Кросс-тренинг

Четыре месяца до Городского Музыкального Марафона

– Я хочу, чтобы сегодня вы целиком пробежали всю дистанцию, без ходьбы.

Несколько человек открывают в изумлении рот, услышав это заявление, а две женщины, постоянно бегающие вместе, переглядываются. Мэтт дает нам инструкции для сегодняшней девятимильной пробежки до реки Маркс Крик. Конечно, мы и раньше бегали на такие дальние дистанции, но нам всегда позволялось переходить на шаг. Тем не менее один пожилой мужчина покинул нашу команду после десятимильного тренинга. Тренировки становятся все более и более интенсивными.

– Я смогу пробежать столько лишь при условии, что буду гнаться за ним, – бормочет леди рядом со мной.

Я смеюсь. Мы бегаем в команде Мэтта три месяца, но я только пару недель назад набралась храбрости спросить ее имя. Ее зовут Лиза, и она несомненно старше Мэтта. Не думаю, что он на самом деле нравится ей. Ей просто нравится смотреть на него. Да и кому бы не понравилось?

Мэтт заставляет нас растянуться и выпить по стакану воды, прежде чем мы отправимся на дорожку. Я стартую медленно, постепенно увеличивая скорость бега по мере продвижения вперед. Странно, что в июне так прохладно, но я благодарна за ветерок. А еще рада, что приняла пару таблеток ибупрофена перед забегом. Оказалось, что после этого не так страшно болят ноги.

Когда я достигаю отметки в четыре с половиной мили, ассистентка Мэтта, Бриджит, не спрашивая, передает мне лимонный Гаторэйд. После трех месяцев тренировок она знает мой любимый вкус.

– Ты себя нормально чувствуешь, Энни?

Я стараюсь контролировать свое дыхание:

– Да.

– Хорошо. Двигайся.

– Мне нельзя передохнуть, пока я п-пью?

Она улыбается:

– Не-а. Мэтт хочет, чтобы вы научились бежать со стаканчиком в руках. Вам предстоит это во время гонки. Просто выброси его, когда увидишь мусорку.

Ворча, я ковыляю обратно на трассу, выпиваю энергетик и выбрасываю бумажный стаканчик. Смотрю на часы. Думаю о том, как ставить ноги. Двигаю руками. Дышу, дышу, дышу.

Мы впервые бежим по этому маршруту – Камберленд Биссентениал Трэйл. Когда я рассказывала маме, где будет сегодняшняя тренировка, она сказала:

– Я слышала, что кизиловые деревья, растущие там, прекрасны весной.

Мама много знает о растениях, несмотря на то, что у нее руки-крюки. И она была права насчет того, насколько великолепен этот маршрут: повсюду розовые и белые цветы. Будто день святого Валентина взорвался.

Вскоре мне не на чем больше концентрироваться. Поэтому я думаю о настоящей причине, по которой сегодняшний забег выбивает меня из колеи. Я так и не виделась с Джереми. И он не звонил.

После того как мы чуть не переспали на прошлой пробежке неделю назад, он поджидал меня возле моей машины. В голове все перемешалось, словно разноцветные шарики жевательной резинки в банке, но мне хватило ясности в мозгах, чтобы дать ему свой номер телефона, когда он попросил. Он долго оглядывал парковку, прежде чем записать номер в свой телефон. Смотрел, чтобы убедиться, что Мэтт не заметит? Его брат был смертельно серьезен, когда говорил, чтобы Джереми не кадрил его клиенток. Но он все равно это делал.

В тот момент я решила, что он заинтересован во мне, и не была уверена, что чувствую по этому поводу, но, как выяснилось, это ничего не значило. Зачем просить у девушки номер телефона, если ты не собираешься звонить ей? Он спросил, потому что чувствовал, что вроде как обязан? Или потому, что чувствовал себя виноватым? Его брату стало все известно, и он разозлился? Поэтому он не позвонил? Я была зла на себя за то, что меня это волновало. Не уверена, почему я это делаю. Наверно, чтобы была причина не чувствовать себя такой безнравственной.

– Вот гадость, – говорю я сама себе.

– Что случилось? – спрашивает голос. Я почти ответила избитой шуткой, как любил говорить Кайл в ответ на вопрос: «Что случилось?»

«Вертолеты», – отвечал он.

Обернувшись, вижу, что рядом трусцой бежит Лиза, и по-настоящему радуюсь, что не ответила «вертолеты».

– Ты поранилась? – спрашивает она.

– Не. Просто разговариваю сама с собой.

Она смеется и кивает.

– Бег несомненно дает много времени побыть наедине со своими мыслями. Уверена, я тоже вскоре начну разговаривать с собой.

Последние три месяца мне с трудом удавалось поддерживать ту же скорость, с какой бежали другие члены нашей команды. Либо они были слишком медленными, либо я была слишком медленной для них, но сегодня мы с Лизой умудрились несколько минут оставаться рядом. Было бы здорово, если бы сегодня у меня была компания на оставшиеся четыре мили. Было бы здорово, если бы мне не пришлось бежать целый марафон в одиночестве.

– Сколько тебе лет? – спрашивает Лиза.

– Восемнадцать.

– Ты кажешься старше, – говорит она, окидывая меня взглядом. – Ты очень зрелая.

– Да?

– У моей старшей сестры две девочки подросткового возраста. Я ездила к ним несколько недель назад на день Матери, и мои племянницы часами хихикали ни о чем.

Когда я ходила с девчонками за покупками в Галлерию несколько недель назад, мы перекусывали в кондитерской, где Ванесса и Саванна десять минут подряд хихикали над тем печеньем с изображением лица Джастина Бибера. Я до сих пор не знаю, что в этом было такого смешного.

– А тебе сколько лет? Если ты не возражаешь, что я спрашиваю, – говорю я.

– Тридцать два, – со вздохом отвечает она.

– Ты выглядишь моложе. – Это вызывает у нее улыбку. Она очень эффектна: с каштановыми кудрями, полными губами и шикарными солнечными очками для бега. Я хотела такие, но мне пришлось выбирать между ними и бензином для машины.

– Так зачем ты бежишь марафон? – спрашивает Лиза. – Ты самая молодая в нашей команде, значительно моложе остальных.

Я смотрю на нее искоса и глубоко вздыхаю. Единственный, кто знает, почему я здесь – это Мэтт, тренер Вудс сказала ему, и я хочу, чтобы это так и оставалось. Когда я ничего не отвечаю, полагаю, она понимает намек, потому что меняет тему:

– Я только в январе переехала в Нэшвилл. Я из Нью-Йорка.

Мне никогда не доводилось бывать так далеко.

– Ого, это серьезный шаг.

– Моя юридическая фирма перевела меня сюда из-за особо важного дела.

– И у тебя есть время для бега?

Она смотрит на меня, а затем отводит взгляд.

– На самом деле я не знаю здесь никого, кроме тех, с кем работаю. Мне нужно было привести себя в форму, и я искала интересные способы знакомств с людьми, и вот я здесь. – Она вытирает пот со лба. – Но становится все сложнее и сложнее выделить время для этих длинных пробежек. На прошлых выходных я была так изнурена после десятимильного забега, что просто пришла домой и до конца дня смотрела телевизор. Больше вообще ничего не делала. Надо быть начеку, или я проиграю свое дело.

– Бег з-занимает много времени.

– А знаешь, что было самым ужасным? Я смотрела фильм «Стильная штучка» на ТНТ. Тот самый, с Риз Уизерспун. И я была такой уставшей, что рыдала словно младенец, когда Риз возобновила отношения со своим сексуальным бывшим мужем.

Я улыбаюсь Лизе. Мне нравятся ее личные качества, и мне приятна ее болтовня – она меня отвлекает. Она продолжает:

– Полагаю, фильм сподвиг меня на всю эту фигню, типа осознания-кто-твоя-истинная-любовь и все такое. – Внезапно Лиза затихает, и у меня такое чувство, словно ей есть что еще сказать. – Тренировки – это здорово. Оказалось, что для моего здоровья полезно выбираться из офиса. В мыслях проясняется.

– Бег и со мной это делает.

Лиза болтает о деле, ради которого ее прислала юридическая фирма. Это крупномасштабный судебный иск о сексуальных домогательствах, поданный группой женщин на компанию общенациональных коммуникаций.

– Я не могу обсуждать подробности дела, – начинает она, – но позволь сказать, Энни, я никогда не думала, что мне придется так часто использовать слово «пенис».

Она говорит об этом как ни в чем не бывало, и мне приходит в голову, что она не стала бы рассказывать мне о своей работе, если бы не убедилась, что я достаточно взрослая для этого. Я улыбаюсь.

– Привет, – говорит голос. Я смотрю через плечо и вижу Эндрю, этого высокого парня средних лет из нашей команды. Вместо сумки на поясе, как у Лизы, или гидратора, как у меня, он держит в руках громоздкую пластиковую бутылку с водой. Он пристраивается позади нас.

– У тебя будут неприятности с Мэттом, из-за того что ты носишь наушники, – дразню я.

– И чего вы, девушки, так носитесь с ним? Мэтт говорит то, Мэтт говорит это, – шутит Эндрю.

– Эм, ты его видел вообще? – спрашивает Лиза.

– Он не в моем вкусе, – говорит Эндрю. – Я больше по невысоким кудрявым брюнеточкам.

Боже, он что, клеится к ней прямо передо мной? Она поднимает брови, глядя на меня, и я пожимаю плечами. Он неплохо выглядит, полагаю, для кого-то, кто в отцы мне годится. Мэтт подбегает к нам трусцой. Эндрю выдергивает свои наушники, прячет их под футболку, и Мэтт усмехается и трясет головой.

– Энни, давай добежим до финиша вместе, – говорит Мэтт. – Нам нужно поговорить.

Я хватаю ртом воздух. Он знает, что было между мной и Джереми на прошлой неделе? Мое тело напрягается.

– Ты должна дышать во время бега, иначе потеряешь сознание, – говорит он.

Я вспоминаю о дыхании.

– Ну же, Энни, – говорит он. – Давай сделаем несколько скоростных рывков. Они сделают тебя сильнее.

Он жестом показывает миновать Лизу и Эндрю и срывается с места словно ракетный ускоритель.

– Побежали, – зовет он, и я бросаюсь вслед за ним.

Он заставляет меня тридцать секунд бежать на максимальной скорости. Офигеть, это заставило мои ноги гореть огнем. Я задыхаюсь, когда он позволяет вернуться к легкому бегу.

– Контролируй свое дыхание, – говорит он.

Я вдыхаю через нос, выдыхаю через рот. Дышу, дышу.

– Хорошо, – говорит он. – Давай немного пробежимся трусцой, а затем сделаем еще несколько рывков.

Я смотрю на него с я-на-грани-нервного-срыва выражением на лице.

– Ты можешь сделать это, Энни. Я подталкиваю тебя, потому что знаю, что ты можешь сделать это.

После того скоростного рывка бежать трусцой легче. Но я не способна на еще один. Это безнадежно!

– Расслабь руки и плечи, – говорит он, перебирая ногами рядом со мной. – Отпусти напряжение. Оно сдерживает тебя.

Я вращаю плечами и встряхиваю руками.

– Так я хотел поговорить с тобой…

И мои руки и плечи снова напрягаются.

– На этой неделе тебе нужно делать скоростные рывки каждый день во время бега. И я хочу, чтобы ты начала добавлять больше орехового масла и яиц в твою диету. Ты становишься слишком худой и тебе нужно больше есть, раз наши забеги становятся все длиннее и длиннее.

Он об этом хотел поговорить? Ореховое масло и яйца?!

– Я могу сделать это.

Он улыбается мне. Думаю, он не знает.

– Готова к очередному броску?

Я трясу головой. Он тоже трясет головой в ответ.

– Давай, Энни. Соберись.

Я бегу со всех ног сквозь кизиловые деревья. Мэтт во время всего спринта остается рядом, подгоняя меня. Мы делаем еще три броска. Из-за этого моя грудь болит как сумасшедшая – моему сердцу не нравятся повторяющиеся рывки и остановки. Так или иначе, я добираюсь до финиша и с потом, стекающим по лицу, падаю на колени.

– Ну же, Энни, – мягко говорит Мэтт. Он помогает мне встать на ноги. – Ты великолепно справилась. Серьезно, великолепно.

Я вращаю плечами и сглатываю. Оглядываюсь, высматривая, здесь ли Джереми. Его нет. Мэтт сжимает мою руку:

– Расслабься. Отпусти напряжение.

«Отпусти», – говорю я себе.

Отпусти.

***

Я едва успеваю добраться до туалета, когда меня снова рвет.

Мне пришлось дважды останавливаться по пути домой и блевать у обочины. Встаю на колени и стискиваю сиденье на унитазе, глубоко дыша. Меня опять стошнило. И опять. Почему мой желудок так сжимается? Из-за сегодняшних скоростных рывков мне хуже, чем когда тренер Вудс застала меня бегающей словно бабуин вокруг стадиона. В конце концов, я же приняла ибупрофен. Насколько плохо мне было бы, если б я этого не сделала?

Дверь ванной открывается со скрипом, обнаруживая маму, стоящую там с полотенцем. Она садится на корточки рядом со мной и гладит по спине, пока меня тошнит. Молочная кислота, разливающаяся под моей кожей, вызывает дрожь и не в хорошем смысле. Если я не могу даже десять миль пробежать, не чувствуя себя так отвратительно, как же я пробегу двадцать шесть?

– Ты финишировала? – тихо спрашивает она, поглаживая мое лицо полотенцем.

– Да. Десять миль.

– Ух ты. Он бы гордился тобой.

– Мама, не надо. Не сейчас.

Я чувствую, как она напрягается рядом, и мы обе отводим взгляд. Слышу, как она всхлипывает. Мне плохо, из-за того что я рыкнула на нее, правда плохо. Но нужно ей было сейчас напоминать о Кайле?

– Я ничего не могу поделать с этим, – говорит она. – Я только знаю, что он был бы изумлен. Это вредно – никогда не говорить о нем, милая. Тебе нужно отпустить это.

Я наклоняюсь над унитазом, положив голову на руки.

– Я позвоню Стефани, – говорит мама тихо, убирая волосы с моего лица. – Скажу ей, что ты не выйдешь на работу сегодня вечером.

– Нет! – вскрикиваю я, и меня вновь тошнит. Хватаюсь за унитаз и ненавижу свой желудок. Ненавижу его. – Мне нужны деньги.

– Ты не сможешь обслуживать столики в таком состоянии. Людям нравится, когда их официантка здорова.

Она права. Если я покажусь на работе вся потная, с красным лицом и с приступами рвоты через каждые две минуты, Стефани в любом случае не позволит мне обслуживать столики. Но если я не пойду, то потеряю из-за этого как минимум семьдесят пять долларов чаевых. Это же моя прибыльная ночь!

– Мама, – плачу я, – я не смогу оплатить свои тренировки. Я не смогу скопить деньги на колледж. Сейчас у меня всего около трехсот долларов.

Она тянет меня в свои руки и обнимает.

– Я знаю, малышка. Но ты не можешь пойти на работу в таком состоянии. Хотела бы я, чтобы ты не взваливала столько на себя. Хотела бы я суметь заплатить за все. Ты же знаешь, я бы сделала это, если бы могла.

Я знаю. Я знаю.

***

Мой будильник вопит словно сигнал пожарной тревоги.

Дотягиваюсь и бью по кнопке повтора. Пять утра. Я закончила работать в полночь, а сейчас должна ехать в Нэшвилл ради семимильной пробежки? Или, как Мэтт и Джереми назвали бы это, дня отдыха.

Опять раздается звон будильника. Не может быть, чтобы я проспала еще пять минут! Я стону в подушку.

Последствия забега в прошлую субботу, после которого меня тошнило четыре часа подряд и из-за чего я пропустила работу, были настолько ужасающими, что я не бегала всю неделю. Я пропустила три коротких забега и не ездила на велосипеде во время кросс-тренинга, как должна была.

Станет ли мне плохо, и придется ли опять отпрашиваться с работы, если побегу этим утром семь миль? Я не могу рисковать и опять терять работу на этой неделе… Я не смогу заплатить за тренировки, не говоря уже о бензине, чтобы поехать на нее. И как насчет всяких принадлежностей для колледжа: типа новых простыней, полотенец, учебников, посуды?

Мой желудок так сильно болел на прошлой неделе… Я не хочу опять почувствовать эту боль.

Когда будильник звонит в третий раз, я тянусь и выключаю его, а затем ныряю обратно под простыни.

В следующий раз меня будит телефонный звонок. На часах пять минут восьмого. На экране высвечивается имя Мэтта. Черт. Я должна была позвонить ему.

– Алло, – тихонько говорю я, прогоняя сон из глаз.

– Где ты? – запыхавшись, спрашивает он. – С тобой все в порядке?

– Эмм… Прости, я уснула.

– Тебе плохо?

– Нет…

– У тебя что-то болит?

– Нет.

– Тогда почему ты не здесь? Все остальные тут.

Мне становится стыдно.

– Слушай, прости. Я проснулась и была не в состоянии бегать.

– Ты должна была позвонить мне.

Я зеваю в руку.

– Ты прав. В следующий раз я так и сделаю.

– Не будет никакого следующего раза, если ты не будешь относиться к тренировкам серьёзно, Энни.

– Что?

– Если ты не будешь появляться на моих тренировках, я не буду заниматься с тобой. Все очень просто.

– Почему? Имею в виду, я ведь плачу за это.

Долгая тишина.

– Энни, ты бегаешь в моей команде, под моим именем. Каждый, кого я тренировал, кто занимался до самой гонки, финишировал. Я помог более чем двумстам людям пробежать марафон. Если клиент не воспринимает меня всерьез, я не тренирую его. Я хочу сохранить свой стопроцентный успех в день гонки.

– Понимаю…

– А теперь ты скажешь мне, что не так? Если это касается тренировок, мы можем уладить это. Если тебе нехорошо, мы уладим это. Но ты должна рассказать мне, окей?

Я глубоко вздыхаю и прижимаю подушку к груди.

– Я боялась за свой желудок. Он ужасно болел на прошлой неделе. Меня тошнило после тех жутких скоростных рывков с тобой. Меня вырвало около восьми раз.

Еще одна пауза.

– Значит мы сменим твою диету. Может попробуем заменить кукурузные хлопья и овсянку на тосты и английские маффины. Может перестанем давать тебе Гаторэйд. Сахар мог вызвать у тебя тошноту.

– Нет! Я люблю свой лимонный Гаторэйд. Я провалю скоростные броски.

Он смеется.

– Ни единого шанса. А теперь, что ты делаешь завтра? Тебе семь миль надо наверстать.

***

Почему они не могут просто оставить все как есть?

– Нам действительно необходимо делать это? – спрашиваю я.

– Время пришло, – тихо говорит Коннор, глядя на один из беговых трофеев Кайла. Как Коннор может так буднично говорить об этом?

Я сглатываю, разглядывая комнату. Я вроде как злюсь на родителей Кайла за то, что они хотят сложить его вещи в коробки. Но затем вспоминаю, как складывала плюшевых медведей и китайские колокольчики, которые он мне подарил, и не могу представить себе, каково проходить мимо этой комнаты каждый день, так что я вроде бы понимаю, что они чувствуют. Наверно то же самое, что и я каждый раз, когда проезжаю мимо пожарной станции.

Младший брат Кайла, Коннор, который идет в предпоследний класс в Хандрид Оукс этой осенью, пару дней назад прислал смс, приглашая прийти и проверить комнату Кайла, решить, хочу ли я оставить что-нибудь себе.

– Я буду в гостиной, если понадоблюсь, – говорит Коннор. Дверь захлопывается.

Я не была в комнате Кайла с сентября, с тех пор как он порвал со мной. Его будильник мигает красным, вновь и вновь показывая двенадцать часов. Я поднимаю с пола заношенную спортивную футболку Титанов и подношу к носу. Его запах ушел. Она ничем не пахнет. Аккуратно сворачиваю футболку и кладу на его разобранную кровать.

Стираю пыль с нашей фотографии в рамке с выпускного в предпоследнем классе. Кладу ее поверх футболки, начинаю складывать все в кучку. Глажу голову его набитого медведя. Чак принадлежал Кайлу с тех пор, как он был еще младенцем, а теперь медведь живет на его книжной полке.

Какое-то время я звонила Кайлу на мобильный, только чтобы услышать его голосовое сообщение. Но затем его родители отключили его. Я лихорадочно оглядываю комнату, стараясь увидеть, есть ли что-то еще, что я должна взять, в случае если они не осознают ценности этого. На месте его родителей я бы сохраняла тот тарифный план на телефоне Кайла вечно.

Нахожу его красную головную повязку фирмы Найк, которую он надевал на беговом маршруте, и кладу ее в свой рюкзак. Если я дотяну до марафона, то, может быть, надену ее во время гонки. Стиль восьмидесятых.

Сажусь на его кровать и пробегаю кончиками пальцев по подушке. Подняв ее, чтобы проверить, не пахнет ли она все еще Кайлом, обнаруживаю маленькую черную бархатную коробочку. Трясущимися пальцами открываю ее и нахожу золотое кольцо с маленьким бриллиантом. Я ахаю от изумления. Той ночью в автомобильном кинотеатре, когда Кайл сделал мне предложение, он не протянул мне кольцо. Он просто сказал: «Выходи за меня».

Дверь со скрипом открывается, и я, подняв взгляд, вижу миссис Крокер в фартуке с рисунком в виде вишенок. Если честно, я никогда не видела ее дома без фартука – она всегда что-нибудь готовит, – но он не сидит на ней как положено. Он свободно болтается.

– Энни, мы заказали пиццу. Ты не присоединишься к нашему у… – Она вскрикнула, увидев, что я держу в руках. Она поднесла пальцы ко рту. – А я гадала, куда он положил его. Это кольцо принадлежало моей бабушке.

– Оно красивое.

– Посмотри под подкладкой.

Я бережно сдвигаю шелковый подклад и извлекаю хрупкий листочек папиросной бумаги. Он такой тонкий, что я боюсь, что он может рассыпаться в моих руках словно крекер. Медленно разворачиваю бумагу и нахожу надпись, датированную 1946 годом: «Элен, со всей моей любовью. Артур».

– Это великолепно, – говорю я с искренней улыбкой, возвращая записку назад, где нашла ее.

– Я так счастлива, что ты нашла кольцо.

Протягиваю ей коробочку, и она берет ее.

– Он бы хотел, чтобы ты хранила его, – добавляет она.

Я не могу. Я бы не взяла его, когда он был жив.

Должно быть, она уловила мое сомнение.

– Я сохраню его для Коннора… может, однажды он захочет подарить его девушке.

Прочищаю горло и киваю. Миссис Крокер открывает рот, чтобы вновь сказать что-нибудь, и закрывает его.

Она осуждает меня?

И тогда появляется мистер Крокер, одетый в синюю футболку, на которой написано: Противопожарная служба округа Уильямсон. На голове у него должны были быть густые светлые волосы, как у его сыновей, но сейчас они поредели.

