Взрывом в доме Баха выбило несколько окон, Коул и Райан наблюдали за происходящим из дверей гаража. Одну графическую деталь им не забыть до конца жизни. Высоко над скоплением домов зеленая с черным крыша такси сверкнула на солнце, кружась и переворачиваясь, захваченная последним восходящим потоком воздуха. Она парила над бухтой.

– Сукин сын, – с благоговением выдохнул Коул, когда обломки посыпались с неба на двор.

Мужчины обернулись и увидели стоящую позади них Люсинду. Она прижала ладонь к губам.

– Давайте двигаться. Нам надо выбираться отсюда, – сказал Райан, первым пришедший в себя.

На ватных ногах они вернулись в дом, собрали свои вещи, сложили записи и пленки с фильмом обратно в брезентовый мешок. Спустя несколько минут они уже шли вниз по подъездной аллее. Среди деревьев разгорался небольшой пожар, люди начали выходить из домов. Не веря своим глазам, местные жители смотрели на место взрыва. Трое вышли из поселка и поймали попутную машину в город. Это оказался грузовик с лимонами.

Они молча возвращались в Тель-Авив. Все думали о Казе.

Казалось, что угловой номер в отеле «Карлтон» усеян скудными пожитками Каза. Люсинда начала все собирать, пока Коул пытался дозвониться до Наоми Зур. Было очень трудно поверить, что крупного, встрепанного бывшего агента ФБР в гавайской рубашке больше нет в живых. Он спас жизнь Райану и Коулу. Он предоставлял в их распоряжение свой здравый смысл агента, которым больше никто из них не обладал. Они горевали и чувствовали себя уязвимыми.

В конце концов Коул добился от одного из сотрудников, чтобы тот сказал ему номер домашнего телефона Наоми. Женщина как раз вышла из душа, когда зазвонил телефон, и теперь стояла, роняя капли воды на пол.

– Что тебе нужно? – переспросила она Коула.

– Мне нужно прослушать кое-какие записи, сделать копии нескольких пленок. И просто необходимо, чтобы ты как можно скорее помогла нам всем выбраться из Израиля.

– Вот как ты все можешь это сделать, Коул… Для начала отправляйся на телестанцию и заплати кому-нибудь, чтобы тебе сделали копии. А потом поезжай в аэропорт Бен-Гурион и купи себе билет.

– Наоми, моего спутника только что убили. Я могу сделать величайший репортаж в своей жизни. Я поделюсь с тобой, но ты должна мне помочь, а потом тайно переправить всех нас троих отсюда на какой-нибудь частной птичке.

– Почему вы не можете воспользоваться обычным рейсом?

– Потому что всякий раз, когда мы путешествуем обычным рейсом, нас у выхода встречает какой-нибудь наемный убийца с «узи».

– Где вы?

– Мы к тебе придем. Выбери место.

– В подземном гараже есть вход в агентство Рейтер. Припаркуйте машину на одном из обозначенных желтым мест, потом идите к лифту в самом дальнем конце парковки. Там есть клавиатура, наберите три-шесть, а потом буквы пи-уай-ди. Двери откроются. Я встречу вас на четырнадцатом этаже через двадцать пять минут.

– Ты просто куколка.

– Твоей истории лучше оказаться чем-то наподобие Уотергейта, – предупредила Наоми и повесила трубку.

Когда она наконец ее услышала, даже Наоми, освещавшая несколько самых крупных событий последнего десятилетия, поняла, что это нечто невероятное.

Они вчетвером сидели в конференц-зале отделения агентства Рейтер в Тель-Авиве. Она смотрела на Райана и Люсинду, которые, по ее мнению, были слишком красивыми, чтобы становиться участниками драмы. Наоми выслушала всю предысторию. На этот раз Коул рассказал ей обо всем, включая и то, что Хейз Ричардс – это кандидат, контролируемый мафией… Брезентовый мешок опустошили, и теперь пленки и записи лежали между ними на столе.

– Я могу переписать фильмы на видеопленку, но, черт побери, Коул, я лет пять уже не видела бобин такого размера. Инженеры смогут с ними справиться, но на это уйдет пара часов. Возможно, им придется отправить их в другую лабораторию.

