Автор предупреждает, что все события романа вымышлены, а всякое сходство его героев с реально существующими лицами является случайным.

 

Глава 1

Озабоченный посол Франции направлялся на своем лимузине в Кремль. Он не понимал причины этого неожиданного вызова. Против обыкновения ему не сообщили тему встречи, и теперь придется оказаться перед собеседником без досье — вещь крайне неприятная для дипломата.

Над Москвой нависло тяжелое серое небо. Чувствовалось, что над городом скапливаются огромные массы снега и что они скоро укутают его пышным белым покрывалом. Шум машин уже стал глуше, прохожие поднимали воротники пальто.

Первые хлопья стали падать, когда машина выехала на Красную площадь. Въехав в Кремль, она остановилась перед входом в здание, где размещаются служебные помещения Верховного Совета СССР.

По дороге взгляд посла скользнул по бесчисленным бронзовым пушкам, выстроившимся перед арсеналом. Вид этих трофеев — французских орудий, захваченных у наполеоновской армии, — разбудил в нем какое-то раздражение. Надменным кивком он ответил на приветствие дежурного офицера и двух часовых.

Его вместе с сопровождающими лицами провели в комнату перед кабинетом министра иностранных дел.

Ему пришлось прождать несколько дольше, чем положено по протоколу. Наконец торжественный и чопорный секретарь пригласил его на аудиенцию.

Посол сразу же понял, что встреча будет лишена сердечности. У советского министра было замкнутое, упрямое лицо.

Они обменялись традиционными приветствиями, затем русский заговорил недовольным тоном:

— Я считаю нужным лично сказать, что инцидент, случившийся в Меце, рассматривается нами как достойный сожаления и способный повредить торговым связям между нашими странами.

Французский дипломат хранил молчание. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы догадаться, на что намекает его собеседник. Затем, поняв, о чем речь, он обнаружил легкое удивление.

Видя выражение его лица, министр продолжил:

— Я думаю, вы недооцениваете серьезности подобных фактов. Они симптоматичны и доказывают, что у вас есть элементы, враждебные мирному сотрудничеству Востока и Запада. Этот акт саботажа должен быть расследован, и мы бы хотели, чтобы ваше правительство информировало нас о результате следствия.

Посол спокойно ответил:

— Считаю своим долгом передать ваше пожелание в Париж, ваше превосходительство. Однако, как мне кажется, ничто не позволяет заранее утверждать, что этот недоброжелательный акт имел целью причинить вред Советскому Союзу.

Еще более резко русский бросил:

— Вы полагаете? Остановка этой машины задержит на несколько недель выполнение важных и срочных задач. Кто же, скажите, ощутит последствия этого преступного деяния острее, чем мы?

Гость выигрывал время:

— Я согласен с вами, никто. Но возможно, виновный не метил столь высоко... Ведь речь может идти о заурядной мести, например дирекции завода. Кроме того, очень мало людей знало, что эта машина производит специальные кабели, предназначенные для СССР. И потом, хотя я и не информирован о происшедшем, возможно и другое: как вам известно, машина изготовлена в Германии и преступление могло быть совершено исключительно по этой причине.

Последнее предположение, кажется, уменьшило недовольство советского министра.

— Это не исключено, — признал он, опуская глаза. — В вашей стране многие патриоты оскорблены тем, что видят, как промышленники отдают заказы вечным врагам, этой реваншистской клике Западной Германии. Но боюсь, в данном случае акт саботажа был нацелен на причинение вреда социалистической экономике, таково наше убеждение. В любом случае это не должно повториться, запомните это. Итак, я жду подробных объяснений.

Он встал, посол последовал его примеру и с сочувствующим выражением лица проговорил:

— Прекрасно, ваше превосходительство. Мое правительство примет меры, которые сочтет нужными.

После этой двусмысленной фразы он присоединился к эскорту, ожидавшему его в коридоре.

* * *

Три дня спустя в помещении БТБ Меца комиссар Жаклен принимал мужчину высокого роста с приятным лицом и умным взглядом.

— Франсис Коплан, — представился гость, пожимая протянутую руку. — Приехал узнать, откуда ветер дует. Так как у вас дела?

Это обращение разгладило морщины на лице комиссара, имевшего не слишком приятные воспоминания о прошлых контактах с агентами СВДКР.

— Полагаю, вы не вызвались участвовать в этом нудном расследовании? — спросил он дружелюбным тоном.

— Конечно нет, черт подери! — искренне уверил Коплан. — Сигарету?

Прежде чем прикурить, Жаклен с интересом спросил:

— У вас, в СВДКР, есть след?

— Ни малейшего. Премьер подключил нас после просьбы с Ке д'Орсей. Эта история, кажется, наделала шума в Москве...

Комиссар выпустил тоненькую струйку дыма. Покачав головой, он пробормотал:

— Черт, неужели это так серьезно? Я никак не думал, что два удара молотком могут иметь подобное продолжение. Ну, раздевайтесь, садитесь сюда, в кресло...

Коплан снял серое твидовое пальто, повесил его на крючок на двери. Несмотря на казенную мебель, комната после длинной поездки по раскисшим дорогам показалась ему уютной.

Жаклен был примерно одного возраста с гостем, где-то около сорока. Он считал, что и думать они должны примерно одинаково. Сев боком на край стола, он принял выжидательную позу.

— Я пролистал копию досье, составленного вами для вашего начальства, — признался Коплан. — Честно говоря, не понимаю, что еще вы могли сделать. Короче, карты были крапленые с самого начала?

— Мне кажется, да, — ответил комиссар. — Полиция узнала о саботаже только через тридцать шесть часов. Руководство завода пошло на это крайне неохотно, только по требованию страховой компании. Совершенно очевидно, что они хотели замять дело.

— Из вашего рапорта следует, что эта машина всегда была окружена таинственностью. Большая часть персонала даже не знала о ее существовании, а рабочие, обслуживавшие ее, не знали, что кабели предназначаются для Советского Союза?

— Именно. Поэтому истинный мотив акции остается загадкой. Но одно ясно: выведение из строя этого механического монстра — дело рук техника. Эту махину, стоящую несколько миллионов франков, разрушили, испортив всего-навсего провода термостата. Лишившись системы термического регулирования, машина раскалилась докрасна. Мне пришлось настаивать, чтобы увидеть ее... Дирекция «Каблометалла» утверждала, что расследование может вестись по фотографиям, сделанным их же инженером!

Коплан посмотрел на свою сигарету и сказал:

— Они, может быть, догадываются, откуда нанесен удар. Их злоба на журналистов и драконовские приказы персоналу свидетельствуют о замешательстве. Но с прессой ничего не сделаешь: левая вопит о провокации, обвиняет фашистов, а правая поносит методы профсоюзов...

Его лицо на мгновение осветила улыбка.

— И, разумеется, ни с той, ни с другой стороны никакой доброй воли, — заключил он. — Но, если исключить улики, собранные следствием, и протоколы допросов, каково ваше мнение?

Комиссар озабоченно вздохнул:

— К сожалению, у меня его нет... Слишком много возможностей, подозреваемых, вероятных мотивов. Не имея достаточных доказательств, я не могу подозревать никого конкретно. Поверьте, я был бы рад вам помочь.

Помолчав, Коплан сказал:

— Конечно, у них было время стереть следы и повлиять на свидетельские показания до вашего приезда. Оставив в стороне неоспоримый факт — машина все-таки была сломана, — мы не можем доверять ничему, что вам рассказали. Легко ли проникнуть в подземное помещение, где работает агрегат, человеку, не служащему на заводе?

Жаклен подумал, аккуратно давя в пепельнице окурок.

— На мой взгляд, если бы саботажник пришел с улицы, он должен был воспользоваться сведениями, полученными от работников завода. А на заводе, напомню вам, работают несколько тысяч рабочих, техников, инженеров и служащих.

— Каково положение вещей на сегодня?

Жаклен соскочил со стола и, засунув руки в карманы, стал в трех шагах от собеседника.

— На заводе немецкие специалисты ремонтируют машину. А в расследовании — я копаюсь в прошлом примерно тридцати типов, знавших о назначении кабелей.

Коплан кивнул головой:

— Все-таки политическая природа акции кажется наиболее вероятной. Дирекция «Каблометалла» опасается этого и явно боится, что неуместная огласка заставит СССР разорвать контракт. Это было бы тяжелым финансовым ударом. Но виновный не обязательно француз. Количество воинствующих антикоммунистов в Германии намного больше, чем у нас!

Комиссар внимательно посмотрел на Коплана.

— Ну да... Там тоже есть несколько человек, знавших, что машина такого типа была установлена на «Каблометалле», — прошептал он. — Потому-то мы и занялись этим.

— В общем, до сих пор никаких следов? — заметил Коплан.

— Увы! Я сижу в глубокой луже, — признался Жаклен без ложной стыдливости. — Если у вас есть предложение, делайте, не стесняйтесь: оно придется кстати.

— У меня его нет, и вообще я очень сомневаюсь в результатах поисков, — заявил Коплан. — Отдельный акт саботажа из всех проблем, что возникают перед нами, самое сложное дело: порча машины не имеет ничего общего с другими правонарушениями. Плюс ко всему, при нынешних обстоятельствах, мы даже не можем рассчитывать на достоверную информацию. Так что выкрутиться мы сможем только с помощью колдовства... Он поднял голову и поправился:

— По крайней мере, пока... Жаклен пожал плечами.

— Я надеюсь только на рутину и случай, — сказал он. — Я посадил информаторов в бистро, куда ходят рабочие, велел наблюдать за людьми, ушедшими с предприятия после приобретения машины, собираю сведения о посвященных. Посмотрим...

Коплан задумчиво барабанил пальцами по подлокотникам кресла.

— Если немцы приезжали в Мец накануне саботажа и уехали после его свершения, то этот случай следует изучить.

— Давайте, — согласился комиссар, — я нисколько не возражаю. У вас, по крайней мере, есть возможность сгонять в Германию, если сочтете это нужным, а я...

Он с сожалением махнул рукой и спросил:

— Мы скоро увидимся?

— Как только я получу список путешественников с того берега Рейна, которые нас интересуют. Кроме того, я дам вам номер моего гостиничного телефона и попрошу ваш.

В эту секунду телефон комиссара зазвонил. Жаклен снял трубку. Лицо его выразило изумление.

— Да, я немедленно выезжаю, — сказал он наконец. Потом он посмотрел на Коплана. — Один из сторожей «Каблометалла» покончил с собой, — объявил он. — У него найдено письмо с признаниями.

Коплан был поражен.

— Вот это подарок, — сказал он. — Этот тип вытащил у нас из ноги огромную занозу.

— Еще бы, — согласился Жаклен, обрадованно потирая руки. — Вот видите, я был прав, рассчитывая на случай! Вы поедете со мной, да?

— Конечно! — ответил Коплан, вставая с кресла.

Они доехали на машине до здания департаментского управления полиции. Там их принял дивизионный комиссар Шабо и коротко сообщил, как ночной сторож — некто Жак Легрель — наложил на себя руки.

Прохожий обнаружил его висящим на суку дерева в маленьком лесочке на краю города.

Для самоубийства Легрель запасся прочной веревкой и складным стульчиком, на который встал, чтобы сунуть голову в петлю.

Смерть наступила примерно в четыре часа утра. Поскольку до трех часов Легрель работал на «Каблометалле», то следовало, что с завода он прямиком отправился в место, где рассчитывал осуществить свой зловещий план.

Недоверчивая городская полиция уступила место группе криминальной полиции, которая провела обычные мероприятия, прежде чем отправить тело в институт судебной медицины.

Комиссар Шабо достал письмо, написанное покойным.

Коплан и Жаклен прочли его одновременно:

Полиция все равно меня найдет, а я не могу вынести мысль, что отправлюсь в тюрьму. Я сделал ошибку, ввязавшись в эту махинацию. Меня обманули, когда сказали, что расследования не будет. Я предпочитаю уйти, чтобы не навлечь позора на себя и на свою семью.

Подняв глаза, Жаклен пробурчал:

— Не много же мы поняли. Нам известен виновный, но мы не знаем, почему он совершил преступление.

— И кто были эти подстрекатели, — дополнил Коплан. — Этот мужик, по всей вероятности, был наивным.

— Вам и карты в руки, — заключил дивизионный комиссар. — Вдове Легреля сообщили, тело она уже опознала. Трагедия в том, что покойный оставил трех детей...

— Кретин, — выругался Жаклен.

— Да, — задумчиво проговорил Коплан. — Чем он рисковал, этот придурок? Провести два-три месяца за решеткой? Да и то имел много шансов выкрутиться!

— Очень много, — подчеркнул комиссар ДНТ. — Он отлично держался, когда я его допрашивал. Я его совершенно не подозревал.

— Если я правильно помню, это он дежурил ночью, когда был совершен акт саботажа?

— Да, но это не совсем точно. Инженеры не могут ничего утверждать. Поскольку температура машины не была замерена, когда коллега Легреля поднял тревогу, они не знают, сколько времени она нагревалась. Их подсчеты очень приблизительны.

Повисла долгая пауза.

Коплан обвел своих собеседников задумчивым взглядом.

— Что, если нам начать с обыска дома у Легреля? — предложил он.

 

Глава 2

Женщина пригласила их в бедное, не слишком ухоженное жилище, где витал запах стирки. На полу и на кухонном буфете лежали старые игрушки.

— Это опять по поводу вашего мужа, — сказал Жаклен с озабоченным видом. — Не проявлял ли он в последние дни признаков депрессии?

Жена Легреля выглядела очень усталой. Ее каштановые волосы жалко свисали по сторонам хмурого лица. Одета она была в старый, изношенный халат сомнительной чистоты.

Слабым голосом она произнесла:

— Нет... Я не понимаю. Конечно, он был невеселым из-за случая, происшедшего на заводе, но не настолько, чтобы...

Коплан задумчиво посмотрел на нее, потом бросил взгляд на фотографию Легреля в военной форме.

— Он интересовался политикой? — неожиданно спросил Жаклен.

— О нет. Он даже не хотел вступать в профсоюз.

— Он навещал своих друзей?

— Очень редко. К этому не располагали часы его работы. Его единственным развлечением была рыбалка. Или он гулял с детьми.

Комиссар вздохнул.

— Сожалею, мадам, но, принимая во внимание обстоятельства, мы вынуждены произвести у вас обыск. Где ваш муж хранил свои вещи?

Женщина вдруг испугалась. Сухие губы едва пошевелились:

— Вы будете... все обыскивать?

— Так надо. Вот наш ордер.

Жена ночного сторожа опустила голову и спрятала лицо в ладонях. Ее плечи сотрясали беззвучные рыдания. Коплан и Жаклен удивленно переглянулись.

— Успокойтесь, мадам, — твердым тоном посоветовал офицер полиции. — Мы только хотим прояснить обстоятельства этого самоубийства, которое остается необъяснимым, несмотря на оставленную вашим мужем записку.

Она сделала усилие, чтобы успокоиться. Подняв полное отчаяния лицо, она вздохнула:

— Лучше я отдам вам сама... Иначе вы можете меня арестовать.

Не пропадая из поля зрения посетителей, она прошла в соседнюю комнату — спальню довольно жалкого вида — и открыла нижний ящик гардероба. Она извлекла оттуда небольшой полотняный, сильно раздутый мешок, распрямилась и решительно протянула его Жаклену.

— Вот... Но мой муж не был вором. Клянусь вам.

Комиссара удивила тяжесть мешка. Он развязал шнурок, а вдова, чувствовавшая одновременно облегчение и горечь, не сводила с него глаз.

Жаклен и Коплан увидели внутри одинаковые золотые монеты и взяли себе по одной для образца. Это были американские монеты в десять долларов.

— Сколько их здесь? — спросил ошеломленный полицейский.

— Пятьдесят, — прошептала женщина.

— Откуда эта кубышка?

Она пожала плечами с подавленным видом.

— Не знаю. Я нашла их только что, я искала, не спрятал ли муж где-нибудь деньги.

— Они лежали в этом ящике? — поинтересовался Коплан.

— Да, на том же месте.

— И вы бы увидели их, если бы они лежали здесь давно?

— Неделю назад, во всяком случае, мешка здесь не было, — уверила вдова Легреля. — Я брала отсюда вещи.

— Может быть, ваш муж копил деньги? — спросил Жаклен, взвешивая золото.

— С его зарплатой? И тремя ребятишками? Мы и так еле-еле сводили концы с концами! А потом, нет: если бы он откладывал деньги, он бы не скрывал.

Она робко спросила:

— Вы заберете все деньги?

Комиссар надул губы, искоса взглянул на Коплана, потом сказал:

— Пока нет. Они принадлежат вам, даже если вы не знаете их происхождения. Но я возьму две монеты, на которые выдам вам расписку. Если мы обнаружим, что они были у кого-то похищены, это, разумеется, все изменит.

Он зачерпнул пригоршню долларов и ссыпал их обратно в мешок.

В переводе на франки это пять тысяч. Для таких скромных людей это целое состояние.

Коплан заявил:

— Мы все же должны выполнить эту формальность, мадам. Вы позволите?

Он открыл ящик, стал изучать его содержимое. Жаклен и женщина вернулись на кухню.

— А если подумать, — продолжал комиссар, — вы не могли бы догадаться, когда ваш муж принес это в дом? За последние две недели ничего странного за ним не замечали?

Коплан, увлекшись своим делом и своими мыслями, перестал слушать их диалог. Он осмотрел еще один ящик, наткнулся на бумаги и просмотрел их одну за другой. Они не представляли никакого интереса: счета, свидетельство о браке, старые письма и еще характеристики, выданные бывшими работодателями Легреля. Все хвалебные.

Коплан быстро осмотрел все в комнате. В соседнем помещении, тесном и страшно захламленном, спали дети.

— Ваш муж был доволен своей работой? — спросил Жаклен.

— Естественно, он хотел бы большего, но не жаловался. Понимаете, из-за несчастного случая он не мог работать по специальности.

— По какой?

— Он был кровельщиком, упал и с тех пор испытывал страх перед высотой.

— А на заводе руководство никогда его не наказывало?

— С чего бы? Он не пил, был пунктуальным, исполнительным... Я правда не понимаю, что на него нашло.

Минут через десять появился Коплан с пустыми руками.

— Мне остается только посмотреть здесь, — сказал он, ни к кому не обращаясь.

Женщина равнодушно подбросила в печь угля. Жаклен, сидевший за столом, писал расписку.

Открыв буфет (у бедняков мания прятать свои гроши и завещания в сахарницу), Коплан поинтересовался:

— У вас нет блокнота, куда ваш муж записывал хозяйственные расходы? Или записной книжки с адресами?

— Есть... В правом ящике.

Она поправила прядь волос, сползшую ей на лоб, и смотрела, как Коплан листает толстую записную книжку.

— Но что конкретно вы ищете? — спросила она.

— По его собственному признанию, Легрель был замешан в «махинацию», и мы хотели бы прояснить это, — сказал Франсис. — Ваш тихий отец семейства причинил убытков на миллионы. Это ненормально.

— Я в это не верю. Или из-за несчастного случая он сошел с ума так, что этого не заметили.

— Может быть. Но кто дал ему золото? И почему?

Он вырвал страницу и сунул ее себе в карман, прежде чем положить книжку на место. Комиссар с надеждой посмотрел на него.

— Нет, — ответил Франсис. — Просто образец почерка. Потом он спросил вдову:

— Каким транспортом ваш муж добирался до работы?

— Ну... на мопеде.

— А складной стульчик он брал с собой?

— Да, когда ездил на рыбалку, но только тогда.

— А где этот стульчик?

В разговор вмешался комиссар:

— У них, в криминальной полиции. Коплан продолжал спрашивать:

— Я не видел его рыболовные снасти... Где они?

— В маленькой клетушке под лестницей, вон там...

Она проводила его в коридор, открыла дверь и включила слабую лампочку. Этот чулан был настоящим складом, набитым бидонами, пустыми банками, инструментами и коробками.

Складной стульчик висел на гвозде.

— Он у него один? — осведомился Коплан.

— Да, вот этот... — указала вдова, пораженная любопытством полицейского.

Коплан вернулся на кухню.

— Все, закончил, — сказал он Жаклену и посоветовал вдове: — Уберите золото в надежное место и, главное, не тратьте его пока.

— А я получу что-нибудь? — забеспокоилась она.

— Об этом спросите в отделе социального страхования. Они вышли из дома и направились к машине комиссара.

— Ему щедро заплатили, — заключил тот. — Может быть, слишком щедро. Он и потерял голову. Вы ничего не нашли?

— Ничего. Но его складной стул оказался дома.

— Тот, которым он воспользовался, несомненно, принадлежит заводу. Ночным сторожам часто выдают такие. В любом случае купившие Легреля располагают огромными средствами, вы не находите?

Коплан кивнул в знак согласия.

— Это полностью отвергает гипотезу о мести рабочих, — согласился он. — Но самоубийство становится еще более загадочным. Имея хорошую сумму, бедняга впадает в панику и сует голову в петлю. Вы его напугали?

— Я? Никогда! Моя тактика во время расследования — показывать людям, что я верю всему, что они говорят, до тех пор, пока не ловлю на лжи. Я всегда стараюсь показать подозреваемым, что мысленно уверен в их невиновности.

Они подошли к машине комиссара.

— Вам не хочется доехать до криминальной полиции? — предложил Коплан, посмотрев на свои часы.

Жаклен взглянул на свои.

— Хм... Десять минут десятого. Вы не хотите прежде поужинать?

— Я умираю от голода, но могу подождать. А вы?

— Звякну домой, — решил его спутник. — Поехали. По дороге он признался:

— Придется начинать с нуля. Легрель был довольно замкнутым человеком. Его контакты с сообщниками, видимо, были очень скрытыми...

Коплан закурил сигарету, выпустил дым.

— Способ оплаты довольно странный, — заметил он. — Почему золото, а не банковские билеты? Они менее заметны, и рабочему их легче потратить.

— Действительно, — согласился Жаклен. — Разменивая десятидолларовые монеты, он рисковал привлечь к себе внимание. Это было не очень умно.

Вскоре они подъехали к ратуше.

Дежурный офицер указал им, где находятся протоколы и полицейские рапорты, касающиеся Жака Легреля.

Дежурный инспектор по фамилии Шрамм принес комиссару дело, но тот прежде всего позвонил домой успокоить жену и предупредить ее, что он не придет к ужину. Так что Коплан завладел картонной папкой, развязал тесемки и нашел перечень вещей, обнаруженных при покойном. Он прочитал бумагу, потом рапорты.

Отчет судебного эксперта был очень ясным: смерть через повешение, никакого синяка. Заключение: разрешается хоронить, смерть — результат самоубийства.

Положив трубку, Жаклен спросил:

— Вас интересует его бумажник?

— Нет... А где место, в котором этот малый отправился к праотцам? Далеко этот лес от завода?

Инспектор Шрамм сообщил:

— Ровно в семи с половиной километрах по прямой. Мы замеряли по карте.

Коплан покачал головой:

— Он быстро шел. Ушел с «Каблометалла» в три часа и умер час спустя, если придерживаться заключения врача.

— У него был мопед, — напомнил комиссар.

— Да, — согласился Коплан, — а где он? Жаклен вздрогнул, Шрамм нахмурил брови.

— В списке вещей он не упомянут, — продолжал Франсис. — Но ведь его должны были найти возле трупа.

Его собеседники молчали.

— Одну минуту, — сказал Шрамм. — Может быть, его увез сотрудник муниципальной полиции.

Он позвонил на нижний этаж по внутреннему телефону, спросил. После долгих секунд ожидания он получил ответ. Кладя трубку, он поморщился.

— Нет, — сказал он. — Мопеда никто не видел. Сержант, ездивший на место, сейчас внизу. Он твердо ответил «нет».

— Занятно, — протянул Жаклен. — Трудно себе представить типа, отмахавшего ночью семь километров пешком, чтобы покончить с собой таким способом.

Поразмыслив, он схватил трубку «городского» и набрал номер «Каблометалла».

— Кто у аппарата? — спросил он, когда ему ответили. — А, это вы, Фурнье! Говорит комиссар Жаклен. Вам сообщили новость о вашем коллеге Легреле?.. Да, хорошо. Прошлой ночью, сменившись, он, как обычно, уехал на мопеде?

Шрамм и Коплан буквально сверлили его глазами, пока он слушал слова Фурнье.

— То есть вы уверены? — настаивал Жаклен. — Завтра утром я приеду оформить ваши показания по этому вопросу и по нескольким другим тоже. Спасибо, Фурнье. Всего доброго... Алло, алло... Скажите, он взял с собой маленький складной стульчик?.. Только рюкзак? Ладно. Тогда до свидания.

Повернувшись к коллегам, он объявил:

— Сослуживец Легреля видел, как тот садился на мопед. И был он скорее веселым...

Коплан почесал за ухом.

— У вас есть хорошая лупа? — спросил он Шрамма. Инспектор пошел за ней в свой кабинет, а Коплан обратился к Жаклену:

— Дайте мне, пожалуйста, последнее письмо покойного. Комиссар вытащил бумагу из внутреннего кармана пиджака.

— Вы занимаетесь графологией? — к его удивлению примешивалась нотка сарказма.

— Графометрией, — уточнил Коплан. — Это разные вещи.

Он положил записку Легреля и страницу, вырванную из записной книжки, рядом и с помощью лупы стал сравнивать почерки. Коллеги заглядывали ему через плечо.

— Эти буквы написаны разными людьми, — сказал наконец Коплан. — Записка фальшивая.

Инспектор Шрамм наморщил лоб.

— Ого! — заметил Жаклен. — Значит, речь идет об убийстве?

— Готов биться об заклад. Шрамм, дайте, пожалуйста, чистый лист бумаги.

Он отложил лупу, повернулся к комиссару.

— Факты в пользу этой версии начинают накапливаться, — подчеркнул он. — Она вертелась у меня в голове с самой встречи со вдовой. Человек, который в свободное время возится с ребятишками, самоубийством не кончает...

Он взял листок и написал с краю колонку цифр от единицы до четырнадцати. Затем продолжил осмотр, ограничившись листком из записной книжки.

