Мичман Болито

Кент Александер

 

Глава 1. Линейный корабль

Хотя был только полдень, облака, тяжелой пеленой висевшие над портсмутской гаванью, создавали впечатление, что близится вечер. Дующий несколько дней устойчивый восточный ветер украсил переполненный рейд грозным узором толчеи белогривых волн, а сопутствующий ему моросящий дождь придавал укреплениям гавани и теснящимся в ней кораблям блестящий металлический отблеск. На самом Портсмутском мысе высилось внушительное здание гостиницы «Синий столб». Как всякая гостиница в любом оживленном порту, она много раз достраивалась и переделывалась, но не утеряла первоначальный облик прибежища моряка. На деле, из всех мореманов, приносимых и уносимых приливами, больше всех «Синий столб» предпочитали мичманы, что и накладывало свой отпечаток на всю его атмосферу. Гостиница была низкой, шумной и не особенно чистой, зато сколько будущих адмиралов прошло сквозь эти обшарпанные двери!

В самый обычный день в середине октября 1772 года Ричард Болито притулился в углу одного из залов, вполуха прислушиваясь к гомону голосов вокруг, стуку тарелок и кружек и шуму дождя, стучащегося в маленькие окна. Воздух наполняло густое смешение ароматов. Пахло жарким и элем, табаком и смолой, а всякий раз когда, вызывая дружные проклятия и жалобы, открывалась входная дверь, из гавани доносился резкий запах морской соли. Болито скрестил ноги и вздохнул. После долгого и утомительного путешествия в карете из его родного Фалмута и доброй порции пирога с крольчатиной, который в «Синем столбе» именовался «лучшим блюдом для молодых джентльменов», его клонило в сон. Он с интересом разглядывал окружающих мичманов. Некоторые были совсем юными. Настоящие дети, самое большее лет двенадцати от роду. Болито не смог удержаться от улыбки. Когда он попал мичманом на свой первый корабль, ему тоже было двенадцать. Воспоминание о том времени позволило ему ощутить, как он изменился. Благодаря Флоту он стал совсем иным. Раньше он ничем не отличался от этих парней. Испуганный, подавленный звуками и негостеприимным видом линейного корабля, но не намеренный показывать вида, и воображающий, что другие не догадываются о его чувствах. Это было четыре года назад. Трудно поверить. Четыре года, за которые он повзрослел и привык к корабельной жизни. Поначалу ему не верилось, что можно выучить все, что от него требовали. Умопомрачительное переплетение снастей. Мили канатов различной длины и толщины, заставляющие корабль двигаться и повиноваться приказам. Парусные и орудийные учения, ползанье на головокружительной высоте по реям в дождь и снег, или в такую жару, что тело отказывается служить и готово вот-вот рухнуть на палубу. Он научился понимать неписанные законы мира, расположенного между палубами, права и обязанности, позволяющие выжить в неспокойном и крайне перенаселенном обществе, именуемом королевский корабль. Болито не просто выжил, но и продвинулся гораздо дальше, чем мог себе представить. Не без того, конечно, чтобы не отметить этот путь синяками и слезами. Теперь, в этот унылый октябрьский день ему предстояло прибыть на свой второй корабль, семидесятичетырехпушечную «Горгону», стоявшую на якоре в Соленте.

Юноша посмотрел, как малютка-мичман с жадностью поглощает большой кусок отварной свинины, и ухмыльнулся. Как бы парень не пожалел об этом: ему предстоит долгая болтанка в шлюпке, идущей против ветра. Внезапно Ричарду вспомнился родной дом в Корнуэлле — внушительное здание из серого камня, расположенное в окрестностях Пенденнис Касл, где он рос вместе с братом и двумя сестрами. Род Болито жил в нем уже много поколений. Встреча получилась не такой, о какой юноша мечтал, переживая штормы и палящий зной. Прежде всего, дома его ждали только мать и сестры. Отец, командующий кораблем, подобным тому, на который направлялся Ричард, плавал в индийских водах. Старший брат Хью служил мичманом на фрегате на Средиземном море. После линейного корабля дом казался очень спокойным и тихим.

Новое назначение пришло в день его шестнадцатилетия. Со всем возможным поспешанием прибыть в Спитхед на борт корабля Его Величества «Горгона», готовящегося под командованием капитана Бивза Конвея отправиться нести королевскую службу. Матушка старалась скрыть свое горе. Сестры то плакали, то смеялись. Идя к карете, он заметил, что работники с окрестных фирм кивают ему в знак приветствия. Но никто не выказывал удивления. В течение многих, многих лет Болито покидали родной дом, чтобы вступить на борт корабля. Некоторые не возвращались. Теперь пришел черед Ричарда. Он поклялся себе, что никогда не станет повторять ошибок и прочно запомнит несколько вещей. Мичман на корабле — не рыба ни мясо, прослойка между лейтенантами и настоящим костяком любого судна — унтер-офицерами. На одном конце корабля, величественный и недоступный, словно бог, находится капитан. Выше, ниже, вокруг переполненной мичманской каюты обитает команда корабля. Матросы и морские пехотинцы, добровольцы и завербованные — все объединяются в пространстве между палубами, и в то же время различаются по своему положению и опыту. Правилом здесь была жесткая дисциплина, не знающая послаблений, а опасности и гибель, поджидающие моряков в любой момент, являлись настолько привычными, что о них не стоило даже говорить. Когда сухопутные смотрят с берега на королевский корабль, на его реи, усыпанные матросами, и раздувающиеся паруса, слышат грохот орудийных салютов и веселые голоса, распевающие песенки-шенти во время выхаживания якоря, — они даже понятия не имеют, что в глубине трюма кроется настоящий иной мир. Возможно, это и к лучшему.

— Здесь не занято?

Болито очнулся от забытья и поднял глаза. На него с улыбкой смотрел другой мичман, светловолосый, с голубыми глазами.

— Мартин Дансер, — продолжил вновь прибывший. — Я отправляюсь на «Горгону». Хозяин гостиницы указал мне на вас.

Болито представился и подвинулся на скамье, освобождая место.

— Это не первый ваш корабль?

— Почти, — Дансер застенчиво улыбнулся. — Я служил на флагмане, пока его не поставили в док. Вся моя выслуга составляет три месяца и два дня. Я поздно начал, — пояснил он, заметив выражение лица Болито. — Отец не хотел, чтобы я стал моряком, — Дансер пожал плечами, — но я, в конце концов, настоял на своем.

Новый знакомый понравился Болито. Конечно, Дансер поздновато начал морскую карьеру. Ему было примерно столько же лет, сколько самому Болито, а манера разговора выдавала принадлежность к хорошей семье. Скорее всего, городской, решил Ричард.

— Я слышал, что мы идем в Западную Африку, — произнес Дансер. — Но тогда…

— Такой же слух, как и все прочие, — ухмыльнулся Болито. — Я тоже это слышал. Лучше уж туда, чем таскаться туда-сюда вместе с флотом Канала.

— Семилетняя война закончилась девять лет назад, — поморщился Дансер. — Мне казалось, что французы вот-вот пойдут на нас войной, чтобы вернуть свои канадские провинции.

Болито повернулся, увидев, как два матроса проковыляли в направлении хозяина гостиницы, смотрящего, как одна из служанок раскладывает жаркое по оловянным мискам. Ни одной настоящей войны за целые девять лет! А ведь по всему миру идут непрекращающиеся конфликты. Восстания, пиратство, бунты колоний против своих новых повелителей — все это требует жертв, как любая обычная война.

— Пошли прочь! Мне тут не нужны нищие! — рявкнул хозяин.

Один из моряков, с ампутированной почти по самое плечо рукой, сердито огрызнулся:

— Я не чертов нищий! Я служил на старине «Мальборо» под командованием контр-адмирала Родни!

В зале наступила тишина, и Болито заметил, что некоторые юные мичманы глядят на двух инвалидов с выражением чуть ли не ужаса на лице.

— Брось, Тед! Все равно от него ничего не дождешься! — в сердцах воскликнул второй моряк.

— Подай им все, что нужно, — заявил Дансер. — Я заплачу. — Он опустил глаза, чувствуя стыд и ярость.

Болито посмотрел на него, испытывая то же самое. В порыве чувств он ухватил юношу за рукав.

— Хорошо сказано, Мартин. Рад, что мы будем служить вместе.

В этот момент чья-то тень заслонила от них свет коптящей лампы. Оба юноши повернулись. Перед ними стоял однорукий моряк. Выражение его лица было очень серьезным.

— Спасибо, юные джентльмены, — негромко сказал он и взмахнул рукой. — Да пребудет с вами удача. Уверен, что вижу перед собой двух будущих капитанов.

Служанка поставила на боковой стол две дымящихся миски, и моряк заковылял прочь, проговорив, к удовольствию всех собравшихся в зале:

— Кое-кому стоит быть поосторожней сегодня. Это вам урок.

Разговоры в зале смолкли, а грузная туша хозяина устремилась к мичманам. Он подошел к Дансеру.

— Ну-ка гони свои проклятые денежки, да поживее! А потом…

— А потом, хозяин, — холодно сказал Болито, — ты принесешь нам два стакана бренди. — Ричард наблюдал, как хозяин раздувается от ярости, момент был такой, словно вот-вот должна была взорваться девятифунтовая бомба. — Будь я на твоем месте, то попридержал бы язык. Счастье, что мой друг в хорошем настроении сегодня, ведь у его отца поблизости большие владения.

Хозяин нервно сглотнул.

— Бог мой, сэр, уж и пошутить нельзя! Сейчас же принесу бренди. Самый лучший, и, надеюсь, вы позволите мне сделать это за свой счет.

С лицом, выдававшим внезапное беспокойство, хозяин удалился.

— Но мой отец всего лишь торговец чаем в Лондоне! — удивленно произнес Дансер. — Сомневаюсь, что он хоть раз в жизни видел Портсмутский мыс. — Он покачал головой. — Похоже, мне стоит смазать мозги, если я не хочу отстать от тебя, Ричард!

Болито спокойно усмехнулся.

— Зови меня Дик, если не возражаешь.

Пока они потягивали свой бренди, входная дверь отворилась настежь. На пороге стоял лейтенант, с плаща которого стекала вода, а украшенная плюмажем шляпа была мокрой от брызг и дождевых капель.

— Всем мичманам, направляющимся на «Горгону», — рявкнул он, — немедленно собраться у ворот. Снаружи вас ждут моряки, которые перенесут ваши вещи в шлюпку.

Офицер подошел к очагу и залпом осушил чарку бренди, поданную хозяином гостиницы.

— Адский ветер за окном, — сказал он, протягивая руки к огню, — да поможет нам бог.

После небольшой паузы лейтенант спросил:

— Кто из вас старший по выслуге?

Болито заметил, как мичманы обменялись обеспокоенными взглядами; чувство уютного спокойствия уступило место почти что панике.

— Полагаю я, сэр. Ричард Болито, — представился он.

Лейтенант с подозрением посмотрел на него.

— Ладно, — сказал он. — Отведи их к крепостной калитке и доложись старшине шлюпки. Я вскоре буду. — И пока я здесь, — возвысил голос офицер, — каждый маменькин сынок должен подготовиться к отправке, ясно?

Самый младший из мичманов пропищал:

— Мне кажется, я заболел!

Кто-то засмеялся, а лейтенант рявкнул:

— Я кажется, болен, сэр! Говори «сэр», когда обращаешься к старшему по званию, черт побери!

Жена хозяина гостиницы наблюдала, как нестройная кучка мичманов стала поспешно выбираться туда, где ее ждал дождь.

— Не слишком ли вы строги с ними, мистер Хоуп?

— Нам всем пришлось пройти через это, дорогая, — ухмыльнулся лейтенант. — В любом случае, капитан достаточно крут, если говорить по существу. Если я буду нянчиться с молодыми мичманами, под бортовой залп придется подставляться мне!

Выйдя на мокрые булыжники мостовой, Болито разглядел матросов, грузящих черные сундуки в некое подобие тележки. Смуглые, мускулистые парни оставляли впечатление бывалых моряков, и Болито подумал, что капитан не стал бы рисковать, отправляя на берег самых ненадежных из числа команды, где им представился бы шанс дезертировать. За несколько недель, даже дней, ему предстоит многое узнать об этих ребятах. Он не попадет в ту же ловушку, как на прошлом корабле. Теперь ему известно, что доверие — это вещь, за которую надо платить, его не получают даром вместе с мундиром.

— Мы отправляемся немедленно, — бросил он старшему из матросов.

— Это не первый раз для вас, сэр? — с усмешкой спросил тот.

— Как и не последний, — ответил Ричард, становясь в строй рядом с Дансером.

У крепостной калитки они нашли старшину, спрятавшегося от дождя у стены. А за ней, бесконечной чередой наступающих и разбивающихся о берег тяжелых волн, бушевал Солент, и немногочисленные чайки, реющие на фоне свинцового неба, казались клочьями оторвавшейся пены. Старшина взял под козырек.

— Значит, вы все на борт, сэр. Прилив еще продолжается, и первый лейтенант хотел бы, чтобы до собачей вахты шлюпка сделала еще рейс. — Потом он понизил голос. — Его зовут мистер Верлинг, сэр. Будьте осторожны. Он весьма крут с юными джентльменами. Считает, что они должны уметь делать все то, что умеет он, — хмыкнул старшина. — Бог мой, вы только поглядите на них. Да он сожрет их за завтраком!

— Как и я тебя, — отрезал Болито, — если ты не прекратишь трепаться.

Матрос ретировался. Дансер в изумлении посмотрел на Ричарда.

— Мне приходилось встречать таких парней и раньше, Мартин. Через минуту он уже клянчил бы разрешение пропустить чарку рому, — усмехнулся Болито. — Полагаю, что лейтенант по своем возвращении был бы крайне этим недоволен, не говоря уж об ужасном мистере Верлинге.

Тут у стены как раз появился лейтенант. Глаза его странно поблескивали.

— В шлюпку! Пошевеливайтесь!

— Я начинаю думать, что отец был прав, — промолвил Дансер.

Болито ждал, пока остальные спустятся по мокрым ступеням в пляшущую на волнах шлюпку.

— Меня не огорчает возвращение в море, — сказал он, и удивился, поймав себя на этой мысли.

Путешествие от крепости к стоящему на якоре двухпалубнику заняло большую часть часа. За время поездки в бешено раскачивающемся баркасе те мичманы, которым не стало совсем дурно, могли не спеша ознакомиться со своим новым домом, очертания которого все отчетливее прорисовывались сквозь пелену дождя. Болито тоже не преминул получше разглядеть объект своего нового назначения. Семидесятичетырехпушечники, как называли эти мощные двухпалубные корабли, составляли костяк флота. В любом крупном морском сражении они всегда занимали место в линии там, где бой был самым жарким. И все же, как по собственному опыту, так и по рассказам бывалых моряков Ричард знал, что все корабли отличаются один от другого как соль от патоки. Когда усилиями гребцов шлюпка поднималась на очередную свирепую волну, он устремлял взгляд на корабль, разглядывая возвышающиеся мачты с перпендикулярами реев, черно-желтый корпус с линиями задраенных пушечных портов, алый вымпел на высокой корме и гюйс на носу, так контрастирующие своими яркими цветами с серостью неба и моря. Гребцы начали уставать от своей тяжелой работы, и чтобы держать ритм им требовались постоянные тычки старшины, а время от времени и резкие окрики краснолицего лейтенанта.

Стали видны длинный бушприт с утлегарем, с расположенной под ним позолоченной носовой фигурой, которая, казалось, чуть ли не с ненавистью взирает на притихших мичманов. Скульптура представляла собой великолепный образец деревянного зодчества. Клубок переплетающихся змей, скрытое под ними свирепое лицо, с глазами, обведенными красным контуром для придания им выражения пущей ярости.

Вскоре после того, как раскачивающаяся шлюпка подошла к кораблю, мичманов похватали и бесцеремонно втащили на борт, так что когда они оказались на просторном квартердеке, тот по сравнению показался им почти безопасным и уютным.

— А она выглядит весьма неплохо, Мартин, — произнес Болито.

Он пробежался взглядом по аккуратным линиям девятифунтовок квартердека: их вороненые стволы блестели от дождя, станки были покрыты свежей краской, а удерживающие их снасти тщательно закреплены. Матросы бегали по реям и проходам, соединяющим квартердек с полубаком. Под проходами, разделенные правильными интервалами, располагались верхняя батарейная палуба с восемнадцатифунтовыми орудиями, и главная батарея из мощных тридцатидвухфунтовиков. При необходимости «Горгона» могла весомо заявить о себе.

— Все ко мне! — гаркнул лейтенант.

Мичманы, слегка испуганные и потерянные, поспешили исполнить приказ. Остальные смотрели, что будет дальше.

— Через минуту вы отправитесь по своим местам, — лейтенант вынужден был повысить голос, чтобы перебороть шум дождя и рев ветра, треплющего снасти и свернутые паруса. — Хочу просто напомнить вам, что отныне вы служите на самом лучшем корабле флота Его королевского величества, где требования очень высоки, а лентяям никто не дает пощады. Вместе с вами на «Горгоне» двенадцать мичманов, так что маменькиным сынкам нужно работать с двойным усердием, чтобы избежать проблем. Пока вы не научитесь делать все как надо, чтобы не подавать дурной пример младшим чинам, вам дадут места на батарейных палубах и в других местах корабля.

Болито повернулся, заметив, как под бдительным оком помощника боцмана мимо провели несколько человек. Только что с берега, подумал Ричард. Или увезены по принуждению: из долговой тюрьмы или из суда ассизов. Если бы не нужда флота в людях, их бы ждала отправка в американские колонии. Кадровый голод на флоте не проходил никогда, а в мирное время утолить его было еще труднее. Глядя на этих парней, Болито подумал, что последнее утверждение лейтенанта не слишком обосновано: не только мичманы являются новичками и не имеют опыта. Значительная часть команды ничуть не лучше. Зажмурив от дождя глаза, он успел удивиться мысли, какую силу людей способен проглотить корабль такого класса. В толстом, водоизмещением в тысячу семьсот тонн, чреве «Горгоны» скрывались, как ему было известно, около шестисот офицеров, матросов и морских пехотинцев. На верхней же палубе нельзя было единовременно увидеть более тридцати человек.

— Эй, ты!

Голос лейтенанта ворвался в мысли Болито и он вздрогнул.

— Надеюсь, я тебе тут не мешаю?

— Виноват, сэр, — ответил Болито.

— Я буду приглядывать за тобой.

Со стороны юта подошел другой офицер, и лейтенант застыл на вытяжку. Болито пришел к выводу, что это, должно быть, старший офицер корабля. Мистер Верлинг оказался худым и высоким, а выражение его лица было таким суровым, словно он собирался огласить смертный приговор, а не поприветствовать вновь прибывших офицеров. Длинный крючковатый нос высовывался из под шляпы с плюмажем, будто вынюхивая, не случилось ли на корабле какого-нибудь преступления, а глаза, пробежавшиеся вдоль нестройной шеренги мичманов, не выражали даже намека на доброту или сочувствие.

— Я — первый лейтенант этого корабля, — заявил он. Даже его голос был сухим, не выражающим ни малейшей интонации. — Пока вы на борту, вас в любое время могут призвать к исполнению различных обязанностей. Вам предстоит готовиться к экзаменам на лейтенанта, что вы, само собой, должны ставить превыше всего прочего, и отсутствие усердия с вашей стороны будет в равной степени расцениваться как эгоизм и незаинтересованность.

Верлинг кивком указал на своего коллегу:

— Мистер Хоуп — пятый лейтенант, и будет приглядывать за вами, пока вас не разобьют по вахтам. Мистер Тернбулл, штурман, безусловно ожидает от вас высоких успехов в знании навигации и вообще работы корабля в море.

Буравящий взор первого лейтенанта остановился на крошечной фигурке в самом конце шеренги. Мичман особенно пострадал от качки в баркасе, и казалось, что приступ морской болезни вот-вот повторится.

— И как же тебя зовут?

— Иден, с-сэр.

— Возраст? — Слово рассекло воздух, как взмах ножа.

— Д-двенадцать, сэр.

— Он заика, сэр, — сказал Хоуп. В присутствии старшего офицера его недавняя самоуверенность испарилась.

— Вижу. Уверен, боцман позаботиться о том, чтобы юноша избавился от этого недостатка прежде, чем ему исполнится тринадцать!

Встреча, казалось, утомила Верлинга.

— Распустите их, мистер Хоуп. Если ветер сохранится, у нас будет достаточно времени завтра. У меня много дел, — и ушел, даже не оглянувшись.

— Мистер Гренфелл проводит вас вниз, — устало произнес Хоуп.

Гренфелл оказался старшим мичманом. Коренастый неулыбчивый юноша лет семнадцати растаял, едва Хоуп скрылся из виду.

— Идите за мной, — сказал он. — Мистер Хоуп хороший человек, но слишком озабочен своей карьерой.

Болито улыбнулся. На линейном корабле продвижение по служебной лестнице было делом, как правило, непростым, особенно без войны, прореживающей ряды. Как пятый лейтенант, Хоуп был предпоследним по старшинству офицером в кают-кампании, и независимо от того, что старших лейтенантов переводили на другие корабли или убивали, ему вряд ли светило повышение.

— У нас на флагмане был шестой лейтенант, который от отчаяния выучился играть на флейте, только потому, что это нравилось жене адмирала! — прошептал Дансер.

По мере того, как следом за мичманом они спустились по трапу на следующую палубу, затем еще на палубу ниже, молодые люди становились все тише. Чем глубже они погружались в чрево корабля, тем более возрастало ощущение замкнутого пространства. Их окружали призрачные фигуры, казавшиеся безликими и бесплотными в полутьме. Мичманам приходилось кланяться, проходя под бимсами, и осторожно огибать принайтовленные орудия. А навстречу им поднимались ароматы: запахи солонины и смолы, протухшей воды и собранных в кучу человеческих тел. Массивный корпус тем временем стонал и скрипел, словно живое существо, подвешенные к переборке фонари, раскачиваясь по спирали, отбрасывали пляшущие тени на обшивку и моряков, создавая впечатление живописного полотна.

Мичманская каюта располагалась на орлоп-деке, то есть ниже батарейной палубы и даже ниже самой ватерлинии, поэтому сюда не проникал иной свет кроме как от люков и качающихся фонарей.

— Вот мы и пришли, — бросил Гренфелл. — Мы делим каюту со старшими помощниками штурмана. Хотя они предпочитают держаться от нас в сторонке, — он кивком указал на покрашенный белой краской экран.

Болито посмотрел на своих товарищей. Ему не сложно было представить, какие чувства они испытывают. Он помнил те первые часы на корабле, когда готов был отдать все, что угодно за единственное слово поддержки.

— Выглядит неплохо, — заявил он. — Получше, чем на моем предыдущем корабле.

— Правда? — пробормотал тот самый мальчишка по имени Иден.

— Все зависит от вас, — ухмыльнулся Гренфелл. Он повернулся, увидев, что в дверях появилась тщедушная фигурка. — Вот ваш вестовой. Его зовут Старр, и он не слишком разговорчив. Просто скажите ему, что надо, и я улажу дела с казначеем.

Старр был даже моложе Идена — лет, может быть, десяти, и мелким для своего возраста. Его изможденные черты напоминали дитя трущоб, а руки были тоненькими, как тростинки.

— Ты откуда? — мягко спросил Болито.

Парнишка настороженно поглядел на него.

— Из Ньюкасла, сэр. Мой отец был шахтером. Погиб в завале. — Голос был безжизненным, доносившимся словно с того света.

— Если ты будешь обращаться с моими сорочками так же, как с этой, я тебя убью! — раздался чей-то голос.

Повернувшись, Болито увидел раскрасневшегося от дождя и ветра мичмана. Тот пригнулся, проходя под низким бимсом. Как и Гренфелл, он, надо думать, был одним из трех мичманов, оставшихся на корабле после недавних переводов, и точно так же как Гренфелл, ждал экзамена на лейтенантский чин. Настроение у парня было скверное, и по его взгляду было видно, что он ищет, на ком бы его сорвать.

— Полегче, Сэмюэл, — сказал Гренфелл. — Тут у нас новенькие.

Пришедший, похоже, заметил, наконец, что его окружают с опаской глядящие на него новички.

— Сэмюэл Маррак, — бросил он. — Сигнальный мичман и посыльный капитана.

— Звучит весомо, — заметил Дансер.

Маррак бросил на него тяжелый взгляд.

— Так и есть, — сказал он. — И когда ты предстанешь перед нашим знаменитым капитаном, будет лучше, если на тебе будет свежая сорочка!

Он хлестнул маленького вестового шляпой, и добавил:

— Так что запомни на будущее, пес! — Маррак плюхнулся на свой сундук. — Дайте мне чего-нибудь выпить. У меня все пересохло.

Болито сел рядом с Дансером и стал смотреть, как другие новички, словно сомнамбулы, хлопают крышками своих сундучков. Он мечтал попасть на фрегат, как его брат. Фрегат, свободный от произвола флотского начальства, способный покрывать огромные расстояния втрое быстрее, чем могучая «Горгона», где есть все возможности испытать приключения, о которых он так давно грезил. Но теперь его новым домом стала «Горгона», и ему предстоит служить ей не за страх, а за совесть, как того требует Флот. Линейный корабль.

 

Глава 2. Каторга

— Свистать всех наверх! Всем наверх, зарифить марсели!

Трели дудок снова и снова прокатывались по палубам «Горгоны» с настойчивостью голоса из ночного кошмара, пока корабль не задрожал от топота ног матросов свободной вахты, спешащих занять места по расписанию. Болито дернул Дансера за плечо с такой силой, что тот чуть не вывалился из койки.

— Идем, Мартин! Мы снова убираем паруса!

Он подождал, пока Дансер не оделся, потом оба побежали к ближайшему трапу. Прошло уже три, если не четыре таких дня. С мгновения, когда семидесятичетырехпушечник поднял якорь и отправился вниз по Каналу, в Атлантику, шла бесконечная череда уборки-постановки парусов, когда приходилось заставлять измученное тело карабкаться вверх по вантам к раскачивающимся реям, и все это под «ободряющие» возгласы первого лейтенанта с квартердека. Это тоже было частью кошмара, поскольку чтобы перекрыть шум ветра и волн, Верлинг использовал рупор, так что для обессиленных мичманов его пронзительные крики были словно бесконечные удары бича.

У матросов-новобранцев дела, разумеется, обстояли еще хуже. Статус мичмана на королевском корабле невысок, но у простого матроса его не было вообще. Болито понимал, что малейшее неповиновение в момент, когда корабль ложится на другой галс при сильном ветре, чревато гибелью, но ему больно было видеть бессмысленно жестокое обращение с людьми, которые, скорее всего, были попросту слишком испуганы работой на высоте, чтобы понимать, чего от них требуют.

Этот раз ничем не отличался от предыдущего. Рассвет еще не наступил, но сквозь нависшие облака пробивалась серая тень, благодаря которой можно стало различить снасти. Лейтенанты нервничали, пока унтер-офицеры и помощники штурмана делали перекличку своих команд у каждой мачты. Морские пехотинцы сгрудились на корме, у брасов бизани. Их ботинки скользили по мокрой палубе. У леера квартердека первый лейтенант выкрикивал указания, размахивая рупором для усиления эффекта того или иного пункта.

Болито посмотрел на корму, где находился сдвоенный штурвал. Четверо рулевых с силой наваливались на спицы, и Ричард предположил, что шквал еще достаточно силен, чтобы подвергнуть испытанию руль и паруса. Рядом с рулевыми стоял старина Тернбулл, штурман, одетый в бесформенный балахон. Он размахивал руками, похожими на клешни, перед носом квартирмейстера.

