Сначала было лишь ощущение абсолютной, всепоглощающей пустоты, а затем в темноте мимо него скользнула тень – она была больше, чем прежде, от нее исходила смертельная злоба, и в хвосте у нее мелькали предметы одежды Мэтта. Тенниска с надписью «Морской мир Флориды», которую они привезли прошлым летом. Рубашка извивалась в тенетах мрака, раздувалась, увлекаемая пустотой. Затем возникли за что-то зацепившиеся теннисные тапочки. Тень промелькнула беззвучно, а затем возник рев – это шумела в висках кровь. Мимо пронесся глаз, похожий на обезьяний, и этот глаз видел его насквозь, видел все его мелкие желания и страсти. Ему казалось, что очередного явления, очередного испепеляющего взгляда он не выдержит, но тень вернулась.

– Папочка, ты готов? Вот и мы.

Райан почти физическим напряжением воли сбросил с себя оковы сна. Сердце его бешено колотилось. Он не сразу сообразил, где находится. Домик с бильярдом. Комната для гостей. Он был в поместье Джозефа Ало в Нью-Джерси. Половина двенадцатого вечера.

Он встал, неверными шагами проследовал в ванную и уставился в зеркало, из которого на него взирала знакомая маска – запавшие глаза, стиснутые зубы, выражение отчаяния во взгляде.

Райан оделся и вышел из дома. Было холодно, но холод давал ему почувствовать себя живым. Полная луна посеребрила окрестный пейзаж. И вдруг он увидел ее – возле сада. Словно что-то подсказало ей, что она встретит его здесь.

– Никак не могу уснуть, – сказал он.

– Я тоже.

Они помолчали.

– Рекс похоронен где-то здесь?

– Да, вот там. – Она указала рукой куда-то направо.

– Тебе не холодно? – спросил он.

– Я никогда не мерзну. Это у нас семейное. Хорошее кровообращение или что-то в этом роде.

– Что ты здесь делаешь?

– Я… я разговаривала с Богом.

Ему и в голову не приходило, что она может быть человеком глубоко верующим. Сам он не исповедовал никакой конкретной религии. Конечно, он верил, что есть нечто, что управляет миром, но церковью для него скорее было поле диких цветов или усеянный звездами ночной небосклон. Формальные церемонии не доставляли ему чувства близости к Божественному.

– Что же ты Ему говорила?

– Не твое дело. – Люсинда улыбнулась. – Пойдем в дом. Ты, похоже, совсем замерз.

Через выходившие во внутренний дворик балконные двери они прошли в гостиную. Люсинда включила лампу, и они сели на диван перед потухшим камином. Она взяла подушку и положила ее себе на колени. Рядом с ней Райан чувствовал себя на удивление спокойно. Не нужно было играть и притворяться. В обществе Линды ему всегда приходилось работать на публику – помогать творить образ идеальной пары. И только изредка они становились сами собой – как в тот день, когда к ним в дом залетела птица.

– Тебе грустно? – спросила она, словно прочитав его мысли.

– Пожалуй.

– О чем ты думаешь?

– Да так, ничего особенного.

И вдруг он почувствовал непреодолимое желание рассказать ей – излить ей душу, – пусть это было глупо, бессмысленно…

– Это может показаться странным…

– Как я могу судить, пока не услышу?

Он чуть заметно улыбнулся и погрузился в молчание, словно ему требовалось время, чтобы внятно сформулировать мысль, которая не давала ему покоя.

– Это было в нашем доме в Бэль-Эйр… – неуверенно начал он. – Мы с Линдой собирались ложиться, как вдруг услышали какое-то щебетание. Я вышел в холл – там на люстре сидел дрозд. Мы чувствовали, что должны выпустить птицу на волю, что должны спасти ее. Это вдруг стало делом всей нашей жизни. Мы открыли двери, окна и попытались выгнать ее… Линда размахивала полотенцем, я орудовал веником. Наконец птица вспорхнула, ударилась в стену и свалилась на пол. Но едва мы хотели взять ее, она перелетела в другую комнату.

– И что было потом?

– Так продолжалось битый час. Наконец Линде удалось схватить ее. К тому времени несчастная птица так измучилась, что даже не сопротивлялась. Линда вынесла ее во двор и посадила на землю. Целый час мы наблюдали за ней, но она так и не взлетела. Мы легли спать, а наутро ее уже не было.

– Это случилось до гибели Мэтта?

– Это было в тот самый день, когда он уехал. На другой день мы отправились в Санта-Барбару. Там мы узнали, что он утонул… А откуда тебе это известно?

– Я поняла это по тому, как ты рассказывал…

– Это было все равно что знамение, – промолвил он. – Он был с нами. Мы выпустили его на волю, и его не стало.

– Все наладится, Райан. Все меняется, становится чем-то другим. Страдание делает нас взрослее.

Люсинда взяла его руку в свою.

– Увидимся утром, – сказал он, поднимаясь вслед за нею. А потом он поцеловал ее. Беглым поцелуем… не в губы.

– Не уходи не попрощавшись, – попросила она, поднимаясь по лестнице.

Вернувшись к себе, Райан долго стоял в тишине, словно прислушиваясь к собственным ощущениям. Что-то в нем изменилось. Он не сразу понял, что именно. Впервые за последние месяцы он ощутил покой и умиротворенность. Он потушил свет и растянулся на кровати. Он думал о преследовавшей его тени. Он не даст ей сломить себя. Он почувствовал, как к нему возвращается былая уверенность. Как когда-то давным-давно в колледже на футбольной площадке, когда он стоял на третьей линии и слышал, как с трибун выкрикивают его имя. Тогда он точно знал, что, если мяч окажется рядом, он не упустит его. Теперь, впервые с тех пор, как погиб Мэтт, он смело смотрел в завтрашний день.