Кир стоял в передней комнате гостиничных апартаментов, уставившись на закрытую дверь спальни. Дверь эта оставалась закрытой вот уже несколько часов, а из-за нее доносилось едва слышное, но беспрестанное шуршание шелка. София возилась с этим шелком слишком уж долго.

– Ты не забыла, что у нас сегодня прием? – наконец произнес Кир тоном мрачного предостережения.

– Неужели? И с кем же мы встречаемся?

Кир нахмурился, но тут снова прозвенел голос Софии:

– Ах, да вспомнила. С теми самыми людьми, которых ты хочешь погубить. До чего же глупо, что я об этом забыла.

Кир отвернулся от двери, прошел по комнате и, наверное, уже в тридцатый раз выглянул в окно. Солнце склонилось к западу, и его закатные лучи, заливавшие улицы портового города, разбегались между домами яркими потоками, напоминавшими длинные желтые пальцы.

Кир вздохнул, зажмурил глаза и произнес короткую молитву. Затем отвернулся от окна и взглянул на дверь спальни. Она все еще оставалась закрытой. Молитва, как всегда, не подействовала.

– Я захожу! – предупредил он минуту спустя. И потянулся к ручке двери.

Дверь тут же распахнулась. София стояла на пороге, озаренная сзади золотистым сиянием.

– Кир, ты проявляешь прискорбный недостаток терпения. – С этими словами она развернулась и удалилась обратно в комнату.

Он уставился на ее спину. Она говорит про терпение? Годы, ушедшие на то, чтобы залечить его ожоги, годы, которые он провел, планируя свою месть и воздерживаясь от любых поспешных действий, подавляя любой порыв крушить и убивать. За эти годы он научился ждать и терпеть. И после всего этого она еще обвиняет его в недостатке терпения!

Шумно выдохнув, Кир вошел в комнату.

– И чего же мы ждем? – спросил он, осматриваясь и пытаясь понять, чем могла заниматься София все это время.

Она в ответ только взмахнула рукой и вернулась к маленькому столику, приставленному к стене. Затем чуть приподняла руку и потянула за… за нитку? Да, это была нитка.

– Чем ты занимаешься? – пробурчал Кир. Он шагнул к Софии и взял ее за руку. – Что это такое?

– Тебе еще многое нужно узнать о женщинах, Кир. Это моя рука.

София попыталась высвободить руку, но Кир еще крепче сжал ее запястье.

– И в чем тут дело? – Он присмотрелся повнимательнее. – Ах, да… Рукав неправильно пришит, верно?

– У тебя поразительно острый глаз. Я уже несколько часов пытаюсь это исправить.

Он выпустил ее руку.

– Стало быть, мы ждем из-за какого-то рукава?

– Мы ждем вдову богатого судовладельца, Кир, – пояснила София терпеливо. – И эта женщина должна быть разодета в пух и прах. Уж конечно, я бы ни за что не отправилась в столь дальний путь, не имея в запасе хотя бы несколько богатых нарядов.

София вернулась к своему шитью, а Кир стал внимательно рассматривать ее. На ней было темно-синее, как ночь, сюрко с эффектными прорезями по бокам, открывавшими взору бледно-розовый шемиз, в котором она, очевидно, была минувшей ночью. Широкие темно-синие ленты перекрещивались по бокам тонкой верхней туники, облегавшей талию и подчеркивавшей все достоинства ее фигуры – такова была самая последняя мода того времени.

– Откуда это? – спросил Кир, указывая на ее наряд.

София взмахом руки указала на стену за своей спиной; все ее внимание было сосредоточено на рукаве, который следовало пришить.

– Там висел какой-то гобелен хорошей работы и с изящной вышивкой, но, должна заметить, сильно потертый.

Кир перевел взгляд на стену – она была пустой, затем снова посмотрел на Софию. Вышивка на ее платье напоминала гобелен – то было переплетение бледного мерцающего серебра и нитей самых разных оттенков, напоминавшее созвездия на фоне ночного неба. Однако никто не смог бы распознать в этих вырванных из общей картины узорах оленя, зайца и охотника, весело скачущего следом за ними сквозь лесные дебри.

На ней был тот же самый серебряный пояс, что и накануне, но сейчас, на фоне этого одеяния, он выглядел совершенно по-иному – украшал ее талию буквой “V”, а затем ниспадал длинным серебристым хвостом к коленям. Волосы же Софии, забранные в серебряную сетку, отливали темным золотом в сиянии закатного солнца, светившего в окно. Она сейчас напоминала ожившее и охваченное пламенем ночное небо – сияющее и подмигивающее…

Тут София подняла глаза и обнаружила, что Кир смотрел на нее весьма выразительно. Она приподняла брови столь же выразительно. А он вдруг сказал:

– Дай-ка мне.

