– Пиратом? – удивилась София. Но еще больше она удивилась тому, что голос ее звучал ровно и спокойно.

– Да, пиратом. Одно время он грабил испанское побережье, потом отправился в Ирландию, чтобы наводить страх на родине своей жены.

– Его жена, то есть твоя мать?

– Да, моя мама. – Кир сложил руки на животе и снова уставился в потолок. – Отца долго разыскивали, потому что он был хуже любого грабителя. Убивал… женщин тоже, хотя я, к счастью, этого не видел.

Кир помолчал, потом вновь заговорил:

– Когда я подрос, он взял меня с собой.

– Сколько тебе тогда было?

– Девять лет.

– Всего лишь девять? – София приподнялась на локте, чтобы взглянуть на него.

– Да, девять. И через месяц я убил человека.

Она промолчала, ничуть не удивившись. А Кир продолжал:

– Он перепрыгнул через поручень. Мы тогда стояли на якоре недалеко от берега, а я нес ночную вахту, хотя поставили меня не всерьез – никто не думал, что от глупого мальчишки будет какая-то польза. Так вот, этот человек перепрыгнул через поручень, а приплыл он на шлюпке, которой никто не заметил. У меня в руке был меч, который я взял у одного из пиратов, и я начал им размахивать как безумец, каким и был. В общем… я разрубил его надвое. А кровь была густая и скользкая. Липкая. Она залила всю палубу. На этой палубе было убито много людей, но я точно знал, в каком именно месте сделал это.

– Тебе ведь тогда было всего девять, – напомнила София, как бы оправдывая его.

Он едва заметно улыбнулся.

– Я не слишком часто думаю об этом, но знаю, что прошлое не изменить.

Она кивнула. Прекрасно! «Прошлое не изменить». Вот как он понимает прошлое. Оно неизменное, неприкосновенное.

– Я избавился от власти отца, как только смог, – тихо продолжал Кир. – Приехал в Англию, посещал ярмарки, практиковался во всяких видах мошенничества на всем пути от Честера до Лондона. Мне многому нужно было учиться, но в тринадцать лет учишься быстро или погибаешь. Я не погиб. Правда, у меня был хороший наставник. В результате я скопил неплохие деньги и спрятал в сундуке, украденном у торговца сальными свечами. Свыше ста фунтов.

– Сто фунтов?! – изумилась София. – Ты накопил сто фунтов в тринадцать лет?!

– В этом возрасте я уже не был ребенком, – заявил Кир.

– Но все равно, ведь это огромная сумма! Что ты собирался с ней делать?

Он по-прежнему смотрел в закопченный потолок.

– О, у меня были великие планы… Я купил лошадь, доспехи, меч и считал себя рыцарем. У меня уже были и шпоры…

– О, я помню твои золотые шпоры, – в задумчивости проговорила София. – Они были у тебя в тот первый вечер, когда ты ужинал со мной и с папой.

– Да, верно. Я часто вспоминаю тот вечер.

Тогда он все время старался перехватить взгляд Софии. Когда же взгляды их встречались, он чувствовал себя счастливцем. В тот вечер Кир понял, что София – это единственное, чего он хотел в этой жизни. Отныне он хотел только ее.

– Ты тогда так одевался и говорил… Знаешь, я считала тебя рыцарем, – призналась София.

– В этом и состоял весь смысл переодевания.

– Значит, ты не выиграл те шпоры на турнире?

– Нет, не выиграл.

– Но как же ты их раздобыл?

Кир криво усмехнулся.

– Украл, конечно. В те годы я, так называемый ирландский рыцарь, путешествовал по Франции и по Империи, прошел Левант, а также был наемником в бесконечных мелких сражениях, на которые так горазды французы и немцы. Грабежи и драки были у меня в крови – как и стремление загрести побольше денег. А деньги в те дни давались легко, особенно рыцарю-самозванцу. Но, увы, в том, чем мы занимались, не было ничего благородного и рыцарского. Зато наше занятие оказалось ужасно выгодным.

Из груди Софии вырвался прерывистый вздох, и она прошептала:

– Ты, наверное, многих убил?

Он покачал головой.

– Нет, не слишком. Но и спас немногих.

– И все же ты с этим покончил, верно?

– Да, покончил.

– Кир, почему?

Он помолчал. Из открытого окна доносился слабый аромат жимолости.

– По правде говоря, девочка, я понял, что мне не нравится убивать. Полагаю, этого у меня в крови не было. Выходит, что я – предатель пиратского кодекса.

– А может, душе ты вовсе не пират?

