Спрятав тело за придорожными кустами, Коплан отправился в Лурд с намерением известить комиссара Котре, чтобы тот приказал немедленно забрать тело и отправить его в морг.

Нападение, которому он подвергся, занимало Франсиса с разных точек зрения. Прежде всего, оно показывало, что действия бандитов отнюдь не закончились; затем Франсис пытался понять, с какого момента следил за ним Валиенте, когда пуэрториканец начал его «пасти». Его очень интересовал тот факт, что убийца без колебаний отравился, когда понял, что проиграл. Это доказывало, что делалось все возможное, чтобы скрыть плотным покрывалом тайны инцидент на перекрестке О-Вив.

Шагая по склону, Коплан мрачно размышлял. Чтобы начать сражение, нужно по крайней мере установить местонахождение противника. А тот пока что имел все козыри. Неуловимый, он наносил удар всякий раз, когда чувствовал угрозу для себя, и перерезал нить, позволяющую выйти на него.

Его часы показывали уже полночь, когда он прошел предместье и достиг центра города. Делать в этот час было нечего, и он решил вернуться в свою гостиницу, откуда он мог позвонить комиссару.

Уже улегшись в постель, он все же еще немного поломал голову над загадкой перекрестка О-Вив… Что же такого он сделал за сорок три часа расследования, что противник выбрал его в качестве мишени?

Лежа на кровати, глядя в пустоту, с сигаретой в зубах, Франсис начал придирчиво анализировать свои действия. Он вспомнил малейшие детали, обдумал полученные свидетельства… и вдруг пришел к двум выводам, заставившим его подскочить!

Он понял, что если час назад на него совершили покушение, то жизнь Клодет Берваль тоже висела на одной ниточке. И еще, что эта привлекательная молодая женщина ошиблась, приняв муравьиного льва за перепончатокрылое.

Встав на рассвете, Коплан собрался за десять минут. На всякий случай он оплатил счет в гостинице, поскольку не был уверен, что в следующую ночь будет в Лурде.

Он забрал из гаража машину, отблагодарив ночного сторожа щедрыми чаевыми, и поехал, не дав мотору прогреться. Через три минуты он был уже за городом. Ехать было очень приятно: движения на дороге почти не было. Он нажал на акселератор, и деревья замелькали с завораживающей быстротой.

Судьба Клодет Берваль волновала его меньше, чем накануне, поскольку у пуэрториканца не было времени убрать ее. У маленького негодяя, лежавшего на мраморном столе, была впереди целая вечность для размышлений о превратностях его профессии.

В шесть часов Коплан сделал мастерский вираж, чтобы попасть на улицу Орлож в Баньер-де-Бигор. Он остановился напротив гостиницы «Дофэн», вышел из машины, с силой хлопнул дверцей и вошел в вестибюль. Его встретил строгий взгляд чопорной старой дамы.

— Пожалуйста, предупредите мадемуазель Берваль, что с ней хочет поговорить друг, — сказал Франсис безмятежным голосом.

Лицо дамы нахмурилось, выразило высокомерное осуждение.

— В такой час? А вы не думаете, молодой человек…

Слабо польщенный, Коплан ответил:

— Я только об этом и думаю, куколка. Будете звонить или я пойду сам?

Почтенная особа подскочила, возмущенная такой дерзостью. Она прошипела:

— Жильцам запрещено…

— Да ладно! — перебил Франсис.

Он повернулся к ней спиной и пошел к лестнице. Это было простым запугиванием, потому что он не знал, в каком номере живет красавица-энтомолог.

— Э! Подождите…

Он обернулся с недовольным видом. Старуха с беспокойством смотрела на него; потрясенная мыслью, что этот бандит собирается войти в комнату к девушке, она предпочла капитулировать.

— Одну секунду, я ее предупрежу, — сказала она. — Подождите, я найду номер…

Она лихорадочно перелистала книгу записей, ошиблась страницей, дважды прочитала одну и ту же строчку и наконец пробормотала:

— Но… этой особы здесь больше нет! Брови Коплана сдвинулись.

