На следующее утро у Луиса поднялась температура, и Дженни осталась дома. Она была рада, что ее свидание с Си Мохаммедом Менеби не состоится. Графиня с явным неодобрением смотрела, как ее сын цепляется за руку английской гувернантки. Она считала, что Дженни может пойти на свидание, поручив Луиса заботам Нериды, и, кроме того, скоро приедет доктор Ле Круа, который знает, что у мальчика временами подскакивает температура.

— Вы хотите сказать, — спросила Дженни, с изумлением глядя на графиню, — что несмотря на то, что это моя работа присматривать за детьми и за что мне платят большие деньги, я могу их оставить и пойти развлекаться? Я думаю, доктору Ле Круа покажется это странным!

— Меня не интересует чужое мнение, я разрешаю вам оставить Луиса и пойти на ленч с Си Мохаммедом, — резко ответила графиня. — Си Мохаммед наш старый друг, и я обещала ему, что вы пойдете с ним сегодня и не вижу причин для отказа.

— Но я и не подумаю оставить Луиса, — решительно ответила Дженни. Ее хозяйка посмотрела на Дженни с удивлением.

— Вчера вы делали только то, что приятно вам, — подчеркнула графиня, — а сегодня я хочу, чтобы вы делали то, чего желаю я.

Дженни встала, в ее голубых глазах было недоумение.

— Но, позвольте… — начала она.

— Для меня очень важно, чтобы вы пошли на свидание, — резко сказала Селестина.

— А я предпочла бы, чтобы вы не настаивали!

— О! — воскликнула Селестина с ненавистью. — Вы такая же мученица, как и Рауль. Для вас существует только долг, долг и всегда только долг! У меня не хватает терпения убеждать вас.

И к великому облегчению Дженни, которая боялась, что графиня будет продолжать настаивать на своем, Селестина вышла из комнаты, громко хлопнув дверью. Ее маленький сын открыл глаза и заплакал.

Дженни удалось успокоить мальчика, и он, забылся тревожным сном. Его температура все еще была высокой. Дженни сидела у его постели, держа мальчика за руку.

Наконец приехал маленький суетливый французский доктор, который, несмотря на то, что мальчика трясло в лихорадке, констатировал, что у ребенка нет ничего серьезного, просто ему нужно сменить климат и что ему лучше жить во Франции.

— Вы хотите сказать, что причина его болезни — климат? — спросила Дженни.

— Да, и это не удивительно при его комплекции и возрасте. — Черные глаза доктора оглядели Дженни с ног до головы. Он остался, видимо, очень доволен увиденным.

— Вы новенькая? — спросил он. — Я вас здесь раньше не видел.

— Да, я недавно приехала, — ответила Дженни.

— Во всяком случае, я надеюсь, что вы останетесь здесь надолго. Это будет хорошо для детей, да и для всех нас. Приятно видеть новое хорошенькое личико!

Несмотря на то, что доктор явно заигрывал с ней, Дженни по его внешности могла судить, что он хороший семьянин и у него, по всей вероятности, несколько детей. Она с улыбкой смотрела на доктора.

— До свидания, мадемуазель, — произнес он, откланиваясь.

В этот день Дженни больше не видела графиню, и так как ленч принесли ей в детскую, она не имела возможности встретиться и поговорить с графом. Однако в три часа дня, когда Дженни вышла в сад размять ноги и подышать свежим воздухом, она увидела графа. Он прогуливался среди мраморных колонн, окружающих сад. Граф подошел к пруду с водяными лилиями и остановился, задумчиво глядя на воду.

Заметив Дженни, он быстро подошел к ней, галантно пожал руку и, глядя на нее с нежностью, воскликнул:

— Ах, мисс Армитаж! Как хорошо, что вы не пошли на свидание и остались с моим маленьким сыном! Я вам чрезвычайно благодарен!

Граф подвел Дженни к удобному садовому креслу и усадил.

— Но у меня не было и тени сомнения, что я должна остаться, — заверила его Дженни. «Какие все же разные люди ее хозяева», — подумала она.

— Я просто обязана была остаться! В конце концов это моя работа.

— И вы не огорчены, что свидание не состоялось?

— Конечно же, нет.

Лицо графа просветлело.

