27 апреля
Утром еле вытащила себя из постели и критически изучила в зеркале собственное лицо. Глаза в разводах вчерашней туши, волосы тусклые и бесцветные, как вода после стирки. На мне старая Роджерова футболка и панталоны, которые неплохо сидели два года назад. Сейчас эластичный пояс врезался в живот и оставил на нем уродливые красные отметины. Предплечья и бедра трясутся, как холодец, в подбородке можно запросто спрятать набитый косяк.
Я догадываюсь, что прибавила в весе по сравнению с прошлым летом, но не знаю точно сколько — ни за что не хочу взвешиваться. Чтобы убедиться в росте объема талии, достаточно просто взглянуть на этикетку от белья. Теперь оно на размер больше, и, кажется, это не предел. Почему я все время то худею, то толстею, никогда не оставаясь в одной и той же хорошей форме? Врач говорит, я, скорее всего, набрала вес из-за прозака, но вряд ли это могло случиться так быстро. Мне было ясно, что я жирею, хотя раньше это как-то не беспокоило: побочный эффект от лекарств, и все.
Но сегодня я хочу быть стройной и привлекательной, это обрюзгшее тело никуда не годится. Сегодня мы встречаемся с Эдди, и, хотя я вовсе не стремлюсь переспать с ним, мне просто необходимо выглядеть привлекательно. Эдди тут ни при чем, просто мое детство прошло в доме, где косметика была привычнее тапочек. Выйти из дому без макияжа было немыслимо. Помню первое, что я услышала от сестры через шесть часов после рождения Пита. Не успев толком опомниться от радости и лошадиной дозы лекарств, я увидела в дверях Терезу, она сказала:
— Ты что, губы накрасить не можешь? Страшная как смерть!
Мама согласно кивнула, порылась в сумочке и выудила оттуда блестящий тюбик.
— Будешь хорошо выглядеть, быстрее поправишься! — И бросила тюбик мне на колени…
Я открыла шкафчик в поисках средств, способных изменить меня к лучшему. Нашла Препарейшн-Аш (средство от геморроя, купленное после прочтения статьи о том, как оно исключительно освежает кожу лица). Говорите после этого, что между задницей и головой нет ничего общего! Ни разу не решилась испробовать это снадобье. Шесть карандашей для губ «Мейбеллин», прихваченных в супермаркете просто под настроение. Компрессы для кожи вокруг глаз — выглядят и пахнут, как огуречные ломтики. Двенадцать тонов крем-пудры, от светло-фарфорового до умеренно-бежевого, — ни один из них не соответствует цвету моей кожи, которая на сегодняшний день приобрела желтоватый оттенок мочевины. Флакончик с маслом для тела (купила вообще непонятно зачем, какое-то затмение нашло). Захлопнула шкафчик и полезла под душ.
Несмотря на жару, надела черную блузку с рукавами в три четверти (чтобы скрыть телеса выше локтей) и единственные приличные брюки, тоже черные, с молнией сбоку. Собрала волосы назад, наложила естественные румяна, накрасила губы. Пихнула в рот пару кусков рулета и запила диетической колой.
Отвезла в школу Пита и Геракла, кроя про себя на чем свет стоит стройненьких молодых мамаш с плоским животом и длинными ногами, потом покатила к центру. По пути туда я перебрала все возможные и невозможные причины внезапного желания Эдди встретиться со мной:
1. Он безумно влюблен, прямо жить без меня не может.
2. Хочет в очередной раз уложить меня в постель.
3. Ему нужны деньги.
4. Он собрался в Айдахо служить в армии и хочет попрощаться со мной.
5. Он решил лечиться у психотерапевта и хочет получить направление.
6. Он берет уроки живописи и решил попрактиковаться на мне в качестве обнаженной натуры.
7. Он гей.
8. Все вышеперечисленное.
9. Ничего из вышеперечисленного.
Некоторое время я пялилась на зеленую стальную дверь, и вдруг ужасно захотелось развернуться, со всех ног броситься к джипу. Вряд ли это был ангел-хранитель или таинственный внутренний голос, просто я поняла, что лучше свалить. И побыстрее.
Я уже разворачивалась, но дверь вдруг приоткрылась и Эдди втянул меня внутрь. Обнял. Я сжалась в его руках.
