Боже, какой был день.

Когда я подходила к зданию суда (в мягкой желтенькой кофточке Линетт, она ее носила, когда была беременна Гераклом), Омар казался встревоженным.

— Что случилось, Омар?

— Ничего. Все отлично. Все будет отлично.

— Нет, в самом деле. Расскажите.

— Ну, — он ослабил воротничок, — судья Брэнд сегодня утром не в духе.

Послышалось щелканье ботинок — по коридору пробегал Брэнд к залу номер четыре. Он был похож на хорька. Бегающие черные глаза-бусинки, тусклые черные волосы зачесаны назад, между носом и верхней губой клинышек гитлеровских усов. Он хмуро взглянул на нас, окинул меня оценивающим взглядом. Кивнул Омару.

— Начнем, пожалуй?

Омар отошел попить к фонтанчику.

— Доброе утро, миз-з Райан, — раздалось над ухом.

Серфингистка. Волосы у нее, кажется, еще больше отросли. Сегодня они были заплетены в две косы. Короткая белая юбка, такой же пиджачок, блестящая кофточка под ним, белые колготки и лаковые ботинки на платформе. Она чуть поперхнулась, полезла в рот своими длинными пальцами, что-то вытащила оттуда и поднесла к свету. Белый курчавый лобковый волос. Я тут же узнала его. До сих пор выгребаю такие же из водостока под раковиной. Серфингистка пожала плечами. — Бывает в азарте, — и пошла в зал. В дверях обернулась. — Кстати, у вас чудесный маленький мальчик. Мне не терпится с ним познакомиться.

— Пошла ты. — Я бы ее на месте прикончила.

Подошел Омар, толкнул тяжелую дверь, жестом пропустил меня вперед. В комнате было холодно — потом я узнала, что Брэнд специально поставил кондиционер на шестьдесят два градуса.

— А где все? — Я повернулась к Омару. Мама должна прийти, Диана и Линетт тоже.

— Еще рано. Потерпите немного.

Слоан пришел еще раньше нас со своими двумя помощниками: женщиной лет тридцати в роскошном шелковом костюме баклажанного цвета и таким же привлекательным молодым мужчиной в белой накрахмаленной рубашке и бордовых помочах. Я чувствовала себя страшной дурой в этой желтенькой кофточке.

— А у вас разве нет помощников? — зашептала я Омару.

Он терпеливо улыбнулся и положил теплую ладонь поверх моей руки.

— Вэл, у нас все хорошо.

Роджер крутил головой из стороны в сторону. Наткнулся на меня взглядом и подмигнул. Мерзавец!

Дверь открылась, робко вошли мужчина и женщина.

— Это четвертый зал? — спросил мужчина с сильным южным акцентом.

Он был маленького роста, суетливый. Косматая черная борода, очки в тяжелой оправе. Его спутница была причесана под Ивану Трамп — светлые волосы собраны вверх и скреплены золотым зажимом. Омар шагнул им навстречу.

— Наверное, вы родители Келии. — Он протянул руку мужчине. — Я так рад, что вы смогли прийти.

Было слышно, как Роджер прошептал Слоану: «Какого черта они-то тут делают?»

Омар ликующе улыбался. Родители Серфингистки пришли в качестве свидетелей. Судя по панике Роджера, они будут свидетельствовать не от его имени. И вряд ли в его пользу. «Неплохо, да? — прошептал Омар. — Но подождите. Ни за что не догадаетесь, кто сейчас придет».

Первыми в списке свидетелей были родители Серфингистки. Они сели вместе за маленький столик на небольшой платформе. Судья Брэнд начал слушание.

— Назовите ваши имена для протокола.

— Джордж и Пуки Смит, — ответил за обоих бородатый.

— Э-э, Пуки? — переспросил Брэнд.

— Да. Пуки. — Женщина приподнялась и выставила подбородок. — Так меня назвала мама.

— Какое отношение вы имеете к Роджеру Тисдейлу? — продолжал Брэнд.

Джордж Смит подскочил на стуле.

— Никакого отношения не имею и не хочу иметь!

— Ну, папа, — захныкал Роджер.

— Черт, я сто раз тебе говорил — не смей называть меня папой! Ради всего святого! Ты немногим моложе меня, — Джордж Смит повернулся к судье. — Послушайте, ваше высочество…

— Ваша честь, — отрезал Брэнд.

— Прошу прощения. Ваша честь. Так вот, Келия всегда делала что хотела. Всегда делала и всегда будет делать. Такой уж это ребенок, что тут скажешь. И вот однажды она заявляется домой с этим парнем и говорит, что он переезжает к нам. Что мне было делать? Если бы я сказал нет, она ушла бы с ним и болталась бог весть где. Я сказал да. Господи милосердный, это было худшее из всего, что я сделал!

Пуки скорбно покачала головой:

— Если бы не Келия, Роджер Тисдейл тут же получил бы пинка под зад.

— В один момент! — Лицо у Джорджа стало малиновым. Он достал платок, вытер лоб. — У него ни стыда, ни совести! Однажды я их увидел в машине на дорожке — спаривались, прости Господи, как кролики, — прямо на дорожке, прямо под носом у соседей! Как ни в чем не бывало! Как будто так и надо!

— Этот человек запятнал репутацию моей дочери! — Пуки прижала к груди сумочку. — И везде оставляет свои носки! Вонючие носки! Я и так с утра до вечера подбираю за Джорджем. Это возмутительно! — Она с отвращением посмотрела на Роджера.

Омар отхлебнул воды и подошел к столику.

— Мистер и миссис Смит, как вы думаете, готов ли Роджер Тисдейл принять на себя круглосуточную ответственность за своего сына? Подходит ли он на роль отца?

