Мой свекор – позор славному имени Хаскеллов. Долг велел мне отыскать его в «Темной лошадке» и потребовать немедленно вернуться в Мерлин-корт, пасть на колени перед Мамулей и молить о прощении за безобразия прошлой ночи. Но не успела я добраться до угла, где Китти-стрит переходит в Роберт-роуд, как поняла, что миротворчество – абсолютно пустая трата времени. Пойду-ка я лучше домой и полюбуюсь на своих детишек, пока они не выросли и не вылетели из гнезда.

Я стояла под проливным дождем на автобусной остановке, поглядывая на часы, когда за моей спиной раздался чудовищный рев. Казалось, само небо раскололось и рухнуло на землю. Ураган взметнул мои юбки, и подле меня замер мотоцикл моего драгоценного кузена. Тощие ноги Фредди сжимали бока железного скакуна, рукава кожаной куртки были засучены, позволяя миру любоваться железными браслетами, изрядно смахивавшими на наручники. Фредди заглушил мотор.

– Подвезти, кузиночка?

– А почему ты не в «Абигайль»?

– Обеденный перерыв! – Фредди печально покачал головой. – Сущее проклятие рабочего человека. Давай-ка прыгай на борт! – Он похлопал по заднему сиденью мотоцикла.

В ухе у Фредди болтается серьга в виде черепа и скрещенных костей, а его жидкая косица выглядит так, словно ею драили бутылки из-под подсолнечного масла. Вряд ли следовало ожидать, что мы станем трястись по Скалистой дороге на почтенной скорости тридцать миль в час, но я мечтала как можно скорее попасть домой. Насколько я понимаю, Мамуля пребывает в полной депрессии, Джонас готов предложить ей руку и сердце, просто чтобы слегка утешить бедную женщину, а близнецы так проголодались, что готовы сожрать друг дружку.

Мы рванули с места, как ракета с мыса Канаверал. Машина впереди нас юркнула в кювет, а грузовик попятился за угол, предоставив нам завоевывать дорогу. Добрая дюжина фонарных столбов грозно надвинулась, словно рота полицейских из водевиля, магазины и лавки вытаращились витринами, и даже светофоры решили, что останавливать нас – дохлый номер. При нашем приближении они трусливо включали зеленый свет, будто весь город предпочел удрать от нас и скрыться в тумане.

– Кайф, а? – провопил Фредди через плечо.

Минуту или две мы неслись по ровной сельской дороге, даже стало скучновато: ни одна корова не выскочила с трубным ревом на проезжую часть. На моем месте Мамуля от скуки занялась бы вязанием, я же завела светскую беседу.

– Послушай, – проорала я, – ты знаешь Аллана Помроя?!

– Кого, кого?!

– Сына леди Китти и сэра Роберта.

– А-а! – Мокрая косица Фредди хлестнула меня по щеке. – Встретил его как-то в «Темной лошадке». Чистюля с розовыми щечками! И все время нудит про свою маменьку.

– Наверное, он очень ее любит.

– По-моему, боится до смерти. Этот тип все бубнил, как мамаша его женила.

– Что с-сделала? – Меня так и подбросило на сиденье.

– Так ты не слышала об этом из своих источников?

– От миссис Мэллой? Она, должно быть, решила, что я уже знаю.

– Еще бы! В наши дни выбирать жену своему детищу – это уж слишком, правда? По-моему, у этой дамочки не все дома. Сечешь, Элли: она устроила конкурс кулинарок и победительница получила ее сынка в качестве приза!

– Ты шутишь!

– Не сойти мне с этого места!

– И нашлись желающие принять участие в этом конкурсе?

– Целая толпа! Можно сказать, изо всех щелей полезли. Чего ж тут удивительного? Аллан Помрой – самая лучшая партия в наших краях, тем более с деньгами мамаши и родословной папаши. Эх, кузина, какое счастье быть без роду и племени!

Я онемела. Тут дорога вздыбилась вверх и собралась, кажется, ударить нас по лбу. Руки мои отпустили талию Фредди, я откинулась назад на плотную подушку ветра. Небо угрожающе приблизилось к моему лицу. В тот момент, когда я готова была взмыть в воздух, земля неожиданно вернулась на обычную орбиту и мы птицей слетели вниз к церкви Святого Ансельма.

