Глава 1

Большая машина осторожно продвигалась по узким улочкам, Дженни Армитаж, расположившаяся на заднем сиденье, с интересом смотрела по сторонам. После открытого пространства эти узкие улочки, протянувшиеся вдоль высоких белых гор, каменных стен, защищающих от нестерпимо палящего солнца, вызывали чувство облегчения. Белое однообразие этих стен нарушали расположенные в определенном порядке ярко окрашенные двери. Каскады лепестков, опадающих с цветущих за стенами фруктовых деревьев, медленно кружась, падали на крышу машины.

Внезапно машина остановилась около ярко-голубой сводчатой двери. Шофер, одетый в жемчужно-серую ливрею, вышел из машины и, подойдя к украшенной орнаментом решетке, позвал кого-то. Послышался шум отодвигаемых засовов, скрежет поворачиваемого в замке большого ключа, и дверь со скрипом открылась. Шофер помог Дженни выбраться из машины.

После долгого путешествия тело Дженни одеревенело, и она с трудом выбралась из машины, чувствуя глубокую усталость. Ее дорожный костюм как будто прилип к ней. Сшитый из легкого твида, он очень подходил для апрельской лондонской погоды, но сейчас после трудного пути, на протяжении которого температура воздуха непрерывно менялась, этот костюм вызывал в ней чувство отвращения и не давал ей той уверенности, которая была ей сейчас так необходима. Следуя за шофером, несшим ее простенький чемодан, Дженни выглядела испуганной и смущенной. Что ждет ее впереди?

Внезапно чувство страха сменилось чувством восторга — кто бы мог подумать, что за этой мрачной стеной может существовать такой очаровательный мир? Пройдя через небольшую галерею, гулко отражавшую их шаги, они внезапно оказались в саду с мраморными колоннами и выложенными мозаикой дорожками, вдоль которых росло море белых лилий и пламенеющих чибискусов. Отливающие золотом плоды апельсиновых деревьев были подобны огненным шарам, упавшим с ярко-синего неба. Сверкающие струи фонтана поднимались высоко к небу и падали вниз в мраморный бассейн, издавая звуки чудесной мелодии. Это был сад из сказки «Тысяча и одна ночь», и Дженни сразу полюбила его. Завороженная, она остановилась полюбоваться садом, но в это время из другого двора появился почтенный слуга-бербер. Шофер передал ему ее чемодан, и минутой позже Дженни уже входила в вестибюль с мраморным полом и дальше в прохладную комнату, обставленную в европейском стиле. Похоже, это была библиотека или кабинет. Удобные кожаные кресла темно-желтого цвета располагались в разных местах комнаты; полированный пол покрывали необыкновенно красоты ковры. На полированных столиках сандалового дерева стояли серебряные сигаретницы и дорогие вазы с ярко-алыми цветами в них. В одном из углов комнаты располагался массивный письменный стол. Все стены были заставлены шкафами с книгами. Взгляд Дженни привлекла стоящая на письменном столе фотография в красивой серебряной рамке. На фотографии была запечатлена необыкновенной красоты женщина, похожая на Елену Прекрасную из Трои.

Слуга-бербер на прекрасном английском языке сообщил Дженни, что графини де Сант-Але сейчас нет дома, но она приказала ему позаботиться о Дженни и сейчас ей будет подан легкий завтрак.

Легкий завтрак состоял из мятного чая и роскошных пирожных, покрытых толстым слоем шоколада и миндальными орехами. Дженни с удовольствием выпила чай, который взбодрил ее, но не смогла съесть ни одного пирожного. Ее единственным желанием было остаться одной и опуститься в глубокое кожаное кресло, наслаждаясь покоем этой чудесной комнаты. Сняв жакет и маленькую шляпку, закрепленную булавкой на ее ярко-золотистых вьющихся волосах, она опустилась в кресло, снова чувствуя себя прежней Дженни Армитаж, которая покинула Англию полная радужных надежд и предчувствий.

Сейчас просто не верилось, что всего лишь несколько дней тому назад она и думать не могла, что жизнь раскроется перед ней как прекрасный экзотический цветок.

Не думала с того самого момента, когда служащая агентства по найму пригласила ее и сказала, что, как ей кажется, Дженни самая подходящая кандидатура на место гувернантки к двум маленьким детям. Требования, предъявляемые хозяевами, были несложными: умение хорошо обращаться с детьми, учить их английскому языку, прививать хорошие манеры. Желательно, чтобы это была воспитанная молодая девушка из семьи, принадлежавшей к среднему классу, и владеющая французским языком. Место требовалось занять немедленно.

Дженни было без малого двадцать четыре года, но выражение ее больших синих глаз было столь наивным, ее маленькое личико, напоминающее формой сердечко, было таким живым и невинным, а сама она была не высокого роста и очень изящна, что многие полагали, что Дженни гораздо моложе.

И к тому же Дженни была свободна и могла в любой момент сорваться с места и ехать куда угодно, даже в Марокко. Однако, когда ей сообщили, что услуги английской гувернантки требуются французской семье в Марракеше, городе, о существовании которого Дженни даже не подозревала, она подумала, что не расслышала, но осознав, что именно в этот город она должна поехать, даже обрадовалась. После смерти ее горячо любимого отца полгода назад ничто не держало ее в Англии. Она может легко уехать, не заставляя никого страдать от разлуки с ней. Она была одна, совсем одна в целом мире. И хотя такое одиночество не было завидным положением для молодой девушки, открывающаяся перед ней перспектива новой неизведанной жизни наполнила ее сердце радостью.

Именно потому что она сразу могла выехать к месту работы, ей предложили высокую оплату, гораздо больше тех денег, что она зарабатывала прежде. Кроме того ее наниматель нес все дорожные расходы. Скоро она встретится с ним. И ей еще предстоит познакомиться с ее маленькими воспитанниками.

И хотя в конце путешествия, из-за чрезмерной усталости, радостное состояние, в котором пребывала Дженни в Англии, сменилось страхом и неуверенностью, сейчас, сидя в комнате, атмосфера которой действовала на нее успокаивающе, она вдруг почувствовала, что ее страх и неуверенность исчезли и им на смену пришло радостное предчувствие новой жизни, какой бы она впоследствии не оказалась. Ведь не исключено, что по какой-то причине она не подойдет к этой работы — возможно ее найдут слишком молодой и неопытной, возможно дети будут слишком трудными детьми или, наоборот, она не понравится им. Еще не совсем ясно, что будет входить в ее обязанности. Может это будет совсем не то, что она желала бы для себя.

Но в глубине души Дженни была уверена, что все будет так, как она хочет.

На стене, напротив того места, где она сидела, висела изящная акварель, изображающая приятный ландшафт — небольшой кусочек юга Франции: терраса, увитая виноградной лозой, сквозь которую виднелся дом с маленькими башенками. Окна за спиной Дженни были широко открыты, и она слышала мелодичные звуки фонтана. Эти звуки непрерывно падающей воды действовали на нее так умиротворяюще, вызывали такое чувство покоя, что Дженни захотелось хоть на минуту закрыть глаза и вздремнуть.

Дженни была уверена, что она спала не более минуты, потому что, очнувшись, она сразу вспомнила, где она, почему она здесь и кого ждет. Но что-то встревожило ее, заставив проснуться так скоро.

Это что-то находилось у нее за спиной. В тот же момент она услышала приятный мужской голос. Чья-то тень склонилась над ней, и она ощутила прикосновение чьих-то губ. Дженни поняла, что это был поцелуй, легкий как дуновение ветерка. Ее щеки коснулось приятное дыхание. Она почувствовала запах хороших сигарет и аромат дорогого мужского одеколона. Нежный мужской голос тихо произнес у нее за спиной: «Наконец мне повезло и я застал тебя одну. Проснись, Селестина, моя дорогая. Время сиесты закончилось!..»

— Боже праведный! Кто… кто вы? — почти грубо спросил тот же голос. — И почему у вас рыжие волосы?

 

Глава 2

Действительно волосы Дженни иногда казались рыжими, что очень раздражало ее, особенно в те годы, когда она была школьницей, и ее недруги дразнили ее, называя Морковкой. Но с тех пор никто не замечал этого свойства ее волос и тем более не задавал такого странного вопроса — почему у нее рыжие волосы. Этот дурацкий вопрос и то, что кто-то осмелился поцеловать ее, пока она спала (или думала, что спала), возмутили ее так, что, вскочив с кресла с быстротой горной козочки, она в гневе крикнула:

— Позвольте!..

Дженни была готова сказать все, что она думает по этому поводу, но, подняв глаза, в изумлении застыла. Перед ней стоял красивый мужчина такого высокого роста, что она казалась карлицей рядом с ним. На нем был элегантный, ослепительно-белый костюм, который очень сочетался с его черными волосами, карими глазами и смуглой кожей. Эта смуглая кожа наводила на мысль, что он не был европейцем, однако его безупречный английский язык, твердая линия губ и высокомерно вздернутый подбородок не оставляли сомнения, что он выходец с Британских островов.

— Прошу вас, продолжайте, — вежливо ответил мужчина.

Широко улыбаясь, он с любопытством рассматривал Дженни.

— Но пожалуйста, сядьте, — попросил он. — Очень вредно так быстро вскакивать с места, когда вы еще находитесь в объятиях Морфея. Я приношу вам свои самые искренние извинения! Но объясните, ради Бога, как вы оказались здесь?

— Мне бы следовало сделать это сразу, — ответила Дженни. — Но почему вас так поразил цвет моих волос? Во всяком случае они вовсе не рыжие!

— Разве? — он внимательно посмотрел на ее волосы. В его карих глазах светилось изумление — позже Дженни обнаружила, что они были не карими, как ей показалось вначале, а темно-серыми, напоминающими по цвету гальку на берегах далеких сверкающих морей, — которое затем сменилось выражением восхищения.

— Возможно, вы правы. Пожалуй, они отливают скорее золотом, хотя их можно назвать и каштановыми. Мне приходилось видеть красные, как вишни, спелые каштаны, цвет которых напоминает оттенок ваших волос. Я полагаю, они достойны кисти Тициана…

— Какое это имеет значение! — воскликнула Дженни, нахмурившись. Его дерзкий взгляд смущал ее. — Скажите, а вы… вы?..

— Тот, кто поцеловал вас, хотя едва ли это было уместно при нашем коротком знакомстве, не так ли?

— Вы, вероятно, приняли меня за другую, — холодно заметила Дженни. — Но даже если это и так, извинения здесь ни к чему.

— Совершенно с вами согласен, — ответил незнакомец и, вынув из кармана плоский золотой портсигар, с церемонным поклоном предложил Дженни сигарету. Она покачала головой. — Нет? Тогда я надеюсь, вы не будете возражать, если я закурю. Вы захватили меня врасплох, и я до сих пор не могу прийти в себя. Я был уверен, что это Селестина…

— Селестина?

— Графиня де Сант-Але. — Он насмешливо улыбнулся. — У вас так же, как и у нее, тот же спорный оттенок волос.

— О! — воскликнула Дженни, озаренная внезапной догадкой, — вы, должно быть, граф де Сант-Але?

— Полагаю, что у вас нет оснований делать такой поспешный вывод, — произнес красавец, усаживаясь на ручку кресла и глядя на Дженни с усмешкой. — Селестина и я — старинные друзья, и мы уже давно на короткой ноге. Этот легкий поцелуй предназначался ей. То, что он достался вам, — непростительная оплошность с моей стороны. Во всяком случае, я приношу вам свои извинения и заверяю вас, если это вас может утешить, что я больше не допущу такой оплошности.

Дженни поняла, что он просто издевается над ней, и почувствовала, как краснеет.

— Когда вернется графиня, как вы думаете? — произнесла она дрожащими губами.

— Не имею ни малейшего представления. Я даже не знал, что ее нет дома, иначе я не пришел бы сюда. Однако, я думаю, что она скоро вернется.

Озаренный внезапной догадкой, он воскликнул:

— Я догадываюсь! Вы по всей вероятности новая гувернантка?

— Да, — подтвердила Дженни.

— Прямо из Англии?

— Да.

Он закурил сигарету и некоторое время молчал, в то время как его глаза открыто и с интересом изучали ее.

— Первое путешествие за границу? — спросил он затем.

— Да, — призналась она и, избегая его взгляда, быстро надела и застегнула жакет, не давая ему возможность помочь ей.

— Я не пророк и никогда не обладал даром предвидения, но я готов поклясться, что вы из семьи сельского священника, и осмелюсь предположить, что никогда не расставались с вашей семьей надолго, не так ли? Вы привыкли помогать вашему отцу в его деятельности, печатая двумя пальцами его проповеди на старинной пишущей машинке? И вы помогали вашей матушке разводить цветы и, кроме того, принимали горячее участие в ее миссионерской деятельности за пределами метрополии, верно? Жители деревни вас очень любили! Вы были незаменимы в организации благотворительной деятельности и непременной участницей всех любительских спектаклей. Вы также пели в церковном хоре!

Широко раскрыв темно-голубые, почти фиалковые глаза, Дженни с удивлением смотрела на него, хлопая длинными ресницами.

— Как вы узнали все это?

Он громко рассмеялся:

— Я не знал, но просто понаблюдав за вами, я уверен в правильности своих выводов. Скажите, ведь вам внезапно захотелось покончить со всем этим? Так сказать, расправить крылья? Именно это вы и сделали, не так ли?

— Мой отец умер, — тихо ответила Дженни, стараясь сдержать слезы. — И моя мать тоже, на несколько месяцев раньше отца.

— Понимаю, — сказал он. Внезапно поднявшись, он подошел к открытому окну и некоторое время задумчиво смотрел на струи поющего фонтана. Когда он вернулся на свое место, в его голосе уже не чувствовалось насмешки.

— Вы летели самолетом?

— Да.

— Устали?

— Не очень, — ответила Дженни, хотя чувствовала себя совершенно разбитой. Ей так хотелось поскорее очутиться в своей комнате, сбросить этот теплый твидовый костюм, принять ванну и переодеться во что-нибудь легкое, промыть лосьоном глаза, которые нестерпимо болели от буйства красок этих мест — белых зданий, раскаленного синего неба, — что так отличалось от полутонов, присущих Англии, и от ее холодного серого нёба. Ей так хотелось побыть одной до тех пор, пока она полностью не придет в себя.

— Меня зовут Макс Дейнтри, — представился незнакомец, — и я думаю, мы будем часто встречаться, если вы останетесь здесь. У меня своего рода привычка — часто приходить в этот дом. — Он помолчал. — Если вы устали, я могу позвать слугу и попросить его проводить вас в вашу комнату…

— Нет… — начала Дженни, но в это время они оба услышали звук шагов по мраморным плитам холла и одновременно повернувшись к двери увидели высокую, очень красивую женщину, входившую в комнату.

Дженни сразу сообразила, что эта женщина и есть графиня де Сант-Але, — Селестина, чьи волосы так похожи на ее собственные. Поднявшись ей навстречу, Дженни хотела представить себя той, которая назначила ей такое высокое жалование.

Макс Дейнтри, на лице которого появилась его обычная усмешка, поднялся навстречу графине. Селестина, едва посмотрев на Дженни, впилась взглядом в лицо Макса. В ее золотисто-коричневых, похожих на янтарь, глазах было что-то такое жадное, даже неистовое, когда она встретила взгляд холодных серых глаз англичанина. С нежностью в голосе графиня обратилась к Максу на английском языке, в котором слышался сильный акцент.

— Макс, вы невыносимы! Почему вы не дали мне знать, что придете?

— Потому, что я не был в этом уверен, — ответил Макс с загадочной улыбкой. Его глаза быстро оглядывали прекрасную стройную фигуру графини, облаченную во что-то легкое и зеленое, оттенком напоминающее цветы лимонного дерева. Этот цвет прекрасно сочетался с ее туфлями, перчатками и огромной, похожей на колесо, шляпой, которые были ослепительного белого цвета. Из-под шляпы выглядывали роскошные волосы графини цвета старого золота. Они наподобие нимба обрамляли ее белое чело и нежное, совершенной формы лицо. Благодаря стараниям парикмахера, волосы графини были более живые и блестящие, чем волосы Дженни.

— Если бы ты только позвонил!

— Не было особой причины звонить!

В глазах графини застыл упрек.

Дженни, наблюдая за ними, чувствовала себя очень неловко, казалось о ней совсем забыли.

Однако графиня, как бы вспомнив, что в комнате присутствует еще один человек, быстро подошла к Дженни и холодно спросила:

— Мисс Армитаж?

Дженни кивнула, чувствуя как сильно забилось ее сердце.

— Мне очень жаль, что меня не было дома, когда вы приехали, мисс Армитаж, но я надеюсь, о вас позаботились? — Она посмотрела на блюдо с нетронутыми пирожными. — Возможно, вы приехали только что?

— Я не знаю, я… думаю недавно… — сконфуженно ответила Дженни. Она чувствовала, что в вопросе графини скрыт какой-то другой смысл, а она не имела ни малейшего представления, сколько времени прошло с того момента, как она вошла в этот дом. Макс Дейнтри, подойдя к графине, сообщил, что Дженни только что приехала, и они только начали знакомиться. Макс заметил, что он ничего не знал о приезде гувернантки, и попросил графиню представить его соотечественнице.

Селестина с удивлением взглянула на Макса.

— Вы считаете, что после того, как вы уже начали знакомиться, необходимо еще официальное представление?

— Я полагаю, — ответил Макс. Графиня повиновалась.

— Мисс Армитаж, это мистер Дейнтри, наш ближайший сосед. Макс, это мисс Дженни Армитаж. Она приехала из Англии воспитывать детей. Это ее единственная обязанность, поэтому я думаю, что вам редко придется встречаться друг с другом, — с холодной улыбкой заметила графиня.

— Но дорогая! — с удивлением воскликнул англичанин. — Я надеюсь, вы не собираетесь запереть ее в детской и лишить общения с людьми? Если вы поступите так, то она будет вынуждена вернуться домой в свою сельскую общину.

Графиня задумчиво смотрела на Дженни, стараясь понять, что скрывается под этой невинной внешностью. Ее размышления прервал настойчивый голос Дейнтри:

— Пожалуйста, распорядитесь, чтобы мисс Армитаж отвели в ее комнату. Она призналась мне, что очень устала.

— Конечно.

Графиня взяла со стола маленький колокольчик и позвонила.

— Вы обедаете с нами, Макс?

— Не знаю, следует ли мне…

Дженни отвернулась и стала смотреть сначала на акварель, изображающую юг Франции, затем на фотографию прекрасной женщины.

Вне всякого сомнения это была графиня. Фотограф хорошо ухватил ее взгляд и прекрасные черты лица. «Однако все это не идет ни в какое сравнение с оригиналом», — решила про себя Дженни, стараясь не вслушиваться в беседу тех двоих за ее спиной.

Появился слуга. Хозяйка приказала ему проводить Дженни в ее комнату и проследить, чтобы она имела все необходимое. И обращаясь непосредственно к девушке, добавила:

— Возможно, когда вы отдохнете и приведете себя в порядок, вам захочется познакомиться с детьми? Им просто не терпится увидеть вас. Но, к сожалению, визит к бабушке вывел их из равновесия, поэтому они покажутся вам немного непослушными. Но обычно с ними легко можно справиться.

— Я в этом уверена, — ответила Дженни, краснея. Она заметила, что Макс с насмешливой улыбкой смотрит на нее.

— До свидания, мисс Армитаж. Не позволяйте этим маленьким извергам вить из вас веревки!

Дженни кивнула и, следуя за слугой, быстро вышла из комнаты.

 

Глава 3

Позднее Дженни обнаружит, что дом, в котором ей предстояло теперь жить, был огромным, со множеством комнат, соединенных сетью коридоров. В нем все говорило о достатке и хорошем вкусе хозяев. Меблированный в мавританском стиле и с европейской роскошью, дом был прекрасен, повсюду висели картины, ковры и гобелены, в разных его уголках стояли редкостные экземпляры мебели, которым, как догадалась Дженни, не было цены.

Но в этот первый вечер Дженни смутно себе представляла, где находится, так как, покинув библиотеку, она вдруг почувствовала глубокую усталость — все ее тело болело, а на смену надеждам и оптимизму пришло полное безразличие к тому, что ее окружало. Она обвиняла в этом Макса Дейнтри и ненавидела его. Человек, целующий голову замужней женщины, с его постоянной усмешкой, вызывающим взглядом был для Дженни омерзительным.

И сама графиня де Сант-Але также ее разочаровала.

Она была слишком красива и слишком враждебна — под маской холодной вежливости графиня едва скрывала свое презрение к девушке, решившей самостоятельно зарабатывать себе на жизнь.

Интересно, что представляет собой граф де Сант-Але и как скоро она его увидит? И какими будут ее воспитанники, встреча с которыми предстоит ей сегодня вечером?

Когда слуга привел Дженни в ее комнату, она с приятным удивлением обнаружила, что ее хозяева предоставили ей нечто, напоминающее гостиничные апартаменты. Окна огромной спальни выходили на балкон, с которого открывался вид на центральный двор, окруженный мраморной колоннадой, и прямоугольной формы пруд с плавающими в нем водяными лилиями. За полосатыми шторами в мавританском стиле находилась сводчатая дверь, ведущая в гостиную, обставленную располагающими к отдыху креслами и огромным диваном со множеством красивых подушек. Глаза Дженни заблестели при виде маленького письменного столика в стиле ампир. «Как хорошо будет писать за ним письма», — подумала она. Окна гостиной также выходили на центральный двор, и здесь тоже был балкон. На обоих балконах стояли удобные плетеные кресла. Полосатые солнцезащитные навесы позволяли укрыться от беспощадных лучей.

Дженни обнаружила с восторгом, что у нее будет собственная ванная комната с глубокой искусно украшенной ванной, похожей на бассейн, и неограниченным количеством горячей воды, текущей из хромированных кранов.

Она едва успела принять ванну и переодеться в легкое платье, одно из тех, что имелись в ее небольшом гардеробе — шифоновое лавандово-голубого цвета, с мелкими цветочками и большим белым отложным воротником, закрывающим ее хрупкие плечи, как дверь отворилась, и в комнату без стука вошла графиня. Оглядев Дженни с ног до головы, она одобрила ее наряд.

— Но ночи здесь очень холодные, — заметила графиня, — поэтому, если вы захотите погулять после обеда, рекомендую вам накинуть шаль. Я хочу, чтобы вы всегда обедали с нами, если, конечно, кто-нибудь не пригласит вас на обед в другое место, — добавила она с холодной улыбкой. — Кроме того, мой муж любит, когда дети завтракают с нами, поэтому я хочу, чтобы вы также присутствовали за завтраком. А сейчас я предлагаю вам пойти на детскую половину.

Дженни с радостью согласилась, и так как комнаты детей располагались почти рядом с ее комнатой, через несколько минут она уже торжественно обменивалась рукопожатиями с двумя, не по годам развитыми, детьми, которые сидели на стоящих рядом кроватках.

У четырехлетней Симоны были блестящие черные волосы, падающие длинными локонами ей на плечи, и большие темные глаза, взгляд которых был очень серьезен.

Луис — мальчик, двумя годами старше сестры, имел волосы, напоминающие цветом материнские. Они мягкими крупными колечками обрамляли его головку, что делало Луиса похожим на ангела. Его ясные глаза были золотисто-медового цвета. Дети были одеты в дорогие тяжелого шелка пижамы: простыни и наволочки их постелей были сделаны из крепдешина. Мавританская девушка, которая была представлена Дженни как Нерида, занимала детей до того, как придет время сна, разглядыванием картинок в богато иллюстрированных книгах. После быстрого обмена с ней взглядами, Дженни решила про себя, что эта шестнадцатилетняя девушка и она станут подругами, так как несмотря на то, что девушка была застенчивой и робкой, как олененок, она выглядела очень интеллигентной и к тому же говорила на хорошем английском языке миссионерской школы.

Перед тем как сказать детям спокойной ночи, Селестина поиграла с ними, но когда они очень расшалились, строго приказала им успокоиться, лечь спать и закрыть глаза. «Да, мама», — ответили они укладываясь. Однако Луис еще долго лежал с открытыми глазами и, заметив, что Дженни с восхищением рассматривает его, заговорщически ей улыбнулся.

— Мадемуазель Армитаж останется с нами, — сказал он по-французски, уверенный, что его требование будет выполнено. Но графиня твердо ответила:

— Конечно, нет. Мадемуазель Армитаж будет обедать с нами. И кроме того, ты должен говорить с ней только по-английски. Ты меня понял?

— Да, мама, — ответил мальчик по-французски и, исправляя ошибку, быстро повторил по-английски: — Да, мама.

Когда они покинули детскую комнату, графиня объяснила своей новой гувернантке:

— Я хочу, чтобы дети бегло говорили на хорошем английском языке. Их бабушка — мать моего мужа — англичанка, и я хочу, чтобы они общались с ней на ее родном языке. Я прошу вас поправлять их всякий раз, как они допустят ошибку.

— Конечно, если вы этого желаете, — ответила Дженни. Затем она вернулась в свои апартаменты и оставалась там до тех пор, пока мелодичный гонг не известил ее, что пришло время обеда и она должна спуститься вниз.

Спускаясь в столовую, Дженни со страхом думала о встрече с Максом Дейнтри, но, по всей вероятности, он не принял предложения графини отобедать с ними, так как в столовой его не было. Во главе длинного стола, сервированного серебряной посудой и хрустальными бокалами, украшенного массой живых цветов, сидел граф де Сант-Але, который, как только Дженни вошла в комнату, поднялся ей навстречу и торжественно пожал ей руку.

— Здравствуйте, мисс Армитаж, — сказал он по-английски без малейшего акцента, что было и не удивительно, принимая во внимание тот факт, что его мать была англичанкой.

Это был человек среднего роста, с изящной фигурой, и хотя его волосы были черные, на висках виднелась предательская седина. Взгляд его темных глаз, обрамленных густыми ресницами, был нежным и добрым. Это были прекрасные глаза, очень похожие на глаза его маленькой дочери, но гораздо живее и теплее.

Дженни нашла графа очень привлекательным и про себя отметила, что белый обеденный пиджак очень идет ему. Манера, с которой граф указал Дженни ее место за столом и проследил за тем, чтобы ей было удобно, явно говорила о том, что он был истинным джентльменом.

Графиня сидела на противоположном конце стола. На ней было платье из золотой парчи, отражающей свет хрустальной люстры, висящей над их головами. Всем своим видом она напоминала неземную золотую богиню.

Как только Дженни села, граф обращался только к ней, внимательно расспрашивая ее о путешествии в Марокко и о том, где она бывала еще. Когда Дженни сказала, что это ее первое путешествие за границу, граф с нежной улыбкой, разливающейся по сердцу Дженни, заметил, что она еще очень молода и что у нее еще впереди много времени, чтобы посмотреть весь мир.

Селестина, лицо которой было лишено какого-либо выражения и напоминало маску, взметнув ресницы, взглянула на Дженни.