— Он приходит по ночам в любое время, когда ему вздумается, — продолжал Джордж Смит, обращаясь то ли к судье, то ли к себе самому. — Это безумие какое-то, доложу я вам. Вот мы, трое сорокалетних людей и моя дочь, толкаемся в нашем домишке, как будто это самая правильная вещь на свете! Да это балаган какой-то! Этот бездельник шляется по дому, лезет к нам в холодильник, пьет наше пиво, делает с нашей девочкой все что хочет. Говорит, сочиняет очередную гениальную книжку, но я ни разу не видел, чтобы он хоть палец о палец ударил. Я ему говорил — найди работу! Ты здоровый трудоспособный человек. Черт, я даже сам мог бы устроить его на работу в магазин, если бы он хотел. Хоть сегодня мог бы начать, если бы оторвал от дивана ленивую задницу!

— Келия говорит, что он каждый месяц получает от родителей хорошенький чек, — подалась вперед Пуки. — Что-то вроде каких-то процентов. Но потом выяснилось, что никаких чеков он больше не получает, потому что развелся.

— Похоже, его родители нашли хороший повод спихнуть сынка, — продолжал Джордж. — Как-то раз я слышал, он сказал Келии, что он… как он там сказал: «Зайка, мне вполне достаточно прозябания в твоей семье». Прозябания! Представляете?! — Он показал на Роджера толстым пальцем. — Я тебе скажу, парень, может, мой дом и мал, но по крайней мере у меня есть дом. И каждый месяц я выплачиваю заем, и у меня нет вороха неоплаченных счетов в почтовом ящике!

— Тише, тише, сладкий. — Пуки взяла его за руку.

— Повторяю свой вопрос, сэр, — встрял Омар. — Как по-вашему, подходит ли Роджер на роль отца?

— Да ни один черт не хотел бы иметь такого отца, как он!

Боже, что за комедия. Теперь была очередь Слоана. Он вышел вперед и покровительственно улыбнулся.

— Мистер и миссис Смит. Спасибо, что пришли. Как вы себя чувствуете?

Джордж ухмыльнулся и закатил глаза.

— А как вы думаете, черт возьми, я должен себя чувствовать?

— Такое впечатление, что недавно вы испытали некоторый стресс.

— Стресс? Вы шутите, что ли? Это даже на половину не тянет. — Джордж откинулся на спинку стула и погладил руку жены. — Это был ад какой-то.

— Понимаю, сэр. — У Слоана заклинило улыбку. — Ясно, что вы с Роджером Тисдейлом не лучшие друзья.

— Как до тебя не доходит, приятель, я хочу, чтобы этот парень убрался из моего дома! И побыстрее!

— Вы описали ряд ситуаций, — продолжал Слоан, — которые вы нашли неудобными и раздражающими. Я не могу вас винить за это. Но цель нашей сегодняшней встречи — установить, есть ли у мистера Тисдейла качества хорошего отца. Мистер Тисдейл добивается полной опеки своего любимого сына. Вы это понимаете? Я прошу вас прямо отвечать на вопросы и воздерживаться от деталей. Мистер Смит. Вам известно, что мистер Тисдейл стремится получить право на опеку своего сына?

— Думаю, да, — нахмурился тот.

— Мистер Смит, вопрос следующий: есть ли у вас основания предполагать, что Роджер Тисдейл не может опекать своего сына?

— Ну а как насчет дома? Разве у хорошего отца не должно быть своего дома? Надеюсь, он не собирается привести своего мальца в наш дом? Это не пройдет, нет, брат! Не пройдет, и точка.

Пуки часто закивала.

— Я уже вырастила своих малышей, и хватит с меня, — вставила она.

— Ну хорошо, — продолжал Слоан. — Предположим, что Роджер и Пит не будут жить с вами. Предположим, что у Роджера будет достаточно денег, чтобы купить собственный дом, где он будет жить с сыном. А теперь, сэр, у вас есть основания утверждать, что Роджер Тисдейл не соответствует роли хорошего отца?

Джордж Смит нахмурился и скрестил руки на груди.

— Не знаю. Наверное, нет.

Слоан повернулся на каблуках.

— Ваша честь, у меня больше нет вопросов к Смитам.

— У меня есть вопросы, — поднялся Омар. — Еще раз благодарю за то, что пришли. Нелегко, наверное, было вырваться с работы.

— Еще бы, черт возьми. У меня стоят тридцать два пылесоса, все надо ремонтировать и все должны быть готовы ко вчерашнему дню!

— Значит, если вы отлучились с работы, для вас это очень важно, да?

— Еще бы.

— Мистер Смит, могу я спросить, что вы думаете о сорокалетнем мужчине, который ухаживает за девочкой вдвое младше себя?

— Позор это, вот что я думаю!

— Могу я попросить мистера Слаадка воздержаться от обращения с Келией Смит как с девочкой? — перебил Слоан. — Ваша честь, ей двадцать два года. Она взрослая женщина.

— Что вы думаете о человеке, который ухаживает за женщиной вдвое младше себя, переезжает в дом ее родителей, проживает на полном их обеспечении? — продолжал Омар. — О человеке, который занимается сексом на дорожке перед домом, на виду у соседей? Как вы думаете, может ли такой человек подать хороший пример?

— Это наводящие вопросы! — закричал Слоан.

— Разрешаю, — сказал судья Бранд.

— Конечно, пример не хороший, — отозвался Джордж Смит.

— Мистер Смит, как вы думаете, что нужно для того, чтобы быть хорошим отцом?

— Ну, для начала ты должен иметь собственный дом. — Он неодобрительно посмотрел на Роджера. — И собственные деньги.

— Как вы думаете, а нужно ли подавать хороший пример, чтобы быть хорошим отцом?

— Понятно, нужно. Хороший пример, дом и деньги.

— Благодарю вас, мистер Смит. У меня все, ваша честь. — Омар сел.

Судья велел отцу Келии спуститься.

— Спуститься? Я иду обратно на работу! Пойдем, дорогая.

Пуки, вцепившись в сумочку, поспешила за ним.

— Кто следующий? — Брэнд посмотрел на часы.

События развивались быстрее, чем я предполагала. Слоан протянул судье большой конверт из оберточной бумаги.