– Проклятье, эти пленки я из вида не выпущу.

Наоми снова взглянула на катушки.

– Мы превратили нашу библиотеку на седьмом этаже в склад для устаревшего оборудования… Может быть, там сохранился один из старых магнитофонов.

– Пойдем посмотрим.

Когда они двинулись по коридору к лифтам, Наоми вдруг оказалась рядом с Люсиндой. Она взглянула на поразительно красивую молодую женщину и задумалась, из какого теста она сделана.

– Вы наш капитан?

– Вам всегда следует хорошенько завтракать. Тогда не будете такой сукой, – бесстрастно парировала Люсинда.

Наоми улыбнулась и решила, что они отлично поладят. Вся четверка вошла в лифт и отправилась вниз, на седьмой этаж.

Библиотека выглядела как склад старых машин, столов и устаревших моделей. Они все-таки нашли древний магнитофон без провода. Катушки оказались слишком маленькими, но размер пленки подходил идеально.

– Я могу подключить его напрямую, – заметил Райан, рассматривая прибор. – Нам остается только молиться, чтобы лампы оказались в порядке.

Они вернулись в лифт, поднялись обратно на четырнадцатый, где Райан схватил с какого-то стола лампу и перочинным ножом отрезал у нее шнур. При помощи лезвия он снял заднюю крышку с магнитофона. Потом нашел место соединения, зачистил концы провода от лампы и подсоединил к магнитофону. Место соединения Райан замотал клейкой лентой. Магнитофон он установил на столе в конференц-зале.

Пока Боулт занимался этим, Коул Харрис перематывал пленку с больших бобин на маленькие, с магнитофона. Он намотал пленку, заполнив до отказа бобину, а остальную оставил на столе. Райан включил маленький магнитофон и вздохнул с облегчением, когда загорелась красная сигнальная лампочка.

Коул поставил бобину, намотал конец пленки на вторую катушку.

– Так, Райан, включай кнопку «пуск» и тащи на себя пленку.

Они включили магнитофон, и чудесным образом маленькая машинка заработала. Головки магнитофона были достаточно изношены, поэтому звук оказался несколько расплывчатым, но расслышать все сказанное можно было абсолютно ясно. Пленка плавно двигалась вперед, проходя мимо головки, так как Райан ее тянул на себя, а потом падала на пол. На каждой пленке запись предварялась голосом агента, сделавшим ее.

– Шестнадцатое января тысяча девятьсот шестьдесят шестого года, – звучал голос из прошлого, – агент Питер Лоусон. Запись сделана с телефона мистера Лански в его номере в отеле «Фонтенбло». Девять часов утра. – Потом послышалось шипение. Затем вновь зазвучал тот же голос: – Десять часов утра. Дневная смена. Никаких контактов.

Коул объяснил, что отмечаться каждый час было необходимо для регистрации, и вспомнил, что когда-то давно сам выяснил для своего репортажа, что Лански часто останавливался в этом отеле под вымышленными именами и вел там дела.

Снова шипение, и вдруг прозвучал звонок телефона. Раздался голос Мейера Лански. Финансовый гений мафии казался сердитым и усталым.

– Да? – выдохнул он в трубку.

– Мейер, это Огастес. Я просто звоню тебя поприветствовать. Как поживает Бадди?

– Бадди – это сын Мейера, он прикован к инвалидной коляске из-за рассеянного склероза, – с готовностью объяснил Коул.

– Как поживает Бадди? Черт побери, дайте мне отдохнуть от этого, а? Этот чертов сукин сын… Твою мать, стонет все время. Я уже дошел. – И вдруг Лански крикнул: – Эй, Тедди, приглуши-ка радио, будь добра! – Потом снова заговорил со своим собеседником: – Что ты хочешь, Оги?

– Это чистая линия?

– Да. Мой парень приходит каждое утро и проверяет.

Коул заметил вопросительный взгляд Райана и пояснил:

– Эти жучки начинают работать только в тот момент, когда кто-то говорит по телефону. Они приводятся в действие голосом, поэтому оборудование их не улавливает. Сейчас такие устройства очень распространены, а тогда мафия и не подозревала, что такое дерьмо существует.