– Привет, Энни, – говорит мистер Крокер. – Твоя мама сказала нам, что ты тренируешься для Городского Музыкального Марафона.

– Пробежать его в честь Кайла, – его мама захлебывается своими словами.

Я медленно киваю, ковыряя заусенец и отрывая его.

– И как продвигается? – с улыбкой спрашивает мистер Крокер.

Я не в силах рассказать им, что меня чертовски тошнило после бега, что мне пришлось пропустить работу, и что тренер чуть не отказался от меня. Не говоря уже о том, что я боялась умереть от восьмимильного забега на этих выходных. Когда Кайл тренировался, он редко жаловался и никогда не признавал поражения. По крайней мере, я не знаю о таком.

– На прошлых выходных я пробежала семь миль, – глухо говорю я. Едва ли. Мне пришлось пройти большую часть.

– Подсказать что-нибудь? Однажды я пробежал полумарафон.

– Есть идея, почему мой желудок все время болит? – Хотя Мэтт и немного изменил диету на этой неделе, у меня все еще были боли.

Мистер Крокер склоняет голову вбок.

– Никогда прежде не слышал о таком.

– Поешь с нами пиццу? – спрашивает миссис Крокер.

– Я бы присоединилась, но по моему тренировочному плану я должна сегодня съесть салат с жареным цыпленком.

– Полагаю, тогда мы оставим тебя, – говорит мистер Крокер, и затем я снова один на один с его вещами, фотографиями и трофеями, с его постелью, которая месяцами не была теплой, и только солнечный свет струится сквозь окно, чтобы обнять меня.

Я обхватываю его подушку. Заставляю себя думать о трехмильной пробежке, предстоящей мне вечером, после того как жара спадет. Одна нога за другой.

Дыши, Энни, Дыши.

 

Четвертый Круг Ада

Мэтт не только тренирует людей для гонки, он еще проводит персональные практические занятия в тренажерном зале, где подрабатывает на стороне – или, как мне нравится это называть, в Четвертом Круге Ада. Во время моего первого занятия с ним, я обнаружила мышцы, о существовании которых даже и не подозревала. Представить не могу, какие пытки он запланировал на сегодня.

Заглядываю в офис Мэтта в зале и застаю его жующим и читающим журнал. Он упаковывает свой сэндвич обратно в мешочек, встает и дает мне «пять».

– Готова позаниматься? – говорит он с набитым ртом.

– Даа.

Он жует, изучая мое лицо.

– Ты хорошо себя чувствуешь? Ты вся красная. Достаточно воды выпила?

– Пять бутылок воды сегодня, как ты и сказал.

– Хорошо.

Я глубоко вздыхаю, перед этим задержав дыхание, и следую за Мэттом к беговой дорожке, запрыгиваю на нее и бегу потихоньку, чтобы разогреться.

С тех пор как я тискалась с его братом пару недель назад, я все ожидала, что Мэтт хоть как-нибудь намекнет, что знает об этом, но этого так и не произошло. Имею в виду, я не думала, что Мэтт выйдет и спросит: «Какая нелегкая тебя дернула обжиматься с моим братом?» Но я ожидала хоть какой-то реакции: блеска в глазах или горящих щек. Либо он был обладателем лучшего за все время «покер-фэйса», либо Джереми держал рот закрытым.

Уже прошло три недели, а я так и не видела его на тренировках. Может, он решил пользоваться именно теми маршрутами, где меня точно не было бы? И он до сих пор не позвонил. Не позвонит, да и ладно.

– Хэй, – громко говорит Мэтт, через стук моих ног по беговой дорожке. – Ты где вообще?

– Что?

– Я пытался привлечь твое внимание.

– Прости, сегодня мои мысли далеко отсюда.

Он увеличивает скорость беговой дорожки до шести миль в час.

– Да? Мои тоже. У моей старшей сестры час назад роды начались.

– Что? – кричу я. – Почему ты не в больнице? Почему ты здесь?

Мэтт широко улыбается.

– Это ее первый ребенок, и, учитывая, что наша мама рожала всех нас по несколько дней, не думаю, что малыш появится в ближайшее время.

– Так, это будет твоя первая племянница или племянник?

– Да. Это мальчик, – гордо говорит он.

Я не могу сдержаться и улыбаюсь его легкомыслию.

– Твой брат с ней в больнице?

Он бросает на меня короткий взгляд. Но затем вновь возвращается к разговору о тренировке.

– Вся семья там. И я отправлюсь туда, как только мы закончим. – Он указывает на мое лицо. – Не думай, что ты сможешь уйти с тренировки.

– Вот блин.

Мэтт обучает меня серии выпадов и приседаний и других кошмарных упражнений, заставляющих мои ноги гореть огнем.

– У тебя действительно хорошо получается, – говорит Мэтт, когда я заканчиваю серию прыжков. – Как думаешь, сможешь пробежать полностью десять миль в субботу?

Часто дыша, я наклоняюсь, опираясь руками о колени.

– Я постараюсь… но, Мэтт?

– Мм-хмм?

Каждую неделю забеги все тяжелее и тяжелее. Я сплю все больше и больше. Больше боли и ломоты возникает каждый день. Если так будет продолжаться, я должна пойти дальше и купить пожизненный запас ибупрофена.

Есть ли у меня вообще предел?

– Я боюсь, что не смогу осилить его полностью, знаешь? В последний раз, когда я бежала десять миль, мне было реально плохо.

Мэтт похлопывает меня по спине.

– Я бы волновался, если б ты не боялась.

***

– Теперь, кто хочет купить коврик для ванной?

Я стону. Такое ощущение, будто все шиворот-навыворот: я еще даже не выбрала, какие занятия буду посещать, но вынуждена решать, должна ли запастись мультиваркой или гладильной доской.

Сидим в закусочной и уже больше часа обсуждаем нашу комнату в колледже с Ванессой, Келси и ее кузиной Игги – самопровозглашенным хипстером. Она говорит, что каждый, у кого есть байк с более чем одной передачей, утверждающий, что он хипстер, на самом деле не хипстер.

Ну кто ж знал?

Когда чуть ранее я села в их кабинку, рот Келси открылся, и она свирепо посмотрела на Ванессу:

– Энни твоя соседка по комнате?

– Ты не сказала ей? – воскликнула я.

Взгляд Ванессы заметался между нами.

– Я сказала тебе, что моя соседка придет, чтобы встретиться с нами, разве нет?

– Могла бы и сказать мне, – ответила Келси, нахмурив брови. – У меня есть свое мнение о том, кому жить в нашей квартире.

– Я подумала, это было бы неплохо для всех нас, – сказала Ванесса, прикусив губу.

– Как проживание с ней может быть неплохим для меня? – прошипела Келси.

Мое лицо загорелось.

– Это потому, что я живу в трейлере?

Келси посмотрела на меня что-за-нах взглядом.

– Конечно нет. Это потому, что мы больше не друзья, Энни.

Мы были бы ими, если бы ты не променяла меня на Ванессу и не пустила тот слух, что я встречалась с Кайлом даже после того, как ты заявила, что любишь его.

– Прекрасно, без разницы, – сказала я и встала, чтобы уйти. Пойти на риск и жить со случайной соседкой должно быть лучше, чем все это.

– Я не хочу жить с незнакомкой, Келс, – заныла Ванесса. – А мой брат тоже не возьмет меня к себе. Он скорее заставит меня и дальше жить с нашим папой.

Келси посмотрела на Игги, которая была занята тем, что строила домик из наших пакетиков с сахаром.

– Ладно, – сказала Келси, и я медленно села обратно, желая, чтобы она никогда не переезжала из Оукдэйла. Если бы она не уехала, во мне бы никогда не зародилось смущение и я бы не начала отклонять ее приглашения переночевать. Я бы не стала отдаляться от своей подруги. Насколько бы отличалась моя жизнь от нынешней, если бы она не переехала?

Часом позже мы словно участвуем в переговорах о мире на Ближнем Востоке.

– Я не повезу коврик для ванной, – вступает Игги. – Я уже сказала, что привезу шторку для душа. У меня есть одна с черепами.

Келси, Ванесса и я замолкаем и смотрим друг на друга.

– Я возьму коврик для ванной, – говорит Ванесса.

– А я возьму другую шторку для душа, – говорю я.

– Договорились, – говорит Келси.

– Эй, – восклицает Игги. – Я хочу свои черепа!

Келси ставит зеленую галочку в своей таблице с цветными пометками, в которой расписано все, что нам нужно купить для колледжа. Рядом с тем, что привозит Келси, стоят оранжевые галочки – к этому времени ими уже помечены кофеварка, веник и чистящие средства. У Ванессы зеленые, а у Игги синие. Мой цвет фиолетовый. Цветные маркеры Келси разложены на столе по прямой линии.

– Как получилось, что тебя назвали Игги? – спрашивает Ванесса, закидывая в рот побольше картошки фри с сыром.

Игги щурится на нас сквозь толстые стекла очков и поправляет кожаные ремешки, обвивающие ее руку.

– Мои родители назвали меня в честь ночи, в которую я была зачата. Они были на концерте Игги Поп, обкурились и сделали это в туалете. И вот она я.

Эм, окей.

Продолжая жевать, Ванесса долго и пристально разглядывает Игги. Келси игнорирует свою кузину, по-видимому, привыкшая к таким высказываниям. Как же так получилось, что образцовый капитан команды чирлидеров старшей школы Хандрид Оукс стала сводной кузиной Игги, самопровозглашенного хипстера?

По крайней мере я делю спальню в колледже с Ванессой.

– Можно нам еще картошки фри с сыром? – спрашивает она меня, жестом показывая на пустую белую тарелку перед нами.

Все что угодно, лишь бы уйти из-за этого столика. Я подскакиваю на ноги и не спеша иду в холл, где нахожу менеджера, Стефани.

Она широко улыбается мне, и я смотрю на нее с не-трогай-меня выражением на лице.

– Могу я заказать еще картофеля фри с сыром?

– Черт, я подам вам бесплатно Нью-Йоркский стейк, если вы захотите его. Твоя мама будет так счастлива услышать, что ты встречаешься с друзьями.

Я пожимаю плечом.

– Мы планируем наше пребывание в колледже и все. Ничего значительного.

– Я сейчас же принесу тебе фри, – говорит она, подталкивая меня в сторону нашего столика. Черт. Я планировала послоняться в холле, до тех пор пока картошка не будет готова. Когда я проскальзываю обратно в кабинку, Келси проверяет свой телефон.

– Клянусь, этот парень пишет мне о всяких мелочах.

– Кто? – спрашиваю я.

– Колтон.

– Что он хотел на этот раз? – спрашивает Ванесса.

– Сообщить мне, что проснулся, после того как задремал.

Ванесса смотрит на меня краешком глаза и хитро улыбается. Ха. Так Колтон питает слабость к Келси? Когда она со своей мамой переехали к ее новому мужу – ландшафтному архитектору, – Колтон стал ее новым соседом. Они зависали вместе годами, но я думала, они только друзья.

Келси откладывает свой телефон в сторону.

– Кто привезет вантуз?

Это продолжается еще какое-то время, пока Стефани не появляется с фри с сыром и картошкой в мундире. Ванесса широко улыбается, и я поражаюсь, где в ней умещается вся эта еда. Она такая же тонкая, как одна из этих картофельных палочек.

Ванесса закидывает одну себе в рот и вытирает соль с пальцев.

– Нам нужно обсудить правила совместного проживания.

– Типа, можно или нет готовить рыбу? – спрашивает Игги.

– Рыбу? – говорит Ванесса, сморщив нос.

– По своей работе в библиотеке я знаю, что некоторым людям неприятно, когда ты готовишь рыбу в микроволновке. У нее определенный запах, – объясняет Игги.

– Я-а-асно, – говорит Ванесса. – Нет, я говорила не о рыбе, но нам определенно нужно добавить это к списку вещей-которые-нельзя-делать в квартире.

Келси открывает новую страницу кожаного органайзера и пишет сверху «Правила проживания» красным маркером.

– Я запишу правила и пришлю каждой на мейл для напоминания.

Ванесса наклоняется и шепчет мне на ухо:

– Вот поэтому я и попросила тебя делить со мной комнату.

– Заметано, – говорю я.

– Вообще-то я говорила о «благоверных», остающихся на всю ночь в наших комнатах, – говорит Ванесса. – Нам нужно выработать основные правила.

– Я еще даже не в колледже, а меня уже выгоняют из комнаты для интимных утех, – ворчу я.

– Я считаю, что ни одна из нас не может оставлять парня на ночь чаще, чем дважды в неделю, – говорит Келси.

– Но что, если Рори приедет ко мне на трехдневные выходные? – спрашивает Ванесса. – Он едет в колледж за два часа езды отсюда!

– Тебе придется решить, какие две ночи предпочтительнее, – отвечает Келси.

– Вы всегда можете установить палатку в лесу и переночевать на открытом воздухе со своим парнем, – говорит Игги. – У меня есть одна, можете одолжить ее, но, возможно, она немножко пахнет рыбой.

Ванесса указывает на Келси картофельной палочкой:

– Только две ночи? Тебе нужно переспать, подружка.

Келси указывает на Ванессу зеленым маркером:

– Я в завязке с парнями. Ты знаешь об этом.

Ванесса тихонько говорит мне:

– Возможно, она бы уже не была в завязке с парнями, если бы уступила Колтону.

– Я могу познакомить тебя с замечательным парнем, – говорит Игги Келси. – Его зовут Шеви Эрнесто, он выпускает собственную газету: «Нэшвиллский Сплетник». Он продает ее каждый день возле магазина «Фуд Лайон».

Мой рот открывается. Келси, не обращая внимания на свою кузину, концентрируется на том, что нажимает кнопки калькулятора в своем органайзере.

– Мы придумаем знак, чтобы уведомлять друг друга о том, что в спальне парень, – говорит Ванесса. – Мы можем привязывать что-нибудь на ручку двери, например, шарфик или скакалку.

– Что, если кто-нибудь стащит скакалку, и мы войдем в тот момент, который не хотим увидеть? – спрашивает Игги, подталкивая очки повыше на нос.

– Кто вообще может украсть скакалку? – спрашиваю я.

– Антихипстеры.

Мы с Ванессой трясем головами, глядя друг на друга.

– Мы ничего не упустили в нашем списке необходимых вещей? – спрашивает Келси, перемещая ручку вниз страницы. – Если нет, я вышлю каждой мейл с копией списка для напоминания вам…

Я начинаю смеяться и понимаю, что не могу остановиться, прямо как когда Ванесса и Саванна целую вечность хихикали над печеньем с изображением Джастина Бибера.

Это приятно.

 

Сегодняшняя дистанция: 10 миль

Четыре месяца до Городского Музыкального Марафона

Кайл был не в моем вкусе.

Прямо перед танцами вечера встречи выпускников на первом курсе старшей школы – перед нашим первым свиданием – я наносила тушь и, глядя в зеркало, раздумывала, не отменить ли все. Я согласилась на свидание, потому что он припер меня к стенке. И он был по-своему привлекателен, полагаю, если вам нравятся низкорослые парни с коротким светлым ежиком на голове. Мне лично нет. Мне нравились высокие, худощавые парни с небрежно уложенными волосами. Ник подсмеивался над Кайлом, говоря, что у него слишком ангельский вид и он должен немедленно присоединиться к бойз-бэнду. Если мой собственный брат не считал, что Кайл был достаточно хорош для меня, то что тогда думали другие люди? Я всегда представляла, что люди судят о том, какой человек – клевый, или красивый, или привлекательный – по тому, с кем ты встречаешься. Это неприятно, но это правда.

На танцах мы с Кайлом сидели на трибунах и разговаривали; он не обращал внимания на ребят, которые дурачились и подпрыгивали, стараясь коснуться баскетбольного кольца. Он ни разу за весь вечер не проверил свой телефон. Я ненавидела, когда люди так делали. Мы были с ним на одной волне, и чем больше я узнавала его, тем менее важным становилось то, что он неэффектный, что невысокий. Я честно не знаю, что щелкнуло в моих мозгах тем вечером на танцах. Просто что-то подсказало мне: этот парень милый; он хорошо подходит тебе. Его улыбка яркая, словно восходящее солнце, показавшееся над горизонтом. Кого волнует, что подумают остальные? Просто дай ему шанс.

Я так и сделала и никогда не скучала с ним. Казалось, нам всегда было о чем поговорить. Ему бы нравилось слушать о моих тренировках для марафона. Так странно быть взволнованной чем-то новым и не иметь возможности рассказать ему.

Мэтт не хочет, чтобы мы заскучали во время наших тренировок, поэтому он почти каждую неделю меняет места проведения наших длинных пробежек. Наш второй десятимильный забег проходит на беговой тропе под названием Ричлэнд Крик Гринвэй в Нэшвилле. Он соединяет множество троп друг с другом, наподобие дорожной развязки. Сразу ясно, что пару дней назад было Четвертое июля – повсюду разбросано множество пивных банок и мусор от фейерверков. Полагаю, народ реально зажег. Я усердно праздновала, работая в закусочной и зарабатывая гигантские чаевые.

Но, несмотря на смену обстановки, десять миль все так же являются долгим промежутком времени наедине с собой – я думаю о нем сегодня, хоть и стараюсь не делать этого.

За полмили до финиша я вижу Джереми, облокотившегося на указатель мили. Я не видела его больше месяца. Как я не заметила его сегодня на маршруте? Он бежал с другого направления и перешел на этот маршрут на развязке? Приблизившись, осознаю, что его лицо ярко-красное, а дыхание тяжелое. Я подбегаю к нему.

– Энни, моя лодыжка, – говорит он сквозь стиснутые зубы.

Я встаю на колени и щупаю его ногу, заставляя его вздрогнуть.

– Ох, блин! – говорит он. Бросаю взгляд вверх и вижу, что он смотрит вниз на меня голубыми глазами полными слез. Учитывая, что у него шрамы по всему телу и он участвует в сумасшедших гонках, его лодыжка должна довольно сильно болеть, чтобы вызвать у него такую реакцию.

– Ты сегодня тренируешь кого-нибудь? – спрашиваю я, оглядываясь в поисках Чарли – парня, с которым он занимается.

Он трясет головой:

– Я перенес наши занятия на воскресенье. Сегодня я просто сам тренировался – у меня гонка на следующих выходных, – тихо говорит он.

Он перенес свои занятия на воскресенье, чтобы не видеть меня по субботам, или как? Это меня, безусловно, радует. Это как если бы он не мог достаточно быстро сбежать от меня. То, что мы чуть не переспали, так плохо сказалось на нем?

– Нам необходимо доставить тебя назад к твоему брату.

– Я не могу идти, – шепчет он. – Я не хочу сделать хуже.

– Мне осталось всего полмили до конца маршрута. Я приведу твоего брата.

Джереми прикусывает руку и кивает.

– Я помогу тебе сесть сначала? – спрашиваю я, обхватывая рукой его талию. Кивнув, он делает глубокий вдох через нос. Видно, что ему очень больно, когда я опускаю его на землю. Снимаю гидратор и засовываю его ему под лодыжку.

– Я скоро вернусь, хорошо? – мягко говорю я, затем подскакиваю на ноги и уже готова бежать, когда он вновь говорит:

– Энни.

Я смотрю в его голубые глаза.

– Спасибо.

– Не за что.

Я тороплюсь обратно на тропу и делаю сумасшедший рывок до Мэтта. Я никогда в жизни так энергично не бегала, даже во время самоубийственных рывков в тренажерном зале. Представляю, как Джереми морщится от боли, и это подталкивает меня бежать еще усердней. Бежать быстрее.

Когда я вижу финишную черту и аплодирующих членов моей команды, то не вскидываю победно руки и не вскрикиваю, как обычно это делаю. Я бегу прямо Мэтту в руки. Так сильно задыхаюсь, что не могу произнести ни слова.

– Энни, зачем ты так сильно бежишь? Ты не должна преждевременно заставлять себя.

– Джер, – выпаливаю я и сгибаюсь, поставив руки на колени. – Джереми получил травму.

– Где? – спрашивает Мэтт.

– Полмили в ту сторону, – я указываю на тропу. – Он не может идти.

– Пошли, – говорит Мэтт, подталкивая меня к своему грузовику. – Бриджит, оставайся со всеми остальными, – кричит он своей ассистентке.

Я бегу к грузовику Мэтта, запрыгиваю в него, и он едет вдоль тропы, задевая за ветви и переезжая корни деревьев по всему пути к Джереми. Когда мы подъезжаем, Мэтт бросает грузовик на парковке и выпрыгивает из него еще до того, как я отстегиваю свой ремень. Мэтт сжимает плечо Джереми и немедленно начинает обследовать его лодыжку.

– Энни, – спокойно говорит Мэтт, – возьми на заднем сиденье пакет со льдом. И эластичный бинт. И тайленол.

Я счастлива, что могу быть в роли медсестры и, отбросив эмоции, делаю все, что говорит Мэтт. Наклоняюсь к Джереми и касаюсь его запястья, пока его брат перевязывает ему лодыжку.

– Что ты делал, когда травмировал себя? – спрашивает Мэтт низким голосом.

– Неудачно наступил на камень.

Мэтт перестает заниматься его лодыжкой и одаряет его долгим взглядом.

– Клянусь, – говорит Джереми. – Я клянусь. – Когда Мэтт кивает, Джереми выдыхает, почти как если бы он больше переживал из-за реакции Мэтта, чем из-за поврежденной лодыжки. – Я растянул связку или порвал ее? – продолжает Джереми.

– Это просто растяжение, я думаю, – говорит Мэтт, осторожно вращая лодыжкой. – Мы узнаем точнее, когда сделаем рентген. – Мэтт жестом показывает мне подвинуться ближе. – Видишь, Энни? Если бы было сильное повреждение, то мы не смогли бы ей двигать совсем.

– Так это растяжение? – спрашиваю я, поражаясь, как много он знает о человеческом теле.

Джереми стирает пот со своего лица.

– Если это растяжение, тогда я смогу бежать на следующей неделе.

Мэтт кивает, но мой рот раскрывается.

– Что? – говорю я. – Ты не можешь бежать. Тебе нужно поправиться!

– Я пересилю это.

– Возможно, ты и сможешь, – говорит Мэтт. – Но лучше бы маме не знать, что ты участвуешь в гонке с поврежденной лодыжкой.

Джереми дарит брату короткую благодарную улыбку.

– Ты не сможешь пересилить боль от растянутой лодыжки, – резко говорю я. – Тебе нужен отдых и лед. ОЛФР. Ну, знаешь, отдых, лед, фиксирование и растяжка. Ты должен делать ОЛФР, – бессвязно говорю я.

– Это я и буду делать до следующих выходных, – резко отвечает Джереми.

– Я не хочу, чтобы ты сильнее пострадал, – говорю я, а Мэтт смотрит то на меня, то на него, и затем мягко кладет свою руку на мою.

– С ним все должно быть в порядке. Ты правильно поступила, найдя меня. Ты сильно помогла ему сегодня. С ним все было бы намного хуже, если бы ему пришлось ковылять назад.

– Джер, – говорю я, сжимая руки в кулаки. – Не делай этого. Ты должен заботиться о себе.