— Как я рад, что ты пришла, — прошептал он.
Потом закрыл дверь и запер ее, сначала на замок, потом на цепочку.
— Как я рад, что ты пришла, — повторял Эдди, глаза у него были мокрые, словно он плакал.
В тесной квартирке было душно и жарко, шторы в комнате плотно задернуты. Скупая обстановка. Пару вещей, видимо, привезли из офиса — желтую кушетку и кофейный столик, заваленный сейчас пакетиками от картошки-фри и конфетными обертками. В уголке прямо на полу стоял маленький телевизор. Шло «Колесо Фортуны». Звука не было.
Эдди жестом пригласил меня присесть на кушетку, но я не собиралась присаживаться. Вообще не собиралась делать ничего, что могло быть понято как желание задержаться дольше пяти минут.
— Ты знаешь, я терпеть не могу пить в одиночку, но в этом случае простительно. — Эдди зашлепал на кухню. — Поставлю, пожалуй, пиццу. С луком и паприкой, ладно?
— Ладно, — отозвалась я.
Интересно, как я ее впихну, если аппетита совсем нет? Живот прихватило, срочно захотелось в туалет. Порылась в сумке в поисках иммодиума, но там гремели только драже «Тик-так». Две одинаковые двери в коридоре, обе закрыты. Видимо, одна в спальню, а другая в ванную. Толкнулась в первую дверь — заперта. Позывы усиливались. Вторая дверь открылась, там была ванная. Я юркнула туда и заперла дверь. Так, постелить туалетную бумагу на сиденье и можно наконец сесть. Лучше включить воду, чтобы заглушить звуки. Из кухни донесся голос Эдди:
— Вэл! А Вэл!
— Эдди, я в ванной, — отозвалась я. — Подожди минутку.
— Где-где?
— В ванной! — крикнула я погромче.
Он тут же подошел к двери и затеребил ручку.
— Подожди же, мне нужно тут посидеть! — увещевала я, сидя на унитазе и с ужасом представляя, что он ворвется. — У меня месячные, — наврала с испугу.
— Пусти меня! — Он не отставал.
— Эдди, ты что? Я себя нехорошо чувствую! Мне нужно сделать свои дела!
Я поспешила закончить их, спустила воду и помыла руки.
Тут это и попалось мне на глаза — корзина для белья, где среди грязной одежды Эдди просвечивал кусочек розовой ткани. Я тут же инстинктивно потянула за него.
Женская нейлоновая кофточка. Я в панике нырнула в корзину. Вода продолжала литься, а Эдди — дергать дверь.
— Я думал, что ты не пойдешь в ванную, — канючил он. — У меня не было времени там убраться.
— Ерунда, я тебе обещаю, что не буду смотреть по сторонам. Дай мне закончить, я сейчас. Сходи пиццу проверь.
— С пиццей все нормально. Выходи.
— Ты же знаешь, как это бывает у женщин. Подожди минутку.
Я зарылась в корзину по локти, достала кучу Эддиных маек, футболок, джинсы и ворох белья. И черные лайкровые шорты. Женские, небольшого размера. И на самом дне корзины — клубный носок. Один. У меня чуть сердце не остановилось. Неужели это носок Зои Хейс?
Я в ужасе уставилась на эту находку, адреналин обжег легкие. Конечно, лихорадочно размышляла я, женские одежки могли принадлежать дочке Эдди или какой-нибудь его подружке. Или он сам носит такие носки… Каждое такое предположение еще больше пугало меня. Лайкровый спортивный костюм и носок с эмблемой клуба — именно эти вещи упоминались в газетных статьях, в объявлениях на каждой стене и телефонной будке.
Комок в горле с трудом протолкнулся вниз. Я прислушалась, как Эдди ковыряется в замке, и в душе поняла, что живой мне из этой квартиры не выйти. Говорят, незадолго до смерти перед глазами человека проходит вся жизнь, но слайды, мелькавшие у меня в голове, изображали скорее будущее, чем прошлое. Вспомнились невыполненные обещания, разные важные события и в то же время обычная текучка. Не купила продукты на неделю, не разобралась в ящике стола — как можно найти завещание в таком бардаке? Кто испечет Питу шоколадный пирог? Кто соберет ему вещи в лагерь? Мысли неслись дальше, к недостижимому будущему. Я представила, как мой сын учится водить машину, поступает в колледж, идет к алтарю, у него появляются дети… И меня уже не будет тогда, я ничего не увижу… Сегодня я впервые не сказала Питу даже ласкового слова, когда прощалась. Он возился со своим рюкзачком, я спешила к Эдди, и последнее, что я сказала ему, было: «Хватит копаться, вылезай побыстрее». Как горько мне стало при мысли, что это ворчание может оказаться последними словами, которые сын от меня слышал!
