– Подождите, я сама догадаюсь! – Примула прижала пальчик к губам и закрыла глазки. – Несостоявшийся покойный оказался мистером Верноном Шиззи, агентом по продаже недвижимости.

– Впечатляет! – прокомментировала я. – Хотя эта история неделю размазывалась по всем передовицам «Оратор дейли»: «Неизвестная женщина спасает несчастного из-под колес поезда», «Мужчина рухнул на рельсы» и тому подобное.

Оранжевые губы Гиацинты сложились в улыбку:

– Вы больше поверите «Цветам-Детективам», если я сообщу вам имя этой женщины?

– Я понятия не имею, о ком идет речь…

– Ну что вы, моя дорогая, вы прекрасно ее знаете. – Примула положила мне в кофе ложку сахара и размешала. – По словам очевидцев, мистер Шиззи стоял на самом краю платформы, внезапно завопил: «Мышь!!!» – и рухнул на рельсы. Все вокруг замерли, кроме дамы среднего возраста, весьма скромно одетой, с кудряшками. Она стояла ближе всех к пострадавшему. Ее мужеству и находчивости аплодировали пресса и общественность, но МЫ-то знаем, что на самом деле она просто потеряла голову.

– Мышь? – медленно произнесла я. – Значит, «три серые мышки»?

– Элементарно, моя дорогая Элли, – просияла Примула. – Таким образом, искомая дама не кто иная, как миссис Беатрис Мукбет, в чьей машине вы с Беном спасались от дождя в день свадьбы. Ей было приказано купить серых мышей, и она, как человек добросовестный, включила их в список покупок. Трех маленьких серых зверушек, потому что одна или две могли рвануть не в ту сторону и мистер Шиззи, который до смерти боялся мышей, остался бы цел и невредим. Мыши должны были обязательно быть серыми, потому что белые лабораторные не бегают по вокзалам. – Примула осуждающе покачала головой. – Какое пренебрежение к жизни братьев наших меньших!

Глаза Гиацинты под полуприкрытыми веками сверкали в розовом свете ламп.

– Наверняка Президент и Правление клуба прочистили миссис Мукбет с наждачком… если не как-нибудь похуже. Основатель, естественно, был очень недоволен. Такой изысканный, точно выверенный план – и все насмарку. Обратите внимание, что мистер Шиззи догнал поезд не в Читтертон-Феллс, где его и миссис Мукбет могли легко узнать. Нет, кто-то уговорил бедолагу сесть на поезд в Пеблвелле… Должно быть, кто-то из гостей на свадьбе предложил подкинуть мистера Шиззи до Пеблвелла на своей машине.

Я коснулась своего обручального колечка.

– Миссис Шиззи – такая симпатичная и дружелюбная… И она любит кошек. И с нежностью говорила о своем муже. Правда, он прозвал ее Жабулькой…

– Дорогая, но она-то звала его Пискуном! – покачала головой Примула. – Согласитесь, это поехиднее, чем Жабулька. Мистер Шиззи уже много недель состоял во внебрачной связи. Из надежных источников мы знаем, что он просил у жены развода.

Перед глазами маячило расплывшееся в улыбке лицо миссис Шиззи. Я постаралась изгнать из головы неприятное воспоминание и… мысли о подогнанном по фигуре убийстве.

– А как вы думаете, почему в поезде оказался доктор Бордо со своей свитой?

– Непонадобившееся алиби обратилось доброй молвой! – отрезала Гиацинта.

– Интересно, – задумчиво протянула Примула, – удалось ли мистеру Шиззи при падении удержать на голове парик? Как бедняжке, должно быть, было неловко… Мне тут же вспоминается тот конфуз с нашей тетей Адой, когда у нее лопнула резинка, сами знаете где…

Я оторопело уставилась на сестер.

– Парик?!