Его голос агрессивен:

– Со мной все будет отлично.

Мои мысли возвращаются в прошлое. Кайл откидывает одеяло и вылезает из моей постели, нащупывая свои боксеры на полу. Грохот грозы сотрясает мой трейлер. Несколько минут спустя он уже держал газету над головой, готовясь бежать к своей машине.

– Может быть ты должен подождать, пока дождь закончится, – сказала я.

Он поцеловал меня.

– Со мной все будет отлично.

Но все не было отлично.

Джереми так и не позвонил мне, после того как сказал, что позвонит. Он не приложил никаких усилий, чтобы увидеться со мной в прошлом месяце. И я не буду оставаться рядом и наблюдать, как он калечит себя дальше, когда на это нет причин.

– Надеюсь, тебе будет лучше, – говорю я. – Увидимся.

Я ухожу, оставляя Мэтта разбираться со своим братом.

– Энни, – зовет Джереми, но я уже бегу, завершая свой забег уже второй раз за сегодня.

***

По воскресеньям я сплю подольше с утра.

И под «сплю подольше» я имею в виду, что остаюсь в кровати до девяти.

Отработав субботним вечером в закусочной, я никогда не добираюсь до дома раньше часа ночи, и должна вернуться на работу к десяти в воскресенье, к завтраку. И даже если я сплю до девяти, то мои веки все равно кажутся отяжелевшими, а глаза сухими. Поэтому я вроде как ощущаю жажду убийства, когда мой телефон звонит около семи. Я не узнаю номер, но код у него штата Теннесси. Больше никто никому не звонит. Люди отправляют смс. Должно быть, это экстренный случай. О, черт, а что, если что-то случилось с моим братом во время отдыха в палаточном лагере «Нормандия»? Я сажусь прямо и нажимаю на кнопку приема звонка.

– Алло, – бормочу я.

– Просыпайся!

Я тру глаза.

– Кто это?

– Джер. С тренировок?

Мне настолько не хочется разговаривать с кем-то достаточно глупым, чтобы бегать с поврежденной ногой. Или достаточно глупым, чтобы звонить в – я бросаю взгляд на будильник – семь утра:

– Я сплю, Джереми.

– Нет, не спишь, – отвечает он, медленно растягивая слова. – Ты разговариваешь со мной.

Я корчу рожицу своему телефону.

– Я буду спать примерно через минуту. Так что случилось? Давай быстрее.

– Почему ты все еще в постели в семь утра?

– Потому что большинство из нас не с планеты Криптон. Зачем ты звонишь? – я стараюсь говорить спокойно, но выходит абсолютно язвительно.

– Сказать спасибо за то, что помогла мне вчера…

– Пожалуйста.

– …и узнать, не хочешь ли ты прийти ко мне в гости.

– В семь утра?

Он игнорирует это.

– Моя мама пригласила подруг из церкви на жареного цыпленка сегодня после полудня, и я подумал, мы могли бы заявиться туда. У мамы обалденный жареный цыпленок.

– Не думаю, что это такая уж хорошая идея.

– Это безумие. Мамин жареный цыпленок – это всегда хорошая идея.

Я слегка улыбаюсь, опять сворачиваюсь калачиком под простынями и прогоняю сон из глаз.

– Так как насчет этого? Я напишу тебе, как добраться сюда. Я бы приехал, чтобы забрать тебя, но сегодня я не могу сесть за руль – мне нужно держать лодыжку в поднятом состоянии.

– Что тебе нужно, так это травматолог. Или психиатр, учитывая, как ты себя ведешь.

– Я в порядке. Врач сказал, это просто растяжение. А теперь, ты сможешь быть здесь к двум часам? Если приедешь позже, можешь упустить лучшие кусочки цыпленка.

– По воскресеньям я работаю до трех.

– Отлично. Я заставлю своих младших сестер отложить нам немного. Это то, для чего они предназначены. Я прослежу, чтобы тебе досталась ножка, обещаю.

– Ладно, – говорю я, чтобы закончить разговор. – Я собираюсь дальше спать.

Я отключаюсь, прежде чем он может сказать хоть слово, и убираю звук звонка. Вновь устраиваюсь под своим одеялом и засыпаю с улыбкой на лице. Но двумя часами позже просыпаюсь хмурая. Не могу поверить, что согласилась. Я и вправду сказала, что приду к Джереми домой?

Честно, кто звонит в семь утра в воскресенье?

***

Оказывается, дом Джереми находится в сорока минутах от моего. Он живет в Бел Бакл, который находится на другой стороне Мерфрисборо, в котором находится колледж, в который я еду в августе. Сорок минут кажутся долгой поездкой, чтобы встретиться с парнем, которого не заинтересована вновь увидеть, поэтому я говорю себе, что еду за жареным цыпленком.

На самом деле я никогда прежде не бывала в Белл Бакл. Это сельскохозяйственный городок, через который люди проезжают по пути из Чаттануги в Нэшвилл. Я выясняю, что здесь не так уж много всего, кроме нескольких заправок и одного из тех огромных магазинов с фейерверками. Именно это меня всегда и беспокоило. Вдруг все местечко одним махом взорвется? Видно было бы грибовидное облако из космоса?

Я сворачиваю на ухабистую проселочную дорогу. Проезжаю мимо часовни Белл Бакл и налетаю на длинную вереницу машин. Миссис Браун, должно быть, пригласила всю церковь на жареного цыпленка.

Паркуюсь рядом с кюветом и выключаю зажигание. Вцепившись в руль, я, надув щеки, выдыхаю, разглядывая кирпичный фасад. Слава богу, в его доме нет ничего вычурного: ставни нуждаются в покраске, а дорожка у дома крошится. Но трава во дворе аккуратно подстрижена и вся в россыпи тюльпанов, словно в «старбёрст». Помидоры и пряности растут по краю двора.

Подойдя к дому, я слышу голоса на заднем дворе. Старый золотистый ретривер с серыми усами дремлет на крыльце. Я взбираюсь по ступенькам и обнаруживаю Джереми, развалившегося на качелях с ногой, расположенной под наклоном. Я не знала, что он носит очки – они делают его похожим на какого-то брутального ботана. Он пьет чай со льдом и читает страницу с комиксами в воскресной газете. Его лодыжка надежно перебинтована толстым слоем эластичного бинта, а другая нога – босая. Я никогда прежде не видела его лицо таким гладким. Он побрился перед службой в церкви этим утром?

Выглянув из-за своей газеты, он улыбается мне и, сняв очки, цепляет их за ворот своей футболки.

– Энни.

Он убирает свой чай и комиксы на край стола и пытается схватить свои костыли.

– Нет, нет, не вставай, – говорю я, махнув рукой. Он откидывается на качели, в то же время сканируя взглядом мои джинсовые шорты и футболку, в которые я переоделась после работы.

– Я не думал, что ты на самом деле придешь, – говорит он, закидывая руки за голову.

– Ну, ты ведь сказал, что было бы ошибкой упустить жареного цыпленка твоей мамы.

Он смеется. А затем следует долгая тишина. Сажусь на корточки, чтобы почесать собаку за ушами. На ее ошейнике написано Мэгги. Ее глаза приоткрываются, и она обнюхивает мои сланцы.

– Спасибо, что помогла мне с ногой вчера, – говорит Джереми. – Если бы не ты, следующие выходные были бы катастрофой.

– Что это за большая гонка? – спрашиваю я.

– Спартанский марафон – инсценированный под Спарту. Он привлекает множество бегунов, потому что время от времени люди надевают гладиаторскую одежду. Первый приз – пять тысяч долларов.

– Офигеть. Ты должен был победить, или как?

Он машет рукой:

– Не. Но мог бы прийти третьим или четвертым. Или победить в своей возрастной группе. Там тоже есть денежный приз. Пять сотен, или что-то около того. Большинство своих наличных я зарабатываю на гонках. Мэтт не так уж хорошо платит.

Тогда зачем он хочет работать на своего брата? Просто чтобы проводить время с ним?

– Значит так ты зарабатываешь деньги?

Он ухмыляется.

– Это лучше, чем работать в Макдональдсе.

– Но ты травмирован… – Я смотрю на его забинтованную лодыжку.

– Я буду заботиться о своей ноге всю неделю и к гонке буду как новенький. Я постоянно бегаю с травмами.

– Ты и вправду бегаешь только ради денег?

– Я еще и люблю это, – говорит он. – Люблю адреналин в любом виде… Дельтапланеризм, прыжки с парашютом… – Он замолкает, чтобы сделать долгий глоток чая. Его лицо на мгновение искажает гримаса, но я сомневаюсь, что это из-за того, что чай горчит. Я чувствую запах сахара.

И тогда открывается сеточная дверь, и появляется маленькая девочка со светло-каштановыми волосами как у Джереми. Она вскакивает на него, и он целует ее лобик. Это напоминает мне, как мой брат целует мой лоб и присматривает за мной.

– Ты привел девушку? – Она в изумлении раскрывает рот. Прежде чем Джереми может ответить, она протягивает мне руку. – Я Дженнифер, любимая сестренка Джереми. – Ее непосредственность вызывает у меня улыбку.

– Приятно познакомиться.

– Где наш жареный цыпленок? – поддразнивая, вмешивается Джереми.

– У меня, у меня. Попридержи лошадей, – говорит она. – Кто твоя подруга?

– Я Энни.

Она поворачивает голову к Джереми.

– Она твоя подружка?

– Не лезь не в свое дело! Иди и принеси нашего цыпленка, гномик.

Его сестренка взрывается смехом, явно довольная тем, что достала брата. Я помню, как дразнила Ника, когда он впервые начал встречаться с девушками.

Дженнифер срывается назад в дом вместе с Мэгги, вприпрыжку бегущей за ней, оставляя меня наедине с ним. Здесь так безмятежно. Дует ленивый ветерок, звеня китайскими колокольчиками и шелестя травой. Я вдыхаю теплый воздух через нос. Этот дом не хранит воспоминаний о моей жизни, о старшей школе, о Кайле. Это место – просто чистый лист. Мне нравится это ощущение пустоты.

Джереми похлопывает по сиденью рядом с собой. Я сажусь и раскачиваю качели, слушая, как прихожанки хлопочут на заднем дворе.

Сетчатая дверь распахивается и на крыльце появляется женщина.

– Джереми, твоя сестра сказала, что… – Она смотрит на меня, затем на него и трет свои глаза. Я украдкой бросаю на него взгляд. Он прямо смотрит на нее.

– Мама, это мой друг, Энни.

Ох, теперь мы друзья?

Затем Мэтт врывается на крыльцо, бросая на меня обеспокоенный взгляд:

– Мама, мне нужно поговорить с тобой. Сейчас же.

Она еще раз смотрит на меня и исчезает внутри. Мэтт кивает своему брату и мне, прежде чем последовать за мамой. Что случилось с южным гостеприимством? Если бы это был дом Кайла, его мама предложила бы мне лимонад и пригласила поболтать о моих планах на колледж и о моей работе в закусочной. Мама Джереми даже не поздоровалась.

– Что это было? – спрашиваю я.

Он в сомнении играет очками, свисающими с воротника.

– Мои летние каникулы в колледже начались несколько недель назад, и я вернулся сюда. Мама не хотела позволять мне вновь жить здесь… но Мэтт убедил ее, что я не огорчу ее.

Представить не могу, чтобы моя мама не хотела, чтобы я приезжала домой.

– Чем ты мог бы огорчить ее?

– Она просто не хотела, чтобы я находился рядом с сестренками, пока не разберусь с кое-какими вещами… и, ну, моя семья слишком важна для меня, чтобы опять все изгадить.

Не уверена, что хочу знать, что происходит. У меня и так хватает забот. Но что бы это могло быть? Наркотики? Нет, он слишком атлетичен для этого. Стероиды? Он не выглядит чересчур мускулистым.

Когда сетчатая дверь вновь отворяется, миссис Браун пристально смотрит на травмированную щиколотку Джереми, затем подходит ко мне, протягивая руку:

– Привет, Энни, дорогая. Так приятно познакомиться с тобой.

– Мне тоже, мэм, – говорю я.

– Я бы с радостью поговорила, но у меня гости. – Она жестом показывает на задний двор.

– Ничего страшного. Приятно встретиться с вами, – отвечаю я, когда она уходит так же быстро, как и пришла. Да что происходит-то? Имею в виду, понятно, что Мэтт вмешался, но что он сказал ей? И почему сначала она была отстраненной и слегка невежливой?

Дженнифер выходит из дома, балансируя двумя бумажными тарелками, наполненными куриными ножками, макаронами с сыром и бисквитами. Джереми награждает свою маленькую сестренку еще одним поцелуем, и она убегает за дом.

– Она милая, – говорю я.

Джереми вгрызается в свое печенье.

– Она мила со мной, потому что я вожу ее на балет.

Улыбаюсь тому, как сильно он любит ее, а затем откусываю куриную ножку. Я издаю стон, когда мясо тает у меня во рту.

– Вкусно, а? – говорит он, и я киваю. Мы жуем в тишине. Товарный поезд пыхтит вдалеке, и когда звук затихает, я слышу, как он прочищает горло:

– Я пригласил тебя не только для того, чтобы поблагодарить за вчерашнее, – говорит он.

– Знаю. Ты пригласил меня ради жареного цыпленка.

Он поднимает на меня взгляд и стряхивает волосы с глаз, пока жует. Проглатывает и делает глубокий вдох. Вау. Не ожидала, что парень вроде Джереми вообще может нервничать.

– Я хотел сказать, что сожалею о том, что произошло между нами на беговой тропе в прошлом месяце.

– Все в порядке…

– Нет, не в порядке. Я позволил ситуации выйти из-под контроля… – С каких пор парни сознаются в связях на одну ночь? Или, в нашем случае, связи на одно утро. Это означает, что он не хотел переспать со мной? Это заставляет меня почувствовать облегчение… и в то же время легкое разочарование.

Он пропускает сквозь пальцы свои светло-каштановые волосы.

– После того, что случилось между нами, я был немного ошарашен, но в то же время по-настоящему счастлив, и спросил у Мэтта насчет тебя. Да, он не хочет, чтобы я встречался с его клиентками, но я в любом случае хотел пригласить тебя на свидание – ты однозначно стоишь того, чтобы рискнуть… и тогда он рассказал мне, зачем ты бежишь марафон.

Я не хочу, чтобы он испортил то чувство покоя, что я открыла здесь для себя. В месте, которое не хранит память о Кайле.

– Джер, нет. В том, что случилось между нами была моя вина. Пожалуйста, прекрати этот разговор.

Он поднимает руку:

– Позволь мне договорить. Мне так жаль, Энни. Я дерьмово чувствовал себя вплоть до этого дня. Чувствовал, не знаю, словно использовал тебя или что-то вроде этого.

– Ты не делал этого. Все в порядке, – говорю я, хоть и не думаю так.

Он вытягивает ногу и напрягает щиколотку. Затем тихо говорит:

– Я много думал о тебе, с тех пор как мы поцеловались… Честно, я много думал о тебе с того момента, как мы встретились…

– Ты не позвонил, – в лоб говорю я.

Он робко кивает.

– Я хотел пригласить тебя на свидание. Не мог перестать думать о тебе – ты не представляешь, сколько раз начинал писать тебе сообщение и не отсылал его… Я представлял себе, что ты очень рассержена из-за того, что я не звонил, но мой брат сказал, что я – последнее, что тебе нужно в данный момент… Отстой то, что случилось с твоим парнем.

Я поднимаю на него взгляд. Обычно люди говорят: «мне жаль, мне жаль, мне жаль» – и мне уже тошно от этого. Приятно слышать, что Джереми говорит правду – отстой. Только и всего. Принимая как есть ту дыру, которая внезапно появилась в моей жизни.

Мы доедаем свою еду, и он берет мою бумажную тарелку и ставит на маленький, хлипкий столик рядом со своим стаканом с чаем и газетой. Он искоса смотрит на меня:

– Так, если бы я позвонил тебе…

– Ты уже позвонил мне, помнишь? Разбудил меня с утра пораньше и как-то уговорил приехать проведать тебя и твою еду.

Он широко улыбается.

– Но если бы я и вправду позвонил тебе?

Вцепившись в качели, я думаю о том, что произошло на берегу реки Литтл Дак: о том, как губы и руки Джереми разожгли меня. Но он ждал целый месяц, чтобы сказать мне все это. Что, если он будет ждать еще месяц, прежде чем позвонить мне вновь? Не говоря уже о том, что он увлекается экстримом и о том большом шраме вдоль челюсти. Последнее, что мне нужно в данный момент. Мне нужен кто-то обычный. Кто-то скучный. Мне не нужен парень, который калечит себя, бегая с поврежденной лодыжкой.

К слову об экстриме: я видела Джереми обнаженным, но это только пятый раз, когда мы с ним разговариваем. И впервые по-настоящему. Я никогда не встречала более странного парня.

Джереми придвигается поближе на качелях, двумя пальцами поднимает мою пшеничного цвета косу и подносит к своим губам. Мои волосы пахнут луком после закусочной? Он робко прижимает свой лоб к моему, а его теплое дыхание посылает мурашки вниз по моей шее. Боже, он так хорошо пахнет: одеколоном, и парнем, и солнцем.

Боже, он заигрывает со мной. Я не готова к этому ни с кем. Плюс, мы даже не одни. Его маленькая сестренка и собака мельтешат поблизости. Я уже не говорю о том, что у его мамы в гостях множество подруг из церкви. Я сдерживаю его, надавив ему на грудь рукой.

– Я не могу так сразу делать это.

– Тогда мне не следует звонить тебе?

– Ты уже это сделал, гений.

– Но по-настоящему…

Я не знаю ничего о нем. Не знаю, захочу ли вообще когда-нибудь снова сблизиться с кем-то.

– Может быть. Я даже не знаю тебя. Мне нужно время…

Он внимательно смотрит в мои глаза, а затем кивает.

– Хорошо. – Неуверенно встает на ноги и хватает костыли, стоящие у стены дома. – Давай. Пойдем поиграем в пинг-понг.

***

Я подаю.

Джереми отбивает мячик обратно в мою сторону. Прикусываю нижнюю губу, стараясь сосредоточиться. Отбиваю его к нему, он отклоняется назад и с силой бьет по мячу. Я бросаюсь вправо, но упускаю его. Мячик улетает со стола в угол подвала.

– Ессссть, – он становится в позу Рокки. – Очередное очко в мою пользу.

– Чтоб тебя, – ворчу я. Джереми играет в пинг-понг, прекрасно балансируя на одной ноге, и при этом все равно обыгрывает меня. Это глупо. Он еще больше навредит себе. Я старалась отговорить его от игры, но он такой непробиваемый.

Я извлекаю мяч из-под пыльной полки и бросаю обратно ему. Он ловит его одной рукой. Откидывает голову и подбрасывает мячик, чтобы подать его, но дверь подвала со скрипом открывается и чьи-то ноги топают вниз по лестнице. Джереми стремительно бросает ракетку и хватает свои костыли.

– Не упоминай, что мы играли.

Появляется его маленькая сестренка с очень эффектной девушкой с длинными черными волосами и веснушками, бриллиантовыми гвоздиками в ушах, в коротких шортах цвета хаки и симпатичном топике. Вау, она красивая. Она здесь, чтоб увидеться с ним?

– Видишь, я же говорила тебе, – говорит Дженнифер девушке.

Она поднимает брови, глядя на меня, и разворачивается к Джереми. Я начинаю беспокоиться, что она злится на меня, что я здесь, с ним, но затем хитрая улыбка возникает на ее лице, когда она замечает мячик, катившийся по полу.

– Почему ты со своей лодыжкой играешь в пинг-понг, Джер? – резко спрашивает она. – Немедленно сядь.

Он с трудом сглатывает.

– Джереми Браун! – кричит сверху голос. Его мама.

– Отлично, – ворчит он. – Почему все женщины в моей жизни устраивают мне неприятности?

– Мне нужно, чтобы ты помог завести машину миссис Энглвуд! – кричит миссис Браун.

– Иду, мам! – Не говоря ни слова он поднимается на костылях по лестнице.

– Привет, я Кейт, – говорит красивая девушка, шагнув вперед. – Невеста брата Джера.

Я пожимаю ее руку:

– Мэтта?

– Ага. А ты…?

– Я говорила тебе! Она Энни, – говорит Дженнифер с широкой улыбкой.

– Я Энни.

– Мы не знали, что Джер встречается с кем-то, – говорит Кейт.

Откуда она взяла эту идею? В любом случае, девушка может прийти к парню домой и при этом не спать с ним.

– Мы не встречаемся.

Кейт и Дженнифер обмениваются многозначительными взглядами.

– Раньше Джер приводил в дом много девушек, – говорит Дженнифер. – Но не теперь.

– О? – Он в завязке с девчонками, как Келси в завязке с парнями? Принимая во внимание то, насколько он привлекателен, в это трудно поверить.

– Джен, – предостерегает Кейт, но без толку, потому что Дженнифер начинает выбалтывать все пикантные сведения:

– Раньше он постоянно приводил домой девчонок, но не относился к ним серьезно. И мама с папой так устали от этого, что сказали, что если он приведет домой еще хоть одну девушку, к которой не будет относиться серьезно, то мама перестанет готовить для него. И это серьезно.

– Окей, – медленно говорю я.

– Но он привел домой тебя! – говорит Дженнифер, подпрыгивая на носочках.

Я делаю глубокий вдох. Этот день был из ряда вон. Весь год таким был. Кейт прищелкивает языком:

– Ты схлопочешь от брата за свою болтовню.

– Ну, он не должен узнать об этом. В конце концов, я же не сказала Энни, что мама выгнала его из дома.

Кейт закрывает свои глаза:

– Вот теперь у тебя точно неприятности.

– Упс, – испуганно говорит Дженнифер.

– Твоя мама выгнала его? – тихо спрашиваю я.

– Да, потому что он постоянно получал травмы на соревнованиях, и все такое – он попадал в больницу по три раза в месяц! Он вот руку сломал во время занятий маунтинбайком, и не сказал никому об этом, и кость неправильно срослась, и ему пришлось обращаться к врачу, чтобы он опять сломал ее, чтобы рука срослась правильно…

– Джен… – Кейт старается прервать ее, но Дженнифер не останавливается:

– А затем он чуть не лишился глаза, когда прыгнул с моста на «тарзанке», и пришлось накладывать ему десять швов. – Это объясняет, откуда у него тот тонкий шрам возле правого глаза. – Мама сказала, что он не может продолжать приходить домой и так пугать ее, – говорит Дженнифер. – Тогда он сказал, что не будет больше всем этим заниматься, потому что очень любит меня и скучает по мне.

– И надолго она выгоняла его?

– Я не видела его целый год! – восклицает Дженнифер. – Он пропустил вечеринку в пиццерии по случаю моего дня рождения. А у меня был двухъярусный малиновый торт!

Мое сердце начинает стучать быстрее. Насколько он травмирован? Я прикасаюсь к горлу, с усилием сглатываю и смаргиваю слезы. Учеба в колледже вызывает у меня радостное волнение, но в то же время и ужасает, потому что я больше не буду видеться с Ником каждый день. А Джереми не видел свою сестренку целый год?