У коечных сеток наветренного борта в одиночестве стоял капитан. На нем был длинный непромокаемый плащ. Ветер развевал его волосы, пока капитан наблюдал за тем, как берут рифы на марселях — единственных, за исключением кливера, парусах, которые можно было нести в такой шторм. С самого прибытия на борт Болито не удавалось рассмотреть капитана поближе. На расстоянии он выглядел очень спокойным и важным, беготня матросов и крики младших офицеров совершенно не трогали его.

— Господи, я совсем окоченел, — сказал Дансер, стуча зубами.

Лейтенант Хоуп, отвественный за фок-мачту, закричал:

— Ведите их наверх, мистер Болито! И постарайтесь управиться за несколько минут, если хотите угодить мне!

Прозвучал свисток, и все началось сызнова. Марсовые шустро побежали вверх по выбленкам, новобранцы следовали за ними с меньшей уверенностью, поторапливыемые угрозами и тычками младших офицеров. А над всеми им царил голос все замечающего Верлинга, казавшийся из-за рупора каким-то нечеловеческим.

— Подтянуть фока-брасы с наветра! Мистер Тригоррен! Лопни ваши глаза, в вашем дивизионе есть парень, которого надо подтолкнуть, сэр! Еще двух человек на бизань-брасы!

Он не умолкал ни на секунду.

Вверх по тугим, качающимся выбленкам, потом вдоль реев, то падающих, то взлетающих на палубой и ревущим морем, цепляясь пальцами за трос, чтобы избежать падения. Затем, затаив дыхание, вперед, где парни уже вкарабкались на марса-рей, скорчившись, словно мартышки, по обоим его сторонам в попытке ухватиться за грубую, полузамерзшую парусину и взять еще один риф, а каждый клочок паруса тем временем делает все возможное, чтобы столкнуть моряка с его ненадежного насеста. Ругань и хрипы, матросы изрыгают проклятия, ломая ногти о непокорную ткань или отталкивая своих более неуклюжих собратьев, просящих помощи.

Болито ухватился за фордун и посмотрел на другие мачты. Работа была почти выполнена, и корабль отозвался, чувствуя меньшее давление на паруса. Далеко внизу на полуюте стояли похожие на карликов офицеры и матросы, крепящие фалы и брасы. На наветренном борте все также стоял капитан, наблюдая за реями. Его что-то тревожит? — подумал Болито. Судя по виду, нет.

— Крепите, мистер Хоуп! — заревел Верлинг, и не удержался от добавления. — В вашем дивизионе одни калеки! Я устрою вам дополнительные парусные учения перед обедом!

Болито и Дансер соскользнули по бакштагу на палубу и столкнулись с разъяренным Хоупом.

— Черт побери, мне влетит за это! — оправившись, Хоуп добавил: — И вам тоже, если не будете лучше муштровать своих людей!

— Собака, которая лает — не кусается, — заметил Болито, когда Хоуп промчался дальше на ют. — Пойдем, Мартин, посмотрим, что малютка Старр приберег для нас от завтрака. Теперь нет смысла лезть в койку, скоро снова будет аврал.

Едва влетев в душную безопасность мичманской каюты, они увидели болезненного вида человека с важным лицом, одетого в простой синий мундир. Болито знал этого человека — это был Генри Скроггс, капитанский клерк, столовавашийся с их соседями по каюте, помощниками штурмана.

— Болито, не так ли? — отрезал Скроггс. Ответа он не ждал. — С докладом к капитану. Мистер Маррак повредил руку, а мистер Гренфелл стоит утреннюю вахту. — Он на мгновение смолк, выжидая. На его лице не отражалось ничего. — Ну же, пошевеливайтесь, сэр, если вам дорога жизнь!

Болито смотрел на него, и в голове его пронеслись слова Маррака о чистых сорочках, и мысль о своем растрепанном виде.

— Иди сюда, я помогу тебе одеться, — предложил Дансер.

— Нет времени, — отрезал клерк. — Вы, Болито, следующий по старшинству за Марраком и Гренфеллом. Капитан очень щепетилен в таких вещах. — Он покачнулся, когда корабль резко накренился и волна с шумом разлилась по верхней палубе. — Советую вам поторопиться!

— Отлично, — спокойно ответил Болито, надевая шляпу, и нырнув под бимс, направился на корму.

Переводя дух, он остановился перед выкрашенной белой краской дверью, ведущей на ют. После суеты межпалубного пространства, где постоянно сновали полупризрачные фигуры моряков, возвращающихся после работы на реях, здесь было очень тихо. У двери, замерев навытяжку в пятне света от подвешенного к переборке фонаря, стоял на часах морской пехотинец. Часовой строго посмотрел на мичмана, потом доложил:

— Сигнальный мичман, сэр! — для усиления эффекта он сопроводил это восклицание коротким ударом приклада по палубе.

Дверь отворилась, и Болито увидел капитанского вестового, лихорадочно машущего ему рукой. Дверь была приоткрыта ровно настолько, чтобы можно было протиснуться внутрь. Так поступает лакей в хорошем доме, когда не очень уверен, обрадуются ли посетителю.

— Не будете ли любезны подождать здесь, сэр?

Болито стал ждать. Он находился в красивой передней, занимавшей всю ширину корабля. Дверь из нее вела в капитанскую столовую. В большом шкафу красного дерева тихо позвякивало стекло, а на длинном полированном столе в такт движениям судна ездили стоявшие на круглом подносе бутылки и графины. Палубу покрывал холст, аккуратно разукрашенный белыми и черными квадратами, а девятифунтовые орудия по бортам скрывались под ситцевыми чехлами.

Открылась внутренняя дверь, и вестовой произнес:

— Сюда, сэр. — В его взгляде, брошенном на Болито, читалось что-то вроде отчаяния.

Большая каюта. Держа под локтем украшенную плюмажем шляпу, Болито стоял внутри и озирал обширные владения капитана. Каюта была роскошной, и это ощущение усиливалось при взгляде на высокие окна кормовой галереи. Соляной налет и брызги так испещряли их, что в сером свете восхода они напоминали витражи кафедрального собора.

Капитан Бивз Конвей сидел за большим столом, не спеша перебирал стопу документов. Под рукой у него парила чашка с чем-то горячим, и в свете раскачивающегося фонаря Болито разглядел, что на капитане уже чистые сорочка и бриджи, а синий мундир с широкими белыми отворотами аккуратно расстелен на скамейке рядом со шляпой и непромокаемым плащом. Во внешнем виде командира корабля ничто не говорило о том, что он только что вернулся с продуваемой штормовым ветром палубы. Капитан поднял взор и внимательно, но без интереса оглядел Болито.

— Имя? — произнес он.

— Болито, сэр. — Голос мичмана утонул в просторе помещения.

— Понятно.

Через маленькую дверцу в каюту проник клерк, и капитан слегка повернулся ему навстречу. В свете фонаря и косых лучах, падающих из окон кормовой галереи, его профиль казался строгим и благородным, зато взгляд был жестким и цепким. Он стал что-то говорить Скроггсу, голос его звучал монотонно. Впрочем, о предмете разговора Болито имел лишь весьма отдаленное представление.

Повернув голову, мичман впервые за долгое время увидел свое отражение — в большом, с позолоченной рамкой, — зеркале. Не удивительно, что вестовой беспокоился. Для своих лет Ричард Болито был рослым и худым, а его черные как смоль волосы лишь оттеняли бледность лица. Во флотском мундире, купленном полтора года назад и сделавшимся коротковатым, мичман напоминал скорее бродягу, чем королевского офицера.

Болито вдруг понял, что капитан обращается к нему.

— Так, мистер мичман, хм-м… Болито, в силу непредвиденных обстоятельств мне, похоже, придется положиться на ваше умение в части содействия моему клерку, пока мистер Маррак не излечится от своей, хм-м, травмы. — Он равнодушно оглядел Болито. — Каковы ваши обязанности в моем экипаже?

— Нижняя батарейная палуба, сэр, а во время парусных учений я вхожу в дивизион мистера Хоупа.

— Ни одно из этих занятий не требует от вас выглядеть как денди, мистер хм-м… Болито, но я хочу, чтобы на моем корабле все офицеры подавали собой прекрасный пример, независимо от рода их обязанностей. Как младший офицер вы должны быть готовы ко всему. И куда бы не привела вас служба на этом корабле, вы не только представляете Королевский флот, вы являетесь Королевским флотом.

— Ясно, сэр. — Болито решил попробовать еще раз. — Мы были наверху, убирали паруса, сэр, и …

— Да, — губы капитана искривились, что можно было принять за улыбку. — Этот приказ отдал я. Я провел на палубе несколько часов, прежде чем счел его необходимым. — Он достал из кармана тонкие золотые часы. — Возвращайтесь в свою каюту на орлоп-деке и приведите себя в порядок. Через десять минут я жду вас здесь. — Часы со щелчком закрылись. — Не опаздывайте.

Это были самые короткие десять минут в жизни Болито. С помощью Старра и Дансера, под стоны несчастного Идена, опять выбравшего момент заболеть, Болито вовремя добрался до кормы и оказался лицом к лицу с тем же самым часовым у двери. Обнаружилось, что большая каюта уже полна посетителей. Здесь были лейтенанты с запросами или рапортами о повреждениях во время шторма. Штурман, который, насколько понял Болито, собирался высказать доводы за или против возможного повышения одного из своих помощников. Майор Дьюар из морской пехоты, со щеками, не уступающими алому цвету его мундира. И даже казначей, мистер Поуленд, истинный образчик дельца-проныры. Капитан, похоже, нужен был всем. А ведь еще только брезжил рассвет.

Клерк бесцеремонно усадил Болито за небольшой стол у кормового окна. Снаружи, через толстое стекло виднелось темно-серое море с чередой высоких волн, украшенных белопенными хребтами. У высокого кормового подзора «Горгоны» кружилась стайка чаек, ожидающих, когда кок выбросит за борт какие-нибудь отходы. Болито ощутил спазм в желудке. Несчастные, подумал он — немногого дождешься от кока и скаредного казначея.

До него доносились обрывки разговора капитана с Лэйдлоу, хирургом. Речь шла о пресной воде и о промывке пустых бочонков для подготовки их к долгому плаванию. Хирург был человеком с неизменным выражением усталости на лице, глубоко посаженными глазами и постоянно сутулившимся. Проистекало ли последнее от слишком долгого пребывания на маленьких кораблях или от того, что доктор слишком много времени проводил, склонившись над своими беспомощными жертвами, Болито мог только догадываться.

— Побережье там скверное, сэр, — заявил хирург.

— Мне это, черт возьми, известно, — буркнул в ответ капитан. — Я не для того веду корабль и команду к западному берегу Африки, чтобы проверить ваше умение лечить больных!

Над столом склонился клерк. От него пахло затхлостью, как от несвежего белья.

— Можете начинать делать копии этих приказов для капитана. По пять с каждого. Четко и разборчиво, твердой рукой, иначе будут проблемы.

Болито дождался, когда Скроггс отойдет, и навострил уши в направлении небольшой группы людей, окружавшей капитана. Одевая чистую сорочку и новый шейный платок, он поймал себя на мысли, что ощущение благоговения, испытанное при первой встрече с капитаном, стало уступать место разочарованию. Конвей отмел его оправдания по поводу неподобающего вида как незначительные, даже ничтожные. В воображении мичмана капитан представлялся человеком, всегда остающимся на посту, не ведающим усталости и на все имеющим готовый ответ. Но теперь, прислушиваясь к спокойному, монотонному голосу Конвея, ведущего речь о четырех тысячах миль, которые надо пройти, о предпочтительных курсах, продовольствии, пресной воде, и, в первую голову, обучении и сплочении экипажа, Болито испытывал удивление.

В этой каюте, на мгновение показавшейся ему верхом роскоши, капитан вел свою собственную битву. Ему не с кем было разделить свое беспокойство или переложить на кого-нибудь груз ответственности. Болито поежился. Эта просторная каюта могла обернуться тюрьмой для любого, кто усомнится и собьется с пути. В памяти его всплыли детские воспоминания о тех редких счастливых моментах, когда ему доводилось посещать отцовский корабль, стоявший на якоре в Фалмуте. Тогда было все по-другому. Офицеры отца улыбались ему, держась в его присутствии почти подобострастно. Совсем не так, как при прошлом его представлении в чине мичмана, когда лейтенанты демонстрировали скверное расположение духа и нетерпимость.

К нему снова подошел Скроггс.

— Отнесите это сообщение боцману и немедленно возвращайтесь, — и он сунул ему в руку сложенный листок бумаги.

Болито схватил шляпу и помчался мимо большого стола. Он почти достиг двери, когда его остановил голос капитана.

— Так как, вы сказали, вас зовут?

— Болито, сэр.

— Очень хорошо. Отправляйтесь, и помните, что я сказал.

Конвей опустил глаза на бумаги и выждал, пока не закрылась дверь.

— Нет лучшего способа дать знать людям, о чем мы разговариваем, чем позволить новенькому мичману подслушивать, — бросил он хирургу.

Тот серьезно посмотрел на него.

— Полагаю, я знаю семью этого малого. Его дед был с Вольфом при Квебеке.

— Неужели? — капитан уже принялся изучать следующий документ.

— Он был контр-адмиралом, сэр, — добавил доктор.

Но Конвей был совершенно погружен в свои мысли, на лице его застыла гримаса раздумья.

Хирург вздохнул. Разве поймешь этих капитанов?

 

Глава 3. «Афины»

На юго-запад, потом на юг, день за днем, почти ни минуты без изнурительной работы. Пока мощный корпус «Горгоны» прокладывал себе путь из Английского канала к печально известному Бискайскому заливу, Болито его новые сослуживцы сблизились между собой, словно объединяя силы в борьбе против корабля и моря.

Он слышал как Тернбулл, штурман, заявил, что на его памяти это самая скверная погода для этого сезона, а такое утверждение из уст человека, тридцать зим проведшего на флоте, чего-нибудь да стоит. Особенно теперь, когда Болито лишился своего временного места в большой каюте. Маррак оправился от травмы, полученной во время первого шторма, и вернулся к исполнению своих обязанностей, поэтому Болито снова присоединялся к Дансеру в моменты, когда дудки высвистывали команду ставить или убирать паруса на фок-мачте.

Если Болито находил минутку, чтобы поразмыслить над своим положением на новом корабле, что случалось нечасто, то больше думал о своем физическом состоянии, чем о социальном статусе. Его почти постоянно мучил голод, а каждый мускул ныл от бесконечного лазания по снастям или от орудийных учений с тридцатидвухфунтовыми пушками на нижней батарейной палубе. Едва волнение и ветер немного стихли, и «Горгона» почти под всеми парусами устремилась на юг, экипаж корабля распределился по боевому расписанию: тренироваться и проливать кровавый пот, ворочая тяжелые, неуклюжие орудийные станки. На нижней палубе это было вдвойне труднее из-за командующего ей лейтенанта. Гренфелл, старший среди мичманов, уже предупреждал Болито насчет него, — но по мере того, как долгие дни сливались в еще более долгие недели пока корабль рассекал форштевнем волны на пути от Мадейры к побережью Марокко, так и не появившегося пока даже в поле зрения впередсмотрящих на верхушке грот-мачты, — имя Пирса Треггорена, четвертого лейтенанта и командира батареи самых тяжелых орудий «Горгоны», обретало новое звучание. Крупный, смуглый, с прилизанными волосами, четвертый лейтенант больше походил на испанца или цыгана, чем на морского офицера. Бимсы на темной орудийной палубе располагались так низко, что Трегоррен, передвигаясь от кормы к носу и обратно, чтобы проверить правильность заряжания и наката каждой из пушек, вынужден был постоянно кланяться. Нелегко оказалось служить под командой этого высокого, агрессивного и невыдержанного человека.

Даже Дансер, обычно неспособный думать ни о чем другом, кроме еды и сна, заметил, что Трегоррен предвзято относится к Болито. Болито это казалось странным, поскольку лейтенант был его земляком-корнуолльцем, а узы землячества, как правило, сохраняют свою силу даже в жестких условиях военной дисциплины. Из-за этой враждебности Болито всегда получал по три наряда вне очереди, а однажды был посажен на салинг при пронизывающем ветре, где и сидел, пока вахтенный офицер не приказал ему спуститься. Это было жестоко и несправедливо, но наказание открыло ему новые стороны жизни на корабле. Юный Иден принес ему банку меда, которую ему дала в дорогу мать, и хранившуюся до особого случая. Том Джехан, канонир, — на деле не самый приятный в общении унтер-офицер, обедавший за перегородкой и едва ли удостаивающий вниманием молодых мичманов, — отлил из своих личных запасов большую чарку бренди, чтобы влить хоть немного жизни в окоченевшее тело Болито.

Бесконечные изматывающие парусные и пушечные учения приводили и к иным жертвам.

Еще до Гибралтара двое были смыты за борт, а один человек упал с грота-рея и сломал позвоночник о восемнадцатифунтовое орудие. Похороны были короткими, но они глубоко тронули новичков. Тело зашили в койку, привязали ядро и спустили за борт. «Горгона» тем временем резко раскачивалась под порывами северо-восточного ветра.

Дальнейшее напряжение проявлялось, словно трещины в металле. Между моряками вспыхивали ссоры по самым пустяковым поводам. Матрос огрызнулся в ответ на приказание помощника боцмана в третий раз за вахту лезть наверх, сплеснивать порвавшийся конец, и был взят под стражу в ожидании наказания. Болито впервые пришлось стать свидетелем порки в возрасте двенадцати с половиной лет. Ему никогда не доставляло удовольствия это зрелище, но он знал, чего ожидать. Новобранцы и младшие из мичманов не знали.

Сначала дудки высвистали «Всем собраться на юте смотреть наказание». Потом с одного из люков была снята зарешеченная крышка. Тем временем морские пехотинцы выстроились поперек юта, их алые мундиры и белые перекрестные ремни ярким пятном выделялись на фоне сумрачного нависающего неба. Из всех щелей и укромных мест полезли матросы, пока палуба, снасти и даже шлюпки не оказались усеяны молчаливыми зрителями.

Тут появилась немногочисленная процессия, направляющаяся к решетке люка. Хоггит, боцман, два его помощника, Бидл, хмурый оружейник, Банн, капрал корабельной полиции, осужденный и Лэйдлоу, хирург, замыкавший шествие. На выдраенных до блеска досках квартердека выстроились в соотвествии с рангами офицеры и унтера. Мичманы, все двенадцать, построились в две коротенькие шеренги у подветренного борта. Осужденного раздели и привязали к решетке. На фоне выскобленного дерева тело его казалось белым. Он отвернулся, слушая, как суровый голос капитана произносит слова соответствующих статей из Свода законов военного времени.

— Две дюжины, мистер Хоггит, — подвел черту капитан.

И вот, под стакатто одинокого барабана, по которому настукивал мальчишка — морской пехотинец, всю порку не сводивший глаз с грота-реи у себя над головой, наказание было приведено в исполнение. Вооруженный кошкой-девятихвосткой помощник боцмана не был по натуре жестоким человеком. Зато был крепко сложен, а руки его напоминали ветви дуба. К тому же он понимал — недостаток усердия может привести к тому, что его поменяют местами с наказуемым. После восьми ударов спина моряка превратилась в кровавое месиво. После дюжины полностью утратила человеческое подобие. А конца все нет. Барабанная дробь и тут же удар плети по обнаженной спине.

Младший среди мичманов, Иден, лишился чувств, а бледный парень чуть постарше его, Нибб, залился слезами. Остальные мичманы и большинство моряков с ужасом наблюдали за церемонией. Наконец, когда прошла, как казалось, вечность, Хоггит доложил:

— Две дюжины, сэр!

Едва дыша, Болито смотрел, как парня отвязывают от решетки. Его спина была изодрана, словно ее рвал какой-нибудь дикий зверь. От тяжелых ударов кожа покрылась синяками. За все это время моряк не проронил ни звука, и на мгновение Болито показалось, что он умер во время порки. Однако хирург, вытащив зажатую между зубов осужденного полоску кожи, поднял голову к квартердеку и сказал:

— Он лишился чувств, сэр.

Потом доктор дал своим помощникам распоряжение отнести моряка в лазарет. Кровь соскоблили с палубы, решетку вернули на место, и под звуки зажигательной джиги, исполненной барабанщиком и двумя юными флейтистами из морской пехоты, жизнь на корабле постепенно вернулась к обычному распорядку. Болито кинул взгляд на капитана. Лицо последнего не выражало никаких эмоций, пальцы постукивали по эфесу шпаги в такт джиге.

— Как можно так обращаться с людьми! — гневно воскликнул Дансер.

Услышав эту реплику, старый парусный мастер хмыкнул:

— Подожди, пока не увидишь прогон сквозь строй флота, дружок, тогда тебе будет от чего поблевать!

Когда команда принялась за обед из солонины и каменной твердости сухарей, запиваемых пинтой кислого красного вина, Болито ни от кого ни услышал ни слова гнева или сочувствия. Похоже, что как и на его предыдущем корабле, здесь действовало правило: попался — значит виноват. Виноват в том, что попался. Такое убеждение давало о себе знать даже в мичманской каюте. Первоначальные волнения и страх от незнания, что и когда делать, уступили место новому чувству единства, силу которого ощущал даже Иден.

На первом месте — еда и удобство, а рискованность плавания, в которое их отправили — дело второе. Крохотный отсек, прилепившийся к изогнотому борту корабля стал их домом, пространство между парусиновой дверью и сундучками — местом, где они день за днем поглощали грубую пищу, делились секретами и опасениями, и учились друг у друга.

Если не считать нескольких убогих островков и двух прошедших на большом расстоянии кораблей, «Горгона» была одна в целом океане. Каждый день мичманы собирались на юте для упражнений в навигации, проходивших под бдительным оком Тернбулла. Солнце и звезды приобрели для некоторых из молодых людей совершенно новый смысл, в то время как старшим предстоящее производство в лейтенанты казалось не таким уж далеким и невозможным.

После одного особенно тяжкого учения с тридцатидвухфунтовыми орудиями Дансер воскликнул в сердцах:

— В этом Трегоррене сидит дьявол!

— П-подагра — вот его дьявол, Мартин, — к изумлению всех заявил маленький Иден. В ответ на удивленные взоры он тоненьким голоском пояснил:

— Мой о-отец — аптекарь в Б-бристоле. Его часто вызывали на т-такие случаи. — Юноша уверенно кивнул. — Мистер Трегоррен п-поглощает слишком много б-бренди.

Вооруженные новым знанием, мичманы с большим интересом принялись наблюдать за поведением четвертого лейтенанта.

Трегоррен расхаживал вдоль палубы, ныряя под низкие бимсы, тень его металась между пушечными портами, словно гигантский призрак. Тем временем у каждого большого орудия его расчет ожидал команды лейтенанта: заряжать, накатить, уменьшить или увеличить угол возвышения. Каждая пушка весила три тонны, ее обслуживало пятнадцать человек. Еще столько же застыло у орудия с противоположной стороны. Любой из них прекрасно знал, что делать и готов был выполнить какую угодно команду. Недаром Трегоррен внушал им: «Я вас маленько поколочу, но это ничто в сравнении с тем, что сделает с вами противник, так что пошевеливайтесь!»

Болито сидел за подвесным столиком в мичманской каюте. Мерцающая в старой раковине свеча старалась добавить хоть немного света к тусклым лучам, просачивающимся сквозь световой люк. Он писал письмо матери. У него не было даже примерного представления, когда она получит послание, и получит ли вообще, но ему приятно было почувствовать связь, соединяющую его с домом.

Благодаря привилегии помогать Тернбуллу в лекциях по навигации и ежедневному тщательному изучению штурманских карт он знал, что первый этап их путешествия подходит к концу. Четыре тысячи миль, сказал капитан, и, разглядывая линии на картах, где отмечалось их ежедневное положение, определяемое по солнцу и исчисленное по курсу и скорости, мичман ощущал так хорошо знакомое возбуждение от предстоящего свидания с берегом. Шесть недель прошло с момента, когда они подняли якорь в Спитхеде. Постоянная смена галсов, уборка и постановка парусов. Курс корабля зигзагами расчертил карту, напоминая траекторию полета подраненного жука. Быстроходный фрегат давно бы уже покрыл это расстояние и был бы на обратном пути в Англию, с досадой подумал Болито.

Наверху, двумя палубами выше, раздались приглушенные крики. Рука Болито застыла в воздухе. Он потушил свечу и осторожно убрал ее в сундучок, недописанное письмо сунул под чистую рубашку. Мичман поднялся на верхнюю палубу и взобрался на продольный мостик бакборта, на вантах которого устроились Дансер и Гренфелл, вперявшие взоры в линию горизонта.

— Земля? — спросил Болито.

— Нет, Дик, корабль! — ответил Дансер.

В ярких лучах солнца лицо его было смуглым и серьезным. Уже непросто вспомнить про дождь и пронзительный холод, подумал Болито. Море было синим, как и небо, а свежий ветер не таил в себе ни малейшей опасности или угрозы. Высоко над палубой марсели и брамсели сияли, как белые раковины, а вымпел на грот-мачте вытянулся в направлении левой скулы словно алое копье.

— Эй, на палубе! — Все подняли головы вверх, где на грот-мачте виднелась маленькая темная фигурка впередсмотрящего. — Судно не отвечает, сэр!

Только тут Болито понял, что это не простая встреча. Капитан, скрестив руки, стоял у поручней на квартердеке. На лице у него лежала тень. Рядом с ним стоял мичман Маррак с сигнальной группой, внимательной следивший за фалами и вереницей флагов, означавших сигнал «Что за корабль?»

Болито просунул голову сквозь коечную сетку, и тут же ощутил на лице и губах влагу от долетавших снизу брызг. Затем ему удалось разглядеть чужое судно — баркентину с черным корпусом. Ее стоящие в беспорядке паруса прорисовывались на фоне залитого светом горизонта, мачты резко раскачивались в такт волнам.

Болито перешел ближе к корме и услышал, как мистер Хоуп воскликнул:

— Бог мой, сэр, если они не отвечают на наш сигнал, это может закончиться плохо, я полагаю!

Верлинг повернулся к нему, крючковатый нос первого лейтенанта презрительно вздернулся.

— Если им захочется, они лягут по ветру и через час оставят нас далеко за кормой.

— Так точно, сэр, — голос Хоупа звучал подавленно.

Капитан не обратил внимания на эту перепалку.

— Позовите канонира, если вас не затруднит, — сказал он. — Приготовьте погонное орудие и положите ядро как можно ближе к ним. Они там или пьяные или заснули.

Однако выстрел одиночного девятифунтового орудия имел своим результатом только волнение среди моряков самой «Горгоны». Баркентина продолжала дрейфовать. Ее передние паруса почти легли на мачту, а большие полотнища косых парусов на грот- и бизань-мачтах трепетали в жарком мареве.

— Убавить паруса и лечь в дрейф, мистер Верлинг! — бросил капитан. И вышлите шлюпку. Мне это все не нравится.

По главной палубе прокатилась волна распоряжений, и через несколько минут после того, как капитан отдал приказ, «Горгона» развернула свой массивный корпус по ветру, ее паруса и снасти затрепетали, лишившись привычного давления.

К Болито подошел Дансер, тоже намереваясь залезть на коечную сеть.

— Как ты думаешь…

— Молчи и не двигайся, — прошептал ему Болито.

Ричард смотрел, как у противоположного борта боцман собирает команду для шлюпки. Учитывая, что «Горгона» легла в дрейф, боцман Хоггит намеревался спустить шлюпку с кормы и затем подвести к борту. Капитан говорил что-то Верлингу, слова его заглушались хлопаньем парусов. Потом первый лейтенант резко повернулся, его нос прочертил над палубой траекторию словно ствол вертлюжного орудия.

— Попросите мистера Трегоррена прибыть на ют и возглавить абордажную партию!

Его команда по цепочке побежала по палубе. А нос старшего офицера продолжал двигаться.

