Возможно, миссис Мэллой так и продолжала бы стоять над душой, прислушиваясь к моим попыткам поговорить с леди Гризуолд, если бы по лестнице не спустился отец. Лицо его приобрело нормальный оттенок, он нёс урну с величественностью архиепископа Кентерберийского, готовящегося помазать монарха на трон. Я удивлённо посмотрела на Рокси. Моя верная помощница готова была вот-вот хлопнуться на колени, чего, надо заметить, с ней не случалось даже в церкви.

– Если бы я знала, что у вас такой папаша, миссис Х., – её шёпот этом отдавался от потолка, – я бы работала на вас бесплатно. Разумеется, теперь уже поздно, потому что вы решили ступить на тропу подлости. Но отец не отвечает за грехи дочери.

Сделав этот прощальный выпад, Рокси величественно прошествовала по каменному полу к кухонной двери и открыла её с видом одного из подручных святого Петра, отворяющего жемчужные врата. Отступив в сторону и склонив чёрно-белую голову, миссис Мэллой впустила папу в святилище.

Я опомнилась и быстро проговорила в трубку:

– Прошу прощения, леди Гризуолд. Не расслышала, что вы сказали?

– Я спрашиваю, когда вы отправляетесь во Францию?

У неё был голос женщины, осознающей свою красоту. Не составляло никакого труда представить, как она стоит в просторном холле Старого Аббатства, а мягкий свет, льющийся из витражных окон, доводит её прекрасные черты до средневекового совершенства. Я тут же пожалела о своём затрапезном наряде. Старая юбка, блузка в полоску и вытянувшаяся кофта не годятся для общества с ангелами.

– Мы собирались сегодня, но неожиданно появился мой отец. Поэтому поездка отменяется. – Я критически оглядела себя в зеркале и поправила волосы, едва не опрокинув бронзовую вазу с осенними листьями. – Съездим во Францию как-нибудь в другой раз.

– Не сомневаюсь, что вы рады приезду отца.

Голос леди Гризуолд стал тише, я прижала трубку к уху.

– О да! Папа – это личность.

– Вы непременно должны привести его к нам. Например, сегодня утром, если сможете выкроить время. Мне не терпится показать вам журналы, о которых мы говорили. «Прекрасный дом», помните? Я нашла там снимки комнат, которые мне понравились. Тимотия – вы ведь знаете кузину моего мужа? – сложила их в старый сундук. Она и в лучшие времена была немного рассеянна. В результате я несколько дней рылась по всему дому в поисках этих журналов.

– Очень неприятно, когда что-то теряешь, – согласилась я. – В котором часу вы хотите, чтобы я пришла?

– Как насчёт половины двенадцатого? А потом вы можете остаться на обед. Наша кухарка всегда готовит что-нибудь особенное, когда у нас гости.

– Спасибо, леди Гризуолд. Уверена, папе приятно будет получить от вас приглашение, даже если он решит остаться дома.

– Постарайтесь его убедить. Я велю кухарке приготовить лишнюю порцию.

– Очень любезно с вашей стороны.

– А если он не придёт, мы разделим его долю!

Нежный смех леди Гризуолд прозвучал слегка театрально. Трубку я повесила со смешанными чувствами. У меня не было особого желания работать по готовым образцам, тем более из иллюстрированных журналов. Я предпочитаю сначала ощутить атмосферу дома, который предстоит оформить, а потом проникнуться вкусами владельца.

Как бы между прочим я спросила себя, а не перерастут ли наши отношения с леди Гризуолд в подобие дружбы? Наступит ли такой день, когда она попросит звать её Филлис? Почему-то я в этом сомневалась, хотя и не подозревала её светлость в снобизме. Скорее, у меня сложилось ощущение, что леди Гризуолд – из тех женщин, что при всём изяществе манер, предпочитают держаться от людей подальше. Быть может, она просто чересчур застенчива. В защитных механизмах я знала толк. Вот только, к сожалению, щит, которым ты прикрываешься, зачастую оказывается из стекла и рассыпается на мелкие кусочки, когда наносят удар с неожиданной стороны.

Зато миссис Мэллой была из тех женщин, кто знает, как уклоняться от копий и стрел злодейки-судьбы. Она носила доспехи в виде платьев из тафты и многослойной косметики с неукротимой доблестью Генриха V, готовящегося разбить французов при Азенкуре. Когда я вошла на кухню, она сидела за столом напротив отца. Бен стоял у плиты и жарил яичницу с беконом, словно играл эпизодическую роль в пьесе.

– Так вы говорите, что ваша Харриет не была немкой?