– Дражайшая миссис Хаскелл, – терпеливо вздохнула Гиацинта, – я была уверена, что вы догадались насчет парика, когда упомянули… – Тут она сунула нос в свой зеленый гроссбух. -…про «огромную шапку черных кудрей». Но достаточно про чету Шиззи. Продолжим наше путешествие в Северный Тоттенхэм и встретимся с мистером Исааком Хаскеллом…

* * *

На дверном звонке мы поставили крест. Бен заколотил в дверь «Овощей и Фруктов Хаскелла» сначала робко, потом так остервенело, что табличка «Закрыто» отозвалась жалобным дребезгом. Расплющив нос о стекло, я вглядывалась в сумеречные очертания, словно в экран испорченного телевизора. Овощные лари, прилавки и связки фруктов еле виднелись в тусклом свете единственной лампочки. Бен взъерошил волосы и снова забарабанил в дверь.

– Спит, наверное. – Обогнув наши чемоданы, я запрокинула голову и посмотрела на узкий прямоугольник окна на третьем этаже. Занавески были плотно задернуты.

– Папуля спит чутко. – Бен обвел взглядом улицу, впитывая аромат родных мест.

Я снова почувствовала, что в его прошлом мне нет места. Дождя не было, но ночь словно покрылась холодным потом. Дома на Краун-стрит были из закопченного красного кирпича, парадные двери открывались прямо на узкий тротуар. Во многих окнах горел свет.

Мимо протарахтел автобус. По противоположной стороне улицы, сунув руки в карманы и опустив голову, брел мужчина, за ним вприпрыжку следовал мальчишка лет семи.

Бен прекратил стучать.

– Папуля отозвался? – встрепенулась я. Он покачал головой.

– Тип на той стороне улицы… Я ходил с ним в школу. Том Как-бишь-его-там. Похоже, что жизнь не очень-то ласково с ним обошлась.

– Почему ты так решил? Вроде бы мальчик – его сын, они оба хорошо одеты…

– Походка у него, – Бен прищурился, – какая-то угнетенная. Элли, ты никогда не замечала, что походка больше выдает состояние духа, чем лицо?

Прежде мне не доводилось размышлять о походках, и я не торопилась соглашаться. Та вдова, поднимаясь по ступенькам церкви, шла, как приплясывала. Я неопределенно хмыкнула. Хорошая жена не спорит с мужем по всяким пустякам. Я подумала, что лучше: вломиться в «Овощи и Фрукты Хаскелла» или постучать в соседнюю дверь и попросить разрешения позвонить? Отпихнув ногой наши чемоданы к стене, я услышала сквозь мглу обнадеживающий звук – позвякивание пивных бутылок.

– Бен, твой отец наведывается в местный паб?

Бен вгляделся в густеющий туман. Примерно в полудюжине домов от нас из сумерек выступил человекоподобный силуэт.

– Нет, но я специалист не только по различным походкам. Этот звук говорит мне больше, чем криминалисту из Скотленд-Ярда – отпечатки пальцев. – Теперь в такт пивным бутылкам по тротуару зацокали высокие каблуки. – Верный признак приближения миссис Меррифезер. А, ч-черт! Самая злоязыкая сплетница с тех пор, как человечество изобрело речь.

– Насколько я помню, об исчезновении Мамули заявила миссис Бетти Лонг?

– Они все из одной шайки. Прости, Элли, – Бен сгреб меня в объятия, – придется…

Поцелуи на углу улицы оказались именно таким порочным наслаждением, как предостерегала тетя Астрид. Только одна мыслишка омрачала мою радость: неужели Бен испугался откровений миссис Меррифезер о его разудалой юности?

Бутылочное попурри стихло до едва слышной трели, воздух огласился визгливым голоском:

– Надо же! Глазам своим не верю! Малыш Бенни Хаскелл стал большим мальчиком! А это что такое? – Голос приобрел застенчивую скрипучесть. – Завел кралю, а, малыш?

Мы с Беном отскочили друг от друга. Он поправил галстук.

– Позвольте представить вам мою жену Элли, миссис Меррифезер.

– Елки-палки, наш Бен женился! – Сумки-близняшки, набитые пивом, дружно звякнули. – Моя Стелла удавится, когда услышит, что Бенни Хаскелла охомутали!