— Эй, вы, два мичмана! Возьмите оружие и присоединяйтесь к четвертому лейтенанту!

— Есть, сэр! — взял под козырек Болито.

Он легонько толкнул Дансера локтем:

— Я знал, что он выберет ближайших.

— Здорово, хоть что-то новенькое! — улыбнулся Дансер. Глаза его сияли.

Наскоро собранные гребцы и вооруженные матросы собрались у порта. Все сгрудились над синей поверхностью моря, устремив взоры в направлении судна, дрейфовавшего почти прямо по траверзу на расстоянии примерно полумили от них.

— Я могу прочитать его название, сэр! — воскликнул Хоуп. После саркастической реплики Верлинга голос лейтенанта звучал сдержанно. — Кажется, «Афины»…. — Прижав к глазу окуляр большой подзорной трубы, он раскачивался взад-вперед в такт резким волнам. — Никаких признаков жизни на борту!

К порту подошел лейтенант Трегоррен. На открытом пространстве, не стесненном низкими бимсами, его фигура казалась еще более крупной и мощной. Он окинул взглядом абордажную партию.

— Чтобы никто не пальнул невзначай из мушкета или пистолета. Будьте готовы ко всему, — без обиняков начал Трегоррен. Его взгляд остановился на Болито. — Что до тебя… — договорить он не успел, так как от поручней квартердека до него долетел голос капитана:

— Сажайте людей в шлюпку, мистер Трегоррен. — В ярком свете солнца глаза капитана блестели, как стеклянные. — Если там на борту зараза, я не хочу, чтобы она попала сюда. Сделайте что можно, и не тяните.

Болито внимательно смотрел на него. Он плохо знал капитана, видя его только на расстоянии или вместе с офицерами во время работы, но был почти уверен, что капитан Конвей должен находиться на пределе нервного напряжения, чтобы говорить так с одним из лейтенантов в присутствии нижних чинов. Мичман вздрогнул, почувствовав на себе холодный взгляд.

— Эй ты, — капитан поднял руку. — Напомни мне еще раз свое имя.

— Болито, сэр.

Странно, что никто, похоже, не мог вспомнить, как его зовут.

— Хорошо, Болито. Когда ты наконец перестанешь мечтать или закончишь сочинять поэму для своей девки, я буду очень обязан, если ты спустишься в шлюпку!

Некоторые из собравшихся на переходном мостике матросов засмеялись, а Трегоррен сердито буркнул:

— Если бы я знал, что ты тут окажешься! — Он толкнул Болито рукой. — Я разберусь с тобой позже!

Впрочем, едва спустившись в шлюпку — один из двадцатисемифутовых катеров «Горгоны» — Болито напрочь забыл он настроении капитана, враждебности Трегоррена и тяготах шестинедельного путешествия по морю. Сидя на кормовой банке среди груды людей и оружия, где Трегоррен большой тенью нависал над налегающими на весла гребцами, мичман обернулся и посмотрел назад. Какой огромной и неуязвимой казалась «Горгона» по сравнению с низкобортной шлюпкой. Возвышаясь над своим рябящим в волнах отражением, с ярко выделяющимися на фоне неба очертаниями реев и мачт, корабль казался воплощением военно-морской мощи.

Видя выражение лица Дансера, Болито понял, что тот разделяет его возбуждение. Парень стал еще более худым, чем когда они встретились в «Синем столбе», зато окреп и возмужал.

— Окликните этих ребят! — отрезал Трегоррен. Он стоял в лодке выпрямившись, не обращая внимания на резкие движения шлюпки, когда она то поднималась, то опускалась на очередной волне.

Сидящий на носу матрос сложил руки рупором и закричал:

— Эй, на корабле!

Его голос, эхом вернувшийся к ним, звучал словно подтверждение оклика.

— Что ты об этом думаешь, Дик? — прошептал Дансер.

— Не знаю, — покачал головой Болито. Он наблюдал, как головами гребцов вырастают мачты баркентины, как ее грот- и бизань гики бесцельно поворачиваются, издавая громкий скрип.

— Хватит! — весла замерли, и носовой матрос забросил кошку за планширь судна.

— Теперь полегоньку! — бросил Трегоррен. Он в раздумье глядел на планширь, сомневаясь в чем-то, или ожидая, что кто-то появится на нем. Затем скомандовал:

— Абордажная партия, вперед!

Боцман отобрал только опытных моряков, и не прошло и нескольких секунд, как все уже перебрались через высушенный солнцем планширь и собрались под похожими на крылья летучей мыши парусами.

— Мистер Дансер, позаботьтесь о носовом люке! — распорядился Трегоррен. Потом кивнул помощнику боцмана, тому самому, который сек провинившегося матроса, — Торн, на тебе центральный люк. — К удивлению всех, лейтенант вытащил из-за пояса пистолет и осторожно взвел курок. — Мистер Болито и вы двое, пойдете со мной на ют.

Болито бросил взгляд на друга, который слегка пожал плечами в ответ, прежде чем дать своим людям команду направиться к носовому люку. Теперь никто не смеялся. Они словно попали на корабль-призрак, пустой и брошенный, с исчезнувшей невесть куда командой. Мичман посмотрел на «Горгону», но даже она казалось, удалилась, и не обещала надежной защиты.

— Этот проклятый корабль воняет! — буркнул Трегоррен. Склонившись над трапом, ведущим в кают-компанию, он крикнул в темноту:

— Есть кто внизу?

В ответ не раздалось ни единого звука, только шум моря и унылый скрип незакрепленного штурвала.

Трегоррен посмотрел на Болито.

- Полезай вниз. — Схватив мичмана за руку, он сердито добавил:

- И приготовь пистолет, черт побери!

Болито вытащил тяжелый пистолет из-за пояса и рассеянно уставился на него.

— И не поворачивайся спиной, когда будешь спускаться по трапу! — продолжил лейтенант.

Болито скользнул сквозь комингс люка, выждал, пока глаза немного привыкли к темноте межпалубного пространства. Он должен был признать, что звуки, долетающие до него снизу, ничем не отличаются от обычных для любого корабля. Плеск волн о корпус, скрип и стук незакрепленных предметов. Воздух был спертым, в нем ощущался аромат свечного сала и более резкие запахи протухшей трюмной воды и испорченных продуктов. Болито услышал, как наверху кто-то крикнул: «Впереди ничего, сэр!», и слегка успокоился. Наверху по палубному настилу, едва видимый, но узнаваемый, расхаживал туда-сюда Трегоррен, видимо размышляя, что ему делать дальше. Тут Ричард вспомнил, как Трегоррен поспешил отправить его вниз первым и без поддержки. Если лейтенант волновался насчет этого странного покинутого судна, то судьба мичмана явно была ему безразлична.

Болито распахнул дверь каюты и вошел внутрь. Она была такой низкой, что ему пришлось сгорбиться в темноте, руками он пытался зацепиться за что-нибудь, чтобы не потерять равновесие.

Напротив своего лица он нащупал фонарь. Тот был холоден, как лед. В это мгновение крошечный люк наверху распахнулся, и сдерживаемый дотоле дневной свет хлынул внутрь. На фоне слепящего света обрисовалась крупная голова Трегоррена, которая повернулась к мичману.

— Какого черта вы тут копаетесь, мистер Болито? — он вдруг смолк, и когда Болито проследил за его взглядом, то понял, почему.

В углу каюты лежал человек, вернее то, что от него осталось. На голове трупа зияла ужасная рана от удара кортиком или топором, на груди и на боку виднелись еще несколько порезов. В ярком свете его глаза блестели, а застывший в ужасе взгляд был направлен на Болито.

— Боже правый, — промолвил наконец Трегоррен. — Поднимайся на палубу! — жестко добавил он, видя, что Болито столбом застыл у тела убитого.

Снова выбравшись на дневной свет Болито обнаружил, что руки у него буквально ходят ходуном, хотя внешне вроде ничего не изменилось.

— Присмотри за штурвалом, Торн, — распорядился Трегоррен. — Мистер Дансер, возьмите своих людей и обыщите трюм. Остальным привести в порядок эти проклятые паруса!

Лейтенант обернулся, услышав голос Дансера:

— «Горгона» снова дала ход, сэр!

— Хорошо. — Лоб Трегоррена сморщился в раздумье. — Когда она приблизится на расстояние оклика, я хочу задать несколько вопросов.

Это напоминало ситуацию, когда надо собрать рассыпавшиеся страницы в книгу. Обыск главного трюма, предпринятый Дансером, установил, что корабль перевозил спиртное, скорее всего, ром, но за исключением нескольких расколотых и перевернутых бочонков, трюм был пуст. У поручней по штирборту на юте, и у нактоуза они обнаружили пятна засохшей крови и обугленные от пистолетных выстрелов доски. Единственное тело в каюте могло принадлежать шкиперу судна, который спустился вниз за оружием или с целью припрятать что-то ценное, а может, спрятаться самому. Это оставалось загадкой. Ясно было только, что его жестоко убили.

Болито слышал, как Трегоррен сказал помощнику боцмана: «Возможно, произошел мятеж, и эти черти смотались, перебив оставшихся верными матросов». Но обе шлюпки баркентины оставались на борту и были надежно принайтовлены.

Потом, когда высокая пирамида парусов «Горгоны» уже приблизилась к траверзу судна, Хитер, один из людей Дансера, нашел кое-что еще. Прямо за главным трюмом, ближе к корме, в обшивке застряло ядро, и когда баркентина оказывалась в ложбине между волнами, можно было разглядеть место, куда оно попало с внешней стороны. Свесившись с вант, Болито смог рассмотреть, как ядро, словно зловещий черный глаз, поблескивает из проделанной им воронки с неровными краями.

— Это, должно быть, пираты или что-то подобное, — хмуро промолвил Трегоррен. — Влепили им ядро, когда они отказались лечь в дрейф, а потом взяли на абордаж. — Его толстые пальцы принялись отбивать дробь. — Затем вырезали экипаж и сбросили тела за борт. Здесь полным-полно акул. Потом перенесли груз на свой корабль и смылись.

— Но почему они не забрали сам корабль, сэр? — на вопрос Дансера Трегоррен ответил сердитым взглядом.

— Я думал об этом, — буркнул он. Но от дальнейших пояснений воздержался. Вместо этого лейтенант, сложив рупором руки, стал докладывать на «Горгону» о новостях.

Голос Верлинга, усиленный рупором, долетал до ушей Болито через узкую полоску воды.

— Продолжайте поиски и оставайтесь у нас под ветром.

Возможно, это делалось для того, чтобы дать время капитану ознакомится с документами, касающимися судоходства в этих водах. Не вызывало сомнения, что «Афины» — корабль не новый, и вероятно, мог быть упомянут среди судов, доставляющих ром из Вест-Индии.

Болито поежился, представив как он в одиночку встречает натиск озверелых головорезов.

— Отправляйся снова вниз, — бросил ему Трегоррен. Он направился к трапу, Болито шел следом. Хотя ему было прекрасно известно, что предстоит увидеть, его брала оторопь. Мичман старался не смотреть на лицо мертвеца, когда Трегоррен, после некоторых колебаний, стал рыскать у того по карманам. Бортовой журнал и карты «Афин» исчезли, возможно, их выбросили за борт, но в углу захламленной каюты, почти скрытый под кучей мусора, обнаружился парусиновый пакет. Он оказался пуст, зато на нем было четко напечатано имя агента судна на Мартинике. Лучше, чем ничего.

Лейтенант поднял опрокинутый стул и тяжело плюхнулся на него; даже сидя он задевал головой за бимс. В таком положении Трегоррен пробыл несколько минут: глаза его не отрывались от тела убитого, лицо потемнело от напряжения.

— Я думаю, сэр, — сказал Болито, — что здесь замешано третье судно. Нападавшие, или пираты, увидели его паруса и бросились за ним в погоню, зная, что это никуда не денется.

На мгновение ему показалось, что Трегоррен не слышит его. Потом лейтенант негромко произнес:

— Когда мне понадобится ваша помощь, мистер Болито, я попрошу о ней. — Он поднял взгляд, но глаза его были скрыты в тени. — Может вы и сын рангового капитана, и внук флаг-офицера, но для меня вы всего лишь мичман, и не более того!

— Я… я прошу прощения, сэр. — Болито чувствовал, что задыхается от гнева. — Я не хотел вас обидеть.

— Конечно. Я знаю вашу семью. — Дыхание Трегоррена стало прерывистым из-за сдерживаемой ярости. — Я видел красивый дом, таблички на церковной стене! Разумеется, у меня нет прочной основы, которая могла бы помочь мне, но клянусь Богом, на моем корабле вы не дождетесь послабления, ясно?

Он откинулся назад, было заметно, что ему приходится прилагать усилие, чтобы не перейти на крик.

— А теперь иди и передай: пусть спустят сюда линь и вытащат покойника на палубу. Потом пусть уберутся в каюте, здесь воняет, как под виселицей!

Трегоррен потрогал ножку стула. На ней была засохшая кровь, черневшая в косых лучах дневного света. Скорее про себя лейтенант пробормотал:

— Скорее всего, это произошло вчера. Иначе крысы нашли бы сюда дорогу. — Нахлобучив на голову испачканную пятнами морской соли шляпу, он вынырнул из каюты.

Позже, когда Болито и Дансер стояли у фальшборта и смотрели, как шлюпка подходит к борту «Горгоны», чтобы лейтенант мог отдать рапорт, Ричард рассказал другу о случившемся разговоре.

— Держу пари, Дик, что в рапорте капитану от выдаст твои идеи за свои. Это будет вполне в его духе.

Болито прикоснулся к руке друга, вспоминая последние слова Трегоррена, перед тем, как тот спустился в шлюпку:

— Держите судно на курсе, пока вам не дадут распоряжений, и посадите наверху хорошего впередсмотрящего. — Потом лейтенант указал на тело, лежащее у штурвала. — И скиньте его за борт. Не удивлюсь, если кое-кто из вас закончит так же.

Болито бросил взгляд на пустое место, где раньше лежал труп неизвестного. Жестоко и бесцеремонно.

— У меня еще осталось несколько идей, — сказал Ричард и улыбнулся, стараясь избавиться от обуревавшей его ярости. — Теперь мне хотя бы известно, почему он меня не любит.

Дансер подхватил тон, предложенный другом:

— Помнишь того калеку из «Синего столба», Дик? — Мартин обвел рукой палубу и горстку матросов. — Он сказал, что мы оба станем капитанами, и вот, боже правый, у нас уже есть собственный корабль!

 

Глава 4. «К бою готовсь!»

Офицерская кают-компания «Горгоны», расположенная прямо под большой капитанской каютой, и занимавшая примерно такую же площадь, была набита людьми от переборки до кормовой галереи. К ней примыкали отгороженные белыми парусиновыми ширмами крохотные каютки, а сама она служила местом обитания и приема пищи для лейтенантов, штурмана, офицеров морской пехоты и хирурга, Лэйдлоу.

Однако сейчас, освещенная розовыми лучами заката, проникающими сквозь окна галереи, и светом нескольких фитильных ламп, кают-компания собрала в своих стенах все чины старше унтер-офицерского ранга, за исключением тех, кто был занят исполнением обязанностей по кораблю.

Болито с Дансером примостились у бакборта, рядом с открытым окном, и искали глазами, чем бы подкрепиться. Но если кают-компания и предлагала собравшимся достаточно места, то явно не была настроена сделать пребывание гостей более комфортным. В течение большей части дня, пока «Горгона» и ее консорт медленно шли под умеренными парусами, Болито и Дансер волновались и строили догадки о предстоящих событиях и своей роли в них. В конце концов пришла шлюпка, чтобы доставить их на «Горгону», а помощник боцмана, Фоум, напутствовал их словами, в которые вложил столько издевки, сколько осмелился: «Полагаю, я смогу здесь управиться до вашего возвращения, юные джентльмены». Он десять лет прослужил на флоте.

Теперь они, как и остальные мичманы — народ, на который лейтенанты и офицеры морской пехоты демонстративно не обращали внимания, ждали. Болито и его друг не сводили глаз с двери, расположенной за стволом бизань-мачты, пронизывающей корпус от палубы юта до самого киля. Это походило на то, как в театре ждут появления главного героя, или как ожидают того момента, когда суд присяжных займет свое место и начнется процесс. Болито в очередной раз окинул взором кают-компанию. Конечно, она не шла ни в какое сравнение с апартаментами наверху, но в сопоставлении с мичманской спальней и кают-компанией казалась дворцом. Даже скрытые за дверцами каюты больше напоминали комнату, чем шкаф, позволяя предположить, что их обитатели могут пользоваться преимуществами уединения и права на личную жизнь. Стол и добротные стулья располагались свободно, а не жались к искривленной и зачастую влажной стене, образованной бортом на орлоп-деке.

Обернувшись, он перевесился через подоконник. Пена, расходящаяся из под пера руля, была розовой в свете лучей заката, дорога из миллиона танцующих зеркальных пузырьков тянулась к нему от самой линии горизонта. В такую минуту в голову не шли мысли о смерти и опасности, о человеке, зверски убитом на той самой красавице-баркентине, что идет с подветра от «Горгоны». Еще пара лет, и он станет полноправным обитателем такой же кают-компании как эта, подумал Болито. Еще один шаг вверх по лестнице.

Тут Ричард услышал шарканье ног и быстрое восклицание Дансера: «Идут!»

Верлинг вошел первым и придержал открытой дверь, чтобы капитан Бивз Конвей мог войти, не расцепляя соединенных за спиной рук.

— Желающие могут садиться, — произнес Конвей, подойдя к столу.

Болито с любопытством следил за ним. Даже в окружении лейтенантов, уоррент-офицеров и мичманов капитан, казалось, был отделен от всех пропастью. На нем был гладко отутюженный синий мундир, белые отвороты и золотые пуговицы которого будто только что покинули мастерскую лондонского портного. Бриджи и чулки также являли собой образец чистоты и аккуратности, а волосы, собранные на затылке, были элегантно перехвачены лентой. Большинство мичманов приберегало такие ленты для особых случаев. К примеру, спадающие на плечи длинные черные волосы Болито были перевязаны куском тонкого троса.

— Внимание, — рявкнул Верлинг, — капитан будет говорить.

Создавалось ощущение, что вся кают-компания затаила дыхание, так что обычный шум моря и ветра, раздающийся время от времени скрип баллера руля за окнами кормовой галереи, усилились, казалось многократно, и Болито пришла вдруг в голову мысль, что они проплыли вот так четыре тысячи миль, не имея даже представления, зачем делают это.

— Я собрал вас всех здесь, — спокойно начал капитан, — чтобы сберечь время. Когда я закончу, вы разойдетесь по местам и передадите все своим людям собственными словами. Гораздо удобнее, чем произносить красивую речь с квартердека, как мне думается. — Он прочистил горло и посмотрел на лица заинтригованных слушателей. — Полученные мной приказы велят отвести корабль к западному побережью Африки и осуществлять патрулирование, а при необходимости произвести высадку десанта из моряков и морских пехотинцев. В последние годы у этих берегов наблюдается угрожающий рост пиратства, много кораблей было сожжено или исчезло.

В его голосе не было ни намека на волнение, что вызвало удивление у Болито: неужели можно быть таким спокойным? И это когда столько миль уже пройдено, еще больше надо пройти, когда нужно беспрестанно заботиться о здоровье и дисциплине буйного экипажа, когда не знаешь, что ждет тебя в конце путешествия. Командовать кораблем не так то легко, как ему представлялось раньше.

— Несколько месяцев назад Адмиралтейство получило сведения, — продолжал Конвей, — что некоторые из пиратов устроили себе базу на побережье Сенегала. — На мгновение взгляд его обратился на кучку ерзающих мичманов. — Которое, мистер Тернбулл не даст мне соврать, находится сейчас в тридцати милях с подветренной стороны.

Обветренное лицо штурмана растянулось в угрюмой улыбке.

— Считай, доплюнуть можно, сэр, — кивнул он.

— Ну и вот, — на этом с юмором было покончено. — Мне надлежит разыскать данное укромное местечко и уничтожить его, жестоко наказав ответственных за эти преступления.

Вопреки стоявшей в кают-компании жаре Болито поежился, вспомнив расчлененные тела пойманных пиратов, развешанные на железных кольях в окрестностях его родного Фалмута.

— Естественно, — с ухмылкой произнес капитан, — в своей неизбывной мудрости их сиятельства направили для выполнения этой задачи семидесятичетырехпушечный линейный корабль.

Штурман и некоторые из офицеров постарше сопроводили эти слова кивками и улыбками.

— Корабль со слишком большой осадкой, — продолжал капитан, — чтобы действовать близ берега, и слишком тихоходный, чтобы перехватить пиратское судно в открытом море! Теперь у нас есть баркентина, которую мистер Трегоррен именем короля провозгласил нашим законным призом.

Головы повернулись в сторону массивной фигуры лейтенанта.

— Он ознакомил меня со своими умозаключениями в отношении судьбы судна, — добавил Конвей, — и предположил, что нападавших могло испугать появление еще одного корабля. Поскольку все произошло, скорее всего, вчера, не исключено, что пираты заметили брамсели нашего корабля. Время суток было примерно такое же, и, учитывая ветер и течение, «Афины» могли запросто раствориться в сумерках, тогда как нас было все еще видно в лучах заката, как сейчас. — Капитан пожал плечами, словно устав от построения предположений. — Как бы то ни было, пираты ограбили мирное торговое судно и без сомнения или скормили его экипаж акулам или настолько запугали оставшихся в живых, что тем придется повиснуть на рее вместе с их захватчиками, когда мы их возьмем, а мы обязаны это сделать!

Верлинг обвел всех вопросительным взором и спросил:

— Вопросы есть?

— А с какого рода сопротивлением мы можем столкнуться, сэр? — без обиняков поинтересовался Дьюар, майор морской пехоты.

Капитан молча глядел на него несколько секунд.

— У побережья есть небольшой островок, открытый уже лет четыреста назад. На протяжении этого времени он побывал в руках у голландцев, у французов, и даже у нас. Остров хорошо защищен со стороны берега. Полосой кишащей акулами морской воды шириной в милю или около этого. — Конвей замолк, в глазах его читалось беспокойство. — Ну?

— А почему именно с берега, сэр? — застенчиво спросил Хоуп, пятый лейтенант.

Ко всеобщему удивлению, губы капитана тронула улыбка.

— Хороший вопрос, мистер Хоуп. Рад, что кто-то обратил внимание. — Он сделал вид, что не замечает покрывшего щеки Хоупа румянца удовольствия и хмурый вид Трегоррена. — Смысл прост: остров издавна служил местом сбора рабов для продажи и отправки в Америку.

Почувствовав, что среди офицеров началось беспокойное шевеление, Конвей возвысил голос:

— Работорговля — грязное ремесло, но не нарушающее закона. Работорговцы выкупают пленников у их хозяев, а тех, кто не подходит им, скармливают акулам. Это «удобство» позволяет также предотвратить попытки помочь несчастным, которых ждет ад на земле, со стороны их друзей.

Майор Дьюар поглядел на своего лейтенанта и буркнул:

— Бог мой, мы их увидим, да? Мне наплевать на всю эту работорговлю, но насколько я понимаю, любой пират — это подонок.

— Отец часто говорил, что пиратство и работорговля идут рука об руку, — вежливо заметил Дансер. — Они помогают друг другу обогащаться, и сообща сражаются против властей, когда те начинают притеснять их.

— П-подождите, пока «Горгона» не в-возьмет их за глотку, — возбужденно воскликнул маленький Иден, потирая руки. — Только п-подождите!

— Ну-ка, заткнулись там! — рявкнул Верлинг.

Капитан окинул взором кают-компанию.

— Мы ляжем в дрейф, а поутру подойдем поближе к берегу. Береговая линия здесь опасная, и у меня нет желания оставить киль на каком-нибудь рифе. Наш новый консорт пойдет дальше, и на рассвете высадит десантные партии. — Капитан повернулся к двери. — Продолжайте, мистер Верлинг.

Первый лейтенант выждал, когда закроется дверь, и сказал:

— Возвращайтесь по местам. — Его глаза разыскали помощника штурмана. — Мистер Айви, примите командование «Афинами». Думаю, вам стоит отправиться немедленно.

— Сначала Трегоррен украл твою идею, Дик, — вздохнул Дансер, — а теперь у нас отобрали наше первое командование. Но мне сдается, что находиться на этой толстой старой леди будет чуточку безопаснее! — усмехнувшись, продолжил он.

— Я ч-чую запах п-пищи! — улыбнулся Идеен и заспешил прочь из кают-компании, безошибочно ведомый своим желудком.

— Пойдем и мы, Дик, — сказал Дансер.

Едва они вышли, как их остановил окрик Трегоррена:

— Отставить! У меня есть работенка для вас обоих. Отправляйтесь на фор-брам-рей и проверьте, как эти лежебоки сплеснили там концы, пока мы были на борту приза. — Его глаза холодно глядели на мичманов. — Не слишком темно для вас? А может, слишком опасно?

Дансер почти уже было раскрыл рот для ответа, но Болито опередил его:

— Есть, сэр!

— И не слишком торопитесь! — крикнул им лейтенант вдогонку.

— Интересно, избавлюсь я когда-нибудь от боязни высоты? — негромко заметил Болито, идя в густеющих сумерках по переходному мостику наветренного борта.

Задрав головы, они глядели на переплетение снастей, обрасопленный фор-марса-рей, и другой, рей, расположенный еще выше. Он казался пурпурным в лучах умирающего заката, лучи которого уже не достигали палубы.

— Давай я полезу один, Дик. Он ничего не узнает, — предложил Дансер.

— Узнает, Мартин. Именно этого он и добивается, — хмуро улыбнулся Болито. Он снял мундир, шляпу и набросил их на связку абордажных пик. — Давай сделаем это. По крайней мере, нагуляем аппетит.

На юте, у большого сдвоенного штурвала, не сводя глаз с освещенного мерцающим огоньком компаса и неспешно перебирая спицы, стоял рулевой. Его босые ноги, казалось, вросли в палубу, образовав с ней единое целое. Вахтенный офицер беспокойно расхаживал вдоль поручней наветренного борта, бросая время от времени взгляды через противоположный борт, где поблескивал, отражаясь от поверхности моря, одинокий фонарь баркентины. На палубе появился капитан Конвей. Он прошел мимо штурвала, сложив руки за спиной и чуть наклонившись вперед.

Старший рулевой толкнул своего помощника и доложил:

— Держим указанный курс, сэр! Зюйд-зюйд-ост!

Капитан кивнул, ожидая, когда вахтенный лейтенант не переберется на подветренный борт, предоставив командиру необходимое для ночной прогулки уединение. Вперед-назад по подветренному борту, каблуки стучат по выскобленным доскам. По временам он останавливался, чтобы устремить взгляд вверх, где сквозь переплетение снастей грот-мачты виднелись две расплывчатые фигуры, расположившиеся на фор-брам рее, словно птицы на ветке. Но вскоре он забывал о них, продолжая расхаживать и думать о завтрашнем дне.

В то утро всех раньше, чем обычно, подняли к короткому завтраку из жидкой овсянки с корабельными сухарями, разбавленными кружкой эля.

— Уж если в такую рань нас так кормят, то, как пить дать, капитан ждет беды! — мрачно прокомментировал один пожилой матрос.

Едва на востоке забрезжил рассвет, и коки потушили огни на камбузе, на юте дудки засвистели «Все по местам! Приготовиться к бою!» Подгоняемый леденящей кровь барабанной дробью в исполнении расположившихся на юте мальчишек-барабанщиков, усиленной криками и тычками унтер-офицеров и старших матросов, экипаж «Горгоны» приступил к еще одному учению, подобному тем, через которые их прогоняли раз за разом, вопреки боли в мышцах, не взирая на ледяной дождь и палящее солнце, до тех пор, пока они не усвоили, где должен находится каждый человек, каждый элемент снаряжения, каждый канат и снасть в момент, когда корабль готовится к бою. Многие из бывалых матросов выказывали большее, чем обычно, старание, видимо предчувствуя, что это будут не обычные учения. Другие, особенно молодежь типа Идена, бежали на свои места с воистину детским нетерпением, унять которое не могли ни гневные оклики лейтенантов, ни угрозы товарищей.