Кейт, видимо, чувствует, как я расстроена, потому что шепчет на ухо:

– Занимаясь экстремальными видами спорта, он много травмировался, и его мама не хотела, чтобы его сестры видели, что он беспричинно причиняет себе вред. Но Мэтт старается помочь ему измениться в лучшую сторону.

Поэтому он работает с Мэттом? Поэтому он так быстро выскочил на крыльцо на помощь Джереми? Насколько все было плохо? Он попадал в больницу по три раза в месяц? Он сломал руку и не сказал никому? Псих.

Я радуюсь, когда Кейт меняет тему разговора.

– Так, Энни, как вы познакомились с Джером?

– На беговой тропе, во время тренировок. Когда вы с Мэттом поженитесь?

– Планируем следующим летом.

– Я буду подружкой невесты! – говорит Дженнифер. – И я присматриваю себе платье. Оно должно быть определенного оттенка темно-красного, но стиль я могу выбрать какой захочу.

– Звучит прелестно, – говорю я. – Тебе пойдет этот цвет. У тебя есть фотографии с теми стилями, которые тебе нравятся?

Она кивает и взлетает вверх по лестнице, по-видимому, за изображениями платьев, и я вздыхаю, благодарная за то, что она отвлеклась.

– Так приятно познакомиться с тобой, – говорит Кейт и тянет меня присесть с ней на диван. – Ты учишься в колледже?

– Начинаю обучение в МТСУ этой осенью.

– Знаешь, что будешь изучать?

– На самом деле, пока не уверена… А ты учишься в колледже? – Она выглядит ненамного старше меня.

– В прошлом году я окончила Белмонт. Теперь работаю графическим дизайнером в консалтинговой фирме – разрабатываю логотипы и материалы для презентаций.

Я рассказываю ей, как познакомилась с Мэттом, и что он тренирует меня для марафона. С ней по-настоящему легко разговаривать, и она задает множество ненавязчивых вопросов. Она напоминает мне своего жениха.

Дженифер топает вниз по лестнице, садится справа от меня, бросает мне на колени разнообразные свадебные журналы и начинает показывать, что именно ей нравится.

Я постукиваю ногтем по симпатичному платью с лямкой на шее:

– Думаю, ты будешь выглядеть замечательно в этом.

– Мне тоже это нравится! Кстати, ты знаешь, что я уже тетя? Я первая в своем классе стала тетей!

– Слышала, – говорю я с улыбкой. – Это правда здорово.

– Кейт, Кейт, – Дженнифер лихорадочно перелистывает журнал, – покажи Энни свое платье.

Затем в подвале появляется девушка на пару лет младше меня: еще одна сестра, Лэйси. Представившись, она втискивается к нам на диван посмотреть фотографии.

Кейт находит в журнале свое платье, и мы все охаем и ахаем над ним. Джереми спускается на костылях по лестнице и находит нас всех смеющимися вместе.

– Джер, Энни твоя подружка? Конечно, я надеюсь, что это так, потому что если нет, то мама больше не будет кормить тебя, – выпаливает Дженнифер, заставляя Кейт и Лэйси сдавленно захихикать.

– Гномик, теперь у тебя большие неприятности. – Джереми гонится за ней на своих костылях и, загнав в угол, поднимает ее, держа вверх ногами. Она визжит.

И все девчонки в комнате, включая меня, одновременно выкрикивают:

– Немедленно подними лодыжку, Джереми!

***

После того как все леди из церкви уезжают – ага, вы правильно поняли – обратно в церковь, – мы с Джереми сидим за столиком для пикника на его заднем дворе, играя при сумерках в шашки. Оказывается, его мама – молодежный пастор, и проводит воскресные вечерние службы, но его заставляет присутствовать только на утренних по воскресеньям.

– Неважно, сколько раз в неделю я хожу, – шутит он, – я мог бы искупаться в океане святой воды и все равно не смог бы избавиться от греха.

Услышав это, я чувствую себя комфортней рядом с ним – никогда особо не любила церковь – не верю в царство небесное, или в ад, или в реинкарнацию. Когда эта жизнь заканчивается, то все. Хлоп. Когда я была маленькой, то перспектива умереть и быть похороненной под землей пугала меня до усрачки. Поездка в машине поздней ночью особенно ужасала меня, потому что темнота заставляла меня думать о смерти. Дошло до того, что я не хотела спать с выключенным светом, и в конце концов мама заставила меня признаться в том, чего я боялась. А затем сказала:

– Ты не можешь помнить мир до своего рождения, верно?

– Верно, – согласилась я.

– Когда ты уйдешь, это будет как до твоего рождения. Все будет хорошо, милая.

Это заставило меня почувствовать себя лучше – настолько, что я могла справиться с этим без дрожи, – но каждый раз, когда я думаю о том, что никогда вновь не увижу Кайла, это тошнотворное чувство стремительно разливается под моей кожей, и хочется поверить во что-то большее, но я слишком большой реалист.

Я и вправду уже должна была пойти домой, но Джереми сказал:

– Останься и поиграй со мной в шашки. Я угощу тебя вишневым пирогом.

Мне нравятся взятки в виде десерта. Я зачерпываю ложечку, кладу ее в рот и двигаю шашку вперед.

– Прости за сегодняшнюю драму, – говорит он, перепрыгивая через одну из моих белых шашек. – Эта милая ситуация – норма в семье Браун.

– Поверить не могу, что я проиграла в пинг-понг парню на одной ноге. Только бы не проиграть тебе в шашки.

– Думаю, мы выясним это.

– Надеюсь, ты не из тех парней, которые позволяют девчонке выиграть, чтобы у нее было хорошее настроение?

Улыбка вспыхивает на его лице, и он кладет ложку пирога в рот.

– Никогда.

Я перепрыгиваю через его черную шашку, и он отвечает тем, что срубает три мои за один ход. Я кладу свою голову на столик.

– Черт.

Он смеется:

– Хотел бы я, чтобы мы заключили пари на нашу игру. Я мог бы сорвать куш, играя с тобой.

– Если бы мы были в боулинге, я бы точно надрала тебе задницу.

Он ухмыляется:

– Ах, даа?

– Да.

Мы играем в приятной тишине. Стрекочут сверчки. Теплый ветерок шелестит зеленой травой. Меня озадачивает, что мы все делаем наоборот: мы почти переспали в прошлом месяце, и я уже познакомилась с его семьей – его папа улыбнулся мне и крепко пожал руку, – но я все еще практически ничего не знаю о нем, кроме того что он увлекается экстремальными видами спорта. В какую школу он ходил? Какая у него любимая книга? Любимый фильм? И самое главное, хочу ли я вообще знать все это? Не уверена. Должно быть, все было очень плохо, если его мама выгнала его из дома, а сестренка не видела его целый год, а мне, как я и сказала, нужен кто-то обычный – белый хлеб, а не острый соус.

Чувствовал ли он ту же потерю, что и я? Я не видела Кайла восемь месяцев – и это как заглянуть в черную дыру.

– Твоя сестра рассказала мне, что твоя мама просила тебя съехать, – говорю я.

Он кивает:

– Когда ты была в ванной, Кейт рассказала мне, что Дженнифер рассказала тебе. Я не против, чтоб ты знала… Имею в виду, мой брат рассказал мне о том, что произошло с тобой.

Полагаю, это справедливо.

– Я тоже не против, что ты знаешь обо мне.

Наши глаза встречаются на мгновение. Я какое-то время гадаю, о чем он думает, но затем все выясняется – он срубает две моих шашки, закончив игру. Он трясет кулаком, задорно улыбаясь мне, и я издаю низкий стон.

– Я должна ехать домой, – говорю я, выскальзывая из-за столика для пикника.

– Останься, – опять его задорная улыбка. – Хочешь немного поиграть в прятки?

Я смеюсь:

– Я должна завтра с утра идти на пробежку, потому что работаю вечером.

– Стараешься избежать жару, бегая рано?

– Ты правильно понял.

– Что ж, – говорит он, пробегая рукой по своим волосам, – может быть, я позвоню тебе как-нибудь?

– На этот раз по-настоящему? – говорю я со смехом.

– По-настоящему.

Когда я отъезжаю от его дома с тарелкой оставшейся еды, которую Кейт завернула для меня, он машет мне одним из своих костылей. Словно рукой робота.

По пути домой я составляю в голове расписание утренней пробежки и планирую питание. Думаю о том, какая одежда для бега чистая, а какая грязная. У меня есть спортивный лифчик, который действительно хорошо сидит, и нижнее белье, которое никогда не задирается. Надеюсь, они оба чистые, потому что я бегу пять миль утром. Моя цель – финишировать менее чем за час.

Но вскоре я перестаю думать о вещах, связанных с бегом. Так что я думаю о Джереми. Он позвонит на этот раз? Хочу ли я, чтобы он звонил? Остановившись на светофоре, я смотрю на пустое пассажирское сиденье. Когда была моя очередь быть за рулем, Кайл мог массировать мое бедро, целовать мою шею на красном сигнале светофора и слушать станцию с кантри-музыкой, потому что знал, что я любила ее.

С Джереми было хорошо проводить время – даже отлично, – но слишком велика вероятность тревоги о нем.

Друг. Он может быть другом, и никем больше.

Заехав на подъездную дорожку к дому, я проверяю телефон и получаю ответ на свой вопрос – позвонит ли он. Он написал: Ты и вправду думаешь, что сможешь победить меня в боулинге? Назови время и место.

 

Началось

Я поняла, что у меня неприятности, когда он принес собственный шар для боулинга.

У кого есть собственный шар для боулинга?!

До сегодняшнего вечера я не видела Джереми полторы недели. Не послушав моего совета, он побежал с поврежденной лодыжкой и умудрился прийти шестым в общем забеге, что просто безумие, и, судя по тому, как он сейчас играет в боулинг, никогда не скажешь, что у него было растяжение. Он побеждает со счетом 138:72. Полагаю, они с Мэттом каким-то образом знали, что во время забега с ним все будет в порядке.

Я подхожу к дорожке и рассматриваю кегли. Подношу шар к груди, делаю шаг вперед, чтобы бросить его, и тут Джереми вскрикивает:

– Соберись, Энни.

Шар отклоняется резко вправо. Он в желобе.

– Не могу поверить, что ты отвлек меня! – отрывисто говорю я, пока жду возвращения шара.

Он поднимает ладони вверх:

– Я никогда не говорил, что играю честно.

После второго страйка за вечер он вскидывает вверх кулак, а я издаю стон.

Он даже не выглядит как игрок в боулинг. Я надела брюки цвета хаки и поло, потому что люблю одеваться соответственно случаю, но на нем вязаная шапочка и белая футболка. Шорты карго висят на бедрах. Раздолбай.

Он привел меня в «Космический боулинг», что по сути означало, что темное помещение освещалось ярко горящими звездами и были зажжены ароматические палочки. Сентиментально, да, но моя внутренняя чудачка думает, что это офигенно.

Мы на седьмом фрейме. Я поднимаю шар в розовых разводах и делаю подход к дорожке. Изо всех сил бросаю его и умудряюсь сбить шесть кеглей.

– Ессссть. – Теперь посмотрим, получится ли у меня спэр.

Ожидая, пока появится мой шар, я замечаю справа пару. Они оба больше заинтересованы в своих телефонах, нежели в боулинге – или друг в друге, если уж на то пошло. Ненавижу, когда люди так делают. Бросаю взгляд на Джереми. Он занят тем, что полирует шар так, словно это его самое ценное имущество.

Мой шар выскакивает из желоба. Делаю глубокий вдох. Я собираюсь сделать этот спэр.

– Не нервничай, – говорит Джереми из-за спины.

Я разворачиваюсь и указываю на него:

– Тихо ты!

Он медленно проводит пальцами вдоль губ, закрывая рот на невидимую молнию.

Окей. Я подхожу к дорожке, целюсь и бросаю. Сжимаю свои руки вместе и молюсь, чтобы оставшиеся четыре кегли упали. Я с легкостью сбиваю три, но четвертая качается словно китайский болванчик. Я подпрыгиваю вверх-вниз в попытке уронить кеглю, но она становится ровно.

– Черт! Черт! Черт!

Когда я оборачиваюсь лицом к Джереми, его руки закинуты за голову, а на лице самодовольная улыбка.

– Я по-настоящему начинаю ненавидеть тебя, – говорю я.

– Кого? Меня?

– Я великолепный игрок в боулинг! Я должна бы выигрывать.

– Но ты не выигрываешь.

Плюхаюсь на стул рядом с ним за компьютер.

– Почему я так отстойно играю сегодня?

– Не знаю. Это же так просто.

– Так просто? Ты придурок.

Он хлопает в ладони:

– Что ж, моя очередь.

Он вскакивает на ноги. Пока он готовится бросать шар, я сзади крадусь к нему на цыпочках. Он прикусывает губу и поднимает шар к груди. Вот тогда я резко шагаю к нему и кричу:

– БУГАБУ!

– Ахх, – вскрикивает он, но в любом случае умудряется бросить шар. Он катится по дорожке и сбивает семь кеглей.

– Ох, – восклицаю я, падая на колени. – И зачем тебе быть настолько великолепным во всем?

Он подает мне руку, чтобы помочь встать, и подтягивает меня к своей груди.

– Разве ты не рада, что мы не заключили дружеское пари на эту игру?

И тогда я вижу их. Лучшего друга Кайла, Сета, и его девушку, Мелани.

Они в трех дорожках от нас. Сет роняет шар, когда видит, что я здесь с другим парнем, стою так близко к нему, что слышу его дыхание. Ощущаю запах его мыла.

Я стремительно отодвигаюсь от Джереми, спотыкаясь о собственную обувь, и он бросает на меня странный взгляд. Сет подходит ко мне, сосредоточенно рассматривая что-то за моим плечом. Он изучает Джереми?

– Как дела? – спрашивает Сет.

– Неплохо, – тихо отвечаю я. – У тебя?

Он медленно кивает:

– Родители Кайла сказали мне, что ты бежишь марафон. Это реально здорово.

– Спасибо.

– Мне вроде как хотелось бы, чтобы ты сказала мне. Я бы начал тренироваться с тобой.

Засовываю руки в задние карманы, не зная, куда их деть. Когда я не отвечаю, Сет говорит:

– Моя мама думала о том, чтобы организовать денежный сбор для твоего марафона. Например, попросить у людей по доллару за каждую милю, что ты пробежишь, а затем пожертвовать их пожарной части от имени Кайла.

Я нажимаю на кончик своего носа и шмыгаю. Мило, что люди верят в меня, но что, если я не финиширую? Я не хочу подвести их. Кроме того, это что-то, что я делаю для Кайла, а не для кого-то еще. Полагаю, это эгоистично, что я хочу, чтобы этот марафон был только для меня. Но это, вроде как, последний раз, когда я буду с ним – последняя попытка, которой у нас никогда не было.

Сет прочищает горло:

– Что ж, полагаю, увидимся. Я буду там, чтобы поболеть за тебя. На марафоне.

Джереми подходит сзади:

– Все в порядке?

Я чувствую внезапный порыв сбежать в туалет, но не двигаюсь с места.

– Сет, это Джереми. Джереми, это Сет. Он был лучшим другом… – я не могу выдавить ни слова.

– Парень Энни был моим лучшим другом, – мягко говорит Сет.

Печаль мелькает в глазах Джереми, когда они пожимают руки. Сет оценивает Джереми. О чем он думает? Что Джер совершенно не похож на Кайла? Конечно, Кайл тоже был бегуном, но он расчесывал волосы и знал, что такое ремень. Эта мысль заставляет меня улыбнуться.

– Я лучше пойду, – говорит Сет, переводя взгляд с Джереми на меня. – Увидимся, Энни.

Как только он выходит из зоны слышимости, Джереми устремляет на меня внимательный взгляд:

– Ты в порядке?

– В полном. – В моем горле першит.

Он бросает взгляд на Сета, надевающего свою обувь для боулинга, и поднимает руку, как если бы для того, чтобы сжать мое плечо, но вместо этого внезапно поправляет свою шапочку.

– Знаешь, что, – говорит он, – позволь мне закончить побеждать тебя в боулинг, а затем я угощу тебя десертом в Дэйри Куин в Близзард.

Я мрачно смотрю на него. А затем соглашаюсь на Близзард. Мне нравится их мороженое со сникерсами.

***

Джереми решает заказать еще и сэндвич с цыпленком и большую порцию фри вдобавок к десерту.

– Я думала, ты сказал, что уже ел, – говорю я.

– Я поужинал, но это мой вечерний перекус.

Я закатываю глаза, указывая на его рельефное шестифутовое тело:

– И как ты поддерживаешь свою девчачью фигуру?

Он широко улыбается:

– Ты же знаешь, каково это – бегать. Это как если бы я не мог полноценно питаться. Я постоянно голоден.

– Понимаю, о чем ты.

– Мой брат говорит, что с моей программой тренировок и работой с ним я должен съедать не менее шести тысяч калорий в день.

Это удивительно и отвратительно одновременно.

– С тех пор как я начала бегать, съедала по две банки арахисового масла в неделю.

Он наклоняется ко мне:

– Держу пари, я мог бы съесть четыре.

Я отступаю на шаг назад.

– Ты не должен побеждать меня во всем, знаешь ли.

В ответ на мое игривое замечание, он поправляет шапку и фокусирует взгляд на работнике Дэйри Куин, накладывающем картошку фри в бумажный пакет.

Мы получаем наш заказ и садимся за столик снаружи, наблюдая за проезжающими мимо по четырехполосному шоссе машинами. Я кладу мороженое в рот и начисто облизываю ложку.

– Мой брат сказал, что ты только окончила школу? – спрашивает Джереми, откусывая свой сэндвич с цыпленком.

– Так нечестно. У тебя есть Мэтт, чтобы раздобыть информацию обо мне. Я же не знаю о тебе ни капельки.

Он поднимает взгляд, продолжая жевать:

– Что ты хочешь знать?

– Чем еще ты занимаешься кроме гонок?

– Учусь в МТСУ. Играю в колледже в футбол за команду своего братства. Люблю смотреть телевизор и читать газеты. – Он пожимает плечом и слегка розовеет. – Вот и все, полагаю.

– Этой осенью я поступаю в МТСУ.

Выражение его лица меняется, когда он слышит, что я буду учиться в его колледже. Он прожевывает и слизывает горчицу с большого пальца.

– Ты заинтересована в том, чтобы играть в футбол в колледже? Я пристрою тебя в другую команду и тогда смогу победить тебя и в этом. – Он смеется и закидывает картошку в рот.

Я одаряю его серьезным взглядом, который сразу затыкает его.

– Что ты изучаешь? – спрашиваю я.

– Педагогику. Может, стану физруком. Моя цель в жизни – избежать кабинетной работы.

Я кладу ложку мороженого на язык.

– Я тоже не хочу работать в офисе.

– А чем ты хочешь заниматься?

– Еще не уверена. – Мне понравилось помогать Джереми, когда он повредил лодыжку, и мне нравится чувствовать себя здоровой и жить по режиму. Было бы клево помогать кому-то так, как Мэтт помогал мне.

– Я вроде подумываю о физиотерапии или о медсестринской деятельности.

– Ну не знаю, – говорит Джереми. – Не думаю, что ты сможешь быть медсестрой. – Я недоуменно смотрю на него, разинув рот. – Имею в виду, ты даже не смогла диагностировать у себя нерожденного близнеца, приросшего к твоей ступне.

Я кидаю картофельный ломтик в его грудь, но тот отклоняется от курса и падает на тротуар.

Он ухмыляется, глядя на картошку, лежащую на земле.

– Я явно смог бы тебя и в дартс победить… Так почему ты выбрала МТСУ?

– Я вынуждена выбрать государственный колледж. Так я смогу получить финансовую помощь, понимаешь?

Он закидывает картошку в рот:

– Та же тема.

– Моя мама всю жизнь подталкивала меня к тому, чтобы пойти в колледж… следила, чтобы я делала домашнее задание и готовилась к тестам.

– Моя тоже. – Он откусывает свой сэндвич, уставившись на дорогу. – Я просто хотел бы, чтобы сейчас она не подталкивала меня постоянно.

– Я бы тоже хотела, чтобы моя этого не делала. – Мы долго смотрим друг на друга. Затем я признаюсь: – Моя мама месяцами старалась уговорить меня гулять с друзьями, ходить по магазинам и все такое… и продолжала подталкивать меня, пока я не сорвалась. Я сказала ей кое-что…

Кое-что, о чем я очень сожалею. Я обвинила ее в смерти своего парня.

Джереми выжидательно смотрит на меня, но я не хочу рассказывать ему ничего из своих больших секретов, о том, чего стыжусь.

– Больше мама не разговаривает со мной ни о чем стоящем. И я не знаю, как вернуться к прежним отношениям.

– Ты пыталась поговорить с ней? – спрашивает Джереми с полным ртом картошки.

Я трясу головой.

Он проглатывает:

– Мы с мамой долго не разговаривали… у нее был настоящий приступ ярости, после того как я поранился на тарзанке.

– А сейчас?

– Не сказать, что все великолепно, но я знаю, что могу пойти к ней каждый раз, когда нуждаюсь в этом. Может быть, твоя мама ждет тебя.

Может быть.

Всю мою жизнь мама постоянно повторяла мне: «Ты красивая девочка, Энни, и будешь нравиться многим мальчикам, но никогда не будь зависима от них. Ты должна зависеть от себя».

Я знала, что Кайл любил меня. Знаю, что он всегда бы заботился обо мне. Но я никогда не забывала, что сказала мама. Они с моим отцом никогда не были женаты – он ушел еще до того, как я начала ползать, – но меня никогда по-настоящему не волновало, что я не знала его. Кто бы хотел знать отца, который бросает свою подругу и маленьких детей?

Мама периодически встречалась с кем-то, но никогда ее отношения не были настолько серьезными, чтобы она могла зажить семейной жизнью. Она обеспечивала меня всем, иногда работая на двух работах, чтобы иметь возможность оплатить наши брекеты, мой летний лагерь и бейсбольные бутсы Ника.

Вот поэтому я отвергла предложение Кайла – потому что я хотела пойти в колледж, научиться самостоятельно обеспечивать себя.

Джереми прав. Я могла попытаться снова поладить с мамой. Даже если мы и жили от зарплаты до зарплаты, вырезали купоны и никогда никуда не летали на самолете, она ни разу не подвела меня. Она всегда со всем справлялась.

Может, и я могу попытаться справиться.

***

Мне невыносима мысль, что я не могу победить Джереми в чем-то.

Поэтому я соглашаюсь позависать с ним после утренней рабочей смены в воскресенье. Ожидая его на парковке у закусочной, я нюхаю свою футболку. Ну да, я пахну луком.

Он приезжает вовремя, одетый в шорты для бега и мятую серую футболку. Я улыбаюсь, когда он идет ко мне, и тогда замечаю большой рубец рядом с его левым глазом.