Миссис Меррифезер повернулась ко мне, из-под шарфа, чалмой намотанного на голову, торчал клок белесых кудрей. В вырезе пальто виднелся краешек засаленного фартука.

– Ой! Трепло я кукурузное! Шутки шутить в такое время! Я своей Стелле уже говорила: пойдет чей-нибудь пацаненок под наш хренов мост головастиков ловить, глядишь – и выловит миссис Хаскелл!

Из ноздрей Бена вырвался клуб пара.

– Моя мать не пропала! Она там, где должна быть!

– Вот именно, голубчик! Надежда умирает последней. – Миссис Меррифезер игриво ткнула его локтем под ребра. – На будущее не будь таким букой! Тут совсем скучно сделалось, с тех пор как вы с Сидом-Казановой смотались отсюда. Я своей Стелле частенько говорю: эти мальцы могут баб выбирать, как груши на прилавке. – Она оглядела меня с головы до ног и, судя по всему, решила, что я в подметки не гожусь ее Стелле. – И как вам нравится Краун-стрит, милочка?

– Очень приятное место.

– В конце концов, это ж дом родной, правда, Бенни, малыш? Конечно, мы с Фредом всегда мечтали о домике в Саут-Энде. А полгодика назад мы уж совсем решили, что наша улица накрылась медным тазом. Языки чесали до посинения про то, как старик Паттерсон, – она мотнула головой в мою сторону, – это наш домовладелец, надумал распродать свое хозяйство под супермаркет со всякими новомодными штучками. Но ничего из его затеи не вышло, как я и говорила всем. Наши-то петиции там всякие строчили, пикеты устраивали, да только дело в другом – чувствуется, кто-то постарался на славу, пообломал рога-то старому хрычу.

Бен прислонился к витрине с невыразимо скучающим видом.

Миссис Меррифезер дернула плечом, и бутылки снова загалдели.

– Поделом старикашке! У пыли под комодом больше хлопот, чем у нашего хозяина. – Миссис Меррифезер прыснула, не разжимая губ. – А теперь придется отсылать квартирную плату по почте. Его сынишка-придурок больше не желает таскаться по домам, собирать денежки. Помнишь, Бенни, как он все воображал, ни дать ни взять – Хэмфри Богарт.

Бен отлепился от стены.

– Я помню, как он стащил в магазине яблоко, и я расквасил ему нос, но не смею вас задерживать, миссис Меррифезер, а то ваше пиво ненароком выдохнется.

– Ах ты хитрец! Знаю, знаю – тебе не терпится попасть внутрь и утешить Папулю… хотя утешения у него и без тебя хватает.

– Что вы имеете в виду? – Брови Бена грозно сошлись на переносице, но миссис Меррифезер, игриво хихикнув, уже цокала дальше.

Бен рассеянно нажимал кнопку звонка.

– На что она намекала?

– Не знаю. – Я злобно пнула чемодан. – Но я знаю одно: ты поразительно предан своему отцу, который не заговорит с тобой, даже если мы прорвемся внутрь.

– Он человек слова. Мне остается только восхищаться им.

В Библии не сказано, что женщина должна понимать своего мужа. Внезапно в магазине вспыхнул яркий свет. Показался человеческий силуэт, и мне стало вдруг не по себе.

В двери повернулся ключ, заскрежетали засовы, и глубокий выразительный голос произнес милостиво, но отрешенно:

– Кто в дверь мою во тьме ночной стучит тревожно?

Совсем не таким представляла я свекра. В моем воображении рисовался плотный коротышка, разумеется, в летах, расхаживающий в шерстяном халате. Пред нами же стоял человек атлетического сложения, шести футов четырех дюймов росту, не старше Бена, в пурпурном кафтане. К тому же он был черным. Уж в этом-то я ошибиться не могла.

Может, мы перепутали адрес? Или родители Бена продали «Овощи и Фрукты», а Мамуля ни словом не обмолвилась об этом в своих письмах?

Глаза Бена сверкнули.

– Марсель, какого черта ты тут делаешь? Я-то полагал, что ты топчешь подмостки в каком-нибудь шекспировском театрике.