— Ваша честь, мы считаем, что ребенок должен расти в доме с двумя родителями, мужчиной и женщиной. У нас есть основания утверждать, что мисс Райан не в состоянии обеспечить сыну нормальную обстановку такого типа по причине своей сексуальной ориентации. — Брэнд хищно подался вперед. — Предоставляем эти фотографии на ваше рассмотрение.

Началось.

Брэнд открыл конверт и вынул фотографии. Водрузил на нос очки и рассматривал снимки без всякого выражения. Когда он закончил, Слоан поставил фотографии на небольшую деревянную подставку. У Дианы видно было одну грудь и голые ноги. Я получилась расплывшейся, как моржиха. Вся сцена совсем не выглядела так, будто я занимаюсь с Дианой сексом. Скорее будто я ее душу.

— Ваша честь, — продолжал Слоан, — вы видите перед собой оригинальные, ни в чем не измененные фотографии Вэлери Райан в постели с Дианой Лиленд, она же Диана Пиерс, известной лесбиянкой. Мисс Пиерс в обнаженном виде, ваша честь, как можно легко заметить, а мисс Райан ложится на нее сверху. По нашему мнению, мы можем сделать однозначный вывод, что эти две женщины находятся в процессе интимного сексуального акта.

— Хорошо бы! — раздался голос из глубины комнаты.

Все обернулись. Диана шла по центральному проходу. Остановилась перед судьей, уперев руки в бедра. На ней был серый костюм в тонкую полоску, белая рубашка и мужской галстук.

— Ваша честь, эти фотографии ничего не доказывают. Вэлери Райан не лесбиянка. Я-то знаю, я годами за ней бегала!

— А вы… — начал судья.

— Видимо, в одежде вы меня не узнаете. Я женщина с этой фотографии. Диана Лиленд Пиерс.

— Ваша честь. — Омар поднялся. — По плану мисс Лиленд должна давать показания несколько позже. Если нет возражений, она может говорить сейчас?

Брэнд повернулся к Слоану и поднял бровь.

— Вы не возражаете?

— Нет, ваша честь, — пожал плечами Слоан.

Судья показал на свидетельский столик.

— Садитесь, мисс Пиерс.

— С удовольствием, ваша честь. — Диана легко вспрыгнула на платформу и скользнула на стул. Строго сложила руки и замерла в ожидании вопросов.

Омар начал с обращения к судье Брэнду:

— Ваша честь, адвокат Роджера Тисдейла настаивает на том, что Вэлери Райан неподходящая мать для мальчика из-за ее сексуальной ориентации. Я уклонюсь от спора по существу этого заявления. Я не собираюсь доказывать, что гомосексуалисты могут быть любящими и достойными родителями. Моя задача — опровергнуть нелепое и совершенно необоснованное утверждение, что Вэлери Райан лесбиянка. Я пригласил мисс Лиленд высказаться по этому поводу.

— Мисс Лиленд Пиерс. — Омар подошел к столику. — Для протокола: вы лесбиянка?

— Однозначно. — Диана улыбнулась.

— Вы не можете не признать, что эти снимки довольно предосудительны. И все-таки вы настаиваете, что мисс Райан не лесбиянка. Вы в этом уверены?

— Да, мистер Слаадк. Я с полной уверенностью могу сказать, что эта женщина, — она с улыбкой показала на меня, — не лесбиянка. Фотографии я признаю. С помощью разных уловок я заставила ее встретиться со мной в мотеле. Потом я потянула ее на себя, дернула, она потеряла равновесие. Поэтому кажется, что она ложится на меня сверху. На самом деле это не так. Она упала на меня и пытается подняться. — Диана повернулась к судье. — Ваша честь, Вэлери Райан всегда интересовалась мужчинами и только мужчинами. Это я интересуюсь женщинами, а не она.

Диана долгим взглядом посмотрела на слоановскую помощницу в баклажанном костюме и подмигнула ей. Девица покраснела до ушей и уткнулась в бумаги. Омар вздохнул и понимающе улыбнулся.

— Значит, для окончательного подтверждения, Вэлери Райан не лесбиянка, верно?

— Да, мистер Слаадк. Вэлери Райан не лесбиянка. К сожалению.

Судья презрительно покачал головой и обернулся к Слоану:

— Вопросы?

— У меня нет вопросов к этому свидетелю, ваша честь. Однако я хотел бы уточнить для протокола, что эти фотографии наводят на размышления, несмотря на свидетельство мисс Пиерс. Ваша честь, в постели обнаженная женщина. Мисс Райан вступает с ней в телесный контакт, обратите внимание. Перед нами факты, ваша честь, черным по белому.

Брэнд глубоко вздохнул и откинулся в кресле.

— Мистер Слоан, мне далеко не симпатичны люди, ведущие противоестественный образ жизни. Я вполне ясно высказывался по этому поводу, в том числе публично. Но если проявления нестандартной сексуальной ориентации мисс Райан ограничиваются только этими фотографиями, мистер Слоан, то вы идете по тонкому льду. Если у вас нет более серьезных фактов для поддержки такого заявления, я предлагаю вам отказаться от этой линии. Мисс Пиерс, э-э, мисс Лиленд, как там, можете спускаться.

— С удовольствием, ваша честь. — Диана соскользнула с платформы и вышла. При других обстоятельствах она, наверно, улыбнулась бы мне или показала большой палец, но сейчас решила свести контакт к минимуму.

— Мистер Слаадк, вызывайте следующего свидетеля.

— Спасибо, ваша честь. Сейчас я хотел бы пригласить Алису Элкинз.

Алиса медленно подошла к свидетельскому столику. Я с радостью заметила, что она набрала не один фунт. Для покупок в «Салоне гигантов», пожалуй, еще маловата, но лицо заметно пополнело, и одета она была в длинную блузу (этот предмет гардероба, несомненно, был выбран за высокий показатель МЗЯ — максимального закрытия ягодиц). Алисины волосы были собраны в хвост, я впервые увидела ее огромные оттопыренные уши. Ну что, тетька-мотька, добро пожаловать в компанию. Подожди, то ли еще будет после первых родов.

