Второй ленч с Салли не доставил Каприс особого удовольствия, потому что еще предыдущий раскрыл ей подоплеку нынешнего: основной причиной того, что Салли пригласила ее сегодня, было намерение продать Каприс обещанную гнедую кобылу.

— Она прекрасна! — объявила Салли, едва только Каприс приехала к ней. Она провела гостью в конюшню и открыла один из денников. — Я знаю, что вы мечтаете о верховой езде, но не вижу большого смысла брать лошадь напрокат, когда есть собственная конюшня. Содержание собственной кобылы обойдется вам намного дешевле, чем брать ее у меня внаем.

Но Каприс нахмурилась.

— У меня не было времени осмотреть конюшни в Феррингфилд-Мэнор, — объяснила она. — И я совсем не уверена, что они в должном состоянии, чтобы ими можно было пользоваться… и в любом случае, у меня нет человека, который мог бы ухаживать за лошадью, чтобы содержать ее должным образом.

— Тогда я буду смотреть за ней. — Салли, очевидно, уже все обдумала. — Вы можете оставить ее у меня, я буду ухаживать за ней и кормить ее, а вы сможете забирать ее, когда захотите. Естественно, я назначу вам не такую высокую цену, как кому-нибудь другому, так что настоятельно рекомендую не упустить такую прекрасную сделку.

Каприс сделала слабую попытку возразить, что у нее пока еще не было никаких намерений покупать себе лошадь, но Салли просто улыбнулась, будто с трудом понимала такой юмор, и в конце концов подвела-таки ее к столу и выдала ей шариковую ручку, чтобы выписать чек.

Чек был выписан, и на довольно крупную сумму. Каприс пришло в голову, что лошади в Англии, должно быть, очень дороги, то есть просто потрясающе дороги, особенно если принять во внимание, что эта лошадь, возможно, и не оправдает себя в скачках, да и вообще непонятно, пригодна ли она для соревнований. А в том движении, каким Салли смахнула чек в ящик стола и затолкала его вглубь, она ощутила даже какое-то нетерпение.

Завтрак, поданный на этот раз, явно был приготовлен на скорую руку и включал в себя яичницу с несколькими страшно пережаренными тостами. Кофе, который они пили потом, оказался растворимым и, на вкус Каприс, был довольно низкого качества.

Потом Салли заговорила о Феррингфилд-Мэнор, и оказалось, что она много думала о здании, и если Каприс действительно собирается привести поместье в пригодное для проживания состояние, то она знает одного-единственного настоящего мастера, который способен взяться за такую работу, — ее старую школьную подругу. И рекомендации Салли были столь настоятельны, что Каприс с большим трудом удалось удержать ее от того, чтобы та тут же не бросилась к телефону звонить подруге, чтобы просить ее приехать для составления сметы.

— Кроме того, с вашими деньгами вы должны жить в соответствующем доме, не так ли? — настаивала Салли. — И даже больше того, у вас там должен быть образцовый комфорт, который поразил бы людей и облегчил бы вам акклиматизацию в Англии. Конечно, я не знаю, к чему вы привыкли в Австралии, но, наверное, это было что-то самое современное и самое модное, и все такое…

— Ничего подобного, — решительно стала разуверять ее Каприс. — Все было абсолютно несовременное, и, хотя я пыталась хоть чуть-чуть облагородить обстановку, гостиная все равно была чем-то похожа на огромный сарай, а спальни так и остались самыми примитивными, какие только можно себе представить. Если уж на то пошло, когда я была совсем молоденькой, у нас не было даже портьер!

— Правда?

Салли, почти готовая предположить, что Каприс шутит, недоверчиво воззрилась на нее.

— А наша кухня и ее оборудование, скорее всего, шокировали бы вас! Но сейчас, конечно, там стало лучше, — признала Каприс и объяснила, что незадолго до смерти отца они сделали пристройку к дому, в интерьере появились кое-какие довольно дорогие детали, а в первую очередь они обустроили кухню, оснастив ее современной бытовой техникой и аксессуарами, однако последний слой краски в ней Каприс положила своими собственными руками.

Салли смотрела на свою гостью так, словно все еще не до конца верила, что ее не разыгрывают, и внимательно разглядывала элегантный костюм Каприс из мягкой шерсти.

— По крайней мере, вы знаете, как одеваться, — наконец сказала она. — Я подозреваю, что на изнанке вашего костюма имеется парижский ярлык.

Каприс улыбнулась.

— Так и есть, — признала она. — Я всегда верила тому, что рассказывали люди о Париже, и очень хотела там побывать, а потому, конечно, останавливалась в нем по пути сюда. Там и купила этот костюм.

— Повезло вам! — воскликнула Салли, с завистью разглядывая костюм. — А еще подобные вещи в вашем гардеробе есть?

— Одна или две, — созналась Каприс, почему-то смутившись.