– Поразительное явление! – выговорила я.

– Что поразительное явление?

– Памела. Ты встречал ее, Фредди?

– Вроде нет.

– Она похожа на перепуганного щенка. Не могу себе представить, чтобы у нее хватило храбрости записаться на тот конкурс.

– В тихом омуте черти водятся.

– Да уж! – только и ответила я.

Воистину. Вот вам моя Мамуля, кроткая молельщица, которая вечно пропадает в церкви, – и тридцать восемь лет живет во грехе. Почтенный во всех отношениях Папуля вдруг отправляется купаться в чем мать родила. Преподобная Эвдора Шип смотрит на свекровь так, словно готова ее убить. Список можно бы продолжить, но Мерлин-корт выскочил из-за поворота, широко распахнув калитку для приветственных объятий. Я нетерпеливо соскочила с мотоцикла, прежде чем Фредди затормозил возле своей сторожки.

– Как-нибудь еще разок прокатимся! – Я уцепилась за Фредди, чтобы не упасть. – Поторопись, если хочешь успеть приготовить себе ленч.

– Что такое? (Мой кузен глохнет, стоит намекнуть, что ему придется самому готовить себе еду.)

Фредди во все глаза уставился на дом. Разведя завесу дождика, как кисейную занавеску, я наконец разглядела, что привлекло внимание кузена. Кто-то стоял на угловом балкончике.

Ветер донес до нас заунывный призыв:

– Помогите-э! Помогите, кто-нибудь!

– Держись, старина! – проорал Фредди, сложив ладони рупором, и помчался по дорожке, как боевой конь, держа свой хвост, то бишь косицу, по ветру.

Увы, мне никогда не удавалось делать две вещи одновременно, например бежать и думать. Даже подбегая к дому, я все еще не разобрала, кто именно стоит на том балкончике. Мамуля? Джонас? Миссис Мэллой? Господи! Что там могло стрястись?!

Еще один вопль заставил меня налететь на Фредди, который с разгону преодолел наш мини-ров. Я настолько убеждена в превосходстве сильного пола, что едва устояла на ногах от удивления, обнаружив, что Фредди не спешит взять штурмом стену Мерлин-корта. Вместо этого мой драгоценный кузен сунул руки в карманы и затянул:

Прекрасная дева, проснись, Спусти свои ноженьки вниз!

Мрачный смешок донесся сверху. Я задрала голову, и моим глазам предстал мистер Уткинс. Промокший берет наполз на один глаз, лицо осунулось, наш мойщик окон вцепился в перила балкона, словно капитан тонущего корабля – в макушку реи. Какая же я идиотка! Фургончик мистера Уткинса стоял прямо у дверей, а мне и в голову не пришло, что это он попал в беду. Даже если принять во внимание его склонность устраивать два-три обеденных перерыва во время работы, он давно должен был уехать.

– Что-нибудь не так? – робко спросила я. Мистер Уткинс отважно изобразил улыбку.

– Я не могу спуститься. Все окна заперты, а кто-то унес мою лестницу.

– Гляди веселее, старина! – подбодрил его Фредди. – Оттуда обалденный вид!

– Вы совершенно правы, сэр! Я не привык жаловаться, но торчу здесь уже много часов! – Мистер Уткинс зашелся в чахоточном кашле. – Я звал на помощь, пока не сорвал голос.

– Это не дом, а форменная крепость. Звук отскакивает от стен. – Фредди обнял меня за плечи мокрой лапищей и прошептал в утешение: – Кузиночка, он подаст на тебя в суд и обдерет как липку.

– Чушь собачья! – Я толкнула Фредди, чтобы он принес приставную лестницу. – Мы немедленно снимем вас оттуда, мистер Уткинс!

Приложив к берету дрожащую руку, он покачнулся и прислонился к перилам.

– Буду вам весьма обязан! За это время вся моя жизнь промелькнула передо мной…

– Фредди вас снимет, а я пойду в дом и приготовлю вам чайку!

Я кинулась к задней двери и ворвалась в кухню.

Ах, какое умиротворяющее зрелище открылось моим глазам! Плита сияла, медные кастрюли сверкали, Тобиас мурлыкал в качалке, а Мамуля и Джонас сидели у стола. Свекровь скорострельно вязала крючком, а Джонас с восторгом смотрел на нее.