– Боже мой, – говорю я, вставая на цыпочки, чтобы лучше видеть. Не раздумая, я мягко отбрасываю его светло-коричневые волосы, чтобы проверить зеленоватую припухлость. Синяк выглядит так, словно он получил его несколько дней назад. – Что случилось?

– Во время сплава по бурной реке с парнями. Мы разбились.

Я думала, он отказался от экстремальных видов спорта. Разве сплав по бурной реке не считается таким?

– Насколько большие пороги были?

– Только четвертой категории. Довольно умеренные. Поэтому я прикинул, что все будет в порядке, понимаешь? – Он выглядит смущенным.

– Что ты сказал маме?

– Она не видела… Я оставался в доме братства, пока опухоль не спала. Не хочу, чтобы Дженнифер и Лэйси увидели и испугались.

– Джереми, – тихо говорю я, – пожалуйста, будь осторожен.

– Я всегда осторожен.

Я в это вообще не верю. Имею в виду, он бегал с поврежденной лодыжкой, и менее чем через две недели у него очередная травма. Взволнованная, я касаюсь шрама на его руке.

Он наклоняется и хрипло шепчет мне на ухо:

– Осторожней. Когда ты в последний раз прикоснулась к моему шраму, мы оказались на берегу Литтл Дак.

Я отдергиваю свои пальцы.

– Это плохая идея.

Вытаскиваю ключи из кармана и уверенно шагаю к машине, чувствуя, как дрожь поднимается по позвоночнику.

– Энни! Подожди. – Он бежит и блокирует дверь с водительской стороны, не позволяя мне открыть ее. – Я идиот. Я не хотел причинять тебе дискомфорт, или обидеть, или еще что-то.

– Тогда зачем ты сказал это?

– Потому что я парень. Иногда парни говорят пошлости. Потому что парни думают своим ч…

– Джер, – позвякивая ключами, я делаю глубокий вдох. – Слушай, мне нравится зависать с тобой, но все, что мне нужно – это дружба. И все.

Он умоляюще складывает руки, заглядывая мне в глаза:

– Мой друг простит меня за сказанную глупость?

Я медленно возвращаю ключи в карман и жестом показываю ему двигаться к его джипу:

– Чем хотел заняться сегодня?

– Сегодня день игры в шаффлборд.

– Шаффлборд? Правда? – спрашиваю я, когда он открывает для меня дверцу.

– Мне просто хотелось, чтобы вид спорта начинался с той же буквы, что и воскресенье, знаешь?

Я взбираюсь, и он закрывает за мной дверцу и трусцой бежит к водительской стороне.

– И тебе на ум пришел только шаффлборд?

Он посылает мне широкую улыбку:

– Я решил, что ты предпочтешь его прыжку с парашютом и воскресному сумо.

– Что такое воскресное сумо?

– Мы бы надели костюмы сумоистов, в которых выглядели бы реально толстыми. А затем боролись.

– Боже милостивый, – бормочу я. – Воскресный шаффлборд звучит просто прекрасно.

– Хорошо. Я совершенно не представлял, где взять костюмы сумоистов.

Я бегло смотрю на него.

– Мы всегда можем сделать воскресенье синхронного плаванья, если хочешь, но не знаю, как бы мы определили победителя.

– Ты можешь просто вести машину, Джереми? – резко говорю я, стараясь подавить смех.

Он фыркает, поворачивает ключ зажигания и выезжает на шоссе. Обжигающее летнее солнце ярко светит сквозь окно его джипа, мои ляжки прилипают к сиденью. Мы поем вместе с радио, поднимаясь и опускаясь по холмам близ Спринг Хилл. Он привез меня – и я не шучу – в дом престарелых своих бабушки с дедушкой.

– Почему мы здесь? – восклицаю я.

– Это единственное место из известных мне, где есть корт для шаффлборда.

Я нечаянно фыркаю и стоит мне лишь начать смеяться, как уже не могу остановиться. А затем и он тоже начинает хохотать. Я так смеюсь, что у меня болит живот. Пожилые люди, бродящие по внутреннему двору, поглядывают на нас в замешательстве.

Мы смеялись, пока возле нас не появился пожилой человек с ходунками, помогающими ему ходить. На нем серая кепка, а морщин даже больше, чем у шарпея.

– Джереми Браун.

– Привет, дедуль.

Дедушка тянется похлопать внука по лицу и осторожно прикасается к зеленоватому синяку.

– Ты прикладывал к этому лёд, молодой человек?

– Да, сэр.

Вроде бы удовлетворившись этим ответом, его дедушка переносит свое внимание на меня.

– Ты не навещал нас две недели, а теперь заявляешься для свидания?

– Это не свидание. Это соревнование. Я решил победить Энни в шаффлборд.

– Используешь дедушку за членство в клубе? – бросает на внука хитрый взгляд.

– Он думает, что это эксклюзивный клуб, – шепчет мне Джереми. – Но это дом престарелых.

Дедушка хватает внука за ухо и треплет его.

– Ау! Хватит! – говорит Джереми.

– Зачем ты терпишь этого клоуна? – Дедушка хватает мой локоть. – Пойдем со мной.

Джереми высвобождает меня из хватки дедушки:

– Нет, нет. Не хватай так Энни.

– Если ты не встречаешься с ней, тогда я буду.

– Лучше бы, чтобы бабушка не слышала, что ты говоришь такое, – предостерегает Джереми. – Кстати, где она?

– Она пошла в церковь поиграть в бинго.

– Значит, ты не смог пойти, а? Грешник вроде тебя может самовозгореться в ту же минуту, как войдет внутрь, – говорит Джереми, и дедушка вновь хватает его за ухо.

– Я вышвырну тебя из своего пансионата, – говорит дедушка.

– Это дом престарелых!

– Дедуль, вы не могли бы следить за нашим счетом? – вмешиваюсь я из боязни, что они намереваются спорить весь день. И следующее, что я обнаруживаю – я побеждаю Джереми в шаффлборде, потому что его дедушка постоянно присуждает мне высший балл.

– Ты получаешь десять баллов только за то, что ты хорошенькая, – говорит он.

– Ессссть, – говорю я, сотрясая кулаком.

Джереми закатывает глаза:

– Перестань клеиться к ней, дедуль. Ты не в ее вкусе.

– А кто в ее вкусе?

– Кто-то, кому нет семидесяти.

– Я исключу тебя из своего завещания, парень.

Мне нравится их беззлобное подшучивание. Если быть честной, это вызывает во мне своего рода зависть. Родители моей мамы живут в Миссисипи, и я почти не вижусь с ними. А родителей своего отца я никогда не знала.

Я толкаю своим кием шайбу по направлению к пронумерованному треугольнику. Она останавливается на номере восемь, и я с улыбкой подпрыгиваю на месте.

Джереми поворачивается. Он толкает свою шайбу, и она приземляется вне треугольника.

– Проклятье!

– Не используй нецензурную лексику в присутствии юной леди, – говорит дедушка. – За это минус пять баллов.

– Ты не можешь снимать баллы!

– Я только что сделал это.

С помощью дедушки и его особого способа начисления баллов, я победила Джереми с подавляющим преимуществом.

– Это было так нечестно, – недовольно ворчит Джереми по пути назад к закусочной.

– Не знала, что ты не умеешь проигрывать достойно.

– Пфф.

Я наслаждалась сегодняшним днем. Джереми долго и крепко обнимал дедушку, прежде чем мы ушли, а дедушка поглаживал внука по спине. Джер действительно милый парень; мне нравится, как он относится к своей семье, он простой и в чем-то даже по-старомодному джентльмен. Интересно, позволял ли он когда-либо женщине самой открыть дверь.

– Твой дедушка клевый.

– Он тот еще чертяка, – говорит Джереми. – Когда мама не пустила меня домой на Пасху, он взял меня на рыбалку в Джонсон-Сити. Это было круто – он назвал это холостяцкими выходными. И он всегда говорит мне, что я должен по-настоящему жить полной жизнью… знаешь, ведь он прошел через Вьетнам и потерял там множество друзей… Именно он был тем, кто подарил мне подарочный сертификат на мой первый урок по прыжкам с парашютом.

– Ты прыгал с парашютом?! – восклицаю я.

– Да, уже семь раз… И это был лучший прилив адреналина в моей жизни… Но, полагаю, больше я не буду прыгать. – Его спокойная улыбка и счастливая, и печальная одновременно. Лично для меня все просто: семья должна быть намного важнее, чем потребность делать что-то настолько прибабахнутое, как прыжки с парашютом. Но, должно быть, это непросто для него.

– Нам нужен матч-реванш, – говорю я, отвлекая его от ностальгии. – Я хочу по-настоящему победить тебя в чем-то… со всеми этими завышенными баллами, что присуждал мне дедушка, как теперь узнать, кто действительно победил?

– Завтра день мини-гольфа.

– У тебя, надо полагать, есть собственная клюшка, а?

Он широко улыбается, поворачивая руль.

– Я на работу завтра, – говорю я.

– Прекрасно... Я обыграю тебя в гольф в следующий раз. Слушай, хочешь бежать со мной гонку в следующие выходные? Она в воскресенье, – нервничая, спрашивает он.

– Я не могу бежать так же быстро, как ты. Или так же далеко.

– Она всего лишь на пять километров. Это будет как одна из твоих ежедневных пробежек.

Это только три мили. Мэтт записал меня на полумарафон в сентябре – он предложил его вместо моей длинной субботней пробежки. Неплохая идея – пробежать пять километров перед полумарафоном. Было бы неплохо узнать, как вообще проходит день гонок. Имею в виду, вся информация о Городском Музыкальном Марафоне вроде как обескураживает меня. Я должна заранее выбрать свой номер на гонке и прикрепить таймер. Мне нужно припарковать машину в определенном месте и оставить свою сумку на стартовой линии. Кто-нибудь принесет ее к финишу. Мне нужно запомнить схемы, показывающие подъемы на каждом отрезке маршрута, наряду с картами, на которых отмечены остановки с водой, столы с едой и палатки первой помощи.

Мэтт рассчитывает, что я запомню все это.

– Во сколько гонка? – спрашиваю я.

– В семь утра.

– Боже милостивый, это рано. Я обслуживаю завтрак в воскресенье.

Он стучит по рулю и покусывает свою нижнюю губу.

– Это отстойно.

– Ты хотел, чтобы я пришла, для того чтобы увидеть, что такое настоящая гонка? – спрашиваю я.

Он окидывает меня взглядом:

– Я думал, мы повеселимся вместе. Мы же друзья, верно?

– Посмотрим, смогу ли я освободиться от работы.

– Тебе понравится эта гонка, – улыбаясь, говорит он.

Нет ничего плохого в том, чтобы пойти на гонку с ним. Мне нужен опыт, если уж на то пошло. И мне действительно нравится иметь с ним общие планы.

Высадив меня у моей машины, он стучит по стеклу, и я опускаю его.

– Я забыл упомянуть кое-что насчет гонки. Ты должна надеть белую футболку.

 

Адреналиновый Наркоман

Во вторник вечером темп работы начинает снижаться, поэтому я пользуюсь возможностью пролистать каталог МТСУ. Стоя в холле, я загибаю уголок на разделе физиотерапии. Курс человеческой анатомии и физиологии кажется чем-то клевым. Тренировки с Мэттом, во время которых я обнаружила у себя мышцы, о существовании которых и не подозревала, заставили меня сильнее заинтересоваться человеческим телом.

И тут мимо шествует Стефани. Слава богу, мне нужно поговорить с ней.

– Стивенс, вылезай и прибери уже на двенадцатом столике, – кричит она, и оскорбленный помощник официанта пролетает мимо холла, в котором я прячусь.

Я убираю каталог в свою большую сумку, делаю глубокий вдох и направляюсь к Стефани.

Конечно, она мамина подруга, но слишком серьезно относится к своей работе менеджера в закусочной. Если мы хотим взять отгул, то должны за две недели внести свой запрос в книгу в кожаном переплете, которая находится за стойкой менеджера зала. А я не сделала этого. Гонка, на которую позвал меня Джереми, будет через пять дней. Пора встретиться лицом к лицу с гневом Стефани.

Я переплетаю пальцы за спиной. Она занята тем, что читает распечатку сегодняшних продаж – надеюсь, хороших продаж, потому что это может привести ее в хорошее настроение.

– Стеф? Если у тебя нет дополнительных поручений на сегодняшний вечер, я была бы счастлива наполнить бутылки с кетчупом.

Ее взгляд не отрывается от распечатки:

– Чего ты хочешь?

Я делаю глубокий вдох:

– Могу я взять отгул на утро воскресенья?

– Для чего?

– Есть один парень…

Открыв в изумлении рот, она кладет распечатку с продажами в бак со сметаной. Вроде бы это должно быть опасно для человеческого здоровья.

– Ты хочешь взять отгул на работе, чтобы что-то делать с парнем?

– Да… – Я хочу объяснить ей про гонку, но она прерывает меня, широко улыбаясь и приобнимая:

– Ты можешь делать все, что захочешь, ребенок.

Что ж, это было легко.

А что не настолько легко?

Мой персональный тренинг с Мэттом в среду.

В тренажерном зале, в котором он работает, есть закрытый легкоатлетический манеж, и, чтобы сделать мое сердце сильнее, он заставляет меня делать скоростные челночные забеги. Он поставил на трек пять конусов. Задание выглядит так: добежать до первого конуса, затем обратно к стартовой линии, добежать до второго конуса, затем обратно к стартовой линии, и так далее. Чтобы отвлечь меня от своих дьявольских упражнений, он непрерывно разговаривает, рассказывая мне о доме, который они с Кейт купили вместе, в котором будут жить, когда поженятся, о списке фильмов, которые он хотел бы посмотреть, но после семи серий челночных забегов соленый пот ручьем льется по моему лицу и жжет глаза, и я, наклонившись и опираясь о свои колени, часто дышу, словно собака, которую мучает жажда.

Мэтт вручает мне стакан воды, и как только я выпиваю его, он ведет меня обратно к беговой дорожке.

– Я умру, – говорю я после трех миль.

– Если ты сейчас не заставишь себя, ты не сделаешь этого и за всю гонку.

– Я финиширую, – рычу я.

Мэтт широко улыбается:

– Вот это мне нравится слышать.

После несметного количества скручиваний, отжиманий и приседаний, мои бедра болят, словно кто-то загнал в них дрель.

– Меня сейчас стошнит, – говорю я, стискивая свою тазовую кость.

– Пойдем растянемся.

В то время как я лежу на мате на полу, Мэтт начинает давить на мое бедро. Это дает мне значительное растяжение, но это дико – то, что он стоит на коленях между моими ногами.

– Это. Крайне. Неловко, – кряхтя, говорю я.

Мэтт, смеясь, сгибает мои ноги мне за голову и давит на колени. Боже, если бы я увидела, как кто-то еще делает это, я бы подумала, что это предварительные ласки. Я решаю закрыть глаза и молиться, чтобы это закончилось как можно быстрее.

– Что ж, это, безусловно интересно.

Я открываю глаза и вижу Джереми. Без футболки. Который наблюдает, как его брат растягивает меня способом, который, возможно, выглядит как имитация полового акта.

– Что тебе нужно? – спрашивает Мэтт у брата. – Я работаю.

Джереми вытаскивает свои наушники из ушей.

– У меня был вопрос к Энни.

Мэтт переводит взгляд с брата на меня. Я все еще в самой. Неловкой. Позиции. В своей жизни.

– Мы идем в воскресенье? – спрашивает Джереми.

– А что в воскресенье? – говорит Мэтт, поднимая брови.

– Я пригласил Энни пробежать со мной пять километров.

– Да, я могу пойти, – говорю я, что заставляет Мэтта распсиховаться.

– Почему никто из вас не спросил меня? – рычит он.

– Потому что у тебя от злости трусики бы в комок сбились, – говорит Джереми.

– В тысячный раз говорю, я не ношу трусики.

– Это не то, что я слышал.

– Парни, – жестко говорю я. Ну, настолько жестко, насколько это возможно, когда тренер держит мою попу над полом, а ноги широко раскрыты и болтаются в воздухе, в то время как двое братьев спорят о трусиках. – Мэтт, ничего, если я побегу пять километров? Я собиралась спросить тебя попозже сегодня, хотела, чтобы это был как мой очередной воскресный забег.

– Ты можешь сделать это, но только пока не станешь принуждать себя слишком сильно. Иногда, когда люди бегут свою первую гонку, они входят в азарт, мчатся со всех ног, наносят себе повреждения, и это сбивает всю их тренировочную программу.

– Я не позволю, чтобы это случилось, – серьезно говорит Джереми.

– Хорошо бы. А теперь уходи, Джер. Нам нужно закончить ее тренировку.

– Я заберу тебя в воскресенье утром, Энни. Напишу тебе, чтоб ты знала детали.

– Ладно, – отвечаю я, задыхаясь, когда Мэтт вновь скручивает мои ноги в крендель.

Джереми направляется к гирям, бормоча:

– Его трусики конкретно сбились.

Мэтт говорит мне сесть на шпагат, а затем плюхается передо мной, делая то же самое. Он берет мою руку в свою и тянет меня вперед так, что мой нос касается мата.

– Ты должен стать инструктором по йоге, – смеюсь я.

– Спокойствие и тишина могут свести меня с ума.

Мэтт помогает мне подняться, и я поправляю топ и шорты, избавляясь от неприятного ощущения врезающегося белья. Не в состоянии остановить себя, я исподволь посматриваю на зал с тяжелыми весами. Джереми сидит на скамейке, делая подъемы на бицепс. Женщина, одетая словно тренирующаяся барби, не сводит с него глаз.

– Энни, – тихо говорит Мэтт, глядя на своего брата, – если ты хочешь, чтобы он отстал от тебя, просто скажи мне. Я сделаю так, что это произойдёт.

– С ним все в порядке.

– А с тобой? С тобой все в порядке? – Мэтт касается моего плеча. – Я знаю, мы никогда не говорили о твоем парне… но Джордан Вудс рассказала мне, что случилось. И я хочу, чтобы тебе было лучше… не хуже.

– Мы просто друзья… и со мной все прекрасно. Правда.

Он широко улыбается, и на мгновение я завидую Кейт, что она выходит замуж за такого милого парня. Я собираюсь идти в раздевалку, но разворачиваюсь обратно к Мэтту:

– Почему бы мне было хуже?

Он почесывает шею:

– У Джера никогда не было ни с кем ничего серьезного. Он адреналиновый наркоман.

– Что именно это значит?

– Это означает, что он переходит от одной физической активности к другой, от одного человека к другому – всегда в поисках следующей задачи, требующей максимальных усилий. – Долгая пауза. – Это означает, что я не хочу, чтобы ты слишком привязывалась к нему…

Джереми считает меня испытанием? Когда я сидела с ним на крыльце, придя к нему домой, он сказал мне, как сильно я нравлюсь ему. Он казался искренним. Я лишь игра? Внимательно смотрю на него. Он перешел к жиму лежа, поднимая штангу с двумя гигантскими блинами. Джереми такой мощный, мне нужно восстановить дыхание.

– Мы просто друзья, – говорю я. – Это то, что мне сейчас нужно. Друг. – Делаю паузу. – Но почему он такой?

– Это он сам должен рассказать.

А вот это правильный вопрос. Хочу ли я услышать эту историю? Не хочу ничего серьезного с ним. Не хочу драмы.

– Забудь, что я спрашивала об этом, окей?

Мэтт испускает долгий вздох, дает мне пять, чего я привыкла ожидать в конце тренировки:

– Тогда увидимся в субботу? Ты готова к нашему забегу на тринадцать миль?

Я киваю, но не так уж в этом уверена.

Тринадцать миль. Целый полумарафон.

Во время своих тренировок Кайл пробегал такое расстояние только четыре раза…

***

Вернувшись домой из тренажерного зала, я обнаруживаю, что мама оставила свой фартук и кошелек на кухонном столе.

Хватаю ее вещи, забираюсь в машину и еду в «Куик Пик». Я привыкла постоянно привозить ей их, но с тех пор, как я так скверно обошлась с ней и сказала то, что невозможно забыть, мой брат взял на себя эти обязанности. Заехав на парковку, я осознаю, что не бывала здесь месяцами.

Уже больше пяти вечера, и множество людей только вернулись с работы и остановились, чтобы купить продукты, так что всюду очереди. Не хочу, чтобы у мамы были неприятности или чтобы она задерживала покупателей, поэтому хватаю ибупрофен и пепто с ряда с медикаментами и направляюсь ко второй кассе, где передо мной стоят три человека.

Мама поднимает взгляд от бананов, которые сканирует, и удивленно улыбается мне. Я обнаруживаю, что улыбаюсь в ответ, и когда наступает моя очередь платить, она сканирует мои покупки и кладет их в пакет, я протягиваю ей фартук и кошелек.

– Спасибо, милая.

– Мама?

Она убирает каштановый локон за ухо и грустно смотрит на меня:

– Да?

– Ты можешь пройтись со мной завтра по магазинам? Мне нужны учебные принадлежности. И сходить со мной по остальным делам, связанным с колледжем?

Ее глаза загораются.

На следующий день мама помогает открыть мне собственный расчетный счет в банке и сделать кое-какие смущающие вакцинации у доктора – они же прививки от заболеваний, передающихся половым путем. Независимо от того, будут у меня сексуальные отношения или нет, мне не позволят приступить к занятиям в колледже без них.

Затем мы с ней делаем покупки в Тарджит: учебные принадлежности и вещи, необходимые для общежития, типа супердлинных простыней на односпалку и полочки для ванных принадлежностей. Сложно поверить, что менее чем через месяц мама не будет каждую ночь спать через коридор от меня. Мы с Ником не будем больше сражаться за ванную. И мамы не будет рядом, чтобы поставить мой кофе на автоматическое приготовление. Я буду скучать по этому. Я буду скучать по ней.

– Ненавижу этот магазин, – говорит она, толкая нашу красную тележку с вихляющими, скрипящими колесами.

– Ты любишь этот магазин.

– Ненавижу его, потому что я хочу скупить в нем все. Те стеллажи с долларовыми товарами – порождения сатаны.

Я передаю ей свой список покупок.

– Сегодня твой счастливый день. Я должна купить все, что с фиолетовой пометкой. Ты можешь выбрать все это.

– Что это? – спрашивает она, поднимая пачку бумажек.

– Келси сделала презентацию в PowerPoint, где перечислила принадлежности, которые каждая согласилась взять.

Она резко останавливает тележку:

– Келси Пэйнтер?

– Да… она будет жить в нашей квартире.

– Ты нормально к этому относишься?

– Не совсем… Может мы и не будем видеть друг друга, если она будет в своей комнате, а я в своей.

– Хотела бы я, чтобы вы, девочки, смогли преодолеть свои разногласия… Когда-то вы были такими хорошими подругами.

– Я знаю! – огрызаюсь я, но сразу же чувствую вину, за то что вновь набросилась на нее. Склоняю голову, и она гладит меня по спине. – Прости, мам.

– Ты меня тоже, – ее голос печален, и это заставляет меня чувствовать себя скверно, учитывая, что она выглядела такой счастливой, когда я пригласила ее с собой за покупками.

