– Высокая женщина, говорите? – Гиацинта отложила блокнот. – Бесцеремонная, но добродушная, как мне представляется. Из тех, что предлагают помыть по дружбе ваши окна и навязывают яблочный пирог, не спрашивая, по душе он вам или нет.

– Ужасная нахалка, – согласилась я. – Сунула мне в руки пачку банкнот и велела купить что-нибудь симпатичное в качестве свадебного подарка – скажем, фарфорового пуделя в гостиную. Бен позеленел от злости!

– Кстати, о неприятном, – подхватила Гиацинта. – Вы рассказали Бентли или свекру про Человека в Плаще?

– Нет. Этот тип походил на помесь гангстера с обнищавшим сыщиком. Я и решила, что он – детектив в штатском. Но потом убедила себя, что человек в Читтертон-Феллс и соглядатай возле зеленной лавки Папули – это не одно и то же лицо. Очень уж неприятное совпадение…

* * *

Мы успели на поезд, который отходил домой после полудня. Пока он тарахтел по рельсам, я старательно улыбалась, так что все лицо онемело, в придачу к шее, которую продуло на сквозняке. Бен спал, а я любовалась, как ветерок играет с его черными кудрями. Я думала о пропавшей свекрови, о том, как мужественно вел себя утром Папуля, вспомнила мистера Вернона Шиззи и его чудесное спасение от, казалось бы, неминуемой смерти. Но в основном я думала о доме, который ждал нас, о милом сердцу Мерлин-корте, безопасном, надежном, верном.

* * *

Я сидела у надраенного кухонного стола, Тобиас на коленях, вымученная улыбка – на лице. Веселые обои с пшеничными снопами и васильками расплывались в глазах, керамическая плитка под ногами казалась ледяной. Ибо Доркас и Джонас встретили нас новостью: они уезжают. И бросают меня! Будь я старой пакостницей-миллионершей, непременно вычеркнула бы предателей из завещания!

– Неужто в самый Чикаго?! – в пятый раз спросила я.

– Я знала, что ты будешь ужасно рада! – Доркас бодро хлопнула меня по спине.

Джонас молодцевато стрельнул подтяжками.

– Ты будешь скучать без нас, но мы же ненадолго. А в мои годы вредно сиднем сидеть на одном месте.

Точно! Особенно если учесть, что последние пятьдесят лет Джонас носа из Мерлин-корта не высовывал.

С утренней почтой Доркас получила весьма лестное приглашение. Ее просили поспособствовать развитию хоккея на траве в Чикаго. Джонас тут же заявил, что не может позволить хрупкой женщине осваивать в одиночку дикую страну и перекусывать на ходу всякой дрянью. Свою тираду он закончил смачной фразой:

– Ох, Чикаго, городишко в моем вкусе!

Да что же это творится! Сначала мать Бена, а теперь Джонас и Доркас пожелали вылететь из насиженного гнезда.

Я принялась поправлять на окне горшки с огородной рассадой.

– Несчастный случай может приключиться с кем угодно. Вот ведь электрик-самоучка Соллоувей сам себя шваркнул электрическим током. А помните дантиста с Киплинг-стрит, чья бормашина взбесилась как раз в тот момент, когда он ставил себе пломбу? – Я спихнула кастрюли в мойку, повернула кран и выдавила едкий «Фэйри». – Поклянитесь, что будете смотреть по сторонам, когда переходите улицу, и поселитесь в доме с консьержкой.

– Апартаменты, там это так называется. – Джонас увлеченно размахивал веревкой, практикуясь в искусстве забрасывать лассо.

– А не взять ли с них клятву, что не станут участвовать в буйных вечеринках? – предложил Бен. – И пусть откажутся от любой жидкости крепче лимонада!

Не время для зубоскальства. Следовало составить список вещей, проветрить чемоданы и купить дорожные чеки.

– Когда вы уезжаете? – бодро спросила я.

– Через неделю, – с готовностью ответили дезертиры.

– До Рождества?! Но в гостиной будет неуютно, если у камина станут болтаться всего два чулка.

Доркас расхаживала по кухне с Тобиасом вместо воротника, перекинув через плечо его хвост.

– На таких, как мы, жалко переводить омелу, правда, Джонас?