В результате она отправилась домой, совершенно очарованная идеей встретиться с подругой Салли, когда молодая женщина на несколько дней приедет из Лондона. Наверняка она сможет помочь опытным советом относительно оборудования дома. Салли была убеждена, что если Каприс хочет сменить мебель на новую, — а многое из имеющейся в Мэнор мебели действительно было в довольно плохом состоянии, — то Примрос Фолкнер была тем самым единственным человеком в южных (а может быть, и в северных) графствах Англии, который действительно может дать наилучший совет по этому поводу. И даже более того, она точно узнает, где можно подобрать подходящие вещи для остальной обстановки.

Когда Каприс добралась до дому, то чувствовала себя совершенно опустошенной и была абсолютно не готова к неожиданному столкновению с Ричардом Уинтертоном у входа в холл… тем более, с Уинтертоном в окружении собак, которые немедленно набросились на нее, едва она переступила порог.

— Стоять, псы! — И хотя Уинтертон немедленно отозвал животных, юбка из мягкой шерсти того самого костюма, которым так восхищалась Салли, была помечена ужасными следами трех пар грязных лап, не говоря уж о паре-другой выдернутых нитей. — Неуклюжие животные! — Он довольно крепко шлепнул одну из собак, будто даже он признавал, что на его глазах имел место акт ничем не обоснованного насилия. — Разве вы до сих пор не знаете мисс Воган? Или вы все трое решили, что непременно должны мчаться ей навстречу каждый раз, когда она входит в собственный дом?

Но Каприс тем не менее упрямо защищала собак, указав лишь на то, что они нанесли ущерб ее юбке. За последние несколько дней она постепенно подружилась с ними, потому что они своим безошибочным чутьем распознали в ней любительницу собак, и их отношение к ней день ото дня становилось все менее подозрительным и все более восторженным. Можно сказать, элемент взаимного недоверия был изжит практически полностью.

Вот и сейчас девушка склонилась над суетящимися около нее собаками и заговорила с ними так ласково, что животные были совершенно очарованы ее голосом.

— Какое имеет значение простая старая юбка? — проворковала она, крепко обняв Беатрису. — Во всяком случае, я всегда могу поменять ее, правда?

Уинтертон, раскуривавший трубку, задумчиво смотрел на общавшуюся с его верными друзьями Каприс.

— Вы выглядите немного усталой, — заметил он. — Как вам английский климат после Австралии?

Она удовлетворенно кивнула:

— Я прихожу к выводу, что климат Англии в это время года как раз такой, каким должен быть. — Она махнула рукой в сторону мокрых деревьев, резко контрастировавших с бледным осенним небом заканчивающегося октябрьского дня, которое медленно подергивалось розовым светом садящегося солнца. — И как же мне нравится этот старый холл! Особенно сейчас, когда миссис Бил развела в камине огонь.

— Нет ничего приятнее горящих поленьев, — согласился он и обвел глазами отделанный панелями зал, играющие на мореном дубе отблески огня, которые были особенно заметны на великолепной дубовой лестнице, возносящейся в темноту галереи над ними.

Он задумчиво посасывал свою трубку, а в его темных, слегка прищуренных глазах безошибочно читалась благодарность.

Каприс водрузила на темный, почти черный, дубовый сундук, стоявший у подножия лестницы, медную вазу с хризантемами, и в пляшущих отсветах огня желтовато-коричневые и золотистые цвета лепестков приобрели какую-то особенную красоту, а острый аромат цветов мгновенно наполнил зал.

— Конечно, если бы этот особняк принадлежал мне, я сделал бы здесь многое, — довольно неожиданно сказал Уинтертон, словно ни к кому в частности не обращаясь.

Каприс внезапно охватило желание рассказать ему о подруге Салли Карфакс, которая вот-вот должна приехать из Лондона, что она и сделала. Девушка была удивлена, что он, — в течение нескольких мгновений, по крайней мере, — казался чрезвычайно пораженным этим известием.

— Примрос Фолкнер? — Уинтертон произнес это имя, чуть ли не фыркнув. — Вы правда хотите сказать мне, что она едет сюда?

— Да. — Каприс смотрела прямо на него, с едва заметным вызывающим блеском в глазах. — А почему бы и нет?

Он потеребил ухо одной из собак.

— Действительно. Почему бы и нет?

— Но в вашем голосе не слышно энтузиазма по поводу ее приезда.

Молодой человек нахмурился и пригладил уши красавицы Беатрисы так, что та стала похожа на выдру.

— Это ваш дом, — уточнил он как-то зловеще, — вы можете приглашать в него кого вам угодно.

— Благодарю вас. — Каприс суховато улыбнулась. — Рада, что вы это понимаете.

— О, поверьте мне, я понимаю… многие вещи. — Он опять было нахмурился и отпустил собаку. — Я прав в предположении, что сегодня вы встречались с Салли?

— Да.