Миссис М. с таким благоговением подлила папе апельсинового сока, будто, пролив хотя бы одну каплю, она совершит непростительное святотатство и её навеки отлучат от церкви.

– О, Харриет была настоящей английской розой!

Папа посмотрел на урну, стоявшую перед его тарелкой, и любовно погладил её шершавый глиняный бок. Интересно, отчего у этого сосуда до странности неправильные формы?

– Из Лондона, вы говорите?

Стакан с соком торжественно приземлился рядом с урной.

– Харриет жила в Лондоне, когда была замужем. Но ей больше нравилось за городом.

– Как и моему третьему муженьку.

Миссис Мэллой ясно давала понять, что у них с папой много общего.

– А как он умер? – заинтересовался папа.

– Да он и не умер. Жив-живёхонек. Свалил к четвёртой жене.

– А! – Папа вновь погрузился во мрак.

– Харриет – такое прекрасное имя. Если бы у меня была дочь, я бы назвала её именно так. Я часто говорила об этом миссис Х.

Моя славная помощница по хозяйству не обратила на меня ни малейшего внимания. Я молча присоединилась к Бену.

– В самом деле? – Папа вновь оживился.

– А Браун – такая чудесная фамилия!

– Не самая подходящая для столь изысканной женщины, как Харриет.

– Ну, если на то пошло, как и этот горшок, куда её высыпали. – В любезности миссис Мэллой не откажешь. Правда, она тут же спохватилась: – Но, возможно, для вас эта посудина имеет какую-то иную ценность.

– Урну выбрали друзья Харриет, супруги Фелькель.

В папиных голубых глазах мелькнуло беспокойство. Словно он впервые увидел, что это обычный сосуд, а не продолжение земного существования Харриет.

– Вы думаете, он не очень подходит? – воззвал он к авторитету миссис Мэллой.

– Никоим образом.

– А что в нём не так?

– Начнём с того, что, по, вашим словам, Харриет была платиновой блондинкой? А серая глина совершенно не годится для блондинок. – Послушать миссис Мэллой, так она целыми днями якшается с Ив Сен-Лораном и Версаче. – А кроме того, форма горшка какая-то уродливая.

Папа поджал мясистые губы:

– У Харриет была великолепная фигура.

– Тогда для неё нужно что-то с изящными линиями, а не эти нелепые бугристости. Не хочу корчить из себя знатока, – внезапно заскромничала миссис Мэллой, – но я точно помню: когда у меня увели третьего мужа…

– Что сделали?

От моего удивлённого возгласа Бена едва не облился кипящим маслом. Однако реакция Рокси и отца оказалась ещё более выразительной. Пап остолбенел, а миссис Мэллой сочувственно похлопала его по руке и с непередаваемым сожалением в голосе сказала:

– Вашим родственничкам это свойственно. Прокрадываться втихомолку на кухню, словно они здесь всем распоряжаются. И подслушивать чужие разговоры. Но, видимо, это та цена, которую приходится платить за завтрак. Хоть детишки сегодня не путаются под ногами. Я, конечно, не могу сказать о них ничего дурного, ни об одном из троицы. – На лице Рокси расцвела блаженная улыбка, и я поняла, что она думает о Розе, которая была бы её внучкой, если б моя кузина Ванесса не наставила рога её сыну Джорджу. – Жизнь временами бывает просто отвратительна!

– Так что вы хотели сказать о своём третьем муже? – напомнила я, пока Бен перекладывал яичницу на тарелку. – Как это его у вас увели?

– Пришли двое полицейских и увели. Ввалились во время ужина и даже не дали Альфи (или это был Берти?) доесть колбаску в тесте. Вот что бывает, когда транжиришь деньги на свиную колбасу, хотя говяжья ничем не хуже. Именно это я себе тогда и сказала. – Рокси покачала головой, досадуя на превратности жизни. – Эти гады в форме обвинили его в торговле краденым. Но скажите мне, сколько дурачок мог напродавать, если не заработал себе на велосипед, не говоря уж о машине! Разумеется, теперь, когда я оглядываюсь назад, некоторые его подарки выглядят немного странными. Детская коляска на мой пятидесятый день рождения, форма стюардессы к очередной годовщине нашей свадьбы, парикмахерское корытце на Рождество. Но мужчины ведь понятия не имеют, что надо покупать, верно?

– У меня хватает ума ничего не покупать для кухни. – Бен как-то рассеянно улыбнулся мне, свалил на тарелку несколько ломтиков бекона, пару кусочков подрумяненного хлеба и большую ложку обжаренных грибов.

– А Альфи… или Берти… угодил в тюрьму? – спросила я, ставя перед миссис Мэллой тарелку.