— Позвольте? — сказал он, беря книгу.

Он проверил и увидел, что Клодет Берваль действительно покинула гостиницу накануне. Судя по месту, на котором находилась ее фамилия, она скорее всего уехала сразу после полудня.

— Спасибо! — заключил он. — Желаю вам счастливого дня!

И он повернулся перед окаменевшей хозяйкой, чтобы выйти на улицу. На пороге он остановился, чтобы закурить сигарету, потом сел в машину и уехал так же быстро, как и приехал.

Однако ехал он не к Лурду. Он взял курс на юг, на Люшон. Двигаясь с разумной скоростью, он старался преодолеть неприятное чувство, вызванное у него неожиданным отъездом Клодет.

Примерно за два часа он преодолел сто пятьдесят километров, разделяющих Баньер и Тараскон. Когда он въехал в это местечко, его настроение было далеко не прекрасным. Это было заметно по легким морщинкам, прочертившим его худые щеки, и по суровости светлых глаз.

Подъехав к дому брата Дютроше, он неторопливо вышел из машины. В бистро двое посетителей завтракали, а хозяин — краснолицый мужчина в фартуке из грубой синей ткани — прилежно вытирал стаканы.

— Месье? — спросил он, глядя на Франсиса.

— Я бы хотел переговорить с вашим братом, живущим в Лурде.

— А… — ответил он понимающе. — Проходите, он наверху.

Быстро выйдя из-за своей стойки, он открыл дверь, ведущую в вестибюль.

— На втором этаже, первая дверь слева.

Он подмигнул и еле слышно прошептал:

— Вы из полиции, да?

Коплан кивнул, прошел мимо него и поднялся по лестнице.

На втором этаже он постучал в указанную дверь и узнал голос Дютроше, сказавшего:

— Входите!

Он толкнул дверь и вошел в комнату. Старик закусывал, перед ним на столе стояла бутылка красного вина.

— О! — воскликнул он, увидев Франсиса. — Черт меня возьми, если я ожидал вашего визита!

— Я думаю, — сказал Коплан, закрывая за собой дверь. — Я тоже не ожидал увидеть вас так быстро.

Выброшенный вперед со всей возможной силой, кулак его правой руки вылетел, как снаряд, и ударил сидящего человека в челюсть.

Опрокинутый ударом, Дютроше упал навзничь на пол.

Кипя от ярости, он старался подняться и наконец встал на ноги.

Он хотел броситься на Коплана, но холодные глаза и ствол автоматического пистолета крупного калибра приковали его к месту.

— Подними лапы, — посоветовал Франсис странно мягким голосом. — И не опускай их ни на миллиметр, пока мы будем разговаривать.

Лицо Дютроше изменилось. Кровь отхлынула, и оно стало смертельно бледным.

— Что на вас нашло? — спросил он прерывающимся голосом.

— Сейчас узнаешь, дед, — ответил Франсис тем же сдержанным тоном. — Я пришел тебя успокоить насчет твоего приятеля. Ты знаешь: того, кто должен был тебе принести новости.

С по-прежнему поднятыми руками, Дютроше отступил на шаг, как будто слова Франсиса оттолкнули его. Его кадык поднялся и опустился.

— Вы… вы бредите… — с трудом выговорил он.

— Ты так считаешь? — саркастически переспросил Коплан. — Посмотрим. Я буду говорить первым, а потом наступит твоя очередь, потому что ты можешь рассказать больше, чем я. Открывай свои уши, пока они могут слышать, и не двигайся.