— Из слов моей жены я понял, что вы очень расстроились.

Дженни покачала головой и улыбнулась ему сочувственной улыбкой. Ей всегда было жаль людей, которые по той или иной причине были несчастны.

— Ничего подобного, — сказала Дженни. — Наоборот… — начала она и замолкла, считая, что ей лучше не ссориться с графиней.

Граф придвинул свое кресло вплотную к креслу Дженни и посмотрел на нее с очень серьезным видом.

— Мисс Армитаж, — произнес он тихо. — Я бы хотел, чтобы вы знали, что пока вы находитесь в нашей семье, никто не может вас заставить делать то, чего вы не желаете! Вы сама себе хозяйка и вольны выражать свое мнение по любому поводу. Я не позволю, чтобы вас к чему-то принуждали.

Он предложил Дженни сигарету, и давая ей прикурить, наклонился и посмотрел ей в глаза долгим и внимательным взглядом.

Дженни поняла, что он пытается внушить ей — будь то Си Мохаммед или какой-то другой мужчина, которого его жена выберет для нее в качестве сопровождающего, она имеет полную свободу выражать свое мнение и не должна позволять Селестине навязывать ей свою волю.

Дженни тактично заверила графа, что ей не грозит такая опасность, и, стараясь сменить тему разговора, спросила, как часто повышается температура у Луиса. В лице графа появилось беспокойство.

— Если бы я только знал, что хорошо для Луиса! — воскликнул он. — И это касается также маленькой Симоны, хотя с ней должно быть меньше проблем, чем с Луисом. Она больше похожа на мать, в то время как Луис… — граф замолчал. Затем продолжил:

— Иногда мне хочется, чтобы моя мать…

— Ваша мать англичанка, — тихо сказала Дженни. — Вы хотели бы, чтобы Луис уехал в Англию?

Граф с тревогой посмотрел на Дженни.

— Я не знаю, но иногда мне кажется, что это было бы лучшим выходом из положения.

— И ваша мать, вне всякого сомнения, будет присматривать за ним, даже когда он будет в школе?

— Да.

Дженни задумчиво смотрела на пруд, в котором, как в зеркале, отражалось синее небо. Воздух был пропитан ароматом апельсиновых деревьев, смешанным с запахом перегретых солнцем белых лилий.

— А… ваша жена? — спросила девушка.

— Моя жена хочет, чтобы Луис учился во Франции. Но во Франции никого не будет рядом с ним, в то время как в Англии моя мать была бы с ним и оказывала на него хорошее влияние.

Дженни понимала, что волнует графа, и очень ему сочувствовала.

— Как я понимаю, — медленно начала она, — вы никогда больше не вернетесь во Францию? Я обратила внимание на прекрасную акварель, висящую в вашей библиотеке, где изображен уголок Франции с увитым плющом домом. Это ваш дом?

— Да, — ответил граф с горечью в голосе. — Да, это мой дом, но Селестина решила, что она никогда не вернется жить во Францию. Несколько недель в Париже каждый год — вот все, что ей надо от ее родины. А Марракеш для нее настолько привлекателен, что не думаю, чтобы мы когда-нибудь опять жили во Франции.

Дженни чувствовала, что самым большим желанием графа, его несбыточной мечтой, было возвращение во Францию, в дом, изображенный на акварели, и никакая бы сила не вернула его в город Северной Африки, расположенный на пороге пустыни.

Глядя на печальное лицо графа, Дженни спрашивала себя, почему этот человек, для которого все еще существовали идеалы, женился на такой женщине, как Селестина. Единственной причиной была, конечно, несравненная красота графини, которая покорила его, как покоряла, возможно, очень многих мужчин! Включая Макса Дейнтри?

Дженни и граф еще долго беседовали на разные темы, и девушка поняла, что между ними много общего. Наконец, Дженни поднялась, решив, что ей пора возвращаться к своим обязанностям. Она видела, что графу жалко расставаться с ней. В ее лице граф нашел человека, понимающего его. Ему необходимо было внимание, особенно внимание женщины, которого он, вне всякого сомнения, был лишен.

Дженни не допускала и мысли, что кроме внимания и сочувствия графу требовалось что-то большее от нее, несмотря на то, что она видела, с каким восхищением он смотрит на нее и как тепло с ней разговаривает.

