За сорок минут до посадки в Де-Мойне огромный лайнер вдруг страшно затрясся, а потом ухнул вниз, как будто под ним разверзлась преисподняя. На головы ошарашенных пассажиров посыпалось содержимое багажных отсеков. Стюардессы с вымученными резиновыми улыбками ходили между рядами и цедили сквозь стиснутые зубы:

– Ничего страшного. Просто мы попали в зону небольшой турбулентности.

«Ни хрена себе, небольшая турбулентность, – отметил про себя Райан. – Болтает, как в бетономешалке».

С Хейза Ричардса вмиг слетело все его степенное спокойствие. Райан и Реллика Сунн как раз снимали губернатора, изучающего отчеты о поставках зерна из Айовы, на пленку. Он сидел сразу за ними, и Реллика, развернувшись и опустившись на колени, старалась поймать его в фокус. Когда самолет первый раз провалился в тартарары, у Ричардса глаза полезли на лоб.

– Что такое? Что происходит?

Сидевшая рядом с ним Сьюзан Уинтер попыталась его успокоить:

– Все в порядке. Простая турбулентность.

Реллика взмыла к потолку и, не схвати ее Райан за ремень, непременно разбила бы себе голову. Она не выпускала из рук камеру, а Райан продолжал держать ее, потому что в следующую секунду самолет снова попал в воздушную яму.

– Поворачивай, – глухим шепотом взмолился Хейз. – Надо поворачивать.

Самолет накренился вправо, исполнил полубочку и устремился вниз в свободном падении… ревели бесполезные двигатели, с полок сыпался град из кожаных сумок и чемоданов.

– Поворачивай назад, это приказ! – неожиданно окрепшим голосом рявкнул Хейз. – Я губернатор Род-Айленда. Немедленно назад!

В проходе появился Эй-Джей Тигарден; он медленно, цепляясь за спинки кресел, пробирался к Хейзу. Один раз, потеряв опору и досадливо крякнув, он все-таки шлепнулся. Наконец ему удалось добраться до кресла губернатора.

– Не иначе как айовские республиканцы пустили в ход зенитную артиллерию, – попробовал пошутить он.

– Я хочу, чтобы мы повернули. – Хейз лихорадочно озирался; он был бледен, как русская княгиня.

Самолет вдруг стал резко заваливаться на левое крыло. Отчаянно выли моторы, всасывая разреженный, подобный вакууму, воздух.

– Это приказ губернатора Род-Айленда. Немедленно разворачивайтесь! – в ужасе возопил Хейз.

Реллика Сунн продолжала делать свое дело. Райану приходилось держать ее двумя руками – она того гляди могла полететь кувырком. Эй-Джей Тигарден наклонился к ним.

– Остановите камеру. Сомневаюсь, что этот материал может нам пригодиться.

К этому моменту Хейз Ричардс окончательно раскис и рыдал в голос.

– Чтоб я сдох! – выругался Эй-Джей и хлопнул ошалевшего от страха губернатора по спине. – Хейз, не распускай сопли.

Тут случилось чудо – самолет нашел-таки плотный атмосферный слой. Пронесся вздох облегчения. Все сидели с безучастными лицами, делая вид, будто ничего не произошло. Точно смерч пронесся по салону: в проходе валялись газеты, документы, багаж и еще черт знает что…

Двадцать минут спустя они приземлились в Де-Мойне, штат Айова, и – похожие на жертв техасского наводнения – через заднюю дверь высыпали из «боинга» на поле.

У стойки их встретили супруги Рушары.

Они побывали на Айовской сельскохозяйственной выставке, где губернатор Ричардс фотографировался с элитной свиньей и любовался герефордскими бычками-рекордсменами. Рушары нашли в Гриннелле захудалую ферму, принадлежавшую чете Колфилдов – Баду и Саре, – где Хейзу предстояло провести ночь.

Встречу с Колфилдами Реллика Сунн запечатлела на видео. Хейз, взойдя на покосившееся крыльцо, от души обнимал румяную фермерскую женушку.

– Это так любезно с вашей стороны позволить мне остановиться в вашем чудесном доме. – Подобострастно склонившись в поясе, он позволил себе задержать руку Сары в своей, давая понять, что искренне тронут гостеприимством. Вошли в дом. В гостиной внимание Хейза привлекла стоявшая на каминной полке фотография хозяйского сына, который погиб во Вьетнаме. Хейз взял фотографию, долго, не отрываясь, смотрел на нее грустно-задумчивым взглядом, пока Реллика снимала его предельно крупным планом.

– Сто шестая воздушно-десантная бригада, – почтительно заметил Бад Колфилд. – Малыш Бад погиб, спасая своих ребят. – Старика буквально распирало от гордости.