— Ну мы и влипли, — пробурчал комиссар. — Если бедняге заткнули рот, чтобы он не раскололся...

— ... было ошибкой совать ему в карман эту бумагу, — закончил Франсис с безупречной логикой.

Пораженный Жаклен схватил его мысль на лету: в деле действительно имелась несуразица! Цель была убрать исполнителя, но одновременно показать, что он действовал не один. Это казалось по меньшей мере странным...

— Ну да, — проговорил Шрамм. — Это все меняет. Мы доверились рапорту медицинского эксперта.

— Видимо, потребуется вскрытие, — бросил Коплан, постепенно заполнявший пометками места возле колонки цифр.

Жаклен принялся ходить по кабинету.

— Оставьте, — сказал он инспектору. — Отныне дело находится целиком в ведении ДНТ. Вскрытие произведет наш эксперт. Я попрошу дивизионного комиссара Шабо передать нам дело, заведенное криминальной полицией.

Затем, не сумев сдержать нетерпение, он обратился к Коплану:

— Что вы с ней возитесь? Если вы уверены, что это фальшивка...

— Я изучаю подлинный почерк Легреля. Очень поучительно... Дайте мне еще несколько минут.

Наконец Коплан распределил буквы по четырнадцати пунктам и, изучив их более внимательно, сумел сделать некоторые выводы, после чего невозмутимо объявил:

— Этот Легрель был забитым, нерешительным, придавал большое значение чужому мнению. Я сильно сомневаюсь, что он совершил преступление.

 

Глава 3

Тут Жаклен подскочил.

— Знаете, мне кажется, что вы делаете слишком далеко идущие выводы на шатких данных, — заметил он. — Графометрия, насколько я знаю, не является точной наукой.

— Нет. Но этот метод почти настолько же точен, как и идентификация по отпечаткам пальцев. Он может подтвердить или опровергнуть предположения. В данном случае он подтверждает картину, составленную нами.

— А золото? Коплан встал со стула.

— Это вознаграждение, я не спорю. Но оно не обязательно было выплачено за выведение из строя агрегата. Эти доллары могли быть выплачены за какие-либо сведения, за некое пособничество...

Он встал перед комиссаром, нахмурив брови.

— Знаете, в чем, по-моему, настоящая проблема? Почему нам подсовывают лжевиновного и лжепризнание? Убийство несравнимо более серьезное преступление, чем порча оборудования, не будем об этом забывать.

Жаклен пробурчал:

— По-моему, вы уж слишком лихо взялись за дело. Все это требует проверки, более надежных доказательств. Вернемся к этому завтра.

Следующий день принес комиссару сведения, подтверждавшие теорию посланца СВДКР.

Свидетель, вызвавший полицию, стрелочник, работавший на железной дороге, был тверд: возле дерева, на котором висел Легрель, не было никакого мопеда.

Хотя кто-то мог украсть его раньше... и не предупредить полицию.

Складной стул, который он вроде оттолкнул ногой, заводу не принадлежал. Веревка тоже: веревки такого типа на «Каблометалле» не использовались.

Эксперт-почерковед из ДНТ увеличил буквы на обоих образцах и твердо заявил: данные тексты написаны разными людьми, подражание ясно видно.

Осталось вскрытие: патологоанатом, предупрежденный заранее, искал следы укола или прижатого к лицу жертвы тампона со снотворным.

Он не обнаружил ни того, ни другого, но позже благодаря химическому анализу смог найти в легочных тканях ничтожно малое количество наркотического вещества, попавшего туда в газообразной форме.

Выстраивалась цепочка неопровержимых улик. Жаклен начал новое расследование, нацеленное на арест убийц.

Он принял все обычные в таком случае меры: проверка в лаборатории одежды покойного; анализ грязи, прилипшей к его ботинкам; полиции и жандармерии департамента были направлены просьбы о розысках мопеда, возможно брошенного где-нибудь. Наконец, начались допросы всех, кто знал Легреля, с целью выявить, не было ли в его окружении иностранцев.

Жаклен показывал две золотые десятидолларовые монеты специалисту: они были подлинными и стоили сто четыре франка каждая.

Тогда комиссар позвонил Коплану.

Тот снял трубку после первого же звонка.

— Легреля «успокоили», прежде чем повесить, — сообщил ему Жаклен. — Нет никаких сомнений, это убийство. Мои инспектора устанавливают личности убийц.

— Теперь, по крайней мере, они занялись свежим делом, — ответил Коплан. — Будем надеяться, они быстро получат результат. Вы убьете двух зайцев одним выстрелом.

— Я настроен более оптимистично, чем вчера вечером. А потом я подумал о том, как вы ставите проблему. Мотив здесь кажется простым: ночного сторожа убрали, чтобы не дать ему заговорить, но еще и для того, чтобы защитить настоящего виновника.

— Это совершенно очевидно, но не объясняет, почему в записке, написанной якобы Легрелем, обвиняется не только он один. Тот, кто написал ее на самом деле, спокойно мог все навесить на него.

Комиссар согласился.

— По-моему, автор допустил ошибку, — предположил он. — Возможно, на него оказало влияние действительное положение вещей. Или же, опасаясь, что виновность Легреля не покажется достоверной, принимая во внимание слабый характер бедняги и отсутствие мотивов, он счел необходимым упомянуть о махинации, правда, в весьма расплывчатых выражениях.

— Хм... Обе эти гипотезы имеют право на существование, — пробормотал Коплан. — А как вы будете вести себя с прессой? Вы скажете о новом повороте дела? — спросил он комиссара.

— Ну нет! Официально полиция считает, что произошло самоубийство и тайна «Каблометалла» раскрыта. Точка. И все.

— Отличная формула, — одобрил Коплан. — Короче, поскольку возникли новые обстоятельства, я еще побуду некоторое время в Меце. В ближайшие часы могут появиться новые данные, достойные того, чтобы я передал их своему шефу.

— Приходите ко мне завтра вечером, — предложил Жаклен. — Подумаем вместе.

Инспектор Лабурден никогда не брюзжал, если получал задание менее интересное, чем у его коллег. Добросовестный, терпеливый, он брался за любое дело, зная, что успех в работе полицейского во многом зависит от упорства в выяснении деталей.

Он уже безрезультатно обошел дюжину спортивных магазинов, мелких лавочек и базаров. Пока никаких результатов. Да ведь и неизвестно, куплен ли складной стул, который он носил под мышкой, именно в этом городе. Лабурден благодушно говорил себе, что до конца его поисков еще далеко.

Его дух поддерживали два факта. Первый — стул был новым. На чистом полотне сиденья остались только грязные следы ботинок покойного Легреля, планки из дюралюминия, образовывавшие каркас, не потеряли полировку. Второй — естественно предположить, что убийцы ночного сторожа купили этот стул именно для данного случая, а значит, недавно.

Завидев универмаг, Лабурден перешел на другую сторону улицы. Зайдя в магазин, он направился к отделу садовой мебели.

Продавщица, совсем молоденькая девушка, расхваливала клиенту достоинства портативного обогревателя, работающего на бутане, и Лабурдену пришлось изображать интерес к столу, созданному главным образом для того, чтобы класть его в багажник машины. Он был недорог, но это было его единственное достоинство.

— Мадемуазель! — обратился он к продавщице, едва покупатель ушел. — Вы продаете такие складные стулья?

Взглядом эксперта продавщица окинула представленный образец.

— Последний я продала дней пять назад, — заявила она. — Партия закончилась. Сейчас не сезон, и следующую мы получим только к весне.

— Жаль, — проговорил инспектор, складывая свой стульчик. — Вы помните, кто купил последний экземпляр?

Девушка покосилась на него. Вопрос показался ей нелепым.

— Хотите перекупить у него? — насмешливо спросила она.

Лабурден посерьезнел.

— Я из полиции и не шучу. Я хочу поговорить с вами в другом месте. Могут вас заменить на несколько минут?

Продавщица покраснела.

— Ах так? — сказала она упавшим голосом. — Простите... Жильберта! Пожалуйста, займись моим отделом.

С сильно бьющимся сердцем она проследовала за инспектором в подвал.

Когда они оказались в пустой столовой для сотрудников магазина, Лабурден сказал:

— Не нервничайте. Я знаю, что вы каждый день видите много людей, но постарайтесь вспомнить, кому вы продали последний складной стул. Посмотрите на этот. Случайно это не он?

— Я не знаю, — пробормотала она. — Товар поступил большой партией, расцветка ткани одинакова на всех.

— Тем хуже. Итак, это был мужчина или женщина?

— Да, у меня хорошая память... Это был высокий брюнет, загорелый, с благородной внешностью, очень любезный. Он купил много вещей, например зонтик от солнца... Я даже удивилась — в ноябре...

— Сколько лет вы бы ему дали? — перебил инспектор.

— Тридцать... тридцать три, где-то так. Он принялся записывать в блокнот:

— Значит, брюнет... Усы? Очки?

— Нет. Мужчина как все.

— Опишите мне форму его лица... Круглое, овальное или квадратное?

В конце концов Лабурден сумел получить относительно точное описание незнакомца, дополненное деталями об его одежде. Женщины обращают внимание главным образом на одежду.

Перечитав, инспектор посмотрел на девушку.

— Этот мужчина сделал у вас много больших покупок, он унес все сразу?

— Разумеется, нет! — уверенно воскликнула она. — Он велел отвезти их к себе домой...

Лабурден почувствовал разочарование. Этот тип не мог быть «его» клиентом. Убийца не совершил бы такой ошибки.

— Ну что ж, давайте адрес, — вздохнул он.

— Книжка с корешками квитанций в кассе...

Они поднялись. Полицейскому пришлось отвлечь от ее обязанностей кассиршу, утверждавшую, что для того, чтобы она и продавщица нашли адрес, ей требуется разрешение директора.

На корешке квитанции значилось:

М-р Сансини, шоссе Нанси, дом 382.

— Он говорил с иностранным акцентом? — осведомился инспектор, переписывая адрес.

— О да! Даже с сильным. С английским акцентом...

Выйдя из универмага, агент ДНТ счел разумным сообщить о результатах комиссару Жаклену, прежде чем продолжить поиски.

В документах ЗАГСов не значился ни один Сансини. В полиции, занимающейся иностранцами, была карточка на такое имя, но человек, носящий его, покинул страну за две недели до покупки стула, проживал он в гостинице «Метрополь» на вокзальной площади. Кроме того, не совпадало описание.

Жаклен отправил двух своих людей по адресу, выясненному Лабурденом. Возможно, делая покупку, человек назвал чужую фамилию, но наверняка дал точный адрес, по которому должны были доставить вещи.

На звонок никто не ответил. Дом — двухэтажный кирпичный коттедж — казался нежилым: занавески задернуты, почтовый ящик забит газетами, окна подвала и фрамуги грязные.

Один из инспекторов остался наблюдать за домом, а другой отправился с докладом к комиссару. Тот занялся установлением личности домовладельца. Поиски вывели его на пенсионера, живущего в центре города, в двух шагах от собора Богоматери.

Короткая беседа со стариком окончательно убедила комиссара, что он держит в руках серьезную, если не основную, нить: три месяца назад коттедж был сдан внаем человеку, не имевшему ничего общего с описанным продавщицей универмага, но походившего как две капли воды на Жака Легреля!

После подписания договора и получения платы за три месяца пенсионер больше не интересовался домом, а Легрель дважды навещал его, чтобы сообщить, что его переезд задерживается.

Сделав вывод, что дом служил пристанищем для неизвестных и что те срочно выехали после убийства подставного лица, комиссар решил наведаться в дом.

Вместе с инспектором они взломали замок на входной двери, вошли внутрь. Электричество не было отключено. Это облегчило осмотр, и они быстро установили, что здесь жили по меньшей мере два человека.

Методический обыск всех комнат дал полиции интересные документы.

Один из них яростно атаковал феодализировавшихся московских коммунистов, критиковал их оппортунизм, «рабское» соглашательство на мирное сосуществование и энергично защищал правоту доктрины, созданной Мао-Цзэдуном.

Имелись и другие брошюры того же направления и связка листовок, излагавших программу действий прокитайски настроенных коммунистов. Среди приказов на видном месте находился следующий: «Необходимо всеми имеющимися способами мешать коммерческим связям Запада и СССР».

Автор открыто призывал к саботажу на предприятиях, производящих оборудование для Советского Союза, к забастовкам докеров, осуществляющих погрузки, и — верх макиавеллизма — к «поддержке правых организаций, выступающих против поставок в страны — члены СЭВ».

Читая это, Жаклен отрывисто рассмеялся. Теперь он понял, откуда черпали вдохновение саботажники!

Было еще одно доказательство, правда, негативное, роли, сыгранной обитателями коттеджа в убийстве Легреля: все товары, купленные мнимым Сансини в универмаге, лежали на месте, кроме складного стула...

Однако Жаклен не смог составить четкого представления о террористах: они не оставили никакого предмета, ни одного документа, который позволил бы полиции определить их обычное место жительства.

Комиссар и его подчиненный попытались, без особой надежды, снять отпечатки пальцев. Они нашли несколько следов на дверных ручках и оконных форточках.

Два часа спустя Жаклен поделился своими открытиями с Копланом. Тот попросил сделать ему фотокопии документов и в начале ночи выехал в Париж.

Когда Коплан вошел в кабинет, Старик убирал папки в металлический сейф. Он распрямился, и трубка, зажатая в мощных челюстях, нацелилась на вошедшего. В его серых глазах мелькнул огонек интереса.

— Я ждал вас вчера, — произнес он, не разжимая зубов и с картонными папками в руках.

— Пока я был в Меце, произошло новое событие, — ответил Коплан. — Оно, несомненно, вытянет следствие из болота.

Старик медленно положил папки на угол стола, вытащил изо рта трубку.

— На Ке д'Орсей теряют терпение. Вы не привезли более конкретных доказательств?

По лицу Коплана скользнула тень улыбки.

— Наш посол может сказать в Кремле, что виновный уже заплатил за свое преступление, — проговорил он. — Это будет не очень далеко от истины.

Чувствуя одобрение Старика, Коплан вынул из портфеля ксерокопию записки Легреля и положил ее перед шефом, уточнив:

— Это фальшивка. Его ликвидировали сообщники.

Старик быстро прочитал текст, потом невозмутимо взглянул на подчиненного.

— Он работал ночным сторожем на «Каблометалле», — объяснил Коплан. — Другие документы еще более подкрепят слова нашего дипломатического представителя...

Он достал снимок, сделанный в морге перед вскрытием, копии найденных в коттедже листовок и вполголоса добавил:

— Подразумевается, что это обнаружено в доме саботажника.

Старик тяжело опустился в кресло и просмотрел бумаги, не читая их целиком. Чтобы войти в курс дела, ему хватало одной-двух фраз. Лицо оставалось невозмутимым.

— Документы сделают свое дело, — заключил он. — А теперь, Коплан, что произошло на самом деле?

Тот сел и неопределенно развел руками.

— Действовали профессионалы. Но идет ли речь об отдельной операции, направленной исключительно против «Каблометалла», или только о первой акции подрывной организации? Я не знаю... Сейчас невозможно даже узнать, принадлежат ли они к французской группе или к иностранной.

Он рассказал о событиях, произошедших после смерти Легреля, и об обыске в коттедже.

— Неприятности комиссара Жаклена еще не кончились, — сказал он, опустив глаза. — В этой истории есть странная смесь ловкости и неуклюжести, сбивающая меня столку...

Старик, привыкший рассматривать вещи с высоты своего положения, отошел от чисто полицейского аспекта проблемы.

— Сам по себе частичный вывод из строя этой машины не является таким уж серьезным ударом для фирмы, — заметил он. — У «Каблометалла» большие возможности, будет выплачена страховка, заказ Советов, пусть с опозданием, но будет выполнен, кабели будут поставлены. Авторы акции должны были это знать. Я склонен считать, что их маневр имел политическую цель.

Он принялся выколачивать трубку, наблюдая за выражением лица Коплана, но тот сидел с рассеянным видом.

— Вы не согласны?

— Разумеется, согласен, — быстро ответил внезапно очнувшийся Франсис. — На мой взгляд, это чересчур заметно.

— Это входит в расчет... Посмотрите на последствия: охлаждение франко-советских отношений, внутренние споры о целесообразности возобновления переговоров с Востоком... Это еще и деликатный намек кремлевскому вождю. Нет, это ловко...

Старик похлопал по головке своей трубки, вытряхивая остатки пепла. Затем, пожав плечами, сказал:

— В конце концов, преследовать этих людей не наше дело. Вы принесли мне то, чем я могу успокоить МИД и нашего посла в СССР, это главное.

Коплан, не желавший быть большим роялистом, чем король, не стал омрачать радость шефа. Он ждал разрешения уйти. После паузы, во время которой Старик набил трубку, тот продолжил:

— Эти левые экстремисты, руководимые из Пекина, начинают действовать в разных уголках мира... Постарайтесь узнать, не они ли причина неприятностей, переживаемых нами на Мартинике.

 

Глава 4

Перед мысленным взором Коплана промелькнула идиллическая красочная картинка, изображавшая Антилы. Это было неизлечимо. Очарование этого уголка мира заслоняло все остальное.

— Там что, неспокойно? — удивился он.

— Как сказать, — ответил Старик. — Внешне все спокойно. Но если этот муравейник закипит, может произойти взрыв.

Его хитрое крестьянское лицо помрачнело. Часто его предчувствия опережали результаты глубоких анализов, а опыт научил его принимать во внимание самые незначительные признаки.

Он недовольно посмотрел на Коплана:

— МВД попросило СВДКР помочь в разрешении одной деликатной проблемы. К сожалению, их просьба поступила несколько поздновато... Но в этом деле Франция никак не может потерять лицо, и все зависит от нашей службы.

Коплан мысленно увидел, как в небе над островами собираются черные облака. Он вытащил из пачки сигарету, не отводя глаз от взгляда шефа.

Тот положил правую руку на стопку папок, извлеченных из сейфа.

— Прочтите это, если хотите, но я могу рассказать вам вкратце. С десяток мартиникцев, обвиненных в заговоре против безопасности государств, предстанут перед судом здесь, в метрополии. Говоря между нами, их преступления не слишком серьезны. Но есть еще одно обстоятельство. Один из видных жителей острова, известный своей преданностью Франции, таинственно исчез. Он был похищен. В письмах, адресованных властям в Фор-де-Франс и правительству, содержится угроза казнить заложника, если обвиняемые предстанут перед судом. Дата начала процесса уже установлена, объявлена в газетах...

Коплан поджал губы.

— Отступать невозможно, — согласился он. Старик добавил:

— Правительство не может уступить шантажу, это очевидно; но оно и не может бросить на произвол судьбы этого достойного гражданина.

Наступила тишина.

Коплан внимательно смотрел на тлеющий кончик своей сигареты. Такие задания хуже чумы... Нет ни одного шанса спасти похищенного.

Старик, наблюдавший за ним, заметил:

— Я знаю, вы не верите в чудеса. Я тоже. Однако наша задача — совершить чудо.

Коплан с замкнутым лицом коротко спросил:

— Когда состоялось похищение?

— Шестого ноября.

Значит, прошла уже неделя. Много.

— И полиция не обнаружила никакого следа?

— Ничего конкретного. Вот посмотрите рапорты. Поскольку исчезнувшего знало много людей, и, разыскивая его, безуспешно перевернули все на свете, полиция решила, что его держат не на Мартинике и не на Гваделупе.

Старик чиркнул спичкой, аккуратно поджег табак в трубке. Потом, исчезнув в клубах дыма, проронил:

— Письмо, уведомляющее семью, что с ним хорошо обращаются, отправлено из Джорджтауна, в Британской Гвиане.

— Это ничего не значит, — буркнул Франсис.

— Да... но поскольку улики не кишат... — Откинувшись на спинку кресла, Старик продолжал:

— То, что этот человек исчез в центре города, поражает. Эта история наделала много шума в наших Антильских департаментах. Общественное мнение болезненно воспринимает процесс, который должен начаться через двадцать дней. На Мартинике царит нервозная атмосфера, а экстремисты пытаются извлечь из этого выгоду. Вы представляете себе последствия, если несколько громил нанесут оскорбление метрополии?

Коплан посмотрел на стопку папок.

— Нет, — признался он. — Я не совсем их представляю. О политической ситуации в заморских территориях я знаю не больше, чем простой смертный. Я никогда не работал в этом секторе.

Старик сделал недовольную гримасу и проворчал:

— Мы наделали много ошибок в этих старых владениях, где, несмотря ни на что, сохраняется большая привязанность к Франции. Мы в который раз отстаем от реальностей современного мира. Ничего еще не потеряно, если мы без промедления и по доброй воле примем меры, которые скоро нас заставят принять силой.

Он вытряхнул в пепельницу пепел из трубки, поудобнее уселся в кресле и продолжил:

— С одной стороны, там есть сторонники так называемого департаментализма, то есть полного административного слияния с метрополией. Похищенный Эварист Ларше — представитель этой тенденции. С другой стороны, есть прогрессистские движения, желавшие бы иного статуса: они требуют перестройки местных структур, улучшения экономического снабжения. Наконец, есть автономисты, те, кто хочет отделения от матери-родины, но у них имеется масса оттенков, от примирительно настроенных интеллектуалов до крайних экстремистов, которые находятся под влиянием коммунистической доктрины или обработаны кастровской пропагандой. Он прокашлялся и закончил:

— Похищение Ларше, по всей вероятности, является делом их рук. Использование подобных методов в качестве способа борьбы — тревожный симптом. Это первый акт политического бандитизма в данном регионе. Возможно, он означает поворот...

Коплан, противник отвлеченных идей, вернулся к главному:

— Вы говорили, что Ларше исчез в центре города. Речь идет о Фор-де-Франсе, полагаю?

Старик подтвердил, и Франсис задал следующий вопрос:

— Он жил в столице департамента?

— Нет. У него поместье недалеко от Трините, километрах в двадцати от столицы.

— Проверяли, есть ли у него личные враги среди тех, кого будут судить?

— Да. Их допрашивали по этому вопросу, но, кажется, никто не имел зуба конкретно против Ларше. Даже лучше: через своих адвокатов они осудили это похищение. Они выступают против этого в принципе и боятся, что такого рода факт обернется против них и повредит делу, за которое они борются.

Коплан задумался.

— Решить в одиночку проблему, на которой ломает зубы вся местная полиция, кажется мне немыслимым, — скептически проговорил он. — К тому же времени в обрез...

Но Старик отверг его возражение:

— Если вам понадобится помощь, вы ее получите. К тому же самая неблагодарная часть работы уже сделана: у вас есть рапорты о тщательно проведенном расследовании, которые сузят поле ваших собственных поисков, хотя бы отсекут тупиковые версии. Наконец, я дам вам выход на высокопоставленное официальное лицо на Мартинике; с его помощью вы сможете прояснить второстепенные вопросы или получить новые данные на интересующих вас лиц. Его координаты вы найдете в этой папке.

Эти добрые слова не рассеяли сомнений Коплана, который заявил:

— Вы уже забронировали мне место в самолете? Я бы хотел прежде внимательно изучить документы.

— Можете взять их с собой: это ксерокопии. Ваш самолет вылетает сегодня вечером, в двадцать три часа двадцать минут. В отеле «Беркли» вам заказан номер.

Старик подтолкнул к Коплану кучу картонных папок и добавил сквозь зубы:

— Вы поняли? Мы не можем потерять лицо.

Около пяти часов утра «боинг» компании «Эр Франс» приземлился в Пуэнт-а-Питр, на Гваделупе.

Для Коплана это соответствовало девяти утра из-за разницы во времени. В конце полета он уснул и теперь чувствовал легкий озноб.

Другой самолет унес его на Мартинику. Выполнив обычные формальности, он сел в такси и поехал в отель. По дороге он видел бесконечные поля сахарного тростника, жалкие хижины, украшенные цветами, и темнокожих людей — бедно одетых, веселых и беззаботных.

Шофер, весельчак-мулат, рассказал ему на креольском, которого Коплан порой не понимал, о достопримечательностях — сахарных заводах, винокурнях, новой автостраде.

Наконец такси въехало в Фор-де-Франс, где современные многоэтажные дома соседствовали с красивыми старинными постройками и бедными кварталами, застроенными бараками и сараями, крытыми гофрированным железом. Машина пересекла город и продолжила путь к плато Дидье, прекрасному жилому кварталу, по мере приближения к которому дома становились реже. Наконец она остановилась перед отелем, воздвигнутым возле дороги, на берегу моря. Коплан поспешил занять свой номер и устроиться в нем.

Ослепительная улыбка горничной-креолки, пришедшей открыть жалюзи — у нее были высокие бедра, красивая грудь ясно вырисовывалась под блузкой, — несколько улучшила отвратительное настроение, в котором пребывал Франсис после чтения досье.

Ему все-таки удалось обнаружить пробел в расследовании исчезновения Эвариста Ларше. По крайней мере, он так думал...

Операцию, видимо, тщательно подготовили, поскольку столь блестяще проведенное похищение не может быть импровизацией. А это, кажется, не слишком занимало полицейских: они главным образом старались найти следы похищенного с того момента, когда он вышел из машины на площади Саван, очень оживленной в восемь часов вечера.

Коплан принял душ и четыре часа поспал, прежде чем приступить к делу. Он заказал напрокат машину без шофера и уточнил, что ее следует подогнать к гостинице.

Машину доставили, когда он обедал, и припарковали перед одним из окон, выходящих на море. Это, как он и просил, был «пежо-404».

Через полчаса он выехал в Форт-де Франс и пересек город с тем, чтобы попасть на 4-ю национальную дорогу, ведущую в Трините.

За городом дорога вела вверх, к кварталу Редут, застроенному виллами в колониальном стиле, а затем пошла через район, покрытый густой растительностью, среди которой встречались бамбук, кокосовые пальмы и бананы. Пейзаж продолжал меняться. Через какие-то двадцать километров, отделяющих административный центр острова от атлантического побережья, поверхность стала более ровной, поля уходили к горизонту, постепенно уступая место лесным массивам, потом пошли ананасовые плантации и вдалеке показались горные пики. После городка Громорн Коплан стал внимательнее: иностранцу было непросто попасть в поместье Ларше. Он миновал два перекрестка, свернул налево и поехал по очень скверной дороге, шедшей по краю тростниковой плантации.