На следующий день Луису стало лучше, но он все еще был очень слаб, и Дженни весь день провела у его постели. Она читала ему книги, рассказывала сказки, и мальчик очень привязался к ней. На третий день Луис уже совсем поправился, и его пришла навестить бабушка.

Дженни видела, что ее первое впечатление от леди Берингер было правильным. Она очень молодо выглядела для своего возраста, была вежлива и дружелюбна. Леди Берингер не была похожа на бабушку и не вела себя как бабушка. Однако дети очень любили ее, и Луис очень обрадовался ее приходу. Она принесла ему книги и конфеты и сидела у его кровати, держа мальчика за руку, пока тот не заснул глубоким, спокойным сном, что было признаком его выздоровления.

Перед уходом леди Берингер сообщила Дженни, что завтра вечером в одном из фешенебельных отелей французской части города состоится бал, и что ее невестка подбирает общество, чтобы всем пойти туда. Это общество сначала пообедает в ресторане отеля, а затем отправится на бал. Она и ее компаньонка приняли приглашение графини. Кроме них, возможно, будут один или двое друзей Селестины и граф, если, конечно, его удастся уговорить пойти на бал, так как он небольшой любитель развлечений подобного рода.

— И мне кажется, что Селестина собирается пригласить и вас, — с улыбкой добавила графиня. — Я же вам говорила, что у вас здесь будет много развлечений, не так ли? Селестина может также попытаться выдать вас здесь замуж за человека, которого она сочтет для вас подходящим. Она очень ловко устраивает такие дела. Поэтому берегитесь, дорогая!

Внезапно леди Берингер погладила Дженни по щеке и добавила:

— Вы чудесный ребенок. И мой сын такого же мнения. — Она тяжело вздохнула. — Бедный Рауль! — Иногда мне кажется… — начала она, но внезапно замолкла и, посмотрев на Дженни с любопытством, спросила: — Вы виделись еще раз с Максом Дейнтри?

— Да, — ответила Дженни. — Он пригласил меня на ленч и показал достопримечательности города.

— С одобрением или без одобрения моей невестки? — спросила леди Берингер.

Что-то лукавое промелькнуло во взгляде матери графа.

— Конечно же с разрешения и одобрения графини, — ответила Дженни, покраснев.

— Гм! — хмыкнула леди. — И что вы думаете о нем? Он вам понравился?

Дженни чувствовала, что еще больше покраснела.

— Да… да, конечно, — ответила она, несмотря на то, что она еще не разобралась, нравится ли ей Макс, или нет, или даже очень нравится. — Он… я думаю, что он, будучи наполовину англичанином, хотел бы, чтобы я не чувствовала себя здесь одинокой.

— Но только наполовину, моя дорогая! — напомнила Дженни леди Берингер. — А другая его половина — непредсказуемый итальянец и к тому же ему уже тридцать пять, если не больше. Все эти годы он в полной мере наслаждался жизнью! Вспомните об этом, милая девочка, когда его чары начнут действовать на вас. Лично я чувствую, что он может очаровать кого угодно, особенно, если он этого сильно желает. Он пустит в ход все свое мужское обаяние!

Улыбаясь Дженни, леди Берингер взяла свою белую сумочку и перчатки и направилась к двери. Остановившись, она добавила:

— Вы всегда должны помнить об одной вещи — его сильном характере. Если вы захотите чего-то, что не входит в планы Макса, вы почувствуете его характер. Это все равно, что биться головой о стену!

Леди Берингер внимательно посмотрела на Дженни. Сейчас в ее глазах не было улыбки, они были скорее печальными.

— До свидания, моя дорогая, — сказала она. — Возможно, мы увидимся завтра вечером на балу. И поверьте, я не хотела вас обидеть. Просто вы так беззащитны!

Когда незадолго до обеда графиня появилась в детской, она была более любезна, чем три дня тому назад. Она почти дружелюбно посмотрела на Дженни, которая сидела у окна, пришивая пуговицы к детской одежде. Маленький Луис в это время крепко спал.

— Я должна сказать, — заметила графиня, — что эти три дня показали, что вы очень ответственно относитесь к своим обязанностям. Мне следует благодарить это агентство по найму в Лондоне, что они прислали мне именно вас. Вы заслуживаете маленькую награду.