— Мисс Армитаж двадцать четыре года, — холодно заметила она. — В ее годы я уже была шесть лет замужем! Но во Франции женщина взрослеет быстрее, чем в Англии. В свои двадцать четыре года вы уже вполне можете заботиться о себе, мисс Армитаж.

— Я… я надеюсь, — ответила Дженни, заикаясь и чувствуя себя смущенной.

Взгляд графа все еще был обращен к Дженни.

— Возможно какая-то ошибка прокралась в ваше свидетельство о рождении, — предположил он, все еще улыбаясь. — Я бы не дал вам больше девятнадцати лет.

— Внешность всегда обманчива, — перебила его жена ледяным голосом. — Самое главное, чтобы мисс Армитаж оказалась способной выполнить ту работу, на которую ее наняли, и соблюдать дисциплину. Вы меня поняли, мисс Армитаж? Вы должны привить Луису чувство долга перед тем, как он будет отправлен в школу, а так как ему уже без малого шесть, осталось не так уж много времени. Полгода или год ему придется провести вне дома.

— Но ведь он еще ребенок! — воскликнула Дженни с дрожью в голосе.

— Мальчики быстро становятся мужчинами, — заметила Селестина и, все еще с полным отсутствием какого-либо выражения на лице, стала смотреть в тарелку, на которой лежала грудка цыпленка, приготовленная в винном соусе.

Бросив украдкой взгляд на графа, Дженни подумала, что лицо его приняло жесткое выражение, но она не совсем была в этом уверена. Она только заметила, что после этого замечания графини, несмотря на то, что он все еще продолжал разговаривать с ней мягким голосом, глаза его лишились теплого выражения и стали темнее и глубже, чем в начале беседы.

После обеда Селестина в большом сверкающем автомобиле укатила на какой-то прием, где она должна была присутствовать без мужа, а граф, убедившись, что Дженни предпочитает получить разрешение подняться в свою комнату и отдохнуть, направился в библиотеку.

Дженни на самом деле была рада вернуться в свои комнаты, так как долгий обед в прекрасной столовой, украшенной французскими гобеленами и сверкающими хрустальными люстрами, усилил ее усталость после долгого путешествия и лишил последних сил.

Во время обеда Дженни почувствовала, что она как бы служила буфером между этой парой, которая была в постоянной скрытой, а возможно, даже открытой вражде. И это чувство усилило то напряжение, в котором она находилась с момента приезда в этот дом.

Дженни прошла в гостиную, открыла дверь и вышла на балкон.

На улице было действительно холодно, так холодно, что она мгновенно замерзла и, вернувшись в комнату, надела теплое пальто.

Дженни посмотрела на небо — оно было ослепительно синим и мерцающим — ничего подобного она в своей жизни не видела. В его мерцающей глубине ярко светили звезды, напоминая большие фонари, и казалось, что если их снять оттуда, ухватив за невидимые нити, они будут служить людям в качестве ламп. Затем Дженни посмотрела вниз, туда, где располагался прямоугольный пруд с плавающими в нем белыми лилиями, и обнаружила, что и там были такие же звезды-фонари — в темной воде пруда отражалось небо.

Порыв холодного ветра коснулся лица Дженни, встрепав ей волосы, и хотя ветер был холодным как лед, в нем ощущался аромат апельсинов, висящих золотыми шарами на деревьях и светящихся сквозь их крону под покровом ночи. В их аромате было что-то возбуждающее, вселяющее смутные надежды, и Дженни дышала полной грудью.

Дженни уже решила вернуться в гостиную, чтобы не простудиться в ее первый же вечер в Марокко, как вдруг она заметила, что кто-то прохаживается под сводами белых мраморных колонн, и ощутила на себе чей-то взгляд. Этот кто-то был одет в черно-белое, его фигура была очень изящной, и, по всей вероятности, он курил сигарету, так как время от времени она видела вспыхивающий огонек. Дженни решила, что это был никто иной, как граф, и что, возможно он наблюдает за ней и, конечно же, не одобряет, То она стоит на балконе в холоде ночи, рискуя простудиться, поэтому она поспешно вернулась в гостиную, закрыв окно и опустив шторы.

Но когда Дженни вошла в спальню и стала разделся, представляя, как ей уютно будет спать на этой украшенной орнаментом широкой кровати, она поймала себя на том, что ее мысли опять вернулись к очаровательной графине де Сант-Але и ее отношениям с Максом Дейнтри.

Действительно ли Селестина уехала на встречу с общими с мужем друзьями? Или она поехала встретиться с Максом Дейнтри? Или они оба проводят вечер в доме их общих друзей?

Внезапно Дженни почувствовала, что ей жаль графа де Сант-Але.

 

Глава 4

Прошла неделя со дня ее приезда в Марракеш, и Дженни вновь встретилась с Максом Дейнтри. Это было ее первое свободное утро. Графиня, поручив детей заботам Нериды, разрешила Дженни провести часа два в городе, осмотреть его и сделать необходимые покупки. Графиня подбросила ее до площади 7 Сентября, и Дженни пыталась разыскать место, где располагались торговые ряды. Она стояла посередине площади со страхом оглядываясь по сторонам, когда сзади раздался знакомый голос, называющий ее имя. И тотчас же из-за ее спины появился владелец этого голоса.

— Мисс Дженни Армитаж! — воскликнул он и неодобрительно спросил: — Но почему вы здесь одна?

Дженни растерянно посмотрела на Макса. Графиня подвезла ее в город по пути к ювелиру, у которого должна была забрать комплект ювелирных украшений, оставленный последнему для чистки, и обещала прислать за ней машину к часу дня. Молодой девушке тоже показалось странным, что ее, еще не привыкшую к жизни в Марокко, оставили одну в абсолютно чужой для нее обстановке, не дав предварительно никаких советов.

— Я… почему я… — это мое свободное от работы время.

— Свободное время? — повторил Макс. Дженни видела, что он нахмурился. Сейчас при ярком солнечном свете она разглядела цвет его глаз. Они были определенно серого цвета — ясного серого цвета.

— А вы обычно бываете рассеянной в свободное от работы время?

— Это мое первое свободное время.

— Понимаю, — произнес Макс и, взяв ее за локоть, отвел в сторону, так как им навстречу шел слепой нищий, громко стуча палкой, чтобы известить о своем приближении. Его пустые глазницы были обращены к небу.

— О! — воскликнула Дженни с содроганием. Макс Дейнтри с загадочной улыбкой посмотрел на нее.

— Если вы останетесь здесь, вам придется столкнуться с приятными и неприятными сторонами жизни, — объяснил Макс и указал ей на гряду покрытых снегом Великих Атласских гор, необыкновенно прекрасных на фоне голубого неба и сверкающих под лучами яркого солнечного света. Стены, окружающие город, были красного или, скорее, кораллового цвета, а под ними росли высокие строгие пальмы, вершины которых, казалось, упирались прямо в небо. Дженни почувствовала, что отвращение ко всему окружающему ее и столь для нее непривычному исчезло, и она новыми глазами посмотрела вокруг себя.

Там и сям сидели на корточках люди в белых одеждах — одни окружали укротителей змей, другие — сказителей, музыкантов или актеров, разыгрывающих комические сценки. На улице было много «святых», невыносимо грязных, с дергающимися руками и ногами и неистово подпрыгивающих под звуки маленьких, продолговатой формы барабанов; были там и лекари — перед ними на земле лежали странные лекарства: кожа ящериц, когти леопардов, черепа лисиц и огромное количество маленьких бутылочек, наполненных ядовитого цвета жидкостью. И среди этой страшной разноцветной толпы находились и торговцы всякой всячиной — старой одеждой, водой, вызывающими тошноту сладостями.

Вокруг площади располагалось множество лавок, открытые витрины которых были забиты разными товарами, по виду напоминающими европейские: фальшивые драгоценности, дешевая парфюмерия, пластмассовые расчески, пояса и даже макинтоши. Под открытыми тентами стояли жаровни, на которых жарилась рыба; за раскладными столиками сидели люди и ели жареные каштаны и кукурузу. К запаху жареной еды примешивался тяжелый запах цветущего жасмина и белых лилий, которые в изобилии росли повсюду.

Дженни заворожено, широко открытыми от удивления глазами смотрела вокруг себя, но в это время Макс снова взял ее за руку и, не спрашивая ее согласия, повел к припаркованной недалеко от площади машине.

— Если вы хотите познакомиться с достопримечательностями, я с удовольствием покажу вам их. А сейчас давайте-ка выпьем где-нибудь по чашечке кофе.

— Кофе?

Дженни снова рассеянно посмотрела на него. Эта дикая какофония звуков, состоящая из хриплых голосов, перекрикивающих друг друга, и непрерывной дроби барабанов, оглушила Дженни.

— Да. И я хотел бы поговорить с вами, если вы не возражаете.

Дженни быстро взглянула на Макса. Он помог ей сесть в машину — роскошную и дорогую, как все машины, которые ей приходилось здесь видеть.

— Вы хотите поговорить со мной о чем-то конкретном? — спросила Дженни, не совсем уверенная в том, что ей хочется провести время в его компании.

— Да, об одной вещи, — ответил Макс, осторожно пробираясь через лабиринт узких улочек Старого города. Затем спросил небрежным тоном: — Как вам нравится здесь, в Марракеше?

— Прошло слишком мало времени, чтобы составить себе представление о нем, не правда ли? — ответила она вопросом на вопрос. Он посмотрел на Дженни с усмешкой, так хорошо уже ей знакомой.

— Это означает, что маленькая девочка из сельской общины еще не решила, правильно ли она поступила, приехав сюда, не так ли? Или, по всей вероятности, она немножко испугалась реальной жизни! Хотя жизнь в поместье Сант-Але должна быть достаточно комфортабельной.

— Да, это так, — ответила Дженни.

— Нам нужно как-нибудь взять вас в горы, — заметил Макс. — И тогда вы забудете о трущобах Марокко. Марракеш своего рода ворота в пустыню — не реальную пустыню, так как она расположена по ту сторону Атласских гор, но на этой стороне находится безжизненное, выжженное солнцем пространство, вид которого великолепен. Вам следует увидеть его. Конечно, если такое путешествие вас привлекает, — добавил Макс со своей обычной усмешкой.

Дженни чувствовала, что он обращается с ней, как с девочкой-подростком.

Она решила для себя, что в нем вообще нет ничего привлекательного, а скорее наоборот, только отталкивающее.

Они подъехали к очень большому отелю, расположенному посреди прекрасного сада, окруженного высокими стенами. Дженни не знала, что это был самый фешенебельный отель в Марракеше, «Мамония», название которого в переводе с арабского означало «Сад обезьян», и так как она ожидала, что они выпьют кофе в каком-нибудь маленьком кафе — возможно в кафе в мавританском стиле — Дженни была несколько удивлена.

Помогая Дженни выйти из машины, Дейнтри внимательно осмотрел ее. На Дженни было ярко-розовое платье, которое очень подходило к ее голубым глазам и подчеркивало безупречный цвет лица. Ее подбородок имел округлую форму, а яркие губы были похожи на цветок. Из-под полей шляпки выбивались отливающие золотом волосы.

— Я думаю, что нам будет удобнее здесь, чем в одном из маленьких кафе, — сказал Макс.

Дженни не ответила и последовала вслед за Максом в отель. В ее глазах вспыхнуло восхищение, когда она вошла в вестибюль, уставленный множеством удобных кресел, со множеством дверей, ведущих в общественные помещения. Все это напомнило ей Голливуд, который Дженни видела в кино, но в вестибюле было тихо и прохладно, в чем она так нуждалась после шума и жары на улицах города.

За кофе Дженни снова заметила, что Макс внимательно изучает ее. Он предложил ей сигарету, и она отказалась, но, заметив его ухмылку, передумала и поспешно взяла одну.

Дочь священника не привыкла курить, а это означает, что она все еще не самостоятельна, наверное думал Макс. Его губы раскрылись в широкой улыбке, обнажив ровные белые зубы. Он поднес огонь к кончику ее сигареты. Дженни была уверена, что он опять прочитал ее мысли и понял ее реакцию.

Это не тот человек, с которым бы ей хотелось проводить много времени в будущем! Фактически ей бы вообще не хотелось с ним встречаться.

Макс откинулся в кресле, и Дженни заметила, что его костюм, великолепно сшитый из тонкой белой материи, очень ему идет. На фоне белизны его костюма лицо Макса казалось почти бронзовым, а его волосы были цвета воронова крыла. Но его имя и эти не совсем английские серые глаза наводили на мысль, что он мог быть французом или даже итальянцем.

— Если я кое-что предложу вам, — произнес он внезапно, удивляя ее, — вы не очень на меня рассердитесь?

Она опустила глаза и затем, быстро взглянув на него, столкнулась с его холодным загадочным взглядом.

— Не могу сказать с уверенностью, — ответила Дженни неопределенно. — Все будет зависеть от того, что вы мне предложите.

— Ничего личного, — ответил он с холодной улыбкой. — Только то, что касается вашей собственной жизни, я бы сказал — будущей жизни.

— И что же? — спросила Дженни, внимательно глядя на Макса.

— И хотя я собираюсь дать вам один совет, вам вовсе не обязательно следовать ему.

— Вы привезли меня сюда за тем, чтобы дать совет? — с любопытством спросила Дженни, так как Макс не торопился выкладывать ей, что у него на уме.

— Отчасти. Вы ведь моя соотечественница, не так ли? — с усмешкой спросил Макс. — Девушек, подобных вам, вряд ли найдешь в этих местах, хотя в домах великих людей работает много девушек.

— Под великими людьми вы подразумеваете графа и графиню де Сайт-Але?

— Да, именно их я имею в виду. Мой вам совет или предложение заключается в том, что вам нужно избавиться от ваших работодателей и поскорее уехать в Англию! Как я понимаю, вы можете подать уведомление об увольнении в любое время? Вы еще не прослужили у них целый месяц. Как долго вы здесь находитесь? Неделю?

— Неделя как раз сегодня, — ответила Дженни с возмущением и затем добавила с едва скрываемым раздражением: — Я никогда не слышала такого нелепого предложения за всю мою жизнь! И не только потому, что это касается жизненно важного для меня вопроса — работы, но еще и потому, что будучи другом семьи, вы хотите лишить их гувернантки!

Ее голос дрожал от возмущения.

— Я боялся, что вы воспримете все именно таким образом, — ответил Макс и сделал знак, чтобы им принесли еще кофе.

Но Дженни не имела ни малейшего желания пить еще кофе и даже отодвинула от себя полупустую первую чашку.

— Мне нужно идти, — сказала Дженни, готовясь подняться. — Графиня пришлет за мной машину

— У вас еще уйма времени, — заметил Макс, глядя на часы, — и насколько я знаю Селестину, машина опоздает! И неожиданно сменив тон и посмотрев на Дженни холодным серьезным взглядом, продолжил: — Хотите вы узнать хотя бы одну причину, почему вы должны вернуться в Англию?

— Не думаю, что мне следует это делать.

Дженни с удивлением смотрела на Макса. Как он мог предлагать ей такое и думать, что она последует его совету?

— Во-первых, я не могу просто так оставить мою работу здесь, и, во-вторых, у меня контракт.

— Это легко уладить, — ответил Макс тем же холодным тоном. — Но можете ли вы честно ответить, что это именно та работа, которую вы ожидали?

— Да, — ответила Дженни задумчиво, — в некоторой степени. Я люблю детей и уже подружилась с моими воспитанниками.

— Можете ли вы сказать то же самое о ваших отношениях с Селестиной? — сухо спросил Макс.

— Она моя хозяйка, и она не вмешивается в мою работу, — честно ответила Дженни.

— А граф? Какое ваше мнение о графе?

— Он очень тактичный.

— В самом деле? — воскликнул англичанин с таким видом, как будто эта информация представляла для него интерес. — Я не сомневаюсь, что он вел себя тактично, и уверен, что и в будущем будет оставаться таким.

Дженни с возмущением посмотрела на Макса.

— Вы пытаетесь внушить мне, что по прошествии какого-то времени графиня изменит свое отношение к моей работе?

Макс покачал головой.

— Я ничего не пытаюсь вам внушать. Я просто прошу вас — предлагаю вам — уезжайте домой! Я не могу вам сказать больше того, что уже сказал, но в ваших же интересах отнестись к этой поездке сюда в Марокко, как к простому путешествию, вернуться обратно в Англию и как можно скорее забыть обо всем. Поверьте мне, что я бы ни за что не давал вам такого совета, будь вы другой. Но это место гувернантки не для вас.

— Вы полагаете, что я не смогу оправдать доверие, и моя работа не заслуживает тех денег, которые мне платят? — спросила Дженни подозрительно спокойно.

— Вовсе нет. Я уверен, что вы достаточно квалифицированны и что дети де Сант-Але полюбили вас — но это не имеет никакого отношения к тому, что я пытаюсь вам внушить.

— В чем же тогда причина? — настаивала Дженни.

— Я уже сказал вам, что эта работа не для вас. Вы слишком молоды…

— Мне двадцать четыре года. Графиня при найме гувернантки обращала на возраст особое внимание и, как мне кажется, у нее нет причин быть недовольной мной.

Макс нахмурился, и Дженни почувствовала, что загнала его в угол.

— Я уверен, что если бы ваш отец был жив, он наверняка не одобрил бы вашего приезда в Марокко.

— Не одобрил бы. Но он умер, — ответила Дженни со вздохом. — Вы что, сомневаетесь в порядочности графа? — спросила она.

Дейнтри пропустил вопрос мимо ушей и порывисто спросил:

— Последуете ли вы моему совету и вернетесь к людям, которые вас знают и понимают и где вы вполне можете найти достойную вас работу?

Дженни нахмурилась.

«Конечно, — думала она, — причина заключается в том, что он просто лично не заинтересован в ее присутствии здесь. Просто она будет помехой в их «дружбе» с Селестиной. Ее симпатии были на стороне графа. Со всей очевидностью ясно, что между графом и его женой существует отчужденность, и, кроме того, Дженни уже знала, что мать Симоны и Луиса позволяет Максу Дейнтри целовать ее. Она смотрит на него такими жадными глазами собственницы, что их отношения не вызывают сомнений. Совершенно ясно, что Дейнтри просто хочет убрать гувернантку, которая оказалась свидетельницей их отношений».

— Если вы не возражаете, — произнесла Дженни спокойно, но твердо, поднимаясь из-за стола. — Я действительно должна идти. И… — она поглядела на Макса с холодным укором, — не чувствуйте себя виноватым, мистер Дейнтри. Могу вас заверить, что вам нечего бояться меня. В мои планы не входит доносить на вас отцу моих воспитанников, и, кроме того, ваши отношения с графиней де Сант-Але — ваше личное дело и совершенно меня не касаются.

Она направилась к выходу, чувствуя, что он следует за ней, буквально наступая на пятки. Полуобернувшись она взглянула на него — его лицо было белым от гнева, глаза метали молнии.

— Возможно, будет лучше, если вы забудете о нашем разговоре, — произнес Дейнтри и, обогнав Дженни, направился к машине, указывая ей путь. Придержав дверцу машины, он помог ей опуститься на сиденье рядом с ним, затем с силой захлопнул дверцу и, сев за руль, запустил мотор. Машина, резко рванув, покатила в сторону площади 7 Сентября. Шофер графини уже ожидал ее. Дженни взглянула на часы и увидела, что уже было четверть второго.

— Спасибо за кофе, — сказала она, выбираясь из машины, — и спасибо вам… — начала она с гневом, так как была раздражена тем, что опоздала на четверть часа, — за ваш совет!

— Забудьте об этом! — отрезал Макс и, не дождавшись, когда она сядет в машину графини, рванув машину, пересек площадь и скрылся из виду. И только тогда Дженни поняла, что Дейнтри даже не сказал ей «До свидания!»

 

Глава 5

Когда машина подъехала к дому де Сант-Але, чувство паники охватило Дженни — она опоздала на ленч. Она впервые получила разрешение провести несколько свободных от работы часов вне дома и сразу же нарушила дисциплину, заставив шофера ждать ее, и, что хуже всего, наверняка вся семья уже собралась в столовой и приступила к ленчу, и ее появление в середине завтрака будет выглядеть ужасным, даже если никто ей ничего не скажет.

Но ей все же необходимо подняться к себе, чтобы вымыть лицо и руки и привести себя в порядок. На это ушло еще десять минут. Она спускалась по лестнице, чувствуя, как сильно бьется ее сердце, и вошла в столовую, собираясь выразить свое глубокое сожаление по поводу опоздания.

Но граф, который, как обычно, сидел во главе стола, немедленно поднялся ей навстречу и очень вежливо произнес:

— Добрый день, мисс Армитаж! Вас так очаровала жизнь незнакомого города, что вы не заметили, как пролетело время?

— Я ужасно сожалею, что опоздала! — воскликнула Дженни.

— Было бы странно, если бы вы пришли вовремя, — заметила графиня, которая была занята тем, что помогала Симоне есть с ложечки грейпфрут.

Дженни почувствовала, как краска стыда заливает ей лицо.

— Я очень сожалею! — повторила она. — Мистер Дейнтри пригласил меня выпить с ним кофе, — я встретила его на большой площади, там, где расположены маленькие лавки, — и я не заметила, как пролетело время…

— Что вы сказали? — переспросила Селестина с таким видом, как будто смысл сказанного Дженни не дошел до нее.

— Пила кофе с мистером Дейнтри. Мы поехали в отель…

— Какой отель?

— Я не помню его название. Он такой большой и современный… кажется, «Мамония».

— Вам придется поехать туда еще раз сегодня, — сказала графиня, все еще помогая Симоне есть грейпфрут и игнорируя попытку Дженни подменить ее. — Вы повезете детей повидаться с бабушкой. Вы выпьете с ней и ее компаньонкой чаю и, я надеюсь, не заставите шофера ждать вас, когда машина прибудет за вами в пять часов. — Графиня немного помолчала, следя за дочерью, которая сама пыталась справиться с грейпфрутом, неловко орудуя маленькой серебряной ложечкой и стараясь не разбрызгивать сок, затем добавила в своей высокомерной манере: — И на будущее запомните, что когда вы в следующий раз одна уйдете из дома, избегайте пить кофе или какие-либо другие напитки с едва знакомыми вам мужчинами, потому что я вам этого не разрешаю.

Глаза графини сверкали.

— Если вам так уж нужно иметь приятелей мужского пола, мы найдем таких для вас, или по крайней мере одного из них! Но мистер Дейнтри не обязан развлекать мою гувернантку, когда ей хочется разжечься! Я вам понятно объясняю?

— Я… я… — забормотала Дженни, давясь грейпфрутом. Она была так удручена, что не смела смотреть на графа, в глазах которого читалась боль. Дженни услышала, как он быстро сказал:

— В самом деле, дорогая! Я не думаю, что мисс Армитаж…

— Мисс Армитаж — новичок здесь, — прервала графиня со спокойной невозмутимостью, хотя лицо ее оставалось холодным, и даже прекрасные губы, казалось, застыли. — Поэтому я считаю, что ей необходимо разъяснить некоторые вещи. — Она посмотрела на Дженни. — То, что вы и Макс англичане, не может служить поводом для ваших встреч.

Дженни чувствовала себя возмущенной, так же она себя чувствовала утром во время разговора с Максом.

— Но мы встретились совершенно случайно, я уже вам объясняла это, — ответила Дженни, чувствуя, что она уже не сможет проглотить ни крошки.

— Допускаю, — ответила графиня. — Я просто хочу подчеркнуть, что это не должно повториться!

— Вы хотите сказать, — Дженни почти задыхалась, — что если когда-нибудь мы случайно встретимся на улице, я должна сделать вид, что не знаю его?

Селестина пожала плечами.

— Можно проводить время как-то по-другому. И, честно говоря, после того, как я вас оставила одну на площади и уехала, я сразу решила, что мне не следовало этого делать. Молодая девушка не должна одна шататься по улицам незнакомого города. В будущем нам надо подумать, как лучше организовать ваше свободное от работы время и где вам его проводить. Вам необходимо понять, что эта страна очень отличается от Англии и даже Франции.

— И именно по этой причине, если бы я знал, что ты оставишь мисс Армитаж одну в незнакомом городе, я бы предпочел сопровождать ее, — вмешался граф. Впервые за все время, что Дженни знала графа, в его голосе слышалось явное раздражение. Он посмотрел на жену и твердо сказал:

— Это не должно повториться.

— Я только что сказала, что это не повторится, дорогой Рауль, — ответила графиня, растягивая слова, — во всяком случае, я позаботилась о том, чтобы шофер забрал ее в час дня, но она предпочла опоздать.

— О чем очень сожалею, — тихо повторила Дженни.

Граф с участием посмотрел на девушку.

— Не переживайте так, мисс Армитаж, — сказал он. — Вы уже достаточно извинялись, и, в конце концов, вам просто повезло, что вы встретили мистера Дейнтри. Я надеюсь, он показал вам некоторые достопримечательности? Правда у вас было мало времени, но я надеюсь, вы посетили сук и видели район трущоб?

— Мы… мы беседовали, — чистосердечно призналась Дженни, так как она не умела лгать.

Роскошные брови Селестины полезли вверх.

— Об Англии? — спросила она сладким голосом, в котором чувствовалась опасность.

Дженни взглянула на нее и опустила глаза.

— Да, об Англии, — подтвердила она, что и было на самом деле.

— И это вполне естественно, я думаю, — отозвался граф, делая рукой знак слуге, чтобы тот унес блюдо.

Дженни с испугом увидела, что когда граф на минуту повернулся к слуге, все внимание его жены сосредоточилось на нем. С противоположного конца стола, в центре которого стояла ваза с экзотическими цветами, уставленного хрусталем и серебром, она внимательно смотрела на мужа. И этот ее взгляд напомнил ей другой, тот, который она видела сегодня утром, — взгляд змеи, раскачивающейся перед лицом заклинателя змей. Она еще тогда подумала, что этот взгляд змеи выражал дикую ненависть к своему хозяину; ее злобные глаза вызывали чувство тошноты, и сейчас снова она видела этот взгляд, но это уже был взгляд человека, прекрасной женщины, взгляд ее золотисто-коричневых, сверкающих как бриллианты глаз.

Дженни была рада встать из-за стола, подняться к себе, чтобы отдохнуть и приготовиться к визиту к бабушке. Пока Дженни собиралась, ее начали терзать сомнения в правильности сделанного шага; возможно, не стоило принимать это предложение и приезжать сюда. Это чувство у нее возникло только сейчас, а не потому, что Макс Дейнтри посеял зерно сомнения в ее душе. Только сейчас она начала понимать, почему он советовал ей уехать. То, что Селестина может вести себя подобным образом, как диктатор в юбке, очень тревожило девушку.

И кроме того это будет мешать ей в ее работе, она не будет чувствовать себя в безопасности.