Прислонившись к двери, сжимая в правой руке пистолет и пристально глядя на Дютроше, прижавшегося к противоположной стене, Франсис сказал тем же бесцветным голосом:

— В среду вечером на перекрестке О-Вив что-то произошло, но не то, что ты мне рассказал. Комбинация была неглупой: трех свидетелей ликвидируют, а типа, живущего на месте, щедро «подмазывают», чтобы он соврал инспектору, если тот случайно появится поблизости. Таким образом полицию пускают по ложному следу. Затем историю начинают совершенствовать: появляется второй свидетель — девушка, которая выглядит совершенно невинной и обожает насекомых. Будто бы случайно она подтверждает слова первого типа. Заодно она видит лицо полицейского, который знает уже слишком много, и велит убийце проследить за ним и убрать в свою очередь; круг замыкается, и уже никто не сможет ничего понять в этой истории. Однако так получилось, что тем полицейским оказался я.

Коплан зловеще улыбнулся; ствол его пистолета не двигался, как будто был зажат в тисках.

— Я счел, что ты слишком много говорил, дед. Слишком много и слишком быстро. От тебя не ускользнула ни одна деталь, ты видел все! Так не бывает. Второе: тебя должны были убрать, как остальных, как Малара, Гурена и мамашу Тревело. Если тебя пощадили, значит, были основания… Эти парни слишком хорошо организованы, чтобы не заинтересоваться твоей хижиной. И тут на сцену выходит девица и говорит то же самое, что и ты. Это первый случай, когда два свидетеля совпадают в деталях! Она хочет нарисовать мне полную картину и играет роль энтомолога. К сожалению, она допускает ошибку: насекомые, о которых она мне рассказывает, являются сетчатокрылыми… Она пускает по моим следам убийцу, а потом со спокойной душой отваливает, считая меня убитым. На месте схватки остается тот парень, и это все меняет…

Франсис, чей указательный палец подрагивал на спусковом крючке, а глаза смотрели прямо в глаза Дютроше, следил за его реакциями. Он хотел во что бы то ни стало помешать старику совершить отчаянный поступок.

— Слушай, дурак, — буркнул он, — ты знаешь, что произошло бы, если бы меня удалось убить? Ты бы отправился на тот свет следом за остальными после того, как сыграл свою роль лжесвидетеля! Это стало бы финальным штрихом: тебя убили бы, чтобы заставить поверить, что ты сказал правду! Дело было бы сделано; мой преемник имел бы на руках только фальшивые карты, всученные ему, и вечно бы искал выдуманные машины и несуществующих людей.

Челюсть Дютроше задрожала, как будто он собирался зарыдать. Из его горла вырывались всхлипы, и он с большим трудом сдерживал их. С поднятыми руками и посиневшими от удара губами, он внушал скорее сочувствие, чем презрение.

— Сколько тебе дали, чтобы ты мне рассказал эту историю?

— Пятьсот франков. Коплан скривил губы.

— И из-за этого ты впутался в грязное дело в твоем возрасте!

Уверенный, что укротил его, Коплан убрал пистолет.

— Опусти руки, — приказал он. — И садись. Растерявшийся, с опущенным взглядом, Дютроше поднял свой упавший стул. Он буквально рухнул на него.

Коплан сунул обе руки в карманы брюк, потом, подойдя к столу, сказал:

— Я даю тебе шанс, дед. Или ты уйдешь отсюда вместе со мной и отмотаешь десять лет за соучастие в похищении, или расскажешь мне правду и я оставлю тебя в покое. Что ты предпочитаешь?

Дютроше поднял на Франсиса жалкое лицо, на котором появился огонек надежды. Он прочистил горло, попытался проглотить слюну и пробормотал:

— Я… я вам скажу.

— Сначала выпей глоток и отвечай на мои вопросы. Что ты видел на дороге?

Коплан слегка наклонился вперед, затлив дыхание.

— Ну… — отвечал старик, — все было почти так, как я вам рассказал… только увезли не девушку, а мужчину.

Он говорил неуверенным тоном, как будто старался быть максимально правдивым.

— Ладно, — сказал Коплан. — Продолжай.

— Женщина эта была не блондинкой. Красивая брюнетка, такая, знаете, похожая на киноактрису, с грудью, которая…

— Знаю.