Дженни с тревогой посмотрела на графиню — что сейчас последует. Но она просто подтвердила предположения, которые высказала леди Берингер относительно бала.

— Не хотите ли вы пойти на бал? — с улыбкой спросила Селестина. — Завтра вечером?

Дженни с тревогой посмотрела на спящего Луиса, но его мать нетерпеливо заметила:

— О, Луис уже совершенно поправился, и его спокойно можно будет оставить с Неридой! Бал состоится в отеле «Сплендид» — одном из самых современных в городе. Я формирую общество и думаю, что вам было бы интересно пойти с нами. Вы молоды и наверняка любите танцы!

— Я давно не танцевала, — ответила Дженни и могла бы добавить, что ей вообще не приходилось посещать балы.

— Тем не менее, я уверена, что вы танцуете великолепно, и пока вы в моем доме, я хочу, чтобы вы хорошо проводили время, — великодушно заметила графиня. — То, что я плачу вам зарплату, вовсе не означает, что я должна относиться к вам, как к служанке. И было бы просто непростительно, чтобы вы не наслаждались таким местом, как Марракеш.

Графиня опустилась в кресло и закурила, что очень не понравилось гувернантке, так как она считала, что воздух в детской должен быть абсолютно чистым.

— Есть ли у вас подходящее платье, кроме того белого, что вы уже надевали на вечер у Бенуа?

— У меня есть бледно-желтое кружевное платье. Оно совсем новое, и это мое единственное вечернее платье, — ответила Дженни.

Селестина внимательно оглядела девушку.

— Бледно-желтое? — переспросила она. — Ну что ж, — кивнула она в знак одобрения. — С вашими волосами и глазами вы будете выглядеть в нем очень эффектно. Я одолжу вам опять мою меховую пелерину, а также дам вам перчатки, вечернюю сумочку и прочие аксессуары.

Дженни поблагодарила графиню, стараясь понять причину, почему ее хозяйка так заботится о ее внешности и даже старается улучшить ее, одалживая ей свои вещи. По всей вероятности графиня была просто очень щедрой или, может быть, будучи манекенщицей, привыкла, чтобы ее окружали красивые молодые женщины.

Селестина, улыбаясь, встала.

— Во французской части города есть очень хороший маленький магазинчик, где вы можете купить все, что вам необходимо, и, если у вас нет денег, я всегда могу дать вам аванс.

Графиня вышла, оставив Дженни в полном недоумении. Почему это так важно для нее, чтобы простая английская девушка выглядела как можно лучше, подумала Дженни, но так и не нашла подходящего ответа.

Отель «Сплендид» был не такой огромный, как «Мамония», но он имел великолепный зал для танцев, который в этот вечер был переполнен.

Обед состоялся в роскошном ресторане отеля. Их стол, украшенный цветами, был в центре всеобщего внимания — их общество было самым блестящим и веселым. Дженни была как во сне. Она сидела между Си Мохаммедом и Эстер Харингей, компаньонкой леди Берингер. Си Мохаммед, обидевшись, что она не пришла на свидание, был очень с ней холоден. Однако это не мешало ему смотреть на Дженни с восхищением.

Эстер Харингей была в очаровательном вечернем платье. Оно ей очень шло и делало моложе. Ее серые глаза блестели, и в этот вечер она была почти красива. Всякий раз, когда граф, улыбаясь, смотрел на нее, в его глазах была нежность. Он знал девушку с детства. При взгляде графа щеки старой девы покрывались румянцем, и она делалась еще более привлекательной.

«Знает ли граф, какие чувства он вызывает в Эстер?» — подумала Дженни. Графиня, наоборот, почти не замечала Эстер, и, если из вежливости и обращалась к ней, то голос ее был сух, а во взгляде сквозило презрение. В изумрудного цвета платье и изумрудах, сверкающих на ее шее, в ушах и руках, она была неотразима.

Кроме леди Берингер — очень изящной и красивой в бледно-розовом платье, с бриллиантами на шее — в обществе графини были еще два молодых человека и молодая женщина, помогавшая графине в организации обеда.

Шампанское лилось рекой, и все были очень веселы. Дженни, которая раньше никогда не пила шампанского, а потому не знала, какое действие оно на нее окажет, едва пригубила свой бокал.