Вечером Эй-Джей Тигарден и Хейз Ричардс, уединившись в крохотной хозяйской спальне, обсуждали предстоящее выступление губернатора на конференции в Де-Мойне.

Комнатка была простая, без излишеств: выцветшие желтые занавески на окнах, самодельные деревянные кровать и комод, на кровати цветастый плед, который вязала мать Сары.

– В ванной нет даже зеркала, – придирчиво заметил Хейз.

– Черт с ним, – сказал Эй-Джей, которому не терпелось приступить к главному. – Нам надо еще раз все обговорить.

– Валяй, – буркнул Хейз, появляясь из ванной.

– Мы не должны уклоняться в сторону. Запомни главное: Хейз Ричардс заставит Америку работать на ваше благо.

– Полно, Эй-Джей, я должен сказать что-то еще… Они же непременно пожелают выяснить мое отношение к различным проблемам. А если они спросят, что я думаю по поводу призыва «голубых» на военную службу? Что я им отвечу? Что я заставляю Америку работать на благо гомосексуалистов?.. Бред какой-то!

– Нет, ты не будешь этого говорить. Ты просто изобразишь искреннюю озабоченность и прямо в камеру скажешь: «Я полагаю, каждый американец должен иметь право служить своей стране, если он этого хочет. Я понимаю, у нас есть проблемы, и уверен – мы сможем разрешить эти проблемы к общему удовлетворению. Но, черт побери, мы снова скатываемся к обсуждению узкогрупповых интересов. Мы здесь говорим о том, могут ли геи служить в армии, тогда как следует вести речь о другом, а именно: какую роль должна играть американская армия? Должны ли мы по-прежнему тратить одну пятую нашего валового национального продукта на оборону в то время, как люди в этой стране голодают? Должны ли мы вставать на защиту всякого молодого демократического государства – и если да, то какой ценой? Кто должен за это платить? Разве мы выставляем счета богатым странам – вроде Японии, Кувейта или Германии, – интересы которых отстаиваем с таким остервенением? Или бремя этих расходов должны нести простые американские труженики? Президент Хейз Ричардс будет заниматься этими вопросами. Хейз Ричардс заставит Америку работать на ваше благо».

– Все это высокопарный треп, и ты прекрасно это знаешь.

– Хейз, если хочешь, чтобы их проняло, нажимай на основную идею. Это верный путь в Белый дом.

Хейз хмуро разглядывал свои наманикюренные ногти.

– Ладно, ты хочешь конкретную проблему? – продолжал Эй-Джей. – Я подброшу тебе проблему. Все эти парни будут лезть из кожи, чтобы угодить местному избирателю. Они будут говорить то, что, по их мнению, желают услышать от них жители Айовы, но ни один из них не подобрал ключика. Айова – фермерский штат, поэтому все будут заявлять о поддержке фермерства. Все без исключения. А мы пойдем другим путем. Мы подвергнем критике программы федеральных субсидий фермерам.

Хейз посмотрел на Тигардена так, словно перед ним сидел безумец.

– Наступать на субсидии фермерам в аграрном штате? Что ты несешь?

– Я специально занимался этим вопросом. Это верный ход. В их глазах ты сразу предстанешь человеком, способным на мужественные поступки. Хейз Ричардс говорит правду в глаза. Ты сознаешь, что это политическое самоубийство, но тебе плевать… потому что, если человек не может говорить то, что думает, следовательно, Америка еще больше в дерьме, чем ты полагал.

– Если мы заикнемся про отмену федеральных субсидий, считай, мы покойники.

– Не думаю. Потому что программа поддержки фермерства, которую предлагаешь ты, и субсидии фермерам – это совершенно разные вещи. Программа поддержки фермерства – это помощь мелким фермерам, людям вроде Колфилдов. Все они демократы. По этой программе они получают выгодные кредиты, получают возможность пахать землю под пар. Мы будем помогать им. Субсидии же помогают крупным корпоративным фермам, а эти ребята сплошь республиканцы – они не станут поддерживать тебя, даже если ты начнешь раздавать им трактора. У тебя беспроигрышная позиция. Рядом с тобой остальные кандидаты будут выглядеть жалкими подхалимами. Настоящие фермеры поймут, что ты не причинишь им вреда, потому что они – уж поверь мне – знают разницу между федеральными субсидиями и программами поддержки фермерства. Говорю тебе, это прекрасная тема. Я все тебе расскажу. Тебе останется лишь повторить… договорились?

Эй-Джей с тревогой отметил, что Хейз выглядит усталым. Плохой признак, когда кампания только начинается.