Разговор между тем шел своим чередом…

– Мейер, у нас проблемы в Филадельфии с Кастангой… Они там все просто дерьмом исходят. Всякий раз, как я хочу продвинуть свой продукт, он сует руку мне в карман, и мне думается, что мы вроде как об этом не договаривались, можно так сказать.

– Послушай, Оги, я вам не судья. Тебе надо поговорить с Мо-Мо. У него хорошие связи с Кастангой.

– Долбаный Джанкана. Я думаю, что Мо как раз и стоит за всем этим.

– Ладно, ладно… Я попробую этим заняться, но, если мне удастся все уладить, ты мне добавишь по паре пунктов.

– Ты и так был в деле, Мейер. Ты же знаешь, что я не оставлю тебя без навара. Ты в этой сделке мой учитель.

– Черт, – без всякой видимой причины выругался старый финансист.

– В любом случае я перезвоню через денек или около того… Договорились?

– Да, конечно… Через день. – Линия смолкла, собеседники даже не попрощались.

Большинство звонков оказались похожими на этот. Просто одни хитрые ребята что-то не поделили с другими хитрыми ребятами, или Мейер устраивал сделки с дорожной полицией, улаживал разногласия. На прослушивание каждой пленки уходило около часа, и к тому времени, как они прослушивали вторую, они уже начали терять надежду. Было легко понять, почему эти пленки удержали Верховный суд Израиля от того, чтобы разрешить Лански поселиться на Земле Обетованной, но до сих пор они не услышали ничего, что связывало бы Мейера Лански, Уоллиса Литмана и Джозефа Ало.

Когда сотрудник агентства по просьбе Наоми принес им сандвичи и пиво, они выключили магнитофон.

Коул уже начал думать, что они проделали весь этот путь и потеряли Каза напрасно. Перед ним по-прежнему лежали коробки с шестнадцатимиллиметровой кинопленкой.

– Почему бы тебе не разрешить мне перевести эти фильмы на видеопленку, – предложила Наоми, чувствуя его плохое настроение. Он был так уверен, что аудиопленки подтвердят его теорию. А теперь они казались бесполезными. Им еще оставалось прослушать чуть больше часа, поэтому он отдал Наоми коробки, а та передала их сотруднику.

– Отнесите это вниз к инженерам. Пусть они перепишут этот материал на видеопленку немедленно. И не выпускайте их из вида. – Как только помощник ушел, они снова включили магнитофон.

Они слушали голоса из прошлого. Пленка начиналась с разговора, подслушанного в отдельном кабинете над стриптиз-клубом в Майами, называемом «Бум-Бум Базум Рум». Клуб принадлежал семейству Коста.

Судя по всему, произошел какой-то спор из-за распространения колумбийского кокаина в Майами. Он всегда был открытым городом, но, по мере роста торговли наркотиками, характеры портились, и когда полетели пули, обстановка стала просто опасной. Мейер пытался установить перемирие между семействами Коста и Деларико. Единственное, на чем соглашались обе семьи, так это на том, что они ненавидели колумбийцев больше, чем друг друга.

– Мы обо всем договорились с Мендозой, – у Фрэнки Коста был высокий, гнусавый голос. – Мы поставляем все, от фермы до рук, а эти парни в Дэйде пытаются перекрыть нам сбыт. У нас полный магазин. Получили все, от Девчушки-Скороспелки до Маминого помощника. И теперь в последний момент эти Деларико пытаются в обход меня договориться с этим испанским парнем, чтобы он поставлял в первую очередь их долбаный перуанский базарный порошок, и он того гляди затопит рынок. А у нас Белая леди уже из задниц лезет.

У Коула глаза на лоб полезли:

– О чем это толкует этот макаронник?

– Девчушка-Скороспелка – это марихуана, Мамин помощник – валиум. Некоторые принимают его вместе с возбуждающими наркотиками, чтобы усилить воздействие. Перуанским базарным порошком называется перуанский кокаин, – объяснил Райан.