— Спасибо, что присоединились к нам, мисс Элкинз. — Омар вскочил и поправил галстук. — Для протокола, вам не очень приятно здесь присутствовать?

— Да. — Она бегло пересеклась со мной взглядом и быстро отвела глаза. На Роджера она совсем не смотрела.

— Я хотел бы уточнить, — Омар повернулся к судье, — что Алиса Элкинз появилась перед вашей честью не по своей собственной доброй воле, а была вызвана в суд повесткой под угрозой штрафа. Мы полагаем, что ее показания поддержат нашу точку зрения: Роджеру Тисдейлу не может быть предоставлена полная опека Питера Райана Тисдейла.

Алиса закатила глаза.

— Продолжайте, пожалуйста, — отозвался Брэнд.

— Мисс Элкинз, опишите, пожалуйста, ваши отношения с Роджером Тисдейлом.

— У меня нет никаких отношений с Роджером Тисдейлом.

— Это честно, мисс Элкинз. А ваши отношения в прошлом вы не могли бы описать?

Алиса поморщилась.

— Роджер был мой преподаватель и мой любовник.

Странно. Я и не думала, что это до сих пор может ранить меня. Два слова — «мой любовник» — всколыхнули худшие воспоминания быстрее, чем инъекция пентотапа. Перед глазами замелькали картинки: Роджер и Алиса любезничают возле «Чердачной студии». Пластиковая диафрагма, валяющаяся в Роджеровой машине, его нелепые извинения: «Она просила, чтобы я подержал это у себя! Клянусь!» Хуже всего было вспоминать, как упрямо я хотела ему верить, как отчаянно старалась не придавать значения тому, что считала его первым и единственным проступком.

— Преподаватель и любовник, — эхом отозвался Омар, и опять эти слова вонзились острыми иглами. — Мисс Элкинз, вы вступали с мистером Тисдейлом в интимные отношения?

— Да, я это имела в виду, когда сказала, что он был моим любовником.

Снова острый укол.

— Расскажите, пожалуйста, как вы познакомились с мистером Тисдейлом.

— Он был мой преподаватель. В «Чердачной студии». Я пошла к нему на занятия, т. к. хотела больше узнать о том, как пишутся пьесы. Мне казалось, что у меня талант сценариста, нужно было мнение знатока.

— Когда вы перешли к интимным отношениям?

— Практически сразу.

Даже слушать этого не хочу. Посмотрела на Келию — она яростно грызла ногти.

— Можно сказать, что я ему понравилась с первого взгляда. Он писал мне в тетрадях записки вроде «Увидимся после занятий». Больше никто таких не получал. Мы стали ходить в кафе после занятий. Однажды он предложил подвезти меня до дома, хотя у меня была своя машина. Я припарковалась прямо перед входом в кафе, он это прекрасно видел. Но я согласилась, подумав, что могу забрать свою машину завтра. Он заехал в Бейкер-Пойнт за старой железной дорогой, и там мы впервые поцеловались. — Алиса запнулась, глядя куда-то вниз. Казалось, она вот-вот заплачет. Но через секунду на ее лицо вернулось жесткое выражение. — Он сказал, что разводится. А я, идиотка, поверила.

Несколько секунд слова висели в воздухе. Потом Омар продолжил.

— Мисс Элкинз, вы знали, что у Роджера Тисдейла есть сын?

— У него в машине было детское сиденье. В первый раз, когда села, я спросила об этом Роджера. Он сказал, что это для ребенка его сестры. Что они приехали в гости из Атланты, и он взял на время это сиденье у соседки. Какой-то Линетт.

— Значит, — Омар обращался к Алисе, но смотрел на судью, — Роджер Тисдейл не хотел говорить вам, что детское сиденье в машине принадлежит его собственному сыну.

— Именно это я хотела сказать.

— В таком случае, как вы узнали, что на самом деле у Роджера Тисдейла есть ребенок?

— Однажды я позвонила ему и услышала в трубке, как Пит кричит что-то вроде: «Папа, папа, смотри, папа!» Я спросила его, кто это. И тогда он сказал мне правду. Что у него действительно есть сын.

— Как вы думаете, почему у мистера Тисдейла были от вас такие секреты?

— Он сказал, что не хотел отпугивать меня. Но я всегда пыталась объяснить ему, что люблю детей. Я была на педагогическом факультете. Хотела пойти в детский сад. Я люблю детей.

— Мисс Элкинз, как человек, имеющий хорошее представление о раннем развитии ребенка, вы должны чувствовать в человеке качества хорошего родителя. — Алиса выпрямилась и приняла вид специалиста. — Как вы думаете, Роджер Тисдейл хороший отец? Напоминаю, мисс Элкинз, что вы находитесь в суде и уже принесли письменные показания под присягой. Позвольте мне повторить вопрос. Вы считаете, что Роджер Тисдейл хороший отец?

Алиса подняла глаза и мельком взглянула на Роджера.

— Нет, не считаю.

— А почему нет?

— Потому что хороший отец не оставил бы своего ребенка одного дома, как это делал Роджер. На несколько часов. Когда мы были на приличном расстоянии от дома и занимались сексом.

Омар сложил руки на груди и с отвращением посмотрел на Роджера.

— Не могли бы вы рассказать поподробнее?

Алиса неловко поерзала. Поддернула рукава блузки, потом снова опустила. Откашлялась.

— Слушайте. Это он предложил, а не я. Я всегда ему говорила, что это плохо.

— Продолжайте, пожалуйста, мисс Элкинз.

— Это было раза три или четыре. Может быть, пять. Его жена должна была работать поздно вечером. Роджер посылал мне сообщение на пейджер — шестьдесят девять, это был наш условный знак, — и я выходила. В это время он укладывал Пита, читал ему сказку и все такое. И когда ему казалось, что ребенок уснул — вы знаете, это первая стадия сна, — мы встречались на дорожке перед домом и выезжали. Конечно, он всегда запирал дверь. И оставлял свет в нескольких комнатах, так что казалось, будто хозяева дома. Мы ехали в Бейкер-Пойнт или в мотель. Никогда не уезжали далеко, и через пару часов всегда возвращались. Но мы оставляли Пита дома одного. Насколько мне известно, он ни разу не просыпался. Но я все равно считала, что это плохо. И всегда ему об этом говорила.