– И вот еще что… Брентон Спенсер в ходе дебатов будет тебя доставать. Он заявит, что кандидат из тебя хреновый, что ты некомпетентен и беспринципен. Мики Ало говорит, что с ним обо всем договорились. Нужно, чтобы в подходящий момент ты сбил с него спесь. Мы обсудим это завтра – я все подготовлю.

Хейз остался один в убогой спальне. Он выглянул в окно – ферма, которой посвятили жизнь Бад и Сара Колфилды, казалась опустошенной, заброшенной. Хейз подумал, что, лишившись ее, они ничего не потеряют.

Колфилды любезно предоставили свой дом Хейзу Ричардсу, кандидату в президенты Соединенных Штатов, сами же они после ужина уехали к соседям. Хейзу досталась хозяйская спальня; Малкольм и Эй-Джей расположились в комнате, некогда принадлежавшей Баду Колфилду-младшему. Сьюзан Уинтер досталась кушетка в боковой комнате; в распоряжение Райана предоставили кабинет. Реллика Сунн предпочла переночевать в салоне микроавтобуса, который поставили в сарае. Райан беспокоился, что Реллика замерзнет, если будет спать на открытом воздухе при температуре всего тридцать градусов, но она махнула рукой, подхватила пуховый спальный мешок Бада и подушку и направилась к выходу.

– Ты разве не слышал?.. Индейский рис не мерзнет. Я люблю холод. До завтра. – С этими словами она вышла за дверь и направилась к сараю.

Райан окинул взглядом крохотный кабинет Бада. Взял с полки книгу – это оказалось пособие фермерам по севообороту, – машинально пролистал – пометки на полях, некоторые места подчеркнуты фломастером.

Внезапно память перенесла его в совсем другой кабинет, в котором повсюду были книги. С ним рыжеволосый мальчик, который со словами: «Пойдем же, Райан, я покачаю тебя на качелях», – тянет его за руку. Он вдруг вспоминает его имя… Это Терренс Фишер. Но на этом воспоминания оборвались. Он снова сидел на диване в тесном кабинете Бада Колфилда.

На журнальном столике лежал альбом для фотографий. Открыв его, он увидел снимки, на которых семейство Колфилдов было запечатлено в лучшие времена. Бад-младший подростком. И последняя фотография, на которой он, в военной форме, стоит на автобусной остановке – отправляется на войну.

Райану ли было не знать горечь утраты…

Он закрыл альбом, перед его мысленным взором появился образ Мэтта. Райан выключил свет и лег. Он чувствовал близость чего-то очень важного – близость тени. Вскоре он уснул.

Ему снился сон…

Он стоит у качелей в каком-то незнакомом дворе. Ему семь лет. Он наблюдает за рыжеволосым мальчиком по имени Терренс, который раскачивается на качелях. «Догони меня, Райан», – кричит он, соскакивает с качелей и бежит к дому. Райан бросается за ним, оба бегут что есть мочи. Во сне Райан оказывается повсюду, как в плохо смонтированном фильме… То он гонится за мальчиком, то наблюдает со стороны, то снова воссоединяется со своей плотью. Он слышит собственный смех – тонкий, бесплотный, – он наблюдает, как Терри бежит вокруг бассейна. И тут… Терри поскальзывается, взмахивает руками и с криком падает в воду, поднимая фонтан брызг. Теперь Райан видит все в черно-белом изображении – в памяти мелькают разрозненные, расплывчатые кадры. Вот он, не чувствуя под собой ног, смотрит вниз. Он хочет протянуть Терри руку, но его удерживает невидимая сила – он не в состоянии пошевелить даже пальцем.

«Помогите!» – кричит Терри и хватает ртом воздух, воду, его неумолимо влечет вниз. Он захлебывается, но еще пытается бороться за жизнь… Память Райана превращается в минное поле, взрывается страшными кадрами… – «Помогите!» – кричит Терри и идет ко дну.

Во сне Райан стоит у края бассейна. Скованный ужасом, наблюдает, как рыжеволосый мальчик погружается все глубже. Последнее, что запомнилось Райану, была пестрая красно-зеленая майка, которая зловеще шевелилась на теле лежавшего на дне бассейна уже мертвого мальчика.

Райан проснулся.

Он был непривычно спокоен и отчетливо помнил все, что случилось во сне. Его вдруг словно осенило: все это было на самом деле. И еще он ясно осознал, что нуждается в помощи. Он схватил свою карточку «Американ телефон энд телеграф», подошел к телефону и дрожащими пальцами набрал номер Люсинды.

– Да?

– Я встретил свою тень, – сказал он.