София взглянула на него с удивлением.

– Дать тебе? Что именно?

– Иголку. Дай мне иголку.

Она чуть отстранилась от него, но не промолвила ни слова – как будто лишилась дара речи.

Кир же указал на иголку и заявил:

– У тебя нет горничной, зато есть рукав, который нужно пришить. Я сделаю это за тебя.

Губы Софии дрогнули в улыбке.

– Ты умеешь шить?

– Во всяком случае с этим рукавом я справляюсь.

– Как забавно… – пробормотала София. – И полезно. Для тебя.

Кир протянул руку.

– Дай иголку.

Она передала ему иголку, блестевшую в солнечном свете; из ушка иглы уже свисала длинная синяя нитка.

Усевшись на скамейку, Кир принялся за дело. Некоторое время он возился с иголкой – та оказалась слишком тонкой и скользкой, и его мозолистым пальцам не так легко было с ней управиться. Наконец, надежно зажав иголку между большим и указательным пальцами, он покосился на Софию и произнес:

– Итак…

Она улыбнулась и сказала:

– Просто шей – и все.

– Но сейчас твои рукава свисают почти…

– Это ты говоришь о шемизе, о нижней тунике, – проговорила София со вздохом. – А длинные рукава, прошнурованные у плеч, – это совсем другое. – Она взглянула прямо ему в глаза и спросила: – Кир, неужели тебе никогда не приходилось раздевать женщину?

– Такую болтливую, как ты, никогда, – проворчал он.

София снова вздохнула.

– Но сейчас ты не раздеваешь болтливую женщину, а наоборот, помогаешь ей одеться. Это совсем другое дело.

– Никакой разницы, – проворчал Кир и склонился над рукавом. – Но как же, ради всего святого…

– Подогни рукав вот так, – распорядилась София и наклонилась, чтобы наблюдать за его действиями. Чуть поправив рукав пальцами, добавила: – Вот здесь, видишь?

– Кровь Господня! Так я могу тебя поранить, – проворчал Кир, вонзая иголку в пышные складки ткани.

– Ради такой достойной цели, как мода, можно потерпеть.

– И тогда я выставлю кровавый обрубок твоей руки на городской стене, – пробормотал Кир, протягивая сквозь ткань нитку, показавшуюся ему непривычно длинной.

– Выставишь как предостережение всем женщинам, – подхватила София с самым серьезным видом. – Чтобы те никогда не подпускали мужчину к своему платью.

Кир рассмеялся, не отводя глаз от рукава.

– Можешь считать, что рукав моего платья получил тяжелое ранение в бою, – продолжала София.

– Я не солдат, – буркнул Кир.

– Тогда смотри на это как на последствие ночной драки в таверне.

– Что тебе известно о таких вещах, София? – Она пошевелилась, и он прошипел: – Сиди спокойно… Я тут… зашиваю рану. Но ты не ответила на мой вопрос.

– Я кое-что об этом знаю, потому что мой муж был замешан в нескольких.

– В нескольких – в чем?

– В драках. Однако ему не слишком в них везло.

– Тогда ему не следовало в них ввязываться.

– То же самое говорила ему и я. Но Ричард… Он был рыжеволосым левшой. К тому же с горячим темпераментом.

– Человеку с горячим темпераментом следовало бы уметь драться.

– Какая интересная мысль, Кир.

Он поднял на нее глаза, и она кивнула.

– Да, действительно, очень интересная.

Кир снова склонился над рукавом, а София, вздохнув, проговорила:

– Конечно, это не было его сильной стороной. В глубине души он всегда оставался счетоводом и лучше владел стилем, чем мечом. Но, как выяснилось, купеческой хватки он был лишен. И наши дела пошатнулись. По правде говоря, меня удивляло то, что у него вообще хватало духу отправляться в дальние поездки за шелками. А однажды он добрался даже до Трабзона, чтобы лично принять грузы.

Кир испытывал некоторое удовлетворение от мысли, что муж Софии долго находился в отлучках – что было глупо и нелепо, так как, во-первых, этот человек уже умер, а во-вторых, какое ему, Киру, до этого дело?

– Ты тоскуешь по нему? – спросил он неожиданно.

Голова Софии чуть приподнялась, и луч солнца, проникавший в открытое окно, осветил ее подбородок.

– Бо́льшую часть нашей совместной жизни его не было дома, – сказала она очень тихо. – Случалось, что он отсутствовал целый год или даже дольше – отправлялся в южные страны в поисках шелка. Я не могу сказать, что тоскую по Ричарду, поскольку он слишком редко бывал рядом со мной.

«Что ж, хорошо», – подумал Кир и снова склонился над рукавом. Проклятье! Но почему же он так радовался тому, что у Софии было не все благополучно с мужем?