– У тебя волшебные руки, Магдалина!

– Очень мило с твоей стороны, Джонас. Так вот чем они за моей спиной занимались!

Вязали на брудершафт, в то время как несчастный мойщик окон изображал сцену на балконе из «Ромео и Джульетты»!

– Хорошо сидим? – осведомилась я.

– Да уж мы за утро так наработались, что пора и передохнуть, а, Магдалина? – Джонас резво вскочил со стула.

– С близнецами все в порядке?

– Неужели я могу забыть про них? – Мамуля свернула вязанье. – Дети накормлены и мирно спят.

– Тогда что же случилось?

– Во-первых, Пуся отказалась выходить из комнаты. Бедная крошка! Она все еще чувствует себя здесь лишней. Потом мы никак не могли найти святого Франциска. Куда ни глянь, везде что-нибудь валяется, но если тебе это не мешает, Элли, а мой сын привык к беспорядку, то кто я такая, чтобы критиковать… У нас разные представления о том, что хорошо и что плохо. – Мамуля перевела дух. – А полчаса назад я пережила очень неприятный момент, но не хочу об этом говорить.

Неужели позвонил Папуля?! Трудно было удержаться от расспросов, и я сосредоточилась на насущных проблемах.

– Кто из вас заточил мойщика окон на балкончике в башне?

– Что такое?! – Седые брови Джонаса гусеницами поползли на лоб.

– Кто-то передвинул его лестницу.

– Он поставил ее ножками на клумбу! – отрезала Мамуля. – Да еще в такой дождь! Возможно, тебя не волнуют ямы на клумбе, но я воспитала Бена очень придирчивым к таким вещам. Поверь, нелегко было вытащить эту лестницу на твердую почву. Но я не жду сочувствия, лучше приберечь его для более достойных…

– Так и надо этому Уткинсу! – встрял Джонас. – Вечно норовит отхватить кусок за безделье! На сей раз его мечта исполнилась. Ей-богу, помрешь со смеху!

Мамуля наградила его гримаской, которая у нее считается улыбкой.

– Бездельником родился и не думает менять род занятий! – продолжал бушевать Джонас. – Шляется тут расфуфыренный, в берете и шелковом галстуке, фу-ты ну-ты, ни дать ни взять – из Франции привезли в бочке с лягушачьими лапками! А я вам скажу, что люди и за меньшее в тюрьму попадали!

Тут как нельзя кстати на пороге кухни возник мистер Уткинс. Из-за его плеча выглянула ухмыляющаяся физиономия Фредди – кузен, разумеется, не мог упустить многообещающего зрелища.

– Вам лучше? – спросила я балконного страдальца.

– Ему жуть как скверно! – удовлетворенно выдохнул Фредди.

– Я прочитаю две «Богородице, дево» и три «Отче наш», раз уж я виновата!

Мамуля распрямилась, вытянула руки по швам, словно приготовилась принять на себя град упреков. Мистер Уткинс уставился на нее. Правда, не с обожанием, но и не так уж грозно. Он прижал руку к берету и снова покачнулся, как тростинка на ветру.

– Позвольте мне присесть, миссис Хаскелл…

– Конечно! – Я поспешила к качалке. Тобиас наотрез отказался покинуть насиженное место, и я взбила его вместо подушки. – Так вам будет удобно?

– Большое спасибо…

Фредди, актер погорелого театра, старательно помог мистеру Уткинсу опуститься в кресло.

– Элли, скамеечки под ноги не найдется? Человек трижды упал в обморок, пока добрался сюда!

Бывают в жизни огорчения… Мне удалось избавиться от Джонаса (он закатывал глаза и издавал неприлично грубые звуки), послав его за скамеечкой. Я знала, что он не станет торопиться. Разобравшись с Джонасом, без лишних слов вытолкала Фредди. Кузен не пожелал понять тонкий намек, что его обеденный перерыв вот-вот кончится, поэтому я распахнула дверь пошире и велела ему проваливать.

– Но Бен велел бы мне остаться, – обворожительно улыбнулся Фредди. – Мой босс и твой обожаемый супруг послал меня взглянуть, что делается у его домашнего очага.

В глазах Мамули стояли слезы, но я сумела удержать собственные чувства под контролем.