Омар подождал, пока судья Брэнд осмысливает Алисины показания. Я сидела сама не своя. Это так давно было, и Пит, слава богу, жив-здоров, несмотря на Роджерово наплевательское отношение. Помню, я всегда уходила с каким-то неясным тянущим беспокойством. Даже когда я сомневалась в Роджере как в супруге, то всегда думала, что он очень обязательный отец.

— Больше вопросов не имею. — Омар направился к своему месту. Тут же вскочил Слоан.

— Мисс Элкинз, это правда, что вы работали проституткой?

Алиса оцепенела.

— Мисс Элкинз?

— Я сопровождала состоятельных людей на разные мероприятия, и не собираюсь об этом говорить! Вы же сказали, что на суде не будут говорить об этом! — кричала она на Омара.

— Пожалуйста, ответьте на вопрос, мисс Элкинз. — Судья хищно подался вперед.

Она скрипнула зубами.

— Во время учебы в колледже я работала таким образом. Чтобы заплатить за обучение. Иначе я не получила бы диплом.

— Вы не могли найти работу по поджарке гамбургеров или разноске зелени, как другие студенты? — ухмыльнулся Слоан.

— Вы вообще представляете, сколько сейчас стоит обучение? С такой работой я даже за учебники не могла бы платить, к вашему сведению.

— Значит, для протокола, вы предлагали секс в обмен на деньги, так?

Алиса что-то пробормотала.

— Отвечайте, пожалуйста. — Слоан стукнул по столу.

— Да, я сказала, — прошептала Алиса с закрытыми глазами.

— Мой клиент знал, что вы проститутка? То есть, извините, сопровождающая?

— Естественно, я ему не говорила. Но он все равно узнал. — Алиса скользнула по мне взглядом. — Ему жена сказала. То есть бывшая жена.

Еще один мерзкий эпизод всплыл на поверхность. Мы с Дейлом обедаем в кафе. Входит Алиса. Дейл знает ее по недавней вечеринке и говорит мне, что она шлюха. Вечером я молюсь, чтобы Роджер не подхватил какую-нибудь болезнь.

— Ваша честь, — начал Слоан, — я надеюсь, что вы отнесетесь к этим показаниям так же, как к их источнику, проститутке, которая признала в вашем присутствии, что может лгать для достижения своей цели. Эта молодая женщина характеризуется противозаконным мошенническим поведением, и я настаиваю, что ее показания должны рассматриваться с подозрением, если они вообще могут быть приняты к рассмотрению.

— Послушайте, — сказала Алиса. — Я ничего не выдумываю. Роджер действительно оставлял своего ребенка одного, чтобы мы могли уехать и…

— Это все, мисс Элкинз, — перебил Слоан. — Можете идти. Спасибо.

— Секунду!

— Я сказал, это все.

— Прекрасно! — Буркнула она, поднимаясь и одергивая блузку. — Я пошла!

Следующей была Линетт. Она робко улыбнулась мне и уселась за столик, заметно нервничая. Я не думала, что будут какие-то неожиданности: расскажет о лодочках из мыла, о разведении костра, да и все. Совершенно не ожидала, что она будет сообщать о том, как Пит обжег руку в походе.

— Мы пытались позвонить домой, но телефон был отключен, — спокойно рассказывала она. — И муж потом сказал мне, что в тот вечер у Вэл был гость. Мужчина.

Линетт виновато взглянула в мою сторону. У меня просто внутренности сводило.

— Какое отношение это имеет к делу? — спросил Омар.

— Это к вопросу о пренебрежении своими родительскими обязанностями, ваша честь, — поднял руку Слоан. — Она оставила свой номер телефона на случай непредвиденных ситуаций и в то же время развлекалась с кавалером, отключив телефон и прекрасно зная, что других способов связаться с ней в случае чего не существует. Какая мать может поступить таким образом?

Линетт подскочила.

— Но Вэлери мне сказала, что телефон отключился случайно. Такие вещи происходят сплошь и рядом. Я совсем не хочу сказать, что она отключила телефон нарочно.

На меня навалились страх и вина. Я-то помню, что сделала это нарочно! Позвонила жена Эдди, не хотелось, чтобы ее звонки повторялись. И я отключила телефон, совершенно забыв, что могу понадобиться Питу.

— Мистер Слоан, ваш аргумент в лучшем случае спорен. — Судья Брэнд устало потер глаза. — Миссис Чейз, вы свободны.

— Спасибо, ваша честь. — Линетт кинула на меня еще один душераздирающий взгляд. Это было невыносимо.

— Не трусьте, — зашептал Омар, сжимая мне руку. — Все идет замечательно.

И знаете что? Минуту спустя я почувствовала, что согласна с ним. Впервые с начала заседания позволила себе некоторый оптимизм. До этого момента я готовилась к худшему: остаться без ребенка, без денег, без дома. А сейчас уверенность Омара поддерживала меня, как стальная подпорка. Мы пуленепробиваемы! Мы выиграем это дело. Я знаю.

Омар нагнулся и что-то достал из портфеля.

— Ваша честь, я хотел бы перейти к следующим свидетельским показаниям. — В руках у него была видеокассета.

Я даже не заметила, что на столе стоит видеомагнитофон, пока Омар не подошел к нему. Кровь лихорадочно застучала в ушах. Вставив вилку в розетку, Омар нажал кнопку пуска. Экран засветился серым, но ничего не показал. Он пощелкал другими кнопками. Картинка не появлялась.

— Ну и чем занимались эти придурки из технического отдела? — пробормотал Омар.

Слоан нетерпеливо постукивал карандашом. Роджер сидел с глупой ухмылкой. Келия продолжала грызть ногти.

