонь – то был небольшой зеленый камешек. Осторожно взяв камень пальцами, София поднесла его к глазам.

– Боже правый! – вырвалось у нее. Он, должно быть, стоил тысячу фунтов! Однако же… Ведь люди, которые ее преследовали, не нуждались в деньгах. Им нужен был гроссбух.

Тяжело вздохнув, София опустила голову на колени. И тут словно что-то высвободилось у нее в груди, и она почувствовала подступившие к глазам слезы – горячие и обжигающие. Как все необычно. И как тревожно. Что ж, теперь ей оставалось только одно – собраться с духом и ждать Кира.