Утреннее солнце, окрасившее небо багровыми полосами, проплывало по горизонту, предвещая еще один тяжелый жаркий день. Двери в покои Кира были распахнуты даже ночью, но ничто не могло унять ужасную жару.

Кир вошел в спальню, окна которой выходили на север. Здесь еще царил полумрак и было не так душно, как в остальных комнатах. София, уткнувшись лицом в подушку, что-то бормотала во сне. Волосы она стянула на затылке в узел, но выбившиеся из него рыжие пряди разметались по подушке длинными липкими лентами. Тонкая рубашка льнула к бедрам Софии, а шея и руки были покрыты капельками пота.

В очередной раз что-то пробормотав во сне, она повернула голову и тихонько вздохнула. Кир же спустился вниз, чтобы поговорить со Стефаном, а потом снова поднялся наверх с большой чашей, накрытой мягким полотенцем.

София вновь заметалась по постели, терзаемая беспокойными снами. Наконец открыла глаза и уставилась в пространство. Жара угнетала и лишала жизненных сил, и она чувствовала себя вялой, липкой и скользкой от пота. Ох, как же ей сейчас хотелось оказаться среди каменных стен или на берегу реки. А лучше всего в ледяной пещере.

Она что-то пробормотала и тяжко вздохнула. И ей вдруг представилась широкая река в январе, когда…

Она невольно вздрогнула – что-то восхитительно холодное внезапно скользнуло по ее разгоряченной потной шее. Тотчас же ожив, София повернула голову и приподнялась на локте. На кровати рядом с ней сидел Кир с тряпкой в руке. А рядом с ним была чаша, наполненная холодом.

– Лед! – воскликнул он с улыбкой.

– Но как же… – Она уставилась на него в изумлении.

– Пещеры, – пояснил он. – Ну, ложись!

Расплывшись в улыбке, София рухнула на жаркую липкую постель. А Кир тотчас скользнул рукой под ее сорочку и провел ледяной тряпочкой по ее спине. Внезапно рука его остановилась у холмиков ягодиц, и София в восторге застонала. Лед таял, увлажняя рубашку и делая ее восхитительно холодной. Когда же он положил ладонь на ягодицы, тихонько застонала. О, как ей хотелось выгнуться для него, забыться в его объятиях!

И тут он вдруг склонился над ней и прошептал:

– Поднимайся…

София тотчас подчинилась и приподнялась. А Кир, набрав из чаши горсть льда, приложил его к ее грудям.

Она со стоном запрокинула голову, и их губы тут же слились в поцелуе. При этом его рука со льдом по-прежнему прижималась к ее груди. София выгнула спину и снова застонала от восхитительного холода. Но губы их были горячими, а поцелуи – жаркими и страстными.

– Пожалуйста, о, пожалуйста… – шептала она между поцелуями, думая лишь об одном: он не должен останавливаться!

Тут Кир убрал руку, и София, протестуя, вскрикнула. Но он просто зачерпнул из чаши еще горсть льда, а затем снова провел ладонью по ее спине и ягодицам.

В какой-то момент другая его рука проникла под подол ее сорочки и скользила между ног, которые она тотчас раздвинула. Когда же пальцы его коснулись ее лона, София вскрикнула и протяжно застонала. А Кир, мгновенно оказавшись на середине постели, развернул ее спиной к себе, тотчас же приспустив штаны и прижавшись чреслами к приподнятым ягодицам Софии.

– Ты самое прекрасное, что есть на свете, – прерывисто прошептал он ей в ухо. – Я никогда не буду достоин тебя.

София невольно вздрогнула. Нет, он не сказал этого! Она, должно быть, плохо расслышала.

Тихо застонав, София уперлась локтями в матрас и еще выше приподняла ягодицы; теперь голова ее была опущена, а волосы свисали неряшливыми влажными прядями. Она чувствовала, как возбужденная плоть Кира все сильнее вжималась в ее ягодицы. Ах, он хотел ее – и непременно получит все, чего хотел.

Но Кир вдруг чуть отстранился; он почему-то медлил, и она, снова застонав, прошептала:

– Ну что же ты?.. Не останавливайся…

В следующее мгновение он прорычал что-то неразборчивое и, резко подавшись вперед, стремительно вошел в нее.

София всхлипнула и тут же прохрипела:

– Еще, сильнее! – Она в очередной раз застонала.

И тут Кир, закрыв глаза, начал двигаться – медленно, очень медленно…

Внезапно в дверь громко постучали. Но Кир не сразу отреагировал; голова у него шла кругом, и лишь повторный стук ворвался в его сознание.

София же замерла на мгновение. Потом, повернув голову, взглянула на любовника.