Через пятьсот метров он свернул на другую дорогу, несколько минут трясся на ухабах и наконец увидел великолепный старый дом кремового цвета, перед которым были разбиты пышные цветочные клумбы.

На шум мотора из дверей между двумя крытыми террасами вышел слуга-негр с седеющими волосами. На его лице читались одновременно почтение, любопытство и волнение.

Выйдя из машины, Коплан обратился к нему:

— Могу ли я увидеть мадам Ларше? Она меня не ждет, но...

Он замолчал, заметив женщину, вышедшую из дверей дома.

Негр в нерешительности обернулся. Увидя хозяйку, он жестом попросил у нее распоряжений.

Приветливая улыбка, наполненная мягкой грустью, осветила нежные черты лица женщины.

— Добро пожаловать, месье, — обратилась она к Коплану с прирожденным достоинством. — Я — мадам Ларше.

Она принадлежала к чистой белой расе. Коплан приблизился к ней.

— Прошу извинить мое вторжение, — сказал он, остановившись перед лестницей. — Меня зовут Франсис Коплан. Я хотел бы поговорить с вами о... об отсутствии месье Ларше. Я приехал специально ради этого.

Улыбка исчезла с лица собеседницы. Теперь ей можно было дать ее возраст — лет сорок. Лицо, немного увядшее от тропического климата, сохраняло тем не менее красоту; темно-синие глаза отражали ум и доброту. Прямой небольшой нос с тонко очерченными ноздрями, изящный рот придавали ей аристократический вид. Среднего роста, хорошо сложенная, она держалась прямо, но без чопорности.

— Леонар, — попросила она слугу, — принеси нам прохладительное...

Она заколебалась, посмотрела на Коплана:

— Как вам удобнее? На террасе или в доме?

— Где вам угодно, мадам.

— Тогда в малой гостиной.

Потом она указала гостю на дверь дома:

— Проходите... Солнце еще очень жаркое.

Коплан поднялся по ступенькам и последовал за хозяйкой в дом, которым семья Ларше владела более двух веков.

Он господствовал над поместьем, включавшим в себя сотню гектаров плантации, винокурню и домики для работников.

Хозяйка поместья отослала любопытных служанок, которые, под предлогом необходимости получить приказания, пришли и стали бесцеремонно рассматривать незнакомца с атлетической фигурой. Она привела Коплана в комнату со старинной мебелью.

— Известно наконец, что стало с моим мужем? — тревожно спросила мадам Ларше, выговорив слова, которые приличия помешали произнести перед слугами.

— Увы, нет. Мне как раз поручено возобновить поиски с самого начала, — ответил Коплан. — Мое присутствие доказывает вам, какое значение придается этому преступлению... Возможно, вам придется повторить мне все, сказанное полицейским, но я хочу восстановить точные обстоятельства исчезновения вашего супруга.

Тихий стук в дверь объявил о приходе Леонара, принесшего поднос, уставленный стаканами и графинами.

Мадам Ларше поблагодарила его и отпустила.

Когда негр ушел, она сказала, не скрывая своего разочарования:

— Я все больше боюсь, что не увижу мужа живым... Нельзя ли придумать какую-нибудь уловку, чтобы перенести начало процесса на более поздний срок?

— Это исключено, мадам. Отсрочка, каким бы предлогом она ни прикрывалась, была бы расценена жителями острова как отказ от власти, а сторонниками терроризма — как решающая победа. Нападения такого рода не замедлят умножиться.

Опустив голову, хозяйка вздохнула:

— Я понимаю... Но это ожидание для меня пытка. Мои дети засыпают меня вопросами, некоторые работники стали разговаривать нагло, кредиторы стали более требовательны... Когда кончится этот кошмар?

«Самое позднее через одиннадцать дней», — подумал Коплан, но вслух ответил:

— Я, как и сотни других людей, буду стараться найти вашего супруга. Вместе мы добьемся успеха.

Его уверенный голос успокаивающе подействовал на мадам Ларше, которая, смешивая в стакане ром и сахарный сироп, спросила:

— Какой же метод вы собираетесь использовать? Уже все перепробовали...

— Я и буду применять почти все, — ответил Франсис. — Я не рассчитываю на божественные и сверхъестественные силы. Новизна, скорее, заключается в подходе к проблеме. В качестве примера я задам первый вопрос: кто знал, что ваш муж собирается в тот вечер поехать в Фор-де-Франс к восьми часам?

Поскольку его собеседница хранила молчание, он заговорил снова:

— Судя по рапортам полиции, месье Ларше выехал довольно неожиданно, чтобы встретиться с четой американцев, живущей в «Лидо», которая, кстати, первая обеспокоилась его отсутствием. Сколько человек здесь, из окружающих вас, знали, что ваш муж собирался уехать?

Мадам Ларше немного подумала, потом смущенно сказала:

— Мне довольно трудно ответить... Муж согласился на эту встречу по телефону, во второй половине дня, и рассказал мне, потому что из-за этого мы должны были поужинать раньше, чем обычно. Мы никогда не обращаем внимания на слуг... Они приходят, уходят... Леонар и кухарка наверняка знали. Дети тоже слышали. И те, и другие могли рассказать другим слугам.

Коплан жестом остановил ее:

— Я не считаю, что сигнал о начале операции подали отсюда. Времени было очень мало, и маловероятно, что кто-то из прислуги набрался смелости воспользоваться вашим телефоном, чтобы предупредить похитителей, тем более что, как вы сами говорили, люди без конца снуют по дому. Просто я хотел обратить внимание на деталь, упущенную из виду полицией, — похищение требует предварительной подготовки. А теперь скажите, вы уверены, что присланное из Джорджтауна письмо написано рукой вашего мужа?

Ошеломленная женщина, бледнея, посмотрела на него.

— Боже мой... — прошептала она. — Я не рассматривала почерк... Я так переживаю всякий раз, когда перечитываю. Подождите, я его принесу.

Она вышла из комнаты.

 

Глава 5

— Мне понадобится какая-то записка, написанная им собственноручно, чтобы провести сравнение, — сказал Коплан, когда мадам Ларше вернулась. — Если можно, недавняя.

Она кивнула и ушла, а Коплан вставил в глаз лупу ювелира. Сначала он прочитал послание и обдумал его выражения, поскольку мошеннику легче подделать почерк, чем манеру изъясняться.

Хозяйка дома возвратилась быстро. Она протянула Франсису листок бумаги и произнесла:

— Он прислал мне его, когда был в Париже, шесть месяцев назад...

— Вы не заметили ничего необычного в стиле записки, полученной из Британской Гвианы? — спросил Коплан, рассматривая оба листка.

Сев рядом с ним, мадам Ларше отрицательно покачала головой:

— Нет... Хотя он никогда не начинал письмо со слов «Моя дорогая Иоланда»... Обычно он использовал более нежные, более интимные слова. Но, возможно, в данном случае это нормально, вы так не думаете?

Наклонившись вперед, Коплан промолчал. Почерки явно были «разновесными»: в написании букв были небольшие различия, но вся записка вообще была написана более тяжелой рукой. Почему же похитители отправили эту фальшивку?

Возможно, они сделали это, чтобы сбить со следа полицию, чтобы попытаться убедить ее в бессмысленности розысков, поскольку Ларше находился вне пределов ее досягаемости. Но на ум Коплану пришла и другая версия...

Он отложил лупу и, глядя на хозяйку, успокоил ее:

— Да, письмо написано рукой вашего мужа. Если вы получите от него другие известия, сообщите мне; я остановился в отеле «Беркли».

Чуть-чуть успокоившись, женщина прошептала:

— Обязательно, будьте уверены.

Коплану стало не по себе от ее взволнованного лица.

— Вы после того встречались с Филдзами? — небрежно спросил он, прежде чем отпить холодного пунша.

— Да, они приезжали два раза... Эти американцы очень милые люди, но их мышление все-таки очень сильно отличается от нашего. Они ужасные реалисты... Успокаивая меня, они хотели прозондировать мои намерения и узнать, продам ли я им землю при любом исходе дела. Разве это не ужасно?

Коплан улыбнулся.

— Нет, для них это нормально. У них чувства никогда не заслоняют деловых интересов.

Сменив тон, он спросил:

— Вы мне позволите пять минут поболтать с вашим слугой Леонаром?

— Но... конечно, — согласилась она, несколько ошеломленная. — Мне позвать его?

Гость кивнул головой, она потрясла стоявший на столе колокольчик, чей звон разнесся по всему дому. Коплан встал.

— Я поговорю с ним на улице, как мужчина с мужчиной, — заявил он, направляясь к двери. — После я вернусь сюда.

Оставшись одна, мадам Ларше спрашивала себя, кто же такой ее гость. Высокопоставленный сотрудник Министерства юстиции? Суперсыщик с невероятной проницательностью? Или адвокат парижских обвиняемых, желающий пролить свет на исчезновение плантатора до начала суда?

Коплан перехватил Леонара, когда тот, шагая с фамильярной медлительностью, приближался к гостиной. Они вышли в сад, и Франсис после короткой преамбулы, которой он надеялся завоевать доверие негра, небрежно осведомился:

— Между нами говоря, месье Ларше был добрым хозяином?

Леонар выставил светлые ладони и поднял глаза к небу:

— О, месье! Здесь все его любили...

— Никто из слуг не ушел с работы после его исчезновения?

— Нет, месье.

— В вечер, когда он уехал, он не просил тебя приготовить ему чемодан?

Старый негр рассердился и окинул Коплана подозрительным взглядом.

— Чемодан? — недоверчиво переспросил он.

— Да, какой-нибудь багаж...

Леонар энергично потряс седеющей головой.

— Нет, месье... Он взял только портфель.

— Он и мадам спят в одной спальне?

— Это... да, разумеется, месье. Коплан шепнул ему на ухо:

— Они никогда не ссорились?

Леонар все больше убеждался, что, видно, белого ударили бамбуковой палкой по голове. Его эбеновое лицо выражало это очень ясно.

— Никогда, — уверил он, почти негодуя. — За двадцать лет ни разу. Он никогда не лазил под юбку девчонкам, которые здесь работают... А они тут бесстыдницы.

Коплан по достоинству оценил это неожиданное свидетельство добрых нравов и продолжил расспросы:

— Ты знаешь, в котором часу месье Ларше звонили шестого ноября месье и мадам Филдз?

— Я услышал звонок часа в четыре, месье, но не знал, кто звонит... Хозяин только в половине седьмого сказал, что ему надо ехать в Фор-де-Франс.

Несколько метров они прошли молча. Коплан подвел Леонара к двери.

— Ты можешь поклясться, что на плантации ему никто не желал зла?

Старый слуга ответил осторожно.

— У самого Господа есть враги, — пробормотал он. — А дьявол никогда не появляется при свете дня...

И вдруг неожиданно он очень откровенно продолжил:

— Моя хозяйка очень красивая. Некоторые цветные завидуют беке. Я думаю, что мулат или «беглый кули» пришел к кимбуазеру...

— ...и дал хозяину магический напиток, чтобы он исчез... Вот почему его не могут найти. И он не сможет вернуться, пока однажды ночью человек, сделавший это, не придет познать его жену.

Негр замолчал, но покачивал головой, показывая свою непоколебимую уверенность.

— Да? — удивился Коплан, соблазненный этой смелой теорией. — А ты не знаешь никого, чьи авансы отвергла мадам Ларше?

Леонар вздохнул.

— Нет... но таких, должно быть, много... Коплан дружески хлопнул его по плечу.

— Возвращаемся. Я благодарю тебя. Эти сведения будут мне очень полезны.

Через мгновение он вернулся в гостиную. Задумчивая супруга плантатора ждала его, скрестив руки, сидя в глубоком кресле.

— Что вам мог рассказать добряк Леонар? — спросила она с улыбкой сивиллы.

— Я часто перепроверяю факты, кажущиеся очень достоверными, — ответил Франсис. — То есть: было ли похищение вашего мужа вызвано политическими мотивами? Или похитители поступили так, стремясь скрыть подлинный мотив своих действий?

Мадам Ларше подняла брови.

— А какую выгоду они могли бы извлечь из этого похищения? — удивилась она. — Выкуп?

— Как знать! — отозвался Коплан. — Я не стану дольше надоедать вам сегодня... Мое почтение, мадам.

Она встала, проводила его до выхода, где он попрощался с ней.

Он завел мотор, объехал вокруг клумбы и еще раз махнул рукой, прежде чем свернуть на проселочную дорогу.

Филдзы, упомянутые в полицейском рапорте, были богатой супружеской парой из Америки. Они приехали на Мартинику с намерением построить там фаянсовый завод и принялись искать земельный участок, богатый глиной, расположенный недалеко от порта и наземных путей сообщения, и наконец обнаружили, что часть поместья Ларше отвечает их требованиям.

В основном население острова относится к гражданам США неприязненно, но просвещенные мартиникцы считали желательным появление мелких предприятий для изготовления на месте предметов первой необходимости, пусть даже и с привлечением иностранных капиталов.

Французская администрация, видя в таких предприятиях способ сокращения безработицы, проявляла благожелательность к подобным проектам.

Уверенные, что получат необходимое разрешение, Филдзы обратились к Эваристу Ларше с просьбой продать участок земли, но определение границ этого участка потребовало отдельных переговоров.

Кроме того, возникла проблема снабжения будущего предприятия электрической энергией. Джерри Филдз, желавшей сократить расходы на прокладку кабеля высокого напряжения, естественно, настаивал на участке, наиболее близком к уже существующей линии. Именно этот пункт должен был обсуждаться вечером, когда исчез Ларше.

Американец, устав ждать плантатора, чье опоздание становилось тревожным, позвонил ему в поместье, и мадам Ларше, тоже очень удивленная, ответила ему, что ее муж выехал из дома два часа назад и отправился в отель «Лидо».

После этого мадам Ларше и Филдзы перезванивались несколько раз. В одиннадцать вечера Иоланда Ларше поставила в известность жандармерию.

«Лидо» расположен на боковой дороге, ведущей в Сен-Пьер, немного дальше от центра Фор-де-Франса, чем отель «Беркли».

Почему же тогда Ларше остановился в городе, вместо того, чтобы ехать к месту назначения?

Муниципальная полиция нашла его машину на площади Саван в начале ночи. От разных свидетелей стало известно, что она стояла там с половины девятого вечера.

Коплан, миновав «Беркли», остановил машину в двух шагах от бассейна и ярко освещенного частного пляжа «Лидо».

Он вошел в отель, самый красивый на Мартинике, и спросил у портье, здесь ли Филдзы. Тот узнал и сообщил, что пара сидит в баре.

В это время года в гостинице было мало жильцов, и Франсис легко узнал американцев.

Мужчина, колосс, был почти таким же загорелым, как антильцы. Взгромоздившись на табурет, он дымил сигарой перед коктейлем. Его жена, прислонившись к стойке, дула в соломинку, чтобы развлечься. Это была восхитительная женщина с овальным лицом мексиканского типа: большие черные глаза, волосы цвета воронова крыла, собранные над ухом, падали на плечо. Совершенство ее тела подчеркивало белое вечернее платье, короткое и плотно облегающее, державшееся на единственной бретельке, застегнутой клипсой.

Коплан подошел к бизнесмену:

— Mister Fields? I am sorry... Could we have a little chat?

Тот медленно повернул голову к незваному гостю. Его тяжелая физиономия не отражала ни интереса, ни скуки.

— Have a drink, — предложил он. — Who are you?

Франсис продолжал на английском:

— Моя фамилия Коплан. Я выпью скотч.

Филдз указал сигарой на свою ослепительную спутницу.

— Моя жена, — представил он. — Долли.

Она взмахнула ресницами и бросила на Франсиса завораживающий взгляд.

— Хелло, — произнесла она, приоткрыв губы.

— Хелло, — ответил Коплан хриплым голосом.

Ему пришлось сделать усилие, чтобы перевести взгляд на мужа.

— Прекрасная страна, — сказал Филдз. — Вы француз?

— Да, и инспектор полиции, — любезно добавил Коплан. — Хотите посмотреть на мое удостоверение?

Филдз небрежным жестом показал, что не стоит.

— Опять Ларше? — осведомился он. — Ничего нового?

Долли села на табурет, оставив между собой и мужем свободное сиденье. Коплан подошел поближе к стойке, но остался стоять.

— Ничего нового, — подтвердил он. — Полный штиль.

Бармен-креол поставил перед ним стакан, где было больше льдинок, чем виски, так что Франсис любезно отклонил его предложение долить туда еще и минеральной воды.

Прежде чем выпить, он чокнулся.

Затем, отставив стакан, он вернулся к теме разговора:

— Ваш звонок Ларше во второй половине дня шестого ноября имел целью пригласить его сюда и подтвердить ранее достигнутую договоренность о встрече?

Филдз помрачнел.

— Нет, заранее мы ни о чем не договаривались. Я позвонил просто так, потому что это было мне удобно.

— Он отличный парень, — заметила Долли совершенно нейтральным тоном, закидывая ногу на ногу. — Джерри и я скучали...

— Жутко, — буркнул Филдз. — Дело не двигается, мы теряем время. Вы, полицейские, не слишком шевелитесь!

— Вы не из Техаса? — сладким тоном спросил Франсис.

— Да, из Галвестона, — ответил его собеседник с детской гордостью.

Коплан усмехнулся.

— Каждый агент знает, что ваша полиция лучшая в мире. С нашей не сравнишь. Мы ведь слаборазвитая страна.

Американец не понял, что инспектор над ним издевается. Он кивнул и принялся посасывать свою сигару.

— Должен был кто-нибудь еще присутствовать на этой встрече с Ларше? — продолжал Коплан, вроде бы не придавая этому значения. — Вы должны были говорить об электричестве, если я не ошибаюсь?

— Да. Но только между собой. Шене ждал результата нашей беседы, но не собирался быть на ней.

— Кто такой Шене?

Филдз вздрогнул.

— Вы не знаете Шене?

— Нет.

Обалдевший техасец сказал своей очаровательной половине:

— Он не знает Шене... Наверное, он единственный человек в городе, который не знает, кто такой Шене!

Затем обратился к Коплану:

— У вас странная полиция, это точно.

— Кто это? — внезапно сухо спросил Франсис.

— Главный монтер электрической компании... Занимается подключением новых потребителей.

Глаза Коплана, смотревшие на стакан, непроизвольно скосились на восхитительные ноги соседки. Но он тут же посмотрел на Филдза.

— Когда вы сказали Шене, что позвали Ларше? Американец подумал.

— В конце дня, — припомнил он. — Думаете, важный след?

Он демонстрировал невыносимое самодовольство жителей южных штатов, разбогатевших на нефти.

Франсис допил остаток виски. Где этот мужлан Филдз отхватил такую потрясающую девушку, как Долли?

Та, изогнувшись на табурете, небрежно спросила:

— Где вы сегодня ужинаете?

— У себя, — отрезал Коплан.

Долли легким щелчком взбила волосы, спустившиеся ей на плечо, и украдкой посмотрела на профиль француза.

— А завтра?

— Думаю, тоже.

Подбородок Джерри еле заметно дрогнул.

— Выпейте еще стаканчик, — посоветовал он. — Что конкретно вы хотите узнать?

— Имя человека, который подготовил ловушку, — просто ответил Франсис. — Почему Ларше остановился на площади Саван, когда ехал к вам?

Его собеседник поднял одну бровь.

— Может быть, просто купить сигареты, — предположил он. — А если его пасли, заставить его сесть в другую машину было не так трудно. Подобные трюки видишь каждый день.

— Именно здесь их еще не видели, — заметил Коплан. — А в том месте, как, кстати, и на остальных улицах, было много народу.

Он положил на стойку тысячефранковую купюру и подтолкнул ее к бармену.

— А если ваше дело о земле не заладится с мадам Ларше, что вы будете делать? — спросил он.

— Построим завод в другом месте, — ответил Филдз. — Я уже начал переговоры с двумя другими владельцами: это заставит всех троих снизить цену.

— Но все равно земля Ларше подходила лучше, — призналась Долли вполголоса. — Вы еще навестите нас, инспектор?

— Не уверен, — ответил Коплан. — Всего доброго... Он приветствовал чету дружеским подмигиванием, забрал данную барменом сдачу и пошел к выходу.

Несколько минут спустя, в «Беркли», он закрылся в телефонной кабине и быстро набрал номер.

— Месье Лакруа? Говорит FX-18... Да, вчера ночью. Я бы хотел получить данные на некоего Шене, старшего монтера ЭДФ, проживающего в Фор-де-Франсе. Полиция должна его допросить на предмет того, чем он занимался шестого ноября с полудня до полуночи... Тихо, не пугая его. Пусть также прощупают его политические взгляды... Нет, только не надо во время допроса связывать это с делом Ларше.

Он выслушал ответ собеседника, потом добавил:

— Если он не сделает важных признаний, не надо его арестовывать. Если возможно, доставьте мне протокол допроса с курьером в «Беркли» во второй половине дня завтра... Заранее благодарен!

 

Глава 6

Читая рапорт, полученный от таинственного высокопоставленного лица, к чьей помощи Старик позволил ему обращаться (и которого звали не Лакруа, этот псевдоним служил паролем при телефонных разговорах), Коплан прежде всего констатировал, что упомянутый Шене имел серьезное алиби на вечер шестого: техник подрабатывал починкой радиоприемников, и он назвал адреса клиентов, к кому ходил между восемью и десятью часами. Затем он отправился в одно бистро в старом городе, где его знали, и вернулся к себе домой на улицу Виктора Гюго.

Шене, поступивший на работу в ЭДФ в тысяча девятьсот пятьдесят шестом, был на хорошем счету. Ему было двадцать девять лет, он сожительствовал с женщиной, один из троих детей которой, возможно, был его.

Его прогрессивные взгляды были хорошо известны, но тем не менее не привели его к активной политической деятельности: он не вступил ни в одну партию.

Но рапорт содержал и информацию, заслуживавшую размышления: в полдень Шене обедал с двумя личностями совсем иного пошиба, на которых имелись карточки в полиции.

Один, Альфонс Пуарье, был осужден за нанесение побоев, ран и оскорблений, а также замечен в распространении листовок в поддержку автономии. Второй, некий Гюстав Сосюр, был коммунистом, активистом. Указывались и их адреса.

«Месье Лакруа», желая максимально помочь посланцу СВДКР, приложил антропометрические фотографии всех троих, сделанные во время допроса.

Коплан запечатлел в памяти эти неподвижные физиономии, какие всегда бывают у преступников на фотографиях, сделанных для карточек идентификации. Эти трое — продукты сложного смешения рас — имели смягченные негроидные черты: приплюснутый нос, губы, более толстые, чем у белых, широкие уши. Подбородок и лоб были нормальными.

Коплан задумчиво стоял у окна.

Должен ли он, чтобы выиграть время, попросить задержать Сосюра и Пуарье и спокойно их вытрясти, или самому понаблюдать за ними в надежде, что один из них приведет его к Ларше?

В конце концов поняв, что он позволил своему воображению слишком разыграться, он решил сначала проверить, является ли этот след стоящим, и начать с Пуарье, чье прошлое и приверженность к автономии делали его подозреваемым номер один.

Франсис переоделся в тряпки, которые купил утром у китайского торговца: вылинявшие полотняные брюки, выцветшую на солнце рубашку и старые сандалии.

Убрав конверт в один из своих чемоданов, он запер его на ключ, взял сигареты и вышел из номера.

Он доехал на машине до центра города, поднялся по проспекту Жана Жореса и остановил «404-ю» на площади перед церковью Святого Антуана. Оттуда он пошел пешком.

Впервые с момента прибытия он смог близко увидеть ужасающие условия жизни населения Мартиники.

Полуголые худые дети возились между довольно новыми, но уже перенаселенными домами. Мужчины и женщины толпились перед лавочками, где продавали посуду, коврики из «бородача», хлопчатобумажные ткани и тому подобные товары. Большинство аборигенов было в лохмотьях.

От близкой реки и канав с грязной водой шло зловоние, которое порывы ветра уносили в боковые улочки, где виднелись дома без крыш — напоминание о последнем циклоне.

Нищета и разруха становились более явными по мере того, как Франсис приближался к окраине города.

Старик говорил о муравейнике. Коплан решил, что это скорее пороховой погреб: этот маленький голодный народ неизбежно последует с оружием в руках за опасными пророками.

Франсис свернул к кварталу, построенному на склоне холма. Ища улицу Карно, он дважды спрашивал дорогу и почти удивился, что ему отвечали так вежливо.

Наконец он дошел до хижины Альфонса Пуарье, открытой всем ветрам, внутри которой он разглядел несколько человек.

— Пуарье здесь? — громко спросил он от двери. Выскочила молодая смеющаяся креолка со сверкающими белизной зубами.

— Да, здесь... Входите, месье.

— Як Альфонсу, — сказал Коплан. — Он дома?

Она объяснила на своем цветистом наречии, с характерными для островитян произношением и словоохотливостью:

— Нет, его нет... Он пошел прогуляться, потому что сегодня вечером он сторожит винный завод. — Она вновь повторила, соблюдая вековые законы гостеприимства: — Проходите же...

— Сожалею, мадемуазель, — с улыбкой отказался Коплан. — Мне надо было переговорить с ним... В котором часу он будет на заводе?

— В семь часов.

— А где он находится?

— В трех километрах отсюда, немного дальше Балаты... Вы поедете по дороге до квартала Тиволи, а потом, в трехстах метрах слева, будет сельскохозяйственная школа и рядом винокурня.

— Он не вернется, прежде чем пойти на работу? — спросил Коплан.

— Нет... Простится с приятелями и прямо туда.

— Спасибо, мадемуазель. И простите меня! Он ушел, опасаясь новых приглашений.

По дороге он посмотрел на часы: половина шестого. Он был на полпути между местом, где оставил машину, и винокуренным заводом. Было бы лучше вернуться в город к машине.

Когда он оказался возле церкви Святого Антуана, закат окрасил здания в розово-оранжевый цвет. Толпа стала еще гуще, и набитые людьми автобусы прокладывали в ней дорогу громкими гудками.