– Бен! С женой! Как замечательно! – Чернокожий гигант отступил, давая нам войти. В руках он держал книгу. – Я работаю на твоего отца. Если помнишь, это мои родители, а не я, мечтали о роли Отелло. – Марсель закрыл за нами дверь. – А я все говорю им, что придет время – и они увидят мое имя, но не на афише, а на вывеске. Я хочу только одного: иметь такой же магазинчик. – В улыбке блеснули великолепные зубы.

– А твои родители все еще живут на Краун-стрит? – Бен взял апельсин и подбросил в воздух.

– Переехали в Рединг. Я обитаю здесь, в комнате для гостей.

Пурпурный кафтан зашелестел. Я едва сдержала завистливый вздох. Когда-то у меня был такой кафтан, но столь величественно я в нем не выглядела.

– Надеюсь, вы недолго стоите под дверью? Мы с Исааком слушали музыку в наушниках. В последнее время миссис Хаскелл была очень раздражительна и радио выводило ее из себя.

В лавке пахло землей и чем-то сладким. Над головами покачивались кисти бананов. Марсель сунул книгу под мышку.

– Простите за любопытство, но это визит примирения или до вас дошли слухи про исчезновение Мамули?

Бен швырнул апельсин в корзину и рассказал про сержанта Бикера.

– Папуля все еще в наушниках?

– Когда я спускался, он был в ванной. В последнее время нам очень нравятся средневековые баллады о любви. Ну что, пошли наверх? Миссис Хаскелл, я приготовлю чай.

Что за голос! Словно напоенное солнцем море, в котором хочется плескаться вечно. Божий дар, а не голос. А эти черные глаза! Из их глубин на меня взирали погибшие цивилизации. Багряный шелк кафтана не столько шелестел, сколько нежно дышал. Я затянула потуже пояс на моем неуместно простеньком пальто и поправила выбившуюся прядь.

– С удовольствием выпью чаю, и, пожалуйста, зовите меня Элли.

– Прекрасно! – Губы изумительной формы изогнулись в улыбке, еще больше подчеркивая скульптурные черты лица. Шелковый рукав взмахнул в сторону лестницы. – Прошу, Бен!

Лестница уходила круто вверх, ковровую дорожку с хризантемно-желтым орнаментом придерживали начищенные медные прутья.

Мы добрались до узкой и темной лестничной площадки, На дверном косяке висела мезуза. Локтем я задела чашу со святой водой. Прямо как в пословице – и богу свечку, и черту огарок! В комнате жарко пылал электрокамин. Марсель отправился на поиски мистера Хаскелла. Бен прошелся по комнате, трогая безделушки. Огромный красно-коричневый диван и такие же кресла попирали ковер. Окна были задернуты горчично-желтыми гардинами с узором из зеленых листьев. С карниза свисали яичные скорлупки, выкрашенные во все цвета радуги, а в них прорастали какие-то травки.

Я бросила пальто на диван и уставилась на созвездие яичных останков.

– Какие оригинальные горшочки!

Бен поднял мое пальто, повесил на вешалку и взбил диванные подушки.

– Папулино рукоделие. А гобелены и кружевные салфеточки – творчество Мамули. Она обожает вязать крючком и вышивать. Видишь гобелен над камином? Тот, с раввином, получил первый приз на церковном конкурсе.

– Он похож на Франциска Ассизского.

Судя по всему, мистер Хаскелл заупрямился и не рвался принять нас в отцовские объятия. Я села, потом снова встала, поправила вязаную салфеточку на спинке стула. Самодельные салфетки белели повсюду – на столах, шкафчиках, этажерках. В этой комнате была только одна вещь, которую я бы с удовольствием прикарманила – фотография Бена на каминной полке. Семилетний мальчик в сползших гольфах, лицо сморщено в очаровательно сердитой гримасе.

– Как тебе эта мебель, Элли?

– Очень… прочная.

– Папуля сделал все своими руками! Невероятно, правда? При этом он никогда не учился на плотника.

– Не может быть! – Я с восхищением глянула на викторианский комод с ножками елизаветинской эпохи.