И тут из-за двери послышался голос:

– Вам послания, миледи. Говорят, срочные. Оба срочные.

– Оба? – прошептала София. И громко спросила: – От кого?!

– От Томаса менялы, миледи! И от лорда Нолла!

Она с облегчением вздохнула. А ее любовник разразился потоком ругательств.

– Тише, Кир, – прошептала София. – Ведь мы же…

– Да, знаю, – буркнул он. И, повысив голос, сказал: – Сейчас, минуту! – Наклонившись, он поцеловал Софию в попку, затем толкнул ее на постель и шепотом добавил: – Я с тобой еще не закончил.

Она снова повернула голову и прошептала в ответ:

– Я с тобой тоже.

Кир лизнул ее в ухо, затем встал с постели и, натянув штаны, направился к двери. За дверью стоял парень, крепко сжимавший письма.

– Для вашей леди, сэр, – сообщил он, стараясь заглянуть за плечо Кира.

Тот осторожно вытащил письма из пальцев гонца и, вручив ему три пенни, громко сказал:

– Благодарю!

Мальчик уставился на монеты, затем вскинул голову, но Кир уже закрывал дверь. Приблизившись к Софии, он прочитал ей несколько строчек от Томаса Менялы. Это весьма откровенное, но короткое послание гласило: «Не знаю, что вы затеяли, но Козимо Эндольте приезжает в Ласт-Феллз».

Даммерси был столь же краток: «Он хочет увидеть вашу леди Мистраль».

Кир поднял глаза на Софию и радостно воскликнул:

– У нас получилось!

Она попыталась встать с постели, но он, отшвырнув письма, приказал:

– Не двигайся!

– Но я думала…

– Ни на дюйм!

– Но я…

– Ни на дюйм, – повторил Кир, снова устраиваясь на постели. Он тотчас же продолжил начатое.

И София не сдвинулась с места больше ни на дюйм – как он и велел.

Стефану очень не понравились манеры визитера. Перед ним стоял неприметный темноволосый человек с ледяным взглядом.

– Нет тут никаких торговок шелком, – заявил Стефан. Положив ладонь на голову мальчика-слуги, пробегавшего мимо, он проговорил:

– Не торопись так, Роджер.

Незнакомец оглядел общий зал.

– И никакая женщина тут не проживает? Одинокая женщина…

Даже будь леди Мистраль одна, Стефан ничего бы не сказал этому человеку. Поскольку же она была не одна, то и вовсе не следовало о ней что-либо говорить.

– Женщин здесь нет, – ответил Стефан. – А теперь простите. У меня много дел.

Незнакомец едва заметно поклонился. И тут же спросил:

– И ни одной с рыжими волосами? Ну, возможно с рыжеватыми…

Стефан нахмурился.

– Поскольку вы не мой постоялец, прошу вас покинуть «Испанскую даму». Я не обслуживаю тех, кто здесь не останавливается.

Легкая улыбка коснулась губ темноволосого незнакомца. Он молча развернулся и вышел.

Стефан решил, что обязательно все расскажет управителю леди Мистраль. Расскажет о пройдохе, который знал, как выглядела леди Мистраль, но не знал, кто она такая.

Поздно вечером, после того как София крепко заснула, Кир написал послание, содержавшее все положенные любезности и лесть, однако само по себе письмо было очень простым. В послании предлагалась встреча между управителем леди Мистраль и Козимо Эндольте в доме мэра в первый день ежегодной летней ярмарки в Ласт-Феллзе.

Отбросив перо, Кир уставился на пергамент. Вроде бы все было правильно. Пять долгих лет он с нетерпением ждал этого момента и вот, наконец, выманил Козимо из его логова. Козимо, необычайно осторожного, Козимо, головореза и убийцу… Да-да, он, Кир, все-таки перехитрил негодяя, и удовлетворение не то слово, чтобы описать его чувства. Он ликовал!

Кир взглянул на вторую записку, от Томаса Менялы, на ту ее часть, которую не прочитал вслух. Томас писал, что принял черноволосого посетителя, задававшего много вопросов о женщине, бывшей у его конторы в утро драки на мечах.

«Поскольку я отчетливо помнил, как вы, сэр Киран, настаивали на том, что никакой женщины там не было, то я так и сказал», – писал Томас.

Кир едва заметно улыбнулся, но улыбка его тут же поблекла, когда он взглянул на постель. София по-прежнему спала. И она теперь принадлежала ему, Киру, а он – ей. Именно поэтому выполнить план будет чрезвычайно трудно. Возможно, проще всего исключить ее из этого плана.

Он позвал гонца и велел доставить письмо Ноллу, – а тот уж позаботится о том, чтобы передать его Козимо.

Но Софии он ничего об этом не сказал.