Они подъехали к отелю в большой серой машине. Дети были одеты очень элегантно и походили на детей кинозвезд, выросших при свете рампы. На Симоне было бледно-желтое, украшенное оборками, платье и сделанный из соломки капор с шелковыми лентами, завязанными под подбородком большим бантом. Луис своим видом напоминал маленького лорда. Дети самостоятельно, без помощи шофера выбрались из машины и наперегонки побежали к лифту.

Мать графа снимала апартаменты не первом этаже, которые по мнению Дженни стоили ей целого состояния. Но когда она увидела мебель и цветы, расставленные повсюду, Дженни решила, что счет за один день составлял целое состояние. Мать графа была замужем вторично и носила имя леди Берингер. Она была невысокого роста женщиной, выглядевшей гораздо моложе своих лет. Дженни сразу узнала в ней англичанку. У нее были светлые прекрасно уложенные волосы, без малейшего признака седины, живые глаза напоминали цветом незабудки. Цвет ее лица был восхитительным — почти без косметики — и напомнил Дженни крем, сделанный из клубники со сливками. Бабушка была одета так элегантно, что Дженни почувствовала себя неловко в своем простом льняном платье. На леди Берингер было платье из нежно-серого необыкновенно тонкого шифона, что очень гармонировало с цветом ее синих глаз и золотистыми волосами. Когда бабушка улыбнулась, Дженни сразу поняла, что она по натуре очень дружелюбна и отзывчива и что они должны поладить.

Леди Берингер с радостью обняла детей, вручила им бонбоньерку с конфетами, которую они потребовали, как только вошли; представила Дженни свою компаньонку мисс Эстер Харингей, тоже несомненную англичанку, и, поручив внуков вниманию последней, осталась с Дженни наедине с тем, чтобы, как она выразилась, немного посплетничать.

— Мне уже сын рассказал о вас. Он вам дал высокую оценку, — произнесла леди Берингер с легким удивлением в ее блестящих голубых глазах. — Он сказал, что вы не только отличаетесь от прежних двух гувернанток — одной из Франции, другой, кажется, тоже из Англии — но что вы вне всякого сомнения леди, а это очень важно для воспитания детей.

— О! — воскликнула Дженни, чувствуя, как краснеет.

Леди Берингер улыбнулась.

— Это очень важно, чтобы их научили хорошему английскому языку с правильным произношением. Но вы очень молоды, и вам придется набраться терпения с ними. Лично я нахожу их немного утомительными.

В это время дети уговаривали мисс Харингей поиграть с ними; они с шумом бегали по комнате, стараясь вовлечь ее в свою игру. Бабушка взглянула на компаньонку, давая ей взглядом понять, чтобы она успокоила внуков.

— Но возможно, это потому, что я уже не так молода и у меня свои привычки.

Глядя на нее, Дженни подумала, что ей должно быть около пятидесяти и что привычки бабушки столь очаровательны, что она хотела бы иметь такие же, когда сама станет бабушкой.

— Вы, дорогая, правильно ведете себя с ними. Мне кажется, что вы осторожно будете направлять их. Мне не нравится, когда жесткой дисциплиной ломают юные души.

— Мне тоже, — согласилась Дженни.

Фактически она уже подружилась с детьми и совсем не находила их утомительными, хотя они были немного избалованны и, возможно, не по годам развиты. С другой стороны, создавалось впечатление, что они боятся наказания и что они всегда настороже, особенно, когда шалили. Дженни спрашивала себя, кто их мог так запугать, возможно, одна из предыдущих гувернанток, которая требовала жесткой дисциплины?

Казалось, леди Берингер была не в силах отвести взгляд от хорошенького личика и изящной фигурки Дженни, и в то же время в ее глазах читался вопрос.

— Я была удивлена, что моя невестка захотела нанять молодую девушку, — наконец произнесла леди Берингер. — Прежние гувернантки были в возрасте, и, кроме того, они и выглядели как гувернантки. Но вы совсем другая!

Этот разговор приводил Дженни в смущение, особенно после того, что ей было сказано во время ленча, и она тоже подумала, почему графиня де Сант-Але настояла на том, чтобы гувернантка была молодой, возможно, из-за неудачного опыта с предыдущими.

Принесли чай, и дети набросились на пирожные с кремом. Дженни пыталась сдержать их, боясь, что им станет плохо. Леди Берингер в своей обычной добродушной манере объяснила, что ненасытность присуща детям, но ее компаньонка, которой, по всей вероятности, было не больше тридцати, хотя она смотрелась гораздо старше, всячески старалась помочь Дженни остановить детей. Дженни беспокоилась не только об их здоровье, но также боялась, что они испачкают одежду.

— Они похожи на кукол, не правда ли? — спросила бабушка Дженни, с восхищением глядя на внуков. — Селестина, как истинная француженка, умеет не только одеваться сама, но и одевать своих отпрысков.

И как бы защищая свою хозяйку, Дженни воскликнула:

— Но она очень, очень красивая!

— Да, это так, — сухо согласилась леди Берингер.

Когда дети, сопровождаемые мисс Харингей, ушли в сад, они продолжили беседу. Леди Берингер спросила Дженни, выходила ли она в свет и с кем из друзей ее хозяев уже познакомилась.

— Вы слишком молоды, чтобы все время сидеть с детьми, — сказала она. — Это было бы несправедливо по отношению к вам, да и мой сын этого не допустит. Селестине следует вывести вас в свет и представить друзьям. Вы сможете хорошо провести здесь время, если вы этого пожелаете, а будучи молодой девушкой вы не можете не желать общества.

— О, я только гувернантка, и я знаю свое место, — быстро ответила Дженни.

Леди Берингер улыбнулась:

— Глупости. Вы очень хорошенькая и очаровательная. Селестина не может прятать вас от своих друзей. Итак, вы еще ни с кем не познакомились?

— Только… с мистером Деинтри, — запинаясь, ответила Дженни.

— С Максом Дейнтри? — мать графа посмотрела на нее с удивлением. — Каким образом и где вы познакомились с ним?

Дженни объяснила, что она встретила Макса, когда он пришел в гости в дом ее хозяев, но она умолчала, что она была одна в доме и некому было представить их друг другу. Леди Берингер задумчиво смотрела в открытое окно.

— Он англичанин, а в такой стране, как эта, мы, англичане, должны держаться друг друга. Кроме того, он личность.

Дженни промолчала.

— Итак, вы встретили Макса одним из первых! Прекрасно! — она с любопытством посмотрела на Дженни и затем улыбнулась.

— Но вы еще встретите здесь многих молодых людей. Моя невестка должна гордиться тем, что имеет в своем доме такую девушку, как вы. Это почти то же самое, что иметь сестру, особенно принимая во внимание то, что вы внешне очень на нее похожи.

 

Глава 6

Готовясь к обеду, Дженни думала о том, что ей сказала леди Берингер. В это время раздался стук в дверь, и Селестина попросила разрешения войти.

Ее поведение явно изменилось к лучшему — она вела себя более вежливо и дружелюбно, чем во время ленча. Дженни только что приняла ванну и сидела, закутавшись в белый, украшенный вышивкой, халат; ее еще мокрые на концах волосы закрывали лицо и хрупкие плечи.

— Нас пригласили на обед сегодня вечером, — сказала Селестина, — и я подумала, что, возможно, вы захотите присоединиться к нам. Собственно говоря, в приглашении стояло и ваше имя, и я приняла его за вас. Я надеюсь, что вы не возражаете?

— Да, конечно! — с удивлением воскликнула Дженни. Со дня ее приезда графиня выезжала каждый вечер; иногда ее сопровождал граф, но они никогда не приглашали ее с собой, что казалось Дженни вполне естественным. Она не считала, что они должны относиться к ней, как к равной, и представлять ее своим друзьям. И когда она слушала леди Берингер, она была уверена, что Селестина никогда не поступит подобным образом.

Селестина подошла к гардеробу и открыла дверцу.

— Что вы собираетесь надеть? — спросила она. Она пробежала глазами по платьям, висящим в шкафу, и вынула одно из них — белое сетчатое платье, лиф которого был украшен искусственными бриллиантами.

— Это вполне подойдет, — сказала графиня, — вы в нем будете прекрасно смотреться. Есть у вас боа или болеро?

— У меня есть зеленое вельветовое болеро, — ответила Дженни.

— Тогда наденьте его. Я вам уже говорила, что ночи здесь холодные. В машине вы можете накинуть мою меховую пелерину, если, конечно, у вас нет своей? — сухо заметила она.

Дженни ответила, что у нее нет меховой пелерины, и графиня покинула комнату, дав Дженни возможность продолжить свой туалет. Одеваясь, Дженни размышляла, может ли она воспользоваться вещью, принадлежащей хозяйке, тем более, что та ей предложила ей с таким высокомерием.

Но когда Дженни спустилась вниз и увидела, что графиня протягивает ей пелерину, сделанную из мягкого белого горностая, она с благодарностью приняла ее. На графине была норковая накидка, надетая поверх сделанного из серебряной парчи платья. В этом наряде она выглядела потрясающе.

Обе женщины стояли в холле в центре прекрасного бухарского ковра. Сверху на них лились потоки света, излучаемого многочисленными люстрами, развешанными в холле. Дженни и в голову не приходило, что сама она, на фоне этого великолепия, в простом белом платье, которое делало ее еще моложе, и зеленом болеро, оттеняющем золото ее волос — была достойна кисти художника.

Взгляд графа де Сант-Але, в это время спустившегося вниз, выражал восхищение, смешанное с легким удивлением. Его жена, тоном, каким бы она одобрила качество товара, доставленного ей для покупки, заметила, обращаясь к Дженни:

— Вы выглядите чрезвычайно привлекательно. У вас хороший вкус.

Все трое вышли во дворик и сели в машину, которую вел сам граф. Дженни сидела с ним рядом, а графиня во всем своем великолепии занимала все заднее сиденье машины.

Ночь была очень темной, но в далеком черном небе сверкали яркие крупные звезды.

Дженни считала, что будет не корректно с ее стороны спрашивать, куда они едут и что за люди, которые их пригласили.

Они пересекли площадь, ту, что Дженни видела утром, с ее многочисленными лавками и тентами. Площадь ярко освещалась керосиновыми лампами. И была такой же шумной и заполненной народом, как и утром. Затем их машина свернула в сторону французской части города и въехала в аллею, по обеим сторонам которой росли высокие пальмы и апельсиновые деревья, запах которых разливался в воздухе.

Когда они приехали к месту назначения, Дженни увидела, что уже несколько машин стояло по бокам дорожки, ведущей к большому белому дому с ярко освещенными окнами.

В ярком свете огней Дженни увидела неизбежный для этих мест фонтан, огромное количество цветов всех оттенков, от ярко-фиолетовых до пурпурных, там и сям росли кусты красивых камелий. Стены дома были увиты багряным плющом.

Дом был обставлен роскошной и очень дорогой мебелью, а падающий сверху рассеянный свет придавал таинственность всему окружающему. Хозяевами дома были капитан Бенуа и его жена мадам Бенуа, которая с легкой улыбкой подошла к Дженни и, пока слуги обносили присутствующих напитками, уделила ей немного внимания, заняв вежливым разговором. Но так как гостей было очень много, хозяйка вскоре покинула Дженни, чтобы в такой же легкой манере поболтать с другими, и Дженни была рада остаться в одиночестве — ей хотелось получше рассмотреть все, что ее окружало.

Но за несколько минут до того, как пройти в столовую, Селестина подвела к Дженни молодого человека и представила его ей как Си Мохаммеда Менеби. Дженни посмотрела на него с нескрываемым интересом. Мерцающие глаза молодого человека были черными, а волосы — светло-золотистого цвета. Си Мохаммед показался Дженни воспитанным молодым человеком с хорошими манерами. Он прекрасно говорил по-французски и несколько хуже по-английски. Белый жакет, подвязанный черным кушаком, отлично сидел на нем. Дженни обратила внимание на его длинные ресницы. Они отбрасывали тень на лицо юноши, от чего его черные глаза казались еще больше.

За обедом Си Мохаммед сел рядом с Дженни и развлекал ее очень интересной беседой. Дженни была так увлечена разговором, что только к концу обеда решила посмотреть на сидящих за столом гостей и сразу же встретила взгляд Макса Дейнтри, который с удивлением и усмешкой смотрел на нее. Лицо его нахмурилось, когда он перевел взгляд на Си Мохаммеда. Последний легким наклоном головы приветствовал Дейнтри и как ни в чем не бывало продолжил беседу с Дженни.

— Скажите, — начал золотоголовый марокканец, — как долго вы собираетесь оставаться в Марракеше, мисс Армитаж?

По его светящимся глазам можно было понять, что ему хотелось бы, чтобы Дженни осталась навсегда.

— И скажите мне, пожалуйста, нравится ли вам здесь?

— О, очень нравится, — ответила Дженни почти искренне, так как некоторые стороны здешней жизни вызывали в ней чувство отвращения. Бедность, которая соседствовала с роскошью. Варварство, которое бросалось в глаза и которое так испугало ее, когда она наблюдала за укротителем змей и лекарем с его странными лекарствами. Но красота Атласских гор, прекрасные зеленые оазисы, искусственно созданные на пороге пустыни, высокие старинные минареты, окруженные высокими кипарисами, — все это запечатлелось в ее душе.

— Значит вы останетесь с нами надолго?

— Это будет зависеть от того, как оценят мою работу граф и графиня де Сант-Але, — ответила Дженни, обратив внимание на то, что Макс Дейнтри, который также был увлечен беседой со своей соседкой, продолжает следить за ней, пытаясь понять о чем идет их беседа. Его соседкой была отнюдь не графиня. Селестина сидела на другом конце стола и явно скучала, так как ее сосед, солидный и пожилой француз, оседлал своего любимого конька и вел бесконечные разговоры о политике.

— В таком случае, я с уверенностью могу сказать, что вы останетесь надолго, — торжественно воскликнул Си Мохаммед.

— Почему? — спросила Дженни с ослепительной улыбкой, которая больше предназначалась Максу, чтобы вызвать его раздражение.

— Почему? — переспросил молодой человек. — Да потому что вы предназначены для успеха, и ваши хозяева могут вами только гордиться!

Дженни подумала, что она напрасно провоцирует Дейнтри этой своей улыбкой, и с серьезным видом сменила тему разговора, попросив молодого человека рассказать об интересных местах в Марракеше.

— А что вы уже видели? — спросил он. — Старый город, конечно, и сук? Но как много еще интересного здесь!

— К сожалению, я видела еще мало, но я ведь недавно здесь.

— Тогда я непременно должен показать вам все достопримечательности! Графиня разрешит мне взять вас с собой, и я покажу вам все, что пожелаете.

Молодой человек был очень возбужден, темные глаза сияли. Его точеные черты лица были такими безупречными, что Дженни казалось, будто он похож на прекрасную скульптуру.

— У моего отца дом в горах, и как-нибудь мы уговорим графиню поехать с нами, и вы познакомитесь с ним. Хотите?

Дженни ничего не ответила и была рада, когда долгий обед закончился и гости разошлись по домам, объединившись в маленькие группы. Си Мохаммед не отходил от Дженни, и она, сославшись на то, что ей нужно поправить прическу, исчезла в спальне хозяйки дома, которая в этот вечер служила дамской комнатой. Посмотрев на себя в зеркало и убедившись, что все в порядке, Дженни закуталась в пелерину из горностая, одолженную ей графиней, и поспешила в сад — ей хотелось осмотреть его при свете уже появившейся луны.

Дженни стояла в саду, зачарованная лунным светом, который ярко освещал мраморные дорожки, вазы с цветами, запах которых действовал возбуждающе; его блики играли на красных каменных стенах и высоких пальмах; вдали сверкали покрытые снегом вершины Атласских гор. Сзади послышался голос. «Опять сзади», — подумала Дженни.

— Почему вы всегда стоите так, что вынуждаете меня как бы подкрадываться к вам? — спросил Дейнтри, и Дженни уловила запах хорошего турецкого табака.

С насмешливым поклоном Макс произнес:

— Как вы сегодня обворожительны! Вне всякого сомнения Си Мохаммед уже не раз говорил вам это. Вы так были увлечены беседой с ним во время обеда.

Дженни никак не отреагировала на слова Макса, но тихо сказала:

— Я думала, что так рассердила вас сегодня утром, что вы уже никогда не приблизитесь ко мне!

— Вовсе нет, — заверил Макс Дженни в своей обычной насмешливой манере. — Я дал вам совет, но вы предпочитаете думать, что я преследую свои личные цели, поэтому лучше нам забыть о нашем разговоре, не так ли? — Он взял Дженни за локоть и повел ее к аллее. Она безропотно подчинилась. — В Англии ведь нет таких ночей? По крайней мере, насколько я помню, так как давно уже не был на моей родине. У меня, правда, меньше права называть Англию родиной, чем у вас, потому что моя мать была дочерью римлянина, хирурга по профессии, и поэтому я наполовину итальянец, так ведь? А так как я предпочел жить в Марокко, то я как бы стал выродком, по крайней мере, мне кажется, что вы думаете именно так.

— О нет! — поспешно воскликнула Дженни. Затем добавила: — Но это объясняет… — она замолчала.

— Что? — спросил Макс с интересом.

— Ничего, — ответила Дженни тихо. Теперь она понимала, откуда этот смуглый цвет его кожи и его глаза такого серого цвета, какого ей никогда не приходилось видеть прежде.

— Это означает, что вы предпочитаете промолчать?

— Мне просто нечего сказать.

— Понимаю, — произнес Макс и посмотрел на Дженни с изумлением. Он пощупал ее пелерину. — Вы уверены, что вам не холодно, или может вы хотите вернуться в дом?

— Нет, мне здесь нравится.

— Вы не простудитесь, если мы будем больше двигаться.

Дейнтри остановился около белой садовой скамейки и предложил Дженни сигарету.

— Справа с табаком Виргиния, слева с турецким, — объяснил Макс. — Вам лучше не брать турецкие сигареты — они слишком крепкие для такой маленькой девочки.

— Я бы хотела, чтобы вы не называли меня маленькой девочкой, — с раздражением ответила Дженни.

— Почему? — спросил Макс. — Вы действительно не очень большая, так ведь?

Дженни внимательно смотрела на Дейнтри, пока тот, поднося зажигалку к ее сигарете, дал ей прикурить. Его лицо было серьезным, но в глазах, как всегда, читалась насмешка. Он был очень высокого роста, с широким разворотом плеч, под его белым пиджаком угадывалось сильное тело.

— Графиня очень сердилась, когда вы опоздали на ленч? — спросил он, направляясь вместе с Дженни по аллее.

— Да. — Дженни посмотрела на Макса. — И кроме того, ей очень не понравилось, что я встретила вас.

— Бедняжка! — едва слышно произнес Макс. — Тогда ей тем более не понравится, что мы здесь гуляем вдвоем в такую чудесную ночь, как вы думаете?

Его слова испугали Дженни, и она на шаг отступила назад. Как он уверен в себе и абсолютно все предвидит!

— Почему все-таки вы советовали мне вернуться домой? Какова истинная причина вашего совета?

— Абсолютно никакой причины, — спокойно ответил Дейнтри, — и кроме того, мне вовсе не хочется, чтобы вы уехали. Давайте не будем обсуждать это снова, согласны? Просто забудем о нашем разговоре.

— Но вы же хотели, чтобы я уехала, — напомнила ему Дженни. — Вы просто настаивали на этом!

Макс Дейнтри пожал плечами, посмотрел в сторону дома.

— Давайте забудем об этом. Лучше бы вы мне рассказали, какие у вас взаимоотношения с Селестиной.

— О, очень хорошие.

— Я знаю Селестину давно, — сказал Макс. — Когда мы встретились впервые в Париже, она была манекенщицей, но с тех пор сильно изменилась. Ей удалось удачно выйти замуж, и я думаю, вы согласитесь со мной, что граф именно тот человек, о котором может мечтать женщина?

— Я едва знакома с ним, но он мне кажется приятом и самое главное добрым.

— По вашему мнению доброта — самое лучшее качество в муже?

Дженни внимательно посмотрела на Макса, ожидая подвоха.

— Вы действительно хотите знать мое мнение?

— Конечно. Потому что я уверен, что человек, за которого вы выйдете замуж, должен просто светиться от доброты, он должен быть также молодым и непорочным, ну прямо выпускник теологического колледжа. Он никогда не целовал женщин, даже в макушку, тем более замужних женщин!

Дженни чувствовала, что Дейнтри просто издевается над ней, и ускорила шаг, но он схватил ее за руку и заставил идти рядом. Посмотрев на маленькое личико Дженни, залитое лунным светом, Макс внезапно улыбнулся.

— Какой вы прекрасный ребенок!

Дженни нашла этот комплимент неуместным. Они приближались к дому. Вдруг Дейнтри спросил:

— Хотите узнать, как и почему я подружился с семьей де Сант-Але? — И так как Дженни не ответила, он продолжал: — Все дело в том, что я и граф коллекционируем картины и не только картины, но старинную мебель, книги и прочие произведения искусства со всех концов света. И конечно, время от времени мы продаем эти вещи с выгодой для себя. И кроме того, я занимать незаконным ввозом оружия, а также продажей наркотиков и тому подобными вещами. Все это дает мне большой доход. — Увидев ее раскрытые от ужаса глаза, Макс нервно рассмеялся. — Теперь вы меня считаете разбойником, не так ли?

Дженни чувствовала, что краснеет, и, взглянув на Макса, увидела, что сейчас в его взгляде появилось что-то жесткое.

— Почему вы составляете свое мнение о людях прежде, чем узнаете их получше?

Дженни покраснела еще сильнее.

— Не кажется ли вам, что все выглядит несколько странно, — пыталась оправдаться Дженни. — Вы целуете меня, прекрасный незнакомец! И вы даже не пытаетесь увидеть, кто перед вами. И кроме того…

— И кроме того, Селестина замужняя женщина, и все ваши симпатии на стороне графа, я прав? Давайте оставим этот разговор, согласны?

Прежде чем они вошли в дом, Дженни еще раз внимательно посмотрела на Макса, лицо которого было хорошо видно в ярком свете луны. Вне всякого сомнения, этот твердый подбородок и жесткая складка губ говорили о его непреклонной воле, и если его воля столкнется в неравной битве с другой — его одержит победу. Он был человеком, который не отведет взгляда ни при каких обстоятельствах, как это делала она всякий раз, когда ей было что-нибудь неприятно. Этот факт также подтверждал незаурядность его личности. Одно то, как он сегодня вечером твердо взял ее за руку и повел в сад, хотя утром покинул ее, даже не попрощавшись, говорило о его сильном характере.

Прежде чем они вошли в ярко освещенный дом, Макс взял девушку за руку и резко повернул к себе.

— Что это вы там говорили по поводу того, что Селестина рассердилась, когда узнала о нашей встрече?

Дженни посмотрела ему в глаза и ответила:

— Она сказала, что мне не следовало разговаривать с вами после столь короткого знакомства и что в будущем это не должно повториться!

Его черные брови сдвинулись, в глазах появилось что-то жесткое. Макс посмотрел на девушку изучающе и резко ответил:

— На вашем месте я бы не позволял графине так обращаться с собой, однако я не сомневаюсь, что она действует из лучших побуждений; пока вы находитесь в ее доме, она несет за вас ответственность. Но если она запретит вам общаться с любым членом семьи Си Мохаммеда Менеби, я бы последовал ее совету!

Дженни была уверена, что такого совета не последует, так как графиня сама познакомила ее с этим молодым прекрасным марокканцем.

— Пусть Селестина не беспокоит вас, — неожиданно заметил Дейнтри. — И так как я — по крайней мере одна половина — англичанин, то считаю, что не будет ничего предосудительного в том, если мы вместе поедем осматривать достопримечательности Марракеша, конечно, если вы захотите, чтобы я вас сопровождал. Когда у вас будет свободное от ваших обязанностей время?

— Не знаю. Графиня сказала, что она сама распишет все мое свободное время, что мне делать и куда поехать.

— Понимаю, — медленно произнес Макс. И с лукавым видом продолжил: — В таком случае я сам попрошу графиню позволить мне утащить вас из их безопасного дома, согласны?

— И вы это сделаете? — спросила Дженни с таким удивлением, что в глазах Макса появилась прежняя его насмешка.

— Обязательно! Мне даже приходилось входить в клетку со львом, когда хозяин отсутствовал, и лев не тронул меня! И как вы знаете, я не боюсь Селестины!

Его взгляд и его голос были насмешливыми. Дженни не переставала спрашивать себя, что же это за человек. Он был прав, когда сказал, что она уже составила о нем твердое мнение, которое сейчас уже трудно было изменить. И ко всему, поведение Селестины во время ленча.

— Если Селестина даст разрешение, примете ли вы мое предложение осмотреть вместе достопримечательности города?

Через открытые окна и двери до них доносились звуки нежной, успокаивающей мелодии. Несколько пар медленно двигались в танце в приятном полумраке комнаты. Платья на женщинах были сногсшибательны. Многие мужчины были одеты в военную форму Франции.

Звуки музыки смешивались со звуками падающей воды в фонтане, тихим шелестом пальм и кустов. Воздух был наполнен запахом белых лилий, которые в Марокко росли повсюду.

Дженни посмотрела на темно-синее небо с его огромными звездами и необычайно ярким светом луны — такого лунного света она никогда не видела прежде — и подумала, как прекрасен этот город с его минаретами, пальмами и городскими стенами цвета кораллов. Она вдруг почувствовала, что находится очень далеко от дома. Посмотрев на Макса, стоящего рядом, Дженни едва слышно произнесла:

— Нет… нет, я не думаю, что откажусь…

Дейнтри громко рассмеялся, и на его лице появилось выражение нежности. И к великому удивлению Дженни он вдруг схватил и крепко пожал ей руку, так крепко, что она долго чувствовала боль от его пожатия.

— Смелая девочка! — воскликнул Макс с прежней усмешкой, но выражение нежности не сходило с его лица. Когда они бок о бок поднялись по лестнице и вошли в дом, Дженни уже не волновало, что их увидит Селестина.

 

Глава 7

К великому удивлению Дженни, Селестина никак не прокомментировала ее появление из сада вместе с Максом Дейнтри и всю обратную дорогу домой была с ней очень вежлива.

Она рассказала, что Си Мохаммед Менеби нашел, что Дженни очаровательна и что он прожужжал ей все уши, рассказывая о достоинствах ее гувернантки. Вне всякого сомнения, Дженни его покорила, а так как он очень богатый молодой человек, и многие молодые девушки увлечены им, и несмотря на то, что Дженни — англичанка, она должна считать за честь, что такой человек, как Си Мохаммед, обратил на нее внимание. Слушая графиню, Дженни ощущала, что во всем этом есть какой-то тайный смысл, но какой, она не могла уловить.

— Род Менеби — очень древний, — продолжала убеждать ее Селестина, — а сам Си Мохаммед не просто красив — он великолепен!