После обеда все отправились танцевать. Дженни по очереди танцевала с Си Мохаммедом и молодыми людьми, представленными ей во время обеда. Один из них был французским офицером. Он наговорил ей кучу комплиментов. Другой — латиноамериканец — танцевал танго с таким энтузиазмом и выделывал такие па, что измучил Дженни. В конце концов она отдала предпочтение французскому офицеру, который, однако, тоже раздражал ее, так как все время болтал и называл ее «очаровательной англичанкой».

Граф уделил ей всего один танец. Держа Дженни, как фарфоровую куклу, он мягко вел ее в танце и занимал вежливой беседой. Графиня танцевала в это время с латиноамериканцем. После одного из танцев Си Мохаммед, который был самым красивым мужчиной в зале, вывел Дженни в холл. После духоты зала здесь была приятная прохлада.

Си Мохаммед усадил Дженни в удобное кресло, предложил ей прохладительные напитки и, придвинув к ней свое кресло, с упреком спросил, почему она нарушила свое обещание.

— Но неужели графиня не объяснила вам? — спросила Дженни с удивлением. — Заболел Луис, и я не могла оставить его. Я думала, вы поймете.

— Это правда? — спросил молодой человек, и в его темных глазах появился радостный блеск. — Селестина ничего не сказала мне о болезни Луиса, наоборот, она сказала, что вы не хотите меня видеть. Я был очень разочарован и обижен.

— О! — воскликнула Дженни, нахмурив брови, так как не в ее правилах было огорчать людей. — В таком случае, я приношу вам свои искренние извинения, но я правда думала, что графиня объяснила вам причину. Луис очень слабенький мальчик, а в мои обязанности входит ухаживать за детьми, и я не могла его оставить. Это единственная причина.

— Не беда, — нежно произнес он, ниже склоняя к ней свою золотистую голову. — У нас еще будет возможность, масса возможностей, я надеюсь. Можно мне пригласить вас на обед в какой-нибудь вечер?

— Я… я не знаю… — ответила Дженни.

— Вы такая красивая, — с нежностью в голосе произнес молодой человек. — Я никогда не встречал таких девушек, как вы. Ваши глаза похожи на голубые цветы.

Дженни отвела взгляд, и тогда Си Мохаммед тихонько пожал ей руку.

— Скажите, все англичанки такие красивые, как вы, или вы исключение? Я восхищаюсь вами и хочу восхищаться вами всегда. Как хорошо, что вы решили покинуть Англию и приехать сюда. Если бы вы не сделали это, — от одной этой мысли мне становится не по себе — моя жизнь была бы не полной, потому что я бы не увидел вас и не знал бы, что такая девушка существует на свете. Сейчас я увидел вас, и я знаю…

— Пожалуйста! — воскликнула Дженни, пытаясь вынуть свою руку, которую он крепко сжимал, и прежде, чем она смогла осознать, молодой человек стал целовать ее розовые пальчики, нежно прикасаясь к ним своими красивыми губами. Эти поцелуи напоминали прикосновение бабочки.

— Пожалуйста, не надо, — Дженни все еще пыталась освободить руку. — Мистер Менеби!..

Но молодой человек так крепко держал ее руку, что не было никакой возможности освободиться. Дженни почувствовала, что эта сцена стала ее раздражать.

— Я хотела бы вернуться с остальным, — сказала она почти резко, — и вы должны помнить, что мы едва знакомы…

— И это не по моей вине, — напомнил он. — Уже прошла целая неделя с того момента, как мы познакомились, и несмотря на то, что я так стремился снова встретиться с вами, вы были неуловимы. Если бы вы только сказали, когда я вас увижу одну, я обещаю вам быть терпеливым, хотя это очень трудно.

— У меня не так уж много свободного времени, — пытаясь успокоить юношу, сказала Дженни. — Я не могу назвать вам точную дату, потому что, когда ухаживаешь за детьми, все может случиться, и… в любом случае…

— Да? — он слегка отпустил ее пальцы. Дженни с испугом оглядывала пустой холл, с его многочисленными сводчатыми дверями, задернутыми тяжелыми сводчатыми шторами. Сквозь высокие окна виднелись огромные звезды и вершины высоких пальм.