– Вспомнила! Это был Джерри. – Она взялась за нож и вилку. – И к вашему сведению, миссис Х., каталажки он избежал. Его адвокат попросил присяжных взглянуть на своего подзащитного и спросить себя, может ли у такого человека хватить ума, чтобы отпарить почтовую марку, после того как на неё поставили штамп. Чтобы вскипятить чайник, нужно осуществить мыслительный процесс, а некоторые люди просто на такое не способны. Он назвал Джерри самым большим простофилей, с которым ему когда-либо приходилось сталкиваться.

– Ужасно, когда тебя обманывают, – пробормотал отец, окунув свой аристократический римский нос в апельсиновый сок.

– Я вот к чему упомянула о Джерри, – продолжала распинаться Рокси. – Когда он помер, его жена – та, на которой он женился после того, как наши жизненные пути разошлись как в море корабли, – взяла и кремировала его. Сказала, что это гигиенично и всё такое. Глупая корова! Это же всё равно что оставить тело в гостиной, а самой усесться в мягкое кресло и смотреть телевизор. Она просто не хотела тратиться на нормальные похороны. Как я и ожидала, она купила урну на распродаже. Мне ничего не оставалось, как преодолеть наши разногласия и приобрести сосуд, достойный моего бывшего мужа. Эта была ваза из толстой латуни. Надеюсь, что теперь всякий раз, когда эта мерзавка поднимает взгляд на каминную полку, она благодарит Рокси Мэллой за то, что не позволила ей приобрести репутацию первой скряги на свете.

– А я не вижу ничего плохого в урне Харриет.

– Да окажись я в подобной посудине, только гордился бы. – Бен принялся жарить очередную яичницу.

– Почему бы вам не рассказать моему отцу о пьесе, – предложила я миссис Мэллой. – Вдруг это поможет ему отвлечься от грустных мыслей?

Честно говоря, меня не покидало чувство, будто у нас в доме поселилось привидение. Час за часом присутствие Харриет становилось всё ощутимее. Ещё немного, и придётся отвести ей место за столом, а входя в ванную, вдыхать аромат её духов. Олеандр, подумалось мне, скорее всего, это будет олеандр. Я открыла окно, чтобы впустить свежий воздух, и колючий ветер пахнул в лицо влажной землёй и хризантемами. Пряный запах траурных осенних цветов привёл меня в чувство. Сегодня во второй половине дня приедут родственники Харриет. Они заберут урну. А папа, исполнив обещание, продолжит жить. Возможно, он даже встретит кого-нибудь ещё. Какую-нибудь милую и разумную женщину. И звать её будут Агнес или Мэри. Она станет готовить ему здоровую пищу и напоминать про шерстяной шарф в плохую погоду.

Заняв место за столом, я ещё раз попросила миссис Мэллой рассказать отцу о пьесе.

– Думаю, вряд ли это его развеселит. – Бен со скрипом пододвинул стул ко мне поближе и уселся. – Боюсь, после этого он уже никогда в жизни не притронется к цыплятам. А именно сейчас это было бы совершенно некстати, потому что сегодня я проснулся среди ночи с готовым рецептом в голове. Там было всё, вплоть до четверти чайной ложки розмарина. Я даже придумал название блюду. Цыплёнок а-ля Мария-Антуанетта.

– Роскошное название! – Я с ещё большим рвением принялась ковыряться в яичнице с беконом.

– И к утру вдохновение меня не оставило!

– Мне не терпится прочесть этот рецепт, когда ты перенесёшь его на бумагу.

– Наверное, толчком послужила мысль о том, что мы не едем во Францию.

– Как говорится, нет худа без добра.

– Для украшения я, пожалуй, воспользуюсь крошками от кекса «Мадейра». – Бен отправился за кофейником. – Приправлю апельсиновой цедрой и свеженатёртым имбирем. А во время жарки буду поливать цыплёнка кунжутовым маслом. – Бен вновь сел и проткнул кусочек бекона. – Дорогая, ты не сочтёшь меня эгоистом, если после завтрака я запрусь в кабинете? Хочу поколдовать над рецептом, пока он не выветрился у меня из головы.

– Ты просто должен так поступить.

Сказать ему, что собираюсь ненадолго в Старое Аббатство, я не успела – меня отвлёк голос миссис Мэллой. Она всё-таки вняла моим словам и теперь пичкала папу подробностями пьесы.