Коплан еще немного пошатался по улочкам Тер-Сенвиля и выпил пунша, чтобы не подходить к машине слишком рано.

Он сел в нее около семи часов, развернул карту. Найдя сельскохозяйственную школу, он выяснил, как до нее доехать.

В тропиках ночь наступает очень быстро. Прозрачная темнота, окрашенная в синий цвет от звездного неба, окутала окрестности, когда Франсис подъехал к школе и увидел винокурню, определив ее по высокой трубе.

Он остановил машину на обочине, в сотне метров от завода. Груда сахарного тростника была беспорядочно навалена под навесом в нескольких метрах от основного здания — старого дома, крытого гофрированным железом.

Кругом не было ни одной живой души, однако в одном из окон горел свет. Франсис подошел к двери этого строения и громко позвал:

— Есть тут кто-нибудь?

Он заглянул внутрь и увидел мулата в шортах и майке. На голове у него была шляпа, совершенно потерявшая форчу. Благодаря фотографии Франсис узнал этого человека. Гот ошеломленно смотрел на него.

— Альфонс Пуарье? — спросил Коплан. — У вас есть несколько минут?

Он властно вошел в помещение, в то время как оцепеневший сторож кивнул головой в знак согласия.

Они находились в зале с земляным полом, где витали тонкие запахи алкоголя и эфира. Возле одной стены на мощных подставках стояли пять дубовых бочек по два метра высотой.

— Я заходил к вам домой, но не застал, — сказал Коплан намеренно небрежным тоном. — Полагаю, мы можем здесь поговорить?

Тень подозрения отразилась на лице мулата. Он зацепился пальцами за пояс грязных шортов и буркнул:

— О чем поговорить? Кто вы?

— Об этом не заботьтесь и откровенно отвечайте мне, если хотите избежать неприятностей, — твердо посоветовал Коплан. — Вы слышали об американцах, которые хотят построить фаянсовый завод?

Озабоченный Альфонс Пуарье оперся плечом на одну из бочек и исподлобья взглянул на пришедшего. Вопрос явно застал его врасплох.

— Да, — признался он. — Мне о них говорили...

— Кто вам говорил?

Пуарье опустил глаза, как бы вспоминая.

— Я освежу вашу память... Это не Шене, служащий ЭДФ?

После паузы Пуарье произнес:

— Возможно... И что с того?

— Я хотел быть уверенным в этом, вот и все. Вы были с Гюставом Сосюром, когда Шене рассказал, что Филдзы хотят построить здесь предприятие?

Пуарье щелчком сбил шляпу назад. Его озабоченность все возрастала, так же как и недовольство. Однако он согласился:

— Да, Гюстав был с нами. Коплан кончал плести свою сеть:

— Шене указал вам место, где американец рассчитывал поставить свой завод?

Мулат кивнул:

— Недалеко от Трините, кажется.

Он отодвинулся от огромной бочки со словами:

— А теперь, сожалею, но мне надо осмотреть кочегарку...

Он собрался уйти, но следующий вопрос заставил его остановиться:

— А Шене говорил, что Филдз должен был в тот вечер встретиться с Ларше?

Лицо мулата стало смертельно бледным, его черты обмякли.

— Я не замешан в эту историю, — запротестовал он бесцветным голосом. — Зачем вы пришли надоедать мне с этой белибердой?

Коплан схватил его за руку.

— Отвечайте, — сурово потребовал он. — Я вас ни в чем пока не обвиняю, я просто прошу уточнений.

Бегающие глаза Пуарье остановились на могучем запястье противника.

— Да, Шене нам сказал, что беке должен обсудить вопрос о продаже своей земли с американцем. Но нам на это было наплевать... О чем только не говоришь, когда закусываешь!

Коплан отпустил его.

— Ну да, это нормально, — согласился он без малейшей иронии. — А что вы делали потом в тот вечер?

Пуарье надул щеки, присвистнул.

— Да я не помню... Как всегда... С семи часов я должен был быть здесь на работе.

— Вы в этом уверены? Я проверю!

— Давайте. Я ни в чем не виноват, — прошептал мулат.

Коплан не слишком поверил его внешней искренности, однако сказал:

— Ладно, пока мне достаточно. Всего доброго.

Он повернулся, пошел к двери, но вдруг услышал за спиной слабый металлический звук. Он отскочил в сторону, одновременно оборачиваясь.

Пуарье сжимал нож, который схватил с железного стола. Захваченный врасплох резким движением белого, он расставил ноги, готовясь к обороне.

Коплан, раскинув руки, пристально смотрел на противника. Тот словно внезапно свихнулся: его белые глаза вылезли из орбит, изо рта текла слюна. Оружие, которое он держал как саблю, имело широкое лезвие и напоминало мачете для рубки тростника.

Нагнувшись вперед, Пуарье приблизился. Коплан отступил вбок, чтобы не оказаться зажатым в угол зала. Его дыхание ускорилось, напряженные нервы могли реагировать в сотую долю секунды.

Мулат сделал рывок, и нож вонзился... в пустоту. Коплан залепил резкий хук в ребра нападающему. У Пуарье перехватило дыхание, он покачнулся, поднял свое страшное оружие и, целясь в шею белому, ударил снова.

Его руку зажали тиски. Сверхъестественная сила оторвала его от земли, подняла, встряхнула, и он полетел по воздуху вниз головой и тяжело шлепнулся на земляной пол, выругавшись от ярости.

Его вывернутая кисть выпустила оружие.

Коплан оттолкнул нож ногой, потом бросился на лежащего, прижал его коленом и придавил руки к земле.

— Подонок... — прошипел он. — Да плевал я на твои внезапные нападения!

Он сжал запястья мулата и ударил его же руками по лбу шесть раз подряд.

Пуарье начал было вырываться, но его попытка была короткой, желудок сжался под тяжестью. Обливаясь потом, он остановился.

— Хватит шутить! — предупредил Франсис хриплым голосом. — Или ты все выложишь, или я засуну тебя в печь живьем. Что вы сделали с Ларше?

Парализованный, задыхающийся мулат сморщился:

— Нет... Клянусь Святой Девой, всеми святыми рая... Я ничего не знаю о месье Ларше.

— Ну, не изображай из себя дурака, — буркнул Коплан. — Зачем же ты пытался меня убить?

Пуарье мотал головой.

— Не потому, — простонал он, чувствуя, что у него сломаны ребра.

— Тогда почему, черт возьми?

— Потому что... в тот вечер я... меня здесь не было. А вы могли это узнать. Но месье Ларше — нет.

В этот раз очевидная откровенность пленника озадачила Коплана, хотя ответ не объяснял нападение.

— Где ты был? — спросил Франсис. — Ты так боялся, что я это узнаю?

Пуарье увидел всю глубину пропасти, куда его толкнула импульсивность. Он закрыл рот, попытался придумать отговорку. Коплан не дал ему времени. Он освободил одну руку и несколько раз ударил его наотмашь по лицу.

— Говори! — приказал он. — Если у тебя есть алиби, даже компрометирующее, скажи. Я занимаюсь только похищением беке, на остальное мне плевать. Но если ты соврешь, береги свою шкуру!

Мулат, как только его физиономия перестала трястись под оплеухами, выговорил:

— Я ходил на собрание...

— Конечно, на тайное? Пуарье подтвердил, опустив веки.

— Куда? И берегись...

— Возле собора, в подвале горшечной лавки на улице Антуана Сиже.

— Гюстав Сосюр там тоже был?

— Нет.

— А Шене?

— И его не было.

Коплан рывком поднялся, отступил на шаг и на секунду задумался.

— Слушай, мне нужны сведения, которые помогут прояснить дело о похищении. Ты случайно ничего не слышал?

Пуарье приподнялся, оперся ладонью на землю. Другой рукой он вытер потный лоб.

— Я ничего не знаю, — вздохнул он. — Из тех, с кем я знаком, тоже никто не знает. Мы говорили об этом, раз газеты писали, но...

Он пожал плечами, показывая свою неосведомленность. Коплан сунул кулаки в карманы.

— Кто ходит на эти собрания на улице Сиже? Кандидаты в революционеры?

В глазах Пуарье блеснул яростный огонек.

— Честные коммунисты, — высказался он. — Все остальные прогнили, продались Франции!

— Коммунисты могут собираться открыто. У них есть помещение, газета. Почему в подвале?

Пуарье замолчал, его лицо превратилось в холодную маску.

— Где я могу найти Гюстава в девять? — спросил Франсис, бросив взгляд на часы.

Мулат оживился:

— Гюстав? Сейчас его нет в Фор-де-Франсе...

— А? Где же он ошивается?

— Сейчас в Джорджтауне, в Британской Гвиане. Руки Коплана уперлись в бока.

— Когда он уехал?

— Ну... Дней восемь назад.

— Ты знаешь, где он там живет?

— Разумеется. Он пишет письма... Его адрес: Сассекс-стрит, дом тридцать два.

— Долго он там пробудет?

Пуарье в знак сомнения выпятил губу.

— Это... Коплан сжал зубы.

— Возвращайся в свою кочегарку, — посоветовал он. — А на будущее постарайся владеть собой. До свидания.

Он направился к двери.

Не вставая, Пуарье метнулся к ножу, схватил его за острие и твердой рукой метнул в спину Коплана, как раз в тот момент, когда тот подошел к порогу.

 

Глава 7

Когда Франсис повернулся спиной к еще сидящему Пуарье, он подумал, что мулат выболтал тайну, из-за которой едва не совершил преступление, и что поэтому надо опасаться последнего предательства с его стороны.

Почти бесшумный бросок Пуарье заставил сработать инстинкт самосохранения у белого, которого он хотел убить, и полет ножа был не таким быстрым, как движение мишени. Лезвие с глухим звуком вонзилось в деревянную дверь.

Коплан кинулся на мулата, издавшего приглушенный крик. Охваченный паникой, Пуарье попытался ускользнуть, удрать, как крыса, но получил безжалостный удар в плечо. От толчка он развернулся, и прямой удар угодил ему в лицо.

Это пушечное ядро отшвырнуло его на одну из бочек. Его голова, словно гонг, ударила о дубовое дерево. Мулат рухнул как подкошенный.

Коплан машинально помассировал ушибленные пальцы, опустив глаза на тело своей жертвы. Этот чертов кретин Пуарье не ушел от наказания...

Но вдруг Франсиса охватило беспокойство: он опустился на колено, чтобы лучше рассмотреть смертельно бледное лицо и закатившиеся глаза Пуарье.

Из его груди вырвался злобный и раздраженный вздох, когда он увидел, что тот агонизирует. Из затылка и ноздрей у него текла кровь.

Коплан встал и почесал в затылке.

Если он сам отвезет умирающего в больницу, последуют бесконечные сложности. У него же были другие проблемы, кроме необходимости отвечать за законную самозащиту...

Он оставил все на своих местах: умирающего и нож. Прежде чем сесть в свою машину, он бросил взгляд на дорогу, потом развернулся и поехал в Форт-де-Франс.

Часы на приборной доске показывали четверть десятого.

Мозг Коплана был возбужден, и он с трудом заставил себя выделить главное из того, что он узнал во время встречи. Полицейская карточка Пуарье говорила, что это человек импульсивный, склонный к насилию, афиширующий свои убеждения. Такие люди редко бывают лжецами. Если он пытался вторично убить Франсиса, то только потому, что сказал правду, потому что раскрыл факты, о которых должен был молчать во что бы то ни стало.

Но, следовательно, надо признать и то, что он абсолютно ничего не знал о похищении.

Въехав в город, Коплан проехал не по центру, а вдоль реки, потом на дорогу Шелыпе и поехал к отелю «Беркли».

Как и накануне, он заперся в телефонной кабине и позвонил Лакруа.

— У меня неприятности, — спокойно сообщил он. — Один тип дважды пытался зарезать меня. Он в очень плохом состоянии. Вы не могли бы послать «скорую» забрать его?

По просьбе собеседника он дал необходимые сведения и добавил:

— Речь идет об Альфонсе Пуарье, одном из типов, упомянутых Шене во время допроса... Нет, я не узнал ничего конкретного о Ларше, но все же считаю, что вышел на след. Теперь еще одно: двое инспекторов должны находиться сегодня в одиннадцать вечера у портала собора. Я назовусь им Жираром. Мы втроем осмотрим один дом на улице Антуана Сиже...

Он выслушал еще две-три фразы Лакруа, затем, занервничав, крикнул:

— Я знаю, что это против правил! Ну и что? Ждать, пока разойдутся слухи о смерти Пуарье, и потерять преимущество внезапности? Мне некогда возиться... Время проходит.

Лакруа дал согласие, хотя без энтузиазма.

— Там, должно быть, подрывной центр, гнездо заговорщиков, — продолжал Коплан, чтобы приглушить угрызения совести. — Может быть, мы найдем связь с группой, удерживающей Ларше. По крайней мере, я на это надеюсь.

Он получил заверение в том, что в случае с Пуарье будет принята версия о несчастном случае, как для его семьи, так и для работодателя.

После телефонного разговора Коплан поднялся к себе в номер. Ему не хотелось переодеваться, и он велел принести ужин к нему.

В десять вечера он вышел из отеля, засунув в правый карман брюк «браунинг» калибра шесть тридцать пять.

Двадцать минут спустя он остановил машину на площади Саван, где мирно прохаживались гуляющие. Веселые компании молодежи встречались, перекликались; парни и девушки обменивались легкомысленными фразами, полными веселого добродушия. Здесь все забыли о своей бедности.

Между дворцом императрицы и зданием почтамта Коплан свернул на улицу, ведущую к собору. Он хотел пройти улицу Антуана Сиже из конца в конец. Она оказалась длиннее, чем он предполагал, и протянулась на четыреста или пятьсот метров, но один мулат сказал ему, что гончарная лавка находится «возле собора». Франсис прошел эту часть улицы, разглядывая магазинчики.

Не заметив лавки, где продавались бы предметы из обожженной глины, он почувствовал сомнение, а затем раздражение. Неужели Пуарье назвал фальшивый адрес?

Коплан повернул обратно. Когда он подошел почти к самой церкви, то заметил, что одна из витрин закрыта и увидеть, что там продается, невозможно. К двери была прикреплена записка. Франсис подошел, чтобы ее прочесть.

ЗАКРЫТО ДО 1 ДЕКАБРЯ

Света радом не было. На лотке располагались сувениры, духи, настоящие черепаховые гребни.

Коплан подождал немного. Когда один прохожий собирался войти в дом, Коплан быстро подошел к нему.

— Простите... Тот магазин закрыт, а что в нем продают?

— Вы хотите сказать, в лавке Сиприана? Ну... кувшины, кружки, подносы. Если вы ищете именно это, сходите лучше на улицу Виктора Гюго, потому что Сиприана нет. Он уехал...

— Да? А когда?

— Дня три-четыре назад... Вы хотели с ним встретиться?

— Ну да. А куда он поехал? Мужчина развел руками.

— Не знаю, — весело признался он.

— Ну и ладно, — сказал Коплан. — Извините...

Он закурил сигарету. Успокоившись, спустился к бульвару Альфасса, идущему вдоль залива Фор-де-Франса, и продолжил разговор с самим собой, любуясь панорамой порта и серебряной водой Карибского моря.

В одиннадцать часов он подошел к двум мужчинам, разговаривавшим недалеко от портала собора.

— Меня зовут Жирар... Полагаю, вы ждете меня? Инспектора были уроженцами метрополии, обоим меньше тридцати. Они представились:

— Лефор.

— Виньо.

Они смотрели на Коплана с некоторым смущением, не зная, как себя вести с незнакомцем.

— Не бойтесь, дело нетрудное, — сказал Франсис. — Вам даже не придется никого арестовывать, к сожалению. Дом пуст.

На лицах молодых полицейских появилось разочарование.

— Плохо, — проговорил тот, которого звали Лефор. — Мы-то думали...

— У вас есть чем взломать дверь?

Виньо, расстроенный, как и коллега, кивнул.

— Пошли, — сказал Коплан. — Мы проникнем в этот дом и обыщем его. Там устраивают встречи малопочтенные типы.

Они подошли к магазину. Виньо внимательно оглядел дверь, выбирая способ ее открыть. Он остановился на обычной отмычке.

— Вы из спецслужбы? — решился спросить заинтригованный Лефор.

— Что-то в этом роде, — отозвался Коплан.

Видя, что Виньо открыл замок, он бросил сигарету и раздавил ее подошвой.

Дверь открылась. В лавке было темно. Лефор достал фонарик и осветил помещение.

— После вас, — пригласил он.

— Заприте дверь, — посоветовал Коплан Виньо. Они вошли и начали предварительный осмотр.

— У вас никогда не было проблем с типом, что здесь живет? — поинтересовался Коплан, когда они разошлись по первому этажу.

— Нет, — ответил Лефор, — насколько я знаю. Но я здесь только восемь месяцев...

Они не нашли ничего особенного ни внизу, ни в комнатах наверху, где жил владелец.

— После посмотрим подробнее, — сказал Франсис. — Заглянем в подвал: там все происходит.

Виньо ответил:

— Лестница в коридоре, слева.

Все трое гуськом спустились и оказались в подвале, служившем складом и сообщавшемся с другим помещением. Стены были сложены из толстых плит известняка, почерневших от времени.

— Надо же! — произнес Коплан. — Эта хижина стоит не на нормальном фундаменте... Этот выглядит очень старым.

Лефор подтвердил:

— Да, точно. Но это не должно вас удивлять. Мы в двух шагах от собора...

Пробираясь к другому помещению между ящиками, из которых высовывалась солома, Коплан спросил:

— Раньше его окружали значительные здания?

— Нет... Сначала он находился почти у самой воды. Первая каменная церковь была построена около тысяча семисотого года. Ее разрушили землетрясения, и в середине прошлого века построили другую. Ее уничтожил пожар... Современный собор, построенный в тысяча восемьсот девяносто пятом году, не занимает старый фундамент целиком.

Второе помещение подвала было больше первого. В нем стояла старая мебель. Коплан и его спутники осмотрели его. Если здесь и проходили собрания, то люди, участвовавшие в них, не оставили никаких следов: ни окурков на земле, ни стаканов или бутылок. Ничего.

— Ваша наводка была серьезной? — осторожно спросил Виньо.

— Руку даю на отсечение, — сказал Франсис.

Он направился к шкафу-развалюхе, прислоненному к дальней стене, и сдвинул его в правый угол. Оба инспектора вскрикнули, потому что в стене было отверстие.

Вниз спиралью уходили ступеньки.

Лефор наклонился над проходом и заворчал:

— Интересная лазейка... И потолок низкий, предупреждаю вас! Следуйте за гидом, дамы и господа.

Коплан и Виньо последовали за ним; им пришлось признать, что он не преувеличил. Согнувшись вдвое, они осторожно ставили ноги на источенные, шатающиеся камни, пропитанные влагой.

Они смогли распрямиться, когда спустились в подземелье и оказались в зале, где мощные колонны поддерживали сводчатый потолок. Зал имел более двадцати метров в длину.

— Под церковью... Полный улет! — заметил Лефор. Он говорил это не о почтенном погребе, а о том, что в нем находилось: карабины, автоматы и ящики с боеприпасами.

Коплан приблизился к этому подпольному арсеналу, взял несколько образцов. Одни были советского производства, другие чешского, третьи китайского.

Полицейские тоже посмотрели.

— Черт побери... — пробормотал остолбеневший Виньо. — Тут есть чем вооружить сотню человек!

В этом и было объяснение безумного поведения Альфонса Пуарье. Коплан произнес:

— Склад — это ничего. Куда важнее обнаружить тех, кто его сделал. За дело, ребята.

Они внимательно осмотрели весь подземный зал. На столе в глубине лежали детали разобранного автомата.

— Это школа, учебный центр, — сделал вывод Лефор. — Тип, который владеет магазином наверху, сядет на много лет.

— Если вернется, — заметил Франсис. — То есть, если вы его возьмете...

Продолжая поиски, они заметили старинный сундук, стоящий в яме. Коплан вытащил его, взявшись за боковые ручки.

Крышку удерживали два висячих замка. Виньо извлек из внутреннего кармана «козью ножку». Это был инструмент сантиметров в двадцать длиной, толщиной в палец, из хромо-кадмиевого сплава. Имея невероятную прочность, он выдерживал большие нагрузки.

Инспектор сбил замки и открыл сундук. Все трое одновременно наклонились над ним. Лефор восхищенно присвистнул.

Коплан запустил руку внутрь и вытащил пригоршню золотых монет. Он подставил ладонь под свет, чтобы рассмотреть, что это за деньги. Это были монеты в десять долларов США.

Лефор, взявший одну, глухо выругался.

— Не горячитесь, это мало что значит, — сказал Франсис. — Золото — международная валюта, и, поскольку она наделена большой способностью подкупать, ею пользуются во всем мире.

Он вспомнил мешочек, который вдова Легреля протянула комиссару Жаклену. Те же монеты...

Но в сундуке хранились также брошюры. Виньо взял один экземпляр, пролистал. Они были на французском.

Коплан бросил доллары в сундук.

Виньо прочитал вслух, кого-то передразнивая:

— "Независимость это первый этап. Когда мы вырвем с корнем колониализм и разобьем цепи метрополии, мы получим бескорыстную интернациональную помощь от наших друзей из Советского Союза..."

Оставив напыщенный тон, он буркнул:

— По-моему, обещанная помощь уже поступает. Хорошенькое начало!

Он бросил брошюру обратно. Коплан опустил крышку сундука.

— Устройте мышеловку, — предложил он. — За этим, несомненно, кроются происки иностранной державы: я сомневаюсь, чтобы местное движение располагало средствами, достаточными для покупки такого количества оружия...

Лефор согласился:

— Средства у левых партий тощие, если не сказать дистрофичные. Мы знаем, как велики у них членские взносы...

— Поднимаемся, — решил Коплан. — Возможно, у товарища Сиприана есть интересные бумаги.

Чуть позднее они принялись за методичный обыск комнат дома, простукивая стены и паркет, пытаясь обнаружить двойное дно в мебели и внимательно изучая находившиеся на полках бумаги.

Они сделали два открытия: владельца магазина звали Сиприан Рикар, и это был аккуратный человек, который, уезжая, не оставил ни одного компрометирующего его письма.

— Мы с ним посчитаемся, — уверенно сказал Виньо. — Меньше чем через час будет выдан ордер на его арест.

Коплан был разочарован. Этот обыск, успешный для его коллег из полиции, не дал ему никакой дополнительной информации.

— Ну, мальчики, оставляю вам свободу действий, — заключил он. — Доводите дело до конца...

— Как? Вы нас бросаете? — удивился Лефор. — Вы нам даже не сказали, как вышли на это логово мятежников...

— Проверяя одно алиби, — ответил Франсис. — До встречи, господа.

Он ушел, думая, что от трупа Альфонса Пуарье помощи они не получат.

Утром следующего дня Коплан уведомил портье отеля «Беркли», что покидает Мартинику на несколько дней, но оставляет за собой номер.

Час спустя он сел в аэропорту Ламантен на самолет, вылетающий в Джорджтаун.

 

Глава 8

В столице Британской Гвианы живет двадцать тысяч человек, город сильно вытянут в длину, а дома в нем деревянные и стоят на сваях.

Население состоит наполовину из азиатов индийского и китайского происхождения, наполовину из мулатов и белых (последние в явном меньшинстве).

Несмотря на такой расовый состав населения, близость к экватору и теплый влажный климат, приезжему из Европы Джорджтаун постоянно напоминает Англию.

Единственной заботой Коплана было как можно скорее найти Гюстава Сосюра, еще одного друга Шене, единственного из трех, чье времяпровождение вечером шестого ноября оставалось невыясненным.

Как только жара стала терпимой, Коплан отправился на Сассекс-стрит. Это был проспект в южной части города, расположенный перпендикулярно реке.

Под номером тридцать два значилась деревянная вилла, покрашенная в светло-серый цвет, с террасой, шедшей вокруг всего дома на уровне первого этажа.

Не из этого ли дома отправилось письмо, которое получила мадам Ларше?

Коплан поднялся на четыре ступеньки и нажал кнопку звонка, расположенную справа от входной двери.

Ему открыл китаец. Он поднял на посетителя загадочное лицо, не разжимая губ.

— Мистер Сосюр сейчас дома? — спросил Коплан по-английски.

Азиат не ответил, но поклонился и отступил. Франсис вошел в холл, где царила приятная прохлада.

Китаец жестом пригласил его сесть, затем вышел в другую дверь.

Из холла на второй этаж вела лестница с перилами из красного дерева, как в коттеджах Сассекса. На стене висели неизбежные гравюры с охотничьими сценами, столь дорогие сынам Альбиона.

Через несколько мгновений из комнаты в глубине дома вышел загорелый европеец, одетый в рубашку с короткими рукавами и открытым воротом. Он подошел к Коплану, посмотрел на него и представился самым обычным образом:

— Davies... How do you do?

— Коплан. Рад познакомиться, мистер Дэвис. Мистер Сосюр живет у вас, не так ли? Я бы хотел поговорить с ним. Я привез записку от его друга Пуарье с Мартиники.

Дэвис — он был ниже среднего роста и очень широк в плечах — изобразил озабоченность. Он ответил после некоторого размышления, тщательно подбирая слова:

— Мистер Сосюр действительно живет здесь, но вернется он только вечером. Может быть, вы оставите записку мне?

— Дело вот в чем... Меня просили отдать ему в собственные руки.

— Отлично. Где он может вас найти?

— Пусть звонит мне в «Палм Корт» после восьми часов... Или пусть приходит ко мне з эту гостиницу, если у него будет время.

Дэвис медленно кивнул головой.

— Можете на меня положиться, я ему передам, — пообещал он.

Коплан попрощался и ушел. Англичанин, оставив дверь открытой, проследил за ним взглядом, потом тихо закрыл ее.

Во время короткой встречи с хозяином виллы Франсис чувствовал, что собеседник изучает его. И готов был биться об заклад, что Сосюр был дома.

Он обошел весь квартал и вернулся на Сассекс-стрит, чтобы с расстояния понаблюдать за домом тридцать два.