Дженни молчала. Граф, который вел машину, время от времени поглядывал в ее сторону, и она видела, что он сочувствует ей и понимает, что творится в ее душе и насколько ей неприятен этот разговор.

— Оставим эту тему, — тихо произнес граф и с нежностью в голосе спросил: — Вам понравился этот вечер?

Дженни вспомнила магический свет луны, аромат цветов и взгляд Макса Дейнтри, временами такой нежный, и честно призналась, что вечер ей очень понравился. Между ними как бы произошло перемирие, и вспомнив его пожатие, Дженни вновь ощутила боль в руке.

Когда они приехали домой, граф пригласил Дженни выпить с ними на ночь по рюмочке, и так как Селестина в этот вечер была настроена дружелюбно по отношению к ней, Дженни приняла приглашение. Девушка не переставала спрашивать себя, что является причиной того, что графиня пребывает в таком хорошем расположении духа. Она ни разу не видела, чтобы графиня беседовала с Максом Дейнтри, однако, возможно, она просто пропустила этот момент. Когда она и Макс вернулись вместе из сада, они сразу же встретили графиню, которая молча посмотрела на них тяжелым взглядом.

Но сейчас она несомненно чем-то была довольна и, устроившись на кушетке, смотрела на Дженни с явным расположением. Граф, который выглядел очень элегантно в своем вечернем костюме, принес им выпить. Дженни с восхищением рассматривала гостиную, в которой они сидели. В ней было очень много дорогих и редких вещей — бесценные экземпляры мебели, картины, гобелены. Пол покрывали редкостные ковры. Свет падал так, что еще более подчеркивал красоту всех вещей, заполнявших комнату. Повсюду были цветы, которые стояли в больших серебряных и медных вазах. Одна из ваз, в которой стояли лилии, была сделана из чистого золота с нанесенным по нему орнаментом. Аромат цветов наполнял комнату.

Дженни посмотрела на графиню, лежащую на кушетке в своем вечернем, сшитом из серебряной парчи, платье, с пламенеющими волосами и чертами лица, как у богини, и вспомнила, что эта красавица-графиня была когда-то манекенщицей в Париже. Теперь было понятно, почему все ее наряды отличались такой изысканной элегантностью и она так умела их носить.

Но, несмотря на красоту и врожденную элегантность, в лице графини с его точеными чертами было что-то отталкивающее. В нем была какая-то жадность и нетерпимость ко всему, что лежало за пределами ее интересов; возможно, что ключ к разгадке лежал в ее прежней жизни, до того, как ей повезло выйти замуж за графа де Сант-Але. Это замужество привело ее в другой мир, где нет трудностей и борьбы за существование, однако отпечаток той, прошлой жизни остался в ней.

Возможно, именно по этой причине, когда графиня смотрела на Дженни, жизнь которой до смерти отца была размеренной, лишенной всяких событий, а тем более блеска, ее губы кривились, а во взгляде ее прекрасных глаз было презрение. Всю свою жизнь Дженни чувствовала себя защищенной, и то, что она сейчас оказалась совсем одна и была совсем беззащитной, не вызвало сочувствия в холодном сердце парижанки.

Тот же самый презрительный взгляд она бросала и на мужа, который родился и продолжал жить в роскоши и поднял ее до своего положения.

Дженни чувствовала, и ей хотелось, чтобы она была не права, что если бы графиня де Сант-Але жила в эпоху Французской революции, то она бы, вне всякого сомнения, была бы на стороне революционеров и вместе с толпой аплодировала, когда головы членов семьи графа были бы отсечены гильотиной.

Граф подошел к Дженни и сел с ней рядом. Он начал расспрашивать девушку о ее жизни в Англии, чем она занималась и чем она интересовалась. Когда Дженни ответила, что ее жизнь была спокойной, а интересы самые простые, она скорее почувствовала, чем увидела, что губы графини искривились с презрением.

Наконец графиня, как бы решив, что пора Дженни указать ее место, и несмотря на внимание графа, произнесла:

— Вам лучше отправиться спать, моя дорогая, не то вы не встанете вовремя завтра утром и не сможете как следует ухаживать за детьми.

Дженни, покраснев, встала. Возможно, она действительно воспользовалась ситуацией сегодняшнего вечера и забыла о своем месте гувернантки. Но в глазах графа светилась доброта, когда он пожелал ей спокойной ночи и крепко пожал руку. И опять это пожатие напомнило ей то, другое, пожатие руки Макса Дейнтри. Дженни поспешно удалилась к себе.

На следующее утро Дженни постаралась встать как можно раньше, чтобы графиня не могла упрекнуть ее в том, что она небрежно относится к своим обязанностям. Она выглядела такой же юной и свежей, как и ее воспитанники. С самого начала Дженни полностью завоевала их сердца, и хотя они были часто непослушны, но старались вести себя при ней хорошо, чего нельзя было сказать о Нериде, при которой давали себе волю.

Днем Дженни с детьми поехала в машине на прогулку. Машина осторожно ехала по узким улочкам Старого города, с его высокими стенами, защищающими от солнечных лучей. Внезапно шофер резко затормозил — из высоких ворот появился всадник на белом коне.

Верх машины был открыт, и дети с интересом наблюдали, как всадник разворачивает лошадь на узкой улочке. Раздался стук копыт, блеснули серебряные шпоры, и Си Мохаммед Менеби поравнялся с машиной, и посмотрев вниз, вдруг увидел сидящих в ней Дженни и детей.

Си Мохаммед был одет в белые бриджи, высокие блестящие сапоги с массой серебряных заклепок; на его плечах был алый плащ, который развевался на ветру наподобие знамени. На его золотоволосой голове была низкая феска. Его огромные темные глаза с восхищением смотрели на Дженни. Когда он улыбнулся, Дженни увидела ряд великолепных белых зубов.

— Какая приятная встреча, мисс Армитаж! — воскликнул молодой человек. — Вы обычно едете этим путем? Если это так, то я буду ждать вас здесь каждый день!

Дженни была так потрясена его внезапным появлением, что не находила нужных слов для ответа и только смотрела на него улыбаясь, в то время как дети, широко открыв рты, с интересом рассматривали марокканца.

Дженни была одета в голубое платье из жатого ситца с белым поясом, на ней были белые сандалии и белая шляпа с широкими полями, из-под которой выглядывали ее золотые волосы. В тени высоких стен ее кожа выглядела очень свежей, а глаза казались больше и глубже, напоминая цветом анютины глазки.

Си Мохаммед Менеби склонился к ней и мягко произнес:

— Графиня разрешила мне заехать за вами и увезти вас осматривать город. Мне не терпится сделать это. Скажите, когда вы будете свободны?

— В данный момент я не знаю, — ответила Дженни, надеясь, что он поверит ей. — Но я вам очень благодарна, — добавила девушка.

— Не стоит меня благодарить, я и сам этого жду с нетерпением. — Его блестящие глаза неотрывно смотрели на нее. Его улыбка была похожа на улыбку сфинкса. — Когда, мисс Армитаж? Когда я могу приехать?

— Я… Я действительно не знаю, — запинаясь ответила Дженни.

— Завтра в полдень? Я приглашу вас на чай куда-нибудь, где играет музыка и танцуют. Или, возможно, завтра вечером я приглашу вас на обед. Вам же не нужно присматривать за детьми ночью?

Но Дженни покачала головой.

— Я должна буду посоветоваться с графиней, прежде чем принять решение. Однако я очень благодарна вам… — Она не знала, что еще сказать. Улыбка сфинкса исчезла с лица молодого человека, но глаза его оставались нежными и заботливыми. Его лошадь перебирала копытами, и он едва сдерживал ее на узкой улочке, где они встретились. Но Си Мохаммед был, очевидно, великолепным наездником, так как ему все же удалось усмирить лошадь, оставаясь при этом совершенно спокойным.

Шофер ждал с включенным мотором, поэтому Дженни приказала ему ехать. Затем, взглянув на Си Мохаммеда, она улыбнулась ему.

— Я могу быть терпеливым, — заверил ее молодой человек и с мягким поклоном, не обращая на детей ни малейшего внимания, пришпорил коня. Все трое наблюдали, как он исчезает в мягком облаке пыли, которая обрушилась на их головы.

Когда они вернулись домой, Дженни ничего не сказала графине о встрече с марокканцем, да и, по правде сказать, она почти не виделась с ней.

Но на следующее утро Селестина послала служанку за Дженни попросить ее зайти к ней в комнату. Когда гувернантка вошла, Селестина все еще лежала в постели — огромной французской постели, задрапированной желтым атласом; покрывало было сделано из того же материала — все это очень гармонировало с ночной рубашкой графини бледно-зеленого шифона с узкими полосками из черного бархата. Поверх рубашки была накидка из черных кружев. Ее пламенные волосы рассыпались по шелковой подушке.

— Я хочу вам кое-что сказать, что возможно заинтересует вас, — начала она. Золотистые глаза графини изучали Дженни из-под тяжелых белых век, с которых как будто не сошел еще сон.

— Макс Дейнтри просил вчера у меня разрешения взять вас с собой в Марракеш. И это естественно, — продолжала она, — вы его соотечественница и чувствуете себя чужой в этой стране, поэтому он так забоится о вас. И так как дети ведут себя при вас хорошо, я решила дать свое согласие. Я думаю, это не плохая идея. Есть ли у вас какие возражения против его приглашения? Или вы предпочитаете компанию Си Мохаммеда Менеби, который просто жаждет увезти вас? — спросила графиня сухо.

— Я… почему, я… — начала, запинаясь, Дженни.

— Не притворяйтесь смущенной. Вы молодая и хорошенькая, и естественно, что мужчины обратили на вас внимание. Но Макс гораздо безопаснее, и, кроме того, никто не знает Марракеш так, как он, и я думаю, вам приятна будет его компания. А Си Мохаммед пусть подождет немного.

Глаза графини смеялись, как будто вся ситуация, да и сама девушка, очень забавляли ее.

Дженни покинула комнату графини и вернулась к своим обязанностям. Итак вся ее жизнь уже расписана за нее. Она будет делать не то, что хочет, а то, что пожелает графиня. И по какой-то причине, противореча своим же ранее сказанным словам, графиня дала согласие на то, чтобы Дженни провела несколько часов в компании Макса. Значит Макс виделся с графиней вчера вечером! И ему удалось убедить ее!

 

Глава 8

На следующий день, в одиннадцать часов утра, Дейнтри заехал за Дженни, и вскоре, припарковав машину, они уже ходили по лабиринту узких улочек Старого города. Они также посетили сук, где Дженни еще не бывала. Ее высокий спутник внимательно следил за ней, оберегая от толстых, едущих на ослах арабов, продажных женщин, стоящих буквально на каждом углу в таких огромных соломенных шляпах, что их поля закрывали им даже плечи. Каждую минуту на их пути возникали нищие с протянутой рукой, прося подаяния. Дженни, вслед за своим спутником, медленно продвигалась сквозь эту разношерстную толпу, широко открытыми глазами глядя вокруг. После уединенной жизни в Англии она с трудом понимала, что это за жизнь кипит вокруг нее.

Толпа напоминала ей пеструю змею, кольца которой обвивали белые стены домов. Воздух был тяжелым, пропитанным запахом горящих жаровен, сандалового дерева, жарящейся пищи, жасмином и розами. Повсюду были расположены лавки, полные всякой всячины: кожаных изделий, поделок из бронзы и серебра, тканей, ярких мавританских сандалий. В других лавках были развешаны яркие платки и европейского стиля одежда, но на взгляд Дженни, все это было жалкое тряпье, кроме того, мрачный интерьер этих лавок просто пугал ее. Но голубое небо над головой и яркий солнечный свет, временами пробивающийся сквозь небольшие промежутки между домами, действовали на Дженни успокаивающе. Ее спутник, по всей вероятности, видел все это сотни раз и ничему не удивлялся.

Дженни была рада вернуться в машину, и Макс повез ее во французскую часть города, по пути обращая ее внимание на городские сады, полные цветов и апельсиновых деревьев, дворец паши и длинные башни минаретов.

Макс был хорошим экскурсоводом — знающим, внимательным и понимающим, почему ей нравится одно и пугает другое. Всякий раз, когда что-то пугало ее, она вскрикивала и хватала Макса за руку — безухий кот прошмыгнул между ее ног, слепой нищий с пустыми глазницами внезапно оказался на ее пути.

— Вы очень впечатлительны, — заметил он, когда она очередной раз схватила его за рукав пиджака. — Или, возможно, это результат заботливого воспитания.

— Я бы не смогла жить в таком месте, многие сцены, которые я видела, меня просто пугают.

Около часа дня Макс пригласил Дженни на обед и, к ее удивлению, опять повез ее в Старый город. Похоже было, что французская часть города мало привлекала его. В Старом городе, с его непонятной для Дженни жизнью, Макса хорошо знали. Лица людей, которых они встречали, расплывались в улыбке, и они дружелюбно кивали Максу. По узкой улочке они подошли к низкой двери и вошли в небольшой дворик, похожий на дворик, расположенный перед домом графа де Сант-Але, который также находился в старой части города и был одним из старейших домов этого квартала. Пройдя дворик, они подошли к маленькому, белому, очень современному домику с плоской крышей и увитыми плющом стенами. Дом был окружен садом, полным цветов.

Дженни с удивлением посмотрела на Макса.

— Я надеюсь, что вы не сочтете неприличным отобедать со свободным мужчиной, которым являюсь я, в его собственном доме. Я подумал, что лучше вам пообедать здесь, чем в отеле, где у вас возникнут неприятные воспоминания о нашей первой встрече.

— Это ваш дом?

— Да, мой!

— И вы живете здесь совсем один?

— Совсем один, если не считать двух превосходных слуг. — Он с усмешкой посмотрел на Дженни. — Вы встревожены?

— Конечно, нет! — воскликнула Дженни, чувствуя, что краснеет. Почему она задала Максу этот дурацкий вопрос, ведь ясно, что если он одинокий, то естественно должен жить один. Внезапно Дженни вспомнила слова графини, сказанные вчера утром: «Макс совершенно безопасен». Почему Селестина решила сказать ей об этом? И что она под этим подразумевала?

Дженни старалась не обращать внимания на Макса. Он стоял рядом и смотрел на нее. Она с интересом рассматривала комнату, которая была меблирована в строгом стиле: удобные современные кресла, стойка бара в одном из углов. Однако и здесь, как в доме де Сант-Але, были редкие произведения искусства. Пол черно-белого мрамора был покрыт роскошными персидскими коврами. В одной из ниш стояла бронзовая фигура мальчика-негра. Вдоль одной из стен располагалась покрытая лаком горка в китайском стиле. Такие же лакированные низкие столики стояли в разных местах комнаты. Другая бронзовая фигура служила подставкой огромной лампе. Тяжелые шелковые занавески отделяли гостиную от столовой. Комната произвела впечатление на Дженни своей аккуратностью и хорошим вкусом хозяина. За исключением нескольких диванных подушек, в ней не было никаких безделушек, никаких гобеленов. После раскаленной и шумной улицы, прохлада этой комнаты успокоила Дженни.

Макс указал ей на кресло, и она села, автоматически сняв шляпу. Ее золотистые волосы рассыпались по плечам. Макс принес ей стакан сока. Он был приветливым и вежливым хозяином, без тени его обычной ухмылки. Когда он предложил ей пройти в туалетную комнату, чтобы умыться и вымыть руки, Дженни с радостью воспользовалась его предложением, так как чувствовала себя почти грязной после посещения сука. Туалетная комната, примыкающая к ванной комнате, привела Дженни в восторг, и она была рада, что пришла в этот дом.

Когда Дженни вернулась в гостиную, ее платье из розового шелка с большим белым воротником и белым поясом выглядело как новое, ее расчесанные волосы отливали рыжиной.

Макс Дейнтри предложил ей еще один стакан сока, и они сидели, обмениваясь впечатлениями от увиденного. Вошел слуга и сказал, что обед подан. Дженни и Макс направились в столовую. Это была очень светлая комната, со светлой деревянной мебелью и массой цветов, стоящих в вазах. Дженни решила, что этот дом ей нравится больше, чем дом де Сант-Але. Он напоминал ей современную виллу, каких много в Англии, правда, они не были оборудованы с такой роскошью.

Дейнтри заметил, что его дом ей понравился, и, наконец, спросил слегка сухим тоном:

— Вам нравится мой дом? Или я все еще произвожу на вас плохое впечатление, и вам ничего не нравится, что связано со мной?

— О нет, — быстро ответила Дженни, улыбаясь. — Я нахожу его прекрасным и очень удобным для холостяка.

— Почему для холостяка? — спросил он, с удивлением поднимая брови. — Вы уверены, что я холостяк?

— Я не знаю, — ответила Дженни, чувствуя как предательски алеют ее щеки. — Я только предположила…

— Ваше предположение правильное — я холостяк, — ответил Макс с холодной улыбкой, — и я, возможно, им и останусь. Вы считаете, что комфорт прерогатива только женатых мужчин? Дом женатого мужчины оставляет мало комфорта для него самого, так как женщина стремится сделать все по своему вкусу и никогда, или очень редко, по вкусу мужчины.

— Я вас понимаю, — ответила Дженни, чувствуя, что в его словах есть преднамеренный вызов и что теплые отношения, сложившиеся во время прогулки, с каждой минутой исчезают. — В таком случае действительно лучше оставаться холостяком.

— Не вижу причины менять свое положение, — ответил Макс.

Дженни, чувствуя что краснеет, ответила:

— Однако это очень эгоистично с вашей стороны.

— Разве? Мне кажется, что это мое личное дело.

— Да, конечно, — согласилась Дженни.

В это время подали кофе, и Макс налил ей ликеру. Дженни сделала поспешный глоток и задохнулась — она не выносила запах спиртного.

— Естественно, что вы, молодая девушка, относитесь к браку иначе. В мире, где женщин гораздо больше, чем мужчин, такое отношение к браку, как мое, недопустимо, возможно, думаете вы.

— Эта сторона дела не имеет никакого значения, — ответила Дженни. — Есть люди, которые просто не годятся для брака. И вы, по всей вероятности, принадлежите к их числу.

— Нет, просто мне кажется, что жить одному гораздо спокойнее.

— Я думаю, что вы поступаете мудро, я бы сказала очень мудро. В мире так много несчастных браков! — воскликнула девушка, вспомнив Селестину и рауля де Сант-Але и печальные глаза Рауля.

— Вот именно, — ответил Макс и продолжил: — Вы можете мне сказать, какими качествами должны обладать люди, вступающие в брак?

Дженни медленно покачала головой.

— Я не знаю. Мне кажется, что желание сделать другого счастливым, одно из этих качеств.

— Вы гораздо мудрее, чем я думал, — прокомментировал Макс. — Что-нибудь еще?

— И конечно страстное желание вступить в брак, наверное, это самое главное, — ответила Дженни.

— Страстное желание достичь чего-то заставляет нас делать все возможное, чтобы получить то, чего мы хотим. Вы совершенно правы! Но я лично никогда не испытывал такого желания, вот почему моя кровь течет так медленно! А вы такая молодая знаете это — однако!

Дженни чувствовала, что беседа на эту тему становится опасной, и думала, как бы поскорее ее сменить. Она была рада, когда Макс неожиданно попросил ее рассказать о жизни в Англии.

— Я догадываюсь, что она не была бурной, — с насмешливой улыбкой начал Макс, — особенно, если судить по другим примерам, скажем, жизни Селестины! Но думаю, в вашей жизни были свои приятные стороны, не так ли?

Дженни вновь покачала головой и вкратце описала ему свою жизнь в Англии после смерти отца, когда она была вынуждена оплатить все долги. Она нанялась воспитательницей в одну семью, но ее хозяева хотели, чтобы она также выполняла и всю домашнюю работу, а это было очень тяжело, и Дженни чувствовала себя несчастной.

— И поэтому вы решили поехать в Марокко, — спросил Макс, — на поиски счастья?

— Нет, просто это была наиболее подходящая работа из тех, которые мне предлагали, и в это время меня уже ничто не связывало с Англией.

— И вот мы опять вернулись к узам брака! — Макс с улыбкой посмотрел на Дженни, которой казалось, что он преднамеренно смущает ее. Возможно, он хочет отплатить ей за то, что она составила о нем плохое впечатление прежде, чем узнала его получше.

Макс быстро поднялся.

— Идемте на крышу. Там, правда, сейчас очень жарко, но вид оттуда стоит того.

Крыша, защищенная навесом от нестерпимо палящих лучей послеполуденного солнца, скорее напоминала сад. У Дженни перехватило дыхание, когда она посмотрела вниз, сначала на сад — море красок растущих в нем кустарников и цветов, затем она увидела острые купола минаретов, сверкающие на фоне чистого, синего неба; кораллово-красные высокие стены, окружающие город, а за ними сверкающие вершины Великих Атласских гор. Действительно стоило карабкаться сюда, чтобы увидеть всю эту красоту. Дженни подумала, что ночью эта картина еще прекраснее.

Дженни решила, что несмотря на то, что многие сцены на улицах Старого города пугали ее, владей она вот таким же домиком, заполненным такими же красивыми вещами, она наверняка бы не захотела возвращаться в Англию. И как бы пытаясь найти ответ своим мыслям, она спросила Макса:

— Почему вы предпочитаете жить здесь?

— Почему? — Он посмотрел на Дженни, как на ребенка, задавшего неуместный вопрос. — Одна причина заключается в том, что когда ты занимаешься таким бизнесом, каким занимаюсь я, не считая продажи оружия, местоположение этой страны способствует ему.

Дженни чувствовала, что он смеется над ней.

— Другая причина — я люблю эту страну. Я также люблю Англию и Италию, но здесь я чувствую себя частью этой страны, я принадлежу ей. Это очень важно — принадлежать какой-то стране, вы понимаете?

— Да, — согласилась Дженни. У нее сейчас не было ни дома, ни человека, которым бы она принадлежала. Дженни почувствовала, что она совсем одна в этом мире и невольно вздохнула.

Макс Дейнтри, который курил сигарету, опираясь на низкие перила, повернулся и посмотрел на Дженни.

— Скажите мне, — спросил он, — сейчас, когда вы уже прожили здесь две недели, вы полюбили эту страну?

— Мне она нравится многими аспектами, очень многими, — ответила девушка.

— Под которыми вы подразумеваете, что вам нравится ухаживать за детьми?

— Да. С ними легко, и я уже полюбила их.

— Но вы, возможно, вообще любите детей?

Дженни кивнула головой.

— Да, это так.

— Вы знаете, — начал Макс, — однажды вы осчастливите какого-нибудь мужчину и будете ему хорошей женой — очень хорошенькой маленькой женушкой! В вас заложены хорошие принципы, я чувствовал это с самого начала. А с вашим воспитанием и образованием вы никогда не измените этим принципам. А это значит, что мужчина должен хранить вам верность до самой смерти. Вы и Рауль де Сант-Але были бы хорошей парой. Он исповедует тот же принцип.

Дженни тихо заметила:

— Мне очень нравится граф.

— Вы уже это говорили. — Он отбросил наполовину выкуренную сигарету. — Но вы никогда не говорили, что вам нравится графиня.

— Мне она нравится, но гораздо меньше.

— Вот это честно, — заметил Макс, облокотясь на перила и глядя на крыши домов внизу. — Хотите, я вам расскажу, каким образом мне удалось убедить графиню забрать вас сегодня? Однако она не знает, что в мои планы входило привести вас в мой дом!

— О! — воскликнула Дженни, в очередной раз заливаясь краской смущения. — Она так хорошо отнеслась к нашей совместной прогулке…

— Конечно! У меня есть свои методы покорять непокорных! Это совсем не трудно. Просто вы обрушиваете на противника все свое очарование. Вы естественно понимаете, что я имею в виду?

Дженни покраснела. Что-то грубое было в его голосе. Она чувствовала, что он хочет, чтобы у нее опять создалось о нем плохое мнение, то, которое было в начале их знакомства. Но эта грубость была искусственной. Дженни помнила, как внимателен он был к ней сегодня утром.

Дженни чувствовала, что ей нужно сказать что-то, запретить вести себя с ней подобным образом, но, к сожалению, не находила слов и молчала.

Внезапно он выпрямился, отошел от края крыши и, повернувшись к ней, воскликнул:

— Вы маленькая идиотка! Вы должны быть свободны — ходить, куда вам вздумается, и делать то, что вы хотите. А я свободен в своем желании приглашать к себе в гости кого хочу. Вы понимаете, что я хочу сказать? Я совершенно свободен в своих желаниях!

— Д… Да, — запинаясь ответила Дженни и как завороженная смотрела в его серые гневные глаза.

Она никак не могла оторвать от них взгляда и вдруг почувствовала, что что-то происходит в ней самой, что-то новое, чего никогда она не испытывала прежде. Что-то случилось с ее сердцем. Было такое ощущение, как будто она взобралась без остановки по очень длинной и крутой лестнице и бездыханная остановилась на ее верху. Сердце билось так сильно, что ей хотелось положить руку на грудь, чтобы остановить его.

— Д… Да, — снова пробормотала Дженни.

— Прекрасно! — воскликнул Макс. Его брови были сдвинуты, лицо серьезно.

Макс стоял почти вплотную к девушке, и она, задрав голову, смотрела на него. В его лице была непреклонность. Внезапно Дженни подумала: «Если бы мы смогли стать друзьями. Он был бы хорошим другом!» Но в следующее же мгновение она решила, что это невозможно. Наверняка, он тщательно выбирает друзей. А кто она для него — глупенькая гувернантка, нанятая его хорошей и давней знакомой. Что может быть между ними общего!

Внезапно Макс посмотрел на девушку широко улыбаясь.

— Вы оказываете на меня плохое влияние, — сказал он Дженни. — Вы всегда вынуждаете меня бороться, хотя ни вы, ни я не являемся ирландцами!

Взяв Дженни за руку, Дейнтри помог ей спуститься вниз.

— Давайте посидим в прохладе и выпьем чаю.

Слуга подал чай, приготовленный в серебряном чайнике. Это был чай из мяты с таким количеством сахара, что он был похож скорее на ликер и действовал очень освежающе. Макс Дейнтри вел себя как очень вежливый и внимательный хозяин. Он показал Дженни коллекцию старинных монет и очень редкую коллекцию египетских скарабеев. Он был влюблен в Египет, где жил некоторое время, и Дженни поняла, что он влюблен в северную часть Африки. Резкая смена красок, необычный солнечный свет — все это притягивало Макса. Теперь Дженни знала, почему Макс не стремится вернуться в Англию, где он владел поместьем, оставленным ему отцом. В то же время она не сомневалась, что он любит Англию.

— Вы типичная представительница англичан, — заметил Макс, задумчиво глядя на нее.

Дженни отвела взгляд.

— Очень жаль, — заметила она, — что имея в Англии дом, вы так редко там бываете. Какой это дом? Большой или маленький?

— Естественно, большой, даже очень большой. Но для меня недостаточно большой, чтобы мне хотелось в нем жить.