– На данный момент, мистер Саймонс, у меня нет крупной роли. Но я выжала из неё всё, что можно было выжать. И я буду играть Бастинду Стилуотерс, если с леди Гризуолд до премьеры что-нибудь случится. Так что остаётся лишь надеяться, не так ли? Надеяться, что с её светлостью не стрясётся никакой неприятности, – благочестиво добавила Рокси. – Разумеется, я нахожусь в более зрелом возрасте, чем её светлость. Хотя многие это вряд ли заметят. Мне всегда дают лет на двадцать меньше. И как говорит миссис Эмблфорт, мы с её светлостью обе темноволосые и потрясающе красивые женщины. В нас есть какой-то налёт тайны, а зрители от этого просто балдеют. Миссис Эмблфорт выбрала меня в качестве дублёрши, когда услышала, как отлично я подражаю кошачьему мяуканью. Я всю душу вкладываю в это мяуканье. Хотите послушать? – И, прежде чем папа успел ответить, кухню огласили пронзительные звуки. Тобиас немедленно высунул нос из кладовки, чтобы засвидетельствовать своё отвращение. – Понимаете, кот знает, что Бастинда отравила Кларабеллу, как до этого и майора Викториуса. И теперь пытается запихнуть её в тот же сундук, где спрятала его. Но у неё возникают сложности…

– Неудивительно. – Бен налил ещё кофе. – Судя по вашему рассказу, Кларабелла не из тех женщин, которые согласятся вне брака находиться с мужчиной в одном сундуке.

– Сложность не в этом, мистер Х. – Миссис Мэллой сурово посмотрела на него. – И не в том, что сундук маловат для двоих. В своё время в этот сундук сложили всю домашнюю утварь, когда Бастинда переезжала в Чаффертон-Теллс. Но с крышкой что-то случилось, и каждый раз она с грохотом падает вниз, стоит её приподнять. Поэтому Бастинде пришлось запихнуть Кларабеллу в шкаф. Однако, как оказалось, – Рокси гипнотизировала папу взглядом, – та вовсе не умерла! Большую часть отравленного молока Кларабелла налила в блюдце кошке.

– Бедная кошка, – вздохнула я.

Моя реплика была демонстративно проигнорирована.

– Во всяком случае, в последней сцене Кларабелла вновь оказывается живой.

Рокси не успела добавить, что это была лишь короткая отсрочка, поскольку под занавес несчастная возлюбленная красавца Реджи всё же решила застрелиться. Отец перебил её самым что ни на есть траурным голосом:

– Как бы мне хотелось, чтобы это случилось с моей Харриет. Сжать её вновь в своих объятиях! Увы, я даже не знаю, как набраться мужества, чтобы перенести расставание с ней, когда настанет этот ужасный час. Не ослабеют ли мои руки, когда я буду вынужден отдать её священные останки? – Он салфеткой промокнул слёзы, которые градом катились по толстым щёкам. – Как, спрашиваю я вас, дожить мне до трёх часов?! Ведь именно тогда вернутся её родственники?

Он поднял глаза на Бена. Тот кивнул.

– Ты можешь отправиться со мной в Старое Аббатство, – предложила я. – Леди Гризуолд – моя новая клиентка. Она только что звонила и просила меня заехать, если мне будет удобно, а когда я упомянула о твоём приезде, настойчиво посоветовала взять тебя с собой. Нас пригласили на обед. У них с сэром Каспером есть кухарка, так что вполне можно рассчитывать на что-нибудь весьма изысканное.

Папа облизнулся. Я было обрадовалась, что ему пришлась по душе эта идея, но в следующий миг он обхватил руками урну и покачал головой:

– Ты хорошая дочь, Жизель! Всё время стремишься облегчить отцу его ношу, но в своём нынешнем состоянии я вряд ли буду приятен этим важным господам. Лучше уж я останусь здесь с Бентвиком и проведу последние ужасные часы в беседах с твоим супругом.

– Не возражаю!

Бен произнёс это так весело, словно цыплёнок а-ля Мария-Антуанетта волновал его меньше всего. Не глядя на меня, он покорно сложил руки на коленях, приготовившись к долгому испытанию. Почитаемый нашим викарием святой Этельворт в подмётки не годится моему ненаглядному. Тут на выручку нам, равно как и своим ногам, пришла миссис Мэллой.

– Зачем же вам отвлекаться от своей кулинарной книги, мистер Х.? Ваш тесть посидит со мной, пока я буду вытирать пыль. Такая участливая душа, как я, жаждет побольше услышать о его неприятностях.

– Это очень любезно с вашей стороны, миссис Мэллой, – благодарно произнесла я. – Но ведь неизвестно, как долго меня не будет. Не хотелось бы торопиться, чтобы у леди Гризуолд не создавалось впечатление, будто у меня на уме одна только работа.