Я схватила сумку, поискала сотовый телефон. Вспомнила, что он остался в машине. В замке раздался какой-то скрежет, дверная ручка повернулась. Я бросилась запихивать одежду в корзину, стараясь сложить ее в прежнем порядке. Видно было, что она лежит не так. Женская кофточка была под трусами или под футболкой? Боже! Не помню. Дверь с треском распахнулась, я тут же дернула ее на себя. Раздался вопль. Я прищемила ему дверью пальцы.
— О Господи! Эдди, прости меня. Я не хотела, чтобы ты сюда вошел, когда я раздета.
Эдди оглядел ванную, взгляд задержался на корзине и перешел на меня.
— Это почему? Как будто я раньше твоей задницы не видел! — уткнулся мне в шею.
— Да уж, это правда так правда!
Я заставила себя рассмеяться. Голос вибрирующий, как у Анджелы Лэнсбери. Правый глаз начал дергаться.
— Почему ты так долго возилась? — Эдди пристально посмотрел на меня.
— Почему? — Я разыгрывала праведный гнев. — Если хочешь знать, у меня менструация и проблемы с желудком. Понос, точнее говоря. С удовольствием расскажу о нем поподробнее, если тебе так интересно. — Губы пришлось прикусывать изнутри, чтобы они не дрожали. — Ну, что, ты доволен?
Пролезть бы к двери у него за спиной! Совсем загородил проход. «Спокойно, спокойно», — твердила я про себя. Женская кофточка все еще стояла перед глазами. Надо делать вид, что я не заметила ничего, кроме грязного кафеля, и не трогала ничего, кроме туалетной бумаги. Если рваться к двери, можно выдать себя. «Не торопись. И делай вид, что не замечаешь тяжелого взгляда Эдди. Ты должна отсюда выбраться. Добежать до джипа и позвонить 911. По сотовому. Рассказать, что лежит в этой ванной. Но сначала нужно выбраться живой из квартиры, а для этого войти в доверие к Эдди».
— Слушай, я страшно хочу есть. Как там пицца, готова?
— У тебя же проблемы с желудком.
— Спасибо, мне уже лучше. — Сделала вид, что приняла его замечание за вежливое беспокойство. — Съела таблетку.
Услышала, что предлагаю сделать салат, а он отвечает, что в доме нет овощей. В это время я шагнула к двери, и — слава богу! — Эдди отступил.
Когда он спросил, точно ли я не хочу пива, стало ясно, что мой план работает. Похоже, Эдди расслабился и повеселел. Я старалась сохранять самообладание. В комнате, казалось, стало еще теснее, еще более сумеречно и душно. Аппетита никакого. Эдди вытащил пиццу из микроволновки и плюхнул ее прямо на столик.
— Что, ничего типа тарелки нет?
Главное, говорить как ни в чем не бывало.
Страх почти парализовал меня.
— Может, есть доска для резки хлеба?
— Нет, у меня нет всей этой утвари. Чаще всего я ем в городе.
Он достал из ящика острый нож, начал резать пиццу. Слышно было, как лезвие скребет по поверхности столика, но Эдди было словно наплевать. Теперь самое трудное: я поднесла пиццу ко рту и откусила кусочек. Запах сыра почему-то еще больше напугал меня. Есть было невозможно. Меня почти выворачивало. «Жуй давай!» — приказала я себе. Челюсти механически шевелились, горло через силу глотало. Пицца сухим болезненным комком спускалась по пищеводу. Эдди пошел на кухню за третьей банкой пива.
— Ну, что… ты хотел меня видеть? — начала я. — Ты что-то хотел мне сказать?
Эдди долго смотрел на меня. Скреб ногтями щетину на подбородке, запускал руки в волосы, словно блох вытрясал. Потом зажмурился и уронил голову на руки.