– Тем более отправляйся к начальнику и доложи!

Не успела я досчитать до десяти, как Фредди, к моему изумлению, все-таки спустился со ступенек. Я вернулась в кухню, где Мамуля с видом великомученицы готовила чай мистеру Уткинсу.

– Вам лучше? – в очередной раз спросила я.

– Говорят, время – великий целитель, миссис Хаскелл, но я сомневаюсь, что мне суждено когда-либо снова взобраться по этой лестнице… – Мистер Уткинс в ужасе схватился за подлокотники вздрогнувшей качалки. – Вот видите! Мне страшно даже на такой высоте. Что со мной будет? Вот вопрос, который не дает мне покоя. В последнее время я начинал подумывать о женитьбе, но какая женщина в здравом уме выберет себе в мужья жалкого инвалида?

– По-моему, вы несколько сгущаете краски… Я избегала смотреть на Мамулю из страха, что она принесет себя в жертву и предложит мистеру Уткинсу жениться на ней. А что, это мысль! Вероятно, только так и можно вразумить Папулю…

– Между нами говоря, – мистер Уткинс поуютнее устроился в кресле, что вызвало бурный протест Тобиаса, – я всегда считал, что мы с Рокси Мэллой составили бы прекрасную пару…

– Что ж, для нее это неплохой выход, – заметила Магдалина.

– Да? – удивилась я и в следующий миг вздрогнула от ужасной догадки.

Моя свекровь, стоявшая у плиты с чайником, который в ее крохотных лапках смотрелся десятигаллонным ведром, казалась такой безобидной. И вот это крошечное создание преспокойненько сбросило на Мерлин-корт атомную бомбу:

– Я выгнала эту женщину.

– Не… не может быть!

Все ужасы последнего дня ни на йоту не уменьшили моей поистине младенческой наивности. Невероятным усилием я сдержалась и не затопила кухню потоками горьких слез. Спасла меня мысль о том, что я не знаю, куда миссис Мэллой девала швабру… разве что сломала ее о голову Мамули.

– У меня в голове не укладывалось, Элли, как ты выносишь эту ужасную особу. – Магдалина недрогнувшей рукой подала мистеру Уткинсу чашку чаю. – В те далекие времена, когда мы еще общались с Папулей, я всегда ему говорила: ведь за милю видно, что она пьет. – Поджав губы, свекровь хладнокровно протирала плиту.

– Все мы пьем! Поглощение жидкостей – необходимое условие человеческой жизни! – В подтверждение своих слов я дрожащим пальцем ткнула в мистера Уткинса, который поглощал чай с таким сосредоточенным видом, словно от этого зависело его будущее.

– Джин – вот о чем я говорю! – Мамуля сложила мокрую тряпку и аккуратно повесила на край плиты, явно собираясь потом ее заштопать.

– Миссис Мэллой на работе в рот не берет! Мне приходилось напрягать всю свою волю, чтобы не шмякнуться на пол и не забиться в яростных конвульсиях. Мало того что я стала бы посмешищем, но еще наверняка вытряхнула бы из качалки мистера Уткинса. Не хватало только сломать ему позвоночник.

– Мамуля, неужели вы действительно считаете, будто я способна оставить детей с человеком, который тут же окажется под столом с бутылкой виски? Рокси Мэллой совершенно переменилась с тех пор, как записалась на курсы чистильщиц медной посуды при церкви Святого Ансельма.

– Очень жаль, что она не практикуется на твоей посуде! – Магдалина саркастически шмыгнула носом. – А эта ее прическа!

Я едва не брякнула, что уж кого-кого, а миссис Мэллой Господь Бог наградил буйной шевелюрой, пусть и двухцветной, но промолчала. В конце концов, предо мной стояла женщина, породившая моего Бена.

– Она выглядит как… как особа легкого поведения! – Лицо Мамули перекосилось от омерзения. – А эти ее прозрачные платья с декольте до колена!

– У вас случайно нет тюбика пчелиного яда? – пропищал из качалки мистер Уткинс. – Ревматизм разыгрался…

Я бы с радостью засунула его в улей с головой, но нельзя было упустить ни слова из того, что говорила Мамуля.

– Право, я не удивилась, когда застала ее… – Магдалина многозначительно замолчала.