Омар наугад тыкал в разные кнопки. Наконец на экране появилось изображение. Маленькая крепкая женщина средних лет сидела на высоком стуле. На ней свободная черная рубаха, черные брюки со множеством молний, карманов и нашивок. В маленькой руке сигарета, которую она за все время записи ни разу не поднесла к губам. Ни разу, даже когда на лице ее отражалось неподдельное горе.

«Наводи на меня, — сказала она кому-то. — Нет, не та кнопка. Другая. Я сказала, другая. Так. Теперь ближе».

В голосе звучали властные нотки — прямо сержант морской пехоты. Я узнала этот голос. Эста, тетя бедняжки Мэри. Теперь ее лицо заполнило собой весь экран. Коротко, по-мужски подстриженные волосы, лихо сдвинутый набок красный берет. Лицо в форме сердечка, но рот кривой и горький — безгубый, плотно сжатый разрез.

Омар нажал на «паузу».

— Ваша честь, сейчас я хотел бы представить вам видеозапись свидетельских показаний мисс Эсты Доминго. Краткая предыстория: Роджер Тисдейл незаконно сочетался браком с ее племянницей Мэри и держал ее фактически пленницей в домике на Черном озере. Уличенный в двоеженстве, мистер Тисдейл пытался отрицать какие бы то ни было отношения — и даже знакомство — с этой девушкой. Я полагаю, что свидетельство Эсты Доминго поможет прояснить вопрос о том, заслуживает ли мистер Тисдейл опеки Питера Райана Тисдейла.

Судья кивнул, и Омар снова включил запись.

«Прошу прощения за то, что не могу присутствовать на суде и дать показания лично. — Эста смотрела прямо в камеру. — Как я объяснила мистеру Тисдейлу, у нас идет стройка приюта для женщин, подвергшихся жестокому обращению, и я нужна здесь. Мэри не хотела заниматься с ним сексом. Но этот ублюдок забил ей голову никчемными фантазиями. Говорил, что пошлет ее учиться в школу медсестер, а сам даже в паршивую среднюю школу не записал! Дерьмо собачье! Роджер Тисдейл не был ей мужем. Просто западал на молоденьких девочек. Свинья!»

Я посмотрела на Брэнда. У него был печальный и неприглядный вид человека с обостренной язвой. Это обнадеживало. Непонятно было другое — почему Омар так воодушевлен? Здесь нет ничего нового, показания Эсты давно уже приобщены к делу.

«Теперь я хотела бы перейти к существу вопроса. — Эста поправила берет. — Насколько я поняла, он в том, достоин ли Роджер Тисдейл быть отцом».

— Ваша честь, это какой-то абсурд, — вяло протянул Слоан.

Судья дал знак Омару сделать паузу.

— Ваша честь, эта женщина, по ее собственному признанию, не знакома с Роджером Тисдейлом, — продолжал Слоан. — Она не педагог, не специалист. Ничего не знает о реальных обстоятельствах этого дела и о людях, имеющих к нему отношение. Ее некомпетентность не позволяет ей судить о родительских качествах Роджера Тисдейла. Из уважения к суду я предлагаю прекратить просмотр этой записи, ваша честь. Боже мой, неужели нужно тратить время на свидетельство этой сумасшедшей?

— Сядьте, мистер Слоан.

— Но, ваша честь, это свидетельство — просто раздутые слухи, — заныл Слоан, как дошкольник. (Такая манера очень напоминала моего бывшего мужа.) — Пристрастные и однобокие показания свихнувшейся феминистки. — Он сделал эффектную паузу и вытащил козырь: — Ваша честь, она лесбиянка!

— Сядьте, мистер Слоан, — приказал судья. — И оставайтесь сидеть. Я хочу посмотреть видеозапись. Прошу вас, мистер Слаадк.

— С удовольствием, ваша честь. — Омар нажал на кнопку.

Замершая Эста снова задвигалась.

«Когда Мэри поняла, что беременна, она в отчаянии позвонила мне. Хотела сделать аборт. Но это было нелепостью — Мэри очень любила детей. Она сказала, что должна сделать это из-за него. Из-за Роджера Тисдейла. Только он приказал ей избавиться от эмбриона. Он сказал Мэри, что терпеть не может детей. Я это хорошо помню. Он твердил ей, что дети — это обуза, и от них одни неприятности. Что они только путаются под ногами. Что он не хотел рождения Пита. Он сказал Мэри, что, если она сохранит беременность, он сам убьет ребенка голыми руками».

— Это слухи, ваша честь! Это ничего не доказывает!

Омар нажал на «паузу».

— Кажется, я уже просил вас замолчать, мистер Слоан. — Судья повернулся к Омару. — Мистер Слаадк, это основная суть свидетельства? Или женщина может сообщить что-то более существенное?

— Да, ваша честь. Еще одна вещь, если вы дадите мне буквально минуту. — Он снова включил запись.

«Так. Теперь крупный план, — командовала Эста. Неизвестный оператор отошел назад. У нее в руках было что-то похожее на диктофон. — Мы всегда записываем разговоры по домашнему телефону. Семейное правило».

Она нажала кнопку и поднесла к объективу узкую коробочку.

И я услышала голос Мэри, полудетский, взволнованный, дрожащий в отчаянии.

«Тетенька, помоги мне, — молила она. У меня подступил комок к горлу. — Роджер говорит, что я должна избавиться от малыша. Если я откажусь, то он убьет его. Он сказал, что придет ночью, схватит его за горло и задушит одной рукой, тетенька! Богом поклялся! Тетенька, пожалуйста, помоги!»

Эста щелкнула выключателем и снова посмотрела в камеру:

«Если хотите знать, хороший ли отец Роджер Тисдейл, теперь, я думаю, у вас есть ответ».

— Это основная суть, ваша честь, — сказал Омар. — Далее начинаются вариации.

— В таком случае можно выключать. Я услышал достаточно. — Судья Брэнд снял очки, провел рукой по лицу и встал. — Пожалуйста, вернитесь в зал суда через сорок пять минут.

Слоан и его помощники стали кучкой в сторонке. Омар сжал мне руку.