– Угу.

Бен ухмыльнулся, и я вдруг сообразила, что Доркас и Джонас за все это время ни разу не взглянули друг на друга. На воре шапка горит!

Бен покосился на раковину, обнял меня за плечи и сказал театральным шепотом:

– Наконец-то мы останемся одни!

Часы отсчитывали тишину. Внезапно хлопнула входная дверь.

– Одни? Еще чего, а как же я?!

Глаза не обманывали меня. Неряшливый растрепанный призрак был не кем иным, как моим драгоценным кузеном Фредди. Тобиас взвился в воздух, с шипением обогнул Фредди и выскочил за дверь. Я была с ним полностью солидарна.

– Я знала, что дома нас ждут остатки еды, но остатки гостей…

Бен уже тряс Фредди руку – мужская солидарность в действии.

– Элли, милая, я-то знаю, что ты шутишь, но Фредди может принять твои слова всерьез.

– И правильно сделает! Когда это несчастное создание последний раз заглянуло к нам на выходные, выходные продолжались три месяца.

Автор намекает на английский рождественский обычай целоваться под висящей в дверях веткой омелы.

Доркас решительно заправила волосы за уши.

– Пойду-ка я собираться.

– И я, и я! – Джонас затопал к двери.

– Отличная идея! – крикнула я вслед. – Надеюсь, она заразная!

Фредди плюхнулся в кресло-качалку.

– Жизель, ты была святой, приютив меня в тот жестокий день, когда мне некуда было деться. Я был сокрушен и потрясен при мысли о том, что стану обузой для своих родителей, безработный…

– О, только не прибедняйся! Нам отлично известно о твоих успехах в качестве коммивояжера, когда ты толкал соседям мои запасы из кладовки.

– Элли, почему бы нам не выслушать Фредди? Что-то в голосе Бена не слышалось супружеской преданности. Кузен вяло махнул рукой:

– Замнем, приятель! Элли командует парадом… как и должно быть. Простите, что задержался дольше положенного.

Бен бросил на меня странный взгляд. Фредди дергал плечами.

– Кости ноют? – осведомилась я. – Усиленно готовился к полету с башни?

– Кузиночка, издевки – не твое амплуа. Спрыгнул бы, если бы был уверен, что мне грозят увечья, но без боли. Джилл на коленях приползла бы ко мне, рыдая от раскаяния.

Фредди величественно встал, рванул на себе рубаху и ткнул Бену какую-то бумажонку.

– Зри! Заявление о приеме на работу в твой ресторан-мечту! Пусть Джилл все глаза выплачет.

Бен взял листок.

– Ай-ай-ай! – встряла я. – Вот жалость-то! Помнишь, дорогой, как сегодня утром мы говорили, что «Абигайль» раньше весны не откроется.

– Жестокосердная! – схватился Фредди за сердце. – А я-то указал тебя в качестве рекомендателя! – Он перевел взгляд на Бена. – Ну, что скажешь, старина? Она командует тобой на работе и дома?

Я прижалась к мужу, взяла его под руку и улыбнулась. Бен уставился на заявление.

– Собственно говоря, ты на какую работу рассчитывал, Фредди?

Глупо думать, что тебя предали. Бен, разумеется, старался из-за меня. Полагал, что я умираю от желания помочь Фредди, но стесняюсь навязывать родственников с первых же дней семейной жизни. А руку я отняла просто потому, что она затекла. Фредди расцвел в победной улыбочке и покосился на меня – мол, останемся друзьями, слабачка!

– Если честно, Бен… то есть сэр, я намеревался начать с самого верха и своим трудом проложить себе путь вниз, если нужно. Я собираюсь сделать карьеру и утереть нос Джилл, когда она приползет на коленях, умоляя простить ее.

Поглядывая то на меня, то на Фредди, Бен сделал из заявления Фредди самолетик и пустил его в мойку.

– В настоящий момент все, что я могу предложить, – роль Пятницы при Робинзоне. Поможешь мне привести ресторан в приличное состояние, займешься бумажной работой и освоишь азы кулинарии.

Фредди поднял руку:

– У меня только один вопрос, сэр, мне полагается машина?

– Боюсь, что нет, – буркнула я, – но мы расщедримся на пристройку над гаражом.