— Где он расположен?

— В графстве Гемпшир, недалеко от моря. Это очень старый дом, я уверен, что он бы вам понравился, — ответил Макс, улыбаясь.

— Я всегда думала, какое это, наверное, счастье иметь собственный дом, окруженный садом. Гемпшир — чудесное место. Мой дом находится в Дорсетшире, или лучше сказать, находился, — добавила Дженни с тяжелым вздохом.

— Дорсетшир и Гемпшир расположены не так далеко друг от друга, и вы всегда можете навестить Гемпшир.

Макс поднялся, убрал коллекции скарабеев и монет и сказал, что если они не хотят, чтобы Селестина стала их врагом, то Дженни лучше вернуться сейчас к своим обязанностям. Дженни, которая наслаждалась их беседой, быстро вскочила, вернувшись в реальность.

Они подъехали к дому де Сант-Але и сразу же увидели графиню, которая собиралась уезжать. С очаровательной улыбкой она приветствовала Макса. На ней было черное платье для коктейля, в ушах, на шее и на запястьях сверкали бриллианты. Черный цвет платья подчеркивал золото ее волос.

Дженни никогда в жизни не видела такой неотразимой красавицы. Как она должно быть нравится мужчинам!

— Итак, вы вернулись! — сказала графиня, не удостоив Дженни взглядом. — Эта молодая особа, — графиня махнула рукой в сторону Дженни, — пользуется большим спросом. Си Мохаммед Менеби везет ее завтра на ленч, а вы, Макс, посвятили ей целый день. Как хорошо быть молодой и незамужней!

Но глаза графини говорили обратное — она не хотела бы быть на месте гувернантки, она полностью удовлетворена своим положением и не променяла бы его ни на что другое.

Макс Дейнтри посмотрел на Дженни.

— Вы не сказали мне, что у вас завтра свидание, — произнес он с усмешкой. — Я и не думал, что гувернантки стали такими прыткими!

Дженни не знала, что сказать, и графиня ответила за нее:

— Дорогой Макс, не смущайте девушку. Она не виновата, что так привлекательна. И кроме того, я не вижу причин, почему бы ей не быть прыткой, конечно, в свободное от ее обязанностей время. Я могу это только приветствовать!

Графиня с улыбкой смотрела на Макса, который, в свою очередь, смотрел на графиню, цинично рассматривая ее. Он даже не взглянул на Дженни.

— Женщины выше моего понимания, — холодно заметил он. — Да я и никогда не пытался понять их.

— Дорогой, это часть нашего существа, — пробормотала Селестина и, взяв его под руку, повела в направлении выхода.

И прежде, чем они ступили на лестницу, графиня добавила:

— Ты не опоздаешь сегодня, Макс? Последний раз ты заставил меня прождать целых пять минут…

Дженни, услышав эти слова, бросилась в свою комнату.

 

Глава 9

На следующее утро у Луиса поднялась температура, и Дженни осталась дома. Она была рада, что ее свидание с Си Мохаммедом Менеби не состоится. Графиня с явным неодобрением смотрела, как ее сын цепляется за руку английской гувернантки. Она считала, что Дженни может пойти на свидание, поручив Луиса заботам Нериды, и, кроме того, скоро приедет доктор Ле Круа, который знает, что у мальчика временами подскакивает температура.

— Вы хотите сказать, — спросила Дженни, с изумлением глядя на графиню, — что несмотря на то, что это моя работа присматривать за детьми и за что мне платят большие деньги, я могу их оставить и пойти развлекаться? Я думаю, доктору Ле Круа покажется это странным!

— Меня не интересует чужое мнение, я разрешаю вам оставить Луиса и пойти на ленч с Си Мохаммедом, — резко ответила графиня. — Си Мохаммед наш старый друг, и я обещала ему, что вы пойдете с ним сегодня и не вижу причин для отказа.

— Но я и не подумаю оставить Луиса, — решительно ответила Дженни. Ее хозяйка посмотрела на Дженни с удивлением.

— Вчера вы делали только то, что приятно вам, — подчеркнула графиня, — а сегодня я хочу, чтобы вы делали то, чего желаю я.

Дженни встала, в ее голубых глазах было недоумение.

— Но, позвольте… — начала она.

— Для меня очень важно, чтобы вы пошли на свидание, — резко сказала Селестина.

— А я предпочла бы, чтобы вы не настаивали!

— О! — воскликнула Селестина с ненавистью. — Вы такая же мученица, как и Рауль. Для вас существует только долг, долг и всегда только долг! У меня не хватает терпения убеждать вас.

И к великому облегчению Дженни, которая боялась, что графиня будет продолжать настаивать на своем, Селестина вышла из комнаты, громко хлопнув дверью. Ее маленький сын открыл глаза и заплакал.

Дженни удалось успокоить мальчика, и он, забылся тревожным сном. Его температура все еще была высокой. Дженни сидела у его постели, держа мальчика за руку.

Наконец приехал маленький суетливый французский доктор, который, несмотря на то, что мальчика трясло в лихорадке, констатировал, что у ребенка нет ничего серьезного, просто ему нужно сменить климат и что ему лучше жить во Франции.

— Вы хотите сказать, что причина его болезни — климат? — спросила Дженни.

— Да, и это не удивительно при его комплекции и возрасте. — Черные глаза доктора оглядели Дженни с ног до головы. Он остался, видимо, очень доволен увиденным.

— Вы новенькая? — спросил он. — Я вас здесь раньше не видел.

— Да, я недавно приехала, — ответила Дженни.

— Во всяком случае, я надеюсь, что вы останетесь здесь надолго. Это будет хорошо для детей, да и для всех нас. Приятно видеть новое хорошенькое личико!

Несмотря на то, что доктор явно заигрывал с ней, Дженни по его внешности могла судить, что он хороший семьянин и у него, по всей вероятности, несколько детей. Она с улыбкой смотрела на доктора.

— До свидания, мадемуазель, — произнес он, откланиваясь.

В этот день Дженни больше не видела графиню, и так как ленч принесли ей в детскую, она не имела возможности встретиться и поговорить с графом. Однако в три часа дня, когда Дженни вышла в сад размять ноги и подышать свежим воздухом, она увидела графа. Он прогуливался среди мраморных колонн, окружающих сад. Граф подошел к пруду с водяными лилиями и остановился, задумчиво глядя на воду.

Заметив Дженни, он быстро подошел к ней, галантно пожал руку и, глядя на нее с нежностью, воскликнул:

— Ах, мисс Армитаж! Как хорошо, что вы не пошли на свидание и остались с моим маленьким сыном! Я вам чрезвычайно благодарен!

Граф подвел Дженни к удобному садовому креслу и усадил.

— Но у меня не было и тени сомнения, что я должна остаться, — заверила его Дженни. «Какие все же разные люди ее хозяева», — подумала она.

— Я просто обязана была остаться! В конце концов это моя работа.

— И вы не огорчены, что свидание не состоялось?

— Конечно же, нет.

Лицо графа просветлело.

— Из слов моей жены я понял, что вы очень расстроились.

Дженни покачала головой и улыбнулась ему сочувственной улыбкой. Ей всегда было жаль людей, которые по той или иной причине были несчастны.

— Ничего подобного, — сказала Дженни. — Наоборот… — начала она и замолкла, считая, что ей лучше не ссориться с графиней.

Граф придвинул свое кресло вплотную к креслу Дженни и посмотрел на нее с очень серьезным видом.

— Мисс Армитаж, — произнес он тихо. — Я бы хотел, чтобы вы знали, что пока вы находитесь в нашей семье, никто не может вас заставить делать то, чего вы не желаете! Вы сама себе хозяйка и вольны выражать свое мнение по любому поводу. Я не позволю, чтобы вас к чему-то принуждали.

Он предложил Дженни сигарету, и давая ей прикурить, наклонился и посмотрел ей в глаза долгим и внимательным взглядом.

Дженни поняла, что он пытается внушить ей — будь то Си Мохаммед или какой-то другой мужчина, которого его жена выберет для нее в качестве сопровождающего, она имеет полную свободу выражать свое мнение и не должна позволять Селестине навязывать ей свою волю.

Дженни тактично заверила графа, что ей не грозит такая опасность, и, стараясь сменить тему разговора, спросила, как часто повышается температура у Луиса. В лице графа появилось беспокойство.

— Если бы я только знал, что хорошо для Луиса! — воскликнул он. — И это касается также маленькой Симоны, хотя с ней должно быть меньше проблем, чем с Луисом. Она больше похожа на мать, в то время как Луис… — граф замолчал. Затем продолжил:

— Иногда мне хочется, чтобы моя мать…

— Ваша мать англичанка, — тихо сказала Дженни. — Вы хотели бы, чтобы Луис уехал в Англию?

Граф с тревогой посмотрел на Дженни.

— Я не знаю, но иногда мне кажется, что это было бы лучшим выходом из положения.

— И ваша мать, вне всякого сомнения, будет присматривать за ним, даже когда он будет в школе?

— Да.

Дженни задумчиво смотрела на пруд, в котором, как в зеркале, отражалось синее небо. Воздух был пропитан ароматом апельсиновых деревьев, смешанным с запахом перегретых солнцем белых лилий.

— А… ваша жена? — спросила девушка.

— Моя жена хочет, чтобы Луис учился во Франции. Но во Франции никого не будет рядом с ним, в то время как в Англии моя мать была бы с ним и оказывала на него хорошее влияние.

Дженни понимала, что волнует графа, и очень ему сочувствовала.

— Как я понимаю, — медленно начала она, — вы никогда больше не вернетесь во Францию? Я обратила внимание на прекрасную акварель, висящую в вашей библиотеке, где изображен уголок Франции с увитым плющом домом. Это ваш дом?

— Да, — ответил граф с горечью в голосе. — Да, это мой дом, но Селестина решила, что она никогда не вернется жить во Францию. Несколько недель в Париже каждый год — вот все, что ей надо от ее родины. А Марракеш для нее настолько привлекателен, что не думаю, чтобы мы когда-нибудь опять жили во Франции.

Дженни чувствовала, что самым большим желанием графа, его несбыточной мечтой, было возвращение во Францию, в дом, изображенный на акварели, и никакая бы сила не вернула его в город Северной Африки, расположенный на пороге пустыни.

Глядя на печальное лицо графа, Дженни спрашивала себя, почему этот человек, для которого все еще существовали идеалы, женился на такой женщине, как Селестина. Единственной причиной была, конечно, несравненная красота графини, которая покорила его, как покоряла, возможно, очень многих мужчин! Включая Макса Дейнтри?

Дженни и граф еще долго беседовали на разные темы, и девушка поняла, что между ними много общего. Наконец, Дженни поднялась, решив, что ей пора возвращаться к своим обязанностям. Она видела, что графу жалко расставаться с ней. В ее лице граф нашел человека, понимающего его. Ему необходимо было внимание, особенно внимание женщины, которого он, вне всякого сомнения, был лишен.

Дженни не допускала и мысли, что кроме внимания и сочувствия графу требовалось что-то большее от нее, несмотря на то, что она видела, с каким восхищением он смотрит на нее и как тепло с ней разговаривает.

На следующий день Луису стало лучше, но он все еще был очень слаб, и Дженни весь день провела у его постели. Она читала ему книги, рассказывала сказки, и мальчик очень привязался к ней. На третий день Луис уже совсем поправился, и его пришла навестить бабушка.

Дженни видела, что ее первое впечатление от леди Берингер было правильным. Она очень молодо выглядела для своего возраста, была вежлива и дружелюбна. Леди Берингер не была похожа на бабушку и не вела себя как бабушка. Однако дети очень любили ее, и Луис очень обрадовался ее приходу. Она принесла ему книги и конфеты и сидела у его кровати, держа мальчика за руку, пока тот не заснул глубоким, спокойным сном, что было признаком его выздоровления.

Перед уходом леди Берингер сообщила Дженни, что завтра вечером в одном из фешенебельных отелей французской части города состоится бал, и что ее невестка подбирает общество, чтобы всем пойти туда. Это общество сначала пообедает в ресторане отеля, а затем отправится на бал. Она и ее компаньонка приняли приглашение графини. Кроме них, возможно, будут один или двое друзей Селестины и граф, если, конечно, его удастся уговорить пойти на бал, так как он небольшой любитель развлечений подобного рода.

— И мне кажется, что Селестина собирается пригласить и вас, — с улыбкой добавила графиня. — Я же вам говорила, что у вас здесь будет много развлечений, не так ли? Селестина может также попытаться выдать вас здесь замуж за человека, которого она сочтет для вас подходящим. Она очень ловко устраивает такие дела. Поэтому берегитесь, дорогая!

Внезапно леди Берингер погладила Дженни по щеке и добавила:

— Вы чудесный ребенок. И мой сын такого же мнения. — Она тяжело вздохнула. — Бедный Рауль! — Иногда мне кажется… — начала она, но внезапно замолкла и, посмотрев на Дженни с любопытством, спросила: — Вы виделись еще раз с Максом Дейнтри?

— Да, — ответила Дженни. — Он пригласил меня на ленч и показал достопримечательности города.

— С одобрением или без одобрения моей невестки? — спросила леди Берингер.

Что-то лукавое промелькнуло во взгляде матери графа.

— Конечно же с разрешения и одобрения графини, — ответила Дженни, покраснев.

— Гм! — хмыкнула леди. — И что вы думаете о нем? Он вам понравился?

Дженни чувствовала, что еще больше покраснела.

— Да… да, конечно, — ответила она, несмотря на то, что она еще не разобралась, нравится ли ей Макс, или нет, или даже очень нравится. — Он… я думаю, что он, будучи наполовину англичанином, хотел бы, чтобы я не чувствовала себя здесь одинокой.

— Но только наполовину, моя дорогая! — напомнила Дженни леди Берингер. — А другая его половина — непредсказуемый итальянец и к тому же ему уже тридцать пять, если не больше. Все эти годы он в полной мере наслаждался жизнью! Вспомните об этом, милая девочка, когда его чары начнут действовать на вас. Лично я чувствую, что он может очаровать кого угодно, особенно, если он этого сильно желает. Он пустит в ход все свое мужское обаяние!

Улыбаясь Дженни, леди Берингер взяла свою белую сумочку и перчатки и направилась к двери. Остановившись, она добавила:

— Вы всегда должны помнить об одной вещи — его сильном характере. Если вы захотите чего-то, что не входит в планы Макса, вы почувствуете его характер. Это все равно, что биться головой о стену!

Леди Берингер внимательно посмотрела на Дженни. Сейчас в ее глазах не было улыбки, они были скорее печальными.

— До свидания, моя дорогая, — сказала она. — Возможно, мы увидимся завтра вечером на балу. И поверьте, я не хотела вас обидеть. Просто вы так беззащитны!

Когда незадолго до обеда графиня появилась в детской, она была более любезна, чем три дня тому назад. Она почти дружелюбно посмотрела на Дженни, которая сидела у окна, пришивая пуговицы к детской одежде. Маленький Луис в это время крепко спал.

— Я должна сказать, — заметила графиня, — что эти три дня показали, что вы очень ответственно относитесь к своим обязанностям. Мне следует благодарить это агентство по найму в Лондоне, что они прислали мне именно вас. Вы заслуживаете маленькую награду.

Дженни с тревогой посмотрела на графиню — что сейчас последует. Но она просто подтвердила предположения, которые высказала леди Берингер относительно бала.

— Не хотите ли вы пойти на бал? — с улыбкой спросила Селестина. — Завтра вечером?

Дженни с тревогой посмотрела на спящего Луиса, но его мать нетерпеливо заметила:

— О, Луис уже совершенно поправился, и его спокойно можно будет оставить с Неридой! Бал состоится в отеле «Сплендид» — одном из самых современных в городе. Я формирую общество и думаю, что вам было бы интересно пойти с нами. Вы молоды и наверняка любите танцы!

— Я давно не танцевала, — ответила Дженни и могла бы добавить, что ей вообще не приходилось посещать балы.

— Тем не менее, я уверена, что вы танцуете великолепно, и пока вы в моем доме, я хочу, чтобы вы хорошо проводили время, — великодушно заметила графиня. — То, что я плачу вам зарплату, вовсе не означает, что я должна относиться к вам, как к служанке. И было бы просто непростительно, чтобы вы не наслаждались таким местом, как Марракеш.

Графиня опустилась в кресло и закурила, что очень не понравилось гувернантке, так как она считала, что воздух в детской должен быть абсолютно чистым.

— Есть ли у вас подходящее платье, кроме того белого, что вы уже надевали на вечер у Бенуа?

— У меня есть бледно-желтое кружевное платье. Оно совсем новое, и это мое единственное вечернее платье, — ответила Дженни.

Селестина внимательно оглядела девушку.

— Бледно-желтое? — переспросила она. — Ну что ж, — кивнула она в знак одобрения. — С вашими волосами и глазами вы будете выглядеть в нем очень эффектно. Я одолжу вам опять мою меховую пелерину, а также дам вам перчатки, вечернюю сумочку и прочие аксессуары.

Дженни поблагодарила графиню, стараясь понять причину, почему ее хозяйка так заботится о ее внешности и даже старается улучшить ее, одалживая ей свои вещи. По всей вероятности графиня была просто очень щедрой или, может быть, будучи манекенщицей, привыкла, чтобы ее окружали красивые молодые женщины.

Селестина, улыбаясь, встала.

— Во французской части города есть очень хороший маленький магазинчик, где вы можете купить все, что вам необходимо, и, если у вас нет денег, я всегда могу дать вам аванс.

Графиня вышла, оставив Дженни в полном недоумении. Почему это так важно для нее, чтобы простая английская девушка выглядела как можно лучше, подумала Дженни, но так и не нашла подходящего ответа.

Отель «Сплендид» был не такой огромный, как «Мамония», но он имел великолепный зал для танцев, который в этот вечер был переполнен.

Обед состоялся в роскошном ресторане отеля. Их стол, украшенный цветами, был в центре всеобщего внимания — их общество было самым блестящим и веселым. Дженни была как во сне. Она сидела между Си Мохаммедом и Эстер Харингей, компаньонкой леди Берингер. Си Мохаммед, обидевшись, что она не пришла на свидание, был очень с ней холоден. Однако это не мешало ему смотреть на Дженни с восхищением.

Эстер Харингей была в очаровательном вечернем платье. Оно ей очень шло и делало моложе. Ее серые глаза блестели, и в этот вечер она была почти красива. Всякий раз, когда граф, улыбаясь, смотрел на нее, в его глазах была нежность. Он знал девушку с детства. При взгляде графа щеки старой девы покрывались румянцем, и она делалась еще более привлекательной.

«Знает ли граф, какие чувства он вызывает в Эстер?» — подумала Дженни. Графиня, наоборот, почти не замечала Эстер, и, если из вежливости и обращалась к ней, то голос ее был сух, а во взгляде сквозило презрение. В изумрудного цвета платье и изумрудах, сверкающих на ее шее, в ушах и руках, она была неотразима.

Кроме леди Берингер — очень изящной и красивой в бледно-розовом платье, с бриллиантами на шее — в обществе графини были еще два молодых человека и молодая женщина, помогавшая графине в организации обеда.

Шампанское лилось рекой, и все были очень веселы. Дженни, которая раньше никогда не пила шампанского, а потому не знала, какое действие оно на нее окажет, едва пригубила свой бокал.

После обеда все отправились танцевать. Дженни по очереди танцевала с Си Мохаммедом и молодыми людьми, представленными ей во время обеда. Один из них был французским офицером. Он наговорил ей кучу комплиментов. Другой — латиноамериканец — танцевал танго с таким энтузиазмом и выделывал такие па, что измучил Дженни. В конце концов она отдала предпочтение французскому офицеру, который, однако, тоже раздражал ее, так как все время болтал и называл ее «очаровательной англичанкой».

Граф уделил ей всего один танец. Держа Дженни, как фарфоровую куклу, он мягко вел ее в танце и занимал вежливой беседой. Графиня танцевала в это время с латиноамериканцем. После одного из танцев Си Мохаммед, который был самым красивым мужчиной в зале, вывел Дженни в холл. После духоты зала здесь была приятная прохлада.

Си Мохаммед усадил Дженни в удобное кресло, предложил ей прохладительные напитки и, придвинув к ней свое кресло, с упреком спросил, почему она нарушила свое обещание.

— Но неужели графиня не объяснила вам? — спросила Дженни с удивлением. — Заболел Луис, и я не могла оставить его. Я думала, вы поймете.

— Это правда? — спросил молодой человек, и в его темных глазах появился радостный блеск. — Селестина ничего не сказала мне о болезни Луиса, наоборот, она сказала, что вы не хотите меня видеть. Я был очень разочарован и обижен.

— О! — воскликнула Дженни, нахмурив брови, так как не в ее правилах было огорчать людей. — В таком случае, я приношу вам свои искренние извинения, но я правда думала, что графиня объяснила вам причину. Луис очень слабенький мальчик, а в мои обязанности входит ухаживать за детьми, и я не могла его оставить. Это единственная причина.

— Не беда, — нежно произнес он, ниже склоняя к ней свою золотистую голову. — У нас еще будет возможность, масса возможностей, я надеюсь. Можно мне пригласить вас на обед в какой-нибудь вечер?

— Я… я не знаю… — ответила Дженни.

— Вы такая красивая, — с нежностью в голосе произнес молодой человек. — Я никогда не встречал таких девушек, как вы. Ваши глаза похожи на голубые цветы.

Дженни отвела взгляд, и тогда Си Мохаммед тихонько пожал ей руку.

— Скажите, все англичанки такие красивые, как вы, или вы исключение? Я восхищаюсь вами и хочу восхищаться вами всегда. Как хорошо, что вы решили покинуть Англию и приехать сюда. Если бы вы не сделали это, — от одной этой мысли мне становится не по себе — моя жизнь была бы не полной, потому что я бы не увидел вас и не знал бы, что такая девушка существует на свете. Сейчас я увидел вас, и я знаю…

— Пожалуйста! — воскликнула Дженни, пытаясь вынуть свою руку, которую он крепко сжимал, и прежде, чем она смогла осознать, молодой человек стал целовать ее розовые пальчики, нежно прикасаясь к ним своими красивыми губами. Эти поцелуи напоминали прикосновение бабочки.

— Пожалуйста, не надо, — Дженни все еще пыталась освободить руку. — Мистер Менеби!..

Но молодой человек так крепко держал ее руку, что не было никакой возможности освободиться. Дженни почувствовала, что эта сцена стала ее раздражать.

— Я хотела бы вернуться с остальным, — сказала она почти резко, — и вы должны помнить, что мы едва знакомы…

— И это не по моей вине, — напомнил он. — Уже прошла целая неделя с того момента, как мы познакомились, и несмотря на то, что я так стремился снова встретиться с вами, вы были неуловимы. Если бы вы только сказали, когда я вас увижу одну, я обещаю вам быть терпеливым, хотя это очень трудно.

— У меня не так уж много свободного времени, — пытаясь успокоить юношу, сказала Дженни. — Я не могу назвать вам точную дату, потому что, когда ухаживаешь за детьми, все может случиться, и… в любом случае…

— Да? — он слегка отпустил ее пальцы. Дженни с испугом оглядывала пустой холл, с его многочисленными сводчатыми дверями, задернутыми тяжелыми сводчатыми шторами. Сквозь высокие окна виднелись огромные звезды и вершины высоких пальм.

Из зала для танцев доносилась едва слышная музыка. Очевидно, в этот холл редко выходили, иначе графиня давно бы обнаружила их и была бы рада видеть эту сцену. Дженни начала волноваться. Что-то было в этом молодом марокканце, что тревожило ее. Его черные, ласкающие глаза пожирали ее, прикосновение его рук было неприятно. Сама мысль сидеть с ним рядом за обедом в ресторане какого-нибудь отеля, а еще хуже, в маленьком интимном ресторанчике, делала ее почти больной, и Дженни боялась, что не сдержит себя, и он увидит, как ей неприятен.

— Пожалуйста, — повторила она. — Я действительно думаю, что нам пора присоединиться к остальным.

— А я вовсе не спешу к ним присоединиться! — что-то твердое и пугающее появилось в его взгляде. Он тихо засмеялся, и в этом его смехе было нечто зловещее. — Какая вы прелестная, маленькая Дженни Армитаж, и как должно быть приятно учить вас становиться взрослой!..

Внезапно пришедшая в движение штора насторожила марокканца, и он стал смотреть в ту сторону. Когда Дженни, повернувшись, посмотрела туда же, штора отодвинулась, и в холл вошел Макс Дейнтри.

— О, мисс Армитаж! — воскликнул он и направился к тому месту, где они сидели. — Графиня сказала мне, что вы будете в ее обществе, и я пришел пригласить вас «потоптаться» в следующем танце. Я действительно хочу сказать «потоптаться», потому что я не умею танцевать.

Он смотрел на Си Мохаммеда с холодным, почти презрительным выражением. Си Мохаммед поднялся и посмотрел на Макса с ненавистью. Дженни поняла, что они не выносят друг друга.

— Привет, Менеби! — сказал Дейнтри резко. — Графиня ищет вас. Я позабочусь о мисс Армитаж.

Дженни сразу догадалась, что Макс, входя в комнату, видел, как марокканец держал ее руку и как близко они сидели друг к другу.

— Мисс Армитаж и я решили пропустить этот танец, — вежливо ответил Си Мохаммед, растягивая губы в улыбке, в то время, как глаза его оставались жесткими. — Но если графиня ищет меня…

— Вот именно.

— Тогда мне лучше пойти, — ответил Си Мохаммед и вышел.

Дженни посмотрела на Макса. Сердце ее сильно билось.

— Итак? — спросил он. — Вы готовы?

— Танцевать? — спросила Дженни.

— Нет, вернуться к леди Берингер. Возможно, что она лучше будет присматривать за вами, чем графиня. А за вами, вне всякого сомнения, нужно присматривать, хотя бы до конца вечера.

Его голос был холодным и презрительным, и Дженни чувствовала, что он о ней самого плохого мнения. Он едва смотрел на нее, хотя она была очень хороша в своем бледно-желтом кружевном платье, юбка которого была украшена черными бархатными полосками. На шее у Дженни была нитка жемчуга. Ее золотистые волосы были красиво уложены. И вся она была очень юной и беззащитной.

Однако ее очарование не действовало на Макса. Он был тверд, как правильно определила леди Берингер — «у него железный характер и иметь с ним дело — значит биться головой о стену».

Дженни последовала за Максом в зал для танцев, чувствуя, что она перестала для него существовать. Он подвел ее к леди Берингер, которая взглянула на его мрачное лицо, и что-то лукавое появилось в ее глазах.

— Бедняжка! — воскликнула она. — Что произошло там, Макс? Вам пришлось вмешаться? Си Мохаммед вернулся в зал минуту назад темнее тучи, и Селестина, чтобы охладить его пыл, повела его танцевать. В чем дело?

Она взглянула на Дженни, смущенный вид и опущенные глаза которой сказали ей о многом.