– Прекрасно, – ответила она, пытаясь угадать его настроение.

– Это мальчик по имени Терри. Нам было семь лет… мы играли во дворе. Он утонул. Я позволил ему утонуть… я даже не попытался спасти его.

Люсинда присела в кровати. Она понимала, что это, возможно, главный момент в жизни Райана, и боялась, что спросонья может поступить опрометчиво.

– Подожди минуточку. – Она бросилась в ванную. Умывшись холодной водой, вытерла лицо полотенцем и вернулась в спальню; села на кровать и, глубоко вздохнув, взяла трубку.

– Извини, мне надо было закрыть дверь. Ты меня слышишь?

– Я убил его, – сдавленным голосом произнес Райан. – Терренс Фишер жил в соседнем доме… или через дом. Я дал ему утонуть. Я никому не сказал ни слова. – Воспоминания захлестнули его, это было сущее наваждение. Он вспомнил, как в слезах прибежал домой и бросился на кровать… как боялся сказать, что на дне бассейна лежит его приятель. Его начинали душить спазмы, на лбу выступила испарина. – Я просто стоял и смотрел, как он тонет, и я никому не сказал.

– Райан, помолчи минуточку и послушай меня, – ровным голосом произнесла Люсинда.

Райан замолчал.

– Отдышись.

Она услышала, как Райан глубоко вздохнул.

– Теперь скажи, ты тогда умел плавать?

– Не знаю. Кажется, нет.

– Ты помнишь, когда ты научился плавать?

– В детском лагере.

– Сколько тебе было тогда?

– Я был в лагере летом после четвертого класса.

– После четвертого класса, вот видишь. Сколько тебе тогда было – девять, десять?

Райан на минуту задумался.

– Да, – потерянно ответил он. – Мне было десять.

– Значит, если тебе было семь лет, когда он утонул, ты еще не умел плавать. Если ты не умел плавать, то никак не мог спасти его.

Райан с удивлением обнаружил, что эта мысль не приходила ему в голову.

– Райан, послушай меня. Я приеду к тебе. Я вылетаю завтра утренним рейсом. Когда закончится конференция, я буду уже там. Но я хочу, чтобы ты хорошенько подумал.

– О чем?

– Твой друг утонул у тебя на глазах. Ты не спас его, потому что не мог, но ты чувствуешь себя виноватым… настолько, что загнал это чувство вины в подсознание… ты похоронил это воспоминание. Но потом, тридцать лет спустя, когда погиб Мэтт, два эти события оказались связанными воедино. – Она помолчала, ей не нравилось, что приходится говорить об этом по телефону, что она не может заглянуть в его глаза, увидеть его реакцию. Но она понимала, что именно в этот момент он находится в таком состоянии, когда ему можно что-то внушить. Она должна была достучаться до него. – Райан, признайся, ты ведь думаешь, что смерть Мэтта – это своего рода возмездие за то, что ты не смог спасти своего друга, когда тебе было семь лет, так?

Она слышала его затрудненное дыхание.

– Райан, ты так думаешь? – настойчиво повторила Люсинда свой вопрос.

– Да, – промолвил он.

– Если ты не умел плавать, то никак не мог бы спасти его. Одно никак не связано с другим. Ты понимаешь меня?

– Да, понимаю.

– Ты встретил тень, которая преследовала тебя. Теперь ты можешь освободиться от нее.

Минуту, показавшуюся обоим вечностью, они молчали.

– Мне можно любить тебя? – наконец спросил Райан.

– Надеюсь, да, – вполголоса проронила она.

Они говорили еще с полчаса. Люсинда хотела убедиться, что Райан способен держать себя в руках. Сон нарушил его и без того хрупкое душевное равновесие, но она понимала, что теперь для него – или для них, – возможно, начнется новая жизнь.

Больше Райан не вспоминал о тени.

Реллика Сунн проснулась в микроавтобусе, разбуженная какими-то непонятными стонами. Она приподнялась и выглянула в окно.

Хейз Ричардс лежал на Сьюзан Уинтер. Они были одеты, только спустили штаны, чтобы иметь возможность совокупиться. Они лапали друг друга и катались на сене, точно два подростка. Реллика в изумлении смотрела на эту дикую сцену, потом отпрянула от окна и, снова забравшись в спальный мешок, стала прислушиваться к всхлипывающим стонам, издаваемым Сьюзан. Наконец они выползли из сарая, но Реллика не могла сомкнуть глаз. Она думала о том, что, если такой человек, как Хейз Ричардс, может стать президентом, значит, что-то в мире неладно.

Когда около шести над Айовой забрезжил рассвет, Реллика все еще не спала.