Прибегая к классическим приемам, которые позволяют наблюдателю оставаться незамеченным, передвигаясь по достаточно ограниченному пространству, он фланировал по округе.

Равнодушно глядя по сторонам, он наконец заметил, что в поле его зрения слишком часто попадает один и тот же субъект.

Это был оборванный мулат в соломенной шляпе колоколом с обтрепанными полями и в дырявых штанах, подвязанных на талии веревкой.

Спрашивая себя, кто из них двоих первым заметил другого, Коплан спокойно вышел на проспект, параллельный Сассекс-стрит, и вернулся в центр города. Он остановился только перед витриной с информацией для туристов и краем глаза взглянул назад, на улицу, по которой только что прошел.

Мулат был недалеко. Прислонившись к стволу дерева, он смотрел на проезжающие мимо машины.

Франсис, внутренне посмеялся. Хозяин Гюстава Сосюра относился к делу очень серьезно...

Он вернулся в гостиницу и поднялся в номер, ожидая дальнейших событий, готовый и сам вызвать их.

Франсис заканчивал ужинать, когда один из служащих отеля пошел между столами с маленьким гонгом и чёрной дощечкой, производя мелодичный звук через равные интервалы. На дощечке мелом было написано: «Коплан».

Франсис поднялся и пошел к телефонистке в отделе регистрации.

— Мне звонят. Какая кабина?

— Номер четыре, сэр.

Он вошел в кабину, снял трубку.

— Коплан у аппарата. Слушаю.

— Это Гюстав Сосюр... Кажется, Пуарье поручил вам передать мне записку?

— Да. Он не решился отправить ее по почте и, поскольку я собирался в Джорджтаун, попросил меня встретиться с вами.

Установилась тишина. Наконец Сосюр спросил:

— Вы живете в Фор-де-Франсе?

— Нет, я журналист. Приехал сделать репортаж. Новая пауза.

— Хорошо, будьте в десять часов на углу Мейн-стрит и Мидл-стрит, возле Дома правительства. Это недалеко от вашей гостиницы.

— Договорились. До скорого! — приветливо бросил Коплан.

Он вышел на встречу гораздо раньше, чтобы посмотреть, висит ли на хвосте тот тип, что ходил за ним днем.

Мейн-стрит оказалась широкой улицей, покрытой щебенкой, где две полосы для движения автомашин были разделены центральной аллеей для пешеходов. Эта пешеходная часть была украшена великолепными цветочными клумбами и обсажена деревьями, пышная листва которых создавала приятную прохладу. На таком оживленном бульваре почти невозможно заметить, если кто-то за кем-то наблюдает. Люди сидели на скамейках, другие прогуливались, читали газеты, фланировали по внешним тротуарам. Почти все были в лохмотьях...

Коплан свернул на улицу несколько поуже, но все-таки довольно широкую. Через двести метров он резко повернулся и пошел назад. Он напрасно вглядывался в фигуры гвианцев, находившихся на этой улице. Ему не удалось обнаружить, следят ли за ним.

В назначенный час он остановился на углу большого общественного здания, где помещались правительственные службы.

К нему подошел нищенски одетый мулат. Коплан узнал его по фотографии, приложенной к протоколу допроса Шене: это действительно был Гюстав Сосюр.

— Месье Коплан? — озабоченно спросил он.

— Да, это я.

— Как Альфонсу пришла мысль попросить вас об этой услуге? — поинтересовался Сосюр. — Когда вы с ним познакомились?

— Вы что-то нервничаете, — добродушно отозвался Франсис. — При моей профессии приходится встречаться со многими людьми из всех слоев общества. Я исследую проблемы карибских стран для одной левой газеты. Так что расспрашиваю рабочих.

Сосюр задумчиво смотрел в землю.

— Не стоит оставаться, — решил он. — Пойдемте на Мидл-стрит.

Они пошли, потом мулат спросил:

— Записка у вас?

Коплан кивнул и сунул руку во внутренний карман. Он протянул собеседнику конверт и стал изучать его лицо.

Тот распечатал конверт.

Текст Франсис написал сам: «Полицейские спрашивали меня, где я был вечером шестого ноября. Они занимаются делом беке. Ищут тебя».

Сосюр был сражен. Он подумал, что Пуарье специально изменил почерк.

— Плохие новости? — предположил Франсис.

— Да, очень плохие, — рассеянно признал Сосюр.

— Вы уверены, что не оставили своих отпечатков на письме, отправленном мадам Ларше?

Фраза была произнесена настолько банальным тоном, что мулат не заметил скрывавшейся в ней ловушки и непроизвольно ответил:

— Очевидно... Это элементарно.

Его запястье оказалось в горячих тисках.

— Где Ларше? — спросил Коплан, раздельно произнося слова.

Сосюр с безумными глазами хотел освободить руку, но не сумел пошевелиться. Его толстые губы искривила гримаса ненависти.

— Отпустите меня, — угрожающе пролаял он.

— Отвечай! — приказал Франсис, сжимая руку так, что едва не сломал ему кости. — Я даю тебе единственный шанс: или ты расколешься, или я позову полицию.

Задыхаясь, мулат продолжал вырываться.

— Это не я, — сморщился он. — Я заменил Пуарье на заводе. Я не знал, что они...

Вдруг он замолчал, покачнулся, как будто получив удар кулаком под лопатку, и повалился.

Удивленный Коплан отпустил его и, быстро оглядевшись, прижался к земле.

Предмет, выброшенный из проезжавшей на большой скорости машины, описал дугу и с металлическим звуком ударился о тротуар возле Франсиса. Тот напрягся, ожидая взрыва гранаты. Прошли две бесконечные секунды.

Удивленные прохожие остановились на некотором расстоянии от двух лежащих мужчин. Коплан бросил взгляд из-под рук. Он увидел пистолет с глушителем на стволе, валявшийся в двух шагах от его лица.

У него хватило сообразительности не трогать оружие. Он обернулся к Сосюру: пуля пронзила ему грудную клетку, и он истекал кровью.

Тонкая ниточка провода, выползая из его левого рукава, соединялась с микрофоном, лежавшим во внутреннем кармане пиджака.

Коплан вскочил на ноги и побежал, крича: «Полиция!»

Он добрался до ближайшего перекрестка прежде, чем свидетели опомнились от изумления, ринулся на боковую улочку и, уже без криков, бросился к отъезжающему автобусу. Не сумев его догнать, он замедлил бег и уже нормальным шагом продолжил путь, не оглядываясь.

Не видя ни такси, ни заведения, куда можно заскочить, он решил еще раз свернуть на другую улицу. Возле тротуара, недалеко от него, остановилась машина.

— Садитесь! — крикнули ему. — Не бойтесь, я друг!

Сначала Коплан отшатнулся, но, сказав себе, что сидящий в этой машине никак не может быть убийцей Сосюра, сделал два шага к открытой дверце.

— Садитесь, — настойчиво повторил водитель. — Я один.

Франсис влез в машину и буквально упал на сиденье. Шофер тут же отъехал.

— Вам повезло, — проговорил он. — Они плохо прицелились.

— Нет, — ответил Коплан. — Они хотели убить не меня.

Его собеседник был человеком смешанных кровей, с темной кожей. Он окинул Франсиса изумленным взглядом.

— Вы так думаете?

— Уверен. Промахнувшись, они могли выстрелить второй раз, а они подбросили пистолет, чтобы представить меня убийцей своего сообщника.

Автомобиль набирал скорость, обгоняя другие машины.

— Это вы меня пасли, когда я возвращался с Сассекс-стрит? — спросил Коплан, оглядев крепкую фигуру парня.

— Да, — признался тот. — Меня интересует все, приходящие в дом тридцать два. Вы попытались дойти до начала цепочки торговцев оружием?

Дыхание Коплана успокоилось. Он достал сигарету и засунул ее в угол рта.

— Ваша помощь небескорыстна? — усмехнулся он. — Кто вас просил меня разговорить?

Мулат не обиделся.

— Я пытался вытащить вас из затруднительного положения, потому что друзья Сосюра собирались вас убить, — уточнил он. — С этого момента вы стали мне симпатичны. Теперь, если вы мне не доверяете, мы остановимся на этом. Где мне вас высадить?

Коплан мысленно признался себе, что положение не блестяще. Резко обрывая контакт с этим незнакомцем, он ничего не выигрывал.

— С меня выпивка, — пообещал он. — Место выбираете сами.

— Зовите меня Тимолеон. Если вам все равно, я вас отвезу в одно место, где мы сможем спокойно побеседовать.

— Согласен.

Машина свернула на улицу, разделенную посередине каналом.

— Честно говоря, я в таком же затруднении, как и вы, — произнес Тимолеон. — Этот тип был важной фигурой. В один из ближайших дней я бы его взял.

Удивленный правильностью речи, Коплан спросил:

— Вы учились в Париже?

— Да... а еще в Лондоне, в...

Он осекся и сменил тему разговора.

— Почти приехали. Предупреждаю, мы будем не одни. Вы не возражаете?

— Нисколько.

Автомобиль въехал на территорию частного владения и проехал еще метров пятьдесят, прежде чем остановиться перед белой виллой, окруженной пышными клумбами.

Они поднялись по каменной лестнице. Тимолеон сказал:

— Если полиция обнаружит ваш след, вы всегда сможете показать, что провели вечер здесь. Мы подтвердим ваше алиби.

— Очень любезно, — отозвался Франсис, чувствуя все возрастающее любопытство.

Мулат вставил в замок плоский ключ, открыл, посторонился. На первый взгляд интерьер странно напоминал обстановку в доме на Сассекс-стрит. Но Тимолеон провел своего гостя в гостиную, освещенную лампой.

Два кресла-качалки стояли по сторонам низкого столика под прикрепленным к потолку вентилятором, широкие деревянные лопасти которого с шумом вращались.

Одно кресло было занято европейцем лет пятидесяти, с седеющими волосами, одетым в домашний халат из темно-синего шелка. Этот человек, что-то читавший, взглянул на вошедших без удивления.

— Я привел к вам месье Коплана, мистер Джонс, — сказал Тимолеон. — Всего четверть часа назад он избежал серьезных неприятностей.

Услышав свое имя, Франсис невольно нахмурился.

— Добро пожаловать, — произнес белый, откладывая книгу. — Что произошло?

Его подчиненный объяснил:

— Гюстав был ликвидирован во время встречи с месье на Мидл-стрит.

Незнакомец округлил глаза, потом его лицо вновь стало непроницаемой маской.

— Садитесь, прошу вас. Что хотите выпить: ром, скотч, бразильскую кашазу?

— Скотч, побольше, — ответил Коплан.

Хозяин дома направился к бару за стаканами и бутылками. Тимолеон сел в свободное кресло и, скрестив руки на животе, стал тихо раскачиваться.

Усевшись на диван, Франсис стал ждать, пока один из двоих раскроет свои карты. «Мистер Джонс» протянул ему виски с содовой. Другой рукой он подвинул ящик с сигарами.

— Я предпочитаю свои сигареты, — отклонил предложение Коплан, показывая пачку.

Хозяин знаком выразил понимание. Он вынул из ящичка «гавану», вернулся в кресло и заявил:

— Вы француз, прибыли сегодня утром с Мартиники, прямиком отправились на Сассекс-стрит, и сегодня вечером убивают Сосюра, потому что он разговаривает с вами. Вывод: вы агент, прибывший выяснить тайну поставок оружия к Сиприану Рикару. Правильно?

— Допустим, — сдержанно сказал Франсис. Удовлетворившись этим ответом, Джонс продолжил:

— Я руководитель советской разведки, ответственный за антильский сектор.

Коплан бросил на него такой снисходительный взгляд, как если бы тот назвался Наполеоном.

— Я знаю, вы не верите, — продолжил Джонс небрежным тоном. — При нашей профессии анонимность — строжайшее правило. И тем не менее я нарушаю его. Я не могу поступить иначе. Если я снимаю маску, то только затем, чтобы вы мне поверили и чтобы предложить вам сотрудничество.

Взгляд Коплана перебежал на Тимолеона, который продолжал с довольным видом качаться в кресле.

Мулат улыбнулся ему.

Наступило молчание.

— Оружие поставляем не мы, — твердо уверил русский агент. — Но все организовано так, чтобы приписать его происхождение нам.

— И, разумеется, вы постараетесь меня убедить, что вы тут ни при чем, — иронически заметил Коплан. — Это неглупо...

Его собеседник терпеливо покачал головой, как будто он предусмотрел это возражение.

— Надеюсь, мы вместе найдем виновников этой преступной махинации, — сказал он, оживляясь. — Но я готов раньше дать вам доказательство, что Советский Союз не поддерживает сепаратистское движение, зарождающееся на ваших Антилах.

— Превосходно. Полагаю, вы не стоите и за похищением Ларше? — сыронизировал Коплан, верный своей тактике раздражать противника, чтобы заставить его сказать лишнее.

Тимолеон вставил свою реплику:

— Поставки оружия и похищение Ларше — дело рук одной и той же банды, вы увидите. Сосюр объединял эти дела.

Это полностью подтверждало предположения Франсиса.

— Ладно, — заключил он. — Выкладывайте ваши карты.

Человек в шелковом халате направил на гостя сигару.

— Два условия, — предупредил он. — Первое: никаких неприятностей для Тимолеона, когда он вернется в Фор-де-Франс; вы теперь знаете, что он один из моих информаторов.

— Согласен.

— Второе: когда выяснится правда, вы опубликуете ее в ваших газетах. Она должна быть распространена по всей Европе и в Карибском бассейне.

Коплан нахмурил брови.

— Вы подозреваете американцев?

Лицо европейца покраснело. В серых глазах блеснули молнии.

— После Кубы они не прекращают подрывных действий в европейских владениях на Антилах, — ответил он. — Их цель ясна: они хотят спровоцировать запрещение коммунистических партий властями этих территорий. Они не гнушаются ловить рыбу в мутной воде, и это надо показать публично.

Коплан задумался.

— Какова бы ни была реальность, о ней станет известно, — уверил он. — Мы никого не будем щадить, даже союзника, можете быть уверены. Но на чем основывается ваше убеждение?

Мулат произнес:

— Они готовят выступления, субсидируя людей наших партий долларами... Золотыми долларами.

— Ваш аргумент ничего не стоит, — отрезал Коплан. — Китайские коммунисты действуют так же.

 

Глава 9

Эта энергичная реплика привела Джонса и Тимолеона в некоторое замешательство. Затем Джонс, опомнившись, резко сказал:

— Как бы там ни было, я никогда не встречал в этом секторе китайца. А ЦРУ, напротив, плетет свои заговоры отовсюду. Здесь, в Британской Гвиане, в стране, которая пользуется полной автономией, в стране, управляемой правительством, глава которого принадлежит к крайней левой партии, американцы сумели устроить две военные базы. Они всеми способами стараются превратить Карибское море в контролируемое ими озеро.

Коплан не собирался продолжать эту ученую дискуссию.

— По какой цепочке вы дошли до Джорджтауна? — спросил он, соединив кончики пальцев.

Джонс сделал глоток, чтобы скрыть свое недовольство.

— Тимолеон состоит в мартиникской коммунистической партии и информирует нас о настроении и планах ее руководителей, — сказал он. — Однажды он намекнул на арсенал, создающийся в Фор-де-Франсе под нашей эгидой. Он жаловался, что его не предупредили. Но я ничего об этом не слышал. В Москве просто обомлели, когда я в свою очередь спросил, почему меня не поставили в известность.

Внимательно слушавший Коплан машинально взял сигарету.

— Я получил задание выяснить эту историю, — продолжал Джонс. — Для начала Тимолеон заманил в ловушку хозяина дома, где спрятано оружие.

— Сиприана Рикара? Вы взяли его?

— Он здесь, — сказал советский агент. — Вы сможете с ним поговорить, если захотите. Заставив его исчезнуть, я пресекал поставки, это было моей первой целью. Затем мы допросили Рикара. Он утверждал, что ничего не знает: он предоставил свой погреб и подземелье, потому что его друг Сосюр этого почти потребовал во имя дела. Но он твердо верил, что оружие прислано из Москвы для освобождения Мартиники.

— И с этого момента Тимолеон стал следить за Сосюром, — закончил Коплан. — С какого числа точно?

Мулат уточнил:

— С десятого ноября... Не очень давно.

— Какие контакты у него были здесь?

— Вот какие, — ответил Джонс с язвительным удовлетворением. — Он общался только с англичанами и американцами... Но пока что мы не смогли установить, кто из них участвует в этой махинации. Мы на мертвой точке. Может быть, у вас есть другие сведения?

Коплан молниеносно анализировал элементы дела, пытаясь определить их взаимное положение и то, как он может это использовать.

Затем он откровенно сказал о своей проблеме:

— Для меня главное найти Ларше, живого или мертвого. Я наткнулся на этот склад на улице Антуана Сиже, допрашивая одного субъекта, которого вы, Тимолеон, конечно, знаете: Альфонс Пуарье.

Тот кивнул головой.

— Ну да! Скандалист, не очень умен, часто появляется вместе с Гюставом. Вот видите, мы и пересеклись.

— Сосюр отправил отсюда письмо, в котором Ларше успокаивает свою семью, — продолжал Коплан. — Кстати, письмо — фальшивка. По-моему, плантатор был убит на Мартинике. Шантаж французских властей с целью отсрочить начало процесса в Париже не достигнет цели, если я смогу доказать, что Ларше убили задолго до первого заседания.

Джонс остановил на Франсисе проницательный взгляд.

— Наши интересы связаны. Я полагаю, вы больше в этом не сомневаетесь. Объединим наши усилия.

— Охотно. Но как?

Джонс вновь раскурил потухшую сигару. Он выдохнул дым в потолок и сказал, глядя, как лопасти вентилятора разгоняют облако.

— Мы, русские, проводим в данный момент политику разрядки в отношении Запада, и я вынужден избегать столкновения с американскими службами, действующими на Антилах. У вас свободные руки, но мало технических возможностей в Британской Гвиане. Я предоставлю в ваше распоряжение моих людей, мои средства, мои связи. А вы...

— А я...

— Вы наносите удар.

Коплан долго мял подбородок. Теперь он лучше понимал заботу, предметом которой стал.

Расчет советского резидента заключался в том, чтобы сорвать провокацию и не попасть в ловушку, поставленную противником. Для Франсиса помощь, предложенная Джонсом, была серьезным подспорьем. К тому же русский предлагал ее безвозмездно.

— Я согласен, но с одним условием: я сам буду решать, что необходимо предпринимать.

— И один будете нести ответственность. Это я и имел в виду, — поспешил добавить Джонс. — Какова ваша программа?

— Я еще не переварил нападение, — признался Франсис. — Кое-что проясняется. У Сосюра был радиопередатчик, который транслировал нашу беседу. Следует ли из этого, что сообщники заранее приговорили его к смерти?

Тимолеон и его шеф помрачнели. Коплан объяснил:

— Они хотели услышать мои вопросы, потому что Сосюр не мог им повторить их, понимаете?

— Да, — сказал Джонс. — Это логично. И какой же вывод вы делаете из этого факта?

— Вот какой: человек, назвавшийся Дэвисом, прекрасно знал, кто я такой. Решение ликвидировать мартиникца исходит оттуда.

Тимолеон перестал качаться в кресле.

— Дэвис? — удивился он. — Вы, должно быть, ошибаетесь. Он не имеет отношения к этой махинации. У него маленькая типография, и он живет очень спокойно. В Англии он был осужден за мошенничество: подделка подписей на банковских чеках. Его дом нечто вроде семейного пансиона. Он никогда не выезжает из Гвианы. Коплан усмехнулся:

— Ну-ну! Я готов биться об заклад, что сейчас он смотался! Заскочим к нему!

Тимолеон вел старый «бентли», на котором привез Коплана в дом мистера Джонса. Тот остался у себя, но дал новому союзнику двух боевиков.

Они сидели на заднем сиденье молчаливые, опасные. Это были карибские негры, из «маронов», ведущих в Гвиане жестокую борьбу против англичан. Однако они отзывались на имена, заимствованные у захватчиков, — Том и Питер.

Машина остановилась перед домом двадцать восемь по Сассекс-стрит, когда большие городские улицы почти опустели. Негры получили приказ раздельно проследить за виллой тридцать два и замечать стоящие машины с водителями.

Они вернулись через четверть часа и уверили самым категорическим образом, что на вид временное жилье Сосюра не охраняется полицией.

Тимолеон знал, что может положиться на необыкновенно острые чувства гвианцев. Коплан же, со своей стороны, был убежден, что эти предосторожности вообще излишни.

Пока Питер и Том размещались вблизи дома так, чтобы заметить любого подозрительного, приближающегося к нему, Франсис и мулат поднялись по ступенькам.

На их настойчивый звонок никто не ответил. Они прошли вдоль террасы до задней стороны дома и остановились перед окном.

Вырезать алмазом стекло, открыть задвижку, подтянуться и забраться в дом было делом нескольких секунд.

С дубинкой в одной руке и лампой в другой, они осмотрели комнаты первого этажа, затем второго.

— Что я вам говорил, товарищ Тимолеон? — прошептал Коплан, торжествующий и одновременно разочарованный, обводя лучом фонарика беспорядок, царивший в одной из спален. — Дэвис смотался.

— Подонок, — пробурчал мулат. — Наверняка не оставил ни одной бумаги!

— Очевидно, это следовало предположить, но если я не найду здесь то, что ищу, мы съездим в его типографию.

— Что вы хотите найти?

— Листовки, брошюры или работы, которые он печатал... Показывайте мне все в этом духе, что найдете.

Они принялись лихорадочно обыскивать дом.

У Тимолеона была счастливая рука: в шкафу он заметил сверток в темной бумаге. Разорвав обертку, он увидел брошюрки разного формата. Он поспешил отдать их Коплану, занятому в соседней комнате.

Франсис осмотрел их одну за другой, вытащил четыре штуки.

Несомненно, некоторые из них были идентичны тем, которые он видел в романском склепе под домом Сиприана Рикара, а другие точно воспроизводили, как шрифтом, так и текстом, памфлеты, брошенные в домике возле Меца, снятом Жаком Легрелем!

Тимолеон, заметивший восторг на лице француза, спросил его:

— Вы это искали?

— Это превосходит все надежды, — подтвердил Коплан. — Прогнозы мистера Джонса относительно виновности американцев могут быть опровергнуты.

— Да? — ошеломленно спросил мулат. — А кто же тогда?

— Пока не знаю... Во всяком случае, это организация мирового масштаба, интересующаяся не только Антилами.

Он сложил брошюры-улики, сунул их во внутренний карман и потом, глядя на мулата, спросил:

— Среди приходивших сюда или среди тех, с кем Гюстав Сосюр встречался в городе, вы не заметили белого мужчину, но сильно загорелого, лет тридцати, высокого роста, благородной внешности, довольно приятного вида?

Подумав немного, Тимолеон сказал:

— Да... Я видел похожего типа. Но «пас» его не я. Карточку опознания заполнял другой сотрудник мистера Джонса.

— Когда этот человек приходил первый раз?

— Подождите... Сегодня девятнадцатое. Это, должно быть, было двенадцатого, через день после приезда Гюстава.

— О'кей, — сказал Коплан. — На сегодня все. Уходим.

Чуть позднее, в «бентли», который вез его в гостиницу, Франсис сказал Тимолеону:

— Устройте мне завтра встречу с Джонсом. Я буду в гостинице и не уйду из нее, пока не дождусь вашего звонка.

* * *

Все свидетельствовало, что Дэвис — мошенник, подделавший почерки Легреля и Ларше.

Аферист, уже знакомый с тюрьмой и к тому же знавший, что его жилец Сосюр будет убит, он испугался, что полиция сунет нос в его дела, когда узнает, что мартиникец жил у него.

Коплан не сомневался, что владелец бандитской типографии покинул Гвиану, но исполнители, возможно, по-прежнему прятались в Джорджтауне...

Когда он вновь увидел Джонса, тот начал с того, что сунул ему под нос кипу газет с огромными заголовками.

Это были английские, голландские, французские и американские ежедневные газеты, издаваемые в различных антильских владениях.

— Смотрите! — он метал гром и молнии. — Капиталистическая пресса вовсю использует обнаружение арсенала в Фор-де-Франсе... И естественно, на скамью подсудимых посажен Советский Союз! А это дерьмо из Вашингтона тихонько посмеивается: их действия принесли желаемый результат. Ваша полиция, — упрекнул он Коплана, — не могла, конечно, промолчать об обыске у Сиприана Рикара? Очень остроумно! Все равно что оповещать звуками трубы, что вы забрасываете большую сеть.

Коплан признал, что эта громкая огласка была грубой ошибкой. Он понимал это тем более ясно, что, как ему показалось, инспектора Виньо и Лефор хотели вести дело без шума. Но слухи быстро распространяются по Фор-де-Франсу...

— Да, это прокол, — согласился он. — Я осуждаю данную публикацию так же, как и вы. Тем больше у нас причин ускорить дело.

Джонс, насупившись, пробурчал:

— Какого черта, я вам не мешаю! Что интересного вы обнаружили при обыске у Дэвиса? Тимолеон ничего не понял... Пропагандистская литература валяется, считай, везде!

— Кстати, это фальшивка, — поправил Франсис. — Эти пропагандистские брошюры издает Дэвис, а не какой-нибудь партийный комитет. Эти документы — часть постановки, цель которой скомпрометировать Россию... или Китай.

Резидент выпятил подбородок.

— У разведслужб длинные руки, — заметил Коплан. — Распространите его описание, как сделал я, и пошлите двух или трех ваших людей найти его след в аэропорту или морском порту. Мы получим очко, если узнаем, в каком направлении он отправился.

— Хо! — воскликнул Джонс. — Понимаю... Значит, Дэвис был важной персоной. Подумать только, я мог его захватить... Я займусь этим, будьте спокойны.

Вспомнив наконец об основной причине их встречи, он сказал:

— Вы запрашивали у Тимолеона данные на человека лет тридцати... Я нашел интересующую вас карточку.

Он подошел к письменному столу и взял из верхнего ящика картонный прямоугольник.

— Вот сведения, которые я о нем собрал, — добавил он, протягивая карточку. — Зовут Эдвард Трейси, британский подданный.