— Скажем так — мне пришлось вмешаться, — ответил Макс. Леди Берингер с удивлением посмотрела на Дженни.

— Не расстраивайтесь, дорогая, — вечер еще только в самом разгаре, и мы подыщем вам другого молодого человека, более достойного вас.

В это время Дженни пригласил на танец граф. После танца с графом молодой французский офицер повел ее к буфету выпить что-нибудь освежающее. Он не переставал осыпать ее комплиментами, однако вел себя очень корректно, и Дженни чувствовала себя с ним спокойно, хотя и не испытывала никакой радости. Да и о какой радости могла идти речь, если она видела, как Дейнтри танцевал с Селестиной танец за танцем. Лицо графини светилось счастьем, которого она не скрывала. Дженни было стыдно за нее и было жалко графа. Она себя чувствовала очень несчастной. Что-то оборвалось внутри нее, и это что-то приносило ей почти физическую боль. Весь вечер, на котором она, по словам графини, должна была веселиться, превратился для нее в сплошной кошмар, и она не могла дождаться, когда он кончится.

Когда Дженни кончила танцевать с французским офицером, кто-то взял ее за локоть и, обернувшись, она, к своему удивлению, увидела Макса.

— Не хотите ли потанцевать со мной или, может быть, мы выйдем отсюда подышать свежим воздухом? — спросил он холодным тоном.

От неожиданности она не знала что сказать, и тогда он взял ее под руку и вывел на балкон. Огромные пальмы шелестели в порывах ночного ветерка, и их шелест напоминал тихую музыку.

— Мне кажется, что сегодня не так холодно. Во всяком случае, мы не пробудем здесь долго. Я просто хочу вам сказать одну вещь. Если вы предпочитаете играть с огнем, то вы в нем и сгорите, вы это понимаете?

— Что вы имеете в виду, — тихо прошептала Дженни.

— Только то, Дженни, что если вы не хотите попасть в неприятную историю, вы должны прекратить принимать приглашения от таких молодых людей, как Си Мохаммед Менеби. Я полагал, что время, проведенное с ним за ленчем, чему-то вас научит, но сегодня, как я заметил, вы «ослабили узду» и разрешили ему зайти далеко.

Дженни чувствовала, что бледнеет. Чувство изумления сменилось у нее чувством негодования, и, когда она отвечала ему, ее голос дрожал от возмущения.

— Так как у меня еще не было возможности пойти с ним на ленч, я не понимаю, о чем вы говорите, и сегодня я вовсе не поощряла его. И в конце концов, что плохого вы находите в Си Мохаммеде?

— Начнем с того, что он марокканец. Да, глядя на него, вы этого не замечаете, его внешность европейского типа. Но он чистых кровей марокканец и из очень древнего рода, чем он очень гордится. А вы англичанка, и его красота и нежное обращение могут увлечь вас, и вы даже не заметите, как влюбитесь в него. Ну что ж, это вполне допустимо, если вас прельщает перспектива делить мужа с несколькими другими женами и быть запертой навсегда в его доме — современной разновидности гарема.

При ярком сиянии луны Макс видел, как сильно побледнела девушка. Затем она с трудом проговорила:

— Я считаю, что вы отвратительны.

— Благодарю, — ответил Дейнтри с низким поклоном.

Дженни испепеляющим взглядом посмотрела на него и повернулась, чтобы уйти, но Дейнтри схватил ее за руку. Он больно сжал ее пальцы. И это уже второй случай за один вечер!

— Что вы подразумевали, — спросил Макс охрипшим голосом, — сказав, что не имели возможности пойти на ленч с Менеби? Вы собирались это сделать на следующий день после нашей поездки по Марракешу?

Дженни попыталась высвободить руку.

— Да, это так, потому что так хотела графиня. Но тем не менее этого не случилось. Заболел Луис, и я не могла оставить его. Сегодня я первый раз вышла из дома с тех пор, как мы виделись в последний раз.

— И это правда? — спросил Макс, глядя на нее с подозрением.

— Я сказала вам то, что было на самом деле, и вам решать, правда это или нет. Отпустите мою руку, мне больно, и кроме того, я замерзла и хочу вернуться.

— Простите, Дженни, — быстро сказал Макс, отпуская ее руку.

Дженни заметила, что он уже дважды назвал ее по имени.

— Мне следовало знать, что дочь священника не может быть такой легкомысленной, — произнес он с нежностью в голосе. — Но Селестина дала мне ясно понять, что вы приняли приглашение Менеби, и ничего не сказала о болезни Луиса.

— Тогда вам следует больше верить Селестине, ведь вы с ней старые приятели, а я просто гувернантка, работающая по найму.

 

Глава 10

На следующей неделе графиня разрешила Дженни использовать ее свободное от обязанностей гувернантки время по ее собственному усмотрению. Но за всю неделю она не получила ни одного приглашения.

Утром дети под присмотром Дженни делали в саду зарядку, а после полудня они выезжали в автомобиле на свою обычную прогулку. Дженни была так занята, что если в дом кто и приходил, она с ними не встречалась.

Где-то посреди недели граф сообщил за ленчем, что ему необходимо улететь в Париж. Это сообщение расстроило Дженни, так как она уже привыкла к его приятным беседам во время еды и их непродолжительным разговорам в вечернее время, когда они случайно встречались в саду. Селестина же встретила эту новость совершенно спокойно. Она даже не спросила графа, когда он вернется и зачем он туда едет. Правда, возможно, она знала, что его поездка связана с бизнесом. Но такое холодное безразличие к мужу все же было неприятно английской девушке. Ее ужасало, что этот брак, который мог бы быть счастливым, был таким пустым и безрадостным. Она вспомнила выражение счастья на лице Селестины, когда та танцевала в объятиях Макса Дейнтри. И ей стало еще больше жаль графа.

Граф уехал перед самым обедом, и поэтому графиня обедала вне дома. Слуга принес Дженни обед в детскую, и она была рада провести его в компании детей. Дом был до странности тихим и пустынным.

Последующие два дня ей тоже приносили еду в детскую, и она совсем не видела Селестину. Все эти два дня Дженни была очень занята: ездила с детьми к французскому портному, чтобы заказать им одежду, водила Луиса к дантисту удалить ему зуб, который в последнее время его очень беспокоил.

В один из этих дней, возвращаясь домой, она увидела вдали Си Мохаммеда на его роскошном белом коне, но он, подняв облако пыли, скрылся из виду, к счастью, не заметив ее.

На третий день графиня пригласила на ленч Макса Дейнтри, и Дженни было приказано спуститься с детьми в столовую. Макс, как оказалось, умел обращаться с детьми, и они очень его любили, висели у него на шее и называли «дядя Макс». Селестина смотрела на них с загадочной улыбкой.

За ленчем все внимание Дженни было поглощено детьми, и она была рада этому. Помогая Симоне справляться с едой и следя за тем, чтобы Луис не набедокурил, она почти не замечала Макса и Селестину.

В течение всех этих дней перед ее глазами часто всплывала картина, когда Макс танцевал с Селестиной, и выражение счастья не лице графини. Стоило ей закрыть глаза, как Дженни снова ощущала крепкое пожатие руки Макса и его голос, когда он предупреждал ее об опасности знакомства с Си Мохаммедом.

Леди Берингер была права, когда говорила, что у него сильный характер. Он проявлял твердость во всем. Эта постоянная усмешка в его глазах делала его чрезвычайно привлекательным. Вне всякого сомнения Селестина с ее таким же твердым характером была влюблена в Дейнтри.

Если бы Селестина не нравилась Максу, он не встречался бы с ней так часто. Дженни постоянно вспоминала слова Селестины, сказанные в тот день, когда после прогулки по городу Макс привез ее домой и они встретили Селестину. Прощаясь с ним, графиня прошептала: «Ты не задержишься сегодня, Макс? Последний раз я прождала тебя целых пять минут».

Из этих слов можно было сделать только один вывод — они часто видятся наедине. Дженни отказалась от кофе, так как детям пора было спать, что они обычно делали после ленча. Сидя за шитьем, она представляла себе картину в столовой — ее соотечественник, который так хорошо знал ее родной Дорсет, сейчас сидит с графиней за чашкой кофе.

Или, возможно, они сейчас сидят в библиотеке, и он целует графиню, и никто не смеет помешать им.

Дженни продолжала шить и благодарила Бога, что ей не придется встретиться с ним снова, так как чай ей принесут в детскую. В это время раздался стук в дверь, и, прежде чем она успела сказать «войдите» или «кто там?», дверь открылась, и на пороге появился Макс, глядя на нее со своей обычной усмешкой.

— Я хотел бы попрощаться с детьми прежде, чем они лягут спать, а также с вами.

Дженни встала.

— Конечно же вы можете попрощаться с ними, но со мной прощаться вовсе не обязательно.

— В обычной ситуации можно было бы и не прощаться, но дело в том, что я завтра улетаю к графу в Париж и не знаю, когда вернусь. Поэтому мне хотелось бы дать вам некоторые наставления.

— Вот как! — воскликнула Дженни, чувствуя себя так, как будто земля уходит у нее из-под ног.

— Возможно, я не так выразился, не наставления, а скорее совет, — продолжал Макс. — Например, если вам захочется пообщаться с кем-то на родном языке, леди Берингер всегда будет рада принять вас. Она пробудет в Марракеше еще две недели. И кроме того, вы всегда можете рассчитывать на ее компаньонку Эстер Харингей, которой очень хочется познакомиться с вами поближе.

— Благодарю, — пробормотала Дженни, стоя перед ним, с шитьем в руках.

— Я прошу прощения, если я вас чем-нибудь обидел в тот вечер на балу, но вы еще очень молоды и неопытны и еще совсем недавно в Марракеше.

Дженни молчала. Она пыталась понять, почему известие о его отъезде так ее расстроило, казалось бы наоборот, она должна быть рада за графа — Селестина останется одна и не будет изменять ему.

В это время прибежали дети и бросились Максу на шею. Макс по очереди поднял их над головой, поцеловал и отпустил. Затем он протянул руку Дженни.

— Мне очень жаль, что мы встретились при таких обстоятельствах, — заметил Дейнтри. — Но если бы у вас не было привычки судить о людях с первой встречи и заранее составлять о них плохое мнение, мы, возможно, стали бы друзьями. — Насмешливое выражение опять появилось в его глазах, однако в голосе чувствовалась нежность, и пожатие его руки было очень сердечным. — Не делайте ничего такого, что я бы не одобрил, моя маленькая Дженни. Или вы возражаете, что я вас так называю? Возможно, и в тот вечер вам не понравилось, что я несколько раз называл вас по имени?

— Вовсе нет, — поспешно ответила Дженни. Несмотря на его усмешку, сегодня он был мягким и добрым — наверное, в нем говорила его английская половина. Макс широко улыбнулся, обнажив красивые крепкие зубы. Эта улыбка сделала его необыкновенно привлекательным. Дженни чувствовала, как бьется ее сердце. Если бы они только могли стать друзьями! Она желала этого всем сердцем.

— Тогда все прекрасно, — ответил Макс. — Я покидаю вас, думая о вас, как о Дженни.

Макс посмотрел на шитье в ее руках, на детскую одежду, лежащую на столе, к которой она пришивала пуговицы, затем внимательно оглядел комнату, в которой она проводила столько времени, и добавил:

— Я наблюдал за вами во время ленча. Вы очень хорошо обращаетесь с детьми. Селестина должна быть просто счастлива, что ей достались именно вы. Я буду вспоминать эту комнату и вас в ней!

Он крепко пожал ее руку и быстро отпустил. Его серые глаза внимательно смотрели на Дженни, как будто он хотел получше ее запомнить — всю целиком — от золотистых волос до белых туфелек.

— До свидания, — сказал Макс и направился к двери. — Не забывайте, что вы всегда можете позвонить леди Берингер, особенно, если вам нужен будет ее совет.

Макс ушел. После отъезда графа дом казался Дженни пустым и холодным. Сейчас, казалось, перед ней померк белый свет.

 

Глава 11

В эту ночь Дженни плохо спала. В последнее время ей вообще с трудом удавалось заснуть. Лунный свет за окном тревожил ее. До ее слуха доносились веселые голоса и музыка. В Старом городе справляли свадьбу. Лежа с открытыми глазами, она думала о варварском обычае, принятом в этих местах, — жених и невеста никогда не видят друг друга до свадьбы. Тонкие прерывистые звуки свирелей еще долго были слышны в воздухе. Дженни чувствовала в них что-то зловещее. Она смотрела на усыпанное звездами небо за окном, на белый круг лунного света и думала об Африке, которая была полна контрастов и многие из них просто пугали Дженни.

Цивилизация лишь слегка коснулась жизни здесь, в основном, все было очень примитивным и даже хуже того. Она наблюдала эту примитивную жизнь, когда бывала в городе. Она вспомнила свое путешествие по Старому городу вместе с Максом Дейнтри. Вспомнила, как она была шокирована и напугана многими уличными сценами — этот укротитель змей, лекарь, нищие и непрерывные звуки тамтамов, которые действовали одуряюще на непривычного к их звукам человека.

Затем ее мысли вернулись к Максу, и она опять стала о нем думать. Если она вернется в Англию, она не спасет себя от этой пробуждающейся любви, которая, однажды возникнув, со временем становится все сильнее. Но если ей не придется с ним встречаться, что вполне возможно, когда она будет в Англии, ее любовь постепенно затихнет, как и память о нем. И, кроме того, оставаясь здесь, она не сможет сражаться с Селестиной за любовь человека, который, возможно, презирает их обеих.

За время этой бесконечной и бессонной ночи Дженни пришла к заключению, что ей необходимо уехать домой, но утром после непродолжительного сна она в этом была не совсем уверена. Ей необходимо зарабатывать себе на жизнь, и она имеет хорошую работу, которая, по крайней мере, приносит ей хорошие деньги, и, кроме того, она уже полюбила детей. И опять же, она живет в прекрасных условиях. Если же она вернется в Англию, может пройти много времени, прежде чем она найдет работу, которая будет ей по душе.

После завтрака, когда дети были уже умыты и одеты, в детскую вошла Селестина и объявила, что она их всех увозит на несколько дней, и предложила Дженни помочь Нериде упаковать вещи.

— В Марракеше становится жарко, — сказала графиня, оглядывая детей, которые всегда были рады встрече с ней, несмотря на то, что она, как правило, держала их на расстоянии, боясь, что они испачкают ее платье. — Я думаю, что поездка в горы пойдет нам на пользу. — С улыбкой посмотрев на Дженни, графиня добавила:

— Вы еще не видели Марокко, и я думаю, поездка вам понравится.

Дженни не осмелилась спросить графиню, куда именно они поедут, а графиня не сочла нужным или просто забыла сообщить ей об этом. Открыв шкафы, она тщательно подбирала одежду детям.

Дженни помогла Нериде упаковать вещи. Затем они переодели детей в более подходящую для дороги одежду. Дженни также надела дорожный костюм. К ее удивлению Селестина в последний момент решила оставить Нериду дома. Она еще больше удивилась, когда услышала, как Селестина приказала слуге, что если леди Берингер спросит о них, сообщить, что они получили приглашение погостить у друзей и что скоро вернутся. Графиня не сообщила, к каким друзьям они едут и как леди Берингер или граф могут связаться с ними.

Дженни постаралась подавить в себе возникшее в ней неприятное чувство — возможно, Селестина списалась с мужем и сообщила ему, куда они едут, возможно, вся поездка была организована заранее, и он знал о ней.

Проехав по узким улочкам Марракеша, их машина миновала городские стены и направилась в сторону Великих Атласских гор.

Дженни оглянулась на город, окруженный красными стенами, которые пламенели, как кровь, в ярком солнечном свете. День обещал быть очень жарким. Впереди сверкали вершины гор.

Машина на хорошей скорости продвигалась вперед, и вскоре они достигли подножия гор и стали подниматься вверх.

Выжженная земля осталась позади, и на смену ей пришли поля пшеницы, рощи апельсиновых, лимонных деревьев и кипарисов.

У Дженни перехватило дыхание при виде всей этой красоты. А впереди на их пути виднелись высокие вершины гор, очень похожих на Альпы. На фоне ярко-голубого неба их темно-коричневый цвет в сочетании с более бледным цветом скал создавал мистическую картину.

Дорога кружила между скалами, спиралью поднимаясь вверх. Дети, которые, по-видимому, привыкли к таким путешествиям, смеялись, хватаясь за ремни, чтобы удержаться при особенно крутом повороте дороги, когда казалось, что колеса их машины почти нависают над пропастью. Сердце же Дженни обрывалось от страха и восхищения.

Селестина, которая сидела рядом с шофером, временами с загадочной улыбкой оглядывалась на Дженни.

— Вы такого еще не испытывали, Дженни? — спросила она, впервые назвав ее по имени. — Не похоже на Англию, не так ли?

Всякий раз, когда Селестина упоминала Англию, в ее голосе звучало презрение. Дженни никак не могла понять, что являлось причиной такого презрения. Возможно, ей не понравилась сама Англия, а возможно, причина заключалась в другом. Может быть, будучи в Англии, она познакомилась с родственниками мужа и не взлюбила их. Однако Дженни не замечала, чтобы Селестина не любила свою свекровь.

Час за часом они продвигались все выше и выше. Дети ели апельсины и сосали конфеты. Бесстрастный шофер вел машину, не произнося ни слова. Селестина полностью игнорировала его.

Наконец, когда они вскарабкались на одну из вершин — на крышу мира, как подумала Дженни, дорога начала спускаться вниз, и они оказались на открытом, залитым солнцем, плато, загороженным горами.

Посредине этого плато Дженни увидела белый с зубчатыми башенками дворец, окруженный высоким забором с большими воротами.

Дженни подумала, что этот дворец, со всех сторон окруженный горами, напоминает изолированную от мира крепость. Машина въехала в ворота, и они оказались во внутреннем дворе, также окруженном высокими стенами. Через другие ворота они въехали в другой двор, внутри которого стоял дом, и Дженни увидела, что у его стен стоят необыкновенно высокие слуги-негры, одетые в белое. Их неподвижные фигуры напоминали статуи.

Графиня, дети и Дженни вышли из машины и последовали за слугой по бесконечным коридорам, которые вывели их в такой прекрасный внутренний дворик, что Дженни не смогла сдержать крик восхищения.

Время близилось к закату. Солнечные лучи стали мягче, и их розовый свет играл на плодах апельсиновых деревьев, напоминающих золотые шары. Звенящие струны фонтана сплетались с воркованием голубей, сидящих по краям бассейна. Мраморные колонны поддерживали балконы, окружающие дом, и все это вместе напоминало загадочную страну из какой-то чудесной сказки. Ослепительно-белые цветы жасмина наполняли воздух восхитительным ароматом, к которому добавлялся чудесный запах апельсиновых плодов.

Дженни, пораженная красотой увиденного, застыла на месте. Однако уставшие дети вывели ее из оцепенения, и, подхватив Симону на руки, в то время, как Луис держался за ее юбку, она последовала за графиней в дом.

Дженни была предоставлена обширная комната с большой, богато украшенной кроватью, покрытой шелковым одеялом. В комнате находились еще две кровати поменьше, которые были предназначены для детей. Вдоль стен стояли диваны со множеством разноцветных подушек. Занавеси из блестящего шелка затеняли окна, выходящие на балкон. На туалетном столике с зеркалом в серебряной раме лежали расчески и щетки с серебряными ручками, стояли огромные хрустальные флаконы с духами. Рядом с комнатой находилась ванная со всеми атрибутами современной жизни. На хромированной перекладине висели вышитые полотенца для лица и необыкновенно мягкие махровые полотенца для ванны.

Селестина, прежде чем отправиться в свою комнату, проинструктировала Дженни:

— Вы можете сразу уложить детей спать. Им принесут ужин сюда. Затем наденьте ваше хорошенькое цветастое платье и приходите ко мне в соседнюю комнату. Хозяева будут ждать нас внизу.

Пока Дженни купала детей и принимала ванну сама, она размышляла над тем, кто же эти хозяева. Возможно, Селестина хотела сказать «хозяин и хозяйка», иначе слово «хозяева» звучало странно.

Когда Дженни пришла в комнату графини, похожую на ту, что она занимала с детьми, последняя заканчивала свой туалет. Как всегда, она была ослепительно одета. Взяв с туалетного столика большой флакон с духами, она слегка смочила ими раковины ушей и, указывая на флакон, сказала Дженни:

— Вы можете смело пользоваться этими духами. Это не подделка, купленная на рынке. Это настоящие французские духи, и цена их баснословна.

Оглядев Дженни, она заметила:

— Вы выглядите очень привлекательно.

Дженни почувствовала, что краснеет. Этот оценивающий взгляд Селестины говорил ей, что здесь есть какая-то подоплека. Графиня продолжала смотреть на нее, и девушка чувствовала себя очень неловко. Внезапно Селестина громко рассмеялась.

— Что мне нравится в вас, Дженни, моя дорогая, — сказала она, — это то, что, не смотря ни на что, вы красивы и у вас хороший вкус, вы очень скромны. Мне кажется, что вы даже не осознаете, как вы привлекательны!

Дженни промолчала. Селестина еще раз с загадочным видом оглядела ее и направилась к двери.

— Идите, дорогая, у меня для вас сюрприз!

 

Глава 12

Графиня и Дженни спустились вниз в огромный зал, обставленный современной мебелью. Трудно было поверить, что они находятся в самом центре Марокко. Только вид, открывающийся из окна, подтверждал, что это действительно экзотическая страна, расположенная на севере Африки.

За окном виднелся внутренний дворик с его поющими фонтанами, апельсиновыми деревьями, плоды которых распространяли чудесный запах, а дальше, за высокими стенами дома, поднимались высокие горы, вид которых сейчас, на фоне вечернего неба, был мрачный.

Дженни оглядела комнату: в одном из углов была расположена стойка бара, на стенах висели чудесные акварели, за арочной дверью виднелся накрытый к обеду стол. Стол был украшен цветами, блестел серебром и хрустальными высокими вазами, наполненными экзотическими фруктами.

За спиной Дженни раздался знакомый голос, и, быстро обернувшись, она увидела Си Мохаммеда, входящего в комнату.

— Прошу простить меня, что не встретил вас, когда вы приехали, — произнес он с очаровательной улыбкой. — Но я надеюсь, что вам помогли устроиться и вы ни в чем не нуждаетесь.

Золотоголовый Си Мохаммед был великолепен в своем белом обеденном пиджаке.

Селестина, которая до сих пор сидела на диване и зевала, быстро выпрямилась и одарила молодого человека одной из своих самых лучезарных улыбок. Си Мохаммед склонился над ней и поцеловал руку. Затем его взгляд обратился к Дженни, которая до сих пор не могла прийти в себя от изумления.

— Не могу передать, как я рад видеть вас здесь, мисс Армитаж, — произнес марокканец, направляясь к ней и протягивая руку. Пожимая Дженни руку, он не стал как в прошлый раз долго задерживать ее и не сделал попытки поцеловать.

Внесли лампы, так как во дворце, который по-мароккански назывался «кашбах», несмотря на все современные нововведения, не было электричества, и слуга обошел всех, предлагая апперитив. Обед ничем не отличался от обедов, подаваемых в доме де Сант-Але. Дженни почти не ела, так как ее мысли были заняты совсем другим. Теперь она понимала, что Селестина намеренно не упомянула утром имя их теперешнего хозяина.

По-видимому она боялась, что прямолинейная андийская гувернантка наотрез откажется от поездки, и это нарушит ее планы. И еще одна мысль не давала Дженни покоя: почему Селестина, не теряя ни дня, сразу же после отъезда Макса Дейнтри отправилась в это, судя по всему, давно запланированное путешествие.

Си Мохаммед не догадывался о мыслях Дженни, и, хотя его беседа предназначалась, в основном, графине, он одаривал Дженни сияющей улыбкой. Селестина с удовольствием поддерживала разговор и была очень оживлена, как впрочем и всегда, когда она обедала вне дома.

Дженни начала думать о детях, оставленных в одиночестве, там наверху — принесли ли им ужин, как они себя чувствуют в новой обстановке. Затем мысли ее переключились на Рауля де Сант-Але — знает ли он, где его жена и дети находятся в данный момент, и что он по этому поводу думает.

Поведение Селестины казалось ей очень странным и непонятным. Правда, Си Мохаммед вел себя по отношению к ним безукоризненно, но перед глазами Дженни все еще стояла сцена, когда там, в холле, на балу он сжимал и целовал ее пальцы. Ей трудно было забыть жесткое выражение его лица в этот момент.

После обеда им было предложено пройти на вторую половину дома, обставленную со всей марокканской пышностью, и они были представлены пожилому величественному человеку, одетому в сутану и чалму. Это был отец Си Мохаммеда. Сын представил отцу графиню и Дженни. Едва обратив на графиню внимание, отец очень долго и пристально смотрел на Дженни. Жесткий взгляд его темных глаз смущал девушку.

Свет керосиновых ламп позволял разглядеть большую комнату, заставленную низкими бархатными топчанами и инкрустированными перламутром маленькими столиками, уставленными восточными сладостями.

После того, как гости расположились на низких, покрытых шелком пуфиках, им был предложен мятный чай с восточными сладостями.

Селестина достала из сумки платиновый портсигар, и после отказа всех от предложенных ею сигарет, закурила сама. Огромная комната наполнилась ароматом отборного вирджинского табака. Дженни заметила, что Сайд, так звали отца Си Мохаммеда, бросил на графиню быстрый неодобрительный взгляд. Си Мохаммед, казалось, не замечал того, что графиня курит. Он смотрел на отца с глубоким уважением и любовью.

Их неторопливая и несколько высокопарная беседа велась по-французски. Сайд спросил Дженни, когда она приехала в Марокко и как долго пробудет здесь. Его важный вид несколько смущал Дженни, хотя она чувствовала, что он относился к ней по-доброму.

Не прошло и пятнадцати минут, как Селестина заскучала. Беседа совсем не интересовала ее, и она курила одну сигарету за другой. Они выпили по три чашки чая, отдав таким образом дань уважения хозяину дома, после чего Си Мохаммед поднялся и, поклонившись отцу, предложил гостям вернуться на свою половину дома.

Когда они вышли во внутренний дворик, небо было уже совсем темным. В его глубине мерцали огромные звезды. Воздух был прохладным. Обращаясь к Дженни, графиня сказала:

— Я поднимусь на верх и посмотрю, как там дети. А вы двое можете еще погулять. Я пришлю вам вашу накидку, Дженни.

И прежде чем Дженни смогла что-либо возразить, графиня исчезла. Си Мохаммед слегка взял ее за локоть и произнес:

— Вам нечего беспокоиться, мисс Дженни. Я не повторю прежней ошибки, и пока вы гостья моего отца, ничего неприятного с вами не произойдет.

Дженни ничего не ответила, но искренность, с которой были произнесены эти слова, успокоила ее.