– Застали ее за чем?

– За чтением этой грязной книжонки!

Глазки Мамули уперлись в полку с поваренными книгами, и я поняла, что в спешке не успела протереть от жира и томатной пасты переплет любимого шедевра Магдалины – «Путь к желудку мужчины».

– Действительно, она несколько грязновата…

– «Грязновата»! – Магдалина так и подпрыгнула.

Прошествовав к полке, она двумя пальцами, словно опасаясь подцепить какую-нибудь малоприличную хворь, извлекла упомянутую книжицу.

– Да тут каждая страница кишит развратом! Я раскрыла книжку, чтобы вспомнить, как шпигуют баранью ляжку, а тут совсем другие ляжки! Они непристойно ерзают, раздвигаются и вообще ведут себя неподобающим образом!

Мистер Уткинс сполз на край качалки, спихнув Тобиаса на пол.

– О господи! – Щеки мои запылали.

– А уж насчет того, как суют вертел в печь, я промолчу! – Мамуля возмущенно уставилась на меня. – Не подумай, Элли, что я критикую, но как ты могла позволить ей принести в дом подобную книгу, когда у тебя такой молодой и впечатлительный муж! Этого я не могу понять! Тут на каждой странице «зрелые сочные ягоды ее сосков»!

– Я весь горю!

Мистер Уткинс действительно выглядел больным. Но сейчас мне было не до него.

– Право, Мамуля, вы все перепутали… – Я стыдливо хихикнула. – «Письма леди Летиции» – это моя книжка.

– Я так и знала!..

– Тогда в чем…

– Я так и знала, что ты станешь защищать Эту Особу! Но все бесполезно, Элли! Она призналась, что книжка принадлежит ей, когда я застала ее на месте преступления.

На глазах у меня выступили слезы.

– Разумеется! Она из породы верных старых слуг!

Как об стенку горох. Свекровь не собиралась выслушивать меня. Она решительно подошла к плите – я и пикнуть не успела! – изорвала книгу и швырнула ее прямо на горящие угли!

– Теперь книга точно пахнет жареным, – пробормотал мистер Уткинс.

– Это же библиотечная книжка! Теперь библиотекари всех стран соединятся, разыщут меня через Интерпол и потребуют смертной казни!

Магдалина передернулась.

– Я так и знала, что против меня все ополчатся! – Горький слабый всхлип. – Одинокую женщину так легко затравить… Можешь не говорить мне, что я ничуть не лучше бесстыжей героини паскудной книжонки, это у тебя на лице написано. Но позволь мне только сказать, Элли, что за все годы, что мы с Папулей прожили вместе, я никогда не показывала ему свои ляжки.

Не успела я ответить, как дверь распахнулась и вплыла Рокси Мэллой во всей красе. Пуся пыталась отодрать подол ее платья.

– Вот и вы! – еле выговорила я.

– Какое трогательное приветствие! – Миссис Мэллой нарочито медленно принялась натягивать черные шелковые перчатки.

От меня не укрылось, что она очень взволнована. Мушка, которую миссис Мэллой обычно наклеивает на верхнюю губу, теперь переместилась на лоб. Я бросилась к Рокси, но она отстранила меня твердой рукой.

– Прошу прощения, миссис X., но я в последний раз посидела с близнецами, моими сладкими… Они-то всегда любили свою старую Рокси, ненаглядные мои Эбби и Тэм.

Мамуля стояла так прямо, словно ее набил чучельных дел мастер. Я готова была пасть на колени в присутствии мистера Уткинса и Пуси, которая загнала Тобиаса в угол и теперь упоенно заливалась визгливым тявканьем.

– Миссис Мэллой, мы должны поговорить…

– Спасибо, миссис X., не надо. Если бы вы подали мне на серебряном блюде голову этой, – испепеляющий взгляд в сторону Магдалины, – миссис Мак-Киавелли, – и то я не осталась бы. Завтра по почте вы получите мое заявление об уходе.

– Господи, какое ужасное недоразумение! Я объяснила Мамуле, что «Письма леди Летиции» в библиотеке взяла я, простите, что Магдалина на вас напустилась…

– Я смотрю, она своей злостью уже подавилась. – Миссис Мэллой процокала каблучками к качалке мистера Уткинса и склонила к нему свою двухцветную головушку. – Пошли, дружок, подвезешь меня в своем фургончике.