Коплан просмотрел карточку, к которой была приколота фотография: она изображала англичанина в компании Поста ва Сосюра на одной из улиц Джорджтауна.

— Готов спорить на крупную сумму, что этот тип приезжал во Францию, — воскликнул Коплан, пораженный сходством с описанием, данным продавщицей универмага в Меце. — Мы засекли его под фамилией Сансини. Он замешан в убийстве.

Джонс потер руки, коротко хохотнул.

— Мы продвигаемся. По-вашему, это еще один член террористической банды?

— Я даже подозреваю, что он привез во Францию несколько таких брошюрок, напечатанных у Дэвиса, — согласился Коплан.

Он прочел строчки, написанные на обороте карточки:

Работает в американской компании «Алуко», разрабатывающей месторождение бокситов... Офис находится по адресу: Уотер-стрит, 564. Домашний адрес: Брод-стрит, 218. Холост. Часто путешествует.

Вернув документы Джонсу, Франсис сказал:

— Будем молить небо, чтобы сегодня вечером он не оказался в путешествии. Я хотел бы сказать ему пару слов.

Жара была удушливой, воздух перенасыщен влагой. Время от времени вспышка молнии освещала небо и город.

Приближение грозы не действовало на нервы только Коплану, уютно расположившемуся в своем номере в гостинице. Он уже выпил две порции виски с содовой, выкурил пять сигарет и двадцать раз посмотрел в окно.

Агенты Джонса метались по Джорджтауну, пытаясь найти Эдварда Трейси — один возле офиса горнодобывающей компании, второй в местах, посещаемых зажиточными белыми, третий у дома англичанина.

Процесс мартиникских обвиняемых должен был открыться двадцать пятого. Значит, оставалось только пять дней...

Франсис отправил Лакруа шифрованную телеграмму с просьбой установить, проживал ли британский подданный по фамилии Трейси в одном из отелей на Мартинике перед шестым ноября и когда он уехал.

Вторая телеграмма, адресованная Старику, запрашивала аналогичные сведения из района Меца относительно девятого ноября. Франсис считал, что Эдвард Трейси был, возможно, человеком, использовавшим имя Сансини при покупке складного стула.

В наши дни на самолете быстро перемещаются из одного уголка планеты в другой. Если англичанин был профессионалом, он вполне мог «работать» в Фор-де-Франсе, потом в Меце.

Телефонный звонок прервал размышления Коплана.

— Да, — рявкнул он.

— Я заеду за вами через несколько минут, — сказал Ти-молеон. — Будьте перед зданием туристического агентства.

— Хорошо.

Он положил трубку и набросил легкую куртку. Спускаясь в лифте, он вполголоса напевал.

«Бентли» остановился недалеко от него. Он сел в машину. Том и Питер, сидевшие сзади, подмигнули ему.

— Где его засекли? — спросил Франсис.

— В баре гольф-клуба, — сообщил Тимолеон. — Вторая машина уже на месте. Я могу с ней связаться.

— Давайте.

Мулат наклонился, чтобы нажать на кнопку, потом взял лежавший на сиденье микрофон. Он сказал по-английски:

— Второй, второй... Вас вызывает номер один. Ответ поступил немедленно.

— Номер два слышит хорошо. Прием.

— Наш тип все еще там?

— Нет... Вышел из клуба с двумя приятелями примерно пять минут назад. Мы едем за ним по Нью Саут-роуд, на восток.

— Возможно, он возвращается к себе. Мы сворачиваем к его дому. Если он изменит маршрут, предупредите нас.

— О'кей.

Тимолеон повернул к Коплану повеселевшее лицо и сказал:

— Он сгорел.

 

Глава 10

«Бентли» с выключенными фарами стоял на некотором удалении на улице, перпендикулярной той, по которой должен был проехать Трейси, чтобы попасть домой.

Вторая группа не подавала сигналов, люди, сидевшие в машине номер один, ожидали возвращения англичанина. Машины были редки. Периодически молния бесшумно рассекала мрак и обрушивала поток белого света на перекресток.

— Номер один, слышите меня? — донеслось из динамика.

— Слушаю.

— Мы приближаемся к его дому. Ваша очередь.

— Мы в тридцати метрах от него; остановитесь поблизости, попробуем взять его тихо...

В то мгновение, когда Тимолеон заканчивал свою фразу, по Брод-стрит проехала машина. Она замедляла ход. «Бентли» без спешки поехал за ней. Обрадованный мулат сказал Коплану:

— Это машина убийц Сосюра... Темно-синий «рамблер» шестьдесят первого года. Я ее сразу узнал.

— Браво, — прошептал Франсис. — Остановитесь перед ней, как только она затормозит.

Он достал пистолет, сделал знак двум неграм приготовиться к рывку.

«Рамблер» свернул на гравиевую дорожку, которая, описывая небольшую дугу, вела к входу в дом.

Три его дверцы открылись, и пассажиры, совершенно расслабленные, вышли перед самой дверью.

Тимолеон остановился чуть дальше, на улице. Коплан и гвианцы выскочили из «бентли», размахивая пистолетами.

Пока они бежали к Трейси и его гостям, вспыхнула молния. Те подскочили, пораженные видом несущихся к ним фигур.

— Руки вверх! — громко приказал на бегу Коплан.

С внезапностью, выдающей хорошие рефлексы и долгие тренировки, окликнутые выхватили оружие. Благодаря вспышке молнии Коплан узнал Трейси и выстрелил в одного из его спутников.

Несколько выстрелов прозвучали почти одновременно. Тип, в которого целился Коплан, покачнулся, раненный в бедро. Прежде чем упасть, он успел нажать на спусковой крючок, однако пуля прошла в тридцати сантиметрах от Коплана.

Питер, раненный в живот, покатился по земле, выронив пистолет. Том выстрелил в того, кто ранил его друга, и на месте убил его, попав прямо в лоб.

Трейси с безумными глазами какую-то долю секунды выбирал мишень. Он прицелился в Коплана, когда тот был всего в метре от него, и получил удар рукояткой пистолета в лоб прежде, чем успел спустить курок. Его правая рука была перехвачена, сжата и вывернута. Он согнулся пополам, получил удар по затылку и повалился вперед. Коплан поднял его ударом колена в челюсть и ударил ребром ладони по шее. Англичанин рухнул ничком без чувств.

Тимолеон, прибежавший слишком поздно, чтобы присоединиться к стычке, проявил завидное хладнокровие. Он поднял Питера, держа под затылок и под колени, и уложил в «рамблер», дверцы которого оставались открытыми.

Коплан взвалил Трейси себе на спину и побежал с ним к «бентли», в то время как Том подобрал вторую жертву и засунул ее в машину к Питеру.

Тип, раненный Франсисом, не потерял сознания. Он корчился на гравиевой дорожке и стонал от боли. Тимолеон заткнул ему рот ударом ноги в лицо. Это положило конец его судорогам и позволило без труда погрузить его в машину Трейси.

— Езжайте на Маккензи! — крикнул Франсис мулату. — Я поеду за вами на этой! Том, следите за англичанином.

Тимолеон бросился к «бентли», кивнув на ходу в знак согласия. Было совершенно необходимо поскорее смотаться отсюда, хотя большинство людей спрятались по домам в ожидании грозы.

Обе машины пулей рванулись с места.

Они выехали на юг и помчались вдоль реки.

Тимолеон установил радиосвязь с другой группой, чтобы сообщить, что задание выполнено и можно сворачиваться. Эфир был так засорен посторонними шумами, что ответ был почти неразличим.

Жуткий удар грома сотряс воздух, и огромные капли дождя упали на лобовое стекло.

Тимолеон не понимал, почему Коплан приказал ему ехать в этот пустынный район, покрытый густой растительностью и ограниченный за аэропортом Эткинсона сплошными болотами.

Через несколько километров за взлетной площадкой Коплан обогнал «бентли» и подсек его.

Под проливным дождем он подбежал к машине и сел в нее.

— Очнулся? — спросил он Тома, указывая подбородком на пленника, скрючившегося между двумя сиденьями.

— Шевелится, — просто ответил негр.

— Ладно. Идите вместо меня в ту машину. Если раненый застонет, оглушите его.

— О'кей, начальник.

Состояние Питера тревожило его, и он был рад присоединиться к другу.

— Зачем мы сюда приехали? — спросил Тимолеон. — Вы могли бы допросить англичанина у Джонса...

— А дальше? Выдать его правосудию — речи быть не может. Держать взаперти до глубокой старости — тем более. И что?

Он перегнулся через спинку сиденья, поднял Трейси с пола и швырнул его на заднее сиденье. Пленный, завалившись на бок, пошевелился. Из его носа текла кровь.

Коплан взялся за него сурово:

— Скажите, вы, шестерка Дэвиса, вы никогда не слышали о Ларше?

Дождь, стучавший по крыше машины, напоминал непрерывную барабанную дробь. Тимолеон повернулся, чтобы посмотреть на англичанина.

Тот вытер рот платком и бросил враждебный взгляд на обоих противников.

— Есть масса способов подохнуть, когда отлично себя чувствуешь, — сообщил ему Франсис. — Будете молчать, я выберу для вас самую гадкую из возможных смертей. Где Ларше?

Трейси как будто оценивал его, прикидывая степень его проницательности, обдумывал, насколько можно верить в его угрозы. Видимо, выводы его были крайне пессимистичными.

— Я не участвовал в этом похищении, — пробормотал он. — Я не знаю, куда они запрятали его...

— Хорошо, вы на правильном пути, — поздравил его Коплан с грозным сарказмом. — Еще один ответ вроде этого, и беседа пойдет совсем по-другому. А теперь выкладывайте.

— Двое парней, что были сейчас со мной, осведомлены лучше. Я всего лишь пригнал машину Ларше в Фор-де-Франс.

Коплан почувствовал укол под ложечкой. Тимолеон опять повернулся, держа одну руку на руле.

— Где произошло похищение? — спросил Франсис.

— На перекрестке дороги из Трините в Фор-де-Франс, в двух километрах за Сен-Жозефом, и дороги, которая идет к кварталу Буа-дю-Парк.

— Куда потом поехали ваши сообщники с плантатором?

— Некоторое время они ехали за мной, потом свернули. Я потерял их из виду.

— А после вы оставили машину на площади Саван?

— Да.

Ничего удивительного, что никто не видел Ларше в столице... Его там и не было.

Коплан очень недоверчиво и насмешливо спросил:

— А остальное вам не известно? Позднее вы с ними об этом не разговаривали?

— Нет, — уверил его англичанин. — У нас работа строго разделена. Каждый занимается своим делом. Невозможно рассказать то, чего не знаешь. Это придумано специально.

— Неважно. Один из ваших друзей мертв, но второй может нам рассказать кое-что. Глава вторая: Постав Сосюр. Почему вы его убили?

Трейси, у которого сильно болела голова, массировал лоб, закрыв глаза.

— Он был слишком глуп, — презрительно ответил он. — Раскололся бы от первой же пощечины.

— Однако вы отпустили его на встречу!

— Чтобы прощупать вас. Мы хотели узнать ваши цели. Когда услышали, что речь идет о Ларше...

— В первую очередь, — отрезал Франсис. — Но есть кое-что еще — оружие. Кто его поставляет?

— Это не мое дело. Спросите у Дэвиса.

— Да... Потому что вы уверены, что он вне пределов досягаемости, не так ли?

Англичанин цинично парировал:

— А почему тогда меня не эвакуировали из Джорджтауна? Потому что при наихудшем развитии событий я не могу выдать ничего важного. В курсе были Сосюр и Дэвис.

— Для вас это плохо, потому что вы заплатите за всех. Естественно, вы не имеете ни малейшего представления о месте, куда направился Дэвис?

— Никакого.

— Прекрасно. Помните универмаг в Меце, где вы покупали садовую мебель?

Здесь хладнокровие изменило англичанину. Его насупленный вид был так же красноречив, как и его молчание. Коплан продолжал:

— Кто приказал устроить аварию с этой машиной на «Каблометалле» и убить ночного сторожа?

— Проклин...

На губах Коплана появилась и тут же исчезла насмешливая улыбка.

— Вы могли бы назвать первую попавшуюся фамилию из телефонной книги, это одно и то же, — сказал он. — Я хочу знать структуру вашей организации. Кто дергает за ниточки? Каковы ваши цели?

Раненый продолжал стискивать зубы, что наконец вывело из себя Тимолеона. Лицо мулата исказилось в жестокой гримасе.

— Позвольте мне его попытать, — пробурчал он, обращаясь к Коплану. — Этот подонок воображает, что он...

— Терпение. Молчанием он готовит себе мрачный праздник. — Затем он сказал Трейси: — То ваша банда причиняет ущерб Советскому Союзу, задерживая изготовление необходимого ему оборудования, то вы поддерживаете коммунистическое движение и приписываете СССР поставки ему оружия. И каждый раз расплачивается Франция. Скажите, кто дирижирует этими операциями: у вас нет другой возможности спасти свою шкуру.

Англичанин перестал прикладывать платок к ноздрям. В его холодном взгляде блеснул огонек фанатизма.

— Ни на шантаже, ни на сантиментах вы меня не возьмете, — с вызовом бросил он. — Моя судьба решена, я не строю никаких иллюзий.

Он здраво оценил ситуацию, и Коплан не стал его обманывать.

— Есть большая разница между пулей в голову и укусом птицееда, — небрежно бросил он. — Они в этих краях так и кишат.

Трейси побледнел, но рта не раскрыл.

Собеседники дали ему время осознать, что скрывалось за такой перспективой.

Несколько секунд англичанин не шевелился. Коплан сказал мулату:

— Не спускайте с него глаз. Может быть, он изменит свое мнение, а я пока допрошу его приятеля.

Тимолеон сел поудобнее, держа пистолет в руке, чтобы предупредить возможную отчаянную попытку пленного. Коплан вылез под дождь и побежал к «рамблеру».

На заднем сиденье лежали три неподвижных тела. Том, сидя за рулем, смотрел через мокрое лобовое стекло.

— Раненый без сознания? — поинтересовался Франсис, закрыв дверцу.

Негр, находившийся в каком-то отупении, покачал головой.

— Надо привести его в чувство, — пробурчал Коплан, поворачиваясь на сиденье, чтобы взглянуть на друга Трейси.

— Привести в чувство? — повторил Том, словно проснувшись.

У Коплана застыла кровь. Молния осветила салон машины, с ослепительной четкостью показывая человека на заднем сиденье. Его горло было перерезано от одного уха до другого, глаза оставались открытыми.

— Черт побери! — закричал Коплан. — Вы его убили? Том, несомненно, счел зрелище вполне красноречивым.

— Я должен был отомстить за Питера, — детским голосом сказал он.

Коплан едва удержался, чтобы не задушить его.

— Этот тип должен был сообщить нам важные сведения! — закричал он. — Вы не имели права ликвидировать его без приказа!

Негр втянул голову в плечи, так и не понимая важности своего поступка.

Не в характере Коплана было терзаться из-за непоправимого. Он вышел из машины, подошел к другой ее дверце и обыскал карманы англичанина.

Когда их содержимое перекочевало в его карманы, он позвал Тома:

— Пошли со мной... Вы сможете похвалиться отлично сделанной работой!

Оба вернулись к «бентли» и укрылись в нем.

— Ваш приятель раскололся быстрее вас, — бросил Франсис Эдварду Трейси. — Он признался, что Ларше был ликвидирован.

Тот сначала задохнулся от изумления, потом впал в ярость:

— Болван, — выругался он. — По-дурацки выбросил наш последний козырь!

Так с помощью хитрости-Коплан наконец получил подтверждение, которое долго искал: плантатор мертв, дальнейшее расследование можно было вести жестко, противник больше не имел заложника.

— Это все, что вы имели мне сказать? — язвительно спросил Франсис.

— Да, — твердо произнес Трейси.

— Хорошо. Идите к вашему «рамблеру»...

Том, сидевший рядом с англичанином, толкнул его, заставляя выйти. Трейси ступил на землю и вдруг бросился под проливной дождь.

Тимолеон, открыв дверцу, хотел выстрелить в беглеца, но Том, рванувшийся в погоню, помешал ему. Коплан тоже поспешил за убегающим.

Было плохо видно, и ему потребовалось несколько секунд, чтобы различить растворяющуюся в темноте тень. Без ума от ярости, он побежал за ней.

В двадцати метрах дальше он с трудом различил дерущиеся фигуры. Он яростно накинулся на Трейси в тот момент, когда тот свалил негра на землю приемом ближнего боя.

Двумя короткими боковыми ударами он сломил наступательный порыв европейца. Трейси обмяк. Том, опьянев от ярости, всю дорогу отвешивал ему пинки в зад.

Коплан оглушил свою жертву перед дверцей «рамлера», потом засунул его внутрь, к трем трупам.

— Скажите Тимолеону, чтобы он ехал за мной, и оставайтесь с ним, — приказал он негру.

Промокший с головы до ног, он сел за руль и тронулся с места.

Он ехал до тех пор, пока дорога, идущая вдоль реки, не оказалась всего в нескольких метрах от берега. Он направил машину в воду и выпрыгнул в последнюю секунду.

«Рамблер» продолжал катиться и свалился в мутную реку.

Прежде чем коснуться поверхности воды, он перевернулся. Колесами вверх машина рухнула в поток и тотчас затонула.

Негр и Тимолеон были ошеломлены.

— Пираньи очистят их скелеты в два счета, — объяснил он им. — Поехали в Джорджтаун сушиться.

— В общем, — резюмировал мистер Джонс на следующий день, — вы уничтожили группу убийц, но ничего не узнали о главном...

Коплан подставил стакан виски под солнечный луч, падавший из окна.

— Результат меньше, чем я рассчитывал, — миролюбиво согласился он. — Тот тип, которому Том перерезал глотку, мог бы пролить некоторый свет на место, где спрятан труп Ларше, или на происхождение оружия...

— Эдвард Трейси тоже не был так плохо информирован, как утверждал, — заметил советский агент. — Вы сделали ошибку, сбросив его вместе с остальными в Демереру.

Коплан, задумавшись, смотрел на свою выпивку.

— Это был крутой парень, неглупый и здраво рассуждающий, — ответил он. — Но мне не кажется, что он был хорошо осведомлен. Исполнители редко знают много. Они делают то, что им приказывают, мало заботясь о мотивах своих нанимателей.

Джонс, прохаживавшийся туда-сюда, заложив руки за спину, согласился:

— Да, все разведслужбы прибегают к услугам подобных людей, американцы не исключение. Дэвис, очевидно, был местным резидентом ЦРУ и связующим звеном между этой организацией и троицей, выполняющей мелкие поручения.

Глава советской разведсети не изменил своего мнения: он считал Соединенные Штаты виновником всех этих махинаций, и Франсис спросил себя, а не прав ли Джонс в конце концов.

— Я здесь не задержусь, — сказал Коплан. — Что собираетесь делать вы?

Джонс в замешательстве остановился перед ним.

— Я? А что, по-вашему, я должен делать? Мы договорились, что вы выведете это дело на чистую воду...

Франсис кивнул:

— Я и намерен это сделать. Если я задал этот вопрос, то лишь для того, чтобы сохранить с вами связь.

Советский разведчик задумчиво почесал подбородок.

— Связь... Да. Хотя я и не вижу, по какому следу вы можете пойти. Есть ли в этом польза при данных условиях?

Коплан отпил глоток и отставил стакан.

— Я считаю, есть, Джонс. Даже если человек пытается скрыть правду, у него вырываются слова, которые могут навести вас на след. Сосюр и Трейси указали мне такой след.

 

Глава 11

Агенты Джонса установили, что Дэвис вылетел в Пуэрто-Рико.

Шифрованной радиограммой Джонс приказал своему человеку в этом американском владении проверить, остановился ли мошенник в одной из гостиниц города или же пересел на другой самолет и продолжил путешествие.

Полагая, что работа Трейси в горной компании «Алуко» была прикрытием, предоставленным одним из руководителей фирмы, он приказал своим подчиненным тщательно следить за виллой на Брод-стрит. Джонс полагал, что исчезновение англичанина и двух его спутников приведет к этому дому еще раньше полиции человека, покровительствовавшего ему, которого следовало засечь.

Коплан получил ответы на свои телеграммы Лакруа и Старику. Они совершенно удовлетворили его. Если раньше у него были какие-то сомнения, то теперь они полностью исчезли. Прибыв в Фор-де-Франс четвертого ноября, Эдвард Трейси улетел седьмого. В Париже он провел лишь одну ночь в отеле «Амбасадор».

Узнавший имена убийц Сосюра Коплан пообещал себе позднее выяснить, не приезжали ли они во Францию тоже.

Он собрал вещи и час спустя уже вылетел на Мартинику. Во второй половине дня он занял свой номер в «Беркли», переоделся и, дождавшись восьми часов вечера, позвонил Лакруа.

Он ни словом не упомянул о своем пребывании в Британской Гвиане.

— Не могли бы вы устроить, чтобы инспектора Виньо и Лефор пришли сегодня вечером ко мне в гостиницу? — спросил он. — Все равно во сколько.

— А? — удивился его собеседник. — Те, кто помогал вам на улице Антуана Сиже? Кстати, я хотел вернуться к этой истории, но вас не было. Вы подняли отличного зайца! Этот арсенал наделал шуму в высших сферах.

— В ближайшее время произойдут и другие события, — невозмутимо предсказал Франсис.

— Ларше?

— Возможно.

Наступила пауза. Затем Лакруа сказал:

— Договорились. Я передам ваши инструкции кому следует.

Коплан повесил трубку, вышел из кабины и поднялся к себе.

Через двадцать минут зазвонил внутренний телефон. Телефонистка сообщила, что в холле его ждут два месье.

— Скажите, пусть поднимаются, — ответил Коплан. — И пусть нам принесут рому.

Через минуту в дверь постучали. Коплан открыл.

— Входите, — пригласил он. — Добрый вечер, Виньо... Лефор...

Они обменялись рукопожатиями.

— Садитесь... Устраивайтесь поудобнее.

Они не понимали причины этого позднего вызова и держались настороженно, несмотря на сердечность приема.

Принесли выпивку. Коплан предложил сигареты. Когда пунш был приготовлен каждому по его вкусу и когда слуга вышел из номера, Франсис вспомнил об обыске у Сиприана Рикара.

— Как ваши дела? — поинтересовался он. — Вы смогли установить, как оружие попало к горшечнику?

Полицейские переглянулись, предоставляя один другому право рассказать ход расследования. Виньо, как более старший, решился. Он прокашлялся, прочищая горло.

— Оно лежало в ящиках с маркировкой одного голландского предприятия из Парамарибо, — сказал он. — Предприятия, изготавливающего, разумеется, фаянсовую посуду, а не оружие и боеприпасы... Мы допросили нескольких агентов по перевозкам из Фор-де-Франса. Один из них признался, что привозил похожие ящики к Сиприану. Он провез груз мимо таможни. По регистрационным документам они происходят из Голландской Гвианы и доставлены на американском корабле, направлявшемся в Новый Орлеан...

— Минутку! — перебил его Коплан. — Название этого корабля, предыдущие рейсы?

Эти сведения ему назвал Лефор:

— "Флорида". Ходит в Бразилию и Гвианы.

— С остановкой в Джоржтауне, да?

— Да... Он там регулярно забирает бокситы.

— Это все, что мы знаем в данный момент, — продолжал Виньо. — Кто настоящий отправитель — неизвестно. Должен же быть какой-то трюк, но где?

— Не мучайтесь, все уже проясняется, — уверил Коплан.

Он выдохнул дым в пол, посмотрел на обоих инспекторов и после паузы сказал:

— И, разумеется, вы не смогли никого арестовать, потому что была допущена серьезная ошибка.

Собеседники удивленно смотрели на него. Они спрашивали себя, не возлагает ли он вину за эту ошибку на них и в чем она состоит.

— Это один из вас предупредил журналистов? — спросил Коплан менее любезным тоном.

Виньо кашлянул в кулак, чтобы прочистить горло.

— Нет, — ответил он. — Я не знаю, как распространился этот слух.

— Мы в полиции хранили его в тайне, — добавил Лефор. — Но вы же знаете, трудно сделать невидимым грузовик... При перевозке оружия мог оказаться свидетель, а может, и не один.

— А? Так вы перевезли арсенал? — насмешливо спросил Коплан. — Это было так срочно и необходимо?

Инспектора смутились.

— Приказ был отдан одним из наших начальников, — сказал Виньо.

— Мы тут ни при чем, — добавил Лефор. Коплан недовольно сказал:

— В любом случае вы были неправы, что поторопились. Я хочу сказать: политический климат буквально наэлектризован, и такая реклама может только ухудшить дело. Газеты других территорий подхватили ее, и это обязательно усилит напряженность между Востоком и Западом. После Кубы на Антилах все на пределе, малейший инцидент приобретает огромные размеры. Кроме того, это ошибка и в чисто техническом плане: типы, ходившие тренироваться на улицу Антуана Сиже, теперь не сунут туда и носа.

Виньо вздохнул.

— Ну да, — признал он. — Это неприятно.

— На вашем месте я бы постарался узнать, как об этом узнали журналисты, — предложил Франсис. — Новость распространилась с быстротой молнии: уже на следующий день газеты устроили трескотню по всем островам.

Лефор озабоченно почесал щеку.

— Действительно, стоит об этом подумать. Я постараюсь найти поганца, который все растрепал, — прошептал он. — Вы звали нас из-за этого?

Коплан взял свой стакан. Прежде чем поднести его к губам, он ответил:

— Не только. Я хотел бы отправиться с вами завтра утром на прогулку. Вы должны запастись ордером на обыск на винокуренном заводике, том самом, где недавно при загадочных обстоятельствах раскроил себе череп некий Альфонс Пуарье.

Глаза Виньо округлились.

— Второй склад? — изумленно спросил он.

— Не думаю, но, возможно, поездка будет не напрасной. Вы должны вызвать владельца фирмы. Во сколько мы сможем отправиться?

— Ну... — неуверенно протянул Лефор. — Мы должны посоветоваться с комиссаром.