Она не возражала, когда Си Мохаммед взял ее под руку и повел по дорожкам внутреннего дворика. Слуга принес накидку, и Дженни позволила молодому человеку накинуть ее ей на плечи. На темном небе светили яркие звезды. Ночь была пропитана ароматом жасмина. Тихо ворковали голуби.

— Я надеюсь, что вы проведете здесь несколько дней и может быть погостите подольше, — сказал Си Мохаммед. — Помните, я говорил вам о доме в горах? Мне очень хотелось, чтобы вы побывали здесь. Здесь отличный воздух.

— Этот дом расположен очень далеко от города, — ответила Дженни, испытывая ощущение, что они находятся на краю света. В темноте сверкнули его белые зубы — Си Мохаммед улыбался.

— Возможно, у вас возникло такое ощущение, но на самом деле это не так. Хорошая машина быстро довезет вас до Марракеша. — Они помолчали, и затем молодой человек спросил:

— Вы ездите верхом?

Дженни ответила, что она с детства привыкла к лошадям и хорошо ездит верхом, но, по крайней мере, год не садилась на лошадь.

— Как чудесно! — воскликнул марокканец. — Я прикажу, чтобы вам дали хорошую лошадь и немного потренировали.

— Но у меня нет костюма для верховой езды, — ответила Дженни.

— Мы что-нибудь придумаем. Возможно, графиня поможет нам. Она отличная наездница.

Дженни удивилась, но ничего не сказала в ответ. Она чувствовала, что ей становится холодно. Вероятно, и Си Мохаммед почувствовал это, так как произнес:

— У нас прохладные ночи. Как бы вам не простудиться.

Молодой человек не возражал, когда Дженни сказала, что хочет прямо сейчас подняться к себе в комнату и лечь спать. Засыпая, Дженни подумала, что была не справедлива к Си Мохаммеду, что, возможно, он хороший порядочный человек. Все-таки он иностранец и, по всей вероятности, не знает, как вести себя с девушками другой страны. Кажется, он осознал, что допустил ошибку.

На следующее утро, когда Дженни с детьми гуляла в саду, Си Мохаммед появился верхом на черной лошади. Он был великолепен в своем костюме для верховой езды. На его голове был белый, расшитый золотом тюрбан, из-под которого сияли, глядя на Дженни, большие черные глаза.

— Я говорил Селестине о костюме для вас, и оказалось, что у нее есть с собой брюки для верховой езды, и она с удовольствием одолжит их вам. Поэтому завтра рано утром, пока будет еще не очень жарко, я, с вашего позволения, приеду за вами. У меня есть небольшая кобылка, которая очень подойдет вам, — сказал Си Мохаммед, оглядывая изящную фигурку Дженни.

Дженни сдержанно поблагодарила его, не совсем уверенная, что ей следует ехать с ним вдвоем. «Странно, — подумала она, — что графиня взяла с собой брюки для верховой езды. Возможно, она сама мечтала о такой прогулке, тогда непонятно, почему она так легко согласилась отдать ей брюки?»

На следующее утро, когда солнце только поднималось из-за горизонта и воздух был свеж и прохладен, марокканская девушка постучала к ней в комнату и сообщила, что Си Мохаммед ждет ее.

Дженни была уже готова. Она выглядела очень изящной и красивой в прекрасно скроенных брюках графини и шелковой кофточке, и когда появилась во дворе, то заметила, что Си Мохаммед с восторгом посмотрел на нее, но быстро отвел взгляд.

В течение всей прогулки он был очень вежлив и внимателен к ней, и у Дженни не было повода быть им недовольной. Дженни наслаждалась прогулкой. Она действительно хорошо умела ездить верхом, и это доставляло ей удовольствие. В этот ранний час Атласские горы выглядели сказочно, и Дженни про себя согласилась, что действительно лучше жить в горах, чем в тесном и душном Марракеше.

После прогулки Дженни с удовольствием позавтракала. Графиня сказала ей, что она может оставить брюки себе, и поэтому на следующий день Дженни опять поехала с Си Мохаммедом на прогулку.

Дни быстро летели, и Дженни чувствовала, что все доставляет ей удовольствие. Си Мохаммед оказался отличным хозяином. Он держал свое слово, и Дженни была совершенно спокойна. Иногда ей казалось, Селестина с интересом наблюдает за ними. Она ловила на себе ее быстрый хитрый взгляд. Однако, когда графиня сказала, что они могут остаться здесь подольше и что им нет нужды спешить обратно, пока графа нет дома, Дженни была довольна.

Девушка решила, что графиня получает письма от мужа, и он знает, где они находятся. Как-то Селестина обронила, что граф после Парижа поедет на юг Франции, где находится их поместье, и что, попадая туда, он долго не может с ним расстаться. Они никогда не говорили о Максе Дейнтри.

В конце недели Си Мохаммед повез Дженни с детьми на машине осматривать окрестности. Вернувшись домой, они увидели, что во дворе стоит большая темно-красная машина с английским номером. Эта машина была Дженни хорошо знакома. Проезжая мимо, Си Мохаммед ничем не выдал своего удивления.

Дженни поднялась с детьми в их комнату, переодела их и, поручив детей заботам марокканской девушки, отправилась на поиски графини. Сердце Дженни сильно стучало, так как она знала, что, когда она найдет Селестину, та будет не одна, но какая-то неведомая сила влекла ее вперед во внутренний дворик, где графиня часто гуляла или сидела у фонтана.

Однако во дворике никого не было. Дженни машинально сорвала ветку жасмина и стала обрывать лепестки, раздумывая, что ей делать дальше. Собрав все свое мужество, она заглянула в холл. После яркого солнечного света в нем, казалось, было темно. Однако Дженни смогла различить очертания двух фигур, сидящих на диване, и в то же мгновение услышала голос графини:

— Я знала, что ты приедешь, — сказала она с уверенностью. — Я была в этом абсолютно уверена! Я знала, что как только ты вернешься и узнаешь, где мы, не пройдет и часа, как ты сюда отправишься!

— Ты совершенно права, — послышался насмешливый голос. — Ты ошиблась только в одном — я и часа не ждал, а поехал в ту же минуту!

— Дорогой, — нежно рассмеялась Селестина, — как ты нетерпелив!..

Дженни бросилась прочь, все еще держа в руке ветку жасмина. Какое право она имеет вторгаться в их жизнь! Внезапно ее охватило чувство жалости к графу и ненависть к Селестине. Графиня изменяет своему мужу… Послышался звук шагов и, посмотрев вперед, она увидела Си Мохаммеда, идущего ей навстречу. Взглянув на нее, он с улыбкой взял ее за руку и повел в холл, где сидели ее хозяйка и Макс Дейнтри.

— У нас гость, — сказал Дженни молодой марокканец. — Идемте и встретим его вместе! — Они вошли в холл. Графиня и Макс Дейнтри неотрывно смотрели друг на друга.

 

Глава 13

Макс Дейнтри поднялся им навстречу. Он был спокоен и, как всегда, уверен в себе. На нем был элегантный костюм, и весь он был очень опрятный. И это несмотря на то, что он провел несколько часов в воздухе, проехал по жаре большое расстояние по узким горным дорогам и не имел еще возможности принять ванну и сменить одежду.

Макс внимательно оглядел Дженни, затем перевел взгляд на молодого человека, стоящего рядом с ней.

— Хелло, — приветствовал он их обоих спокойным голосом. — Как вы чувствуете себя, Дженни, в этой необычной обстановке? Как вам нравится феодализм Си Мохаммеда?

Пока Дженни собиралась с духом, не зная, что ответить, в разговор вступила Селестина:

— Си Мохаммед вообще не феодал, и мы здесь прекрасно проводим время. Нас устроили с большим комфортом. Единственный недостаток — нет электрического света.

— Я уверен, Дженни, что когда вы приедете сюда в следующий раз, здесь обязательно будет электричество, — сухо заметил Макс.

— Я увидел вашу машину, Дейнтри, и обрадовался, что нашего полку прибыло, — ровным, ничего не выражающим голосом, заметил Си Мохаммед. Посмотрев на графиню, он спросил:

— Мы будем настаивать на том, чтобы он остался с нами, не так ли, мадам? По крайней мере на несколько дней?

— Я как раз имею такое намерение и останусь хотя бы на одну ночь, если вы не возражаете? Я знаю, что у вас здесь достаточно комнат, и я не очень побеспокою вас.

— Вы правы, — ответил вежливо Си Мохаммед. — И конечно же я рад вас видеть, — добавил он.

— Ну вот и отлично! — воскликнула графиня. — И Макс расскажет нам, что нового в Париже, как он проводил там время и почему так быстро вернулся обратно. Хотя нет… — добавила она с очаровательной улыбкой. — Ваше возвращение не такой уж неожиданный сюрприз!

Макс задумчиво смотрел на Селестину, она была очень хороша. Светло-зеленое полотняное платье подчеркивало матовую белизну ее кожи, ее блестящие золотистые волосы были уложены в великолепную прическу, светло-карие глаза с зелеными искорками были загадочны и сулили наслаждение. Дженни была уверена, что в каждом мужчине красота графини вызывала чувство восхищения и желания. Когда же взгляд Макса обращался к ней, Дженни, она видела в нем только вежливое равнодушие. Поэтому ее не удивляло, что Дейнтри в этот вечер, казалось, полностью игнорировал ее.

Подали освежающие напитки, и они все, удобно расположившись в прохладе этой роскошной комнаты, начали неторопливую беседу. Говорили, в основном, Селестина и Макс. Си Мохаммед, как вежливый хозяин, иногда вступал в разговор, произнося вежливые, ничего не значащие фразы. По его лицу нельзя было понять, рад ли он появлению нового гостя. Дженни, казалось, полностью была исключена из беседы. Си Мохаммед сделал несколько попыток втянуть ее в разговор, но Селестина и особенно Макс как будто забыли о ее присутствии. Однако когда подошло время обеда, и все они направились в свои комнаты, чтобы принять ванну и переодеться, Макс спросил Дженни, сумеет ли она найти в этом сложном лабиринте комнат дорогу в свою. Дженни ответила, что она уже хорошо знает дом и ей не составляет труда добраться до ее комнаты.

— Быстро же вы здесь освоились! — произнес Дейнтри со своей обычной ухмылкой. Дженни не успела ему ответить, так как в этот момент появилась Селестина и потребовала, чтобы она поторопилась в свою комнату уложить детей спать и переоделась к обеду.

Этот обед прошел для Дженни также мучительно, как и обед в день их приезда. Ее голова была занята совсем другими мыслями, и она не могла с легкостью поддержать беседу, которая велась за столом. Как всегда, в основном говорила Селестина, вспоминая Париж, который она обожала, и уверяя всех, что Макс Дейнтри наверняка хорошо провел там время, компенсировав тем самым все неудобства своего путешествия.

На ее губах играла лукавая улыбка, а в глазах, неотрывно следящих за Максом, читалась нежность и такая глубокая страсть, что Дженни становилось тошно. Взглянув на Макса, Дженни заметила, что он внимательно и нежно смотрит на Селестину. По сравнению с Си Мохаммедом, в котором было что-то женское, Макс, вне всякого сомнения, был превосходным представителем мужской половины человечества. Жизнь сыграла с ней злую шутку, думала Дженни, она невольно для себя поддалась очарованию этого человека и уже не сможет так легко отделаться от этого чувства. Лучше бы она осталась с детьми в своей комнате! Почему Селестине было так нужно, чтобы она присутствовала на обеде?

После обеда они опять были приглашены к отцу Си Мохаммеда, старому Сайду, и выпили с ним положенные три чашки мятного чая. Старый Сайд был, очевидно, хорошо знаком с Максом Дейнтри, так как при виде Макса лицо этого важного старика просияло от удовольствия. Макс заговорил с ним на его родном языке, и уже никто не мог вступить в беседу. Селестина явно скучала и при первой возможности исчезла из комнаты. Дженни последовала за ней, и вскоре они вдвоем оказались во внутреннем дворике. Они видели, как явился слуга и вызвал Си Мохаммеда по какому-то неотложному делу.

— Я собираюсь выкурить у себя на балконе последнюю сигарету и лечь спать, — произнесла графиня. — Похоже, ваш воздыхатель пошел в гарем разбираться со своими женами, поэтому на вашем месте я бы тоже отправилась спать.

— В гарем? — с удивлением переспросила девушка. Селестина с улыбкой взглянула на нее.

— Моя дорогая, я просто пошутила. Си Мохаммед — европеец с ног до головы и, насколько мне известно, не женат. Я знаю только одно — он завидная партия для женщины! Если здесь и есть гарем, то он принадлежит его отцу.

С тяжелым чувством Дженни поднялась к себе в комнату. Зачем только они приехали сюда, в этот «кашбах», в этот замок с его незнакомым укладом и загадочной жизнью, которую не сможет понять ни один европеец. Возможно, Селестина была права, говоря, что Си Мохаммед европеец. Да, но это только внешне. Под светским лоском скрывалась загадочная душа восточного человека.

Дженни решила, что как только они вернутся в Марракеш, она уедет в Англию.

Готовясь ко сну, Дженни обнаружила в сумочке бриллиантовую сережку графини, которую та потеряла во внутреннем дворике, и, решив тотчас же вернуть ее Селестине, направилась к ней в комнату. Постучав и не услышав ответа, она открыла дверь и заглянула в комнату. Там было пусто и темно. Через широко открытые окна Дженни могла видеть, что и балкон был пуст. Итак, Селестина и не собиралась курить свою последнюю перед сном сигарету!

Дженни вернулась в комнату. Выйдя на балкон, она посмотрела в сторону отцовской половины дома. Все окна были темны. Значит Макс Дейнтри уже покинул Сайда, и тот лег спать.

Внезапно она заметила очертания двух фигур во внутреннем дворике, огонек сигареты, и вскоре до нее донеслись приглушенные голоса и мягкий, нежный смех Селестины.

 

Глава 14

Следующее утро Дженни полностью посвятила детям. Луис капризничал и просился домой. Симона тоже вела себя беспокойно и отказывалась выполнять просьбы гувернантки.

Дженни считала, что они вчера просто перегрелись на солнце, и решила подержать их дома в прохладе комнаты. Она рассказывала им сказки, читала книги, всячески стараясь их успокоить.

С Максом Дейнтри Дженни встретилась за ленчем. Он, казалось, вообще не замечал ее. Си Мохаммед, как объяснил слуга, уехал по неотложным делам, поэтому они сидели за столом втроем. Селестина была похожа на кошку, съевшую чужое мясо, и все время молчала. Об отъезде не было и речи. Дженни решила, что Макс Дейнтри остался по крайней мере еще на один день.

Днем дети поспали, и затем Дженни повела их на прогулку в один из двориков, где было прохладно и где мелодичные струи фонтана действовали успокаивающе на возбужденных детей.

Селестина и Макс уехали на прогулку в машине Макса и вернулись только перед самым обедом.

Сославшись на то, что ей необходимо уложить детей, Дженни отказалась от предложения выпить с ними по рюмочке и поднялась к себе.

Перед обедом вернулся Си Мохаммед, и Дженни вздохнула с облегчением. Мысль о том, что ей опять придется сидеть за столом с этой парочкой, пугала ее. За обедом Си Мохаммед был несколько рассеян, так как его мысли были заняты решением какой-то проблемы, но тем не менее, они все четверо вели неторопливый, ничего не значащий разговор.

В этот вечер они не пошли на половину Сайда, а пили кофе в гостиной. Вскоре Си Мохаммед вежливо попросил разрешения покинуть их на некоторое время. Дженни тоже поспешила удалиться, оставив графиню с Максом вдвоем. Она поднялась к себе в комнату, села на балконе, наблюдая, как ночь спускается на землю.

После необычайно жаркого дня эта ночь была очень теплой, и Дженни с удовольствием вдыхала ее аромат. Дети мирно спали в темной комнате позади нее, и, казалось, все было окутано покоем. Однако Дженни чувствовала себя очень одинокой. Все последнее время она проводила исключительно с детьми и не имела возможности для самостоятельных прогулок. С приездом Дейнтри их совместные с Си Мохаммедом прогулки верхом тоже прекратились. Почувствовав внезапно, что ей нужно размять ноги, Дженни решила немного погулять перед сном. Она вспомнила, что утром, гуляя с детьми, она обнаружила совсем маленький дворик, на который выходили окна незнакомой ей части дома. Наверняка там уж она не встретит Селестину и Макса.

Накинув шаль, она тихо спустилась по лестнице, вышла во дворик и стала прогуливаться по его дорожкам, вдыхая аромат цветов, невидимых в темноте. Дженни была абсолютно уверена, что никто не видел, как она спускалась по лестнице и входила во дворик, поэтому испугалась, когда на ее пути встала высокая фигура человека.

— Или я хожу за вами, или вы преследуете меня! — раздался голос Макса Дейнтри над самым ее ухом.

Дженни была так испугана его внезапным появлением и вместе с тем раздражена тем, что она встретила того, кого так тщательно избегала, что не могла произнести ни слова и только крепко сжала губы.

— Я надеюсь, что не нарушил никаких ваших планов? — вежливо спросил Макс. — Я видел, как вы осторожно пробирались сюда, и подумал, что у вас здесь свидание с нашим Си Мохаммедом, но так как в данный момент он все еще находится у отца, у нас есть немного времени, чтобы поговорить. Я обещаю вам, что как только он появится, я моментально исчезну. — В голосе Макса слышалась насмешка. От возмущения, охватившего ее, Дженни могла только произнести несколько слов:

— Как… как вы смеете? О, как вы смеете! — Она чувствовала, что бледнеет.

— Прошу прощения. Я сказал что-нибудь не так? — Голос Макса смягчился.

— Кто дал вам право говорить, что у меня свидание с Си Мохаммедом! Как могла вам прийти в голову такая мысль? Вам, который прекрасно знает, что я приехала сюда не по своей воле, что это было желание графини! Вы, у которого нет чувства порядочности по отношению к своему партнеру, даже другу! Вы летите сюда, чтобы встретиться с его женой, которую не застали в Марракеше, прилетев из Парижа!

Дженни уже почти не осознавала, что говорила. Вся горечь, накопившаяся в ней за бессонную ночь и этот ужасный день, выплескивалась наружу. Она чувствовала, что должна выговориться, вывести из себя всю эту горечь, облегчить свою душу. Выкрикивая эти обвинения, она видела, как меняется лицо Макса. Усмешка исчезла из его глаз, рот сжался, и все его лицо как бы застыло.

— В самом деле? — спросил он спокойным голосом, в котором чувствовались металлические нотки. — Так вот, что вы, оказывается, думаете! Такая прекрасно воспитанная девушка мыслит, как репортер бульварных газет, которых я встречал, когда был в Англии! Они забавны временами, но, в основном, в их мыслях нет ничего, кроме грязи. Мне бы не хотелось причислять вас к такому сорту людей, но я вижу, что ваши мысли могут быть такими же грязными. И это очень жаль, потому что вы необыкновенно привлекательная молодая женщина.

У Дженни перехватило дыхание.

— Вы, кажется, забыли, что у вас нет оснований обвинять меня в чем-то! — выдавила она с трудом. — Ваши отношения с графиней вы продемонстрировали мне при первой же встрече.

— И с тех пор ваши симпатии были на стороне графа?

— Я думаю, он этого заслуживает. Я думаю, что он не должен мириться с таким положением вещей.

— Вы имеете в виду меня?

— Нет, его несчастливый брак!

— Боже мой! — воскликнул Макс. — Оказывается, вы очень проницательны! Вы должно быть раньше частенько боролись с такими вещами!

— Благодаря Богу, мне с ними не приходилось встречаться!

— Будем надеяться, что этого не произойдет и впредь! Но запомните одно, — произнес Макс со злостью, — по этой причине я приехал сюда из Марракеша или по какой другой, это не так важно — для мужчины моего типа привлекательная женщина всегда остается привлекательной, а если она еще и молода, то она для меня особенно притягательна, и я никогда не смогу противостоять соблазну заняться с ней любовью. И хотя я, по возможности, старался сдерживать себя в вашем присутствии, так как даже для такого человека, как я, вы еще слишком молоды и неопытны, то сейчас, принимая во внимание, что вы все равно обо мне плохого мнения, я не вижу больше причин сдерживать себя! Даже хотя бы потому, что вы полная противоположность Селестине!

И прежде чем Дженни успела опомниться, он притянул ее к себе и крепко сжал в объятиях. Дженни попыталась вырваться, но Макс только крепче обнял ее и, наклонившись вниз, поцеловал в губы. Это был первый мужской поцелуй в жизни Дженни. Все закружилось перед ее глазами, и она, почти теряя сознание, обмякла в руках Макса Дейнтри.

Позже Дженни никак не могла понять, почему, когда Макс ослабил объятия и стоял, глядя на нее, она не ударила его и уже не пыталась вырваться. Макс снова сжал ее в объятиях и поцеловал. И этот новый, более нежный поцелуй привел ее в трепет, все тело ее ослабло, кровь стучала в висках, и у нее возникло желание крепче прижаться к нему и навсегда остаться в его объятиях. Возможно, она невольно ответила на его поцелуй, так как, взглянув на него, она заметила, что он улыбается.

— Итак, — произнес Макс, выпуская ее, — это послужит вам хорошим уроком!

Они стояли, глядя друг на друга, и Макс, видя, как взволнована Дженни, продолжал улыбаться.

— Я… — начала она. Дженни перевела дыхание и попыталась продолжить снова, — я… я…

Но слова не давались ей, и она, повернувшись, побежала к дому по темной аллее, оставив Макса одного.

Стыд и чувство возмущения пришли на смену тому неудержимому желанию еще крепче прижаться к Максу, и Дженни, сдерживая рыдания, спешила скорее укрыться в своей комнате.

Она уже достигла дворика, в который выходили окна ее комнаты, теперь необходимо добежать до лестницы, подняться, и она спасена. Но, внезапно, к своему ужасу Дженни увидела фигуру, приближающуюся к ней. Повернуть назад было поздно.

Это был Си Мохаммед. Он сразу заметил, что Дженни взволнована, ее глаза расширены от гнева, руки дрожат.

— Что случилось?

Дженни покачала головой.

— Ничего, — ответила Дженни прерывающимся голосом, пытаясь справиться с волнением.

— Тем не менее, я вижу, что что-то произошло, — заметил марокканец. В его голосе была нежность и внимание. Он взял ее руку и повел в другой дворик, где было больше света. Внимательно посмотрев на Дженни, он попросил:

— Расскажите мне, что произошло? Или, может быть, мы сначала пройдем в дом и что-нибудь выпьем?

— Нет, нет, благодарю вас, — прошептала Дженни, пытаясь расслышать шаги Макса, который должен был уже вернуться, но было тихо. — И, если вы не возражаете, — Дженни с мольбой взглянула на молодого человека, — я хотела бы вернуться к себе в комнату.

— Еще совсем не поздно, — ответил Си Мохаммед, — и я надеялся увидеть вас до того, как вы ляжете спать. Я приношу вам свои извинения за то, что отсутствовал весь день и лишил вас утренней прогулки верхом, но неотложные дела в одной из наших деревень заставили меня провести там так много времени. Я только что вернулся. И вообще, у меня не было возможности серьезно поговорить с вами.

— Мне жаль, — тихо произнесла Дженни. — Я хочу сказать, что мне жаль, если случилось что-то серьезное в вашей деревне…

— Могло бы случиться, если бы я не вмешался. Вы знаете, что наш народ невежественный. Мы пытаемся бороться с этим невежеством, — произнес он со вздохом. — Но вы сейчас и так расстроены, и мне не хотелось бы расстраивать вас еще больше. Не могли бы вы рассказать мне, что же все-таки вас так огорчило, что вы неслись во всю мочь?

Его проницательность смущала Дженни, и она не знала, что ответить. Но как раз в это время она услышала звук шагов. Но вместо того, чтобы выйти во дворик, где она стояла с Си Мохаммедом, Макс, чьи шаги она узнала, повернул за угол дома и исчез. Дженни вздохнула с облегчением.

Си Мохаммед тоже прислушивался к звуку шагов и, когда он затих, подозрительно посмотрел на Дженни. Его голос был хриплым, когда он спросил:

— Не наш ли новый гость так расстроил вас? Дейнтри что-то позволил себе по отношению к вам?

Дженни отрицательно покачала головой. Ей вовсе не хотелось обсуждать с Си Мохаммедом поведение Макса.

— Нет, конечно же, нет!

Глаза марокканца внимательно следили за выражением ее лица.

— Я заметил, что вы не выносите друг друга. Он странный человек — странный и тяжелый, а иногда даже грубый. Вы абсолютно уверены, что он не оскорбил вас?

— Я хотела бы уйти… пожалуйста… — умоляла Дженни, но Си Мохаммед схватил ее руку.

— Не сейчас! По крайней мере до тех пор, пока я не скажу вам все! — воскликнул марокканец, крепче сжимая ей руку. — Я обещал вам не навязывать своего внимания, пока вы находитесь в моем доме. Но сейчас, когда я увидел, как вы убегали от человека, который считается вашим соотечественником и который, как мне кажется, оскорбил вас, я не вижу больше причины сдерживать себя. У меня нет намерения пугать вас — я просто хочу вас защитить и обезопасить. Я хочу любить вас до конца жизни. Я обожаю вас…

Голос Си Мохаммеда дрожал, в глазах светилась нежность. Дженни понимала, что сама того не желая, вызвала в нем бурю чувств: страсть, нежность, восхищение — все всколыхнулось в нем, и он уже не мог сдерживать себя. Она испугалась.

— Я не позволю никому другому прикасаться к вам! Я не буду счастлив до тех пор, пока вы не будете моей, только моей! Дженни! Моя маленькая Дженни!

Дженни попыталась вырваться, но он только крепче сжал ее руку.

— Вы такая маленькая… такая хорошенькая, Дженни! С тех пор, как я увидел вас, я думаю только об одном — я хочу, чтобы вы принадлежали мне. Если вы станете моей женой, я дам вам все, что вы пожелаете, увезу вас хоть на край света! Я никогда не заставлю вас изменить образ жизни, к которому вы привыкли. Вы будете абсолютно свободны в своих действиях и желаниях. Ваше желание будет моим желанием. Только позвольте мне любить вас!

Си Мохаммед заключил Дженни в объятия, пытаясь губами найти ее рот. Девушка вырывалась, отворачивала голову, не давая ему возможность поцеловать ее. «Это уж слишком на сегодня», — думала она, отбиваясь от его поцелуев и чувствуя, как гнев поднимается в ней с новой силой. Если объятия Макса Дейнтри были преднамеренными, и он быстро оставил ее в покое, то в данном случае, страсть молодого человека придавала ему силы, и он уже не мог совладать с собой.

— Отпустите меня! — закричала она, вырываясь. — Оставьте меня в покое!

— Не отпущу, пока не поцелую вас! Пока вы не согласитесь стать моей женой!

— Я никогда не буду вашей женой!