Он тихо рассмеялся и ответил только:

– Может, и так.

Воцарилось долгое молчание. Но это молчание нисколько их не смущало. И теперь уже Кир точно знал, что не отпустит от себя Софию. Он обнял ее и проговорил:

– Закрывай глаза, девочка, и я расскажу тебе одну историю.

Она послушно закрыла глаза и стала слушать. Что-то в рассказе Кира заставляло ее смеяться или же, напротив, вызывало желание плакать; а он тихим голосом рассказывал ей печальную историю о любви, странным образом похожую на их с ним роман.

– …Победив рыцаря Морхольта, Тристан потащил свою жалкую задницу назад в Ирландию – отправился туда вместе с прекрасной Изольдой, невестой его дяди короля. Но все пошло не так… Ибо простые, казалось бы, вещи на самом деле никогда не являются простыми; они похожи на поверхность спокойного озера – можно уходить все дальше вглубь, пока не утонешь…

Уже засыпая, София снова подумала о том, что эта древняя трагедия очень походила на их с Киром историю.

Томас Меняла, сидевший за столом, с совершенно невозмутимым видом смотрел в злобную физиономию Реми Черного.

– Говоришь, что не общаешься с дочерью судьи Дарнли? – проворчал Реми, ворвавшийся в дом Томаса среди ночи и учинивший хозяину настоящий допрос.

Томас промолчал, и Реми добавил:

– Ведь ее видели у твоей лавки две недели назад, разве нет?

Откинувшись на спинку стула, Томас разгладил бороду костлявыми пальцами и спросил:

– Имеете в виду утро драки на мечах?

Реми кивнул.

– Да, в то самое утро.

– Видите ли, сержант, кто-то и впрямь говорил, что на том месте рано утром видели женщину. Но там уже никого не было, когда я прибыл. Правда, я заметил убегавшего мужчину с мечом.

– В таком случае как насчет торговки шелком, как бы ее ни звали?

Томас сложил ладони «домиком» и проговорил:

– Хорошо, я выражусь яснее. Так вот, я не имел никаких дел с Софией Дарнли последние пять лет. И вообще не имел дел с торговками шелком.

Реми ощерился и заорал:

– Ты считаешь меня дураком, меняла?!

Томас, вероятно, так и считал, однако промолчал. А Реми вновь заговорил:

– София Дарнли приходила однажды в твою лавку и может прийти снова. Ведь ее отец знал тебя, не так ли?

Томас кивнул, затем потянулся к чернильнице в центре стола и придвинул ее к себе.

– Да, он знал меня. Именно поэтому я считаю, что она никогда не придет ко мне.

Реми молча пожал плечами; казалось, он о чем-то задумался. А хозяин между тем продолжал:

– Судья Роджер Дарнли всегда был преступником – такому нельзя доверить и ложку деревянную. Когда его повесили, многие облегченно вздохнули. Можно предположить, что в жилах дочери течет тот же яд. Если Козимо одолжил ей денег, могу точно сказать: больше никогда их не увидит.

– Какое значение имеют деньги? – проворчал Реми. – Никакого.

Томас не выказал ни малейшего изумления, услышав подобное заявление.

– Я вынужден просить вас блистать своими познаниями в лавке какого-нибудь другого менялы, – заявил он и мысленно добавил: «Убрать бы подальше этого человека».

– Если я выясню, что ты не был честен со мной, меняла, Козимо будет крайне недоволен, – заметил гость.

Томас спокойно окунул перо в чернильницу.

– Я не привык принимать советы лакеев. Если твой хозяин желает поговорить со мной, меня нетрудно разыскать. Можешь идти.

Реми молча вышел.

Томас оставил перо в чернильнице и дочитал контракты, которые необходимо было просмотреть, прежде чем завтра на них поставят подписи.

Он не лгал. Вернее, не совсем лгал. То есть не был уверен в том, что рыжеволосая женщина, которую видели вместе с Киром у его конторы, а потом у мэра, была Софией Шелк из Баттен-Даунса, а ранее Софией Дарнли, дочерью печально известного судьи Роджера Дарнли.

Но если София действительно столкнулась с Киром… В таком случае она либо безумна, либо скоро умрет, потому что Кир явно задумал… что-то неладное. Что именно, Томас не знал и знать не хотел. Да-да, ничего не хотел знать – только так можно было избежать неприятностей.

Приняв такое решение, Томас снова склонился над контрактами, тщательно проверяя каждую строчку. И он так увлекся, что даже не замечал, как дрожала его рука.