— Жизнь меня не очень-то балует, Вэл. Я совсем запутался.
— В каком смысле запутался?
— Ты, может быть, не поверишь, — он сцепил пальцы, — но ты — лучшее, что у меня было в жизни.
Куда он клонит? Я не хотела ни поощрять его, ни разубеждать. Я хотела одного: смыться.
— Может, я псих, но, когда ты расплевалась с Роджером, я подумал, что у нас есть шанс… — Он провел руками по лицу и уставился на меня мутными, красными глазами. — Как ты считаешь, нам может быть хорошо вместе?
— Конечно, Эдди. — Я осторожно кивнула.
Было время, когда я тоже так думала. Мы с Эдди подходили друг другу, как все одинокие неудачники, — оба мучились в несчастливом браке, и обоим нужна была физиологическая разрядка. Но с моей стороны это был только способ развеяться.
Эдди задумчиво смотрел в окно.
— Знаешь, мне иногда хочется посадить тебя в сундучок и выбросить ключ. Я тебя так жутко люблю, Вэл…
Волосы на затылке почти зашевелились. Я пыталась улыбнуться. Эдди вдруг резко встал:
— Мне надо в туалет.
Пока он шлепал к ванной, я прикинула, что три банки выпитого пива дадут мне время выбраться. Больше чем достаточно. Пробравшись к двери, беззвучно откинула цепочку. Но замок был такого типа, что открывался ключом изнутри. Зашумела вода в туалете, и Эдди тут же горячо дохнул мне в шею.
— Блин, что ты здесь делаешь?
Мозг лихорадочно искал правдоподобное объяснение.
— Я проверяла, хорошо ли закрыта дверь. Чтобы кто-нибудь не помешал нам.
— Помешал делать что? — Он улыбнулся.
— Все что угодно. — Я улыбнулась в ответ.
С ума сошла? Зачем? Мне хотелось жить. Хотелось снова увидеть сына. А не кончить свои дни, как Зои Хейс. Неужели постель поможет мне выбраться из этой квартиры? Да, скорее всего. После секса Эдди всегда спит мертвым сном, особенно если немного выпьет. Не нужно даже трахаться с ним, просто довести его до оргазма. Если повезет, достаточно поработать рукой. Вытащу ключ у него из кармана — только меня и видели.
— Может, поваляемся на кушетке? — предложила я.
— Нет, лучше не так, — усмехнулся он. — Пойдем в спальню.
Меня чуть инфаркт не хватил.
— В спальню?
— А что такого?
«То, что у тебя там мертвая женщина, маньяк проклятый!» — вертелось у меня в голове, но вслух я рассмеялась:
— Да нет, ничего. Спальня так спальня.
Эдди достал из кармана пластмассовую палочку для размешивания чая и сунул ее в замочную скважину. Он вспотел и тяжело дышал.
— Извиняюсь за беспорядок, — сказал он, открывая дверь. — Я тут работаю над проектом.
— Каким проектом?
Эдди включил свет. И тут я увидела простыню, накрывшую что-то вроде большого ящика. Или клетки.
Кейт Трейджер, одна из моих коллег по медцентру, жила в Нью-Йорке во время «лета США». Тем летом Дэвид Берковиц, по прозвищу Сын Сэма, оставлял свои кровавые следы повсюду в городе. У полиции было больше вопросов, чем ответов по делу неуловимого убийцы; каждый парень на улице внушал подозрения, особенно впечатлительным женщинам вроде Кейт. Раз шесть она бросалась к полицейским, увидев, например, в метро человека с пакетом странной формы, похожим на завернутый пистолет, или водителя машины, слишком долго простоявшей у кегельбана. Не только она страдала этой паранойей, практически у всех было безнадежно-истерическое настроение. Кейт все лето прятала волосы под капюшон толстовки, как бы ни было жарко, и в машине низко наклонялась над рулем, «чтобы не попасть в оптический прицел».