– Ты хочешь сказать, что мы можем вернуться, когда будет далеко за полдень? – Папа снова оживился. – Как неудачно получится, если родственники Харриет приедут слишком рано и им придётся дожидаться нашего возвращения. Но они, конечно, поймут, что мне нужно было уехать, чтобы сменить обстановку. Они всегда могут приехать в другой день.

– Но, папа, ты же не хочешь, чтобы они снова тебя не застали. – Увидев, что именно этого он и хочет, я вздохнула. – Давай договоримся так. Если родственники Харриет приедут, когда мы ещё будем в Старом Аббатстве, Бен позвонит. Леди Гризуолд, конечно же, войдёт в наше положение, а на возвращение нам потребуется не больше десяти минут.

– Тогда отправляйтесь! Желаю хорошо повеселиться!

По тому, с каким грохотом миссис Мэллой собирала посуду и швыряла тарелки в мойку, было ясно, что я нагло расстроила её планы. Папа, заметив огорчение Рокси, рассыпался в благодарностях, но я знала, о чём он думает. Как слушательница миссис Мэллой обладала принципиальным недостатком. Ей нравился звук собственного голоса. На каждые три слова, что папа сказал бы о Харриет, она наверняка выдаст шестнадцать о своём дебюте. Но Рокси была слишком великодушна, чтобы дать волю раздражению.

– В таком случае, – попросила она, тут же смягчившись, – пусть урна находится при мне, пока я буду здесь пылесосить.

Папа, разумеется, едва не грохнулся в обморок, но сумел-таки взять себя в руки и пробормотал, что Харриет он заберёт с собой. Добавив, что леди Гризуолд, несомненно, не станет возражать против ещё одного места за столом или, лучше сказать, на столе.

– Может, и будет, – не удержалась я, а Бен поспешно отвернулся к раковине и начал увлечённо орудовать губкой. – Папа, давай всё-таки оставим урну здесь, а?

– Жизель, я тебе удивляюсь. Харриет так любила светские визиты.

– Знаю, но…

– И когда я думаю, как она радовалась, торопясь ко мне со своим сюрпризом, сердце моё снова и снова разрывается на части.

Бормоча, что надо бы отыскать галстук поприличнее, отец покинул кухню.

– Ох и люблю я, когда плачут взрослые мужики! – мечтательно протянула миссис Мэллой. – Не правда ли, начинаешь надеяться, что не все они бесчувственные скоты, которых интересует только одно – вовремя ли будет подан воскресный обед и успеют ли они встретиться со своими приятелями в пивной. А здесь чувствительность и сексуальность вместе. Такое в наши дни не часто случается.

– Мой отец? Сексуальный? – Я уставилась на неё во все глаза.

– Почему нет? – поинтересовался Бен, по-прежнему стоя к нам спиной. Плечи его подозрительно тряслись. – После шестидесяти я собираюсь стать крайне соблазнительным.

– Я понимаю, почему Харриет втюрилась в вашего папашу, миссис Х., – вздохнула Рокси, с неохотой ковыляя к чулану, где хранились вёдра и швабры. – Просто все глаза готова прорыдать при мысли, что им не суждена была счастливая совместная жизнь. Если бы не это, взяла бы себя в руки и сама подвалила к нему.

Полчаса спустя, когда мы выехали за ворота Мерлин-корта, её томный голос всё ещё звучал у меня в ушах. На коленях у папы покоилась холщовая сумка. Дело вовсе не в том, что я считаю, будто мужчина за шестьдесят не может быть привлекателен. Совершенно не исключено, что со временем какая-нибудь женщина могла бы полюбить отца, но полагать, будто мой родитель заставляет неистово биться женские сердца, – это уж явный перебор!

Небо было затянуто серыми облаками. Скалистая дорога петляла между обрывом над морем и утёсами, поросшими кустарником, и мне пришлось сосредоточиться на её изгибах и поворотах. Лишь в самых опасных местах попадались металлические ограждения. Но несмотря на это, я продолжала думать о Харриет. Действительно ли я услышала об этой женщине нечто такое, что оправдывало мою неприязнь к ней? Или всему виной лишь дочерняя ревность? Почему её внезапная любовь к отцу кажется мне подозрительной?

За всю дорогу папа не проронил ни слова. Но как только мы завернули за кирпичную стену, он испуганно вскрикнул и судорожно прижал к себе сумку с урной. Впереди, виляя из стороны в сторону, катил велосипедист. Я успела разглядеть округлую чёрную фигуру и развевающиеся седые волосы, прежде чем вывернула руль влево, чиркнула о кирпичную стену и почувствовала, как автомобиль юзом ползёт в сторону обрыва.