Из зала для танцев доносилась едва слышная музыка. Очевидно, в этот холл редко выходили, иначе графиня давно бы обнаружила их и была бы рада видеть эту сцену. Дженни начала волноваться. Что-то было в этом молодом марокканце, что тревожило ее. Его черные, ласкающие глаза пожирали ее, прикосновение его рук было неприятно. Сама мысль сидеть с ним рядом за обедом в ресторане какого-нибудь отеля, а еще хуже, в маленьком интимном ресторанчике, делала ее почти больной, и Дженни боялась, что не сдержит себя, и он увидит, как ей неприятен.

— Пожалуйста, — повторила она. — Я действительно думаю, что нам пора присоединиться к остальным.

— А я вовсе не спешу к ним присоединиться! — что-то твердое и пугающее появилось в его взгляде. Он тихо засмеялся, и в этом его смехе было нечто зловещее. — Какая вы прелестная, маленькая Дженни Армитаж, и как должно быть приятно учить вас становиться взрослой!..

Внезапно пришедшая в движение штора насторожила марокканца, и он стал смотреть в ту сторону. Когда Дженни, повернувшись, посмотрела туда же, штора отодвинулась, и в холл вошел Макс Дейнтри.

— О, мисс Армитаж! — воскликнул он и направился к тому месту, где они сидели. — Графиня сказала мне, что вы будете в ее обществе, и я пришел пригласить вас «потоптаться» в следующем танце. Я действительно хочу сказать «потоптаться», потому что я не умею танцевать.

Он смотрел на Си Мохаммеда с холодным, почти презрительным выражением. Си Мохаммед поднялся и посмотрел на Макса с ненавистью. Дженни поняла, что они не выносят друг друга.

— Привет, Менеби! — сказал Дейнтри резко. — Графиня ищет вас. Я позабочусь о мисс Армитаж.

Дженни сразу догадалась, что Макс, входя в комнату, видел, как марокканец держал ее руку и как близко они сидели друг к другу.

— Мисс Армитаж и я решили пропустить этот танец, — вежливо ответил Си Мохаммед, растягивая губы в улыбке, в то время, как глаза его оставались жесткими. — Но если графиня ищет меня…

— Вот именно.

— Тогда мне лучше пойти, — ответил Си Мохаммед и вышел.

Дженни посмотрела на Макса. Сердце ее сильно билось.

— Итак? — спросил он. — Вы готовы?

— Танцевать? — спросила Дженни.

— Нет, вернуться к леди Берингер. Возможно, что она лучше будет присматривать за вами, чем графиня. А за вами, вне всякого сомнения, нужно присматривать, хотя бы до конца вечера.

Его голос был холодным и презрительным, и Дженни чувствовала, что он о ней самого плохого мнения. Он едва смотрел на нее, хотя она была очень хороша в своем бледно-желтом кружевном платье, юбка которого была украшена черными бархатными полосками. На шее у Дженни была нитка жемчуга. Ее золотистые волосы были красиво уложены. И вся она была очень юной и беззащитной.

Однако ее очарование не действовало на Макса. Он был тверд, как правильно определила леди Берингер — «у него железный характер и иметь с ним дело — значит биться головой о стену».

Дженни последовала за Максом в зал для танцев, чувствуя, что она перестала для него существовать. Он подвел ее к леди Берингер, которая взглянула на его мрачное лицо, и что-то лукавое появилось в ее глазах.

— Бедняжка! — воскликнула она. — Что произошло там, Макс? Вам пришлось вмешаться? Си Мохаммед вернулся в зал минуту назад темнее тучи, и Селестина, чтобы охладить его пыл, повела его танцевать. В чем дело?

Она взглянула на Дженни, смущенный вид и опущенные глаза которой сказали ей о многом.

— Скажем так — мне пришлось вмешаться, — ответил Макс. Леди Берингер с удивлением посмотрела на Дженни.

— Не расстраивайтесь, дорогая, — вечер еще только в самом разгаре, и мы подыщем вам другого молодого человека, более достойного вас.