— Тогда я сделаю все, чтобы вы не достались никому!

— Вы злоупотребляете своим положением хозяина дома!

— Совершенно верно, — раздался спокойный голос Макса. Си Мохаммед так неожиданно ее отпустил, что Дженни чуть не упала.

— Вы действительно злоупотребляете своим положением хозяина, — повторил Макс, выходя из темной аллеи. — И вы поступите верно, если не повторите этого снова.

— Вы второй раз мешаете мне, — произнес Си Мохаммед охрипшим голосом. — Я еще не забыл первого раза.

— Нет? — повторил Дейнтри, — тогда будем надеяться, что третьего раза не будет!

— Ваше внимание сосредоточено на графине де Сант-Але, насколько мне известно!

— Вам следует извиниться перед мисс Армитаж и пожелать ей доброй ночи, — спокойно произнес Дейнтри.

Си Мохаммед посмотрел на Дженни с мрачным видом и произнес:

— Спокойной ночи, Дженни. Но я не думаю, что мне необходимо извиняться перед вами — я предложил вам свои руку и сердце.

Дженни промолчала, молчал и Дейнтри, ожидая, когда удалится марокканец. Поколебавшись немного, Си Мохаммед скрылся в темноте. Дейнтри достал портсигар и спокойно закурил сигарету.

Дженни чувствовала, что с нее достаточно: слишком много волнений за одну ночь. Ей хотелось скорее уйти, но Макс удержал ее.

— Все дело в вас самой, — заметил он, — несмотря на то, что вы выросли в семье священника, вы легковозбудимая молодая женщина, и мне кажется, что за вами надо присматривать. Я также думаю, что вам не следует доверять чужих детей!

Во второй раз за этот вечер Дженни почувствовала, что жар разливается по ее телу, что она больше не выдержит оскорблений, и, не говоря ни слова, она опять бросилась бежать. Добежав до своей комнаты, Дженни бросилась на кровать и дала выход рыданиям, душившим ее весь вечер.

Однако, боясь разбудить детей, Дженни заставила себя успокоиться, вытерла слезы и твердо решила, что завтра же, несмотря на возражения графини, она покинет Марракеш и первым же самолетом улетит в Англию.

 

Глава 15

Но на следующее утро, когда Дженни была занята переодеванием Симоны, в комнату вошла графиня и сообщила, что сразу после завтрака они возвращаются в Марракеш, и попросила Дженни начать упаковывать вещи. Дети были в восторге.

Графиня не объяснила Дженни причину столь внезапного отъезда. Она внимательно посмотрела на девушку, которая стояла, опустив глаза, боясь, что графиня увидит следы ее рыданий и ночи, проведенной без сна.

Но Селестина покинула комнату, не сказав ни слова. Дженни начала собирать вещи. Она решила, что скажет графине о своем желании вернуться в Англию, когда они приедут в Марракеш, и ничто не сможет поколебать ее таким трудом давшегося решения.

Во дворе их уже ожидала серая машина. Рядом стояла красная машина Макса Дейнтри с уже уложенным в ней багажом. Си Мохаммед не пришел проститься со своими гостями.

Дженни с детьми села в серую машину графини. Сама же графиня решила ехать в машине Макса, который как раз выходил из дома, как всегда великолепно одетый. Прежде, чем сесть за руль, он подошел к машине, в которой сидела Дженни и дети, и поздоровался с ними. Поглядев на Дженни, он улыбнулся, и, как ей показалось, что-то нежное было в его взгляде.

— Я надеюсь, что вы легко перенесете жару. Наше путешествие будет долгим, и если вы устанете от этих непосед, мы возьмем их к себе в машину, чтобы вы могли немного передохнуть.

— Спасибо, — холодно ответила Дженни, — но они мои подопечные, и я должна смотреть за ними, по крайней мере до тех пор, пока мы вернемся в Марракеш. После этого, так как вы считаете, что мне нельзя доверять чужих детей, я вернусь в Англию.

Макс улыбнулся.

— Я бы на вашем месте не принимал поспешных решений. Давайте сначала вернемся в город. У нас впереди долгая и трудная дорога.

И действительно эта дорога была очень трудной. От жары мутилось сознание. Дети были очень беспокойны, постоянно на что-нибудь жаловались, капризничали, и Дженни с трудом удавалось их сдерживать.

Они ехали почти вплотную за машиной Макса, однако на одном из поворотов они скрылись из виду. Дженни уже начала беспокоиться, когда вдруг они увидели ее снова, стоящую посредине узкой дороги. Макс и графиня поджидали их. Графиня вышла из машины, свежая, как в начале путешествия, в красивом платье из тяжелого белого шелка, с широким золотым поясом на ее тонкой талии, с которого свисали, позванивая при ходьбе, брелоки.

Графиня подошла к машине, в которой сидела Дженни, и с сочувствием посмотрела на ее бледное лицо.

— Вы выглядите уставшей, — сказала она с явным состраданием, которое могла себе позволить, зная, как она сама великолепно выглядит. — Я думаю, мне лучше забрать этих двоих, — она кивнула головой в сторону детей, — машина Макса гораздо больше, и им там будет удобнее, они могут возиться сколько угодно на заднем сиденье.

Дженни запротестовала, но дети, не слушая ее, выскочили из машины и побежали к машине Макса, который ей сочувственно улыбался. Но эта его улыбка не нашла ответа в сердце Дженни. Она решила, что больше никогда не улыбнется ему в ответ и никогда не перекинется с ним даже словом.

Путешествие продолжилось. Сейчас, когда Дженни была одна на заднем сиденье, и ей не надо было следить за детьми, она расслабилась и задремала. Когда она снова открыла глаза, то увидела, что впереди нет красной машины Макса, а их машина поднимается вверх по горной крутой дороге. Это показалось Дженни странным, так как она помнила, что они должны все время спускаться вниз по склону.

Дженни дотронулась до плеча шофера и спросила его сначала по-арабски, а затем по-французски, куда они едут. Шофер молчал. Дженни потрясла его за плечо.

— Куда мы едем? Это не та дорога! Где другая машина?

Наконец, шофер грубо ответил:

— Другая машина быстрее нашей, но мы ее скоро догоним.

— Я думаю, мы едем не тем путем, — настаивала Дженни.

Шофер пожал плечами.

— Нижняя дорога завалена камнями. Пришлось поехать по верхней дороге.

Дженни откинулась на сиденье и посмотрела вокруг. Должно быть, она спала очень долго, так как утренний свет сменился вечерним. Она посмотрела на часы, но они стояли. Жар, который исходил от мотора, свидетельствовал о том, что они уже едут много часов.

Дорога все еще поднималась вверх, но внезапно машина скользнула вниз, и они въехали в долину. Дженни огляделась. Местность была ей совершенно незнакома. Казалось, что здесь не ступала нога человека. Девушка начала волноваться. Что же случилось? Мысль о том, что, возможно, Селестина таким образом освободила ее от исполнения обязанностей гувернантки, показалась ей абсурдной, так как графиня никогда не делала ей замечаний по воспитанию детей. Возможно, Макс убедил Селестину, что ей нельзя доверять детей. Но почему-то Дженни казалось это невероятным. Правда, утром, перед отъездом, он намекал, что позже они заберут детей.

Дженни еще раз попыталась заговорить с шофером, но он молча вел машину и, казалось, не слышал ее вопросов.

Машина продолжала спускаться вниз по долине, и вскоре они выехали на открытую песчаную поляну. Монотонность пейзажа нарушали небольшие группки пальм, которые, казалось, были разбросаны там и сям по поляне.

День клонился к вечеру, и Дженни поняла, что они проехали очень большое расстояние и были далеко от Марракеша и, судя по пейзажу, в противоположной стороне от него.

Дженни была настолько измучена этим долгим путешествием, что едва осознавала, в какое безвыходное положение она попала. Она только чувствовала, что стала жертвой какого-то тщательно разработанного плана, и, так как она ехала в машине графини и именно ее шофер сидел за рулем, то вне всякого сомнения, Селестина приняла в этом участие.

Нестерпимая жара дня сменилась жутким холодом ночи. Что будет с ней дальше, что уготовила ей судьба, знает ли Макс Дейнтри о планах Селестины?

Наконец, машина въехала в какую-то деревню и остановилась. Шофер вышел из машины и помог выйти Дженни. Ноги у нее подкашивались, и она с трудом их передвигала. Голова у нее кружилась от голода и жажды. Она дрожала от холода, и ей хотелось поскорее согреться и прилечь.

Они вошли в глинобитную хижину. Комната, в которой она оказалась, едва освещалась примитивной керосиновой лампой. Дженни заметила диван, стоящий в одном из углов комнаты, и ей захотелось моментально лечь на него и заснуть.

Шофер вышел, и вместо него вошла арабского типа молодая девушка в просторном платье, которые, обычно, носят в странах Востока. При слабом свете лампы Дженни успела разглядеть, что девушка была очень хорошенькой, с добрым приятным лицом. Она внесла в комнату кувшин горячей воды и медный таз и предложила Дженни умыться. Затем она напоила Дженни крепким и очень сладким кофе и, указав на диван в углу, предложила лечь спать. Едва коснувшись головой подушки, Дженни забылась крепким тяжелым сном.

Когда Дженни открыла глаза, время приближалось к полудню. Сквозь тонкие стены хижины до нее доносились звуки деревенской жизни. Выглянув в окно, она увидела женщин, идущих с водой от колодца, и мужчин, лениво сидящих в тени хижин. Группа детей играла в какую-то игру, очень напоминавшую игру в «классы».

В комнату вошла вчерашняя девушка с подносом, на котором, к великой радости Дженни, был не кофе, а мятный чай. Дженни никогда особенно не любила мятный чай, но сейчас, когда ее томила жажда, она с удовольствием его выпила.

При ярком дневном свете Дженни лучше разглядела молодую девушку. Она действительно была очень красива. Ее большие, прекрасные глаза смотрели на Дженни очень дружелюбно. Волосы девушки были заплетены в массу мелких косичек с бубенчиками на концах.

Дженни попросила ее принести побольше горячей воды, и вскоре девушка вернулась с большим кувшином и несколькими украшенными вышивкой полотенцами. На все вопросы Дженни, где она находится и кто является хозяином этого дома, девушка отвечала пожатием плеч и разведением рук. Она или не понимала вопросов Дженни, или ей было просто запрещено разговаривать, поэтому Дженни не оставалось ничего другого, как ждать дальнейшего развития событий.

Если здесь была замешана графиня, в чем Дженни не сомневалась, так как ее привез сюда шофер графини в ее машине, то непонятно было, что заставило Селестину поступить с ней подобным образом. Граф, если он уже вернулся из Парижа, наверняка ничего не знает о замыслах жены. Оставался Си Мохаммед. Но сама мысль о том, что данная ситуация как-то связана с ним, настолько страшила Дженни, что она старалась сразу отогнать эту мысль. Это было бы слишком ужасно, в это не хотелось верить.

Чтобы как-то занять себя, Дженни тщательно помылась, причесала волосы и переоделась. К счастью, ее чемодан с одеждой оказался при ней.

Дженни легла на диван и через узкое решетчатое окошко стала следить, как постепенно меняются краски на небе. Из ярко-голубого оно постепенно переходило к более синему цвету; затем солнце закатилось, небо стало темнее, и вот уже появились первые звезды. За весь день никто не пришел навестить ее, и это казалось ей очень странным. Чувство паники, граничащее с истерикой, все больше и больше охватывало Дженни.

Ужасно осознавать, что ты находишься в плену, но еще ужаснее не знать причину этого плена, по чьей злой воле она оказалась в этой маленькой хижине примитивной африканской деревни. На улице с наступлением сумерек стали раздаваться барабанная дробь и тонкие заунывные трели свирелей. Даже будучи в безопасности в роскошном доме графини, Дженни поддавалась необъяснимому чувству паники, когда слышала эти монотонные мрачные звуки примитивных музыкальных инструментов.

Дженни стала думать о Максе Дейнтри. Он уговаривал ее вернуться в Англию. Ей стало казаться, что теперь она понимает, почему он так настаивал на ее возвращении. Наверняка она ошиблась, думая, что им руководят личные причины, что он просто хочет отделаться от нее.

Дженни попыталась вспомнить его лицо, очень мужественное и красивое, с твердо очерченными губами и глубокими серыми глазами.

Нет, он не мог принимать участия в этом заговоре, несмотря на то, что она чем-то раздражала его.

Но он поцеловал ее!.. В своем заточении Дженни вспоминала эти два совершенно различных поцелуя, чувствовала его объятия, нежность его взгляда и впервые в своей жизни остро позавидовала Селестине, которая в любое время могла получать его поцелуи и которая, возможно, выйдет за Макса замуж, как только освободится от графа.

За окном совсем стемнело, и ей принесли лампу. Дженни обрадовалась свету, так как лежать в темноте комнаты, глядя на темное окно, стало выше ее сил. Нервы ее сдавали. Однако, погорев немного, лампа потухла, и Дженни снова оказалась в темноте. Она лежала, уставившись в темный проем окна, следя за мерцанием звезд в глубоком ночном небе и старалась не думать о том, где она находится. Скоро наступит рассвет, придет новое утро и все прояснится.

Если же ей придется провести еще один такой день, она просто сойдет с ума.

Где-то посредине ночи Дженни услышала, что около ее хижины остановилась машина. Хлопнула дверца и кто-то направился к двери. Послышался звук голосов, но он был таким тихим, что Дженни не могла распознать их. Раздался звук открываемого ключом замка, и дверь медленно открылась. Дженни вскочила с дивана и, вглядываясь в темноту, пыталась разглядеть вошедшего. Она только видела очертания высокой, одетой в белое фигуры и вдруг услышала знакомый голос.

— Дженни!.. Дженни, где вы? Дженни! — Невероятно, но это был голос Макса.

— Я здесь, — прошептала Дженни.

Он направился ей навстречу, и когда его руки дотронулись до нее, подхватил Дженни и крепко прижал к груди.

— О Дженни! — воскликнул Макс. Голос его дрожал. — Благодаря Богу я нашел вас! Я…

Дженни прижалась к его широкой груди и разрыдалась.

 

Глава 16

Когда Дженни успокоилась и стала понимать, что происходит, она увидела, что сидит на диване рядом с Максом Дейнтри, который одной рукой крепко прижимает ее к себе, а другой нежно гладит по голове.

— Простите! Ради Бога, простите! — повторяла она снова и снова. — Мне не следовало вести себя так!

— Успокойся, дорогая, — тихо говорил Макс. — Дженни, моя милая девочка, я знаю, что ты перенесла, но скоро я увезу тебя отсюда, и ты все забудешь. Но перестань просить прощения за свои слезы. Мне очень жаль, что я не смог приехать сюда раньше и помочь тебе.

Дженни сквозь слезы смотрела на Макса. — Это… это действительно вы? — спросила она. — Я не сплю?..

— Нет, дорогая, ты не спишь. Это на самом деле я.

Дженни видела его улыбающееся лицо и нежный взгляд его серых глаз. И эта улыбка, и этот взгляд наполнили теплом ее сердце.

— Как вы узнали, где я? — прошептала она.

— Не будем обсуждать это сейчас, — ответил Макс. — Я приехал сюда, чтобы как можно скорее увезти тебя отсюда, и мы не должны терять времени. При первой же возможности я расскажу тебе обо всем.

Своим носовым платком Макс вытер мокрое от слез лицо Дженни.

— Я хочу тебе сказать что-то, — он произнес охрипшим голосом. — Это не может ждать.

— Да, — еле слышно прошептала Дженни, чувствуя, как бьется ее сердце.

— Последние двое суток были худшими в моей жизни. И если бы я не нашел тебя, я бы сошел с ума!

— Почему? — тихо спросила Дженни.

— Почему? — переспросил Макс. Он взял ее за подбородок и, приподняв ее голову, посмотрел ей в глаза долгим и нежным взглядом. — Потому что, прожив тридцать пять лет, я отчаянно и безнадежно полюбил маленькую девочку, которая всегда была обо мне самого плохого мнения! Потому что, даже если она считает меня самым плохим человеком на свете, я не могу не любить ее, и я сделаю все для того, чтобы она изменила свое мнение обо мне!

В голосе Макса звучала боль.

— О! — воскликнула Дженни, — не говори так! Пожалуйста! Я не знаю, почему я вела себя так глупо! Я полюбила тебя с первой нашей встречи и не надеялась на ответную любовь! Мое поведение было ужасным, и я поплатилась за это!

— О, Дженни, моя дорогая, если бы я знал об этом раньше! Если бы я только мог уберечь тебя от этого ужасного испытания! А я был так груб с тобой всего два дня назад! Мне хотелось причинить тебе боль, унизить тебя, и я в этом преуспел. Ты такая бледная и испуганная, твои губы дрожат.

Макс склонился к Дженни и жадно поцеловал ее в губы. Дженни ответила на его поцелуй, и он тянулся так долго, что у них перехватило дыхание.

— Любимая, нам надо ехать!

Макс поднялся и помог встать Дженни.

— Есть ли у тебя что-нибудь теплое с собой?

Дженни покачала головой.

— Нет, к сожалению!

— Не беспокойся, дорогая, в моей машине есть плед, и я укрою тебя.

У двери Макс остановился и прислушался.

— Как тебе удалось уговорить девушку впустить тебя сюда? — прошептала Дженни, подойдя к Максу.

— О, это было очень легко. Но не говори сейчас, дорогая.

Он открыл дверь, и в комнату ворвался холодный ночной воздух. Перед домом стояла машина. Макс открыл дверцу, и Дженни взобралась на место рядом с шофером. Укрыв Дженни пледом, Макс сел за руль и запустил мотор. Машина бесшумно двинулась вперед. Они проехали деревню и выехали на дорогу, ведущую в Марракеш. Машина набирала скорость. Когда они были на почтительном расстоянии от деревни, Макс посмотрел на девушку и спросил:

— Как ты себя чувствуешь, дорогая?

— Спасибо, очень хорошо, — ответила Дженни, дотрагиваясь до его руки.

— Когда мы отъедем подальше, я остановлю машину и укрою тебя потеплее. Ты не должна простудиться. Достаточно с тебя этой кошмарной ночи. Эта хижина…

Дженни видела, как он плотно сжал губы. Его лицо стало сердитым.

— За тобой ухаживали? Тебя кормили?

— О да, но мне не хотелось есть.

— Ты была сильно испугана?

— Да, я начала волноваться как раз перед твоим приездом.

— А, когда я приехал…

— Я готова пережить все с начала, лишь бы ощутить ту радость, какую я испытала, увидев тебя!

— Милая! — Они замолчали. Машина двигалась вперед на хорошей скорости.

Когда они достигли подножия Атласских гор, Макс остановил машину, достал еще один плед и укутал ноги Дженни. Подкладывая подушку ей под голову, Макс произнес:

— Я говорил тебе раньше, что у тебя рыжие волосы, помнишь? Нет, не совсем рыжие, только чуть-чуть. Ты очаровательная, как цветок, и ты моя самая любимая женщина!

Макс взял лицо Дженни в свои ладони и поцеловал ее прекрасные измученные глаза.

— Дженни, дорогая, что ты думаешь о своем похищении?

— Может быть, Си Мохаммед?

— Да, он причастен к этому похищению. Но сам он никогда бы на это не решился. Он молодой и довольно примитивный и был уверен, что ты полюбишь его. Но все организовала Селестина! — пальцы Макса вцепились в руль с такой силой, что побелели. — Я думаю, тебе трудно понять этот тип женщины, женщины-хищницы, никогда не выпускающей из своих рук то, что ей попало. Я познакомился с ней, когда она была еще юной девушкой и казалась мне очень добродетельной. Но вскоре мои иллюзии рассеялись. И, хотя я далеко не монах, я никогда не занимался с ней любовью. Ты веришь мне, Дженни?

— Да, — прошептала Дженни.

— Ты должна мне поверить, потому что это правда. Между нами не должно быть недомолвок. Селестина видела, что ты мне нравишься, и возненавидела тебя. Она решила отделаться от тебя при первой возможности. И вот такая возможность представилась. Она решила, Си Мохаммед женится на тебе и, тем самым, навсегда разлучит со мной. Именно поэтому она познакомила вас. Но Си Мохаммеду не удалось убедить тебя выйти за него замуж. И тогда Селестина убедила его взять тебя силой. Вот почему машина Селестины привезла тебя в эту арабскую деревню. И если бы не внезапная болезнь старого Сайда, мне не удалось бы опередить Си Мохаммеда.

Дженни видела, как побледнел Макс и еще крепче сжал руль. Она прижалась к нему, стараясь успокоить.

— Дорогая, я отвезу тебя к леди Берингер. Там ты будешь в безопасности. Мне необходимо заняться кое-какими делами.

Макс посмотрел на измученное лицо Дженни, поцеловал ее руку, плотнее закутал пледом и тронул машину.

— Пока мы в горах, я не могу быть спокойным. Как никак, это страна Си Мохаммеда. Но не бойся, дорогая. Сейчас, когда ты принадлежишь мне, никто не посмеет тебя отнять. Ни один человек, ни при каких обстоятельствах!

— Как тебе удалось узнать, где я? — тихо спросила Дженни.

Не глядя на нее, Макс ответил:

— Мне пришлось применить силу. Можно сказать, что я просто выбил правду из Селестины! Она, наверное, даже испугалась…

 

Глава 17

На следующий день, когда на город уже спускались сумерки, большой красивый автомобиль подъехал к отелю «Мамония», из него вышел Макс Дейнтри в превосходно сшитом вечернем костюме и вошел в отель. Вскоре он вышел из отеля, ведя под руку Дженни, на которой было ее вечернее, расшитое блестками, платье. Она выглядела отдохнувшей и свежей, ее голубые глаза сияли.

Макс помог ей сесть в машину, сел сам и, взявшись за руль, сказал:

— Я повезу тебя в один из марокканских ресторанов, который должен тебе понравиться. Я там прежде не бывал.

— Я никогда не обедала с тобой раньше, я хочу сказать наедине.

— Я приглашал тебя на ленч к себе домой.

— Да. — Дженни украдкой взглянула на Макса. — Мне очень понравился твой дом.

— Прекрасно, — ответил Макс. — Если ты не изменишь своего решения, этот дом будет и твоим домом и очень скоро, я надеюсь!

— Я никогда не изменю своего решения! — ответила Дженни дрожащим голосом.

— К счастью «никогда» — очень долгое время, — ответил Макс.

Ночь спускалась на землю, и в темном небе появились огромные марокканские звезды. Машина бесшумно скользила по главной, обсаженной с обеих сторон пальмами, улице Марракеша, затем свернула в сторону Старого города, и Макс, сбавив скорость, стал осторожно пробираться по его узким улочкам. Выехав из Старого города, Макс внезапно остановил машину. Дженни огляделась. Место было пустынным. Высокие пальмы, тесно расположенные друг к другу, придавали местности какой-то страшный и даже жуткий вид.

Дженни посмотрела на Макса и напомнила ему, что они собирались в ресторан.

— Да, мы поедем, но только после того, как я поцелую тебя, — сухо ответил он. — Я хочу убедиться, что вчерашняя ночь не была сном!

Макс выключил мотор и, повернувшись к Дженни, внимательно посмотрел на нее. Дженни чувствовала, как напрягаются ее нервы, и какой-то внутренний огонь охватывает ее. Макс заключил ее в свои объятия и нежно поцеловал. Почти теряя сознание, она ответила на его поцелуй. Этот поцелуй длился бесконечно. Все ее тело наполнилось таким блаженством, что на глазах появились слезы. Продолжая обнимать Дженни, Макс шептал:

— Дорогая! Дженни!

Она посмотрела на него полными слез глазами.

— Да? — прошептала она.

— Дженни! Ты должна выйти за меня замуж скорее. Я не могу ждать и не вижу причины, почему я должен ждать. Я хочу заботиться о тебе. Я хочу, чтобы ты жила в моем доме, где я бы присматривал за тобой и знал, что ты в безопасности! И однажды мы вернемся в Англию, и я покажу тебе свой дом, о котором я уже рассказывал, и где ты будешь хозяйкой. Мы даже можем уехать очень скоро. Но скажи мне, сможешь ли ты пока жить в Марракеше?

— Я смогу жить везде, где есть ты.

Макс крепко поцеловал ее.

— Но ты ведь не любишь Марракеш, особенно сейчас, после таких испытаний?

— Я забуду обо всем, что со мной случилось, — ответила Дженни, мысленно спрашивая себя, как отреагировала Селестина, когда Макс пришел забрать ее вещи и сказать, что она отказывается от места гувернантки.

Макс, словно прочитав ее мысли, спокойно произнес:

— Селестина даже удивилась, что ты не пришла вместе со мной. Она вела себя безукоризненно. Она попросила служанку упаковать твои вещи и сказала, что в любое время ты можешь рассчитывать на нее.

Макс загадочно улыбнулся и продолжал:

— Когда я сказал, что собираюсь жениться на тебе, она предложила устроить вечер в твою честь. Вот это женщина! Настоящая француженка!

— А что граф! Он вернулся?

— Пока нет, но скоро вернется. Бедный Рауль! Почему он женился на такой женщине, как Селестина? Я никогда не смогу этого понять. Я почти уверен, что леди Берингер надеялась, что Рауль когда-нибудь разведется с Селестиной и женится на тебе! Она уверена, что ты больше подходишь ему в жены, и к тому же ты бы была лучшей матерью для Луиса и Симоны!

Дженни чувствовала, что краснеет.

— Как ты можешь говорить такое? Никто не может развестись без веских на то оснований. И Селестина по-своему любит детей. И думаю, что Селестина никогда не захочет рисковать своим положением. А что касается тебя, то думаю у графа нет оснований…

— Да, дорогая, нет, — рассмеялся Макс. — Но три недели назад ты ведь в этом не была так уверена?

Дженни сердито посмотрела на Макса.

— Ты когда-нибудь забудешь о моей глупости? Но все равно, Селестина прекрасна! — с жаром воскликнула Дженни. — И ты поцеловал меня, думая, что это графиня! Ты ведь целовал ее до этого?

— Целовал ли? — переспросил Макс. — Возможно, один или два раза и только в волосы. Я обожаю рыжие волосы! — И Макс поцеловал волосы Дженни, но она вырвалась из его объятий.

— Тебе бы понравилось, если бы Си Мохаммед поцеловал меня?

Дженни видела, как потемнело его лицо.

— Если бы он это сделал, я бы убил его! Не дай Бог ему встретиться снова на моем пути! — Макс нежно привлек Дженни к себе. — Дженни, любимая, ты единственная женщина, которую я полюбил, и единственная, на ком мне захотелось жениться! От одной мысли, что мы скоро поженимся, у меня начинает кружиться голова. Дженни, а как сильно ты любишь меня?

— Достаточно сильно, так как у меня тоже начинает кружиться голова, когда я думаю, что скоро стану твоей женой, — ответила Дженни слабым голосом, так как ее голова действительно кружилась.