Однажды в кафе Кейт обедала с матерью и увидела в окно мужчину, стоявшего рядом с автомобилем. Он был спиной к ней, но каким-то шестым чувством понял: кто-то за ним наблюдает. Медленно повернул голову и посмотрел Кейт прямо в глаза. Улыбнулся и пошел к машине. От этого взгляда у нее мурашки побежали по спине. Она схватила ручку и успела записать номер отъезжающего авто. Хотела позвонить, но мать ее разубедила: «Хватит уже! Это просто смешно. Сиди доедай рыбу». Так Кейт и не позвонила тогда полицейским, но когда Сына Сэма поймали и его фото появилось в «Дейли ньюс», он оказался тем самым человеком, которого Кейт видела рядом с кафе.
Кейт содрогнулась, увидев газетную фотографию, но настоящий кошмар она испытала позже, когда осознала, что была в двух шагах от убийцы. Как он смотрел на нее! Сын Сэма вряд ли охотился за Кейт — она была в общественном месте, среди бела дня, рядом с матерью. Кроме того, на ней был тот самый капюшон. Но Кейт получила такую душевную травму, будто на самом деле была под прицелом маньяка и спаслась только благодаря счастливой случайности.
Услышав тогда эту историю, я покрылась холодным потом. Сейчас было гораздо хуже. Кейт лишь столкнулась с маньяком лицом к лицу, а мне предстояло лечь с ним в постель!
Достаточно было посмотреть на эту штуку в спальне Эдди, даже накрытую простыней, чтобы понять по жестким прямоугольным граням, что это клетка. В ней можно было держать сенбернара, бульмастифа. Или взрослую женщину. Из-под простыни не доносилось ни звука, но как не заметить такой странный предмет обстановки.
— Что это?
В голосе обычное любопытство, хотя меня терзали самые мрачные предположения. Он держал ее здесь, перед тем как убить? Я едва дышала от страха.
— Я же тебе сказал: это мой проект. — Эдди запер дверь в спальню. — Забудь об этом.
— Какой проект?
— Очень забавный. — Он мягко усмехнулся, потом нахмурился. — Забудь об этом, ладно? — Повернул меня спиной к «проекту» и подтолкнул в сторону кровати: — Раздевайся.
Может, у меня поехала крыша, но я собралась пройти через это мытарство одетой.
— М-мм, не так быстро, развратник. Ты первый…
Скользнула пальцем по молнии на его джинсах, игриво облизывая губы. Эдди стянул через голову футболку, выставив волосатую грудь и плоский живот.
— Остальное ты. — Он плюхнулся на кровать, закинув руки за голову. — Давай. Вдохновляйся.
Судорожно глотнув, я расстегнула его джинсы. Он был совсем без белья и до крайности возбужден.
— Это как сон наяву, — слышался его шепот. — Видит Бог, Вэл… — Он лежал развалившись, пока я стаскивала с него штаны. Только счастливо улыбался: — Тише, солнышко, тише. Что за спешка?
Взглянула на часы. Два девятнадцать. Через сорок минут у Пита кончатся уроки. Надо действовать быстро и эффективно. О клетке лучше не думать.
Джинсы наконец слезли с его крупных ступней и упали на пол.
— Ты не собираешься раздеваться?
— Нет, любовь моя, это твоя привилегия, — через силу сказала я. — Я хочу тебе сделать подарок. Ложись на спину и расслабься.
— Ну, давай! Сними блузку хотя бы. Мне хоть будет на что посмотреть.
Пришлось расстегнуть пару пуговиц на блузке. Надеялась задобрить его, но не тут-то было. Эдди рывком поднялся — я дышать перестала, — расстегнул остальные, дернул лифчик, мотнувшийся вокруг шеи.
— Другое дело! — Он снова плюхнулся на подушку. — Люблю приятные зрелища.
Опрокинул в рот остатки пива из банки, уже четвертой. Хорошо. Больше выпьет, крепче спать будет. С другой стороны, я знала: пьяным Эдди хуже соображает, взрывается по любому поводу. Надо поторапливаться.
— Давай, наклоняйся, — пробормотал Эдди. — Поработай губами…
Пустила слюны в руку и взялась за него. Движения были очень похожими, он вроде ничего не замечал. Лежал, закатив глаза, сцепив пальцы, дыхание учащалось. Ну еще. Еще. Почти готов. Рука задвигалась быстрее и жестче. Все это время я мысленно разбирала шкаф с бельем, сортируя полотенца по размеру и цвету, простыни гладкие и рельефные…
— О-о-о, вот так… — шептал он, — так… про… продолжай…
Я трудилась со слезами на глазах, пока не почувствовала разрядку.