— Ну, Вэлери, помолитесь немного. Хотя это не так уж и нужно. Дело в шляпе.

Он был так уверен в этом, что ринулся куда-то есть суп. Я одна сидела на скамейке в конце коридора под большим грязным окном, солнце пекло затылок. Закрыла глаза. Слышен был разговор Роджера с Келией, — нет, скорее ссора. Кажется, она предлагала ему «сделать глубокий очищающий вдох» или «оставаться в текущем моменте», и вдруг он рявкнул: «Заткнись! Прекрати нести ахинею, ясно? Я тебе не безмозглая домохозяйка, тронувшаяся на йоге!» Она вздрогнула, как от пощечины. Язык Роджера может ранить больнее любой руки. Видимо, Келии это теперь тоже известно.

Все, что я могла думать по этому поводу, — эта роза еще пообтреплет свои лепестки. Пусть теперь она выслушивает его резкие замечания, терпит прилюдные унижения и холодные войны. Помню, как-то раз к нам на обед пришли знакомые: какая-то Элексис, коллега по «Чердачной студии», и ее муж Стефан, пианист. Прихлебывая вино, мы обсуждали кинофильмы. Мне было тогда как-то особенно легко и весело, болтая, я что-то сказала про Das Boat, что-то о немецком солдате на подводной лодке.

— Das Boat? — начал глумиться Роджер. — Ты хочешь сказать, das BOOT?

Он произнес boot с немецким произношением, я же сказала Das Boat — то ли по-немецки, то ли по-английски. Неуклюжая попытка девушки, никогда серьезно не изучавшей языки, никогда не ездившей за границу. Я почувствовала себя водорослью среди этих отполированных академических жемчужин.

— Boot, boat — не знаю. — Я надеялась, что муж не будет устраивать сцену. — Откуда мне знать? Я испанский учила.

— Отлично, тогда скажи «лодка» по-испански, — Роджер сложил руки на груди и довольно улыбнулся друзьям.

После семи лет испанского я совершенно не помнила, как будет «лодка». В голове мелькали путаные слова и фразы: «Pelicula. Manzana. Man of La Mancha. Chimichanga».

— Я жду, сеньора Райан.

Кровь прилила к щекам. Элексис хихикнула. И тут произошло чудо.

— Barco, — сказала я, пораженная, что вспомнила, и злая, что пошла у него на поводу.

— Браво! — Роджер хлопнул в ладоши. — А теперь прогуляйся в cocina и свари нам cafe!

И захохотал, запрокинув голову. Элексис и Стефану, казалось, было неловко.

Я посмотрела на часы. Решение будет готово через шесть минут. Что, если Роджер все-таки получит полную опеку Пита? Что мне тогда делать? Я вспомнила короткий стишок, который выучила на одном из собраний «Анонимных переедающих»: «Боже, даруй мне силы принять то, что я не могу изменить…»

Как мы до этого докатились? Вспомнилась радость на лице Роджера, когда я показала ему в ванной тест на беременность, который он, кстати, вставил в рамочку. Как он бросался за йогуртом «Бен и Джери», когда я говорила, что мне его очень хочется. Как он массировал мои опухшие ноги на последних неделях беременности, как целовал каждый пальчик и писал на них «П-и-т-е-р» и «Э-м-и-л-и». Мы не знали, мальчик будет или девочка, пока Пит наконец не родился на свет, и когда это произошло, Роджер сам плакал как ребенок.

Все обещания и надежды на будущее, неужели они были лживыми и пустыми?

Вдруг мне на колени плюхнулся завернутый в целлофан «гадательный пирожок».

— Ну, вперед. Посмотрим, что нас ждет в будущем. — Надо мной возвышался Омар, холеный и гладкий, как лис, и полностью отдохнувший. А я тут сижу, как размякшее шоколадное яйцо в этой кофточке для беременных.

Я развернула пирожок и разломила его. Пусто. Я в ужасе смотрела на него, готовая заплакать.

— Пустой, да? — Он, казалось, едва удерживался, чтобы не сморщиться. — Ну, вы знаете, что это означает, а?

— Нет, Омар. А что это означает? — Я решила, что он что-то придумывает.

— Это означает, что возможности бесконечны.

— Правда? А я всегда думала, это значит, что я умру.

— Мы все когда-нибудь умрем, Вэлери. Но на меня снизошло откровение, что вы в ближайшем будущем никуда не собираетесь. И что пустой «гадательный пирожок» вовсе не знак чьей-то неминуемой смерти — вернее всего, он означает, что кто-то на кондитерской фабрике не справился с работой. Так что расслабьтесь, хорошо?

Он присел передо мной на корточки. Вот это гибкость! У меня ноги совсем не такие крепкие. Я бы ни за что не смогла вот так запросто присесть.

— Вэлери?

— Что?

— Слушайте дяденьку Омара. Все будет хорошо. — Он посмотрел на часы и вскочил на ноги (что меня тоже впечатлило). Схватил меня за руку и потащил в зал. — Пора! Надо прийти до судьи Брэнда, он не любит ждать.

Когда мы вернулись в зал, Роджер уже сидел там, но Келии не было. Брэнд устроился в своем кресле и откашлялся. Он выглядел усталым. Переложил на столе какие-то бумаги, бегло просмотрел их. Потом глубоко вздохнул и некоторое время просто смотрел — сначала на Роджера, потом на меня. Хотела бы я знать его мысли. И еще я хотела, чтобы все побыстрее кончилось.

— Я не из тех судей, которые верят в неприкосновенность материнского авторитета, — начал он, и сердце у меня камнем полетело вниз. — Хотя это правда, что между матерью и ребенком существуют неповторимые отношения. Мать носит и растит дитя в утробе, она рождает его на свет, кормит его собственным телом. — Брэнд откинулся в кресле, уставился в потолок и продолжал. — Но материнство гораздо обширнее процесса беременности, родов и грудного вскармливания. Кто идет к ребенку, когда он плачет по ночам? Кто создает для него уютный и аккуратный дом? Кто обеспечивает ему духовное и эмоциональное воспитание, чтобы он вырос хорошим молодым человеком? Кто?