– Я хочу оставить все как есть с Келси. Я бы тоже хотела преодолеть все, но она не хочет разговаривать со мной. Она не хочет иметь со мной ничего общего. Переехав из Оукдейла, она стала абсолютно другим человеком.

– Когда ты познакомилась с Кайлом…

– Я не хочу говорить о нем!

Мама игнорирует мою вспышку:

– Когда ты познакомилась с ним, ты тоже стала другой, милая. Но это не означает, что вы с Келси должны забывать друг о друге.

Я прекращаю рассматривать отвратительные сандалии, украшенные желтыми перьями. Я бы никогда не купила их – это самая уродливая вещь, которую я когда-либо видела, но мне нужно сконцентрироваться на чем-то, иначе я взорвусь. Я настолько зла, что не могу контролировать свое дыхание.

– Почему тебе всегда необходимо возвращаться к Кайлу? Да, если бы я не начала встречаться с ним, может, у меня было бы больше подруг в старшей школе. Может, я бы присоединилась к какому-нибудь клубу или занялась спортом. Может быть, я бы не проводила все свое время, выполняя домашнее задание, работая в закусочной и целуясь с ним. Но что сделано, то сделано.

– Я знаю, – говорит она, и ее глаза наполняются слезами. – Ты не представляешь, как часто я думаю об этом. Мне жаль, милая.

– А теперь, может мы закончить делать покупки? – спрашиваю я.

– Да, – хрипло говорит она, ее глаза все еще мокрые. – Но если ты действительно думаешь о покупке этих ужасных сандалий, я свяжу тебя.

И тогда я начинаю хихикать, а вскоре мы хохочем как сумасшедшие, и когда мама находит пару сандалий с оранжевыми перьями, я почти уверена, что наше ржание слышно на весь магазин. Пролистав до конца презентации, мама прикрывает рот, когда вновь взрывается хохотом.

– Эти правила совместного проживания такие интересные. Не готовить рыбу в микроволновке?

– Ты не захочешь это знать.

– Уборка каждый четверг? И парни не могут оставаться на ночь чаще, чем дважды в неделю?

Дерьмо. Я забыла, что это там. Поверить не могу, что только что вручила эту глупую вещь маме. Мое лицо загорается от смущения.

– Это правило больше для Ванессы, чем для всех остальных, потому что она в серьезных отношениях с Рори Уитфилдом. Не беспокойся, парни не будут ночевать у меня.

Она бросает на меня знающий взгляд:

– Что насчет того, что ты собираешься заняться чем-нибудь с парнем в воскресенье утром?

– У Стефани большой рот.

Мама снова смеется:

– Она моя лучшая подруга. Не говори ей того, о чем не хочешь, чтобы знала я. Так кто он? И почему мы с твоим братом не слышали о нем?

– Ты спрашивала Ника? – восклицаю я.

– И он был бесполезен. Не знал ничегошеньки. Колись.

– Брат моего тренера по бегу пригласил меня пробежать с ним гонку в воскресенье. Я подумала, это был бы хороший опыт перед марафоном.

Мама выдыхает и обмахивается презентацией Келси:

– Твой брат и Стефани страшно рассердятся на меня. Они рассчитывали, что я добуду повод для сплетен.

– Но его нет.

– Ты в этом уверена? – Ее пристальный взгляд перемещается на мои пальцы. Я перестаю теребить свою подвеску.

Почему мамам необходимо быть такими наблюдательными?

Впервые я переспала с Кайлом на его шестнадцатый день рождения, провстречавшись два года перед этим. Я была на три месяца старше, поэтому обычно я была за рулем, но тем вечером он отвез нас на озеро Нормандия – он только утром получил права. Я не могла перестать целовать его шею на стоп-сигналах и светофорах.

«Ты убиваешь меня», – со смехом стонал он.

Мы поехали в домик у озера его родителей и впервые занялись любовью перед камином.

«С днем рождения, – прошептала я, когда все закончилось. Пробежала рукой по его коротким светлым волосам. Они щекотали мою ладонь. – Я люблю тебя».

«Я тоже люблю тебя». – Затем мы свернулись калачиком под лоскутным одеялом на диване и смотрели игру Предаторз. Он был их преданным фанатом, поэтому вскочил на ноги и ликовал, когда они победили Блэкхокс со счетом 2:1 в овертайме.

«Они победили специально для тебя», – пошутила я.

«Они могли бы проиграть, мне это совершенно безразлично, – прошептал он, нежно пробегая костяшками по моей руке, – ты сделала мой день рождения идеальным».

Когда позже ночью я приехала домой, каким-то образом мама просто знала. Должно быть, потому что я теребила свою подвеску – это всегда было моим пунктиком. Она не улыбнулась и не сказала ничего кроме того, что отведет меня на прием к врачу.

Я всегда была благодарна за то, что могу говорить с ней о чем угодно. Но я не могу рассказать ей об этом. О том, как я обжималась с Джереми, и это оказалось таким непохожим, как это напугало меня, заставило чувствовать себя плохой, но было так восхитительно.

Но когда она изучает мое лицо, у меня появляется чувство, что она уже знает.

***

Когда я возвращаюсь домой, наступает время тренировки.

Программа упражнений Мэтта очень интенсивная. По некоторым дням я бегу пять миль. По другим – семь. Иногда мне вообще не нужно бегать. Сегодня один из таких дней. Но это не значит, что я могу расслабиться.

Мэтт сказал мне: «Ты должна усиленно тренировать свое сердце. Поэтому, даже если ты не бежишь, должна ездить на велосипеде, плавать или хотя бы гулять».

У нас нет гаража, поэтому я храню свой велосипед в комнате. Купила подержанный несколько месяцев назад специально для тренировок, но теперь думаю, что могла бы ездить на нем в колледж. Езда на велосипеде обычно прочищает мои мысли так же, как и бег. Сегодня, однако, после дня шоппинга и кошмарной прививки против гепатита В, я не могу выбросить из головы свой отъезд из дома в следующем месяце.

Сегодня знойный июльский вечер – настолько жарко, что на моем лбу выступают капли пота в ту же минуту, как выхожу из дома с велосипедом. Я забираюсь на него и еду через Оукдэйл, проезжаю мимо баскетбольной площадки, где несколько соседских парней бросают мяч.

Мое колено немного болит каждый раз, когда я нажимаю на педаль. Я что, вчера на персональном тренинге с Мэттом что-то себе повредила? Тянусь к боковому карману своего гидратора, достаю две таблетки ибупрофена и глотаю их.

Сворачиваю на четырехполосное шоссе и еду через городок. Машу Джои, когда проезжаю ее кафе «Все-Что-Вы-Можете-Есть-Это-Паста», где мне нравится завтракать углеводами по пятницам перед длинными субботними забегами. Проношусь мимо Мэдисон Стрит Элементари, где по окончании шестого класса получила звание самой дружелюбной. Даже после того, как я окончила ее, могла приходить и качаться там на качелях или крутиться на карусели. В четырнадцать, когда мы только начали встречаться с Кайлом и нуждались в уединении, мы иногда ходили на игровую площадку. Я могла сесть на качели, а он скручивал цепи и отпускал, а я, визжа, кружилась над землей. А затем мы целовались, и светлячки вспыхивали и гасли в лунном свете, словно мигающие рождественские огоньки.

Странно думать, что через месяц я буду жить в Мурфрисборо, а не во Франклине, и уже больше не буду ребенком. Переход из начальной школы в среднюю был большой переменой – помню, как была шокирована, что у нас больше не будет игровой паузы. Когда же мне было играть с друзьями? Я беспокоилась, что девчонки из других начальных школ будут дразнить меня за «не-брендовые» теннисные туфли. Я беспокоилась о своем первом поцелуе, о бритье ног, о том, чтобы носить лифчик, запомню ли я код от своего шкафчика.

Теперь все это кажется таким неважным. Столько всего изменилось. Мысль о том, чтобы покинуть свою подушку безопасности, уехать в колледж и быть в тридцати минутах от мамы, пугает намного сильнее, чем покупка спортивного лифчика для тренировок. В каком-то смысле, поступая в колледж, ты будто снова идешь в детский сад.

Что если я не смогу найти работу в Мурфрисборо и останусь без денег после первого семестра? Что если моя успеваемость будет ужасной, и я лишусь финансовой помощи? Как будто для меня открыт весь мир, небо огромное и голубое, но издалека грозятся надвинуться тучи. Я трясу головой, отбрасывая мысль о тучах.

Я забегаю в библиотеку Франклина за новой книгой. Решаю взять триллер о двух секретных агентах (у которых тайная любовная связь), которые обнаруживают, что у президента связь с новым министром финансов. Ооо, страстно. Запрыгиваю на велосипед и еду мимо Соник – места, где школьники зависают в летнее время.

– Энни Уинтерз! – Ванесса машет мне из пикапа Рори Уитфилда. Я снижаю скорость и подъезжаю к ней. Они с Саванной сидят в кузове пикапа. Рори и Джек Гудвин разговаривают с группой парней из бейсбольной команды. А Келси и Колтон спорят о том, чем им заняться сегодня вечером.

– Я хочу поехать поиграть в Оборотней, – говорит она.

– Пойдем в кино, – говорит он.

– Это глупо. Ты заснешь, как обычно.

– В этот раз не засну, – отвечает он, и я ни капельки не верю ему. Колтон всегда был большим фанатом сна во время занятий. Парень мог спать на рок-концерте.

– Это глупо, – продолжает она, – только ты мог уснуть на «Форсаже». Имею в виду, какой парень так делает?

Он хмуро смотрит на нее, а она указывает на него пальцем. Они выглядят пожилой супружеской парой.

– Что происходит? – спрашиваю Ванессу.

Она ухмыляется:

– Затягивают неизбежное, как обычно.

– Они действительно не заинтересованы друг в друге?

– Уверена, что заинтересованы, но она не хочет потерять его как друга, поэтому не желает хотя бы попытаться. Во всяком случае я так думаю.

Вытираю футболкой пот со своей шеи.

– Так чего ты хотела? Мне еще надо проехать десять миль, прежде чем тренировка окончится.

– Поразительно, что ты делаешь это, – говорит Саванна. – Не могу дождаться, когда ты побежишь гонку.

– Я тоже приду посмотреть, – взволнованно говорит Ванесса.

Я тяжело сглатываю и провожу по лбу тыльной стороной руки:

– Вы?

– Конечно, – говорит Ванесса.

– Мы с Джеком приедем из Кентукки, – говорит Саванна. Они с парнем так любят друг друга, что он решил ехать с ней в университет Кентукки вместо университета Вандербилта, чтобы они могли быть ближе. У нее появилась невероятная возможность обучать детей жокейскому мастерству в обмен на зачет. Она следует за своей мечтой, а ее парень поддерживает ее. Бросаю взгляд на Джека Гудвина. Даже разговаривая, он продолжает поглядывать на нее через плечо. То, что я вижу все это, вызывает что-то вроде жжения в груди. Я вздыхаю.

– Ты в порядке, Энни? – спрашивает она.

– Все хорошо, – говорю я дрожащим голосом. – Рада, что вы придете на гонку. – Честно говоря, сконцентрировавшись на тренировках и переживаниях, смогу ли на самом деле сделать это – пробежать полностью двадцать шесть миль – я даже не подумала о том, кто может прийти в этот день. Я представляла себе, что мама с Ником будут там, друг Кайла, Сет, и Мэтт, конечно. Как только я услышала, что придут Ванесса, Саванна и Джек, внутри меня заново зашевелилась нервозность.

– Кстати, ты получила презентацию Келси? – спрашивает Ванесса.

– Да, это было нечто, – отвечаю я.

– Что за презентация? – спрашивает Саванна, и к тому времени, как Ванесса заканчивает рассказывать о правиле «нет рыбе» и цветных пометках в списке необходимых вещей, она взрывается хохотом.

– Келси, тебе нужно переспать и покончить уже с завязкой с парнями! – кричит она, хихикая с Ванессой. Келси в ответ морщит нос и начинает жаловаться Колтону на необходимость жить с Игги.

Ванесса сказала то же самое насчет необходимости Келси переспать, когда мы встречались в закусочной. Их подшучивание друг над другом вызывает во мне зависть. И Ванесса забивает последний гвоздь в гроб, когда убирает длинный рыжий волос Саванны с плеча. Мы с Келси делали так друг другу. Шутили, что мы ухаживаем друг за другом как обезьянки.

– Мне нужно закончить тренировку, – тихо говорю я, ставя одну ногу на педаль.

– Я напишу тебе насчет вещей для колледжа, – говорит Ванесса.

Я украдкой бросаю взгляд на Келси. Она видит, что я смотрю на нее, но притворяется, что занята своим телефоном. В колледже, конечно, будет весело, если это то, что меня ожидает.

Собираюсь с духом и машу ей, чтобы показать, что хочу оставить все в прошлом. Легкая улыбка появляется на ее лице, и она машет в ответ, но затем разворачивается к Колтону, чтобы сказать:

– Пожаалуйста, мы можем поиграть в Оборотней?

– Клянусь, женщина, ты можешь затеять ссору на пустом месте! – отвечает он, но когда отъезжаю, то слышу, как он обращается к остальным: – Кто хочет в Оборотней?

Я рада, что мне необходимо окончить тренировку.

Вернувшись домой, наполняю пластиковый мешочек льдом для своего колена, хватаю телефон и направляюсь в гостиную. Прежде чем углубиться в детективный роман, который читаю – думаю, это будет что-то между «Ангелами Чарли» и «Кодом да Винчи», – я провожу по экрану телефона, чтобы проверить сообщения. Улыбаюсь, потому что Джереми просит позвонить ему.

– Что делаешь сегодня вечером? – спрашивает он, едва я набираю его.

– Ничего особенного, – говорю я, устраиваясь на диване рядом с братом, который шикает на меня, что просто нелепо, потому что он в тысячный раз смотрит «Крепкий орешек» и знает все реплики наизусть. Тянусь к миске Ника и стаскиваю немного чипсов.

– Хочешь прыгнуть на тарзанке вечером? – спрашивает Джереми.

Он, должно быть, шутит:

– Э, нет?

– Да ладно тебе! Будет весело.

Я складываю ноги на журнальный столик и прикладываю пакетик со льдом к колену.

– Разве ты едва не лишился глаза, делая это в прошлом году?

Ник бросает на меня взгляд, делает тише звук на телевизоре и наклоняется ближе к телефону у моего уха. Я отталкиваю его.

– Мы с моим соседом по комнате, Мэйсоном, отправляемся в Пиджен Фордж. У них хорошая площадка для прыжков с тарзанкой в Долливуде – там абсолютно безопасно и у них есть надувная платформа для приземления на случай, если что-то пойдет не так. И у них есть сертификаты безопасности и все такое.

– Ни за что.

– Там всего около ста футов высоты.

Я хватаю ртом воздух. Это как десять этажей. Он псих?

– Это не может быть безопасно.

– Это абсолютно безопасно, – говорит Джереми. – Я прыгал в этом месте уже пять раз.

Мне ненавистна мысль, что я не смогу помочь ему, если что-то пойдет не так. Потому что это может случиться. Скажем, если он неправильно спрыгнет с площадки. Или трос тарзанки лопнет. Я не смогу нажать отмену, как на компьютере.

– Я не могу, – говорю я.

– Ты не придешь? – его голос пропитан разочарованием.

– Не понимаю, зачем ты делаешь это. Имею в виду, разве твоя мама не просила тебя воздержаться от этого? Ты не хочешь оставаться в хороших отношениях с семьей?

– Я просто не могу бросить одним махом. А это вполне безопасный способ хорошо провести время.

Получить адреналиновый прилив, он имеет в виду.

– Энни? – его голос звучит нерешительно. – Та травма глаза произошла на мосту, и веревка была слишком длинной. То, что я делал, было небезопасно. Теперь я знаю это.

– А что насчет того, что ты сломал руку, и кость срослась неправильно? И того, что ты попадал в больницу по три раза в месяц?

Нет ответа.

Мне больше нечего сказать. Это слишком. Мне нравится дружить с ним, но ненавистно идти на риск. Я устраиваюсь под бок Ника, и он обнимает меня за плечи, все еще завороженный «Крепким орешком».

– Все в силе насчет гонки воскресным утром? – наконец спрашивает Джереми.

Я колеблюсь, прежде чем сказать:

– Да.

Он выдыхает в телефон:

– Я напишу тебе, когда вернусь.

– Я думаю, это глупо.

– Я стараюсь, окей? Но мне это необходимо.

Я никогда не знала никого, кто бы употреблял наркотики – ну, кроме школьников, которые изредка курили травку, – но никого с сильной зависимостью. Но именно так я обычно думала, когда мы зависали вместе.

Пока «Крепкий орешек» продолжает завораживать Ника, я ищу в гугле «адреналиновый наркоман» – термин, который использовал Мэтт, чтобы описать своего брата. Нажимаю на статью, в которой говорится о том, что секс, правильное питание, любимые занятия и экстремальные виды спорта вбрасывают дофамин в твой мозг. Там говорится, что эффект от дофамина может быть сильнее, чем если нюхать кокаин. Ого. Я прокручиваю дальше и обнаруживаю, что езда на велосипеде и бег дают этот результат некоторым людям, но другие нуждаются в более сильных и глубоких потрясениях, чтобы испытать прилив адреналина. Некоторые профессиональные спортсмены, участвовавшие в Олимпийских Играх, позднее страдали от глубокой депрессии и обращались к экстремальным видам спорта или наркотикам, в поисках временной замены утраченному источнику адреналина.

В другой статье говорилось о мужчине, который старался побить рекорд во фридайвинге, опустившись более чем на две сотни футов под воду без каких-либо приспособлений, и умер после того, как всплыл. Мое сердце болит за его семью и друзей…

Самая страшная часть? В статье говорится, что влюбленность в правильного человека может выработать больше дофамина, чем экстремальный спорт и наркотики вместе взятые.

Дрожь проходит сквозь меня.

В тот день у реки он заставил меня почувствовать себя такой живой. Да, вина съедала меня, но я все еще покрываюсь мурашками лишь думая о его руках на моей коже, о его губах, согревающих мои. Но те чувства не стоят риска вновь потерять кого-то. Мне необходимо знать, что люди, к которым я неравнодушна, живы и здоровы. Может мне не нужно проводить время с кем-то, кого я могу потерять так же, как и Кайла.

Я стараюсь выкинуть Джереми из своей головы, но всю ночь на нервах, пока не получаю от него сообщение.

Пока не узнаю, что с ним все в порядке.

 

Просто Друг

Сегодня я подаю уведомление об окончании работы, за две недели.

Я никогда и не думала работать здесь после поступления в колледж, потому как буду жить в получасе езды отсюда, но прекращать работу оказалось сложнее, чем я думала. Я работала здесь еще с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать.

Очередное окончание последнего лета.

Стефани обнимает меня:

– Ты знаешь, что всегда можешь работать здесь на рождественских и весенних каникулах. И ты можешь вернуться следующим летом. Мы любим тебя.

– Ловлю тебя на слове, спасибо.

Через три недели я переезжаю в общежитие колледжа, и мне придется искать новую работу. Через три недели я начинаю новую жизнь.

Во время субботнего вечернего сумасшествия я жду у окошка, пока Марти, линейный повар, заполнит мои тарелки, чтобы я могла отнести этот заказ на один из моих четырех столиков.

– Поторопись, Марти! Ты эту картошку из земли выкапываешь что ли?

– Попридержи лошадей. – Марти плюхает картофельное пюре рядом со стейком и кладет макароны с сыром на тарелку с куриными палочками.

– Энни, – зовет меня Стефани обратно на кухню, – там компания ребят ожидает за твоим столиком.

Я издаю стон, гарнируя на тарелки лимон для рыбы и горчицу с медом для куриных палочек.

Сколько раз Ник собирается приводить своих друзей поесть за моим столиком? Надеюсь, он не привел с собой Эвана. После того как он типа пригласил меня погулять, я избегала его.

Поднимаю свой поднос над плечом и выношу его в зал, готовясь одарить Ника злобным взглядом. Но когда я прохожу мимо моего столика, то чуть не роняю поднос.

Джереми здесь.

С шестью парнями, которых я не видела прежде.

– Энни, – зовет он.

– Это она? – говорит парень в надетой козырьком назад бейсболке.

– Черт, а она горячая, – еще один выкрикивает шепотом. Он стащил со стены одну из енотовых шапок и надел на себя.

О, боже. Это будет длинная ночка.

Я составляю еду на четвертый столик, быстро доливаю им чая со льдом и приношу на второй столик очередную партию пива. Затем делаю глубокий вдох и направляюсь к большому столу.

Подхожу, ставлю корзиночку с хлебом и говорю:

– Джер, это мой лучший столик. Лучше бы вам оставить мне большие чаевые.

Они кричат и улюлюкают, получая от этого удовольствие.

– Да, мэм, – говорит Джереми, поудобнее устраиваясь на своем стуле.

– А ты, – говорю я, указывая на парня, стащившего шапку со стены, – сними ее немедленно. Это антиквариат!

Он смущенно стягивает шапку и вешает ее обратно на законное место.

– У тебя есть сестра? – спрашивает еще один, зарабатывая предупреждающий шлепок от Джереми.

Он широко улыбается мне – привлекателен, как всегда. На нем черная футболка-поло и вязаная шапочка. Я начинаю думать, что он спит в них. А в чем еще он спит? Я вытряхиваю эту мысль из своей головы.

– Ты лучше веди себя хорошо, Джереми, – говорю я. – Я все еще злюсь на тебя из-за прошлой ночи.

Он кивает, в то время как парни тянут: «Ууууууу». Они думают, что я играю, но это не так. И Джереми знает это. Его лицо покрывается испариной, и он взволнованно прикусывает губу.

– Мне жаль, – тихо говорит он.

Я мягко касаюсь его плеча, чтобы показать ему, что мы все еще друзья.

– Теперь я думаю, что ты глупый, но прощаю тебя. Я бы не смогла вынести, если бы ты поранился. А теперь, что вы будете пить?

Он испускает глубокий вздох:

– Сладкий чай, пожалуйста.

Некоторые ребята уже достаточно взрослые, чтобы им можно было пить, так что я дожидаюсь их пиво у бара, радуясь возможности успокоиться. Утаскиваю вишенки из-за стойки и, задумавшись, закидываю их в рот. Я счастлива, что с Джереми все в порядке, но и дать ему в глаз тоже хочется. А еще я рада, что он пришел в закусочную и сел за мой столик. Мне не нравятся все эти смешанные эмоции. Моя жизнь – чертово цирковое представление.

Когда я возвращаюсь за свой большой столик и начинаю расставлять стаканы с чаем и ледяные кружки с пенистым пивом, атмосфера за ним становится гораздо веселее.

– Спасибо, Энни, – говорит один из парней, широко улыбаясь. – Я друг Джера, Мэйсон.

– Я не знала, что у Джера есть друзья, – шучу я. – Он заплатил всем вам, чтобы вы пришли с ним сегодня?

Они ржут над Джереми. Тот бычится.