Ее обтянутая шелком грудь едва заметно приподнималась с каждым вздохом. И чувствовался запах каких-то цветов – его источник, конечно же, находился снаружи, за окном, но почему-то казалось, что аромат этот исходил от Софии…

Какое-то время они хранили молчание, и только пение птиц, доносившееся со склона холма, да человеческие голоса, проникавшие в открытое окно, нарушали тишину. Все вокруг казалось необычайно умиротворяющим; сама же комната словно озарялась янтарным сиянием под лучами заходящего солнца, все ниже склонявшегося к западу и заставлявшего вспыхивать золотые нити на гобеленах и серебряную посуду в шкафу.

– Я думаю, ты совершаешь ошибку, не позволяя мне взглянуть на бухгалтерские книги леди Мистраль, – неожиданно проговорила София.

Кир что-то проворчал себе под нос; все его внимание по-прежнему было сосредоточено на рукаве.

– Что если кто-нибудь начнет меня расспрашивать? – продолжала София.

– Предложи им обратиться к твоему посреднику.

– А если речь зайдет о чем-то, связанном с коммерцией?

– Предложи им обратиться к твоему посреднику.

– Ну, а если вопрос прямо коснется того, о чем я, как владелица компании, обязана знать?

Кир поднял на нее глаза.

– Предложи им обратиться к твоему посреднику.

София поджала губы и грациозно повела плечами.

– Хорошо, пусть так. Но я все же думаю, что ты совершаешь ошибку.

– Я действительно совершил в жизни множество ошибок, – согласился Кир, потянув за нитку. – Так что тебе просто придется потерпеть. – Он мельком взглянул на Софию и добавил: – Желательно, молча. Сумеешь?

Она беззаботно улыбнулась.

– Не знаю. Тебе придется обратиться с этим вопросом к моему посреднику.

Кир ухмыльнулся в ответ и вернулся к своей работе, довольный тем, что этот разговор хоть ненадолго отвлек его от шитья – занятия ужасно утомительного… и почему-то заставлявшего его нервничать. Возможно, нервничать его заставляли пальчики Софии, то и дело исчезавшие в складках ткани, а также ее ладонь, покоившаяся на его руке…

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Кир, покончив с рукавом, отстранил руку Софии – отстранил так осторожно, словно она была вазой из тончайшего венецианского стекла. После этого он расправил плечи и шумно выдохнул, чувствуя непреодолимое желание утереть пот со лба.

София же взмахнула рукой, отчего шелковые нити так и заиграли в лучах заката, а затем, наклонившись, принялась возиться с подолом.

Через некоторое время она подняла взгляд на Кира, но тот сразу же отвел глаза.

– Только не бойся. – Она улыбнулась.

– А чего мне бояться? – проворчал Кир.

– Видишь ли, тут осталось еще кое-что напоследок.

Кир тяжко вздохнул и с мрачным видом протянул руку.

– Хорошо, давай иголку.

– У меня ее нет.

– Как так? – Он взглянул на Софию с удивлением.

Она пожала плечами и с невозмутимым видом ответила:

– Ты не отдал мне иголку, поэтому ее у меня нет.

Кир опустил глаза и принялся осматриваться.

– Куда же, черт возьми…

– Возможно, она упала на пол, – подсказала София.

Киру пришлось минут пять ползать на коленях, прежде чем удалось обнаружить проклятую иголку. Он нашел ее рядом с туфелькой Софии.

– Ты знала? – спросил он, взглянув на нее снизу вверх.

– Конечно, нет. – Она улыбнулась, глядя на него сверху вниз.

Еще минут десять ушло на то, чтобы завершить работу. В результате Кир вспотел сильнее, чем на любом из турниров, в которых ему приходилось участвовать еще юношей – всегда в качестве странствующего рыцаря, не имеющего сюзерена, не связанного ни с кем клятвой верности и зачастую платившего за право участия ворованными монетами. В те далекие времена он был совсем другим человеком и не видел ничего зазорного в том, что молодой человек пытается купить себе дворянство на украденные деньги и заполучить рыцарское звание на окровавленном острие клинка. Но потом он понял, что все это не для него, потому что он все равно никогда не будет достаточно хорош для окружающих. Да он никогда к этому и не стремился…

Поднявшись на ноги, Кир посмотрел на Софию и проворчал:

– Надеюсь, на сегодня мы закончили с твоими платьями.

Она вздрогнула и кивнула.

– Да-да, конечно…

Кир молча направился к двери.

– О господи! Ты только взгляни! – раздался у него за спиной голос Софии.

Он распахнул дверь, затем обернулся и спросил:

– В чем дело?

– Я нашла еще одну иголку. – София воткнула ее в обрывок кожи, лежавший на столе, и, проходя мимо Кира, с улыбкой сказала: – Как глупо, что я совсем о ней забыла.