В это время Дженни пригласил на танец граф. После танца с графом молодой французский офицер повел ее к буфету выпить что-нибудь освежающее. Он не переставал осыпать ее комплиментами, однако вел себя очень корректно, и Дженни чувствовала себя с ним спокойно, хотя и не испытывала никакой радости. Да и о какой радости могла идти речь, если она видела, как Дейнтри танцевал с Селестиной танец за танцем. Лицо графини светилось счастьем, которого она не скрывала. Дженни было стыдно за нее и было жалко графа. Она себя чувствовала очень несчастной. Что-то оборвалось внутри нее, и это что-то приносило ей почти физическую боль. Весь вечер, на котором она, по словам графини, должна была веселиться, превратился для нее в сплошной кошмар, и она не могла дождаться, когда он кончится.

Когда Дженни кончила танцевать с французским офицером, кто-то взял ее за локоть и, обернувшись, она, к своему удивлению, увидела Макса.

— Не хотите ли потанцевать со мной или, может быть, мы выйдем отсюда подышать свежим воздухом? — спросил он холодным тоном.

От неожиданности она не знала что сказать, и тогда он взял ее под руку и вывел на балкон. Огромные пальмы шелестели в порывах ночного ветерка, и их шелест напоминал тихую музыку.

— Мне кажется, что сегодня не так холодно. Во всяком случае, мы не пробудем здесь долго. Я просто хочу вам сказать одну вещь. Если вы предпочитаете играть с огнем, то вы в нем и сгорите, вы это понимаете?

— Что вы имеете в виду, — тихо прошептала Дженни.

— Только то, Дженни, что если вы не хотите попасть в неприятную историю, вы должны прекратить принимать приглашения от таких молодых людей, как Си Мохаммед Менеби. Я полагал, что время, проведенное с ним за ленчем, чему-то вас научит, но сегодня, как я заметил, вы «ослабили узду» и разрешили ему зайти далеко.

Дженни чувствовала, что бледнеет. Чувство изумления сменилось у нее чувством негодования, и, когда она отвечала ему, ее голос дрожал от возмущения.

— Так как у меня еще не было возможности пойти с ним на ленч, я не понимаю, о чем вы говорите, и сегодня я вовсе не поощряла его. И в конце концов, что плохого вы находите в Си Мохаммеде?

— Начнем с того, что он марокканец. Да, глядя на него, вы этого не замечаете, его внешность европейского типа. Но он чистых кровей марокканец и из очень древнего рода, чем он очень гордится. А вы англичанка, и его красота и нежное обращение могут увлечь вас, и вы даже не заметите, как влюбитесь в него. Ну что ж, это вполне допустимо, если вас прельщает перспектива делить мужа с несколькими другими женами и быть запертой навсегда в его доме — современной разновидности гарема.

При ярком сиянии луны Макс видел, как сильно побледнела девушка. Затем она с трудом проговорила:

— Я считаю, что вы отвратительны.

— Благодарю, — ответил Дейнтри с низким поклоном.

Дженни испепеляющим взглядом посмотрела на него и повернулась, чтобы уйти, но Дейнтри схватил ее за руку. Он больно сжал ее пальцы. И это уже второй случай за один вечер!

— Что вы подразумевали, — спросил Макс охрипшим голосом, — сказав, что не имели возможности пойти на ленч с Менеби? Вы собирались это сделать на следующий день после нашей поездки по Марракешу?

Дженни попыталась высвободить руку.

— Да, это так, потому что так хотела графиня. Но тем не менее этого не случилось. Заболел Луис, и я не могла оставить его. Сегодня я первый раз вышла из дома с тех пор, как мы виделись в последний раз.

— И это правда? — спросил Макс, глядя на нее с подозрением.

— Я сказала вам то, что было на самом деле, и вам решать, правда это или нет. Отпустите мою руку, мне больно, и кроме того, я замерзла и хочу вернуться.

— Простите, Дженни, — быстро сказал Макс, отпуская ее руку.

Дженни заметила, что он уже дважды назвал ее по имени.

— Мне следовало знать, что дочь священника не может быть такой легкомысленной, — произнес он с нежностью в голосе. — Но Селестина дала мне ясно понять, что вы приняли приглашение Менеби, и ничего не сказала о болезни Луиса.

— Тогда вам следует больше верить Селестине, ведь вы с ней старые приятели, а я просто гувернантка, работающая по найму.