Я попыталась выиграть время.

– Мистер Уткинс себя неважно чувствует…

– А если просидит тут сиднем весь день, его и вовсе паралич разобьет.

– Он застрял на балкончике, – прокричала я, стараясь заглушить тявканье Пуси, норовившей вырвать из пасти Тобиаса какую-то кость.

– А-а, – понимающе протянула миссис Мэллой. – Наш малыш Уткинс не смог нашарить лесенку своей маленькой лилейной ножкой…

– Это я виновата, – голосом великомученицы вмешалась Мамуля. – Еще один пример того, как я хотела сделать как лучше…

– Я все еще в шоке! – Беретик несчастной жертвы скатился с поникшей головы. – У меня все косточки болят – так я промок.

– Ай-ай-ай! – Буйные космы Рокси укоризненно качнулись. – Сейчас поедем в аптеку, голубчик, купим хорошенькой вонюченькой мази.

– Не знаю, смогу ли я встать…

Мистер Уткинс скособочился и как-то странно сунул мне руку, держа ее ладонью вверх.

Меня осенило: я ведь так и не заплатила ему! Схватив кошелек, я вынула было двадцать фунтов, но мистер Уткинс издал душераздирающий стон, и я поспешно протянула пятьдесят – уж на этом инцидент будет исчерпан! Спрятав деньги в карман без слова благодарности, мистер Уткинс кое-как встал на ноги.

– Придется поберечь эти жалкие гроши, – умирающим голосом проговорил он, – не знаю, когда я снова смогу взяться за работу.

– Веселей, голубчик! – Миссис Мэллой ободряюще стукнула его по спине своей бездонной торбой. – По дороге мы с вами поразмыслим над достойной местью.

Кто-то взвизгнул. Возможно, Мамуля, но скорее всего – Пуся. Милая собачка, оставив в покое Тобиаеа, настырно путалась у нас под ногами, пока моя бывшая работница не то вела, не то волоком тащила угасающего мистера Уткинса к нише, где мы держали болотные сапоги.

– Не будет ли кто-нибудь столь любезен открыть нам дверь? – леденящим душу голосом воззвала миссис Мэллой.

– Иду!

Горло мое сжалось, и я не могла выговорить даже прощальных слов. Бессильно свесив руки, я смотрела в мрачное будущее, в котором нет места Рокси Мэллой. Кто станет теперь командовать мной?!

– Ну, выскажи все, что думаешь! – раздался сзади замогильный голос Мамули. – Ты винишь меня во всем, что произошло. Но ты не волнуйся, Элли! Я никогда не причиняла никому зла и не собираюсь начинать в старости. Поднимусь наверх и упакую свой чемодан.

Я не поддалась соблазну немедленно согласиться. Никогда себе не прощу, если Магдалина вот так уедет. У Бена и без того хлопот полон рот. Я подошла к Мамуле и попыталась ее обнять. Она оттолкнула меня под тем предлогом, что у нее слишком расстроены нервы, а Пуся радостно решила, что я нападаю на ее хозяйку. Взвившись в воздух, мерзкое животное вцепилось в мое платье. Мамуля жалобно пискнула, а Тобиас, испустив истошный вопль, который разбудил бы и мертвого (не говоря уже о близнецах в детской), яростно кинулся мне на выручку. Защелкали челюсти, засверкали когти. Во все стороны полетели клочья шерсти.

Мамуля в ужасе прижала руку к губам.

– Пуся! Место!

Прелестное создание с визгливым рыком метнулось за комод, дабы, воспользовавшись моментом, схватить кость, оставленную Тобиасом. Вот только то была не кость, а порядком обгрызенный святой Франциск. Даже гром небесный, даже глас самого создателя «Мерзкая псина!» не остановил бы Пусю, которая в мгновение ока выскочила за дверь и вместе со святым Франциском растворилась в зеленых лугах.

– Бедная малышка, у нее помрачение ума! – пролепетала Магдалина. – Кто знает, на что она способна в таком состоянии.

– Съесть святого Франциска? – предположила я.

– Нет! Покончить с собой! Не подумай, Элли, что я тебя обвиняю, но я не переживу, если моя Пусенька прыгнет с обрыва в море!