Бен перекладывал восковые фрукты в вазе, когда дверь отворилась. Мой свекор оказался вылитым Дедом Морозом. Приземистый старичок в красной кофте, борода и волосы (за исключением аккуратной лысины на макушке) такие белые и пушистые, словно из нейлона. Темные глаза так и впились в Бена.

– Привет, Папуля, – сказал мой муж.

Тишина, воцарившаяся в комнате, могла поспорить, в смысле удушливости, с воздухом. Я решила принять огонь на себя, обогнула диван и устремилась к свекру.

– Позвольте представиться! Я Элли, ваша новая невестка! Мы с Беном приехали сюда первым же поездом, после того как полицейский пришел к нам на свадьбу и сказал, что ваша жена…

– Хм-м-м! – Мистер Хаскелл погладил нейлоновую бороду и нехотя протянул мне руку. – Лучше, чем я ожидал. Что-то ты не похожа на богачку.

Я отдернула руку.

– А вы не похожи на человека, который ссорится с единственным сыном только из-за того, что тот написал… смелый роман. Впрочем, его все равно не напечатали.

– Напечатали бы! – Темные глаза Папули прожгли Бена. – Если бы он дал мне отредактировать самые смачные места1 Так ведь нет же, осел упрямый! В конце концов я умыл руки.

Снова молчание. Отец и сын сверлили друг друга взглядами. Я плюхнулась на диван.

– А как насчет милосердия и прощения? Свекор погладил лысину.

– Хорош бы я был, если бы воспитал своего сына человеком слова, а потом сам нарушил собственную клятву!

Надо еще раз подумать, стоит ли заводить детей. Я-то предполагала, что гены Хаскеллов разбавят причуды моей семейки…

Бен откинулся на спинку дивана.

– Элли, спроси Папулю насчет Мамули.

Я чувствовала себя куклой чревовещателя.

– Что случилось с Маму… с миссис Хаскелл?

– Зови меня Папулей.

Появился Марсель с подносом. Чашки с блюдцами, тарелка с сандвичами. Я взяла один и быстро обкусала по краям. Если притвориться, что ешь, никто не будет упрашивать и угощать. Марсель сунул под мышку свою книгу, намереваясь удалиться, но мистер Хаскелл велел ему остаться:

– Ты же член семьи! – и пояснил для меня: – Марсель очень набожный. Мы с ним вместе читаем Тору.

Бен отставил чашку, словно в ней был яд. Папуля развел руками.

– Мы люди верующие. Когда Мэгги было три годика, она мечтала стать монахиней. Когда она вышла за меня замуж, она все еще мечтала стать монахиней. Стоило нам поссориться – а за сорок лет семейной жизни чего не случается! – я тут же говорил ей: «А ну, кыш в монастырь!»

Я покосилась на Бена. Если он когда-нибудь заговорит со мной подобным образом… но нет, такого никогда не случится.

– И вот наконец, – мистер Хаскелл испустил вздох, который показался мне почти счастливым, – впервые в жизни жена послушалась мужа.

В комнате воцарилась тишина, нарушаемая только шелестом пурпурного кафтана. Бен вскочил с кресла. Он открыл рот, снова закрыл… и резко повернулся ко мне:

– Спроси Папулю, что он имеет в виду.

Более опытная жена тут же сообразила бы, чего от нее хотят. Я же молча таращилась на мужа.

Ответил Бену Марсель, причем голосом, достойным Лоуренса Оливье:

– Горькая истина, Бен, в том, что твои родители расстались.

Мой супруг зашатался, и я подхватила его.

– То есть разошлись? И в мои-то годы я оказался ребенком из неблагополучной семьи?

– Это из-за нас? – Я принялась ломать руки не хуже нашей мисс Шип. – Это наша свадьба разбила вам жизнь?

Папуля хохотнул.

– Вы, молодежь, вечно мните себя пупом земли! – Он встал, погладил лысину и развел руками: – Бедная Мэгги заподозрила меня в интрижке с миссис Клюке, хорошенькой вдовушкой, которая готовит лучшую в мире маринованную селедку.