Черт возьми! Ведь это была Клодет… Она была полезна своим сообщникам, имея такие внешние данные и лицо невинной девушки, дышащее искренностью. Значит, именно она послужила приманкой.

— Когда мужчину втянули в машину, — продолжал Дютроше уже легче, — она села в другую, стоявшую метрах в пятидесяти от перекрестка на боковой дороге. Из этой машины вышел брюнет и пошел к моему дому, а большая машина уже уехала. Он предложил мне сделку: если меня спросят — что, по его словам, маловероятно, — я все расскажу, переменив роли и дав неточные описания. За мои труды он предложил мне двести пятьдесят франков, а остальные обещал заплатить через неделю, если до того времени меня допросят. Уходя, он посоветовал мне быть осторожным, потому что, как он сказал, он будет за мной наблюдать. Я не должен был упоминать про третью машину, на которой он приехал. Он, должно быть, иностранец: говорил с сильным акцентом. Я сказал себе; что в этом, наверное, нет ничего серьезного, поскольку никому ничего не сделали плохого. У человека было свидание, и он поехал с друзьями, вместо того чтобы вернуться на собственной машине. В этом нет ничего драматического…

— Иногда, — сказал Коплан, — но не в данном случае. И это даже более драматично, чем ты думаешь. Кто потом поехал на машине похищенного?

— Тот, кто разговаривал со мной. Все произошло в несколько минут…

«Значит, — подумал Франсис, — на месте было три машины и в той, куда села Клодет, несомненно, было много людей. Это объясняет, как они смогли одновременно проследить за несколькими свидетелями…»

Пуэрториканец, напавший на него, был убийцей Малара и мамаши Тревело. Гурена убил один из спутников Клодет.

— Как выглядел человек, которого похитили? Озадаченный Дютроше поскреб подбородок. Он с сомнением пожал плечами и сказал:

— Как все… Я не знаю, что…

— Рост. Высокий? Низкий?

— Средний.

— Толстый? Худой?

— Средний… ни, то, ни другое.

Когда нужно было говорить правду, старик был менее точен.

— Лет тридцати пяти — сорока. Коплан занервничал:

— Черт возьми! У тебя же было время его разглядеть! Ты видел, как он дважды пересек дорогу! Ты не можешь описать его получше?

Дютроше облокотился о стол, положил подбородок на кулак и крепко задумался.

— Он был в шляпе, — гордо сказал наконец крестьянин.

— Черт! — ответил раздраженный Франсис.

Скорее всего, он вытянул из старика все, что было можно. Для очистки совести он осведомился о марках машин, стоявших на перекрестке.

— О, знаете… я в них мало разбираюсь, — признался Дютроше, неопределенно махнув рукой. — Все, что я знаю: та, в которую сел тот месье, была намного больше двух остальных.

— Спасибо, — сказал Коплан. — Вот это мне очень поможет. С подобными описаниями я их сразу найду, тем более что по Франции ездит всего-навсего десять миллионов машин.

Смутившись, старик с испугом смотрел на него. Этот сарказм не обещал ему ничего хорошего.

Но Коплан, думавший о другом, улыбнулся.

— Слушай, Жюль, — сказал он с неожиданной фамильярностью, — мы договоримся о линии поведения. Ты останешься у брата, как мы решили раньше, потом вернешься в Лурд и ничего не изменишь в заявлении, сделанном инспектору. Деньги оставишь себе и совершенно забудешь все, относящееся к этому делу. Понял?

По мере того как он говорил, улыбка сходила с его лица и голос становился властным; последние слова прозвучали очень жестко.

Дютроше молча кивнул.

— Если пасть откроешь и что-нибудь ляпнешь, даже полиции, я позабочусь, чтобы тебя отправили на нары до конца твоих дней. Запомнишь?

Он отошел от стола, взялся за ручку двери и закончил:

— Постарайся запомнить. Многим в отличие от тебя не повезло.

Он вышел, и дверь за ним закрылась.