— Нет, — возразил Франсис. — В этот раз никаких историй, я требую полной тайны. Добывайте ордер сами, как хотите, но никто не должен знать об этой вылазке до тех пор, пока она не состоится. Никто, кроме нас троих.

Инспектора были храбрые ребята, но они уважали формальности, а то, чего от них требовал Коплан, не совсем соответствовало правилам.

Чтобы побороть их нерешительность, Коплан уверенно добавил:

— Не волнуйтесь. Даю вам слово, что я прикрою вас, удачным окажется обыск или нет.

У Лефора и Виньо не было причины не верить его обещанию. Они вполне могли придумать какую-нибудь поездку, связанную с ведущимся расследованием.

— Ладно, идет, — согласился Виньо. — В девять тридцать? Где встретимся?

— Перед зданием почтамта, — предложил Коплан.

Владелец винокурни, толстый креол лет под шестьдесят по имени Маглуар Барре, все потел от волнения, когда три представителя полиции появились около его предприятия, где он ждал их уже десять минут.

Поведение приехавших — натянутое и холодное — отнюдь не способствовало поднятию его духа. Он рассыпался в поклонах и любезностях, умирая от желания узнать, в каком преступлении его обвиняют, и боясь, как всякий честный человек, что совершил правонарушение, сам того не зная.

— Опять из-за Альфонса? — проблеял он, вытирая лоб. — Я и так не сплю после этого несчастного происшествия...

Инспектора стояли в полном молчании, предоставляя «Жирару» вести беседу.

Уклонившись от прямого ответа, Коплан заявил:

— У нас ордер, дающий законные основания осмотреть все ваше предприятие, месье Барре. Посему я буду вам признателен, если вы нас проводите и откроете интересующие нас двери, если они окажутся запертыми на ключ.

— Но... конечно, я готов! — уверил Барре, изо всех сил показывая свою невиновность и желание помочь служителям правосудия.

Он протянул руку к дверям цеха, где измельчали тростник, и высокопарно добавил:

— Исполняйте ваш долг, господа. Я полностью в вашем распоряжении.

Страх бедняги был так очевиден, что Франсис заговорил с ним менее ледяным тоном.

— Скажите... Некий Гюстав Сосюр работал у вас постоянно?

Лоб Маглуара Барре сморщился под полями широкой соломенной шляпы.

— Сосюр? Нет... Я не знаю такого.

— Вы случайно не нанимали его на временную работу ночным сторожем в отсутствие одного из ваших постоянных рабочих?

Барре остановился, разведя руками в знак смущения.

— Э! Нет... но мои служащие не в первый раз подменяются без моего разрешения! Эти бандиты постоянно шастают к своим бабам, потому что знают, что я никогда не прихожу по вечерам. Неважно, я все равно в курсе. А то трахают телок прямо на связках сахарного тростника в рабочее время. Так уж они устроены...

Он хотел привести и другие примеры, но Франсис перебил его:

— Вы знали, что Альфонс Пуарье отлучался вечером шестого ноября?

Креол сдвинул шляпу на затылок. Его блестящее лицо выразило удивление.

— Нет, я этого не знал, — пробормотал он. — Шестого ноября... Это было давно.

Мало-помалу к нему возвращалось спокойствие. Набравшись смелости, он задал вопрос:

— Может быть, он обманул какого-нибудь мужа... а тот пришел на следующей неделе и размозжил ему голову дубинкой?

Эта гипотеза, романтический аромат которой был очень привлекательным, объяснила бы присутствие полицейских. Но Франсис безжалостно рассеял эту хрупкую надежду Барре.

— Вы не заметили Седьмого какой-либо странности? — спросил Франсис, оставляя его в неизвестности. — Ни один мастер не упоминал ни о чем особенном?

Винодел погрузился в размышления, но, покопавшись в памяти, отрицательно покачал головой.

— Нет, не помню. Вы хотите сказать — авария, неполадки в помещениях?

— Да... Или следы драки или взрыхленную землю возле зданий.

Барре опять ответил «нет», и его беспокойство вновь усилилось.

Коплан пошел вперед. Группа перешагнула порог цеха, где машины перемалывали сахарный тростник, чтобы было легче выжать из него сок. Единственный негр наблюдал за всем рабочим процессом.

Разговаривать из-за шума было невозможно. Инспектора осмотрели помещение метр за метром, ища подозрительный след, лестницу, потайной ход.

Они возвратились к Коплану, и их вытянувшиеся лица дали ему понять, что они ничего не нашли. Группа направилась в следующий зал, в собственно винокурню, где стояли чаны с бродящим соком. Здесь царила почти неестественная жара, воздух был насыщен пьянящими парами.

Когда Виньо и Лефор начали осмотр, Коплана вдруг осенила идея, очень логично вытекавшая из его предыдущих рассуждений.

Взяв за руку Маглуара Барре, Франсис быстро потащил его вперед, бросив своим инспекторам:

— Не ищите здесь. Это самое охраняемое место на заводе. Следуйте за нами!

Они вошли за ним в смежное помещение. Мулат, вооруженный большой ложкой, пробовал белую жидкость, которая текла из перегонной трубы в стеклянный чан. Увидев патрона и его гостей, он счел необходимым наполнить стаканчики, чтобы они продегустировали только что приготовленный ром.

Барре увидел в этом способ завоевать расположение гостей.

— Попробуйте моего рома, — предложил он. И снова Коплан разочаровал его:

— Сожалею, но сейчас мы на службе. Кстати, сколько градусов в этой жидкости?

— В «сердцегреве»? Семьдесят градусов, — гордо заявил толстяк. — Выпивка первого сорта, я вам гарантирую.

— Семьдесят градусов... — задумчиво повторил Коплан. Вдруг он показал пальцем на огромные бочки, стоявшие вдоль стены.

— Я бы хотел взглянуть, что в них, — сказал он решительным тоном. — Прикажите кому-нибудь вынуть затычки.

Маглуар Барре как громом пораженный забубнил:

— Но послушайте, эти бочки заполнены ромом... Нечего в них смотреть!

— А я считаю это необходимым, — возразил Франсис. — Действуйте, или я прорублю крышки топором.

Барре вспотел еще сильнее.

— Хорошо, прекрасно, я позову рабочего, — капитулировал он. Он ушел торопливым шагом, от которого тряслись его жиры, а Лефор на всякий случай пошел следом.

— Что вы хотите делать? — вполголоса спросил Виньо. Сам не зная почему, он почувствовал дрожь возбуждения.

— Я иду до конца одного рассуждения, — ответил Коплан. — Но я могу ошибиться. Не будем спешить.

Лефор и Барре вернулись, за ними следовал рабочий, метис с инструментами. Он взял лестницу, прислоненную к стене.

— Начните с бочки, которую должны опорожнить последней, — уточнил Коплан.

Винодел указал ее метису, и тот, встав на лестницу, принялся за работу.

— Вы испортите аромат, — простонал Маглуар Барре. — Никогда нельзя открывать пробку, пока ром не приобрел всех качеств: букет, восхитительный несравнимый цвет старых островных лесов...

— Ну хватит ныть, — сделал ему выговор Коплан. — Вы ведь все равно оставляете отверстия для выхода газов. Что же стонать?

Барре замолчал. Рабочий с помощью зубила, используемого как рычаг, снял крышку чана и поднял рывком обеими руками, чтобы опустить на землю. Но крышка вывалилась у него из рук, и он конвульсивно вцепился в стойки лестницы, потому что едва не упал навзничь. Он в ужасе закричал и соскочил вниз.

Барре, лоб которого покрылся холодным потом, едва он увидел искаженное лицо метиса, спросил бесцветным голосом:

— Что там, Эктор?

Коплан отстранил рабочего и в два прыжка взобрался по лестнице. Он был готов к ужасному зрелищу, однако почувствовал, что у него сжалось сердце, когда он увидел голый скрюченный труп, плавающий в жидкости с приятным запахом.

Спускаясь, он сказал инспекторам пересохшими губами:

— Хоть он и сохранился, вид у него некрасивый... Поднимайтесь, и увидите.

У Барре подкосились ноги. У него едва хватило сил прошептать:

— Но что там?

Коплан бросил ему в лицо:

— Ларше, черт побери!

 

Глава 12

Труп извлекли из спиртовой ванны и положили на пол.

Владелец винокурни, совершенно сломленный, рухнул на ящик. Он не переставал хныкать и уверял, что стал жертвой колдуна, потому что только волшебством можно засунуть тело человека, живущего в двадцати километрах отсюда, в плотно закрытую бочку.

В конце концов, устав от его причитаний, Виньо бросил:

— Ваш ром будет иметь классный аромат...

— Двенадцать тысяч литров пропали, — вновь застонал Барре. Его горло сжимали рыдания.

Коплан сказал Лефору:

— Вызовите «скорую», а также судебных экспертов. Нам нужны фотографии, много фотографий. Еще позвоните в разные газеты: в данном случае это будет полезно.

Почти все рабочие завода и даже рубщики тростника толпились в дверных проемах, желая посмотреть на мертвеца.

Ларше выглядел ужасно: лицо было искажено гримасой, глаза открыты. От долгого пребывания в алкоголе кожа стала совершенно белой. Приобретенный ею сероватый оттенок был особенно страшным.

Коплан не обнаружил ни раны, ни повреждений. Ларше явно сделали укол наркотика, прежде чем поместить во временный гроб.

Виньо, опустившийся возле Франсиса, спросил его:

— Как вы пришли к мысли, что он здесь?

Коплан жестом показал, что рассказать это в нескольких словах невозможно.

— Масса фактов, ответов разных людей и... негативных выводов, в некотором смысле. Держать Ларше живым на Мартинике было для похитителей очень опасно. Особенно если держать его долго. Вывезти с острова практически невозможно. Похитители должны были выбрать простое решение, без всякого риска. Практически это осуществлялось так: убить Ларше, спрятать труп, воспрепятствовать его разложению и извлечь на следующий день после открытия процесса. Психологический эффект был бы значительным, и факт, что плантатора убили до начала суда, его нисколько бы не уменьшил.

Возмущенный гнусностью этого шантажа, Виньо зло сказал:

— Черт побери, эта дрянь заплатит за свое преступление... Даже если придется гоняться за ними по всему миру!

Коплан встал, прикрыв останки беке покрывалом.

— По счету уже заплачено, — глухо ответил он. — По крайней мере исполнителям. Нам остается заплатить их нанимателям.

Коплан исчез, едва появились первые журналисты. Оба инспектора по его инструкции в очень туманных выражениях объяснили, как полиция вышла на эту зловещую находку.

Около полудня тело Ларше увезли в морг Фор-де-Франса. Когда «скорая» выезжала с завода, ее окружала большая толпа любопытных.

Маглуар Барре, не испытывавший недовольства от того, что оказался знаменитостью дня, все же побаивался, что подобная реклама помешает сбыту его рома. Правда, полицейские не собирались впутывать его в это жуткое дело.

Коплан без особого аппетита пообедал в одном из столичных ресторанов. За едой он задал себе вопрос: знал ли Альфонс Пуарье, когда Франсис пришел к нему, что Ларше плавает в одной из бочек? Возможно, причиной его агрессивности и стала сводящая с ума близость трупа...

Сосюр — слишком глупый, по мнению Трейси, — возможно, рассказал своему другу о том, что произошло на заводе в тот вечер, когда он заменял его.

Двое других действующих лиц, спутники Трейси, должно быть, поставили Сосюра перед свершившимся фактом, когда, заставив Ларше пересесть в их машину на перекрестке 4-й национальной дороги и дороги, ведущей в Буа-дю-Парк, привезли его в ближайшее здание, где был единственный сторож — их сообщник.

Завершив обед двумя чашками крепкого кофе и сигаретой, Коплан отправился на Центральный почтамт. Он послал Старику телеграмму открытым текстом, где были лишь слова: «Мы не потеряем лицо».

Детали его шеф узнает от Лакруа и из газет. Неясность, висевшая над политическим процессом в Париже, была снята к посрамлению лиц, затеявших эту гнусную махинацию: общественность узнает об их двурушничестве.

Но на Франсисе лежала тягостная обязанность: сообщить мадам Ларше, что она вдова и что ее муж стал жертвой в невидимой войне, ведущейся иностранными спецслужбами.

Вернувшись с этой грустной встречи в доме Ларше, Коплан зашел в кафе на площади Саван.

Он запасся бумагой, конвертом авиапочты и на краю стола написал письмо Джонсу.

Основываясь на сведениях, полученных накануне от Лефора и Виньо, он советовал руководителю советской разведсети вести расследование в следующих направлениях: имя джорджтаунского отправителя ящиков с голландской маркой, прибывших на борту американского судна «Флорида»; стоял ли этот корабль у частного причала горной компании «Алуко»; если да, находились ли ящики на борту, прибыли транзитом или были взяты со склада «Алуко»?

Коплан отправил письмо, затем вернулся в отель «Беркли». И тут судьба опередила его намерения.

Он вышел в холл отеля, и его взгляд привлекла пара необыкновенно красивых ног. Лицо их владелицы было закрыто журналом, но тот опустился, едва перед ней прошел Франсис.

— Хелло! — произнесла миссис Филдз с обольстительной улыбкой.

Коплан остановился.

— Хелло, — вежливо ответил он.

— Вы не зашли к нам, — упрекнула американка, выпячивая грудь, — но счастливое совпадение...

— Верно, — согласился Франсис, смущенный плотским магнетизмом, исходившим от этого странного создания с ацтекскими глазами. — Вы переехали в этот отель?

— Два дня назад, — подтвердила его собеседница. — В «Лидо» мы были почти одни. Вы спешите?

— Нет, что вы.

— Я не мешаю вам арестовывать преступника?

— Конечно, нет.

— В таком случае сядьте на пару минут.

Он сел в кресло напротив. Миссис Филдз сняла одну ногу с другой, затем вновь скрестила их. При том положении, которое она занимала, это движение приоткрывало ослепительные интимные детали ее туалета.

— Мой муж в отъезде, — сказала она между прочим. — Дела часто требуют его пребывания в Штатах. Так что я одна...

Гримаса Франсиса показала, что он ей сочувствует.

— У вас здесь нет знакомых?

— Ни одного человека, который был бы интересным, — ответила она, поморщившись. — Был Ларше... Кстати, ваше расследование продвигается?

— Оно успешно завершено, — заявил Коплан.

Американка подняла длинные ресницы, демонстрируя удивление и недоверчивость.

— Вы его нашли? — спросила она. — Но... почему же об этом не говорят?

— Еще слишком рано. Это случилось только сегодня утром. Завтра эта история наделает шуму, будьте уверены.

Долли Филдз засыпала его вопросами. Он частично удовлетворил ее любопытство, рассказав о событиях так, как их скоро осветят в прессе.

Молодая женщина была сражена.

— Какой ужас, — сказала она с отвращением. — А виновные установлены?

— Установлены, — уверил Франсис. — Их скоро арестуют.

Прекрасная техаска вновь почувствовала необходимость передвинуть ноги и сделала это без всякого смущения. Вид этой здоровой и прекрасно сложенной женщины заставил Коплана забыть об отпечатавшемся в его памяти жутком спектакле. Но присутствие очаровательной миссис Филдз, каким бы приятным оно ни было, вызывало у него различные чувства.

Американка сменила тему разговора и совершенно естественно спросила его:

— Где вы живете?

— Здесь. Останусь еще на несколько дней...

Веки ее дрогнули.

— Вместе с вашей женой?

— Я холост.

— О... Значит, мы соседи? Да это чудесно! Какой номер?

— Восемнадцатый. Вы не согласитесь выпить у меня стаканчик?

— Почему бы нет? Вы джентльмен, не так ли? Джерри не стал бы возражать.

— Тем лучше, — отозвался Франсис, серьезный, как папа римский, вставая с кресла. — Пойдемте, я вас провожу...

Он обезоруживающе улыбнулся и добавил:

— Это говорит не инспектор полиции, а друг. Долли Филдз окинула его загадочным взглядом.

— Я надеюсь, — весело ответила она, вставая. Они вошли в один из лифтов.

Несколько мгновений спустя они вошли в номер Коплана. Он широким жестом обвел свое владение и восславил его на испанский лад:

— Мой дом — ваш дом... Пользуйтесь им, как вам заблагорассудится. Ваши желания будут для меня приказами.

Она поблагодарила его легким поклоном и, пройдя по комнате, бросила взгляд в окно на сине-сиреневый океан.

Затем Долли повернулась к своему спутнику и взмахнула ресницами.

— Зачем вы привели меня к себе? — прошептала она влажными губами.

— Утолить вашу жажду, — невозмутимо ответил Франсис. — Разве вы не хотели пить?

Американка сделала раздраженное движение.

— Прекратите играть в кошки-мышки. Что конкретно вам нужно?

Коплан вытащил из пачки сигарету, закурил.

— Я хочу знать, не уехал ли Джерри в Пуэрто-Рико, — флегматично произнес он.

Молодая женщина прикусила губу.

— Туда, — согласилась она.

— Чтобы встретиться с Дэвисом?

Она отошла от окна и встала посреди комнаты. Коплан щелчком отправил сигарету за окно, подошел к Долли Филдз и взял ее за локти, чтобы привлечь к себе.

Она посмотрела ему прямо в глаза.

— Я ненавижу Джерри, — сказала она, почти касаясь губами его рта.

— Браво, — прокомментировал Коплан. — Вы знаете Дэвиса?

Она ответила ему долгим поцелуем, обвив его шею руками и прижавшись к нему. По жилам Франсиса прошел огонь, потом его мускулы напряглись. Он освободился, задыхаясь.

— Джерри очень ревнив, — не отступала Долли. — Он взбесился бы, если бы увидел, как я вас целую...

Она повторила поцелуй, приоткрыв губы. Ни один мужчина в мире не мог бы ускользнуть от этого колдовства. Коплан справился с головокружением, смешавшим его мысли в лихорадочном вихре. Женщина немного отодвинулась и прошептала:

— И если бы он увидел, что ты со мной проделаешь... и как я это приму... будь грубым, я это обожаю.

Коплан сопротивлялся, продолжая прижимать ее к себе, тогда как она подталкивала его к постели движением бедер.

— Какая цена? — немного насмешливо спросил он. — Подразумевается, что после я тебе что-то дам. Что?

Огорчившись в первую минуту ясностью ума этого неуязвимого человека, которого, как она считала, ей удалось погрузить в чувственное безумие, Долли Филдз проявила свойственный американцам реализм.

— Не будь злым, — взмолилась она. — Вычеркни меня из твоего списка. Не моя вина, что я участвовала в этой махинации. Теперь я чувствую, что она трещит по всем швам. Я не играла никакой роли... или совсем маленькую...

Она усилила давление на его тело, попыталась вновь завладеть губами Коплана, но тот уклонился.

— Дэвис прислал Джерри телеграмму? — мягко спросил он.

— Да...

— Кто из них главнее: Дэвис или Филдз?

— Скорее Джерри. Но он не босс... Он подчиняется кому-то, кого я не знаю.

— Он работает на ЦРУ? Долли отодвинулась.

— ЦРУ? Ты бредишь. Его тошнит от президента, от всего, что исходит из Вашингтона.

— Тогда кто стоит у руля? Фидель Кастро?

Она пожала плечами, вздохнула:

— Не знаю. Клянусь тебе, я не знаю... Единственное, в чем я уверена: Джерри ужасный человек, полный пороков и опасный.

— Однако же ты за него вышла?

В черных глазах женщины сверкнул гневный огонек.

— Я мексиканка. Он меня изнасиловал. За какого еще мужчину я могла выйти?

Запах ее духов, прикосновение ее бархатистой кожи, гибкость ее талии наэлектризовали чувства Коплана. Но он продолжал, безжалостный к самому себе:

— Вы ездили недавно в Европу?

— Да.

— Куда?

— В Париж. И в Остенде, в Бельгию.

— Вы встречались в Париже с Эдвардом Трейси и двумя другими англичанами?

Она кивнула головой.

— А в Остенде?

— Он уехал один... И запретил мне выходить из отеля в свое отсутствие.

— А контрабанда оружия? — продолжил Коплан. — Твой муж охмурил одного мулата, Леонара Шене?

Долли проявила жестокую радость.

— Тут он страдал, — усмехнулась она. — Он не переносит цветных, пришлось участвовать мне... Понимаешь, с момента, когда он предложил этому типу бесплатно поставлять оружие, якобы из Москвы, он хотел держать его в руках. Этот мулат мог предать, но, влюбившись в меня, он был нейтрализован.

— И ты согласилась?

— Только немного увлечь его. Но он ни разу не тронул меня, поверь.

Она завладела ртом Коплана, подчинила его долгой и опытной ласке, затем оттолкнула с неожиданной резкостью. Он ее не удерживал.

— Ты мне ничего не обещал, — сердито заметила она. — Я достаточно рассказала, чтобы избежать неприятностей? Или, может, этого мало?

Она сбросила платье, обнажив тело потрясающей красоты, с матово-янтарной кожей. Покачиваясь на высоких каблуках, она подошла к Коплану.

Внезапно он сжал ее в объятиях, их губы соединились и непреодолимая сила подтолкнула их к постели.

 

Глава 13

Когда перед рассветом Коплан и Долли Филдз наслаждались благословенным покоем, который наступает после любовных игр, к ним вернулась ясность рассудка.

Франсис пытался объективно оценить долю участия американки в делах ее мужа. По ее собственному признанию, она бросилась в пасть волка, потому что почувствовала, что дело плохо. А если бы ей не угрожала опасность, она продолжала бы помогать Джерри Филдзу?

Долли, со своей стороны, думала, что ее новый любовник не позволит собой вертеть. Правильно ли она поступила, отдав себя за свою свободу? Она призналась себе, что влечение к этому мужчине, возможно, повредило ей. Однако она ни о чем не жалела, даже наоборот...

— Ты арестуешь Джерри? — спросила она, прижавшись щекой к подушке.

Он пробурчал:

— Не сейчас. Но я рассчитывал увидеть его и расколоть. У него были только подозрения против Джерри Филдза, но не доказательства.

Кто, если не он, мог сообщить Дэвису о возможном появлении Коплана в Джорджтауне? И не он ли навел Франсиса на Сосюра?.. И кто приговорил мулата к смерти, в случае, если инспектор узнает, где он прячется?

Ни Дэвис, ни Трейси не имели причин принять такое решение.

Долли, лежа на животе, подсунув руки под подбородок, бросила:

— А я, меня ты тоже заберешь?

Франсис оперся на локоть, чтобы взять с ночного столика пачку сигарет.

— Ты знала, что твой муж собирается похитить Ларше? Она подняла испуганное лицо.

— Что? — пробормотала она, совершенно оглушенная. — Ты... Ты думаешь, это он...

Коплан обернулся.

— Теперь ты поняла? Она побледнела.

— Нет... ничего подобного, — лепетала она. — Наши контакты с Ларше касались строительства фаянсового завода! Я думала, это связано только с торговлей оружием... Зачем Джерри понадобилось убивать плантатора?

Она была искренней, вне всякого сомнения. Несколько успокоившись, но по-прежнему с подозрительным взглядом, Коплан заявил:

— Покупка земли была ширмой, и ты это знала. Долли рывком встала на колени.

— Джерри мною пользовался, это так, но об основной части своих дел он умалчивал! — запротестовала она. — Похищение — совсем другое. Мы не имеем к нему никакого отношения!

— Имеете, — уверил он, выдохнув дым. — Но, в конце концов, я не намерен навешивать на тебя соучастие в убийстве. Тем более что Джерри больше не сунется на Мартинику, и отныне ты можешь считать себя свободной женщиной.

Выгнувшись на пятках, Долли уставила на Франсиса взгляд, в котором читалось смятение.

— Сегодня по всем Антилам напечатают о смерти Ларше. Для Дэвиса и Филдза это будет означать, что их исполнители заговорили: самым важным для них будет смотаться и замести следы. Но их шансы все уменьшаются, моя прекрасная девочка...

Он положил руки на ее голые плечи и силой уложил. Она подставила ему губы.

На Мартинике и на Гваделупе дело Ларше создало нервозную атмосферу, вызвало оживленные дискуссии.

Левые сепаратисты и сторонники департаментализма были единодушны в одном: все осуждали подобные подлые приемы. Но они взаимно обвиняли друг друга в применении того, что одни называли отвратительной провокацией, другие — террористическими методами, привнесенными из Венесуэлы.

Иные издания пошли дальше: они говорили об иностранном вмешательстве. В зависимости от направления газеты в статьях упоминалась «рука Москвы», гнусные козни ЦРУ или кубинские происки.

Коплан, наблюдая за этими противоречиями, заметил, что право на существование имеет любая гипотеза, если не знать все карты. Филдз и его банда вели темную игру. Чьим интересам они служили на самом деле?

Из телефонного звонка Виньо Франсис узнал, что расследование, проведенное в трех редакциях, привело к открытию: неизвестный информатор сообщил, что на улице Антуана Сиже идет обыск и что под лавочкой Сиприана Рикара обнаружен склад оружия. Этот звонок был сделан в два часа ночи, то есть в то время, когда инспектора еще были на месте.

Личность этого энергичного корреспондента, равно как и мотив его действий, поставили две дополнительные загадки.

Коплан не хотел покинуть Фор-де-Франс, не получив ответа от Джонса. Тот пришел со специальным курьером: во время завтрака в отеле «Беркли» появился Тимолеон собственной персоной.

Франсис сидел с Долли Филдз в ресторане. Слуга сказал ему, что в холле его ждет какой-то господин. Коплан извинился, пошел к отделу регистрации. Увидев мулата, он удивился и обрадовался.

— Я прибыл к вам с поручением, — с важным видом заявил Тимолеон после обмена рукопожатиями.

— Да, хорошо. Одну секунду... Сейчас освобожусь и буду к вашим услугам.

Франсис вернулся к столику, чтобы сообщить Долли, что он должен срочно уйти. Затем он присоединился к Тимолеону и вышел вместе с ним из здания гостиницы.

Они сели за столик под солнечным зонтиком у самого бассейна.

— Что новенького в Джорджтауне? — начал разговор Франсис.

Тимолеон с мрачным взглядом коснулся наиболее близкой его сердцу темы.

— Ларше... Теперь вы убедились, что это дело рук янки?