Я определенно не собиралась оставлять в доме Фредди и его электрогитару. Вы только посмотрите на это сокровище! Уже залез в холодильник и шарит там почем зря!

– Как насчет того, чтобы поставить чайничек, Элли? Или вы предпочитаете шампанское? Мне все равно! – И кузен гнусно ухмыльнулся.

* * *

Если я и злилась на Бена, то злость испарилась, когда мы погасили свет в спальне и фазаны на обоях нахохлились в красноватых отблесках камина. Я заснула, уткнувшись в плечо мужа, и мне приснилась свекровь. Лица ее я не видела, но голос слышался ясно. Кто-то уносил ее в туман, а она кричала: «Помогите! Караул! Убивают!» Вся сцена словно явилась из фильмов сороковых годов, где за юными вдовами и их состояниями охотятся мошенники-брюнеты. В отдалении топтались люди, они рыдали и завывали. Вдруг весь экран заполонило что-то длинное и темное, оно все надвигалось и надвигалось… Это был гроб, и я знала, кто внутри. «Неудивительно, что она не смогла прийти на свадьбу», – подумалось мне.

Я проснулась оттого, что ветер молотил бордовыми бархатными гардинами по стенам, а на подоконник стекали капли дождя. Из-за клаустрофобии Бена приходилось спать с открытыми окнами.

На следующий день позвонил Папуля. Трубку снял Бен. Когда на его «алло!» не последовало никакого ответа, Бен тут же передал трубку мне.

– Это ты, Элли? Я не могу долго разговаривать, надо разгрузить ящик бананов… Но я подумал, ты рада была бы узнать, что Марсель получил сегодня утром открытку от Мэгги. Она пишет, что все еще сидит в этом тихом местечке у моря.

– А где именно у моря?

– Не знаю, открытка без картинки.

– А штемпель?

Бен мешал слушать: он мельтешил рядом и дышал мне в ухо.

– Смазан.

– А про вас она вспомнила?

– Да. Велела Марселю следить, чтобы я принимал рыбий жир.

Я ободряюще промычала что-то Бену.

– Отрадно слышать! Значит, есть надежда.

– Почем знать! – фыркнул Папуля. – Может, она плеснула яду в пузырек с рыбьим жиром!

Телефон умолк.

– Не сегодня-завтра я получу от Мамули открытку. – Бен старался говорить веселым тоном, но вид у него был несчастный.

Мамуля не написала. И от «Чертополох-пресс» не было ни слуху ни духу.

К счастью, у Бена не оставалось времени торчать возле почтового ящика: вместе с Фредди они целые дни проводили в будущем ресторане. Бен клялся, что еще немного – и мы сможем гордиться Фредди. Тот и впрямь энергично взялся за дело. Иногда им случалось даже пропустить обед, и они перекусывали в «Темной лошадке». Я не обижалась… то есть не очень.

У меня тоже хватало дел, и я радовалась, что могу уделить побольше времени Доркас и Джонасу. Жизнь с Беном была полным блаженством, но если ты сидишь на диете, как на цепи, а рядом болтается шеф-повар – врагу такого не пожелаешь. Когда Бен произносил слова вроде «фламбе» или «фрикасе», в меня тут же проникала порция калорий.

Время летело быстро. Почти ежедневно я ползала по «Абигайль» с рулеткой, образцами тканей и обоев, вместе с Доркас совершала налеты на магазины и скандалила с Джонасом, требуя, чтобы он снял мерку для нового костюма. Его «воскресный прикид» был старше меня.

Пятнадцатого декабря, накануне Отъезда, Бен приготовил сказочный обед. Столовая сияла мореным дубом, серебром и праздничным фарфором. К нам, конечно же, присоединился и Фредди, выглядевший, как ни странно, вполне презентабельно. Даже ногти почистил.

– Ни дать ни взять – форменный денди! – проворчал Джонас, наряженный в клетчатую рубашку и ботиночный шнурок вместо галстука.

Доркас маршировала вокруг стола.

– Ненаглядные вы мои! На всю жизнь запомню этот прощальный час!

– Не надо! – пискнула я, едва не добавив: «Не уезжайте!»