Находившийся на нижней орудийной палубе Болито чувствовал, что сердце его бьется чаще, чем обычно. Он видел мелькающие в полутьме межпалубного пространства фигуры: матросы суетились вокруг тяжелых тридцатидвухфунтовых пушек, под их босыми ногами скрипел песок, щедро рассыпанный юнгами по палубе, чтобы сделать ее не такой скользкой. Тусклый свет, просачивающийся через люк с верхней палубы, позволял разглядеть, как расчеты орудий готовят их, снимают найтовы, чтобы проверить крепления брюков, и опробуют ганшпуги. Сверху доносился приглушенный скрип блоков — это над палубой растягивали сеть для защиты расчетов орудий от падающих обломков. Сколько раз им пришлось проделывать все это за то время, пока они прошли четыре тысячи миль? Болито слышал, как по палубе бегают моряки, следуя громогласным указаниям боцмана. Все перегородки были убраны, сундучки, столы и прочий хлам снесли вниз, на орлоп-дек.

— Эй, вы, шваль, живее там! И без того долго возитесь! — раздался в полумраке голос Трегоррена.

Помимо матросов, необходимых для обслуживания двух батарей тридцатидвухфунтовиков, на нижней палубе находились два лейтенанта — Трегоррен, как командир, самый младший среди лейтенантов — мистер Уэлсли, как его заместитель, — и четыре мичмана. Последние обычно закреплялись за дивизионами орудий. В их обязанности входили репетование приказаний, самостоятельное ведение огня в случае необходимости и передача донесений на квартердек. Болито и Дансер располагались по бакборту, а угрюмый молодой человек по имени Пирс и малыш Иден отвечали за батарею штирборта.

Посередине палубы, прислонившись спиной к грот-мачте, стоял Трегоррен. Скрестив руки на груди, он исподлобья оглядывал свои владения. Рядом, у трапа расположился часовой из морской пехоты. Часовые выставлялись у каждого люка, чтобы не дать трусам возможности укрыться в трюме.

Уэлсли, шестой лейтенант, мчался вдоль бакборта. Болтающаяся у пояса шпага била его по ляжке всякий раз, когда он останавливался, чтобы выслушать короткий доклад командира расчета: «Готов, сэр!»

Наконец все смолкло. Тишину нарушали только привычные звуки корабля, да поскрипывание брюков, когда те натягивались во время вхождения судна на волну. Болито буквально ощущал растущее вокруг напряжение. Он старался не думать про мичманскую каюту, кормовой кубрик, как ее назвали, которая в этот момент тоже претерпела превращение. Там расположился хирург со своими помощниками. Горят фонари, поблескивают в открытых ящичках инструменты. Все как бесчисленное количество раз, когда капитан Конвей отдает соответствующий приказ.

— Что вы там копаетесь, мистер Уэлсли? — рявкнул Трегоррен.

Шестой лейтенант ринулся к командиру, и едва не упал, зацепившись ногой за рым-болт.

— Нижняя батарея к бою готова, сэр! — выдохнул он.

С верхней палубы до них донесся свисток. Кто-то прокричал: «К бою готовы, сэр!»

Трегоррен смачно выругался.

— Проклятье, снова они нас побили! Мистер Иден! Донесение наверх, живо! — добавил лейтенант.

Вернувшись, запыхавшийся Иден начал доклад:

— Первый лейтенант приказывал благодарить, сэр. Корабль был подготовлен к бою за двенадцать минут. Но… — мичман запнулся.

— Что но?

Парень тяжело сглотнул.

— Мы закончили последними, сэр.

Дудки высвистывали новые команды, голоса боцманских помощников создавали гомон не хуже птичьего базара на норфолкском болоте.

— Открыть порты!

Болито придержал одного из канониров. В межпалубном пространстве стояла жуткая духота, но он знал, что все порты — здесь и палубой выше — должны быть открыты одновременно. Когда крышки портов откинулись вверх, Ричард ощутил дуновение устремляющегося через них прохладного ветра. Очертания стоящих вокруг людей приобрели смысл и лица, обнаженные торсы слегка блестели в неверном свете утра. Мичман бросил взгляд назад и заметил, как Дансер слегка помахал ему рукой.

Во время утренней вахты «Горгона» изменила курс и шла теперь на ост-зюйд-ост, ветер зашел к норду и пока держался этого направления. Корабль шел с небольшим креном, и поскольку ветер дул слева с кормы, дивизион Болито располагался высоко, вне досягаемости брызг. Ричард видел белые барашки волн, странных рыб, летающих над поверхностью, словно птицы, держась в кильватерной струе корабля. Придвинувшись вплотную к порту, он разглядел за жерлом орудия темное пятно на поверхности океана, и пришел к выводу, что это «Афины». Болито попытался представить, что происходит сейчас на палубе. Не вызывало сомнения, что приз покинул прежнее место под ветром у своего защитника и пересек его курс, чтобы занять новую позицию между «Горгоной» и берегом, где и находился сейчас.

— Вы видите землю, сэр? — спросил молодой матрос.

Это был располагающего вида молодой парень, приехавший из Девона, чтобы поступить на корабль. За время ночных вахт и изнурительных учений у этой самой пушки он рассказал, что вся его семья работает на местного сквайра. Человека с крутым нравом, вдобавок из тех, кто привык допускать вольности в отношении дочерей своих арендаторов и работников. Больше парень не сказал ничего, но Болито подозревал, что тот устроил сквайру трепку и затем сбежал с целью поступить на корабль, первый попавшийся, чтобы избежать наказания.

— Да, Фэйруэзер, почти, — откликнулся Болито. — Вижу морских птиц. Не удивлюсь, если они прилетели поглазеть на нас!

— Тишина на батарее!

Злость Трегоррена, похоже, оказалась заразительной, распространившись и на офицеров и на матросов. Кто-то вскрикнул, получив удар линьком от командира расчета, а с кормы донесся нечеловеческий вопль Уэлсли: «Записать имя этого человека, я сказал!»

Никто не знал, о ком идет речь или к кому относится приказ, и Болито предположил, что лейтенант всего лишь стремится не попасть Трегоррену под горячую руку. Возникало странное ощущение, что они отрезаны от остальных частей корабля. Встающее солнце окрашивало море пестрой чередой темного и золотого, но небо пока все еще сливалось с горизонтом. Квадратное отверстие пушечного порта, прорезанного в массивной дубовой обшивке порта, выглядит словно живописное полотно, подумал Болито. Но усиливающиеся лучи света, скользя по стволу тридцатидвухфунтового орудия проникали внутрь, и все они, стоящие вокруг, тоже становились частью этой картины. Пушечная палуба приобрела цвета. Впервые проступил темно-красный, в который был окрашен борт и большая часть палубы. Все знали, что это делается с целью скрыть кровь убитых и раненых. Болито посмотрел через покатую палубу на другой борт. Его открытые порты были пока погружены во тьму, разрываемую иногда белыми клочьями пены, залетавшими внутрь от ударившей в корпус волны. Ричард поглядел на Трегоррена, который спокойно беседовал с Джеханом, канониром, ходившим всегда бесшумно благодаря войлочным тапочкам, которые он одевал во избежание возникновения искр во время работы в своей любимой крюйт-камере. Канонир спустился в ближайший люк, охраняемый морским пехотинцем. Интересно, приходила ли Дансеру в голову мысль, какая жуткая масса пороха находится во время боя прямо у них под ногами?

Когда первые лучи солнца разлились по воде и проникли сквозь открытые порты, по палубе прокатился общий вздох. Ухватившись за брюк, Болито наблюдал, как горизонт приобретает четкие и ясные очертания. Земля.

— Это Африка? — возбужденно спросил Фэйруэзер.

Командир расчета ухмыльнулся, обнажив неровные зубы.

— Какая тебе разница где ты, парень. Главное, что наша старушка Фрида здесь, и кормят на ней неплохо! Вот и все, что тебе нужно знать!

Сверху по трапу сбежал мичман, разыскивая Трегоррена.

— Наилучшие пожелания от мистера Верлинга, сэр. — Мичмана звали Нибб, он был почти такой же маленький, как Иден, да и старше разве что на несколько месяцев. — Заряжать пока не надо.

— Что там происходит? — рявкнул Трегоррен.

Нибб заморгал, ища взглядом товарищей.

— С грот-мачты доложили, что за мысом на якоре стоят два судна, сэр.

Понимая, что все эти темные фигуры ловят каждое его слово в надежде узнать, что происходит в другом мире, называемом верхней палубой, мичман почувствовал себя увереннее.

— Капитан приказал баркентине прибавить парусов и идти на разведку, сэр.

— Мне знакомы эти воды, ребята, — пояснил расчету командир орудия, возле которого стоял Болито. — Кругом мели и рифы. Нашему капитану стоит выставить на русленях двух хороших лотовых, чтобы постоянно делать промеры. Тут к берегу иначе, как наощупь, не подойдешь.

Болито не слушал. Он думал о брошенной баркентине, о мертвеце в ее каюте. Ему пришла в голову мысль, что плохое настроение Трегоррена проистекает из того, что его не назначили командиром «Афин». Вместо Трегоррена этот пост получил третий лейтенант, стоящий непосредственно над Трегорреном по старшинству. Помощником стал Гренфелл, старший по выслуге из мичманов. Если все пройдет хорошо, этот небольшой, но важный эпизод сыграет значительную роль в карьерном росте мичмана. Болито был рад за него, хотя слегка завидовал полученной им свободе. Гренфелл хорошо к нему относился, и в целом радушно принял новичков. Нередко встречалось, что мичманы в положении Гренфелла вели себя как мелкие тираны. Нибб говорил про два корабля, стоящих на якоре. Пираты или работорговцы? И те и другие будут неприятно удивлены появлением «Горгоны».

Сверху донесся топот ног и скрип блоков — это брасопили реи. Корабль менял курс. Болито отошел от борта и ухватился руками за большой шпиль, используемый для поднятия тяжелых элементов рангоута или шлюпок. До него доносился резкий голос Трегоррена, который что-то говорил Уэлсли и мичману Пирсу. Видимость за открытыми крышками портов другого борта стала гораздо лучше, и на минуту Болито показалось, что это свет сыграл с ним злую шутку: на них наползал берег. Но ведь это невозможно, он только что был с другой стороны! И тут мичман вдруг вспомнил, что капитан говорил про остров. Видимо, это он и есть, и корабль движется по широкой полосе воды между ним и материком. Стоящие на якоре суда находятся, надо думать, прямо по курсу, и не видны ни с одной из двух батарейных палуб.

— Глядите-ка, на острове что-то вроде форта. Он, видать, древний, как сам чертов Моисей, — хмыкнул Трегоррен. — Подождем, пока они не заглянут в глазки наших черных красоток. Они прекрасны как…

Продолжения не последовало. Нечто темное, что Болито сперва принял за дельфина, запрыгало по воде, пересекая полосу быстрого прибрежного течения. Затем донесся грохот выстрела. Пунктирная линия, пересекающая волны, исчезла, зато раздался взрыв криков и проклятий, когда большое ядро врезалось в корпус корабля.

— Бог мой, да эти черти стреляют по нам! — словно сам себе не веря, воскликнул пожилой командир расчета.

Корабль охватила какофония из поспешных приказов и пронзительных сигналов горнов морской пехоты. Заскрипели тали, и пушки пришли в движение. Раздался крик: «Зарядить орудия и приготовиться к накату! Батарея правого борта стреляет первой!»

Трегоррен уставился на бриджи посыльного, белым пятном выделяющиеся на трапе, видимо, не успев осознать услышанное. Затем хрипло прорычал:

— Зарядить орудия! Батарее правого борта приготовиться!

Матрос по фамилии Фэйруэзер последовал за Болито на противоположный борт, где полуобнаженные фигуры пришли вдруг в движение, начав забивать в стволы пороховые заряды и пыжи, тем временем командиры расчетов копались среди упакованных в гирлянды ядер, осматривая и ощупывая их поверхность в стремлении выбрать подходящее и успеть загнать его в жерло и закрепить пыжом.

Рука за рукой взлетала вверх, все взгляды были устремлены на могучего лейтенанта.

— Все заряжены, сэр!

— Накатывай!

Расчеты налегли на тали, заставляя орудия придвинуться к открытым портам. Каждое колесико на станках скрипело и упиралось, словно боров, которого тащат на рынок. Пушки оставались в тени штирборта, зато открывшаяся перед взорами затаившей дыхание команды древняя крепость была видна как на ладони. В лучах рассвета ее грубо сложенные стены казались позолоченными, очертания их сливались с примыкающими к ним скалами. Над бастионами Болито заметил темные облачка, поначалу показавшиеся ему комариными роями.

— Эти черти раскаляют ядра, сэр! — процедил сквозь зубы старый моряк. — У них там печи!

— Я прикажу выпороть следующего, кто произнесет хоть слово! — рявкнул Трегоррен. Однако голос его выдавал волнение.

И это неудивительно, подумал Болито. Отец не раз рассказывал, что способно сотворить раскаленное ядро с корпусом, сделанным из хорошо высушенного дерева, не говоря уж о просмоленных снастях и парусах.

— Приготовиться на штирборте! Максимальный угол возвышения, огонь при всходе на волну! — раздался голос.

Унтер-офицер ухватил за плечо стоящего рядом матроса, так что тот подпрыгнул, как подстреленный.

— Завяжи уши шейным платком, парень, не то оглохнешь навсегда! — с этими словами унтер подмигнул Болито. Это предупреждение в такой же степени относилось и к нему, но как мичман, он имел право хотя бы на видимость уважения.

— Готовсь!

Под воздействием руля и ветра корабль накренился, и у каждого из орудий присел его командир, устремляя взор вдоль вороненого ствола в направлении неба и крепости.

— Огонь!

 

Глава 5. Превратности фортуны

Пока приказ открыть огонь передавался от палубы к палубе, все командиры расчетов поднесли фитили к запальным отверстиям орудий и отпрыгнули в сторону. Прошла доля секунды, показавшаяся Болито, стоявшему между двумя тридцатидвухфунтовыми орудиями, длинной в вечность. Все застыло, как на картине. Обнаженные до пояса моряки, склонившиеся у талей или держащие в руках ганшпуги. Командиры орудий с серьезными лицами, не видящие ничего, кроме своих портов и цели. Сквозь каждое квадратное отверстие орудийного порта была видна крепость. Над ней возвышался прозрачный, без единого облачка, купол небес.

И тут в одно мгновение все изменилось. На нижней палубе разразился гром орудийных выстрелов, корпус и шпангоуты застонали, словно на них обрушилась своей массой снежная лавина. Пушка за пушкой отпрыгивала назад, натягивая брюки, расчеты спешили прочистить ствол, забить заряд и закатить новое блестящее ядро.

Ветер снес в сторону густое облако порохового дыма, скрывшее из виду, словно густой бурый туман, очертания крепости.

— Прочистить запальные отверстия! Пробанить стволы! Заряжай! — кричал Трегоррен.

Но голос его, казалось, доносился словно из-за глухой завесы: первый залп сделал барабанные перепонки и мозги почти совершенно невосприимчивыми. Впрочем, результаты открытия огня стали очевидны. Первое волнение исчезло, ему на смену пришло некое дикое возбуждение, выражавшееся во взглядах, которыми обменивались расчеты орудий, смеясь и размахивая руками, как дети. Это не учения, это по настоящему, они стреляют на самом деле!

— Накатывай!

Снова колеса заскрипели по палубе, расчеты налегали на тали в стремлении первыми выдвинуть свое орудие через отверстие порта.

— Клянусь небесами, теперь эти пташки запоют по-другому! — донесся до Болито возбужденный голос Уэлсли.

— Кто бы они ни были, черт побери! — подхватил Трегоррен.

Во время паузы, пока расчеты наводили орудия, до Болито донесся шум с палубы, расположенной над ними. Должно быть, «Горгона» представляет собой сейчас впечатляющее зрелище для любого, способного оценить это, подумал мичман. С убранными по большей части парусами, отражая солнечные лучи от вороненых стволов орудий, она приближается к берегу. Ричард не имел представления о том, кто стреляет по кораблю и почему, и с удивлением отметил, что это и не важно. В эти короткие минуты все люди вокруг него, весь корабль с его экипажем, стали единым целым.

— Готовсь! По готовности… — томительная пауза. — Огонь!

Корпус корабля снова вздрогнул, как в конвульсиях, доски заходили ходуном у них под ногами, когда орудия отпрыгнули назад, окутав порты клубами порохового дыма.

Иден кричал, не обращая внимания на сердитые взгляды Трегоррена, некоторые моряки смеялись.

— Надеюсь, там, на квартердеке, знают, что мы делаем! — заорал Дансер. — Может статься, мы палим в белый свет!

Он вздрогнул, почувствовав, как что-то врезалось в корпус, вызвав многоголосый вопль наверху.

Болито кивнул. Прямое попадание. Кто бы они ни были, эти ребята платили ударом за удар.

Откуда-то донеслось клацанье помпы. Ричард пришел к выводу, что каленое ядро пробило обшивку, и вода потребовалась для того, чтобы залить его, прежде чем займется дерево.

Один из моряков взмахнул рукой, указывая наверх:

— Похоже, этим лентяям привалило работенки, не так ли?

Но никто не засмеялся. Болито заметил, как Уэлсли нервно потирает подбородок, словно не в силах поверить, что кто-то осмелился стрелять по королевскому кораблю.

— Все заряжены, сэр!

На трапе появился посыльный.

— Мы отворачиваем, сэр! — пронзительно закричал он. — Приготовиться к ведению огня левым бортом!

Посыльный исчез. Фэйруэзер посмотрел на Болито, сквозь клочья порохового дыма блеснули оскаленные в улыбке зубы:

— Мы всыпали им как следует, правда, сэр? Надо дать шанс другим орудиям!

— Дурак ты, парень! Это нас побили, мы отступаем, — рявкнул в ответ командир расчета, оглядывая казенник орудия.

Болито заметил, как по лицу Фэйруэзера расплылось изумленное выражение, и почувствовал, что грубоватая реплика комендора обеспокоила стоящих поблизости матросов.

Кланяясь бимсам, к ним устремился Трегоррен.

— К орудиям! Приготовиться накатывать пушки! — Замолчав, он посмотрел на Болито. — Какого дьявола ты вытаращился на меня?

— Мы отходим, сэр, — мичман старался говорить спокойно. Издали доносились звуки орудийных залпов. В распоряжении у командира крепости имелось достаточное количество артиллерии.

— Спасибо, что объяснили, мистер Болито! — Трегоррену пришлось ухватиться за бимс, поскольку «Горгона» резко накренилась, приводясь к ветру. Орудийные порты оказались почти на уровне моря. — Слышать шум битвы оказалось слишком для вас?

— Нет, сэр, — ответил мичман, стараясь сдержаться. — Полагаю, мы подошли слишком близко к берегу. Вошли в зону поражения крепостных пушек.

Моряки, несколькими мгновениями ранее спешившие к противоположному борту, остановились, глядя на них. Огромный лейтенант и худенький мичман стояли друг напротив друга на накренившейся палубе, уперев руки в бока, как два дуэлянта.

— Капитану лучше знать, — нервно сказал Уэлсли.

Трегоррен посмотрел на него.

— Вы намерены объясняться перед мичманом? — он переводил взор с одного подчиненного на другого. — Все к орудиям!

Но приказа открыть огонь левым бортом так и не последовало. Вместо этого наступило долгое затишье, прерываемое по временам лишь каким-нибудь шевелением на палубе сверху или трелью боцманских дудок, сзывавших матросов к брасам и шкотам во время перемены курса.

Командир ближнего к Болито орудийного расчета мрачно заметил:

— Говорил же я. Капитан уходит в море. И я бы поступил так же на его месте.

За время долгих изматывающих орудийных учений Болито никогда не находил времени осознать, насколько отрезанной от остального мира может быть их палуба. Теперь, когда матросы и офицеры, кто стоя, кто сидя, расположились у портов, он чувствовал, как его обуревают мрачные мысли и предчувствия. Судя по положению солнца, корабль направлялся прочь от земли, но кроме этого ничто не могло помочь развеять ощущение их полной отгороженности от окружающего мира.

— Закрепить орудия! — В полосках солнечного света на трапе вновь появились белые бриджи посыльного. — Всем офицерам собраться на корме, с вашего позволения, сэр!

— Полагаю, капитан весьма обеспокоен происходящим, Мартин, — сказал Болито.

Дансер бросил на друга хмурый взгляд.

— Но не обратится же он в бегство перед каким-то паршивым пиратом?

— По крайней мере, это лучше, чем убираться от него вплавь, потеряв корабль. — Болито старался ободрить приятеля. — Мне кажется, так лучше.

Если на нижней батарейной палубе за время боя ничего не изменилось, на квартердеке картина была иной. Щурясь от яркого света, Болито смотрел на две огромные дыры в грот-марселе и алое пятно на палубе, говорившее, что здесь был ранен или убит человек. Подойдя к борту, он увидел, как земля постепенно тает в туманной дымке. Очертания острова и его крепости уже слились с линией материка, а стоящие на якоре корабли почти исчезли из виду, поскольку линейный корабль находился примерной в той же точке, откуда те стали видны за несколько часов до того. Разглядеть баркентину не удалось вовсе.

— Как думаете, где сейчас «Афины»? — с беспокойством спросил Дансер.

— Ос-стались там, п-присматривать за этими п-подонками, — предположил маленький Иден.

Дансер кивнул.

— Да сопутствует им удача.

В молчании они ждали, пока Верлинг не распустил прислугу девятифунтовок квартердека и не дал команду всем офицерам собраться вокруг него. Первый лейтенант показался Болито таким же раздраженным, как обычно, его клювовидный нос ворочался, проверяя присутствующих и выявляя тех, кто еще не прибыл.

Капитан Конвей отошел от наветренного борта и остановился у поручней квартердека, наблюдая, как внизу прислуга восемнадцатифунтовых орудий проверяет снаряжение и вновь укладывает гирлянды с ядрами. В воздухе ощущался сильный запах пороха, нагретого металла и обугленного дерева.

— Все собрались, сэр, — доложил Верлинг.

Повернувшись спиной к поручням и положив руки на их отполированную поверхность, капитан задумчиво посмотрел на офицеров.

— Мы будем оставаться вне видимости с острова и бросим якорь чуть дальше по побережью. Как вам известно, мы подверглись обстрелу, причем с точностью, ставшей для меня неприятной неожиданностью. — Он говорил спокойно и неторопливо, выражая не большее волнение, чем когда объявлял о наказании плетью. — Враг хорошо подготовлен, а наша бомбардировка, по всей видимости, не принесла результатов. Но я должен быть уверен. Нужно получить сведения о том, с чем мы имеем дело.

Судя по репликам тех, кто был на верхней палубе во время короткого боя, это было еще не все.

— Несколько месяцев назад, — продолжил капитан Конвей тем же тоном, — поступило сообщение, что один из наших бригов — новое судно, несшее службу в этих водах, — не вернулся вовремя в порт и считается без вести пропавшим. Погода стояла скверная, и несколько торговых судов тоже получили повреждения. — Взгляд капитана поднялся к развевающемуся на грот-мачте вымпелу, глаза его блеснули в ярком свете солнца. — Когда утром мы огибали мыс, «Афины» шли первыми. Впередсмотрящие отрапортовали, что замечены два стоящих на якоре корабля. Еще несколько могут находиться под прикрытием острова. — Впервые сначала речи голос его зазвучал громче. — Однако одним из них был пропавший бриг, корабль Его Величества «Сэндпайпер» с четырнадцатью орудиями на борту. Увидев его, «Афины» должны были подумать, что все в порядке, что капитан «Сэндпайпера» уже выполнил за нас нашу работу.

Из груди Дансера вырвался вздох. Капитан продолжил:

— Бриг служил приманкой, наживкой для нас. Мы должны были оказаться под прицелами орудий крепости, потеряв ход и возможность маневрировать, а это верная смерть. Так случилось, что баркентина получила несколько попаданий. Сомневаюсь, сумел ли кто из ее экипажа спастись.

Наступила мертвая тишина. Болито вспомнилась недавняя суета на батарейной палубе, возбуждение, которое они чувствовали и ощущение важности их работы. В его памяти всплыло неулыбчивое лицо мичмана Гренфелла, за внешней суровостью которого крылось гораздо больше доброты и тепла, чем можно было представить на первый взгляд. На квартердеке не прозвучало ни единого слова. Ничего нельзя изменить, ничем нельзя помочь. Но все же…

— Когда мы нашли «Афины», — негромко продолжил капитан, — мистер Трегоррен высказал предположение, что пиратов напугало появление другого судна. Теперь кажется весьма вероятным, что этим судном были мы, а причиной такой поспешности пиратского корабля являлось его нежелание раскрыть нам, кто он такой — захваченный британский военный корабль! Представляете, джентльмены, какой урон может быть нанесен доброму имени нашей страны? — Конвей выплевывал из себя слова, будто они были пропитаны ядом. — Ни один добропорядочный торговец не станет опасаться корабля, столь очевидно являющегося британским военным судном! Это не пиратство, это хладнокровное убийство!

— Это так, сэр, — кивнул Верлинг. — Кто бы ни командовал этим сбродом, мозги у этого парня работают как надо!

Капитан не показал вида, что слышал эту реплику.

— Кто-то из нашей призовой команды мог остаться в живых. — Глаза капитана опустились вниз, на кровавое пятно у него под ногами. — Этого мы, возможно, никогда не узнаем. Так или иначе, наши ближайшие задачи: захват брига и выяснение подробностей случившегося.

Болито окинул взором собравшихся. Захватить бриг. Ни больше, ни меньше.

— Ночью мы высадим десант. Луны нет, да и погода пока благоприятствует. Морская пехота устроит диверсию. Но главное — отбить бриг, это пятно на нашей чести должно быть смыто!

Капитан обернулся навстречу появившемуся на трапе хирургу.

— Ну?

— Впередсмотрящий умер, сэр, — глубоко посаженные глаза Лэйдлоу не выражали никаких эмоций. — Перелом позвоночника.

— Понятно. — Капитан снова повернулся к офицерам. — Это был тот самый впередсмотрящий, который первым заметил «Сэндпайпер». Одно из ядер, пущенных по нам с перелетом береговой батареей, видимо, сбросило его на палубу.

Болито посмотрел на хирурга — не выдаст ли тот каким-нибудь жестом, что этот впередсмотрящий был именно тем матросом, которого подвергли порке.

Капитан облизнул губы. На квартердеке было жарко, а ведь самая жаркая часть дня была еще впереди.

— Мистер Верлинг проинструктирует вас, — сказал Конвей. — Для десанта потребуются две шлюпки. Большее количество только уменьшит наши шансы. Выполняйте, — произнес капитан, уже повернувшись.

Верлинг проводил его взглядом.

— Атаку возглавят два лейтенанта и три мичмана. — Он холодно посмотрел на Трегоррена. — Вы будете старшим. Отберите только лучших. Эта работа не для фермеров.

— Что это з-значит, Д-дик? — прошептал Иден.

На фоне остальных он казался совсем крохой.

— Нам предстоит в темноте взять бриг на абордаж и вырезать всех, прежде чем они успеют хотя бы пискнуть, — ответил молчаливый мичман по имени Пирс. — И добавил с чувством:

— Бедняга Джон Гренфелл. Мы росли с ним в одном городе.

— Возвращайтесь к своим обязанностям, — сказал Верлинг. Матросов можно распустить с боевых постов. Займите их, я не хочу слышать стенаний и хныканья по поводу случившегося.