– Эти идиоты из моего братства. Можно нам еще хлеба, пожалуйста?

В той пустой корзинке было как минимум десять булочек!

– Клянусь, Джереми, все, что ты делаешь – это ешь.

– Я активный парень. Мне нужны калории. Разве ты не умирала от голода после игры в шаффлборд на прошлой неделе?

– Нет.

– Что ж, а я хочу есть. Именно поэтому я здесь – умираю с голода.

– Он лжет, Энни, – говорит кудрявый брюнет. – Он здесь, потому что хотел увидеть тебя.

Джереми кидает орешек ему в голову. И начинается арахисовое сражение.

Парни.

Я иду обратно на кухню. Один из помощников повара свалился с простудой, поэтому Стефани вынуждена подменять его. Хвала небесам. Последнее, что мне нужно, чтобы она обнаружила, что это за парень за моим столиком.

Подаю еду на два своих столика и иду за заказом к большому столу. Джереми хочет чизбургер с беконом и фри со всеми причиндалами. Куда он складывает всю эту еду?

– Все в силе насчет завтрашней гонки, верно? – спрашивает он.

– Ага. Ты забираешь меня в пять-тридцать утра.

– Ты просто должна переночевать у Джера, – говорит Мэйсон. – Тогда вы оба оставались бы в постели подольше.

– Заткнись, засранец, – говорит Джереми, бросая арахис в его голову. Остальные парни взрываются от хохота, когда мое лицо загорается от смущения.

В результате происходит еще одна битва арахисом. Заняв мой столик на весь оставшийся вечер, они шумно пьют одно пиво за другим и флиртуют со мной.

И оставляют шестьдесят процентов чаевых.

***

Когда он сказал мне надеть белую футболку, в голову немедленно полезли всякие неправильные мысли.

Но когда Джереми выпрыгивает из своего джипа и медленно идет к двери нашего трейлера, я понимаю, что он так сказал не потому, что хотел увидеть меня в мокрой майке – он сам одет в белую футболку и белые шорты.

Ник пялится через окно, словно кот, следящий за птичкой.

– Этот парень похож на картофельное пюре.

– Я все еще не знаю, зачем ты так рано встал, – говорю я.

Его рот подергивается, стараясь сдержать улыбку.

– Ты знаешь зачем.

– Да, мы не пропустим это, – говорит мама, маленькими глотками отпивая кофе из кружки.

Клянусь. Ник уезжает в палаточный лагерь каждую субботнюю ночь со своей подружкой, а мама никогда не выбирается из кровати раньше полудня в воскресенье после ночной смены в «Куик Пике». Но вот они, встали в пять-тридцать утра, чтобы увидеть парня, который отвезет меня на гонку.

– Он просто друг, – говорю я тихим голосом.

Мама ласково поглаживает меня по спине.

– И я хочу познакомиться с твоим другом.

Джереми видно, как мы втроем пялимся на него через окно? Если так, он, должно быть, думает, что мы настоящие вуайеристы. Он смотрит на дверь и глубоко вздыхает, как если бы он нервничал.

Когда раздается стук, мама с Ником бросаются открывать дверь. Он улыбается, когда видит меня, но переводит взгляд на маму и пожимает ее руку.

– Я Джереми Браун, мэм.

– Зови меня Робин. – Могу сказать, что он ей сразу же понравился, особенно после его улыбки.

Мой брат, однако, не настолько приветлив. Он пожимает руку Джереми. Крепко.

– Во сколько Энни будет дома?

– О, мы должны вернуться к полудню. Если, конечно, она не захочет позавтракать.

– Она захочет позавтракать, – поспешно отвечает мама.

– Мам, – предупреждаю я ее. Пожалуйста, не дави на меня.

– Или ты можешь вернуться домой и поужинать со мной, – говорит она, и я благодарно улыбаюсь ей.

– Напиши, как будешь ехать домой, – говорит мне Ник.

– Ладно, папочка.

Мама и Джереми одновременно фыркают, и Ник в раздражении вылетает на кухню.

– Прости за его поведение, – говорит мама Джереми. – Обычно он не такой.

– Все в порядке, – со смехом говорит он, растягивая слова. – Моей младшей сестре, Лэйси, только исполнилось шестнадцать. И ее парню перед первым свиданием пришлось иметь дело со мной, папой и моим братом.

Но это не свидание, хочется сказать мне.

Джереми на прощание говорит моей маме, что надеется очень скоро вновь увидеться с ней, а затем мы уезжаем. Едем в центр Нэшвилла, к городской набережной, где река Камберленд кажется сегодня зеленой, впрочем, как и всегда.

Прежде чем выйти из джипа, он стягивает свои волосы в низкий хвостик. Я сглатываю. Я предпочитаю, чтобы его волосы были длинными и дикими, но так он выглядит жестким и стильным. Мышцы на его предплечье напрягаются, демонстрируя татуировки, круги на полях. И это заставляет меня думать о его лопатке. Хоть он и в футболке, я помню, как выглядит татуировка. Я все еще не знаю, что означает эта молния поверх черной окружности. Учитывая, что его мама – молодежный пастор, сомневаюсь, что это знак преклонения перед дьяволом.

Он перехватывает мой взгляд:

– Да?

– Что означает татуировка на твоей лопатке?

Он смотрит так, словно у меня выросла вторая голова:

– Ты разыгрываешь меня, верно?

Я трясу головой:

– Это тайный этнический знак или что?

– Это Флэш.

– Что?

– Мне бы следовало отвезти тебя домой прямо сейчас. – Он выбирается и обходит машину, чтобы открыть мне дверцу. – Как ты можешь не знать, кто такой Флэш?

– Это человек?

Он одаряет меня испепеляющим взглядом:

– Он всего-то самый быстрый, самый лучший супергерой.

– Лучше, чем Железный Человек?

– Намного лучше, чем Железный Человек.

– Железный Человек – секси.

Джереми обдумывает это, качая головой:

– Знаешь, кто горяч? Ассистентка Железного Человека. Пеппер… у нее вроде как волосы цветом похожи на твои. – Он дергает меня за косу и хитрым шепотом добавляет: – Ну, они недолго будут такого цвета.

– Что? – вскрикиваю я.

Он жестом указывает на большую вывеску. Гонка называется «Раскрась меня покруче». Море белых футболок заполоняет мне обзор.

– Джереми Браун, – начинаю я, уперев руки в бедра, – какая именно это гонка?

Он прикусывает свои губы, явно стараясь не рассмеяться.

– Ну, э-э, видишь ли, пока ты бежишь по маршруту, тебя опрыскивают цветной пудрой.

– Как детской присыпкой?

– Скорее как Pixy Stix.

– Насколько пудра разноцветная?

– Э, ну, у тебя больше не будет светлых волос, а твоя футболка абсолютно точно не будет белой…

Я смеюсь, а затем бросаюсь к регистрационной линии, и он догоняет меня. Втягиваю воздух, когда вижу, что плата за вход составляет двадцать пять долларов, но оказывается, что Джереми заплатил за меня.

Когда я пытаюсь протестовать, он говорит:

– Мои родители всегда говорят, что если парень приглашает куда-то девушку, то и платить должен он. Неважно, свидание это или нет.

Это мило с его стороны, но доставляет мне легкий дискомфорт. Хотя я существенно растратила свой запас наличных в Тарджит, поэтому приму это как благословение.

– Спасибо, – говорю я.

Его рот изгибается в улыбке.

– Пожалуйста.

Через полчаса мы прикалываем номера к нашим футболкам булавками. Мой номер 5094, а его 3.

– Что означают номера? – спрашиваю я.

– Ну, они основываются на времени, за которое ты финишируешь. Чем быстрее ты оканчиваешь гонку, тем меньше твой номер.

– Так они считают, что у тебя есть шанс на победу?

Он кивает. На пути к стартовой линии парочка организаторов гонки пытаются продвинуть Джереми в первые ряды, но он благодарит их и отказывается.

– Разве ты не собираешься бежать впереди и попытаться победить? – спрашиваю я.

– Я бы предпочел бежать с тобой.

– Ты хочешь прийти пять тысяч девяносто четвертым?

Он ухмыляется:

– Мне все равно.

– Джереми? Ты делаешь меня счастливой.

– Ты тоже делаешь меня счастливым, – тихо говорит он.

Он целует свою счастливую кожаную веревочку на шее, говоря, что это традиция, а затем раздается выстрел стартового пистолета. Толпа ревет. Все начинают потихоньку продвигаться вперед. Я чувствую внезапный страх, что во время гонки по-настоящему устану и не смогу финишировать. Насколько неловко это будет? И, боже, если я не смогу пробежать ничтожные пять километров, то как вообще смогу пробежать целый марафон?

Как только мы пересекаем официальную стартовую черту, в меня прилетает желтая пудра, оседая на лице и футболке. Я останавливаюсь как вкопанная. Словно Большая Птица взлетела. Джереми умирает со смеху, глядя на выражение моего лица, и дергает меня за руку, заставляя начать бег.

Я понимаю, почему Мэтт говорил о желании бежать быстро. Адреналин, аплодисменты, смех – все это заставляет меня хотеть лететь ракетой. Затем фиолетовая пудра распыляется на нас, перекрывая желтую.

– Ты выглядишь, как дитя любви Барта Симпсона и Барни.

– Неправильно, Уинтерс. Неправильно.

К концу гонки мы выглядим уже не как «Старберст», а просто откровенно грязными. Цвета смешались, превращаясь в то, что я бы назвала «Голубыми Сточными Водами». Я держу руку над головой, пересекая финишную черту, где финальный залп окрашивает оранжевой пудрой. Год назад я не смогла бы пробежать и полмили. А только что пробежала свои первые пять километров. Я смеюсь, улыбаюсь солнцу.

– Энни?

– Да, Джер?

Он поднимает мою косу:

– Твои волосы зеленые.

Я хватаю его за футболку и тяну ближе к себе:

– Ты сводишь меня с ума.

Он сжимает меня в медвежьих объятиях, и впервые за долгое время я умиротворена и нет больше такого места, где мне хотелось бы быть.

 

Сегодняшняя дистанция: 14 миль

Два месяца до Городского Музыкального Марафона

– Давай отойдем. Ну же.

Рука Мэтта на моем локте. Меня тошнит. Меня будет рвать. Меня будет рвать сейчас. Я извергаю содержимое желудка в кусты за беговой тропой. Вижу как в тумане, из-за того что глаза наполнены слезами, а кислота жжет горло. В середине сегодняшнего забега у меня был самый жуткий «туалетный» опыт в моей жизни, и у меня такое чувство, что он может повториться в любую секунду. Как же стыдно.

– Выпей это, – мягко говорит Мэтт, я беру из его руки бумажный стаканчик и делаю маленький глоток. Лимон. Ммм. Он дает мне полотенце, чтобы вытереть рот.

– Тяжело, – говорю я между глотками. – Бежать было тяжело.

Он сжимает мое плечо и улыбается:

– Ты великолепно справилась. Только подумай, ты можешь пробежать четырнадцать миль. Это больше половины.

– Но что, если в день марафона мой желудок настолько расстроится, что я не смогу финишировать?

Сегодня я трижды останавливалась, чтобы воспользоваться туалетом. Я не могла держаться наравне с Лизой. Отстойно бежать такое расстояние в одиночестве. И, черт, действительно отстойно пользоваться биотуалетами.

– У меня никогда не было клиента с таким чувствительным желудком, – говорит Мэтт, почесывая затылок. – А ты принимала Пепто?

– Да.

– Может, тебе следует начать есть белую пиццу, знаешь, без соуса.

– Это кощунство, – отвечаю я, вызывая у него смех.

Допиваю Гаторэйд, а затем Мэтт помогает мне растянуть ноги. Он берет мои лодыжки в руки и тянет их к своей груди.

– Оох! – говорю я.

Он немедленно отпускает:

– Где больно?

– Левое колено и бедро.

– Колено немного припухшее. Как давно оно болит?

– Оно беспокоило меня, когда я ездила на велосипеде как-то вечером. Но сегодня… несколько миль?

– Ты переходила на шаг в тот момент или продолжала бежать?

– Продолжала бежать. – Я понимаю теперь, почему Джереми стремится превозмогать боль. Я не могу представить себе, что сдамся сейчас – не после всех этих тренировок.

– В следующий раз, когда заболит, перейди на шаг на пару минут, ладно? – Мэтт помогает мне согнуть-разогнуть ногу. – Бриджит, сходи за пакетом со льдом, пожалуйста.

Пока она делает это, он вытаскивает две большие папки из своего грузовика и просматривает их. Достает отказную форму, которую я заполнила, прежде чем вступить в его команду. Чувствую внезапный приступ страха, оттого что, может быть, он скажет, что это все. Что мне нужно перестать бегать. Что он не хочет потерять свой стопроцентный успех в день гонок. Что я не побегу марафон в честь Кайла. Но затем я беру себя в руки. Он просто смотрит информацию по моей страховке, слава богу.

Другая папка напоминает мне коллекцию бейсбольных карточек моего брата, но она наполнена визитными карточками, а не изображениями лучших игроков.

Мэтт выхватывает одну.

– Я позвоню сегодня ортопеду и постараюсь устроить тебе визит к врачу. Возможно, он сможет посмотреть тебя в понедельник, если я договорюсь.

– Ты думаешь, это серьезно? – тихо спрашиваю я.

– Не знаю. Но мы не будем шутить с этим. Ты слишком много пахала, для того чтобы сейчас из-за чего-то все могло полететь к черту.

Мои руки трясутся, когда я беру у него визитку.

– Этот визит будет стоить денег?

– Он будет покрыт страховкой. Я могу пойти с тобой, если хочешь. Мы приложим все силы, чтобы правильно выстроить твои тренировки, если будет необходимо.

– Было бы здорово, спасибо.

Мэтт не позволяет мне уйти, пока не подействует лед и ноге не станет лучше, поэтому я все еще здесь, когда Джереми завершает свой забег на двадцать четыре мили, в котором он тренировал двух мужчин. Конечно он выходит из себя, когда видит, что моя нога приподнята.

– Дай посмотрю, – требует он.

Я убираю пакет со льдом, и он нежно пробегает пальцами по моей коленной чашечке, заставляя меня дрожать.

– Она опухла, все нормально, – мягко говорит он. – У некоторых людей колени просто не выдерживают длинных дистанций. Они «изнашиваются», и это затрудняет бег.

– Но они продолжают бегать?

Он кивает.

– Конечно. Они носят фиксаторы, начинают делать новые упражнения на растяжку мышц вокруг колена. Некоторые едят много рыбы.

Я морщу нос, думая об Игги:

– Рыбы?

– Она полезна для твоих коленей. А сейчас продолжай прикладывать лед. Уверен, позже станет лучше – могу сказать, с ним не случилось ничего по-настоящему плохого.

– Джер, ты бежал с поврежденной лодыжкой. Ты ведь не подталкиваешь меня, нет?

– Это разные вещи. Я бы никогда не сделал ничего такого, что могло бы навредить тебе. – Он сверлит меня взглядом, а затем внезапно вытаскивает телефон из кармана и проводит пальцем по экрану. – Ты работаешь сегодня? – небрежно спрашивает он, не отрывая взгляд от экрана.

– А что? Хочешь прийти и снова прихапать мой лучший столик?

– Ни за что. Мои друзья уже без остановки говорят о том, какая ты горячая. Им нужно взяться за ум.

Его друзья говорили обо мне?

– Вообще-то, я не работаю сегодня из-за дня рождения моего брата, поэтому я поеду с ним и его друзьями на озеро Нормандия. Я обещала ему, что поеду в палаточный лагерь.

– Звучит весело.

– Хочешь приехать? – слова вырываются из моего рта прежде, чем успеваю подумать об этом. Это было естественно, полагаю. Тем не менее его глаза загораются.

– Да, конечно. Я буду рад позависать с моим другом Уинтерз. – Обхватив рукой меня за шею, он ставит мне щелбан.

После ланча, который я не могу удержать, благодаря своим проблемам с желудком, Джереми забирает меня на своем джипе и едет к Нормандии – озеру с пляжем из белого песка и обширной площадью для кемпинга. Я едва ли видела его одетым во что-то кроме спортивных шорт и футболок, относящихся к еще доисторическому периоду, поэтому была в шоке, узнав, что у него есть шорты хаки, рубашка и очки-авиаторы. И гораздо сильнее шокирует то, что он надел их.

– Как нога? – спрашивает он, помогая мне вылезти из джипа.

Я приняла кучу ибупрофена, поэтому она больше не болит.

– Она беспокоила меня, только когда я бежала этим утром.

– Держу пари, я прав насчет длинных дистанций. Тебе просто нужно быть более осторожной, раз ты бегаешь все больше и больше.

– Посмотрим, что скажет доктор в понедельник.

– Спорим на двадцать долларов, что я прав.

Я психую:

– Ты мои проблемы со здоровьем тоже превращаешь в игру?

– Я думал, ты хотела хоть в чем-то меня победить. Просто стараюсь быть хорошим другом и дать тебе такую возможность.

– Возможность, хрен там.

– Не очень подобающий леди язык.

– Кхм, – мой брат прочищает горло, прерывая наш спор. Мы с Джереми поднимаем взгляд и обнаруживаем, что Ник и его друзья в изумлении смотрят на нас. Лицо Эвана покрывается пятнами, как если бы невидимые феи только что потрепали его за щеки, и когда он свирепо пожимает Джереми руку, на лице того мелькает гримаса боли.

– Почему все парни в твоей жизни стараются раздавить мне руку? – ворчит он, выкручивая пальцы.

– Просто защищают, полагаю.

– Да? Что ж, тогда я перестану пожимать им руки, иначе у меня не будет руки, чтобы попозже обыграть тебя в бадминтон.

Я хмыкаю.

Эван привел девушку, Алишу. Она моя ровесница, и я знаю ее со школы. Всегда зависала с парнями с уроков труда. Она явно замечает, что Эван продолжает поглядывать на нас с Джереми; собирая дрова для нашего кемпинга, она продолжает ломать ветки и драматично бросать их на землю. Она что, не знает, что ей незачем ревновать? Я никогда не хотела Эвана.

– Пойдем, – говорю я Джереми. – Давай поставим нашу палатку.

Я делаю всю работу, собирая палатку, пока Джереми пялится на дуги каркаса и старается соединить их, снова и снова читая инструкцию. Сбивает с толку то, что деревенский парень вроде него не может собрать палатку.

Затем мы решаем пойти поплавать. Я переодеваюсь в свое бикини в бело-голубую клетку, в то время как Джереми ждет снаружи. Когда я выхожу из палатки, давая ему возможность переодеться, он оценивающе оглядывает меня, а затем внезапно снимает свои авиаторы и протирает линзы футболкой. Эван пристально смотрит через столики для пикника, где сидит вместе с Алишей. Она явно замечает, что он смотрит, но я притворяюсь, что не вижу.

Джереми ныряет в палатку, чтобы переодеться в купальные плавки. Две минуты спустя я слышу грохот и ругательства.

– Что там у тебя, Джер?

– Я не привык сидя переодевать шорты! Сама бы попробовала.

– Я сделала это пару минут назад.

– Но я выше, чем ты.

– Боже, – бормочу я.

Через пару минут он появляется, одетый только в темно-синие пляжные шорты, оставляя мало простора для воображения. Святые мышцы пресса.

Мы по-собачьи плывем к тросу, который огораживает зону, в которой можно плавать. Закидываю ногу на буек и подтягиваюсь на него. Он делает то же самое лицом ко мне и стряхивает воду со своих сумасшедших волос. Убирая мокрую челку со лба, он поспешно оглядывает меня сверху вниз.

– Что? – спрашиваю я.

– Мне нравится твое бикини. Оно напоминает мне обеденные салфетки моей мамы.

Я закатываю глаза.

– Ты точно знаешь, как заставить девушку чувствовать себя особенной, Джер.

– Я замечаю все, что связано с готовкой моей мамы.

– Парни.

Я глубоко вздыхаю и оглядываюсь, наслаждаясь голубой водой и толстыми деревьями. Лес здесь такой внушительный, он сам по себе живой организм.

Мы сидим в тишине, пока Ник, Кимберли и их друзья не подплывают на скоростном катере ее отца.

– Хотите к нам? – спрашивает мой брат. Джереми спрыгивает с буйка и вскарабкивается по лестнице катера даже прежде, чем я могу ответить. Вскоре мы несемся по озеру, и, вдоволь накатавшись, Джереми хочет на водные лыжи. И конечно, разрезая волны, он великолепен.

– Вот нужно ему быть настолько умелым во всех видах спорта? – жалуюсь я Нику.

– На его фоне остальные парни выглядят не очень, но я рад, что ты привела его, – отвечает брат, сжимая мое плечо.

На закате я сижу на гладком бревне и наблюдаю, как голубое небо сменяется на багряное с золотом. Джереми присоединяется ко мне, принеся под мышкой две банки пива и тарелку арбузных ломтиков, в которые мы немедленно впиваемся. Откусив большой кусок, вытираю сок с губ тыльной стороной ладони.

Он изящно ест свой кусочек, в то время как я пожираю свой.

– Не ешь семечки! У тебя вырастет арбузенок.

Выплевываю семечку к его ногам, чтобы позлить его, и он смеется. Сегодня, чуть раньше, поверхность воды была в постоянном движении, когда все плавали на лодках и плескались, но сейчас она голубая и спокойная, прямо как мы с Джереми. Мне нравится быть рядом с ним, потому что не нужно беспокоиться о том, чтобы заполнять тишину. Мы просто есть. Я изучаю его краешком глаза. Половина его сумасшедших каштановых волос стянута резинкой, никогда не думала, что увлекусь парнем с хвостиком, но, похоже, так и есть. Он еще не надел футболку, поэтому я незаметно разглядываю его кожу. Татуировку Флэша на лопатке. Постоянные шрамы и синяки покрывают его руки и спину, хотя ему всего двадцать.

– Поверить не могу, что здесь так здорово, – говорит он, зарываясь пальцами ног в белый песок. – Я не знал, что этот пляж существует.

– Думаю, немногие знают. Он частный. Отец девушки моего брата работает на военно-воздушной базе, поэтому нам позволяют отдыхать здесь.

Он открывает свое пиво и делает маленький глоток.

– Кимберли кажется милой.

– Она нравится тебе просто потому, что угостила пивом и таскала весь день за своим катером.

– Подловила меня, – смеется он. – Мне понравились водные лыжи. Никогда прежде не делал этого.

– Но ты выглядел как профи на них! Как это возможно, что ты настолько хорош в любом виде спорта?

– Это просто глупо. Я отвратителен в балете – так говорит моя маленькая сестренка, когда я пытаюсь скопировать ее движения.

Я фыркаю, чуть не поперхнувшись арбузным семечком.

Джереми хлопает меня по спине:

– Я говорил тебе не есть семечки, Уинтерс.

Я плюю еще одну в него, и он отбивает ее как профессионал.

– Как ты вообще начал заниматься экстремальными видами спорта? – спокойно спрашиваю я, гадая, откуда взялась адреналиновая зависимость.