Я же взрослая, замужняя женщина. Разве вправе я портить удовольствие путешественникам? И отодвигать Бена на второй план? А вот и он, легок на помине… Что это он там несет? Ага, индейка, украшенная остролистом! Все дружно проорали «ура!» – все, кроме меня. Джонас старательно заправил салфетку за воротник, Доркас подвинулась, чтобы дать место Фредди.

Кузен качнулся на стуле и прошипел:

– Ты сегодня очень красивая, Элли.

– Да? Спасибо…

Вот не ожидала. Джонас и Доркас звучно клацнули ложками.

– Хотя на шее еще остались следы от клыков вампира… Извини, – Фредди отпрянул от меня вместе со стулом, чтобы я его не достала. – Но иногда мне не хватает прежней Элли. Мне жаль ее, – траурно провозгласил он. – Худышка одолела Толстушку!

Ну что за идиот этот Фредди! Неужто не понимает, что призрак Толстухи Элли все еще бродит за мной по пятам? Я взяла у Бена блюдо с овощным гарниром и посмотрела любимому в глаза.

– А мы вовсе по ней не скучаем, правда, дорогой?

– Правда.

– Но мы будем очень скучать по нашим ненаглядным Доркас и Джонасу. – Я подняла бокал. – Возвращайтесь поскорее!

Перед моим взором все расплывалось, и мне показалось, что у моих отважных путешественников глаза тоже на мокром месте.

* * *

Добродетель сама себе награда. Лежа на серебристо-серых простынях, я чувствовала, как меня ласкают ночной ветерок и руки Бена, и радовалась, что не уступила петрушке в масле и бисквитам с шерри. Интересно, можно обезжирить брюссельскую капусту? Фазаны на обоях затрепетали, когда я почувствовала колючую щеку Бена на моей, его учащенное дыхание и эти удивительные руки… Я блаженно улыбалась, глядя в потолок…

Они поджидали меня во сне. Два гамбургера-гуманоида. Миссис Ширли Шиззи и миссис Амелия Джоппинс. Запихивая меня в холодильник, они вопили:

– Дура, ты его потеряешь! Он сбежит в Чикаго с кем-нибудь посочнее! Вроде меня! – Их огромные кетчупные рты разверзлись в жутких ухмылках.

В холодильнике было темно и холодно. Сердце мое рвалось из груди. Ворочаясь в морозилке, я на собственной шкуре испытала, что такое замкнутые емкости. Бедный Бен, как же ему, наверное, пришлось несладко в ларе с картошкой!

Я проснулась от ужаса. Спальня выглядела пугающе незнакомой, враждебной, холодный лунный свет заливал комнату. Темный продолговатый предмет напротив выглядел слишком громоздким для комода. Я захотела встать и поняла, что уже стою. Хуже того, сжимаю что-то в руке. Нащупала выключатель и в вспышке слепящего света обнаружила, что нахожусь в кухне. И сжимаю в руке бутерброд, странный бутерброд – салат, язык, яйцо и мандарины, перемазанные томатным соусом. Содрогнувшись, я швырнула его в раковину, включила горячую воду и рукояткой деревянной ложки запихнула чудовище в сливное отверстие. Никто, и паче всего Бен, не должен об этом узнать!

Включать свет в холле не было никакой надобности – луна старалась вовсю. У дверей мирно поблескивали доспехами железный Руфус и его безымянный напарник. Я помахала им рукой и в следующий миг замерла. В гостиной у камина маячил мужской силуэт! Я ухватилась за каменную тумбу, едва не свалив египетскую урну. Может, это Джонас решил напоследок взглянуть на портрет Абигайль? На счастье… Или старик уже затосковал по дому. А вдруг они едут в треклятую Америку против своей воли?

Из ложной деликатности, чтобы оставить нас с Беном одних?

Ноги медленно несли меня наверх.

Гардины развевались по всей комнате, когда я скользнула обратно в кровать. Прижимаясь к Бену, я чувствовала себя паразитом, высасывающим тепло. Но что было делать – окно открыто, да и в проклятом холодильнике намерзлась.

На следующий день я, как ни странно, не утопила аэропорт Хитроу в слезах. Доркас же – в голубом пиджаке с эмблемой своей старой школы на лацкане – не на шутку разволновалась. Нет, она не боялась, что самолет рухнет, но ее страшили восемь часов без приседаний и отжиманий.