Все стали расходиться, каждый размышлял о непредсказуемости смерти.

— Потребуется тридцать человек… — произнес Трегоррен. Он запнулся, услышав голос Пирса.

— Я хочу вызваться добровольцем, сэр.

Трегоррен равнодушно посмотрел на него.

— Мистер Гренфелл был вашим другом, я совсем забыл. Мне жаль.

Болито осуждающе поглядел на лейтенанта. Вопреки всему, что произошло, несмотря на возможность самому быть убитым, Трегоррен находил удовольствие в издевках над хмурым Пирсом.

— Отклоняется, — отрезал лейтенант. Взгляд его остановился на Идене. — Ты должно быть, счастливчик. — При виде покрывшей лицо Идена бледности Трегоррен улыбнулся. — Хороший шанс заявить о себе.

— Но он же самый младший, сэр, — вмешался Болито. У некоторых из нас больше опыта и… — он запнулся, почувствовав, что попал в ловушку.

Трегоррен покачал пальцем.

— Об этом я тоже запамятовал: о том, что наш мистер Болито всегда боится, как бы кто-нибудь не украл его лавры, не позволил ему прославиться, ведь тогда его знатно-могущественная семья нахмурит свое чело!

— Это неправда, сэр. И это нечестно!

— Неужели, — Трегоррен пожал плечами. — Не важно. Вы отправляетесь с нами, а также наш умник, мистер Дансер. — Уперев руки в бедра, он переводил взор с одного мичмана на другого. — Первый лейтенант приказал отобрать лучших. Но нельзя же оставить корабль без нормальных мичманов. Главное в десантной операции — набрать указанное количество людей!

Он вытащил из кармана часы.

— Вся группа должна быть готова через час. Мистер Хоуп станет моим заместителем. О готовности рапортуйте ему.

— Уж лучше Хоуп, чем Уэлсли, — уныло пробормотал Дансер. — Тот теплый, как парное молоко.

Они шли по проходу наветренного борта, размышляя о Гренфелле и других, кто погиб на баркентине.

— Я… я не б-боюсь! П-правда! — яростно заявил Иден. Он загнанно смотрел на товарищей расширившимися глазами. — Я т-только не хотел идти с Т-трегорреном! Он в-всех нас п-погубит!

Дансер посмотрел на него, стараясь выдавить улыбку.

— Мы будем рядом. Может, все не так уж плохо. — Он повернулся к Болито. — Как это делается, Дик? Тебе уже приходилось участвовать в таких переделках.

Болито продолжал смотреть за коечную сетку, в сторону расплывающихся очертаний суши и сверкающую полосу моря.

— Стремительно. Здесь все зависит от внезапности. — Ричард избегал встречаться взглядом с друзьями. Что он может сказать? Рассказать о яростных криках и проклятиях людей, дерущихся кортиками, ножами, топорами и пиками? О близости врага, об ощущении его дыхания, его ненависти на лице? Это совсем не похоже на морской бой, когда враг находится на другом корабле. Это такие же люди, из плоти и крови.

— Из твоего молчания я могу сделать вывод: да поможет нам Бог, — негромко сказал Дансер.

На орлоп-деке они обнаружили Пирса и двух других мичманов, расставляющих по местам сундучки и потрепанные стулья. Помощники хирурга унесли все свои инструменты и препараты как только сыграли отбой.

У одного из гигантских шпангоутов «Горгоны», на своем обычном месте, стоял сундучок Гренфелла, над ним висели его лучшая шляпа и кортик.

— Он всегда говорил, что ему не светит стать лейтенантом. Теперь он и вправду никогда им не станет.

Болито обернулся, увидев, что в каюту вошел Маррак, как всегда в безукоризненно чистой сорочке.

— Оставьте его вещи в покое, — бросил Маррак. — Может, еще есть надежда. — Он повесил мундир на стул и продолжил. — Вы вряд ли увидите баркентину. У «Афин» не было ни единого шанса. Они уже спустили паруса, чтобы подойти к бригу, когда крепость открыла огонь. — Взгляд мичмана был направлен в никуда. — Баркентина загорелась, потом затонула. Я видел, как некоторые из наших бросились вплавь. Потом появились акулы… — Дальше говорить он не мог.

Дансер посмотрел на Болито.

— Кажется, я что-то читал про «Сэндпайпер».

— Точно одно, — сказал Маррак. — Наш капитан никогда не допустит, чтобы королевский корабль оставался в руках врага, чего бы это не стоило. — Он подошел к своему сундучку и вынул из него кожаный футляр. — Возьми мои пистолеты, Дик. Они самые лучшие на корабле. Их дал мне мой отец. — Маррак отвернулся, словно устыдившись проявления своих лучших чувств. — Видишь, как я надеюсь на вас?

В каюту вбежал маленький вестовой.

— Прошу прощения, господа, но четвертый лейтенант ищет вас, и грозится убить всех!

— Этот мне Трегоррен! — воскликнул Дансер с несвойственной для него горячностью. — Я согласен с нашим малышом Иденом: этот проклятый идиот слишком занят собой, чтобы думать о чем-либо другом!

Они поспешили к трапу, и только тут спохватились, что Иден еще не тронулся с места. Мичман не отрываясь глядел на сундук и кортик Гренфелла, размеренно покачивающийся в такт движениям корабля.

— Пойдем, дружок, — мягко сказал Болито. — Нам предстоит много дел до заката.

Да и после него, добавил он уже про себя.

 

Глава 6. Лицом к лицу

— Тише там, следите за гребком! — прошипел в темноту Хоуп, пятый лейтенант с «Горгоны», вытянувшись вперед с кормовой банки, словно в стремлении найти источник шума. Болито, скрючившийся рядом с ним, обернулся и посмотрел назад. Только случайно мелькнувшее белое перышко пены или смутное фосфоресцентное свечение вокруг какого-нибудь весла выдавали местонахождение другого катера. Было очень темно, и, что удивительно после такого жаркого дня, холодно. Такое ощущение, подумал Болито, что они плывут уже целую вечность. Шлюпки спустили на воду еще до заката, и когда «Горгона», прибавив парусов, предоставила их собственной судьбе, они отправились в долгий путь на веслах к далекой полоске берега.

Темнота наступила внезапно, словно кто-то задернул штору, и Болито поймал себя на мысли, что пытается понять, о чем думает сейчас лейтенант. Казалось, прошло немыслимое количество времени с тех пор, когда Хоуп ворвался в дверь гостиницы «Синий столб» и дал команду мичманам собираться. Болито припомнил слова Гренфелла о надеждах лейтенанта на повышение по службе. Воспоминание больно укололо его. Гренфелл мертв, а Хоупу и вправду предстоит повышение, если капитан признает лейтенанта, отправленного командовать «Афинами», погибшим.

Напротив него, склонив голову почти до самого планшира, сидел Иден.

— Нам еще далеко, Том, — успокаивающе сказал Болито.

Картина была какой-то зловещей. Катер, пробивающийся сквозь воды прибрежных течений, напоминающие выбеленные кости весла, то поднимающиеся, то снова опускающиеся в воду, причем обычные для гребли звуки заглушались с помощью намотанных на лопасти тряпок и густого слоя жира. Впереди можно было различить темную линию, указывающую место, где небо соединяется с морем, и Болито казалось, что он уже чувствует запах берега, ощущает его близость.

На носу, склонившись над штевнем и зловещего вида вертлюжной пушкой, расположился лотовый, его шлюпочный лот помогал прокладывать путь над отмелями и скрытыми скалами.

Тернбулл, штурман, посоветовал обоим лейтенантам держать ближе к берегу, так, чтобы обогнув мыс, они оказались между пляжем и стоящими на якоре кораблями.

Легко сказать. Вот какой-то матрос зацепил ногой за кортик, и тот загремел о донный настил шлюпки.

— Черт, Роджерс, я из тебя дух вышибу, если ты еще раз зашумишь! — рявкнул Хоуп.

Болито посмотрел на его профиль, тень, очерченную на фоне вспененной веслами воды. Лейтенант. Человек, который знает, что Трегоррен следует за ним, полагаясь на его способность найти дорогу. Тридцать человек. Этого достаточно для вербовочной команды или для обслуживания двух тяжелых орудий. Но попытка овладеть с их помощью кораблем в условиях, когда эффект внезапности нарушен, будет равна самоубийству.

Сильный водоворот сбил шлюпку с курса, так что старшине пришлось всей массой налечь на румпель. В воздухе опять стали заметны новые веяния, а море за левой скулой стало более бурным.

— Мы огибаем мыс, сэр, — отважился заметить Болито.

Хоуп повернулся к нему.

— Да. Конечно, ты должен это знать. Вы в Корнуэлле выросли среди таких скал. — Казалось, лейтенант изучающе смотрит на него сквозь тьму. — Но нам еще долго.

Болито помедлил, опасаясь загасить маленькую искорку доверия, вспыхнувшую между ними.

— Морская пехота атакует батарею, сэр?

— Это безумный план, — сказал Хоуп, вытирая с лица морские брызги, попавшие в шлюпку. — Капитан намерен подойти как можно ближе к берегу острова и устроить демонстративный десант. Наделать побольше шума. Майор Дьюар как нельзя лучше подходит для этой цели, он так трещит в кают-компании!

По цепочке гребцов шепотом передали донесение:

— Справа по носу стоящее на якоре судно, сэр!

— Принять немного влево, — кивнул Хоуп. Он обернулся назад, чтобы убедится, следует ли за ними вторая шлюпка. — Это должен быть первый из кораблей. Бриг стоит за ним, в паре кабельтовых.

Кто-то застонал, большинство выражали очевидное огорчение от перспективы продолжать ворочать тяжелые весла ради преодоления еще четырехсот ярдов, возможно, отделяющих их от смерти.

— Смотрите! — лотовый бросил линь и схватил отпорный крюк.

Весла сбились с ритма, когда перед шлюпкой выросло нечто большое и черное, будто спящий кит. Лопасти весел ударили по нему, произведя шум, казавшийся невыносимо громким.

— Это же останки б-баркентины, Дик! — сдавленно пробормотал Иден.

— Да.

Болито почувствовал запах горелой древесины, и даже смог узнать гакаборт «Афин», прежде чем тот исчез в темноте.

На матросов неожиданная встреча с обломком кораблекрушения оказала такой же эффект. Послышался приглушенный рык, и хотя гребцы устали, они с удвоенной силой налегли на весла.

— Здесь только бывалые моряки, Болито, — тихо сказал Хоуп. — Они долго плавали вместе на «Горгоне», и среди команды приза было немало их друзей. — Лейтенант смолк, глядя, как расплывчатые очертания мачт и рей стоящего на якоре судна медленно проплывают мимо. — Вот он. Ни единого звука, черт побери!

Болито силился разглядеть скрытый во тьме корабль. Если бы его поставили рядом с «Горгоной», он показался бы карликом. Но отсюда, из катера, его размеры казались громадными.

— Скорее всего, небольшой фрегат, — размышлял вслух Хоуп. — Не английской постройки: мачты слишком скошены. Похоже, этот дьявол собрал здесь целый флот. — Голос лейтенанта свидетельствовал о том, что его впечатлило увиденное.

— Тише греби! — раздался яростный шепот старшины. — Еще одно судно!

Хоуп вскочил, опершись на плечо Болито. По силе его хватки Болито мог судить о степени охватившего лейтенанта возбуждения.

— Если бы я только мог поглядеть на часы, — произнес Хоуп.

— Проще просто просигналить этим подонкам, что мы идем, сэр, — ухмыльнулся старшина.

— Угу, — вздохнул Хоуп. — Будем надеяться, что майор Дьюар и его «кожаные воротники» не подведут.

Он перегнулся через планшир, посмотрел на завихрения воды, производимые течением, оценил силу ветра, подставив ему щеку. Результаты, похоже, показались ему удовлетворительными.

— Суши весла!

Весла поднялись из воды и замерли в неподвижности, катер по инерции продолжал двигаться вперед в полной тишине.

Болито различил стоящий на якоре бриг. Он стоял кормой к ним, и свет, горящий в окне кормовой каюты, казался еще более ярким на фоне темного корпуса по мере того, как бриг медленно разворачивался прочь от земли. Мичман успел различить две мачты, свернутые паруса, темные полосы снастей, затем все это растворилось во мраке ночи.

Болито попытался поставить себя на место людей, находящихся на борту. Они захватили баркентину, обчистили ее трюмы и перебили команду. Заметив на горизонте мощный военный корабль, пираты сбежали и вернулись сюда, чтобы поделить добычу. Появление «Горгоны» вблизи берега вызвало наверняка немало пересудов, но под защитой пушек старой крепости их положение воспринималось как вполне безопасное. По словам капитана, крепость расположена где-то здесь, в нескольких сотнях ярдов. Несколько раз она переходила из рук в руки по мирным договорам или торговым соглашениям, но ни разу ее не смогли взять силой. Горстка людей при умело расположенных орудиях, каленые ядра — остальное проще некуда. Даже если в распоряжении капитана Конвея находилось бы несколько небольших, маневренных кораблей и в десять раз больше людей, все равно овладение крепостью осталось бы ключом к победе. Но было весьма сомнительно, что в мирное время Адмиралтейство или Парламент изъявят готовность организовывать полномасштабную осаду какой-то богом забытой крепости в Африке, принимая во внимание неизбежные сопутствующие потери. И в то же время они ожидают, что капитан Конвей что-то предпримет. Хотя бы отобьет бриг, для начала.

Луч света вдруг посеребрил снасти фок-мачты брига.

— На носу якорная вахта, — бросил Хоуп. — Проверяют канат!

Свет исчез так же внезапно, как появился. Под действием течения катер медленно дрейфовал к кормовому подзору брига. Хоупу пришлось признать, что времени на раздумья уже нет.

— Весла в шлюпку! На носу, приготовиться! — негромко приказал он.

Весла загремели о банки, но Болито по опыту знал, что шум, кажущийся оглушительным при прохладном бризе, вряд ли долетит до уха дозорного на полубаке брига.

— Что п-предпримет мистер Т-трегоррен? — прошептал Иден.

Болито чувствовал, как по спине у него струится холодный пот. Он слышал, как Хоуп, нагнувшийся вперед в стремлении разглядеть вырастающую над шлюпкой корму брига, осторожно вытащил из ножен шпагу.

Болито ответил:

— Как только мы взберемся на палубу, он атакует судно с носа, обрежет якорный канат и …

— Приготовьтесь, парни, — рявкнул Хоуп.

Внезапно раздался грохот, донесшийся, как казалось, со стороны моря. На воде блеснула отдаленная красная вспышка, придав волнам шелковистый отсвет. Еще выстрел, и еще один.

— Морские пехотинцы Дьюара уже начали! — воскликнул Хоуп.

Он пошатнулся и едва не упал, поскольку катер ударился о корму брига. Стоящий на носу матрос забросил кошку за поручни судна.

— Вперед, ребята! — после напряженной тишины голос Хоупа прозвучал как раскат грома. — Давай!

Крича как сумасшедшие, они плотной массой стали карабкаться через борт или открытые пушечные порты. Некоторые натолкнулись на небрежно растянутую абордажную сеть, но ко времени, когда снизу раздались тревожные крики, сеть была прорезана. Возглавляемые Хоупом и его старшиной, они хлынули на чужую палубу.

Сцена напоминала картину ада. Британские матросы бегут по палубе, их лица с широко раскрытыми глазами освещаются вспышками выстрелов на оконечности острова. На полубаке показались две фигуры, а с трапа, ведущего вниз, раздался пистолетный выстрел. Один из моряков со стоном упал, другой прыгнул на убегающего и полоснул его кортиком по горлу, так что тот рухнул как подкошенный.

Еще выстрелы, пули шлепают по доскам или со свистом летят в море. Команда брига, толпясь, полезла наверх через два главных люка, и разрозненный залп из мушкетов и пистолетов сразил нескольких человек Хоупа.

— Поднять с катера вертлюжную пушку! — приказал лейтенант.

Он подхватил матроса, в которого попала мушкетная пуля, и, опустив его на палубу, бросил в сердцах:

— Где же этот чертов Трегоррен?

Носовая часть брига, казалось, просто кишела бледными, мелькающими фигурами. Будучи в знакомой для них обстановке, они выбирали укрытие, чтобы вести огонь по нападавшим.

— Если нам не удастся закрепиться, мы пропали! — в отчаянии закричал Хоуп. — В рукопашную, парни! — Держа в левой руке пистолет, а в правой — тесак с изогнутым лезвием, он бросился на ближайших стрелков.

Крики удивления сменились стонами и хрипами, когда Хоуп разрядил пистолет в грудь одному из врагов и полоснул тесаком другого. Сыпя проклятиями, остальные британцы ринулись за ним, круша все, что шевелится.

Болито выпалил из обоих пистолетов Маррака в толпу, и сунул их за пояс. Выхватив кортик, он успел парировать удар пики, едва не насадивший его как цыпленка на вертел. Несмотря на страх и опасность, в памяти четко всплыл его первый абордажный бой. Тогда лейтенант взял его мичманский кортик и с презрением бросил: «Это же просто игрушка. Для такой работы тебе понадобится мужское оружие!». Ричарду вспомнился кортик Гренфелла, висевший над сундуком на «Горгоне». Тот тоже не взял кортик с собой.

Над ним возникло чье-то лицо, человек заорал как демон, но Болито не понял, на каком языке. Ричард почувствовал сильный удар в голову и увидел, как рука заносит над ним клинок, блестящий на фоне темного неба.

Крутнувшись, Болито нанес тесаком удар снизу вверх. Он почувствовал, как рука наткнулась на что-то, и увидел, что человек с клинком рухнул вниз, в поглотившую его кучу сражающихся людей. Услышав дикий крик, он заметил, что Иден ползет по палубе, а возвышающийся над ним человек заносит мушкет, как дубину, для удара.

Раздался пистолетный выстрел, осветив вспышкой глаза нападавшего. Застывшая на его лице гримаса ярости сменилась выражением боли, когда пистолетная пуля прошила его на вылет. Болито рывком поднял Идена на ноги, попытался достать тесаком пробегающую мимо фигуру, но лезвие только рассекло воздух.

— Вертлюжная пушка! — заорал Хоуп, указывая на невысокие поручни, обрамлявшие ют. — Быстрее сюда! Отступаем!

Его люди не нуждались в повторении приказа. Отбивая удары и рубя в ответ, таща за собой раненых, оставшиеся в живых прокладывали себе путь на ют.

— Ложись, ребята! — рявкнул Хоуп, и в тот самый момент, когда старшина поднес пальник к орудию, установленному на поручне, бросился на наступающего врага.

У человека, сраженного клинком Хоупа был, видимо, заряженный пистолет, поскольку, когда вертлюжная пушка с диким грохотом выплюнула заряд картечи, пистолет ударился о палубу и выстрелил, хотя его владелец был в это время уже мертв. Пуля ударила лейтенанта в плечо, и Хоуп без единого звука рухнул на палубу, скрывшись в облаке порохового дыма.

Когда уши англичан отошли от грохота выстрела, Болито услышал вопли и стоны людей, получивших заряд картечи. Недаром бывалые моряки называют вертлюжную пушку «мясорубкой».

Потом с бака до него донеслись знакомые резкие интонации голоса лейтенанта Трегоррена, топот ног и «ура» второй абордажной команды.

Этого оказалось более чем достаточно для экипажа брига. Акулы там или нет, они прыгали за борт, пропуская мимо ушей проклятия и жалобы товарищей, слишком тяжело раненых, чтобы последовать за ними.

Трегоррен помчался на ют, задерживаясь только для того, чтобы опустить кофель-нагель на череп какого-нибудь пирата, пытающегося забраться на русленя. Он посмотрел на людей, собравшихся у поручней.

— Позаботьтесь о мистере Хоупе!

Кофель-нагель поднялся, будто нелепый указательный знак.

— Двух человек к штурвалу! Мистер Дансер, прикажите перерезать якорный канат! — Развернувшись на каблуках, он посмотрел на мачты. — Людей наверх, поднять марсели! Пошевеливайтесь, дети мои, попрыгайте, если не хотите побегать на берегу!

Болито опустился на колени перед раненым лейтенантом. Он видел, как тот мучается, теряя силы.

— Это был храбрый поступок, сэр!

— Я не мог поступить иначе, — выдавил, едва шевеля губами, Хоуп. Он попытался пожать Болито руку. — Когда-нибудь ты поймешь, что я хотел сказать.

Над ними склонился Трегоррен.

— Мистер Иден! Позаботьтесь об офицере!

Глаза Трегоррена уперлись в Болито.

— Значит, вы еще с нами, не так ли? — лейтенант пожал плечами. — Чтож, отправляйтесь наверх и подгоните этих лентяев!

Бриг, после того как перерезали якорный канат, уже кренился под напором берегового бриза, наскоро поставленные марсели хлопали, словно выстрелы из мушкетов.

— Переложить руль!

Над головой у них просвистели несколько пуль, выпущенных неизвестно откуда и неизвестно кем.

— Поставить нижние паруса! — Трегоррен казался вездесущим. — Лечь на правый галс!

Уцепившись за ванты, Болито посмотрел назад. Вспышки пламени выдавали место, где устроили диверсию морские пехотинцы. То тут, то там мелькал свет фонарей, и Ричард догадался, что они принадлежат другому судну, уже сменившему свое местоположение. После долгого пути вокруг мыса, напряжения и страха, сам по себе абордаж занял меньше двадцати минут. Это казалось невероятным, он замер, и при мысли насколько близка была смерть, по спине его потекли капельки ледяного пота.

Соскользнув вниз по бакштагу, он обнаружил Трегоррена, выкрикивающего команды людям, спустившимся внутрь по главному трапу.

К Ричарду подбежал Дансер.

— Боже мой, я так волновался за тебя! Казалось, мы никогда не вступим в схватку! — Он обернулся, услышав крик одного из матросов.

— Сэр! Там в трюме сидит целая толпа английских моряков!

— Давай-ка посмотрим! — бросил Трегоррен. — Без сомнения, это остатки первоначального экипажа брига. — Лейтенант схватил матроса за руку. — Однако, живые они или мертвые, пусть поднимаются на палубу!

Трегоррен склонился над компасом.

— Держи корабль на курсе, квартирмейстер. Круче к ветру, насколько возможно. Я не хочу получить залп с этой батареи!

— Есть, сэр! — рулевой ловко перебирал спицы. — Круто к ветру, сэр! На юго-запад!

Болито смотрел, как из главного люка вылезают люди. Даже в темноте можно было заметить: им не верится, что оказались, наконец, снова на свободе.

Один из них с трудом доковылял до кормы и отдал честь лейтенанту.

— Старки, сэр. Помощник штурмана с «Сэндпайпера».

Он покачнулся, и едва не упал, но его поддержал Болито.

Трегоррен осматривал освобожденных, уткнув в грудь подбородок.

— Вы старший?

— Так точно, сэр. Капитан Уэйд и другие офицеры погибли. — Он опустил взгляд. — Мы прошли через настоящий ад, сэр.

— Возможно.

Трегоррен подскочил к подножью грот-мачты и искоса посмотрел на хлопающий марсель.

— Приставьте нескольких из этих парней к работе и поставьте бизань, а после — передние паруса. Мне нужно больше пространства для маневра. — Лейтенант повернулся назад. — Ладно, мистер Старки, можете принять командование на корме, раз уж вы лучший из оставшихся. — Он смерил помощника штурмана глазами, как будто мог разглядеть его сквозь тьму. — Хотя, мне сдается, вы не слишком старались, защищая один из кораблей Его Величества, не так ли?

И лейтенант поспешил прочь, зовя на ходу Дансера и раздвигая опешивших матросов, словно плуг землю.

Старки справился с компасом, бросил взгляд на марсели и сказал в сердцах:

— Зря он так говорит. У нас не было ни единого шанса. — Он посмотрел на Болито и продолжил. — Вы хорошо дрались. Эти мерзавцы посмеивались, говоря, что сделают, если ваш корабль попробует атаковать их.

— Но кто они такие?

— Пираты, корсары, зовите их, как вам нравится. — Старки тяжело вздохнул. — Но я клянусь, что никогда не встречал большей мрази, хотя всю жизнь провел в море.

Болито заметил, как два матроса несут к трапу лейтенанта Хоупа, и помолился про себя, чтобы тому хватило сил перенести ранение. Несколько человек погибли, и будет чудом, если еще никого не придется хоронить.

— Они держали нас на борту для управления бедолагой «Сэндпайпером». Мы были как галерные рабы. Они били нас и обращались с нами как с отребьем. Их хватало только для обслуживания пушек, ну и для того, чтобы не дать нам взбунтоваться, скажу я.

К ним подошел Иден.

— А у вас б-были мичманы?

— Двое. Только двое, — ответил после небольшой паузы Старки. — Мистер Мюррей погиб во время атаки. А мистера Флауэрса, он был примерно вашего возраста, они убили позже. — Он отвернулся. — А теперь оставьте меня, мне некогда вспоминать об этом.

На ют вернулся Трегоррен.

— А он неплохо слушается руля, мистер Старки, — голос его звучал почти радостно. — Отличный маленький кораблик. Да и четырнадцать орудий, как я вижу.

— Мистер С-старки говорит, что эти п-пираты — самые злые из всех, которых ему п-приходилось видеть, сэр!

Трегоррен продолжал изучать бриг, подняв взгляд к парусам, захлопавшим и затрепетавшим, пока под воздействием руля корабль не вернулся на курс.

— Ну да, ну да. Второй пиратский корабль поднимает якорь. — Лейтенант посмотрел на Старки. — И куда он направляется, как вы думаете?

— У них есть другая точка рандеву к северу отсюда, — пожал плечами Старки. — Капитан Уэйд пытался ее обнаружить в тот момент, когда на нас напали.

— Понятно. — Трегоррен подошел к гакаборту. — Рассвет наступит примерно через час. Мы сможем подать сигнал «Горгоне». Отправьте наверх впередсмотрящего. У нас есть шанс перехватить тот корабль, и устроить для них веселую пляску на ноке рея.

Он резко повернулся к Идену.

— А ты что раззявил рот? Мне говорили, что ты оказался бесполезен во время боя! Звал свою мамочку, не так ли? Некому было тебя защитить?

— Потише, сэр, — вмешался Болито. — Нас слышат.

— А ты куда лезешь? — настроение Трегоррена менялось, подобно грозовому шквалу. — Я этого больше не потерплю!

Болито не собирался отступать.

— Мистера Идена сбили с ног во время абордажа, сэр. — Ричард чувствовал, что переступает черту, что его будущее уже почти погибло. Но он устал сносить грубость и насмешки Трегоррена, направленные на тех, кто не мог дать ему сдачи. — Как вам известно, сэр, численный перевес был не на нашей стороне. Мы ждали подмоги.

Трегоррен изумленно уставился на него.

— Не хочешь ли ты сказать… — Его пальцы теребили узел шейного платка. — Ты смеешь заявлять, что я промедлил с абордажем? — Он наклонился вперед, лицо его оказалось в нескольких дюймах от лица Болито. — Я правильно понял?

— Я сказал, что мистер Иден держался хорошо, сэр. Он лишился оружия, и ему всего лишь двенадцать лет, сэр.

Они неотрывно смотрели в глаза друг другу, забыв обо всем прочем.

Потом Трегоррен медленно кивнул.

— Ну хорошо, мистер Болито. Вы присоединитесь к впередсмотрящему на грот-мачте, и пробудете там, пока я не дам другого приказания. Когда мы вернемся на корабль, я намерен требовать, чтобы вас посадили под арест за грубое нарушение субординации.

Лейтенант кивнул еще раз.

— Посмотрим, как это понравится твоей семейке, а?

Болито чувствовал, что сердце у него в груди колотится о ребра как молот. В голове у него крутилась одна мысль: «Он добивается, чтобы я ударил его, он добивается, чтобы я ударил его». Это позволит Трегоррену окончательно добиться своего, а для Болито означает финал.