Судья сделал паузу, и я застряла на фразе «уютный и аккуратный дом». Что он имеет в виду? Неужели кто-то сказал, что у меня в джипе с ноября валяются окаменевшие остатки «Хэппи Мил»? Или он узнал, что я купила недавно семь отверток «Филипс» и теперь ни одной не могу найти? «Господи, — взмолилась я, — если ты даруешь мне полную опеку Пита, я обещаю, что создам для него уютный и аккуратный дом. Сегодня же повешу всю одежду в шкаф и никогда не буду оставлять ее на стульях. Разложу все барахло под раковиной. Найду все инструменты и соберу их в специальный ящик. Или даже лучше — устрою в гараже мастерскую со специальными подставками в форме инструментов, чтобы их можно было легко найти. Господи, ну пожалуйста».

— Мистер Слоан, — начал Брэнд, — когда вы с вашим клиентом обратились ко мне с просьбой устроить одностороннее слушание дела, вы пошли, так сказать, окольным путем. Вы сказали, что имеете доказательства интимных отношений мисс Райан с другой женщиной. Точнее, что она ведет образ жизни лесбиянки. Я думаю, мистер Слоан, что вы выбрали этот окольный путь, полагаясь на недавние события в моей личной жизни, которые я пытался уберечь от общественного внимания. Вы хотели использовать эту информацию в своих интересах. Это низкопробное судопроизводство, мистер Слоан. И ошибочная стратегия.

Роджер обхватил голову руками и принялся раскачиваться. Омар под столом пожал мне руку. Судья повернулся ко мне.

— Мисс Райан, сегодня я слышал свидетельства, касающиеся ваших материнских качеств. Слышал о кострах на заднем дворе, о поделках из мыла, об ожогах и прочих вещах, которыми ваш бывший муж надеялся доказать, что вы не достойны получить полную опеку Питера Райана Тисдейла.

Роджер перестал раскачиваться и начал прислушиваться. В глазах блеснула надежда.

— Но если бы я забирал детей от родителей всякий раз, как им придет в голову поэкспериментировать со спичками, в штате, пожалуй, не осталось бы ребенка, который живет дома. Все бы воспитывались в чужих семьях — но и тогда они исследовали бы внешние границы приемлемого поведения. Дети всегда этим занимаются. То, что Пит тоже не чужд этому, не делает вас плохой матерью.

В порыве облегчения и благодарности за доброту судьи я начала всхлипывать. И не знала, смогу ли остановиться. Это была самая чудесная вещь, которую обо мне сказали за долгие годы. Омар гладил меня по спине, пока я пыталась успокоиться.

— Мистер Тисдейл, я готов был принять решение по этому случаю исходя из ваших отцовских достоинств. Я прочел ваше дело. Мне была известна сомнительная история с участием нескольких женщин. Но я собирался оставить этот вопрос в стороне от определения права на опеку.

Я затаила дыхание. Вся комната, кажется, тоже.

— Но я переменил точку зрения. Прочитав ваше дело еще раз и выслушав сегодняшние свидетельства, я убедился, что ваши отцовские качества неразрывно связаны со всей остальной вашей жизнью. Со всеми неудачными выборами, которые вы сделали как муж, с вашими лживыми поступками, с бесстыдными связями, с легкомысленной склонностью к юным девушкам и с отвратительной эксплуатацией филиппинской девочки-подростка.

О, радость! Мне хотелось схватить судью Брэнда и закружиться с ним по комнате. Как я любила этого человека! Но тут его лицо потемнело, он обернулся ко мне, и я поняла, что легко не отделаюсь.

— Мисс Райан, несмотря на возмутительное поведение вашего мужа, я убежден, что юный Питер имеет безусловное право общаться с отцом. Я делаю это на благо Питера, а не мистера Тисдейла — в такой ситуации я ни черта не присудил бы его отцу. Но Питеру будет гораздо лучше, если в его жизни будет присутствовать отец. Это факт, согласны вы с ним или не согласны. Таким образом, после тщательных размышлений — и, прямо скажу, несколько неохотно, — я решил предоставить полную физическую опеку Вэлери Райан и право контролируемого посещения Роджеру Тисдейлу. Мистер Тисдейл, вы можете посещать Питера Райана Тисдейла две субботы в месяц. Мисс Райан по своему усмотрению выбирает подходящие дни, посещения происходят в помещениях также по ее выбору. Посещения будут контролироваться мисс Райан или тем, кого она назначит себе на замену. — Судья Брэнд ударил молотком. — Объявляется перерыв.

Омар схватил меня и сжал в объятиях.

— Мы это сделали! — Он сиял.

Я знала, что должна быть счастлива. Мне предоставили полную опеку сына, и у Пита будет возможность общаться с отцом, что, по-моему, хорошо. Но я надеялась полностью отсечь Роджера от моей жизни, а теперь я привязана к нему — и к его подружкам — целых две субботы в месяц. На годы и годы. Я чуть не расплакалась.

Когда Пит вернулся домой, я долго и крепко его обнимала.

— Ты меня задушишь, мам.

— Прости. Знаешь, я очень-очень сегодня по тебе скучала.

— А что сказал судья?

Посадив Пита на колени, я поцеловала его в шею, там, где самая теплая и мягкая кожица.

— Солнышко, судья сказал, что ты будешь жить здесь со мной, а папа может навещать тебя через каждую субботу. Как тебе это?

— Нормально, — пробормотал Пит, пожав плечами. Он ковырял болячку на пальце.

— И по субботам, когда папа будет приходить, я тоже могу быть с вами!

— Значит, мы будем все вместе? Как семья?

— Вроде того. Что ты об этом думаешь?

Пит кивнул:

— Хорошо.

В компьютере меня ждало сообщение от мамы и еще одно от Билла Строппа. С мамой разговаривать не было никакого настроения, но Билл необходим, как стакан горячительного.

На сегодня все.

В.