– Тебе нужна хорошая книга, – решила я.

– Точно, я не прочь развлечься беллетристикой… про девочек-скаутов.

– Отлично! – Бен растворился в толпе и через несколько минут вернулся с книгой, где кровавые буквы расползлись по черной обложке. «Смерть-подружка».

Бен пытался перекричать громкоговоритель, который хрипел, что пассажиров парижского рейса просят пройти к выходу номер восемь.

– Вот, прочти на обороте – про девчушек, как и заказывали. «Хорошенькая хохотушка Сара, впервые оказавшись в летнем лагере, обнаруживает в своем спальном мешке какую-то гадость. Дохлое? – спросите вы. Именно так! Лягушку? Не-е-ет!»

Джонас презрительно чавкнул жвачкой.

– То, что надо! Так, написала Мэри Грифф… – Доркас хлопнула себя книгой по лбу. – Вот склероз! Эта самая Мэри… то есть мистер Эдвин Дигби заходил в Мерлин-корт в день свадьбы через несколько минут после вашего ухода.

– Это такая же честь, как визит Греты Гарбо? – Бен придерживал ногой багаж путешественников, не давая ему упасть.

– Парень был пьян в стельку, – проворчал Джонас. – Я открыл дверь, когда он пытался всунуть свой ключ в замочную скважину.

– Вполне простительная ошибка, – мягко заметил Бен. – Наши усадьбы всего в полумиле друг от друга.

– А с ним была огромная гусыня, похоже, она тоже опрокинула пару стопочек. Я их пригласил войти, но они развернулись и поковыляли прочь.

– Жалко его, – поморщилась Доркас. – Я слышала, он уже много лет не публиковал ничего нового. Наверняка чувствует себя дураком. – Она встретилась глазами с Беном и пошла пятнами от смущения. – Послушайте, это не наш рейс объявили? Вперед! Джонас, плечи назад, грудь вперед, а вы все не смейте плакать!

Мужчины засуетились с багажом, а Доркас наградила меня своим фирменным хлопком по спине.

– Прости меня за бестактность. Уверена, шедевр Бена скоро выйдет в свет! – Она повысила голос: – Не волнуйся, Элли, я прослежу, чтобы Джонас как следует выспался в самолете.

– Я и глаз не сомкну. – Джонас сдвинул набекрень ковбойскую шляпу. – Всю прошлую ночь я спал как убитый. Наверное, это из-за шерри в бисквите.

* * *

Доркас как в воду глядела: на следующее утро оправдались все надежды на шедевр Бена. «Чертополох-пресс» собирался опубликовать его книгу. Издатель по имени А.И. Брэд писал: «Мы восхищены рецептами, шутками и всей атмосферой книги, поэтому почтем за честь внести вашу рукопись в весенний портфель издательства».

Бен принес письмо в спальню. Я все еще пребывала в ночной рубашке.

– Какой восхитительный, очаровательный, остроумный человек этот мистер Брэд! – Я потянулась к Бену, но он ускользнул.

В жизни не видела его в таком экстазе. Он пару раз вскочил на кровать, сплясал чечетку, расшвырял подушки, торопливо натянул одежду, взъерошил волосы и объявил, что должен немедленно найти Фредди и поделиться с ним новостями.

– А Папуле ты не хочешь позвонить?

– Чтобы послушать его восторженное молчание? – Мы с Фредди подумываем включить кое-какие из рецептов книги в меню «Абигайль»!

Я открыла рот, но Бен уже исчез. Итак, меня изолировали. Я прижала руки к животу. Честное слово, за эту ночь я потолстела на два кило. Во сне Бен бормотал что-то насчет заварного крема с безе в лионском соусе, но, будь я образцовой женой, давно уже стояла бы у плиты и готовила ему завтрак. Заметит ли он, что я разбавила варенье? Я выскочила из постели и споткнулась о газеты. Хм, надо бы их просмотреть. А вдруг найду что-нибудь изысканное в разделе «Низкокалорийные блюда»? Скажем, фаршированное бычье сердце… Ох, только не на пустой желудок!