– Я начал стараться победить самого себя во всем. Заниматься усердней. Узнавать больше о своем теле и разуме, о своих предельных возможностях.

Я открываю пиво и делаю долгий глоток, обдумывая, что он сказал. От пива у меня немного закружилась голова, учитывая, что после утреннего забега я не могла удержать пищу в желудке.

– Когда ты начал заниматься этим?

Он касается пальцами ног извилистых корней, торчащих из земли, отпивая пиво.

– После старшей школы, думаю. Я играл в футбол всю свою жизнь… а затем не попал в команду колледжа… Мне нужно было чем-то занять свое время.

Об этом Мэтт не хотел рассказывать мне? Поэтому Джереми какое-то время не был по-настоящему счастлив?

– Так ты старался получить стипендию или как?

Он медленно кивает:

– Мы с моим лучшим другом, Трентом, росли и играли вместе. Он был намного лучше меня, но я все равно думал, что у меня есть шанс. Он получил стипендию, чтобы играть за Оберн, а я ничего… В старшей школе я слишком много времени потратил впустую.

Парень может пробежать милю менее чем за пять минут.

– Уверена, это неправда.

– Правда. Я никогда достаточно не заставлял себя. Был слишком занят, тусуясь с девчонками – задирал нос. А Трент усердно тренировался и превзошел меня.

– Вы до сих пор общаетесь?

– Нечасто. Он в четырех часах от меня – постоянно тренируется, или играет, или еще что-то.

Я не буду спрашивать Джереми, потерял ли он своего друга. Это само собой разумеется. Но я гадаю, есть ли в этом что-то большее, чем потеря друга. Может он упускает возможность, которой у него никогда не было. Может, он чувствовал, будто должен был доказать, что так же хорош, как и его друг.

– Каким первым сумасшедшим видом спорта ты занялся? – спрашиваю я.

– Я поехал на водопад Fall Creek, чтобы прыгнуть с него с парашютом на свое восемнадцатилетие. Это было безумием.

Святое дерьмо. Он, должно быть, несколько сотен футов высотой! И он просто спрыгнул с водопада? Я трясу головой из-за сумасшествия всего этого, в то время как он улыбается своим воспоминаниям.

– Но ты больше не делал таких безумных вещей, правда?

– Моя мама поставила меня перед выбором: спорт или семья. Я все еще зол на нее за это… Она даже не осознала, насколько я исправился – не замечала, что я за столько времени не сделал ничего по-настоящему опасного со своей жизнью. Это как если бы она по-прежнему наказывала меня за то, что я творил в прошлом году.

– Но, э, разве ты не прыгаешь с тарзанки до сих пор? А сплав по бурной реке?

– Я намного меньше занимаюсь этим, но мне все еще нужно хоть что-то.

Почему же все-таки у Джереми такой беспорядок в мыслях? Он сказал, что не смог бы бросить все одним махом. Прыжки с тарзанки в Долливуде – его версия никотинового пластыря при отказе от курения?

– Но когда ты перестанешь делать все это? Как ты узнаешь, когда ты, ну, достигнешь совершенства? – спрашиваю я.

Он стирает конденсат со своей банки, его рука дрожит, когда он думает:

– Не уверен, что у меня есть какие-то конкретные цели. Я просто знаю, что мне необходимо чувствовать прилив адреналина.

– Но ты хорош в гонках, верно? – спрашиваю я.

Короткий кивок.

– Я победил в своей возрастной группе в Марафоне Морской Пехоты в прошлом году. Финишировал за два часа и сорок семь минут!

– И этого недостаточно? – восклицаю я.

– Окончив гонку, я внутренне испытываю чувство удовлетворения, но уже думаю о следующем испытании, более сложном и необычном, для которого я смогу тренироваться и в котором смогу участвовать.

– Если бы я подзадоривала тебя переплыть Ла-Манш, ты бы сделал это?

– Конечно. – Он даже и бровью не ведет.

– Ты бы ходил по горячим углям, как люди на канале Дискавери?

Очередной длинный глоток.

– Если бы был эксперт, чтобы показать мне, как правильно это делать и не навредить себе, тогда конечно.

– Но зачем бы тебе хотеть причинять себе боль вроде этой?

– Дело не в боли, Энни. Дело в испытании. – Он фокусирует взгляд на моем лице, и от сочетания заходящего за его плечом солнца и серьезного выражения его лица у меня рябит в глазах. Я зажмуриваюсь, а затем смотрю на дальний берег Нормандии.

– Из-за твоих слов у меня такое чувство, будто я вообще ничего не сделала.

– Ты перестанешь говорить глупости? Вряд ли у кого-то есть сила воли и выносливость, чтобы пробежать марафон. А ты усиленно тренируешься, чтобы добиться того, чего хочешь.

Приятно слышать, что если ты усердно тренируешься, то сможешь сделать все, что захочешь. Мне нравится знать, что я могу контролировать свое будущее. Все те годы, когда я сдавала президентские тесты, никогда и вообразить не могла, что смогу пробежать четырнадцать миль за один день. Однако я сделала это. Но также нужно, чтобы было что-то вроде равновесия, верно? Я не хочу, чтобы Джереми заходил так далеко. Я могла бы попросить его остановиться. Но тогда не будет ли он злиться на меня, как на свою маму? Учитывая, что мы не вместе, или что-то такое, есть ли у меня право пытаться помочь ему?

Он продолжает:

– И как ты можешь говорить, что ничего не сделала? Я видел, как ты обслуживаешь столики. Потрясно, что ты можешь нести на подносе десять напитков над головой.

Весь оставшийся вечер проходит довольно непринуждённо. Мы сидим с моим братом и его друзьями, рассказываем истории, жарим зефир и опустошаем холодильник с пивом. Ласковый летний воздух напоминает мне о прежней жизни. Сегодня вечером почти все ощущается как тогда. Ну, кроме Эвана и Алиши, которые одаривают меня странными взглядами, каждый по своим собственным разным причинам.

Где-то к полуночи Джереми заявляет, что ему пора идти спать, если он собирается тренироваться завтра, поэтому я тоже желаю всем спокойной ночи и ныряю в нашу палатку. Я думала, что это может быть неловко – делить палатку с ним, но мне нравится быть с моим другом. Здорово не быть одной. Забравшись в соседний спальный мешок, Джереми смотрит на меня и улыбается:

– Спокойной ночи, Уинтерс.

– Спокойной ночи, Джер.

Но никто из нас не может уснуть. Ему неудобно на земле. Мой желудок все еще болит после сегодняшнего забега, а пребывание в одной палатке с ним заставляет меня хотеть обвиться вокруг его тела и положить голову ему на грудь. Не для того, чтобы переспать, а чтобы согреться. Но не хочу, чтобы он подумал, будто я начинаю что-то. Его дыхание сбивается каждый раз, как я шевелюсь. Вдобавок к этому Ник с друзьями все еще шумно пьют пиво и рассказывают скабрезные шутки.

Джереми проверяет время на своем телефоне. Два часа ночи.

– Боже, они заткнутся когда-нибудь?

– Маловероятно, – говорю я. После кемпинга Ник никогда не приезжает домой раньше обеда в воскресенье.

– Я знал, что должен был установить эту палатку подальше.

– Ты имеешь в виду, я должна была установить палатку подальше?

Он недовольно ворчит.

– Не понимаю. Как может деревенский парень вроде тебя не знать, как собирается палатка? – спрашиваю я.

– Мы с братом всегда хотели такую, когда росли, но у нас никогда не было денег. Отец – учитель, а мама – пастор, и у них было пятеро детей. Важнее было иметь еду на столе, чем вещи вроде палаток. – Джереми начинает хихикать.

Отсутствие денег не кажется мне поводом для смеха.

– О чем ты думаешь? – спрашиваю я.

– Когда мой брат впервые встретился с Кейт, он работал в лагере. И тоже не знал, как собирать палатку – в том лагере были отличные домики, поэтому когда они с Кейт ускользали ночью, чтобы потискаться, он просто растягивал на траве этот гигантский парашют, и они спали на нем.

– Погоди. Такой большой парашют, каким мы пользовались, занимаясь в тренажерном зале?

– Именно. – Джереми снова смеется. – Мэтт говорит, она находила это очень романтичным… Конечно, позже, той осенью, она узнала правду – они поехали в кемпинг, и ей пришлось устанавливать палатку, потому что он не знал, как.

Я широко улыбаюсь этому, устраиваюсь поглубже в своем мешке и закрываю глаза. Утренний забег изнурил меня, и я умоляю сон прийти ко мне, но не могу отключиться, слишком напряжена – думаю о своей ноге, гадая, действительно ли она болит или я перетренировалась сегодня. И какого черта происходит с моим желудком? Мое тело болит повсюду.

И тогда я слышу их разговор:

– Кто этот парень? – спрашивает Эван. – Он не ходил в нашу школу, верно?

– Не-а, – отвечает мой брат. – Джер живет в Белл Бакл.

– Они встречаются?

– Не думаю, – говорит Ник.

– Она собирается когда-нибудь снова встречаться с кем-то? – спрашивает Алиша.

– Ты видел шрамы этого парня? – спрашивает Эван. – Имею в виду, ты не можешь позволить парню вроде него зависать с твоей сестрой.

Джереми напрягается в своем спальном мешке рядом со мной, продолжая прикидываться мертвым, словно опоссум.

– Я думаю, что он секси, – заявляет Кимберли своим я-выпила-тонну-пива голосом. – Даваааай, Энни! – Отлично, мы перешли к голосу чирлидерши.

– Можем мы поговорить о чем-нибудь еще, кроме личной жизни моей малышки-сестренки? – спрашивает Ник.

– Я просто вроде как удивлен, – отвечает Эван. – Имею в виду, я думал, что у меня мог быть шанс.

– Что? – шипит Алиша.

Ник стонет:

– Лучше бы это была пьяная болтовня, чувак.

– Она мне нравится, – продолжает Эван.

– О, боже, – бормочу я. Джереми все еще прикидывается бревном.

– Но я не приглашал ее, потому что никогда не видел, чтобы она открывалась после смерти Кайла, а теперь она заявляется с каким-то случайным парнем, о котором никто из нас прежде не слышал?

– Давайте не будем разговаривать о Кайле, – говорит Ник.

– Это так патетично, что она все еще в полуобморочном состоянии из-за него, – говорит Алиша. – Сколько уже прошло? Год?

Я стремительно прикрываю рот.

– Заткнись, – слышу я, как шикает мой брат. – Эван, если Алиша не может держать рот закрытым, забери ее домой.

Кто-то бормочет что-то, но мне не слышно.

– Плевать, насколько поздно сейчас, – говорит Ник. – Она заткнется или поедет домой.

Джереми садится прямо и дергает молнию палатки, готовый накинуться. Я тянусь, хватаю его за плечо и трясу головой, беззвучно говоря, что оно того не стоит. Я не испорчу день рождения Ника только потому, что какая-то тупая сука – тупая.

Я делаю глубокий вдох, втягивая нижнюю губу между зубами. Сжимаю их, чтобы почувствовать боль.

Джереми закрывает палатку и искоса смотрит на меня.

– Мне нравится твой брат. Но если бы та девчонка сказала что-то о Лэйси или Дженнифер, я бы макнул ее головой в унитаз и спустил воду. Ник явно намного дипломатичней, чем я.

Я фыркаю в подушку, сама желая смыть голову Алишы в унитаз. Она даже близко, нахрен, понятия не имеет, каково это – терять человека, с которым разговаривал каждый день в течение трех лет.

Это самое тяжелое. Для всех остальных жизнь продолжается. Но что касается меня – часть меня застряла в чистилище вместе с Кайлом… и в каком-то смысле мне хочется остаться там. Я скучаю по нему. Моя вина, что он погиб. Я делаю еще один глубокий вдох, надеясь, что он поможет мне продержаться какое-то время. У меня нет сил, чтобы дышать.

– Ты в порядке? – приглушенным голосом спрашивает Джереми, ложась обратно рядом со мной.

– Никто никогда не говорил мне такого дерьма в лицо, – шепчу я. – Вот что они думают – что я патетична. Но они не имеют гребанного понятия, каково это.

Наступает неловкая пауза.

От моих громких слов мне легче.

Джереми закидывает руки за голову и упирается взглядом в верхнюю часть палатки.

– Они просто завидуют.

– И что это должно значить? – восклицаю я.

– Ты была влюблена. Они наверно завидуют этому. Я…

– Ты никогда не был влюблен?

– Не-а.

Я делаю паузу.

– Но хотел бы?

– А кто не хочет?

Разговор о том, чего ты нечасто слышишь от парней.

– Ты не встретил никого? – спрашиваю я, приподнимаясь на локте.

Он перекатывается на бок, лицом ко мне. Затем медленно качает головой.

– Я много встречался, – тихо признается он. – И, ну, иногда поначалу я ощущаю всплеск чувств, но затем он проходит… даже когда я не хочу, чтобы чувства уходили, это происходит.

– Так ты никогда не был близок с девушкой?

– А что ты имеешь в виду под близок? – спрашивает он с нервным смехом.

– Это когда ты держишь запасную зубную щетку в ее комнате в общежитии. Или чешешь ей спинку. – Я издаю стон. – Боже, я скучаю по этому.

– Разве не продаются специальные штуки, чтобы самому себе чесать спину?

– Это не то же самое, – надуваю я губы.

– Это ты мне так сейчас намекаешь, что хочешь, чтобы я почесал тебе спинку?

– А ты мог бы? – поспешно спрашиваю я, поворачиваясь к нему спиной. – Слева, сверху.

Он посмеивается, а затем аккуратно почесывает мою левую лопатку.

– Теперь ниже, – говорю я. – Теперь правее. Теперь левее. Немного вверх. Теперь вниз. В середине спины. Вот здесь. Да. Теперь выше.

– М-да, теперь я вижу, что это намного эффективней, чем чесать самому, – саркастично говорит он.

– Давай обратно выше и левее. Да, там, – стону я.

– Иисус. Это займет всю ночь.

– Тебе нужно еще где-то быть?

– Не-а. – Его пальцы все еще на моем плече. – Так могу я быть следующим, кому почешут спину?

***

В понедельник, когда мы с Мэттом встречаемся у врача, его взгляд немедленно бросается к моему колену.

– Оно не выглядит слишком опухшим, – говорит он, отставая от меня на шаг, когда мы идем через парковку.

– И тебе привет.

– Как ты себя чувствуешь?

– Сегодня не болит.

Он запускает руку в свои светло-каштановые волосы.

– Я тревожусь о том, что будет на рентгене.

– Надеюсь, что, как Джереми и сказал, я просто перегружаю его. Не думаю, что я разорвала что-то или растянула связки. Болит только когда я долго бегаю.

Открывая дверь в кабинет ортопеда, Мэтт бросает взгляд на мое лицо.

– Он сказал мне, что ездил в кемпинг с тобой в субботу вечером.

– Было весело, – говорю я и улыбаюсь до тех пор, пока он не смотрит на меня. – Мы просто друзья.

– Я знаю, знаю. Джер уже раз пятьдесят говорил мне об этом.

Как часто они с братом разговаривают обо мне? И почему? Да, нас тянет друг к другу, но мы правда всего лишь друзья.

– Просто будь осторожна, – добавляет Мэтт.

– С нами все в порядке. Ты должен больше доверять своему брату.

Он улыбается, искоса глядя на меня:

– Ты права.

Мы садимся в комнате ожидания, в равной мере заполненной аквариумами и анатомическими постерами с изображением бедренных суставов и коленей. Я заполняю документы, зажатые в планшете, и медсестра ведет меня в комнату для рентгена. Сегодня я одета в шорты, так что мне не нужно возиться с переодеванием. Забираюсь на стол и отвечаю на вопросы, в том числе и о том, не беременна ли я. Рентгенолог трижды спрашивает, уверена ли я, и мне так и хочется закричать, что у меня не было секса с октября… с той ночи, как я потеряла Кайла.

– Абсолютно невозможно, чтобы я была беременна.

Взгляд на мое лицо заставляет ее отступить. Она делает снимок, а затем ведет меня обратно в смотровую, где Мэтт переписывается с кем-то.

– Джер просит позвонить ему, когда мы закончим тут, – говорит он, засовывая телефон в карман.

Я глубоко вздыхаю. Разговор с рентгенологом расстроил меня, и я беспокоюсь о колене. Оно начало болеть несколько минут назад. Или я просто вообразила это?

Дверь открывается, и заходит доктор, читая карту:

– Энни Уинтерс? Я доктор Сэндерс.

– Привет, – говорю я, пожимая его руку. Мэтт с доктором кивают друг другу. Доктор Сэндерс подвешивает мои снимки на свет, и Мэтт встает, чтобы изучить их.

– У тебя проблемы с левым коленом? – спрашивает доктор.

– Ага.

– Я не удивлен. В твоей карте сказано, что ты бегаешь сорок миль в неделю.

– Правильно. Тренируюсь к Городскому Музыкальному Марафону в октябре, – медленно говорю я.

Доктор берет мою ступню тянет к своей груди, вытягивая мою ногу. Я морщусь.

– Что ты делала, чтобы облегчить боль?

– Прикладывала лед, тянула ее и принимала ибупрофен.

– Ты принимала ибупрофен? – восклицает Мэтт.

– Это хорошее противовоспалительное, – говорит доктор.

Мэтт смотрит на мой торс:

– Но иногда оно вызывает проблемы с желудком.

Что? Я принимала его месяцами. Мог он быть причиной того, что мой желудок выходил из строя после длинных забегов?

– Почему ты не сказала мне, что принимала ибупрофен? – спрашивает Мэтт.

– Я не знала, что это так важно. Имею в виду, ты давал мне тайленол прежде. Я решила, что ибупрофен – это нормально.

– С этого момента говори мне все, что принимаешь, ладно? И больше никакого ибупрофена. Хотелось бы надеяться, что он не нанес необратимого ущерба слизистой твоего желудка.

– Ладно, – шепчу я, дотрагиваясь до своего живота. Я сразу же перестану пить его, но если не буду принимать никаких противовоспалительных, не усилится ли боль в колене? – Доктор Сэндерс, а что насчет колена?

– Я вижу отек. Он спадает, но вернется во время следующего длительного забега.

Я потрясенно втягиваю воздух, в то время как доктор продолжает говорить:

– Это из-за формы твоего колена. Твои кости смещены, и когда ты перегружаешь их, нервы в коленной чашечке раздражаются. Мы называем это Коленом Бегуна. Оно не предназначено для длинных дистанций.

– Так брат Мэтта и сказал, – говорю я трясущимся голосом. – Что можно сделать?

– Лучшее, что можно сделать – дать ему покой. Тренироваться в среднем режиме. Может, бежать гонку в следующем году.

– Я не могу!

– Она не может, – повторяет за мной Мэтт.

– Я должна финишировать.

Доктор смотрит на меня долгим взглядом, а затем вновь изучает мои снимки.

– Есть кое-что, что мы можем попробовать. Я дам тебе бандаж, чтобы уберечь твое колено от движения из стороны в сторону. Это поможет нервам. Но тебе нужно всегда держать его прямо, поняла?

Я киваю, внутренне офигевая. Для меня достаточно проблемно напоминать себе, что ступни должны быть направлены вперед! А теперь придется помнить еще и о коленях?

– И Мэтт может делать с тобой кое-какие упражнения на растяжку колена и бедер. Это поможет. – Он глубоко вздыхает и царапает что-то в моей карте. – Но, Энни? Я должен сказать тебе, что не уверен, что твое колено выдержит гонку.

Я падаю лицом в ладони. Думаю о мистере и миссис Крокер. О Конноре и Исааке. О Сете. О людях, которые были наиболее дороги Кайлу. Они были в таком восторге, когда услышали, что я побегу марафон в его честь. Насколько стремно будет, если я провалюсь? Не оправдаю их надежд?

И хотя я ненавидела бег и тренировки вначале, теперь они стали огромной частью моей жизни. Джереми, Мэтт и Лиза стали моими друзьями. Кто я без этой тренировочной программы?

Мэтт сжимает мое плечо, и я благодарю доктора. Мы выходим на парковку, где Мэтт хватает меня за плечи и разворачивает лицом к себе:

– Послушай, Энни. Я не доктор, но хочу, чтоб ты знала: что бы ты не решила, я буду рядом каждый шаг этого пути.

Я вытираю слезы, прежде чем они прольются:

– Но что насчет твоего стопроцентного успеха в день гонки?

Он отмахивается:

– Все будет, как ты хочешь. Я сделаю все, что смогу, чтобы у тебя все получилось. Но ты должна говорить со мной. Рассказывать обо всем, что попадает в твое тело.

– Это я могу сделать.

Попрощавшись с Мэттом, я сажусь на свое водительское место, сжимаю руль и пялюсь на здание из красного кирпича.

Я не могу сейчас сдаться. Однажды я уже подвела Кайла.

После того как я отвергла его предложение, он бросил меня, и я думала, что ничего не может быть больнее. Мама продолжала советовать мне погулять со старыми друзьями или побыть с моим братом и его друзьями, но все, что я делала – лежала, свернувшись на диване, и смотрела повторы «Друзей» и «Закон и порядок», что угодно, чтобы выкинуть его из своих мыслей. Каждый раз, когда мы встречались в школе, его лицо выглядело смертельно бледным, как клей Элмера, и я больше не видела, чтобы он улыбался. Как он мог выдержать это? Я не могла даже уснуть ночью.

Через несколько недель он пропустил воскресный ужин мамы, чтобы приехать в мой трейлер:

– Я не подумал. Я совершил ошибку.

– Когда попросил меня выйти за тебя?

Его глубокие шоколадные глаза зажглись:

– Нет, это не было ошибкой. Ошибкой было порвать с тобой.

Он обещал не делать больше предложения, пока я не буду готова, и мы, забравшись под покрывало, заглаживали вину, показывая, как сильно любим друг друга. Ужасные чувства, придавливающие мое тело, испарились, пока он целовал меня повсюду. Его мама вышла бы из себя, если бы узнала, что мы делали во время ее еженедельного ужина с индейкой.

Когда мы закончили, он натянул обратно свою рубашку поло и застегнул джинсы.

– Я должен ехать домой, пока мама не выслала поисковый отряд.

– Ты просто хочешь остатки от ужина, – поддразнила я.

– В яблочко. – Он любил клюквенный соус и картофельное пюре своей мамы.

Мы поцеловались на прощание, и это был последний раз, когда я его видела.

Если бы я не сказала ему «нет» на его предложение, он бы никогда не приехал ко мне воскресным вечером, чтобы извиниться. Он бы не пропустил ужин своей мамы.

Он все еще был бы жив.

Это моя вина.

А в настоящем я забываю моргать, пока глаза не начинает жечь. Решаю позвонить Джереми. Он отвечает после первого гудка:

– Что сказал доктор?

– То же, что и ты. Что некоторые колени не предназначены для длинных дистанций. Что, может, мне стоит прекратить.

– И что ты хочешь делать? – спрашивает Джереми.

Я шмыгаю и вытираю нос. Есть только один ответ:

– Мне нужно пробежать ее для Кайла.

Долгая пауза:

– Тогда давай сделаем все для этого.