— Это все, сэр? — он едва узнал свой собственный голос.

— Да. — Лейтенант развернулся, и его резкое движение заставило стоявших вокруг зрителей, загипнотизированных увиденной сценой, шарахнуться по сторонам, словно кроликов. — Пока все.

Дансер шел рядом с Болито до грота-вант.

— То, что он сказал — подло! — В сердцах заявил Мартин. — Мне хотелось прибить его на месте, Дик!

— И мне тоже, — Болито ухватился за выбленку и посмотрел вверх, на грота-рей. — И он это знал.

— Не бери в голову, — невпопад добавил Дансер. — Мы взяли бриг, а это что-нибудь да значит для капитана Конвея.

— И это все, что мы сделали, — ответил Болито, начиная карабкаться наверх. — Уходи, Мартин, иначе он и к тебе прицепится.

— Когда закончите, мистер Дансер, — раздался голос из темноты, — будьте любезны разыскать кока и разжечь огонь на камбузе. Эти люди отощали как пугала, а мне падаль на борту ни к чему!

— Сию минуту, сэр! — отозвался Дансер.

Он поднял голову и посмотрел на окутанные тьмой ванты, но Болито уже скрылся из виду.

 

Глава 7. Рассказ мистера Старки

Держась рукой за канат, Ричард Болито наблюдал, как на горизонте медленно, будто неохотно, начало просветляться небо. Пока это не более, чем сероватая полоска, но она предвещала, что через несколько часов станет так жарко, что голова отказывается работать. Он чувствовал, как трепещет и вибрирует мачта «Сэндпайпера» под давлением вздутых парусов. Его волновало состояние раненых: лучше ли стало лейтенанту Хоупу, или смерть берет верх?

На узком полуюте брига под грот-мачтой виднелись несколько фигур. Ричард почти ощутил аромат пищи, доносившийся из камбуза, и желудок его болезненно сжался. Он уже не помнил, когда ел в последний раз, и проклинал Трегоррена за то, что тот держит его наверху без малейшей передышки. В одном лейтенант прав: когда новости достигнут родного дома Болито в Фалмуте, они лишатся того окраса нечестности и вражды, который имеют теперь. Все будет выглядеть так, как говорит Трегоррен: что Болито плохо повел себя и нарушил субординацию по отношению к вышестоящему офицеру.

Он услышал тяжелое дыхание, и увидел, что рядом с ним на салинге устраивается Дансер.

— Был бы ты поосторожнее, Мартин!

— Все в порядке, Дик, — покачал головой Дансер. — Меня послал мистер Старки. Он беспокоится насчет нашего лейтенанта.

— Мистера Хоупа? Ему хуже?

— Его состояние прежнее. — Дансер ухватился за канат, чтобы удержаться, когда бриг накренился под внезапным порывом ветра. — Его беспокоит Трегоррен, — с ухмылкой продолжил мичман.

— Не могу сказать, что это сильно опечалило меня! — Болито потянулся, разминая затекшие члены. У него все затекло, а от соленых брызг он чувствовал себя липким.

— Мистер Старки думает, что у него лихорадка, — добавил Дансер.

Они вместе соскользнули на палубу, и нашли помощника штурмана стоящим у штурвала рядом с рулевым.

— Скоро рассвет, — бросил Старки. — Я не понимаю, что происходит: он мечется внизу, словно одержимый. Не знаю, как нам поступать, если ситуация осложнится.

Он огляделся вокруг, голос его дрогнул:

— Я не хочу снова попасть в плен после того, что мы вынесли. Клянусь Богом!

— Пойдемте к нему, — ответил Болито, тронув за плечо Дансера. — Только я не доктор.

Они нашли Трегоррена в крошечной каюте — месте, где бывший капитан «Сэндпайпера» пользовался благами уединения и терзался своими заботами. Трегоррен лежал на столе, закрыв лицо ладонями. В каюте стоял запах спирта или дешевого вина, а когда бриг подпрыгивал на волне, Болито слышал, как что-то стеклянное перекатывается под койкой. В мерцании одинокого фонаря можно было разглядеть другие бутылки, стоящие в ящике у переборки.

— Наконец-то мистер Трегоррен нашел свой рай, — буркнул Дансер.

Болито склонился над столом.

— Давайте попробуем поднять его. — Ухватив лейтенанта за плечи, он столкнул его в кресло.

— Бог мой, Дик, он выглядит как покойник!

Лицо Трегоррена было ужасно бледным, и впечатление усиливалось из-за того, что его красноватая в обычное время кожа покрылась серыми пятнами. Лейтенант медленно открыл глаза; у него был совершенно бессмысленный взгляд, как у человека, пережившего смертельный шок.

Он попытался что-то сказать, но не смог, и чтобы прочистить горло громко отрыгнул несколько раз.

— Вы больны, сэр? — спросил Болито. Заметив, что Дансер с трудом прячет усмешку, он торопливо продолжил, — Мистер Старки беспокоится о вас.

— Неужели? — Трегоррен попытался встать, но с ужасным стоном рухнул назад в кресло. — Подай мне ту бутылку!

Схватив похожей на клешню рукой бутылку, он сделал долгий большой глоток.

— Я не знаю, что произошло, — сбиваясь, он растягивал слова. — Тело меня не слушается. — Трегоррен рыгнул и снова попытался встать. — Мне нужно проветриться.

Болито и Дансер помогли ему подняться на ноги, и несколько секунд все трое раскачивались и кружились, словно в каком-то магическом танце.

— Вот теперь он готов! — Пробормотал Дансер. — Это то, что наш старина доктор называет белой горячкой. Полный распад личности!

Когда они добрели до двери, Болито заметил Идена, выглядывающего из другой крошечной каюты, куда поместили Хоупа.

— Помоги, Том! Ему нужно освежиться!

— Он в-выглядит ужасно, если по п-правде, — заметил Иден.

После смрада, стоявшего в каюте, чистый воздух на палубе пьянил, как вино.

Старки поспешил к ним от штурвала.

— Ну что, лихорадка?

— У н-него п-подагра, мистер Старки. Я у-уже г-говорил об этом, — пропищал Иден. — Ему н-нужно было лекарство, чтобы облегчить б-боль, но, я п-подозреваю, что он злоуп-потреблял им.

Все они уставились на крошку-мичмана, который оказался вдруг их единственным источником медицинских познаний.

— Ну и что же нам делать? — голос Старки звучал растерянно.

Иден посмотрел на качающееся, стонущее тело и ответил:

— К-когда мы вернемся на к-корабль, хирург п-позаботится о нем. Мы н-ничего не можем с-сделать. — Он поморщился. — Р-разве что устроить его п-поудобнее. Если возможно.

Старки посмотрел, как Дансер ухватил лейтенанта за мундир, чтобы тот не перевалился через фальшборт.

— За ним надо приглядывать.

В глазах у Дансера что-то блеснуло.

— Как я не подумал! Мы можем просигналить на «Горгону» и капитан укажет нам, как быть.

Старки уныло поглядел на него.

— Вы не обратили внимания: ветер зашел к норд-осту. Из-за этого вашему кораблю пришлось бы целый день пробиваться к этой точке, даже если ваш капитан и знал бы, что происходит.

— Тогда что нам мешает спуститься к ним? — не сдавался Дансер.

— Я всего лишь помощник штурмана, — ответил Старки, — и вне себя от радости, что жив и свободен, но я знаю Флот, и знаю капитанов. «Сэндпайпер» занимает очень выгодную позицию для того, чтобы помешать врагу, или хотя бы проследить за ним до тайного убежища. — Он пожал плечами. — Но у нас нет офицера, поэтому не знаю…Какой смысл в бессмысленном героизме? Это на любом флоте известно.

— Мы не пойдем к «Горгоне»? — тоненьким голосом спросил Иден. Все повернулись к нему.

Болито заметил, что от волнения мальчишка даже перестал заикаться.

— Поди сюда, Том, — он взял парнишку за руку и тихо спросил: — Так что ты сделал с мистером Трегорреном?

Иден опустил глаза и не знал, куда деть руки.

— Я знал, что он п-пытается лечиться, д-добавляя лекарство в вино. Я видел фляжку в его к-каюте. VinAntim, называется, т-такое мой отец п-прописывал при п-подагре. — После паузы он с виноватым видом продолжил. — Так что я д-добавил большую д-дозу в одну из б-бутылок. Он, п-похоже, выпил ее всю, да еще бутылку б-бренди в п-придачу.

— Да ты мог убить его! — воскликнул Болито.

— Н-но я же думал, что мы вернемся на к-корабль, ты же знаешь. Мне хотелось т-только отомстить ему за то, что он с-сказал тебе, и мне. — Он покачал головой. — А теперь, ты г-говоришь, мы не скоро п-попадем на «Горгону»?

— Похоже на то, — вздохнул Болито.

Дансер поддержал лейтенанта, отшатнувшегося от фальшборта.

— Возьмите несколько человек и помогите офицеру спуститься в каюту!

— Ну и что теперь, хотел бы я знать — спросил Болито.

Словно в ответ на эти слова раздался крик впередсмотрящего:

— Эй, на палубе! Слева по носу парус!

Они вскарабкались на сетку, но море с подветренной стороны все еще было окутано тьмой.

— Значит, эти черти выиграли у нас ветер. Они оказались между нами и безопасностью.

— Насколько хорошо вам знаком этот берег? — вопрос выскочил у Болито как бы сам собой.

— Довольно хорошо, — Старки внимательно смотрел на компас, словно стараясь сконцентрировать мысли. — Он достаточно скверный, чтобы попытаться обойти фрегат.

Болито подумал о «Горгоне», находящейся южнее от их местоположения. Не исключено, что капитан не знает о захвате «Сэндпайпера» и считает, что бриг ушел вместе с фрегатом.

— В течение нескольких месяцев мы разыскивали пиратов, — заговорил Старки, — и капитан Уэйд узнал от генуэзского торгового судна, что в этих водах есть пират. В то время капитан счел, что это всего лишь небольшой корабль, и, возможно, не слишком опасный. Но этот пират совсем не дурак, уж можете мне поверить. Говорят, он наполовину француз, наполовину англичанин, но точно одно — он связан с алжирскими корсарами, прибывшими со Средиземного моря, чтобы грабить работорговцев, а заодно и честных купцов.

— Их много? — поинтересовался Болито, бросив взгляд на Дансера.

— Немало. Им не хватало моряков, чтобы управлять «Сэндпайпером», но к ним постоянно присоединяются новые люди. Не важно, какого они роду-племени. Мне рассказывали, что если ты принимаешь ислам, то они считают тебя за ровню. Фрегат принадлежал испанцам, пока они не захватили его у Орана, им командует этот Жан Говен. Человек сумасшедший, если я что-то понимаю, и не ведающий страха. Корсара, вынудившего сенегальских купцов пустить их в крепость, зовут Раис Хаддам. Это он приказал убить наших офицеров. Медленно, на глазах у всех наших. Это было ужасно видеть и слышать.

Никто не проронил ни звука. Глядя на исхудавшее лицо Старки, Болито чувствовал, что тот испытывает сейчас такой же ужас, как будто все произошло прямо сейчас.

— Мы бросили якорь прямо у крепости. Денек был прекрасный, и ребята были в хорошем настроении. Да и почему нет, ведь через месяц нам предстояло отплыть домой. Фрегат стоял рядом, на нем реял испанский флаг. Над крепостью развевалось знамя торговой компании. — Плечи Старки вздрогнули. — Полагаю, капитан Уэйд должен был держаться настороже, но он был только лейтенантом, ему было двадцать три. Мы спустили шлюпки и отправились на встречу с губернатором острова.

Вместо этого нас окружили, а батарея положила несколько ядер у борта «Сэндпайпера», дав понять, что сопротивление бесполезно. После того, как с убийствами и пытками было покончено, этот алжирец, Раис Хаддам, стал говорить с теми, кого оставили в живых. Сказал, что если мы станем работать на корабле, нас пощадят. — Он отвернулся. — Говен тоже был там, и когда один из мичманов попытался возражать, именно Говен приказал убить его. Они живьем закопали мальчишку на берегу.

— Бог мой, — прошептал Дансер.

— Вот так, — Старки невидящим взором смотрел в темноту, — Хаддам собрал под свои знамена самое поганое отребье.

Болито кивнул.

— Раис Хаддам. Я слышал, как мой отец говорил о нем с друзьями. В течение многих лет он опустошал алжирское побережье, а теперь его повсюду разыскивают как пирата. — Ричард посмотрел на сереющее небо. — Не ожидал, что мне придется встретиться с ним!

— У нас нет времени, чтобы приготовиться к обороне, — обреченно сказал Старки.

Болито посмотрел на их лица: в них читались отчаяние и растерянность. Дансер был слишком неопытен, чтобы предложить что-то, а Старки — слишком надломлен недавним пленом.

— В таком случае, нам надо подготовиться к атаке, — спокойно заявил Ричард.

Он подумал о Трегоррене, мучающемся от боли и алкоголя в результате выходки Идена. О Хоупе, едва живом из-за мушкетной пули в плече. О матросах, часть из которых еще не пришла в себя от неожиданного освобождения, а другая была почти совершенно обессилена после жесткой схватки на этой самой палубе.

— У Говена на корабле двадцать четыре орудия против четырнадцати наших хлопушек! — воскликнул Старки.

— Когда «Сэндпайпер» захватил баркентину, что произошло с ее экипажем? — поинтересовался Дансер.

— Сбросили за борт, — нахмурившись, ответил Старки. — Перетопили, словно свиней.

— Горе побежденным, — резюмировал Болито. — Так что мы можем противопоставить Говену?

Он подошел к наветренному борту, чувствуя, как на лицо и руки ему падают соленые брызги.

— Он знает, что «Горгона» где-то к югу от нас. — Дансер присоединился к другу. — И думает, что мы будем стремиться вернуться к ней.

Болито посмотрел на Старки, размышляя, не подведет ли того память.

— Если мы развернемся, мистер Старки, то насколько близко мы сможем подойти к берегу, огибая мыс?

— Вернуться обратно к этому проклятому острову, это вы имеете в виду? — глаза Старки округлились от ужаса.

— Не вернуться, а направиться к нему. Разница существенная.

— Это опасно. Вы должны это знать, поскольку огибали его на веслах. Там полно рифов, и многие не обозначены на карте.

— У Корнуолла есть острова, именуемые Сциллы, — разговаривая наполовину сам с собой, произнес Болито. — В последнюю войну за бристольским торговым судном погнался французский приватир. У шкипера «купца» не было шансов оторваться от врага, зато он хорошо знал острова. Он направился прямиком через риф, француз последовал за ним, и напоролся на скалу. Никто не спасся.

Старки в изумлении уставился на него.

— Значит, вы хотите проплыть через риф? Вы этого от меня хотите?

Первый луч утреннего солнца появился на небе, осветив верхний рангоут и заставив марс заблестеть, словно позолоченное распятие.

— А разве у нас есть выбор? — Болито серьезно посмотрел на него. — Плен, возможно, смерть для острастки, или… — Слова повисли в воздухе.

Старки кивнул.

— Не исключено, что в любом случае нас ждет смерть, но Бог мой, так у нас есть хотя бы шанс. — Он потер ладони друг о друга. — Полагаю, нам следует свистать матросов, чтобы умерить паруса перед поворотом. Если этого не сделать, нас может выбросить на подветренный берег.

Внезапно он усмехнулся, и его испещренное морщинами лицо будто помолодело не несколько лет.

— Бог мой, мистер как вас там зовут, я не хотел бы служить у вас, когда вы станете капитаном. Мои нервы долго не выдержат!

Болито грустно улыбнулся. Становилось светлее, взору открывались темные пятна на палубе в тех местах, где сражались и умирали люди; зазубренные щепы после выстрела из вертлюжной пушки. Ричард посмотрел на Идена.

— Проверь, как там мистер Хоуп. Попробуй влить в него немного бренди. — Он заметил, как вздрогнул юноша. — Только прошу тебя, не из бутылки мистера Трегоррена.

Когда Иден уже готов был спуститься по трапу, Болито добавил:

— И попробуй найти флаг. Хочу, чтобы «Сэндпайпер» предстал перед пиратом, неся свои настоящие цвета.

Дансер молча наблюдал за ним. Потом повернулся к Старки.

— Мне никогда не приходилось видеть его в таком настроении. Он намерен драться, и это не бравада.

Помощник штурмана подошел к поручням подветренного борта и сплюнул в пенящуюся воду.

— Что ж, друг мой, когда Говен увидит флаг, будет все в порядке. Это не то зрелище, которое доставит ему удовольствие.

На палубе появился Иден, неся сверток.

— Я нашел один, Дик. Был спрятан под б-бутылками с б-бренди в каюте.

— Как там лейтенанты? — поинтересовался Старки, надеясь, видимо, что найдется кто-то, кто возьмет на себя ответственность.

Иден замялся.

— М-мистеру Хоупу немного л-лучше. Мистер Трегоррен б-без изменений.

— Ладно. — Старки тяжело вздохнул. — Свистать всех к брасам. Больше откладывать нельзя.

Ухватившись за поручни на юте, Болито смотрел, как матросы бегут к брасам и фалам. Движения их были не совсем уверенными, словно они еще не совсем отошли от недавних потрясений.

Все это походило на сон. Сон о пиратах и молодых парнях, сражающихся с врагами родины. Но скоро сон превратится в кошмар. Верна только первая часть, подумал он. Маленький бриг, растерянная команда и зеленые мальчишки, которые руководят ей. Он вспомнил об отце, о капитане Конвее, серьезном и уверенном, поскольку у него есть возможность опереться на пушки и морской опыт.

— Поднять флаг, мистер Иден, — распорядился он. Его удивило, как формально прозвучали эти слова. — Приготовиться к повороту.

 

Глава 8. Сквозь риф

— Курс зюйд-зюйд-ост, сэр! Круто к ветру!

Ухватившись за коечную сетку, Болито смотрел, как «Сэндпайпер» глубоко зарывается в воду подветренным бортом. На палубу летели брызги и клочья пены. Подняв взгляд, Болито заметил, как под напором ветра грота-гик согнулся, словно лук. А матросы тем временем ставили новые паруса.

— Ветер немного свежеет, — заметил Старки. — Но устойчиво дует на норд-ост. Пока. — Хмуро добавил он.

Болито слушал его вполуха. Он наблюдал, как бриг то поднимается, то устремляется вниз при встрече с очередной волной. С момента, когда они развернули корабль, направив его позолоченную носовую фигуру в сторону берега, Ричард почувствовал, что нечто изменилось вокруг. Даже члены первоначального экипажа «Сэндпайпера», многие из которых несли на себе отметины и раны недавнего плена, подбадривая друг друга криками, старались изо все сил, ставя все паруса, до последнего клочка, только бы выдержали мачты. Только посмотрев на ют, они осекались. Возможно, думал Болито, они все еще помнят, как у поручней стоял их молодой капитан, и сдерживают эмоции, как бы боясь оскорбить его память.

Перекрывая гул парусов и рев ветра Дансер закричал:

— Дик, да он просто летит!

Болито кивнул, глядя, как форштевень врезается в крутую волну, и завеса брызг почти целиком покрывает носовую часть корабля.

— Точно. — Ричард повернулся. — Ты видишь фрегат? — Он ухватил Дансера за руку. — Да вот же он! И прибавляет парусов.

По мере того, как ночная мгла медленно отступала в сторону открытого моря, перед его взором открывались брамсели и марсели чужого судна, очертания которого медленно менялись, поскольку оно ложилось на другой галс, намереваясь преследовать их. Болито указал на флаг, ярко выделяющийся на фоне прозрачного неба.

— Похоже, мистер Старки был прав: наши враги встрепенулись!

Старки подошел к наветренному борту. Ему пришлось слегка наклониться, чтобы удержаться на накрененной палубе.

— Я держу так круто к ветру, насколько возможно. Еще чуть-чуть, и корабль перестанет слушаться руля.

Болито вынул подзорную трубу из ниши в нактоузе и направил ее на землю. Наводя трубу сквозь паутину снастей и вибрирующих фалов, он заметил лица некоторых моряков, с тревогой наблюдающих за ним. Интересно, пришла ему в голову мысль, о чем они думают, видя, что бриг повернул берегу — месту, с которого начались их мучения и унижения. Потом Ричард увидел мыс. Резко выдающийся вперед, весь в пене от накатывающей череды волн, он походил на таран римской триремы. Вид совсем отличался от того, каким предстал перед ним тогда, с борта катера. Болито понадобилось усилие, чтобы заставить себя понять, что это происходило всего лишь вчера. Море казалось более бурным, и, подгоняемое порывистым ветром, ожесточенно устремлялось на ожерелье прибрежных скал, словно в надежде сровнять их с землей. Послышался отдаленный грохот. Обернувшись, мичман увидел, как ветер уносить прочь появившееся над фрегатом облако дыма.

— Просто предупредительный выстрел, — сказал Старки. — Волнение слишком сильное, чтобы рассчитывать попасть в нас с такого расстояния.

Болито не ответил. Он смотрел, как заполоскал огромный фок фрегата, поскольку капитан начал приводить корабль к ветру. На мгновение тот почти замер, потом фок снова забрал ветер, и фрегат ринулся вперед, накренившись по самые крышки портов подветренного борта.

— Они хотят подрезать нас с кормы, Дик, — произнес Дансер.

— Да. Попытаются выиграть у нас ветер. — Он не отрывал глаз от фрегата, пока они не заслезились от напряжения. — Но это означает, что в момент огибания мыса фрегат окажется ближе к берегу, чем мы.

Дансер серьезно посмотрел на него.

— Ты думаешь, нам действительно удастся это сделать?

— Вы бы лучше спросили, сможем ли мы ходить по воде, аки по суху! — заявил Старки. Он схватил штурвал и навалился на него, помогая рулевому. — Держи курс, черт побери! — рявкнул помощник штурмана.

Снова грохот. На этот раз Болито разглядел пунктирную черту из белой пены, которую оставило на хребтах волн пролетевшее за кормой ядро. Он посмотрел на шестифунтовки «Сэндпайпера». Незаменимые в скоротечных схватках с торговыми кораблями противника, пиратами или контрабандистами, против фрегата они были бесполезны.

— Пошли наверх еще одного впередсмотрящего, Мартин. — Он пошатнулся при внезапном движении палубы под ним. — «Горгона» может показаться в поле зрения. Но никаких признаков большого семидесятичетырехпушечного корабля не наблюдалось. Только преследующий их фрегат, да проступающие на дальнем берегу залива очертания острова. Как и прежде, в первых лучах солнца остров выглядел удивительно спокойным и мирным, и трудно было поверить в то, что здесь произошло. Старки говорил, что даже сейчас на острове полно несчастных рабов — молодых мужчин и женщин, согнанных сюда торговцами из разных районов Африки. А сколько их уже было отправлено на запад, в Америку? Если повезет, они закончат свои дни в относительно сносных условиях, в качестве домашней прислуги. Менее удачливым предстоит влачить почти животное существование. Когда их силы иссякнут, и они не смогут приносить пользы, их попросту спишут в расход.

Болито приходилось слышать, что невольничьи корабли, подобно испанским галерам, оставляют за собой в море след из ужасной вони — запаха людей, сбитых в плотную массу, лишенных возможности двигаться и пользоваться хотя бы элементарными удобствами.

Бум-м-м! Ядро просвистело над палубой, и, словно стальной кулак, прорвало фор-марсель.

— Уже ближе. — Старки стоял, засунув большие пальцы рук за пояс, и смотрел на фрегат. — Они теперь быстро догоняют нас.

— Эй, на палубе! Слева по носу буруны!

Старки подскочил к поручням и поднес к глазу подзорную трубу.

— Так и есть. Это первая линия рифов. Он повернулся к рулевому. — Дай ему немного увалиться!

Заскрипел штурвал, возмущенно захлопали брамсели.

— Зюйд-ост, сэр!

— Так держать!

Каждое движение брига, способ, которым его такелаж и рангоут трепетали, выказывая свой протест, говорили Болито, что корабль не хочет входить в мелкие воды и пересекать полосу отливного течения.

— Лучше убавить парусность, — сказал Старки.

— Если мы пойдем на это, — почти с мольбой в голосе произнес Болито, — нас догонят прежде, чем мы подвергнемся любой другой опасности.

— Как скажете, — помощник штурмана смерил его невозмутимым взглядом.

Из люка вынырнул Иден. При взгляде назад, на врага, глаза его округлились от страха.

— Дик, мистер Хоуп п-просит тебя п-прийти.

Он пригнулся, когда ядро, выпущенное из погонного орудия фрегата, плюхнулось в воду рядом с носом брига, подняв целый фонтан брызг, словно вынырнувший кит.

— Идем, — кивнул Болито. — Сообщите мне, если что-нибудь случится.

Старки, не отрываясь, смотрел через трубу на ближайшую гряду бурунов. Позволив кораблю увалиться еще немного под ветер, он направил его бушприт и сужающийся к концу утлегарь прямо на линию безумолчно шумящего прибоя.

— Не беспокойтесь, — бросил через плечо Старки, — дам знать, если что.

Болито наощупь спустился по темному трапу и вошел в крошечную, размером со шкаф, каюту. Хоуп лежал на койке. Когда Болито склонился над ним, глаза лейтенанта оживились.

— Я слышал, четвертый лейтенант нездоров? — лицо раненого было серым, как пепел. — Проклятье, почему он промедлил с атакой? — Его речь была сбивчивой. — Мое плечо. Боже, они отнимут мне руку, когда мы вернемся на корабль. — Боль и отчаяние, похоже, заставили его собраться. — Вы справляетесь?

— У нас есть хороший помощник штурмана, сэр, — Болито заставил себя улыбнуться. — А мы с мистером Дансером стараемся изображать из себя ветеранов.

В душную каюту проник глухой гром еще одного выстрела, и Болито вздрогнул, когда ядро с шумом упало рядом с бортом. Слишком близко.

— Вы не можете сражаться с фрегатом! — выдохнул Хоуп.

— А вы предлагаете мне спустить флаг, сэр?

— Нет! — Лейтенант закрыл глаза и застонал от боли. — Я не знаю. Знаю только, что должен помогать вам. Делать что-нибудь, а не …

Болито с новым чувством наблюдал за его отчаянием. Хоуп, пятый лейтенант, был ближе к нему, чем прочие офицеры. Он скрывал симпатию, которую испытывал к состоящим под его командой мичманам, под личиной жесткости, иногда даже выглядевшей как жестокость. Но его постоянное пребывание в среде мичманов делало эту непривлекательную сторону его натуры необходимой, даже полезной. Как неоднократно он говаривал, «корабль нуждается в офицерах, а не в детях». И вот теперь сам лежит здесь, раненый и беспомощный.

— По возможности, я буду обращаться к вам за советом, сэр, — негромко сказал Болито.

С запятнанной кровью койки поднялась рука и сжала ладонь мичмана.

— Спасибо. — Хоуп едва мог сфокусировать взгляд. — Да пребудет с вами Господь!

— Эй, внизу! — раздался голос Дансера. — Фрегат выдвигает орудия правого борта!

— Иду!

Болито устремился к трапу. Он думал о Хоупе, обо всех них.

За считанные минуты, которые он провел внизу, солнце успело залить ярким светом берег и покрытое бесконечной чередой бурунов море.

— Ветер зашел немного в корму! Совсем чуть-чуть. Однако фрегат, как кажется, догоняет нас!

Болито взял у матроса подзорную трубу и пристроил ее на коечную сетку. Фрегат находился не далее чем в миле с левого траверза, его паруса были туго выбраны, а орудия батареи правого борта торчали над полоской пены, словно черные зубы. Ричард заметил, что очертания фрегата стали немного меняться — он принял немного круче к ветру. Солнечный свет ярко освещал орудия и блестел в линзах подзорных труб, а на грот-мачте развевался большой черный флаг. Можно было даже различить название фрегата, выведенное потрепанным в бурях орнаментом на носу: «Пегасо». Возможно это настоящее его имя, под которым он ходил в составе испанского флота.