– Мамуля решила, что у тебя роман? – Бен вздохнул с явным облегчением. – Какого черта ты ей сразу не сказал, что она из мухи делает слона?! В семьдесят лет уже не валяют дурака, по крайней мере, в некоторых вопросах.

Папуля стоял у камина, словно Дед Мороз, выскочивший из дымохода.

Марсель забрал у меня пустую чашку, а я осмелилась пробормотать:

– Наверное, в торговом деле хорошие отношения с клиентами играют огромную роль. Может быть, Магдалина неправильно поняла…

Папулины глазки лукаво блеснули.

– А это уж, дорогая невестушка, мое дело.

Из протоколов Вдовьего Клуба. 1 декабря, около семи вечера.

Вице-президент. Садитесь, миссис Мукбет, будьте любезны.

Беатрис Мукбет. О, к чему этот официальный тон! Пожалуйста, прошу вас, зовите меня Беатрис!

Вице-президент. На экстренных и чрезвычайных заседаниях фамильярность запрещена, поскольку такие заседания созываются только в моменты серьезного кризиса. Так как наш Президент находится в отъезде, то председательствовать, в соответствии со статьей шестой раздела «С» Устава, буду я. Итак, присутствуют все члены Правления, кроме заболевшей миссис Омарроу. Миссис Говард, передайте коробку с салфетками миссис Мукбет, чтобы ей удобнее было защищаться. Она обвиняется в спасении Субъекта, Предназначенного К Списанию. Далее упомянутый Субъект будет именоваться СПКС. Поскольку сегодня по каналу Би-би-си показывают заключительную серию «Гордости и предубеждения», мы все хотим побыстрее покончить с этим делом.

Б.М, (глотая слезы). Я постараюсь справиться с нервами… Мне так стыдно! Так стыдно! Прошу вас, поверьте мне, миссис Говард и вы все, мои дорогие подруги, я действительно собиралась выполнить задание в точности! Я купила мышей, как мне было сказано, в Бейнсворте. И выпустила их точно в указанный момент, используя журнал в качестве прикрытия. Как раз подходил поезд. СПКС стоял у самого края платформы… как и было сказано в его личном деле. П-простите, курить можно?.. Большое спасибо. Выпустив мышей, я поняла, что выполнила свое предназначение. Меня переполнял восторг! СПКС завопил, схватился за штанины и рухнул! (Рыдания.)

Вице-президент. Как вы сказали, миссис Мукбет, задание было выполнено в точности… до того момента, когда вы забыли про долг, верность и преданность нашему делу. И вытащили СПКС из-под поезда!

(Грозный ропот Правления.)

Б.М. Просто не знаю, что на меня нашло! В ушах страшно шумело, а эти фары… они просто ослепили меня! Я была как под гипнозом. Ничего не видела, ничего не слышала… мне только мерещились мясные обрезки, которыми я по утрам кормлю свою киску, и казалось, что это мистер Шиззи…

(Удар кулака по столу.)

Вице-президент. Вас учили никогда не называть СПКС по имени! Б.М. Я знаю, но…

Вице-президент. Прошу подумать, миссис Мукбет, как бы вы отреагировали, если бы подобная сентиментальность взяла верх над человеком, которому было поручено избавить вас от вашего мужа.

Б.М.(рыдая), Я знаю, знаю… Что я могу сказать, миссис Говард? Я поступила ужасно эгоистично!

Вице-президент, Вы сами вызвались на это задание. Б.Ф, Но во время инструктажа мне неоднократно повторяли, что убийство – не точная наука. Мне сказали, что примерно пять шансов из десяти. Что у меня все получится с первого раза. Я не оправдываюсь, не подумайте, но я прошу немного снисхождения! (Долгое молчание.)

Вице-президент. Миссис Мукбет, если бы операция сорвалась не по вашей вине, вы могли бы рассчитывать на сочувствие. В данном случае Правление учтет, что в прошлом вы прекрасно справлялись с работой в Отделе писем. Однако я считаю своим долгом заявить вам, миссис Мукбет, что человеку свойственно ошибаться, но спасение – непростительно! Это преступление! Всем встать.