Коул кивнул. Он вдруг почувствовал страшную усталость во всем теле, глядя, как пленка ползет на стареньком магнитофоне. Надежда уменьшалась с каждой прослушанной катушкой, с каждым новым витком пленки, опускавшимся на пол. Коул уже начал привыкать к мысли, что, вполне вероятно, этот след никуда не ведет.

Это случилось в тот момент, когда с пленки лился разговор Мейера с неким Уолли. Агента, отвечающего за прослушивание, звали Ли Штейн. Его пояснение гласило, что Мейер говорил из телефона-автомата рядом со своей квартирой. Он лишь перешел на другую сторону улицы. Дата – пятнадцатое января 1971 года. Штейн сообщил, что федеральные агенты подключились к линии на телефонном столбе в квартале от дома Мейера Лански. Тот звонил из этого телефона-автомата, полагая, что линия совершенно безопасна, поэтому он говорил свободно, уверенный в том, что общественный телефон прослушивать невозможно.

– Ты получил посылочку, Уолли? – голос Мейера на пленке звучал бесстрастно и скупо.

– Разумеется, получил, Мейер, все, как ты сказал. Но мы собираемся придержать это в оффшорной компании, занимающейся красками, пока оно мне не понадобится.

Коул знал, что «Краски Мэри Карвер» была компанией-прикрытием и местом отмывания денег на Багамах, и создал ее Мейер для семейства Ало. А потом он узнал голос Уоллиса Литмана. Коул выпрямился.

– Это Литман, – прошептал он. – Мы можем проверить, но это его голос. Возможно, мы нашли. Может быть, мы напали на след.

– Ладно, хорошо, – продолжал разговор Мейер. – Я думаю, что тебе следует остановиться с приобретением газет и радиоканалов. У нас сейчас четыре сети, но меня куда больше интересует телевидение.

– Я согласен, Мейер. Я приглядываюсь к «Юнайтед Бродкастинг». Это группа независимых станций, но я думаю, что их можно купить, если дать хорошую цену. Мы сможем расшириться и создать телекомпанию. Мы можем использовать кредит для покупки, и я бы это рекомендовал, потому что нам понадобится намного больше наличных потом, чтобы приобрести добавочные станции и основать вещание.

– Сколько?

– Я не уверен. Мне кажется, что собственность на средства массовой информации сейчас продается за сумму с семью, а может быть и восемью нулями. И цены будут расти. Мне бы хотелось демпинговать персонал радиостанции, чтобы помочь фонду купить Ю-би-си. Может быть, Пол Аркетт сможет содействовать нам в Вашингтоне. Он умеет помочь протолкнуть передачу лицензий через Федеральную комиссию связи.

– Если хочешь с ним поговорить, согласен. Я не разговариваю с ним, потому что Джо Ало хочет, чтобы мы держались от него подальше. Не хочет пачкать своего кандидата.

– Я с ним побеседую. Буду в Вашингтоне на следующей неделе. Как поживает Тедди? – поинтересовался Уоллис, переводя разговор на жену Мейера, к которой он питал искреннюю привязанность.

– Она отлично, Уолли. А как миссис Литман?

Сердце Коула гулко билось.

– Отлично. Нам бы следовало иногда встречаться.

– Мы не можем видеться. Джозеф хочет, чтобы ты оставался чистеньким. Если он соберется посадить своего человека в Белый дом, именно ты этим займешься. Ты и твоя телевизионная сеть. – Повисла долгая пауза, а потом Мейер добавил: – Как только главный парень будет наш, мы выкинем всех этих мудозвонов из Министерства юстиции.

– Подумай о себе, Мейер. Я надеюсь, что тебе стало лучше.

– Чувствую я себя дерьмово, но я собираюсь домой, в Израиль. Я подал прошение о предоставлении мне гражданства. Я поеду домой и умру на Земле Обетованной.

Коул протянул руку и выключил магнитофон. Он оглядел остальных, сидящих рядом. Все затаили дыхание.

– Сукин сын, – наконец произнесла Наоми. – Ты был прав. – И тут она перегнулась через стол и поцеловала Коула.