— Они открыли огонь!

Череда ярких оранжевых язычков вырвалась из портов фрегата, и выпущенные нестройным залпом ядра упали за кормой «Сэндпайпера», хотя некоторые пронеслись у него над ютом.

— Изменить курс, мистер Старки, — сказал Болито. — Два градуса к ветру, если возможно.

Спарки открыл рот, чтобы возразить, но передумал. Он заметил едва выступающие из воды скалы справа по борту. Достаточно далеко, но это означало, что они попались в ловушку. Запутались среди рифов, как муха в паутине.

— К брасам! Выбирай, ребята! — это пришел на помощь Дансер. — Тяни!

Каждая снасть и каждый парус стонали и скрипели от напряжения, пока нос не повернулся, взяв направление на другой участок суши.

Раздался еще один разрозненный залп; не причинив вреда, ядра упали за кормой, вызвав тем восторженное ура вахтенного матроса, не подозревающего, в каком опасном положении они оказались.

— Найди лучшего канонира, Мартин! Скорее! — закричал Болито.

— Курс зюйд-зюйд-вест, сэр! — в голосе рулевого слышалось напряжение.

— Отлично.

Старки изумленно повернулся навстречу седому моряку в залатанных брюках и с повязкой на лбу из разорванной рубашки.

— Тэйлор, сэр.

— Хорошо, Тэйлор, — сказал Болито. — Отбери самых лучших людей в два расчета, и займись крайними с кормы шестифунтовками правого борта.

Тэйлор заморгал, глядя на мичмана. Скорее всего, ему показалось, что Болито спятил. Если уж на то пошло, то враг-то с другой стороны.

Болито говорил быстро, он не думал ни о чем, кроме фрегата и положения «Сэндпайпера» по отношению к нему. Ричард старался вспомнить все, что вкладывали или вбивали в его голову, начиная с двенадцати лет.

— Зарядить книппелями. Знаю, что это опасно. Но я хочу, чтобы вы по моей команде влепили их в нос фрегату.

Тэйлор спокойно кивнул.

— Есть, сэр. — Он покачал запачканным в смолу пальцем. — До меня дошло, что вы затеяли, сэр.

Он не спеша ушел, выкрикивая на ходу имена, и принялся обследовать орудия на юте.

Болито посмотрел Старки прямо в глаза.

— Я намерен развернуть корабль и снова пройти через риф. Фрегат последует за нами. Это сулит ему выигрыш ветра.

Старки угрюмо кивнул.

— Всего на несколько секунд он окажется под дулами наших орудий, — Болито улыбнулся, едва раздвинув онемевшие губы. — Так и есть. Он не ожидает, что мы станем драться. Не сейчас.

Старки смотрел вперед взглядом человека, ищущего выход.

— Думаю, я знаю проход. Не слишком широкий. — Он взмахнул кулаком. — Не уверен насчет глубины. Несколько саженей, не больше, насколько я могу судить.

Стуки и позвякивание подсказали Болито, что Тэйлор и его люди почти готовы. Неожиданно раздавшийся грохот пушек заставил его понять, что фрегат по-прежнему намерен нанести повреждения «Сэндпайперу», заставив тем его тем самым принять бой.

— Не сейчас, друг мой, — пробормотал он.

Свист ядра и последовавшее за тем падение на палубу разорванных концов снасти и блоков заставили Старки опустить подзорную трубу. Корпус болезненно вздрогнул, и Болито понял, что они получили первое прямое попадание. Он повернулся к Старки, услышав, как тот сказал:

— Пора.

Ричард вытер лоб рукавом. Пот буквально заливал глаза.

— К брасам! Приготовиться к повороту! — Затем кивнул расчетам орудий. — Накатывай!

Он сцепил за спиной руки, словно пытаясь силой хватки укрепить свой дух. Болито понимал, что Дансер и многие другие у брасов наблюдают за ним. Возможно, пытаются прочитать по его лицу свою собственную судьбу. До него долетели слова старого канонира:

— Только не забудьте, парни. После поворота мы окажемся с подветра у этой сволочи. Когда корабль приподнимет на волне, у вас будут самые лучшие шансы.

Ветер вдруг спал, и на мгновение звуки моря и парусов стихли. Сквозь толчею мыслей Болито уловил вдруг иной звук — это Трегоррен ревел, словно издыхающий бык. Ощущение безвыходности, безнадежности ситуации, в которой они оказались, делало мысль о мучениях лейтенанта какой-то лишенной смысла. Болито заставил себя вернуться к реальности.

— Переложить руль! К повороту!

Раскачиваясь, словно пьяный, под напором ветра и череды волн, «Сэндпайпер» повернул нос и стал, наконец, слушаться руля и парусов.

Шум был просто невообразимый, так что когда «Пегасо» выпустил из погонного орудия одинокое ядро, звук выстрела почти потонул в хлопках парусов, реве снастей и визге блоков.

Болито видел, как матросы у наветренных брасов тянут с такой силой, что их тела под углом наклоняются к палубе. Другие спешили помочь товарищам у фалов и на реях, и когда последние окончательно развернулись, паруса забрали ветер и сделались под его напором твердыми, как сталь.

Болито старался не смотреть на рифы и на Старки, который залез на ванты, чтобы удобнее было следить за приближением корабля к линии пенящихся бурунов.

Еще несколько разорванных случайным попаданием с «Пегасо» снастей упали на палубу, один конец хлестнул по плечу старого канонира, Тэйлора.

Курс меняется, потом еще немного; мачты и реи натужно скрипят пока бриг ложится на другой галс. Море лижет фальшборт с подветренной стороны, несколько минут назад смотревшей на противника.

Бум-м! Ядро прочертило след по воде и с ужасной силой ударило в корпус, заставив некоторых моряков издать тревожные крики.

— Приставьте несколько человек к помпам! — Болито слышал собственный голос, выкрикнувший приказ, но ему казалось, что он только наблюдает за всем со стороны, не принимая участия в происходящем. Мичман с ледяным спокойствием наблюдал, как противник заходит с кормы, вернее, это было результатом резкого маневра самого «Сэндпайпера».

— Приготовиться! — голос его потерялся в окружающем шуме, и ему пришлось напрячь горло. — По готовности! Пли!

Он видел, как пришел в движение огромный фок «Пегасо» — это его капитан решил сменить галс, чтобы последовать за бригом.

Болито знал, что Тэйлор в данный момент склоняется над одной из пушек, но не смотрел на него. Послышалось шипение фитиля, и Ричард вздрогнул, когда грохот выстрела раскатился над водой. Он увидел, как фок «Пегасо», сморщился, и в нем, как по волшебству, появилась большая дыра. Благодаря сильному натяжению под воздействием ветра и внезапной перемены курса, дыра стала разрастаться во всех направлениях, и парус разлетелся на клочки.

— Они все еще поворачивают, сэр! — раздался крик Старки.

В мысли Болито, словно пила, врезался голос впередсмотрящего:

— Буруны слева по борту, сэр!

Но он не мог думать ни о чем, кроме своей неудачи. Книппель вывел из строя парус, но на общее движение судна это не повлияло.

Еще раз через линию рифов, и Болито поймал себя на мысли, что не сомневается в способности Старки сделать это, но все равно пират догонит их и возьмет на абордаж.

Тэйлор поспешил к другому орудию. Лицо его застыло в напряжении. Ожесточенно жестикулируя выпачканным в смоле большим пальцем, он показывал, куда довернуть пушку с помощью ганшпуга и талей. Прищурив глаз, он застыл над стволом.

— Полегче! Теперь давай, крошка!

Фитиль поднесли к запальному отверстию, и с жутким грохотом пушка отпрыгнула назад. Клубы дыма втягивались через порт внутрь, едким туманом расползаясь по палубе.

Болито ждал, словно завороженный. Прошла, казалось, вечность, на самом же деле — несколько секунд. Точно посланный снаряд врезался в нос фрегата, и Ричард увидел, как кливер и стаксель свалились вниз, словно лохмотья.

Эффект сказался немедленно. Пойманный в середине перемены галса, с парусами, уже потерявшими ветер, «Пегасо» сильно накренился и зарылся в воду по самые порты, поскольку продолжал еще слушаться руля. Услышав крики с подветренного борта, Болито поспешил к коечным сеткам. С комком в горле он наблюдал, как буквально в ярдах от борта «Сэндпайпера» вырастает покрытая зеленым мхом скала. За эти короткие мгновения в памяти его запечатлелись и очертания скалы, и даже маленькая черная рыбка, старавшаяся удержаться вопреки ветру и течению под защитой рифа, способного содрать с корабля киль с легкостью, с которой счищают кожуру с апельсина.

Оторвавшись от этого зрелища, Ричард поглядел на Дансера. Тот был бледен, на лице его застыли брызги, а расширенные глаза неотрывно наблюдали за положением противника. «Пегасо» покачнулся, словно с другого борта на него обрушился шквал, затем выпрямился, и тут его грот-брам-стеньга затрещала и рухнула на палубу, увлекая за собой переплетение снастей и парусов.

— Вы это видели? — как одержимый закричал Старки. — Он наскочил на риф! — Он охрип от возбуждения и восторга. — Наскочил, о Боже! Наскочил!

Болито не мог отвести глаза. Хотя фрегат и лишился тяги передних парусов в середине перемены галса, удар о скалу оказался, должно быть, сильным. Всего несколько ярдов, а какой результат! Болито представлял, какая суета сейчас на палубе фрегата, как матросы спускаются в трюм, чтобы оценить размеры повреждения.

Достаточно будет уже падения брам-стеньги и сильной течи, решил для себя Болито. Но фрегат все-таки продолжал двигаться, и, прикрывая глаза от яркого света, он увидел, как погонное орудие выплюнуло язык оранжевого пламени, и перелетевшее через него с ужасным свистом ядро обрушилось на полубак брига, словно гигантский молот. В разные стороны полетели обрывки тросов и щепы, а три моряка, крича, забились в конвульсиях у фальшборта, пятная палубу кровью. Другое ядро прошило корпус и срикошетило от воды, палуба корабля вздрогнула, будто пытаясь свалить с ног стоящих на ней моряков.

— Помогите раненым! — распорядился Болито. — Попросите мистера Идена спустить их вниз!

Ему вдруг представился отец Идена, принимающий в своем маленьком кабинете людей, страдающих от подагры и болей в желудке. Мог ли тот представить себе, что его двенадцатилетнему сыну придется волочить к трапу раненого матроса, оставляющего за собой кровавый след.

— Фрегат вот-вот возьмет нас на абордаж! — отчаянно завопил Дансер. Он даже не обернулся, когда над ютом просвистело новое ядро, проделавшее очередную дыру в парусах. — И это после всего, что мы сделали!

Болито окинул взглядом его и стоящих рядом. Задор битвы, ее пафос, быстро таяли. Да и кто мог бы осудить их за это? Несмотря на произошедшее, «Пегасо» переиграл их. Фрегат прошел риф, и на палубе его уже заблестели кортики — это матросы, бросив пушки, готовились к абордажу. В памяти мичмана всплыл рассказ Старки о том, что произошло с офицерами «Сэндпайпера», о пытках и мучительной смерти.

Он выхватил тесак и закричал:

— Приготовиться! Все на правый борт!

Взгляды, направленные на него, выражали недоумение и отчаяние. Болито вспрыгнул на ванты наветренного борта и погрозил «Пегасо» тесаком.

— Нас без боя не возьмешь!

Общая картина словно распадалась на отдельные частички мозаики. Человек, выхватив клинок и потрясая им, смотрит на фрегат. Другой пересекает палубу и подходит к тому, кто является, возможно, его лучшим, единственным другом. Ни единого слова. Только лица, говорящие больше, чем любые слова. Иден у люка, с лицом бледным как мел. Его сорочка запятнана кровью. Пока чужой. Дансер. Волосы позолочены солнцем, подбородок вскинут, рука тянет из ножен кортик. Болито заметил, что другой рукой Мартин мертвой хваткой схватился за бриджи, стараясь унять дрожь в теле. Матрос, раненый при атаке на бриг, лежит, привалившись к шестифунтовке. Ноги у него в бинтах, но руки проворно заряжают пистолеты и передают их товарищам.

С переполненной палубы «Пегасо» слышится похожий на звериный рык: фрегат поравнялся с ними, тень от его мачт и реев бежит по воде, словно пытаясь схватить и проглотить бриг.

Болито моргнул и утер заливающий глаза пот; он увидел вдруг, как из открытого порта фрегата вылез человек. За ним другой. Они выбрались наружу, обогнув вороненое дуло орудия. В других портах тоже появились фигуры, лезущие на борт. Это было похоже на то, как крысы вылезают из водосточной трубы.

— Они пытаются сбежать, сэр! — воскликнул Старки. Он схватил мичмана за руку и подтащил к коечной сетке. — Вы только посмотрите на это!

Болито стоял рядом с ним, не в силах вымолвить ни слова. Все новые и новые люди выскальзывали из портов и рассыпались по сторонам, словно помол на мельнице.

Говен, фанатичный капитан «Пегасо», наверняка поставил охрану у каждого люка, хотя знал, что повреждение, полученное его вовлеченным в безнадежную, сумасшедшую погоню кораблем, смертельно.

Старки наблюдал, как нос фрегата оседает под весом вливающейся внутрь воды, как на верхней палубе, где все, наконец, осознали, что происходит, начинается паника.

— Вот, наденьте мундир, — бросил он. И даже помог Болито привести в порядок его воротник с белыми нашивками.

Он показал на «Пегасо», начавший разворачиваться, поскольку осевший корабль уже не слушался руля.

— Я хочу, чтобы он видел вас, и молю Бога, чтобы тот воздал ему за все, им содеянное.

Болито вопросительно посмотрел на него, и Старки пояснил:

— Хочу, чтобы он знал, что его побил всего лишь мичман! Мальчишка!

Болито отвернулся. Его уши наполняли звуки разрушающегося корабля, который под всеми парусами продолжал поворот, разворачиваясь бортом к волнам. Он слышал, как пушки срываются с брюков и врезаются в противоположный борт, как падают части рангоута, погребая испуганных людей под массой дерева и парусины.

— Убавить парусов, Мартин, — услышал он свой собственный голос. — Свистать всех наверх.

Ричард чувствовал, что его трогают за плечи, люди окружают его, улыбаясь и размахивая руками. Некоторые плакали.

— Эй, на палубе! — раздался крик забытого всеми впередсмотрящего. — Справа по носу парус, сэр! — И после небольшой паузы: — Это «Горгона»!

Болито помахал ему рукой и повернулся к пирату. Фрегат опрокинулся, и море вокруг него было покрыто плавающими и ныряющими головами. Там, где на воде не было солнечных бликов, он заметил какое-то движение, направленное поперек волн: это к тонущему кораблю приближались острые треугольники акульих плавников. До ближайшего берега было около мили. Сомнительно, чтобы кому-нибудь удалось его достичь.

Ричард направил трубу на «Горгону». Когда он увидел ее могучий черный корпус и возвышающуюся пирамиду парусов, огибающие ближайший мыс, глаза его увлажнились. Еще минуту назад ему казалось, что с ним все кончено, и он не мог скрыть обуревающие эмоции.

— Какого черта тут твориться!? — раздался за его спиной громовой голос. Лейтенант Трегоррен стоял на трапе, наполовину высунувшись из люка. С покрытым пятнами, землистого цвета лицом и всклокоченными волосами он был похож на покойника, восставшего из могилы.

Болито чувствовал, что не в силах совладать с собой. Ему хотелось плакать и смеяться одновременно, и нелепый вид Трегоррена, мысль о его абсолютной беспомощности во время боя, сломали последнюю преграду.

— Простите, что потревожили вас, сэр, — ответил он дрожащим голосом.

Трегоррен повернулся к нему, пытаясь сфокусировать взгляд красных от ярости глаз.

— Потревожили?

— Именно, сэр. Но у нас тут произошло сражение.

— Позовите мистера Идена, — спокойно произнес Старки, — боюсь, лейтенанту опять стало плохо!

 

Глава 9. Без чести

Капитан Бивз Конвей стоял у открытого окна кормовой галереи, прикрыв глаза ладонью для защиты от слепящих солнечных бликов. Через окно был виден отбитый бриг, легко покачивающийся на волнах, его коричневатые паруса едва шевелились, когда корабль склонялся над собственным отражением в воде.

Через несколько часов после опаснейшего прохода «Сэндпайпера» через риф и гибели фрегата ветер стих, так что тяжелая «Горгона» и ее маленький консорт почти заштилели. Колеблясь в жарком мареве на горизонте, берег был еще виден, но недоступен, как если бы находился за тысячи миль.

Конвей медленно повернулся и посмотрел на людей, стоящих у переборки. Трегоррен, массивный, с красными глазами. Его тело сотрясала дрожь, а лицо по-прежнему имело пепельный цвет. Три мичмана и помощник штурмана, мистер Старки, стояли чуть в сторонке. Первый лейтенант, Верлинг, тоже был здесь, его нос пренебрежительно вскинулся, когда капитанский вестовой предложил по стакану мадеры взъерошенным и помятым гостям. Капитан взял красивый бокал с подноса. На стекле заиграли солнечные блики.

— Ваше здоровье, джентльмены! — Он последовательно посмотрел на каждого. — Не могу выразить, как я счастлив вновь видеть «Сэндпайпер» в составе флота. — Он повернулся, прислушиваясь к отдаленному стуку молотков, разносившемуся над водой, — это продолжалась работа по устранению повреждений, причиненных огнем «Пегасо». — При случае я намерен отправить бриг в Гибралтар с донесениями для адмирала и моим рапортом. — Взгляд капитана остановился на Трегоррене. — Захватить стоящее на якоре судно — дело не из простых. Совершить это, и проявить невероятные способности, отправив на дно вражеский фрегат, — это достойно внимания их сиятельств лордов Адмиралтейства. — Трегоррен, не отрываясь, смотрел в точку, находящуюся где-то за плечом капитана.

— Спасибо, сэр.

Глаза капитана обратились на мичманов.

— Ваше участие в недавних событиях прибавит вам опыта, что благотворно скажется как на вашем собственном развитии, так и пойдет на пользу флоту в целом.

Болито кинул быстрый взгляд на Трегоррена. Лейтенант по-прежнему не сводил глаз с одной точки, и казалось, был близок к новому приступу рвоты.

— При первых лучах света, — продолжил капитан безапелляционным тоном, — когда вы подошли к рифу, я вел поиск на южном направлении. Совершенно случайно нам встретилась тяжелая дхоу, до планшира груженая черным деревом.

— Рабами, сэр? — воскликнул Старки.

— Рабами, — холодно взглянув на него, ответил капитан. Он повел рукой, держащей стакан. — Я высадил на судно абордажную партию, и теперь оно стоит на якоре за тем мысом. — Его губы тронула едва заметная улыбка. — Рабов мы высадили на берег, хотя не знаю, можно ли это считать благодеянием для них. — Улыбка исчезла. — Мы потеряли слишком много времени и слишком много хороших парней. Для осады крепости потребуется армия, да и то неизвестно, чем все кончится.

Он прервался, поскольку за дверью раздался крик стоящего на часах морского пехотинца:

— Хирург, сэр!

Вестовой поспешил открыть дверь и вошел Лэйдлоу, старательно вытиравший руки куском ткани.

— Ну? — резко спросил капитан.

— Вы хотели знать, сэр. Мистер Хоуп спит. Я вынул пулю, и хотя сомневаюсь, что лейтенант когда-нибудь полностью оправится от раны, руку мне удалось спасти.

Болито глянул на Дансера с Иденом и улыбнулся. Это уже что-то. Остальное было не так страшно, даже кошмар, разыгравшийся, когда Трегоррен понял, что в решающей схватке обошлись без его участия. Ричард перевел взгляд на Старки, который почти с ненавистью смотрел на Трегоррена.

— С наступлением сумерек ветер должен возобновиться, как заверил меня мистер Тернбулл, и мы встретимся с нашим новым призом. На рассвете я намерен направить «Сэндпайпер» в погоню за дхоу в направлении крепости. «Горгона», разумеется, будет готова прийти на помощь.

Болито осушил еще один стакан мадеры, не заметив, что вестовой успел еще раз наполнить его. Желудок у него был почти пуст, так что вино вызвало у него легкое головокружение и ощущение легкости. Бесспорно было одно: капитан не намерен был отступать перед пиратами, занимавшими остров. С возвращением «Сэндпайпера» у него появился новый инструмент достижения цели. Наблюдатели с крепостной батареи должны были ясно видеть, как бриг посадил их лучший корабль на рифы.

— Все ясно? — рявкнул Верлинг.

— Они подумают, что мы гонимся за грузом рабов, — воскликнул Болито, — и будут слишком заняты «Сэндпайпером», чтобы обратить внимание на дхоу, не так ли, сэр?

Капитан посмотрел на него, потом на Трегоррена.

— Что вы думаете, мистер Трегоррен?

Лейтенант, похоже, старался выйти из транса.

— Да, сэр. Это будет …

— Ладно, — кивнул капитан. Он снова подошел к окну и бросил продолжительный взгляд на бриг. — Мистер Старки, возвращайтесь на корабль и будьте готовы помогать офицеру, которого я назначу командовать бригом. Отплываете по моему приказу. — Он развернулся. — Уверяю вас: если бы у меня были подозрения, что вы причастны потере «Сэндпайпера» по причине трусости или бездействия, вы бы не стояли сейчас здесь, и ваши шансы на продвижение по службе были бы равны нулю. — Капитан улыбнулся. Это усилие словно сделало его старше. — Вы проявили себя очень хорошо, мистер Старки. Мне хотелось бы, чтобы вы остались под моей командой. Но, думаю, когда вы предстанете перед начальством, ваши заслуги получат более ощутимое признание.

Он кивнул:

— Выполняйте, джентльмены.

Пока они направлялись к выходу из каюты, капитан уже погрузился в разговор с Верлингом и хирургом.

Болито пожал огрубевшую ладонь Старки и воскликнул:

— Рад за вас! Если бы не ваше искусство и не смелость, когда вы приняли идею, которую большинство людей сочли бы просто бредовой, мы бы не оказались здесь!

Старки задумчиво посмотрел на него, словно пытаясь понять нечто, ускользающее от его разумения.

— А если бы не вы, я сидел бы сейчас в кандалах и ждал смерти. — Он проводил глазами Трегоррена, промчавшегося мимо них по пути к трапу, ведущему к офицерской кают-компании. — У меня было желание высказаться. — Взгляд его помрачнел. — Но поскольку вы промолчали, я почел за лучшее держать язык за зубами. Он бесчестный человек!

— Это же н-неправильно, Д-дик! Ему п-поверят! — почти плача, сказал Иден. — Он т-только с-стоял и с-слушал!

— Полагаю, капитан знает больше, чем говорит, — вмешался Дансер. — Я наблюдал за ним. Осознание истинной цены победы боролось в нем с нежеланием принизить ее завистью и стыдом. — Он улыбнулся Идену. — А тут еще замешан мичман, пытавшийся отравить своего командира!

— Согласен, — кивнул Болито. — А теперь, пойдемте перекусим. Меня сейчас устроит все, что угодно, даже корабельная крыса.

Они уже повернулись к трапу, но вдруг застыли как вкопанные.

Путь им преграждал человек, одетый в не по размеру сшитый лейтенантский мундир.

— Болтаетесь без дела? Да, не те пошли мичманы, что были в мое время! — заявил он.

Они окружили его.

— Джон Гренфелл! — закричал Болито. — Но мы думали, что ты мертв!

Гренфелл стиснул его руку.

— Когда «Афины» пошли ко дну, некоторые из нас попытались спастись на плавающих обломках. Мы связали их воедино, сделав что-то вроде небольшого плота, и не знали, что ждет нас. — Он опустил глаза. — Большинство из наших погибло. Те, кому повезло — от ядер, остальные — от акульих зубов. Третьего лейтенанта разорвали на части прямо у нас на глазах. — Гренфелл вздрогнул, будто пытаясь стряхнуть прочь тяжелые воспоминания. — Нас вынесло на берег. Мы стали пробираться вдоль побережья. Прошла, казалось целая жизнь, когда мы обнаружили причаливший корабль, «красных курток» Дьюара, дхоу, набитую стенающими рабами, арабскую команду и двух португальских торговцев, настолько перепуганных, что они, видно, не сомневались в своем неизбежном конце. — Он отряхнул позаимствованный им мундир. — Так что меня сделали исполняющим обязанности шестого лейтенанта. Это пойдет на пользу, когда настанет время держать экзамен на лейтенантский чин.

Гренфелл поднял глаза, глядя куда-то вдаль.

— Но если у меня будет шанс расквитаться, они сполна заплатят мне за все.

— Главное, ты жив, — спокойно сказал Болито.

Старки зевнул.

— Кажется, я мог бы проспать целый год, — заявил он. — Сэр, — добавил он, с усмешкой поглядев на Гренфелла.

— Полагаю, вам стоит немного отдохнуть, — сказал Гренфелл, провожая их до трапа. — У меня такое чувство, что завтра будет еще жарче, чем сегодня, при чем во всех отношениях!

Знание погоды не изменило мистеру Тернбуллу. Ко времени, наступила первая «собачья» вахта, оба корабля уже дали ход, подставив паруса бризу. Через час задул устойчивый прохладный северный ветер, и когда моряки собрались на юте, его дуновение освежало, как глоток тоника после жаркой духоты межпалубного пространства.

Лейтенанты и офицеры морской пехоты стояли у кормового трапа, следя за капитаном, который совещался о чем-то с Верлингом и штурманом.

Унтер-офицеры сновали между построенными матросами, выкликивая имена и проверяя оружие, а с нижней палубы до Болито доносился визг точильных камней — это помощники канонира точили лезвия кортиков и абордажных топоров. Как и всегда, этот звук заставил его поежиться.

— На палубе! — раздался крик впередсмотрящего. — Слева по носу стоящее на якоре судно!

Дансер посмотрел на паруса «Сэндпайпера». В лучах заката они казались розоватыми, а пробоин от ядер и заплат не было видно. Командовать бригом на время атаки был назначен второй лейтенант, Даллас. Об этом человеке Болито ничего не знал, и со времени прибытия на корабль сталкивался с ним буквально несколько раз. Но выбор капитана говорил о том, что он доверяет Далласу. Одновременно это свидетельствовало, что Конвей не вполне удовлетворен действиями Трегоррена во время последней операции.

Когда Болито провожал Старки, возвращающегося на бриг, помощник штурмана бросил взгляд в сторону медленно прохаживающегося капитана и усмехнулся.

— Вот так становятся пост-капитанами, мой юный друг, надо хорошо знать людей!

— Всем мичманам собраться на квартердеке! — прозвучала команда.

Они ринулись по переходному мостику, к ожидающему их у коечной сетки подветренного борта Верлингу. От нетерпения первый лейтенант притоптывал ногой.

— Для атаки нужно отобрать троих из вас. — Он жестом прервал Маррака, пытавшегося заговорить. — Не вы. Вы нужны в сигнальной группе. — Холодный взгляд Верлинга остановился на Болито. — Поскольку вы только что вернулись к исполнению своих обязанностей на корабле, я не вправе приказать вам принять участие. Мистер Пирс… — он повернулся к хмурому мичману с нижней батарейной палубы, — и …

Болито взглянул на Дансера. Тот быстро кивнул в ответ.

— Мистер Дансер и я пойдем добровольцами, сэр, — сказал Ричард. — Нам приходилось проходить у берега острова, это может оказаться полезным.

Верлинг криво улыбнулся.