— Не совсем, Тимолеон... То, что в дело замешаны американцы, неоспоримо. Но и англичане тоже. Означает ли это обязательно причастность Вашингтона или Лондона? Подождем более надежных доказательств, прежде чем спускать собак.

Его скептицизм обидел мулата.

— Доказательства? Я вам их привез, — заявил он с ехидцей.

В его голосе послышался легкий вызов, когда он спросил:

— Как вы думаете, почему Дэвис убежал в Пуэрто-Рико?

— Чтобы встретиться с американцем по фамилии Филдз, — спокойно проронил Франсис.

Выпученные глаза Тимолеона округлились.

— Вы это уже знаете? — разочарованно протянул он. Поскольку Франсис подтвердил это, мулат задал новый вопрос: — А отправителя оружия вы уже установили?

— Нет.

Сдержанно торжествуя, Тимолеон наклонился вперед, чтобы поведать:

— Гвианская полиция развернула активную деятельность после исчезновения Трейси и его коллег. Она опечатала их дома, допрашивает людей, особенно из «Алуко», где они числились. Поэтому нам приходится быть очень осторожными. Но я подпоил директора склада фирмы и узнал от него интересные вещи...

— Отлично, — подбодрил Франсис, внимательно глядя на него. — Хорошая работа. И что вы узнали?

Мулат еще больше понизил голос:

— Ящики не поступают в горную компанию. Это означает, что или они поступают туда без ведома персонала, или то, что их собирают и наполняют оружием в помещениях фирмы.

Коплан согласился:

— Ив том, и в другом случае дирекция участвует в деле...

— Непременно, — подчеркнул Тимолеон. — Судно «Флорида» швартуется только у причала «Алуко». Оно забирает груз и должно получать плату. Кто платит по накладным?

Сделав паузу, он ответил сам:

— Оплата производится по распоряжению генерального директора. Его зовут Солендер. Ирвинг Д. Солендер, отставной офицер военного флота, пятьдесят два года.

Он откинулся на спинку, чтобы насладиться произведенным эффектом. По его мнению, это был солидный довод в пользу его версии.

Коплан мысленно согласился.

— Ну да, — буркнул он. — А этот почтенный джентльмен практически неприкасаем.

Расстроенный Тимолеон несколько раз кивнул головой.

— Вы знаете сложность положения мистера Джонса... Никаких конфликтов с американцами. А Солендер кусок солидный. Он снабжает бокситами значительную часть алюминиевых заводов США. Гвианское правительство желало бы национализировать его шахты, но не смеет к нему подступиться.

Коплану показалось, что он плывет. Зачем этот крупный бизнесмен ввязался в торговлю оружием? Что он выигрывал от поддержки зарождающегося терроризма на Мартинике?

— Это все? — спросил Франсис после паузы.

— Нет. Мистер Джонс позволил себе напомнить о вашем обязательстве. До сих пор вина возлагается на Советский Союз. Мы, коммунисты, всегда козлы отпущения и...

— Я знаю, — перебил его Франсис с ноткой раздражения. — Мы заключили договор, и я его соблюдаю. Но я не мог действовать, не зная точно, куда скрылся Дэвис, поскольку Филдз прошел у меня сквозь пальцы. Вы располагаете сведениями об их нынешнем месте пребывания?

— Да, — ответил Тимолеон. — Позавчера оба вылетели в Нью-Йорк, а оттуда в Европу.

— В какой город?

— В Брюссель, в Бельгию.

Через два часа, забронировав место в самолете, Коплан в последний раз позвонил Лакруа.

Чиновник, воспользовавшись случаем, выразил ему свое удовлетворение.

— У нас, в администрации, было жарко, — признался он. — Развязка истории получилась трагической, и я ее оплакиваю, но, в конце концов, это откроет глаза метрополии на риск, которому нас подвергает политика стагнации. Давно пора оздоровить экономику островов, дать работу и хлеб их жителям, иначе не сегодня-завтра тут будет взрыв...

— Обязательно откроет, — подтвердил Коплан. — Нищета плохая советчица... Она рождает бунт. Дело парламента его избежать. А теперь, прежде чем попрощаться, я хотел бы попросить у вас еще одно: прикажите арестовать Шене, монтера ЭДФ.

— Вот как? А по какому обвинению?

— Пособничество в похищении Ларше. Пусть его также допросят насчет арсенала на улице Антуана Сиже. Он должен быть тем анонимом, который сообщил о нем в газеты.

Пораженный Лакруа заметил:

— Но послушайте, это кажется мне противоречивым...

— На первый взгляд да. В действительности это наиболее эффективный способ подать сигнал тревоги не только в городе, но и по всем Антилам и Гвианам.

— А почему же вы не взяли его раньше?

— Потому что пока он был свободен, его шеф мог считать себя в безопасности. А этого шефа я едва не захватил: он бежал с Мартиники, получив предупреждение из другого источника. Речь идет о Джерри Филдзе, американце, якобы собиравшемся строить фаянсовый завод. В скобках попрошу не беспокоить его жену. Она ничего не знает.

— Господи боже! — воскликнул Лакруа. — Значит, он и есть поставщик оружия?

— Не совсем. Он сыграл роль посредника. Шене был его связным: он постоянно передвигался, оставаясь незамеченным, поскольку его хорошо знали.

Наступила пауза, затем Лакруа заключил:

— Ну что же, мы вычистим гнойник, FX-18... Еще раз спасибо и счастливого пути!

После разговора Коплан попрощался с Долли Филдз. Та объявила о намерении последовать за ним в Европу. Ему пришлось применить дипломатическое искусство, чтобы разубедить ее. Он счел, что расквитался с ней, а самой лучшей услугой, которую он мог ей оказать, был совет вернуться в Штаты и начать бракоразводный процесс.

Ему не без труда удалось ее уговорить, но она настояла, чтобы проводить его в аэропорт. Он, как добрый барин, разрешил ей это.

Коплан получил превосходное доказательство достоинств советской разведки и ее великолепной координации.

Когда он приземлился в аэропорту Брюсселя, к нему вежливо обратился незаметный человек:

— Я друг месье Джонса... Моя фамилия Верлинден.

— Добрый день, — сказал Коплан. — Я не слишком поздно?

Бельгиец покачал головой и успокоил его.

— Эти господа находятся в Остенде, — сообщил он. — Их не выпускают из виду.

Небо было серым и дул сырой порывистый ветер. Контраст с Антилами был потрясающим.

Коплан получил свой багаж. Верлинден, обратившись на фламандском к носильщику, велел отнести вещи не в автобус, а в его машину, припаркованную на стоянке.

Франсис и его чичероне сели в темно-синий «шевроле». Он быстро и бесшумно поехал к побережью.

— Филдз и Дэвис имели контакты с другими англосаксами? — поинтересовался Коплан, обегая взглядом свежевспаханные поля и чистенькие домики.

— Я вообще не понимаю, чем они занимаются, — признался Верлинден. — Остановились в гостинице «Уэст-Энд» и три раза ходили в дом, где никто не живет и куда никто не приходил к ним на встречу. Вы что-нибудь понимаете?

Коплан озабоченно признал:

— Нет, не понимаю, что это может значить. Если только дом не является почтовым ящиком и два наших ловкача не переписываются с людьми, которые приходят в другое время...

Верлинден, приняв хитрый вид, заметил:

— Не в этом дело. За домом следили день и ночь после их первого же прихода. Туда никто не заходил, даже ничего не клали в почтовый ящик. Почтальон к нему тоже не подходит.

— Действительно удивительно, — согласился Франсис. — А может быть, там радиопередатчик?

— Может быть. Во всяком случае высокий, американец Филдз, входит как к себе: у него ключ.

Коплан оптимистически заметил:

— Значит, они туда ходят постоянно. Очень хороший знак... Тем более что я намерен заняться ими без промедления.

Они гнали всю дорогу и ехали чуть больше часа.

«Шевроле» свернул с автострады на широкий проспект, застроенный красивыми виллами, затем проехал по мосту, мимо портовых сооружений и затормозил на паркинге, недалеко от рыбного порта.

— Я заказал вам номер в гостинице, где мы живем все четверо, — сказал Верлинден, указывая подбородком на возвышавшиеся впереди фасады из красного кирпича. — Если вы предпочитаете жить в другом месте...

— Не стоит, это усложнит связь между нами, — ответил Франсис, подняв глаза на гостиницу.

Это был типичный фламандский отель с вывеской, написанной золотыми буквами, и крытой террасой, выходившей на тротуар.

Короткий разговор с хозяйкой, кругленькой и приветливой женщиной, завершился предоставлением новоприбывшему комнаты на третьем этаже с окнами на улицу.

Пока Франсис устраивался, Верлинден зашел к своему коллеге, единственному, кто не был занят слежкой за Филдзом и Дэвисом.

Оба бельгийца вошли к Коплану, и Верлинден представил своего спутника — рыжего толстяка мирного вида в мешковато сидевшем поношенном костюме:

— Вандермелен... Он уроженец Остенде и плохо говорит по-французски.

— Das niks, ik spreek vloms, — произнес Коплан к крайнему удивлению собеседников.

Знание языка Брейгелей принесло Коплану почтительную симпатию, лед растаял, и трое мужчин устроили совет. По последним данным, американец и англичанин как будто собрались обосноваться в Остенде. Иногда они выходили поодиночке, но тогда гуляли как обычные туристы, ходили к морю или на эстакаду, видневшуюся из окна номера.

— А в этот дом они всегда ходят в одно время? — спросил Коплан.

— В первый раз, — ответил Верлинден, — они ходят туда утром, во второй — после полудня, в третий — в начале вечера.

— Где он находится?

Вандермелен показал на плане.

— Рядом с ипподромом, — объяснил он. — Полчаса ходьбы отсюда. Гостиница «Уэст-Энд» расположена недалеко от этого дома...

Его толстый палец прижался к бумаге возле красной точки казино. Коплан почесал подбородок, пристально глядя на карту.

— Ладно, — заключил он. — Эти типы нарушили уголовный кодекс. В случае осложнений я всегда смогу обратиться за помощью к бельгийским властям. Но вы, я полагаю, хотели бы сохранить инкогнито.

Его тон заставил собеседников улыбнуться.

— Еще бы, — откликнулся Вандермелен, перешедший в такой ситуации на французский. — Мы не очень любим встречаться с полицией и жандармами.

На мгновение Коплану захотелось связаться со Стариком, попросить подкрепления. Но потом он подумал, что ситуация может измениться очень быстро, и тогда помощь все равно опоздает.

— Вот что я вам предлагаю, — сказал он. — Если в ближайшие сорок восемь часов Филдз и Дэвис вернутся в этот дом, один из вас немедленно сообщит мне и я возьму их один. Бели же они попытаются покинуть город, мы должны будем захватить их любой ценой, даже устроив заварушку. А когда они будут скручены, вы смотаетесь и я сам объяснюсь с полицией, когда она приедет.

Бельгийцы обдумывали проблему с благоразумной медлительностью.

— Вам обязательно вывозить эту дрянь во Францию? — спросил Верлинден, подняв бровь.

Губы Коплана сложились в кривую улыбку, что сделало его ответ зловещим:

— Необязательно. Бельгийцы переглянулись.

— Мы согласны, — сказал Верлинден. Товарищ поддержал его кивком готовы.

 

Глава 14

Стоя перед окном, Коплан наблюдал за странным ночным пейзажем, расстилавшимся перед ним.

Фонари освещали желтым светом мол, который, уходя влево от рыбного причала, приводил к длинному плоскому зданию с надписью: «Норт Си яхт клааб».

На заднем плане возвышалась башня маяка. Через равные интервалы три луча маяка пробегали по пришвартованным кораблям и выступающей далеко в море косе. Она разделяла входные фарватеры доков. В трех местах реки на верхушках тонких мачт мигали огоньки: они сообщали о близком отплытии или приближении одного из паромов Остенде — Дувр.

Этот фламандский город, укутанный зимними туманами, представлял собой для Дэвиса и Филдза нечто большее, чем простое прибежище. Не скрывался ли в нем если не центр организации, то хотя бы специальное средство связи, позволяющее входить в контакт с этим центром, не выдавая его:

Коплан сдерживал нетерпение. Он не должен был показываться на улице. Случайная встреча с одним из тех двоих, кого он должен был захватить, могла провалить все дело. Он вздрогнул, когда прозвучали три повелительных удара в дверь.

— Войдите! — крикнул он.

Это был Вандермелен — потный и задохнувшийся от быстрого подъема на третий этаж.

— Готово, — сообщил он шепотом прямо с порога. — Вас ждут...

Коплан мгновенно набросил габардиновое пальто, сбежал по лестнице вслед за фламандцем и вместе с ним сел в «шевроле».

— Я уехал прежде, чем они вошли в дом, — объяснил Вандермелен. — Но они шли туда, это точно. Мы будем на месте через пять минут.

Улицы были практически пусты, и он жал на акселератор. На бульваре, огибающем ипподром, спидометр показывал «сто». Затем машина замедлила бег. Она проехала мимо жилого квартала, застроенного четырнадцатиэтажными домами, потом свернула на довольно узкую улицу и остановилась.

— Это там, — сказал бельгиец. — Рядом с площадью. Они вышли из машины. Дул сильный порывистый ветер.

Вандермелену пришлось повысить голос:

— Смотрите... вилла из красного кирпича. В ней свет. Коплан кивнул. Домик был скромным, двухэтажным.

От двух соседних домов его отделяло пустое пространство метра в четыре.

— Один из ваших товарищей где-то поблизости? — спросил Коплан.

— Да, это Верлинден.

— Идите к нему. Будьте наготове, но без моего сигнала не действуйте. Если услышите выстрелы, сообщите в полицию и сматывайтесь.

Вандермелен хотел уйти. Коплан поймал его за рукав.

— Сколько времени они обычно в нем проводят?

— Не больше получаса. Даже поменьше.

— О'кей.

Бельгиец перешел на другую сторону и свернул за угол.

Коплан не торопясь прошел мимо дома, внимательно глядя на него. Дом стоял в центре посыпанной песком площадки, фасад находился в четырех-пяти метрах от дороги.

Входную дверь укрывал полукруглый козырек, тоже кирпичный.

Рассмотреть, что происходит внутри, было совершенно невозможно, несмотря на горевший на первом этаже свет. Коплан прошел до конца улицы, осмотрелся. Кругом не было ни души. Он вернулся назад, в несколько прыжков достиг козырька, встал у боковой стены и стал ждать, оглядываясь по сторонам.

Море шумело под ударами ветра. В окнах некоторых домов горел свет. За ними угадывались уютные комнаты, где живут мирные, сытые люди.

Вдруг Франсис услышал скрип двери, затем невнятный разговор. Кто-то вышел. Ключ был у Филдза, значит, первым выходит Дэвис, чтобы тот смог закрыть дверь.

Коплан выскочил из-за угла и обрушил рукоятку пистолета на голову Дэвиса, не дав ему времени открыть рот.

Филдз, стоявший спиной и возившийся с замком, услышал удар. Он успел обернуться, пока его сообщник падал. Коплан изо всех сил ударил его в лоб. Американец покачнулся. Левой рукой он попытался нанести удар в мощный силуэт Коплана, но тот уклонился и еще раз ударил техасца пистолетом в лицо. Филдз отлетел и стукнулся об дверь. У него подогнулись колени. Коплан, ожесточившись, ударил его левой в желудок.

Он открыл замок, толкнул дверь и вошел в темный дом. Схватив обеими руками за воротник пальто Филдза, он втянул тяжеленного американца внутрь. Две секунды спустя он проделал то же самое с Дэвисом. Коплан нащупал выключатель и трижды повернул его, сомневаясь, однако, что этот сигнал будет правильно понят бельгийцами, ждущими поблизости.

Затем он включил свет в холле, куда притащил обе свои жертвы. В темноте он бросил Дэвиса на американца. Их тела образовали отвратительную кучу, но это зрелище наполнило Франсиса горьким удовлетворением. Он огляделся и осмотрел другие комнаты.

Они были меблированы. Стулья в гостиной были покрыты чехлами, на столе и серванте в столовой лежал слой пыли.

Верлинден и Вандермелен осторожно постучали, прежде чем войти. Коплан открыл им. Их взгляд сразу упал на бесчувственных людей.

Толстый фламандец восхищенно проговорил:

— Здорово вы с ними управились... Как все прошло — тихо и мирно!

— Для них — нет, — пошутил Коплан. — Давайте их свяжем, пока они не очнулись, потом поговорим. Не понимаю, что они делали в этом домишке: он выглядит необитаемым, и они, кажется, ни к чему не притрагивались.

— Осмотрите дом, — предложил Верлинден. — А мы засунем этих мужиков в другую комнату. Так будет лучше.

Коплан одобрил этот совет и принялся за тщательный обыск помещений.

Он решил, что дом сдавался со всей мебелью отпускникам: в нем было все необходимое, но ни одного личного предмета. Ни фотографии, ни одежды, никакого предмета туалета в ванной комнате.

И ничего, что хотя бы отдаленно напоминало радиопередатчик. Шкафы и комоды в комнатах наверху были абсолютно пусты.

Франсис спустился.

— Нет ни черта... Я посмотрю в подвале, — сообщил он бельгийцам.

Он спустился по узким ступенькам в маленькую котельную, работающую на мазуте; за ней он увидел подвал для продуктов — абсолютно пустой; через проход в стене он вошел в более просторное подвальное помещение, шедшее по всей длине дома.

Глаза у него полезли на лоб.

Это было настолько неожиданно, что он замер на месте, уперев руки в бока, разглядывая протянувшуюся из одного конца помещения в другой электрическую железную дорогу.

Вокзалы, туннели, семафоры, мосты через реки, пути, на которых стояли вагоны, товарные поезда — все это воспроизводило подлинную железнодорожную сеть.

Многие взрослые люди находят удовольствие в сооружении таких систем, которое одновременно удовлетворяет их страсть к коллекционированию, желание мастерить и увлечение механикой.

Однако в данном случае то, что это великолепное сооружение было брошено владельцем дома или жильцом, оставалось необъяснимым.

Неужели Дэвис и Филдз приходили в дом только поиграть с железной дорогой? Это смехотворно.

Однако он чувствовал, что приближается к разгадке.

Игрушка, представшая его взору, была единственной необычной находкой на вилле. Она должна иметь смысл.

Он, задумавшись, внимательно окинул взглядом все изгибы путей, задерживаясь на всех особенностях, спрашивая себя, не могут ли места расположения и количество вагонов, стоящих в разных уголках, представлять собой код...

И вдруг, следуя взглядом по одному из боковых путей, он остановился на странной детали, на которую уже смотрел раз десять, не придавая значения, настолько благодушно воспринял всю игрушку.

Вход в туннель, нарисованный на белом картоне, обозначал конец путей в том месте, где они упирались в стену. Вот только поставлен картон был на рельсы.

Осторожно шагая, чтобы не повредить миниатюрную конструкцию, Коплан дошел до этого места и аккуратно снял картинку.

Он тут же поставил ее на место, выскочил из лабиринта путей и бегом поднялся по лестнице. Пулей пролетев мимо Вандермелена и Верлиндена, он бросил на ходу:

— Оставайтесь здесь, я сейчас вернусь!

Он выбежал из виллы, подскочил к соседнему дому и нажал на кнопку звонка.

Человек с седеющими висками и тонким лицом, одетый в домашнюю куртку, приоткрыл дверь. Коплан с суровым видом толкнул его в живот стволом пистолета и грубо втолкнул внутрь.

— Руки вверх, — приказал он, закрыв дверь ударом ноги.

Бледнея, хозяин продолжал отступать.

Не проверяя, один ли он в доме, Коплан скомандовал:

— В подвал... И не рыпайтесь, иначе я без колебаний всажу всю обойму вам в потроха.

Он тряхнул его, заставив повернуться, и толкнул вперед, ударив по лопаткам. Его противник, интеллектуал или артист, был высоким и худым. Он не имел физических сил для сопротивления.

Перепуганный, на трясущихся ногах, он направился к подвалу, неспособный ни протестовать, ни хотя бы крикнуть. Коплан помешал ему прийти в себя: он отвешивал ему пинки, заставляя идти быстрее, и едва не столкнул с лестницы.

Они прошли котельную, как и в соседнем доме, но здесь помещения располагались в обратном порядке. Как и предполагалось, в одном из них находилась прекрасная железная дорога.

— Ясно, — сказал Коплан. — Поворот. Пойдем, выпьем с вашими приятелями. Они рядом.

Верлинден, Вандермелен и их коллеги навсегда растворились в тумане два часа спустя. Их задача была выполнена, любопытство удовлетворено.

Коплану даже не пришлось прибегнуть к их услугам, чтобы заставить говорить владельца соседней виллы. Тот едва не упал в обморок, увидев Дэвиса и Филдза с залитыми кровью лицами.

На все вопросы, заданные Фрэнсисом, он отвечал так, будто его поступки, действия его сообщников и цели их организации были оправданы высшей моралью, служащей правильно понятым интересам человечества.

Его теория, отражавшая мышление основателей группы, отстаивала принцип, согласно которому прекращение холодной войны, действительно мирное сосуществование Востока и Запада, прекращение локальных конфликтов путем предоставления помощи слаборазвитым странам, короче, установление всеобщего мира, должно было вызвать экономическую катастрофу и появление ста миллионов безработных в развитых странах.

Из этого постулата совершенно логично вытекала необходимость поддерживать раздоры, разжигать очаги конфликтов, создавать разногласия.

— Мирная конверсия всей промышленности, работающей на войну, стала бы смертью для нашей системы, — самодовольно уверял он. — Этого могут желать только сумасшедшие. Даже главы наших государств впадают в эту ошибку. Хвала небу, самый могущественный из них подох... Благословенная рука положила конец его преступной карьере.

Застыв от изумления, бельгийцы и Коплан слушали его, не перебивая.

— Следует также сохранять межрасовые границы, — объяснял тип, как будто надеялся обратить собеседников в свою веру. — Братство людей — опасный миф. Доказательство — когда между враждующими народами происходит сближение, на всех биржах падают акции! Что же будет, когда, став жертвами всеобщего мира, оружейным и связанным с ними предприятиям придется закрыть ворота? На это в ООН плюют! Кроме того, сто сорок миллиардов долларов, ежегодно расходуемых в мире на подготовку войны, высвободятся: они вызовут ужаснейшую инфляцию, банкротство наших финансовых систем...

Тут Коплан возмутился:

— Прекратите ваши глупости! Существует альтернатива: сосуществовать или не сосуществовать. Путь мира к лучшей жизни нельзя остановить, и вашей банде сумасшедших не удастся помешать людям договориться, чтобы побороть голод, болезни, освоить новые земли для сельского хозяйства и отправиться в космос... А теперь хватит об этом. Я хочу знать факты, имена, точные сведения о вашей гнусной банде.

Тот все выложил.

Он был англичанин, звали его Джеймс Сандерберг, возраст — пятьдесят три года. Он, как и Дэвис, принадлежал к крайне правой антикоммунистической группировке.

Он был идеологом, мозгом организации. Он придумывал операции, ориентируясь по международной политике и всегда имея конкретную цель: срыв переговоров, провоцирование кровавых конфликтов.

Вообще Сандерберг подливал масла в огонь всюду, где представлялась возможность. Бог знает, сколько эпизодов холодной войны было на его счету!

Значительные средства, которыми он располагал, поступали по большей части от финансовых групп юга США, сегрегационистов, решительных противников ООН и мирных инициатив собственного правительства.

Но это мощное тайное общество имело приверженцев и в Великобритании и даже во Франции среди руководителей крупнейших предприятий. Одним из них был Ирвинг Солендер. Еще один — на «Каблометалле».

Тактика Сандерберга, сбивавшая Коплана в ходе расследования, состояла в том, чтобы наводить следственные органы заинтересованной страны на лжевиновных, каждый раз давая доказательства причастности какой-нибудь социалистической страны.

Так, в Меце убийство Легреля имело своей целью вывести полицию на дом, где положенные на виду пропагандистские материалы должны были доказать виновность про-китайских коммунистов.

Выход из строя машины создал инцидент между Францией и СССР, а кроме того, он должен был сорвать франко-китайские торговые переговоры.

В Фор-де-Франсе Филдз умышленно навел Коплана на Сосюра и Пуарье, потому что обнаружение склада оружия было подлинной целью Сандерберга. Убивая Сосюра, Филдз был убежден, что инспектор не сможет выйти на него. Похищение Ларше, осуществленное непосредственно перед этим, должно было разжечь страсти. Полицейские репрессии после обыска на улице Антуана Сиже также послужили бы планам Сандерберга, ужесточив поведение сепаратистов. Для среднего американца это стало бы новым доказательством того, что Советы не отказываются от усиления своих позиций на Антилах, несмотря на уже имеющийся плацдарм на Кубе.

Государственная безопасность (бельгийская контрразведка) задержала троих для «проверки личности».

Избавившись от своего громоздкого груза, Коплан спустился в подвал и стал играть с железной дорогой.

Настоящий туннель, построенный из стальных труб диаметром в семь сантиметров, позволял поездам переезжать из дома в дом... и перевозить записки.

Этот способ, совершенно не поддающийся обнаружению, служил для связи Сандерберга с исполнителями. Физический контакт или какая-то другая связь — письма, телефон или радио — становились ненужными. Можно было десять лет наблюдать за Филдзом и не узнать, что он связан с Сандербергом!

На вилле Сандерберга загоралась сигнальная лампочка, когда локомотив вез вагон с запиской из дома в дом.

Коплан улыбнулся, подумав об упреках мистера Джонса. Газеты не обойдут вниманием эту романтическую историю разоблачения «фашистской» организации. Франсис уже видел их заголовки: «Поджигатели войны в тюрьме!», «Тайна двух одиноких вилл!», «Злые силы не сдаются!».

Подумать только, шесть месяцев назад он, Франсис Коплан, разоблачил заговор, преследовавший диаметрально противоположные цели, направленные на предотвращение атомной войны!

Самое тревожное и характерное для наших дней то, что два крайне враждебных друг другу лагеря применяют одни и те же методы: террор и убийство.

Париж, декабрь 1963 года