— Вот оно. Вот. Да. Сейчас.
Вытерла руку о край матраца.
— Ты потрясающая… — У него уже слипались глаза. — Клянусь, я в долгу не останусь.
Накрыла его одеялом и легла рядом, голова на его груди.
— Так и должно быть, Вэл, — прошептал он сквозь дрему и сжал мне руку. — Так и было задумано… Мы будем суперкоманда.
Я промычала что-то вроде «хмм-мммм» — что-нибудь более членораздельное могло развеять его дрему. Дыхание Эдди становилось медленнее и глубже, наконец стало ясно, что он уснул. Тяжелая рука, обнимая, придавила меня к матрацу, грудь мерно поднималась и опускалась. Ступни и кисти подергивались, как у спящей собаки. Было слышно тиканье наручных часов.
Нужно было выбираться оттуда. Я понятия не имела, что Эдди спрятал под простыней, но зато совершенно точно знала: я хочу забрать сына из школы и остаться с ним, пока не умру — естественной смертью в своей постели, ста с лишним лет от роду. А не здесь, не сейчас, не от руки моего бывшего любовника.
Приладила лифчик на место, блузку можно потом застегнуть. С бешено колотящимся сердцем запустила руку в карманы Эддиных джинсов, сначала в передние, потом в задние. Ничего, кроме бумажника, пары монеток и пластмассовой палочки для размешивания чая. Господи! Проверила пятый кармашек, он тоже был пуст. Блин, где же ключ? Давясь слезами, я шарила под кроватью, лихорадочно осматривала комнату. Безрезультатно. Мне вдруг вспомнилось, что Роджер обычно держал ключи от дома в бумажнике, и мой папа тоже так делал. Наверно, это мужская фишка. Не поднимаясь с пола, я выудила из заднего кармана джинсов бумажник и запустила пальцы во все отделения. Рядом с водительскими правами лежал ключ желтого металла.
Эдди, казалось, спал уже не так крепко. Я знала, после выпитого пива он может с минуты на минуту встать в туалет. Надо было бежать. Но, кроме того, необходимо было выяснить, нет ли в этой клетке Зои Хейс. Я потянула за простыню.
— Эй! Ты что делаешь? — пробормотал Эдди, подняв голову.
У меня сердце оборвалось.
— Ну, хорошо, любопытная Варвара! Давай сунь свой нос.
Терять было нечего. Я закрыла глаза и сдернула простыню.
— Красотка, правда?
Я медленно открыла глаза.
Это был небольшой карт. Гоночная машина.
— Три недели собирал эту малышку! — хвастался сияющий Эдди. — Подвеска, двигатель три с половиной лошадиные силы. — Он скатился с кровати и нежно погладил карт. — Я сделал эту машинку для Трейси, дочки моего брата. Она хочет стать автогонщиком, когда вырастет. И агентом ФБР. И балериной. Когда она последний раз была у меня в гостях, трижды меняла свое решение! О, кстати… — Эдди остановился. — Чуть не забыл, надо постирать. Трейси оставила тут свои одежки, я сказал брату, что постираю их.
Я разразилась слезами. Эдди обнял меня за плечи.
— Эй, — пробормотал он. — Ты чего? С тобой все в порядке?
— Я просто…
Боже, что сказать? «О, Эдди, у меня гора с плеч свалилась! Оказывается, ты не лонг-айлендский убийца-клеточник… Я занималась с тобой любовью, чтобы сбежать отсюда»?
— …Я никогда… ни разу еще не видела такой великолепный карт…
Эдди проводил меня до двери.
— Спасибо за ласку. — Коснулся моих волос.
— Она ничего не значит.
— Шутишь!.. — Эдди хихикнул.
— Нет, я серьезно, — обернулась к нему. — Тебе лучше не думать об этом. Не думать о нас.
Никогда не смогу снова быть с ним. Может, он и не маньяк, в конце концов, но лучше на этом закончить. Эдди притянул меня к себе за пряжку ремня:
— Дай мне знать, если передумаешь. Наклонился и поцеловал меня. Я поняла: в последний раз.
На сегодня все.
В.