— Теперь, когда мистер Греннфелл поднялся на первую ступеньку карьерной лестницы, вы трое, за исключением мистера Маррака, являетесь старшими. Так что почту за лучшее позволить вам пойти.

Из шеренги мичманов вдруг вышел Иден.

— С-сэр! Я т-тоже хочу пойти д-добровольцем!

Верлинг смерил его взглядом.

— Хватит мне тут заикаться, щенок! Встань в строй и заткнись!

Посрамленный Иден вернулся на свое место.

Первый лейтенант удовлетворенно кивнул.

— Шлюпки спустят, как только мы ляжем в дрейф. Все морские пехотинцы и шестьдесят матросов отправятся на этот плавучий ад.

— Капитан отобрал всех, без кого может обойтись, — прошептал Дансер.

— Если вас обойдет, мистер Дансер, — рыкнул Верлинг, — то после рейда вас ждет пять суток гауптвахты. Разговоры в строю!

Капитан, не спеша, словно прогуливаясь по бережку, подошел к ним. Он немного помолчал и спросил с безразличным видом:

— Все в порядке, мистер Верлинг?

— Так точно, сэр.

Конвей оглядел трех вышедших из строя мичманов.

— Будьте храбрыми. — Он посмотрел на первого лейтенанта. — Мистер Верлинг возглавит атаку, и будет рассчитывать на вашу поддержку, так же, как и я. — Капитан наклонился, выискивая глазами щуплую фигурку Идена. — А вы, мистер … хм…в силу ваших вновь открывшихся и, хм… неожиданных способностей, могли бы быть полезны в качестве помощника хирурга.

Ни он, ни Верлинг не выказали ни намека на улыбку.

Когда перевозка людей и оружия была закончена, наступила почти полная темнота. Даже не подойдя к большой дхоу Болито почувствовал отвратительный запах рабства. На борту же он был почти невыносимым. Спускаясь в трюм, матросы и морские пехотинцы поскальзывались на нечистотах и спотыкались о сломанные кандалы. Капралы майора Дьара встречали их внутри через определенные интервалы, указывая вновь прибывшим места, где им предстояло находиться до начала атаки. Это хорошо, что Идена не взяли, подумал Болито. Эта ужасная вонь, это жуткое путешествие могли заставить его заскулить, как щенка. Перегруженные из баркасов вертлюжные орудия были установлены на фальшбортах и на высокой корме.

В воздухе также ощущался аромат рома, и Болито предположил, что капитан почел за благо выдать идущим в бой по чарке укрепляющего средства. Болито и два других мичмана отправились на ют с докладом, что все прибывшие матросы и морские пехотинцы утрамбованы, как солонина в бочке.

В полутьме перекрестные ремни морских пехотинцев казались особенно белыми, поскольку их мундиры сливались с фоном. Вооруженный плеткой Хоггит, боцман с «Горгоны», отвечал за паруса и руль дхоу. Болито услышал, как один из моряков проронил невольно: «Ну точь-в-точь чертов работорговец, ни дать ни взять!»

— Выберите якорь и заставьте это судно двигаться, мистер Хоггит! Может ветер снесет эту проклятую вонищу! — Первый лейтенант повернулся навстречу темной фигуре, взобравшейся на ют. — Все готово, мистер Трегоррен?

— Значит и он с нами, черт его побери! — буркнул Дансер.

— Якорь выхожен, сэр!

Болито наблюдал, как два матроса управляются с большим рулевым веслом, применяемым вместо штурвала или румпеля. На мачтах поднялись непривычные латинские паруса, а моряки сыпали ругательствами, столкнувшись с незнакомым и казавшимся им идиотским такелажем.

Верлинг передал захваченный с собой шлюпочный компас боцману.

— Будем ждать своего часа. Оставайтесь на достаточном расстоянии от берега. В мои планы не входит закончить атаку так, как тот фрегат закончил свою, а, мистер Трегоррен? Это, должно быть, произошло за считанные минуты.

Трегоррен словно поперхнулся.

— Так и было, сэр, — выдавил он.

Верлинг переменил тему.

— Мистер Пирс, подайте фонарем сигнал на «Горгону».

Болито увидел, как мелькнул свет: это Пирс приподнял задвижку. Капитан Конвей поймет, что они отправились. В подсветившем компас тусклом луче Болито разглядел характерный профиль Верлинга, и неожиданно почувствовал удовлетворение, что ими командует именно первый лейтенант. Интересно, как поведет себя Трегоррен: продолжит вводить всех в заблуждение или признает, что не причастен к уничтожению «Пегасо»?

Его размышления прервал голос Верлинга.

— Если вам нечем заняться, можете вздремнуть до поры. В противном случае я найду для вас дело, даже на этом судне!

Скрытый от глаз темнотой, Болито ухмыльнулся во весь рот:

— Есть, сэр! Спасибо, сэр!

Он сел, прислонившись к старинной бронзовой пушке и опустив подбородок на колени. Дансер присоединился к нему, и они вместе стали смотреть на далекие, бледные звезды, на фоне которых огромные паруса дхоу казались распростертыми могучими крыльями.

— Вот мы и снова в деле, Мартин.

Дансер вздохнул.

— Зато мы вместе. И это главное.

 

Глава 10. Имя, которое стоит помнить

— Ветер снова сместился, сэр!

Грубый голос боцмана заставил Болито толкнуть Дансера локтем и разбудить его. Он увидел, что Верлинг и Трегоррен совещаются у компаса, а взглянув на истрепанный флюгер на грот-мачте, заметил, как тот ожил под новым порывом ветра. Небо уже серело, и, вскочив на ноги, Ричард обнаружил, что все его члены страшно затекли.

— Так или иначе, мы где-то недалеко от мыса, — убежденно заявил Верлинг. — Его рука, четко выделяясь на фоне неба, вскинулась, указывая в сторону. — Вот! Я вижу буруны! — Рука повернулась. — Эй, мичманы, отправляйтесь вниз и поднимайте людей. Мои наилучшие пожелания майору Дьюару, и предупредите, что мы проходим совсем рядом с берегом. Я не хочу, чтобы на палубе появлялись пехотинцы или моряки, кроме тех, кого вызовут.

Заскрипел блок, и Болито увидел, как над передним латинским парусом поднимается большой флаг. В свете дня он будет выглядеть черным, таким же, как знамя, развевавшееся над «Пегасо». Ричард похолодел, несмотря на обуревавшее его возбуждение.

— Пойдем, Мартин, нам лучше поторопиться.

Сдерживая подкатывающую рвоту и закрыв рукавом нос и рот, он нырнул в толстое чрево трюма. В свете одинокого фонаря моряки и морские пехотинцы казались новой партией рабов. Мысль пронзила его, как ледяная игла. Если их атака провалится, оставшиеся в живых окажутся не в лучшем положении, чем те несчастные создания, которых освободил капитан Конвей. Став корсаром, Раис Хаддам нанял к себе на службу многих белых, чтобы комплектовать корабли и расширять торговые маршруты, но не питал к ним ни любви, ни уважения. Если хотя бы половина того, что о нем говорят — правда, то неудивительно, если пленные британские моряки станут такими же рабами.

Дьюар выслушал сообщение и хрюкнул.

— Нашли время. Я тут мучаюсь, как издыхающая корова.

— Я рад, что мы остались наверху, сэр, — судорожно хватая воздух, заметил Дансер.

Пехотинцы обменялись взглядами.

— Сопляки! — буркнул Дьюар. — Это все ерунда. Запах здесь не страшнее, чем на поле битвы. — Он ухмыльнулся, глядя, как Дансера сотрясают рвотные позывы. — Особенно через несколько дней, когда вороны порезвятся. — Майор встал, стукнувшись головой о бимс. — Морские пехотинцы, приготовиться! Сержант Холс, проверить оружие!

Болито вернулся на ют, и к своему изумлению обнаружил, что стало уже достаточно светло: видно было, как проплывает мимо берег, как об устрашающего вида скалы бьется белопенный прибой.

— Подветренный берег, — пробормотал Дансер. — Если бы первый лейтенант промедлил часок, было бы сомнительно, смогли бы мы выбраться.

— Сэр! Я вижу какого-то человека!

Верлинг вскинул подзорную трубу.

— Да. Он исчез из виду. Должно быть, дозорный или что-то вроде того. Через весь остров он не побежит, но у корсара наверняка имеется своя сигнальная система. — Верлинг размышлял вслух.

Порыв ветра заставил паруса громко захлопать, а жалкий рангоут судна, готов был, казалось, рассыпаться в любую секунду. Но, видимо, он был прочнее, чем казалось на вид, решил Болито. Он видел, как Хоггит помогает рулевому слегка отклонить дхоу вправо, чтобы обойти скалы, выраставшие буквально футах в двадцати от них. Дхоу хорошо слушалась руля. Ричард усмехнулся про себя. Так и должно быть: арабские моряки пользовались такими судами за много лет до того, как были изобретены корабли типа «Горгоны».

— Вот и крепость, — воскликнул Пирс. Он нахмурился. — Бог мой, отсюда она кажется малость побольше!

Крепость была все еще укрыта тьмой, только верхушки башен и батарея осветились первыми лучами рассвета.

Раздался резкий хлопок, и на мгновение Болито показалось, что крепость разгадала хитрость капитана Конвея, и пушкари открыли огонь. Он пригнулся, когда ядро просвистело у них над головой и подняло фонтан воды рядом с утесами.

— «Сэндпайпер», сэр! — вне себя от волнения, матрос почти толкнул Верлинга, указывая на точку за бакбортом. — Он открыл огонь!

Первый лейтенант опустил трубу и окатил моряка ледяным взором.

— Спасибо! У меня и в мыслях не было, что это гром господень!

Еще выстрел. На этот раз ядро упало перед носом дхоу, прямо впереди по курсу.

— Дайте судну увалиться, мистер Хоггит, — сказал Верлинг с тонкой улыбкой. — Мне известно, что на «Сэндпайпере» у мистера Далласа есть прекрасный канонир, но не стоит искушать судьбу.

Когда рулевой немного довернул к острову, дхоу резко накренилась.

— Открыть огонь из ретирадного орудия.

Верлинг со стороны наблюдал, как один из матросов, обслуживающих старую бронзовую пушку поднес к запалу фитиль и отпрыгнул. Древний бронзовый ствол не внушал доверия, зато выстрел прозвучал гораздо громче, чем кто-либо мог рассчитывать.

— Довольно, — заявил Верлинг. — Боюсь, при следующем выстреле она может разорваться прямо среди нас.

Болито впервые разглядел бриг. Идя круто к ветру сходящимся курсом, он кренился под напором ветра, а его паруса в неверном свете утра сливались в стройную пирамиду. Ричард заметил еще одну вспышку, и моргнул, когда ядро упало прямо рядом с ватерлинией, обдав матросов и прячущихся морских пехотинцев холодным душем из брызг.

— Мистер Даллас слишком глубоко вошел в роль, — буркнул Верлинг. — Еще немного, и мне придется задать ему выволочку, — с улыбкой сказал он, обращаясь к боцману. — Но, конечно, потом.

— Он нервничает, — заметил Дансер. — Никогда раньше не слышал от него шуток.

— Слышите?! — Верлинг вскинул руку. — Горн! Наконец-то мы их разбудили! — Он сделался серьезным. — Разделите людей, мистер Трегоррен. Вы знаете, что делать. На восточной стороне, прямо под крепостью, есть что-то вроде пристани. Мне сказали, что там торговцы высаживают рабов, и оттуда же переправляют их на морские суда.

Первый лейтенант положил на палубу свою шляпу и обвел взглядом окружающих.

— Уберите с мундиров все знаки различия, и держитесь по возможности вне поля зрения. Передайте морским пехотинцам: пусть будут наготове и ждут приказа. Какого бы то ни было.

Бриг быстро приближался. Несколько его коротких шестифунтовок выпалили, ядра упали в опасной близости от дхоу.

Воздух задрожал от сильного грохота, и через пару секунд Болито увидел, как у бушприта «Сэндпайпера» взметнулся водяной столб. Паруса брига пришли в беспорядок, поскольку лейтенант Даллас привел корабль еще круче к ветру. На гафеле заполоскал вымпел, поднятый специально для того, чтобы еще сильнее раздразнить врага. На батарее полыхнули еще несколько вспышек, но всплески, пусть и такие же мощные, как первый, оказались разрозненными и нигде не приближались к бригу. Болито пришел к выводу, что расчеты орудий или еще не совсем продрали глаза, или не могут поверить, что такое хрупкое судно, — однажды уже, кстати, испугавшееся силы этих самых пушек, — осмелится подойти к ним ближе.

Он закусил губу, увидев, как следующее ядро пролетело между мачтами брига. Чудом оно не попало ни в одну из них, но Ричард увидел, как на ветру, словно тропические лианы, вьются обрывки перебитых снастей. Одно прямое попадание в уязвимое место — этого батарее будет достаточно, чтобы «Сэндпайпер» оказался беспомощным, по крайней мере до тех, пока его не выбросит на берег.

— Хватит глазеть на «Сэндпайпер», — раздался прямо в ухе у него голос Верлинга. — Нацельте глаза и ум вперед. Мы совершенно заблуждались насчет входа. Должно быть, память мистера Старки сыграла с ним злую шутку.

Болито посмотрел на первого лейтенанта. В отсутствие шляпы, несколько уравновешивающей его облик, нос Верлинга казался еще более крючковатым и длинным. Ричард заметил что-то в выражении его лица. В нем читались решительность и беспокойство, но было еще нечто — какая-то обреченность. Болито отвел глаза. Такое выражение ему доводилось видеть у преступника, которого ведут к виселице.

Луч света робко прокрался по земле и заиграл на крепостной стене. Из облупившихся амбразур высовывалось несколько голов. Потом Болито заметил нечто, напоминающее флагшток, торчащий из земли в нескольких футах от дальней стены.

Верлинг тоже его заметил:

— Это вход. — Он повернулся к Хоггиту. — Это, должно быть, мачта. Видимо, другая дхоу. — Первый лейтенант вытер со лба пот тыльной стороной ладони. — Держите прямо на нее.

На ют спешил Трегоррен, стараясь укрыть свое могучее туловище под развешенными над загаженной палубой «работорговца» парусами и рыболовными сетями.

— Все готово, сэр.

Он встретил взгляд Болито и выдержал его, даже не моргнув. Что это, вызов? По лицу лейтенанта прочитать было ничего не возможно. К нему даже вернулся обычный его цвет, и у Болито мелькнула мысль: а что произойдет, если Трегоррен успеет приложиться к бутылке до начала атаки?

— «Сэндпайпер» разворачивается, сэр. Готовится к новой атаке.

С полощущими парусами корабль пересекал линию ветра, готовясь к новой попытке настичь дхоу. Болито затаил дыхание, когда у обоих закругленных бортов брига упали два ядра. Он увидел, как первые лучи солнца засверкали на орудиях крепостной батареи, и представил, как ее защитники радуются неудаче брига. Тот был мал, да и его переход из рук в руки тоже не отбросишь в сторону, но он по-прежнему оставался олицетворением силы самого могучего флота в мире. А вот сейчас был бессилен против их мощных орудий, как больная лошадь перед коновалом.

— На пристани люди, сэр! — доложил Пирс, затаившийся на носу рядом с одним из вертлюжных орудий. — Они наблюдают за нами.

Болито заметил, как обветренное лицо Хоггита приобрело жесткое выражение. Следующие несколько минут станут решающими. Если пираты догадаются, что происходит, то вскоре на дхоу обрушится град тяжелых ядер. На такой дистанции шансов на спасение нет. А еще через несколько минут между ними и безопасностью окажется береговая линия острова. Болито почувствовал, как желудок у него болезненно сжался, и посмотрел на Дансера. Дыхание его друга было учащенным, и стоило Ричарду дотронулся до его плеча, как тот едва не подпрыгнул. Болито пригнул его к палубе.

— Если они заметят твою белобрысую голову, то поймут, что никакие мы им не друзья!

— Верно подмечено, — раздался за его спиной голос Верлинга. — Я должен был сам подумать об этом.

Болито отвернулся, мысли его бежали далеко впереди медленно плывущей дхоу. Еще один залп, но звук его был каким-то глухим, так как бриг теперь был скрыт от них крепостью. Все ближе и ближе. Ричард облизнул губы, пересохшие, когда над фальшбортом, под которым он устроился, выросли очертания главного бастиона крепости. Узнали ли враги дхоу? Приходилось ли ей бывать здесь раньше? Он посмотрел на Верлинга, стоящего, скрестив руки, рядом с рулевыми. Одним из них был негр, отобранный из нескольких, входивших в состав экипажа «Горгоны». Этот факт придавал маленькой группе больше правдоподобия, подумал Ричард, а Верлинга вполне можно было принять за истинного работорговца.

— Убрать грот!

Когда огромное полотнище опустилось, на палубу хлынул солнечный свет. У края пристани можно было различить десять-пятнадцать фигур. Ожидая, пока дхоу обогнет потрескавшийся каменный мол, они стояли неподвижно, только ветер шевелил их длинные белые одеяния. За пристанью виднелся похожий на пещеру вход, расположенный прямо под главным бастионом. Внутри стояли несколько небольших судов, а одно побольше — дхоу, очень похожая на их приз, — было пришвартовано с наружной стороны, поскольку его высокие мачты не позволяли пройти под аркой.

Тридцать футов. Двадцать.

Затем раздался крик, и один из стоявших побежал вниз по ступенькам, с внезапной тревогой глядя на дхоу.

— Причаливаем! — во весь голос закричал Верлинг. — Нас раскрыли!

Затем он вытащил из ножен шпагу и прыгнул на берег, не дожидаясь, пока люди Хоггита уберут большое рулевое весло. Казалось, все произошло буквально в одну секунду. Установленные на носу и фальшборте вертлюжные орудия на максимальном угле возвышения выпалили по собравшимся на причале людям. Стоящие впереди рухнули под градом секущей картечи, задних достала пушка с юта. Ноги сами понесли Болито за лейтенантом, хотя он даже не помнил, как перебрался через фальшборт. Из люков хлынули матросы, крича, они переваливали через борт и устремлялись к входу. Со стены затрещали мушкетные выстрелы, несколько моряков упало, не успев пробежать и двадцати ярдов.

Но внезапность нападения сделала свое дело. Возможно, защитники крепости расслабились и потеряли бдительность. Много раз им приходилось наблюдать, как на эту самую пристань поднимаются забитые, запуганные рабы. Поэтому, когда вместо них появилась ощетинившаяся кортиками и топорами толпа разъяренных матросов, многие из островитян буквально застыли и были вырезаны на месте.

— За мной, «горгонцы», — голос Верлинга не нуждался в рупоре. — Вперед!

Когда они гурьбой миновали арку и несколько пришвартованных лодок, по ним открыли мушкетный огонь собственно из крепости: защитники ее поняли, наконец, что происходит.

Сыпя проклятиями, тяжело дыша и спотыкаясь, атакующие бежали вдоль двух сходящихся стен, их продвижение существенно замедлилось, поскольку сверху прибывало все больше людей.

Болито скрестил клинок с настоящим гигантом, сопровождавшим каждый свой удар дикими воплями. Ричард почувствовал, как что-то скользнуло вдоль его ребер, и услышал голос Фэйруэзера:

— Ну-ка, отведай этого!

«Этим» оказалась пика, которую Фэйруэзер едва не выронил, когда пират, вопя, рухнул с лестницы.

Матросы несли потери. Сражаясь бок о бок с Дансером и Хоггитом, Болито чувствовал, что ноги его наталкиваются на распростертые тела. Руки нападавших затекли от усталости, шпаги и тесаки казалось, налились свинцом.

Кто-то пошатнулся и упал. Скосив глаза, Болито увидел, что это Пирс, изо рта мичмана хлестала кровь, взгляд потух.

Задыхаясь, полуослепнув от пота, Болито ударил эфесом пирата, пытавшегося добить раненого матроса. Отклонившись, он развернул лезвие, и, перенеся вес тела на одну ногу, вонзил его противнику подмышку.

— Держись, ребята! — раздался крик Верлинга. На шее и на груди первого лейтенанта виднелась кровь, и он был почти отрезан от своих массой орущих, размахивающих оружием пиратов. Болито обернулся, услышав крик Дансера. Нога его скользнула, попав в лужу крови, и он упал, выронив тесак. Ричард перевернулся на спину, расширенными глазами глядя, как к нему устремляется закутанная в балахон фигура с занесенным ятаганом. Болито попытался откатиться в сторону, но был отброшен назад, когда Трегоррен, раскидав толпу словно бык, ринулся на пирата и одним ударом раскроил ему череп от ушей до подбородка.

И тут, сквозь крики и звон стали, Болито различил звуки горна, дополненные знакомыми нотами громоподобного голоса майора Дьюара:

— Морская пехота! Вперед!

Болито вытащил друга из толчеи, стараясь защитить его от мелькающих клинков. Этот шум и ненависть заставляли его мозг пульсировать.

Безнадежный натиск Верлинга был подчинен одной цели: отвлечь пиратов от стены, заставив их оборонять вход от наседающей команды дхоу. Болито с трудом представлял себе, каково было слышать пехотинцам, сидя в трюме в ожидании сигнала, как режут их друзей и товарищей. Но теперь пришло их время. Красные мундиры и белые перекрестья ремней сияли на солнце, как при параде, и когда Верлинг, размахивая шпагой, дал команду своим людям очистить лестницу, майор Дьюар скомандовал:

— Первая шеренга, огонь!

Мушкетные пули врезались в плотную массу, собравшуюся на ступенях, и пока первая шеренга перезаряжала, одновременно, как на учениях, работая шомполами, вторая выступила вперед, присела на колено, прицелилась и выстрелила. Этого оказалось более, чем достаточно. Толкаясь и спотыкаясь, обороняющиеся ринулись через вход.

Дьюар вскинул шпагу.

— Примкнуть штыки! Морская пехота, в атаку!

Ревя, как сумасшедшие, поломав строй, люди Дьюара устремились к арке.

Истекающие кровью, едва переводящие дух матросы провожали их криками «ура».

— Давай оттащим Джорджа в сторону, — сказал Дансер.

Вдвоем они отволокли распростертое тело Пирса в тень крепостной стены. Застывший взгляд мичмана был устремлен в небо, на лице застыла маска смерти.

— Сюда, сэр! — закричал Хоггит, указывая на массивную, обитую железом дверь. — Здесь полно рабов!

Болито выпрямился и покрепче ухватил свой изогнутый тесак. Он столкнулся взглядом с Трегорреном, и лейтенант коротко спросил:

— Ты в порядке?

— Да, сэр.

— Хорошо, — кивнул Трегоррен. — Отбери несколько человек, и следуй за морской пехотой…

Он замолк, услышав, как звук, похожий на отдаленный раскат грома, прокатился над бухтой и мысом. Затем раздался лязг железа и звук осыпающейся каменной кладки.

Верлинг обмотал раненую кисть куском ткани и затянул зубами узел.

— «Горгона» пришла, — только и сказал он.

Раз за разом семидесятичетырехпушечный линейный корабль обрушивал залпы на крепость. Бомбардировка не могла причинить обороняющимся большого вреда, но, теснимые изнутри вопящей морской пехотой, и видя, как два военных корабля беспрепятственно входят в гавань, защитники дрогнули.

На верхних ступеньках лестницы появился Дьюар, без шляпы, с глубокой раной на лбу. Однако он нашел в себе силы улыбнуться, отрапортовав, что оборона сломлена. В подтверждение его слов черный флаг, развевавшийся над батареей, нырнул вниз, как подстреленная птица, и под громкие крики его место занял один из корабельных вымпелов.

Еще оглушенные битвой, они взобрались по лестнице на батарею, где оставшиеся без прислуги пушки бессильно устремляли жерла на синюю гладь моря. Повсюду валялись раненые и убитые, слишком часто среди них встречались красные мундиры.

Болито и Дансер стояли на стене, глядя на корабли внизу. Очертания маленького брига уже расплывались в утреннем мареве, зато «Горгона» была ясно видна, представляя собой прекрасное зрелище, по мере того, как уверенно лавировала по направлению к острову. Ее некомплектные топовые убирали паруса, находя все же время, чтобы приветственно помахать фигурам на стене, они кричали что-то, неслышимое на расстоянии.

Было тихо. Обернувшись, Болито увидел, что по щекам Дансера катятся слезы.

— Не надо, Мартин, — сказал Болито.

— Я думал про Джорджа Пирса. Это же запросто могло случиться со мной. И с тобой.

Ричард отвернулся, глядя, как тяжелый якорь «Горгоны» плюхнулся в безмятежную морскую гладь.

— Я знаю, — спокойно тихо сказал он. Но мы живы, и должны быть благодарны за это.

На их тени наложилась тень Верлинга.

— Черт побери! — он грозно зыркнул на мичманов. — Вы считаете, что я все должен делать своими руками? — Первый лейтенант перевел глаза на корабль и устало улыбнулся. — Впрочем, понимаю, что вы сейчас чувствуете. — Строгое выражение вдруг исчезло с его лица. — Я думал, что уже никогда в жизни не увижу нашу милую старушку!

И он зашагал прочь, на ходу выкрикивая приказы.

Болито пристально посмотрел ему вслед.

— Вот тебе и наука: никогда не суди поспешно о человеке.

Увидев, что усталые матросы и морские пехотинцы начали стягиваться к флагу, мичманы отошли от стены. Когда Верлинг обратился к собравшимся, голос его звучал совершенно обыденно.

— Приведите себя в порядок. Запомните, и запомните крепко-накрепко: вы — с «Горгоны». Это звание нельзя посрамить. — На краткий миг его взгляд коснулся Болито. — Лучше умереть. Теперь: заковать в кандалы пленников и помочь раненым. После чего… — он поднял глаза к слегка трепещущему знамени, словно не ожидал увидеть его здесь. — После чего нам предстоит позаботиться о тех, кому повезло меньше.

К вечеру большая часть раненых была переправлена на «Горгону». Убитых похоронили на острове, под стеной. Болито слышал, как один пожилой моряк, орудуя лопатой, сказал: «Сдается мне, этому месту еще не раз предстоит переходить из рук в руки. Этим бедолагам будет хорошо все видно в следующий раз».

Наступившие сумерки скрыли следы бомбардировки, произведенной «Горгоной». Стоя рядом на переходном мостике бакборта, Дансер и Болито смотрели, как последние лучи солнца золотят поникший флаг над батареей.

Несмотря на тщательные поиски, следов Раис Хаддама так и не нашли. Может быть он сбежал, а может его вовсе не было в крепости. Пираты ни словом не обмолвились ни о нем, ни о его местонахождении. Хаддама они боялись больше, чем англичан, ведь последние могли их разве что повесить.

Но это все проблемы капитана Конвея, устало подумал Болито.

Рабов переправили на материк, пушки на батарее заклепали и сбросили в море. Так много дел.

За спиной у них раздались шаги, они обернулись и увидели капитана. На Конвее был безукоризненно отутюженный мундир, будто ничего не случилось, и никто не погиб сегодня.

Он бесстрастно оглядел мичманов.

— Первый лейтенант доложил, что вы все хорошо проявили себя сегодня. Это меня радует. — Его взгляд немного сместился. — Мистер Болито, мне было сказано, что в особенности вы проявили качества, достойные королевского офицера. Я не премину отметить сей факт в своем рапорте адмиралу.

Он кивнул и зашагал по направлению к юту.

Дансер повернулся, но улыбка сползла с его лица, когда он обнаружил, что Болито склонился над коечной сеткой, а плечи его подозрительно вздрагивают. Но Болито поднял голову, и сжал руку друга, давая ему понять, что все в порядке.

— Времена меняются, Мартин, — сказал он, переводя дух. — Капитан запомнил, как меня зовут!

Ссылки

[1] Ассизы, выездные сессии суда присяжных (созывались в каждом графстве не меньше 3 раз в год; дела слушались судьями Высокого суда правосудия (прим. перев.)