Я переключилась на раздел «Ищу работу» – Бен настойчиво уговаривал меня нанять помощницу по хозяйству. Так, личный секретарь, бухгалтер, инструктор по акробатике. Вряд ли они предпочтут карьеру домработницы. Придется дать объявление. Вспоминать о том дне, когда на нашу газетную мольбу о домработнице откликнулась Доркас, не стоило – грозило затяжными слезами. Лучше проштудировать «Письма читателей».

«Пропал очаровательный пекинес. Зовут Валентино, Вознаграждение гарантируется».

А вот еще: «…мужчина ищет привлекательную зрелую женщину для свиданий и не только. Некурящую, непьющую, любящую играть в бинго».

Как же мне повезло, что я удрала из когтей одиночества! Дверь слегка приоткрылась. Вошел Тобиас, зевая каждой клеточкой и потягиваясь. Я похлопала по одеялу, и он вспрыгнул ко мне.

– Хочешь, я почитаю тебе страничку Доброй Надежды? – Только кошки и счастливые замужние женщины могут получать удовольствие от советов несчастным влюбленным. – «Дорогая Добрая Надежда! Я влюблена в человека, женатого на женщине, которая недостойна развязывать ему шнурки на ботинках. Ночами я лежу без сна, представляя, как приду к нему на работу и сорву с себя одежду. У меня великолепная фигура, а я слышала, что в этом вопросе он знаток. Я готова на все, лишь бы заполучить его». Подпись: Страстная и Встревоженная.

Тобиас презрительно зевнул.

– А Добрая Надежда отвечает: «Дорогая Страстная, пригласи его к себе и сорви одежду дома. В этом случае ты сможешь умаслить полицию домашними лепешками и чаем, когда они придут за тобой».

Я плюхнулась на подушки и пробежала глазами письмо женщины, которую свекровь доконала своим назойливым вниманием. Мне бы ее проблемы! А теперь раздел «Личное». «Ответ Заплаканным Глазкам: ваши проблемы скоро умрут естественной смертью».

Какие проблемы? Боль? Страх? Или чувство вины… которое посещает женщину, заполучившую все, о чем только можно мечтать…

Дорогая Добрая Надежда, написала бы я, мой муж – самый совершенный, роскошный и восхитительный мужчина в целом свете, но во мне самой чего-то не хватает. Во-первых, когда я занимаюсь любовью, то не слышу пения скрипок. А во-вторых, безумно скучаю по друзьям, укатившим черт знает куда. Но разве любовь не должна заполнять все мое существо без остатка?

Из протоколов Вдовьего Клуба. 15 декабря

Президент. Миссис Мэри Элизабет Гуиннивер, благодарим вас за согласие вступить в должность члена комитета Прощания, ставшую вакантной после ухода Беатрис Мукбет. Правление постановило выпить по этому поводу рюмочку шерри.

Мэри Элизабет Гуиннивер. Это высокая честь для меня, мадам Президент! У меня нет слов, чтобы выразить чувства, переполняющие мое сердце! Я так давно мечтала трудиться на благо и во имя Клуба! О-о-о, «Мужская кровь»! Целебный напиток! Как говорят в «Темной лошадке», нет ничего лучше лучшего!

(Аплодисменты Правления.)

Президент. Должна огорчить вас, Мэри, мы не сможем дать вам задание раньше Нового Года. Мэйбл Смит-Вессон стоит в очереди раньше вас. Но мы надеемся, что вы начнете готовиться к Великому Свершению. Физические упражнения и психологический тренинг – вот основа нашей великой миссии! Надеюсь, вы понимаете, что фарс с поездом не должен повториться?

М.Э.Г. Это ужасно! И возмутительно! Миссис Мукбет близка к нервному срыву, что, безусловно, говорит в ее пользу, и все же… Я едва не разрыдалась, когда на прошлом заседании с нее сорвали все знаки отличия и изгнали с должности председателя секции Икебаны. Это был прекрасный урок для всех нас, хотя, если мне будет позволено выразить свое скромное мнение, она еще легко отделалась!

Президент. Ну-ну, Мэри! Вы знаете не хуже меня, что члену Вдовьего Клуба не угрожает участь СПКС, если только он не совершит Непростительного Преступления. Выпьем же!