— Она что-нибудь пыталась продать вам? Или кто-то из ее друзей пытался вам что-нибудь продать?

— Лошадь. — Каприс вдруг стало почти смешно — ведь ясно же, что он знает Салли много лучше, чем она. Можно быть, на сто процентов уверенной, что много, много лучше!

— Лошадь?

Девушка, слегка покраснев, кивнула:

— Очаровательную маленькую гнедую кобылку. Она собирается держать ее в конюшне для меня.

— Ах, даже так? В своей конюшне?

— Да.

— И она будет кормить ее и тренировать для вас, если нужно, а потом пришлет вам счет за все эти маленькие услуги? — Яркий румянец, выступивший на щеках Каприс, сказал все без слов. — Простите мне бестактный вопрос, но как вы расплатились за кобылу?

Она несколько секунд колебалась, потом сказала. Сумма, которую она назвала, даже в ее собственных ушах прозвучала гораздо более крупной, чем казалась в тот момент, когда она проставляла ее на чеке.

Уинтертон присвистнул.

— Ну и ну! — воскликнул он. — Ну и ну! Я предполагал, что вам такое по карману, а Салли всегда сильно нуждается в деньгах, но вам нужно научиться хотя бы иногда говорить «нет», даже если вам нравится то, что вы видите, или если кто-нибудь решит, что вам это должно понравиться. В противном случае вы можете обнаружить, что обременены слоном, которого держит в своей конюшне мисс Карфакс, и бригадой рабочих с бульдозерами, которые намерены сровнять этот дом с землей.

— Ох, нет! — не сдержавшись, воскликнула Каприс в ответ на его слова. — Вам должно быть очень хорошо известно, что я не допустила бы, чтобы произошло что-нибудь подобное!

— Вот как? — Он скептически взглянул на нее, потом отвернулся. — Что ж, пока вы не дали мисс Фолкнер разрешения выкрасить деревянную обшивку в синий цвет, а потолок библиотеки украсить золотыми звездами, я лично не протестую. — «Как будто у него есть на это какие-то права!» — негодуя, подумала девушка. — А теперь, я думаю, животным пора на прогулку. — И Уинтертон тихонько свистнул собакам.

А следующие слова Каприс выдала неожиданно для себя самой:

— О, вы действительно собираетесь их вывести на прогулку? Можно и мне пойти с вами?

Он обернулся и посмотрел на девушку с величайшим удивлением. Потом его глаза окинули сверху донизу хрупкую, но чрезвычайно привлекательную фигурку, поднявшись, задержались на мгновение на мягких, темных, красиво уложенных волосах, на похожей на персик коже и снова опустились к ее ногам.

— В этих туфлях? — осведомился он.

— Я… я их переодену, — ответила она и непроизвольно вспыхнула, встретив взгляд его темных глаз, выражение которых было довольно странным. — Если бы вы немного подождали, я бы поднялась и сменила их.

— Ну, если вам действительно нужна физическая нагрузка… — Выражение лица молодого человека при этих словах не отличалось особенным радушием. Уинтертон явно не чувствовал никакого желания брать Каприс на прогулку с собаками. К тому же он был очевидно недоволен тем, что она практически вынуждала его дать ей разрешение сопровождать его. — Как долго вас ждать?

— Всего несколько минут.

Он взглянул на часы и с сомнением покачал головой, словно размышляя.

— Сегодня вечером после ужина я собираюсь уехать. У меня не так много свободного времени, чтобы его не жалеть: мне нужно как следует выгулять собак, вернуться, привести себя в порядок, переодеться…

— А, ну хорошо… — Столь откровенный отказ вызвал у Каприс чувство какой-то необычной внутренней опустошенности. — В таком случае я не буду просить вас ждать.

Он пожал плечами и направился к открытой двери, собаки понеслись вскачь впереди него по ступеням и выскочили на подъездную аллею.

Каприс, продолжавшая стоять в полутемном холле, освещенном лишь пламенем камина, смотрела на его голову и плечи, резко выделявшиеся на фоне окна, сквозь которое было видно прекрасное небо с розовыми полосами, становящимися все ярче с каждым мгновением, и бронзовые листья, качающиеся под легким дуновением ветра. В ноздри девушки внезапно ударил странно притягательный запах лесной влаги, и неожиданно ей захотелось побежать вслед за собаками, все-таки рискнув вызвать еще более резкое неудовольствие со стороны Уинтертона.

Но она справилась с собой. На нижнем пролете парадной лестницы Уинтертон обернулся и взглянул на нее. Ей показалось, что он немного неуверенно улыбнулся.

— Конечно, можно изменить свои намерения, — сказал он странно мягким тоном. — Несмотря на назначенную встречу, я мог бы подождать вас.

Но она очень медленно отрицательно покачала головой.

— Нет, я не стану вас задерживать. — Улыбка, таившаяся в его глазах, странно манила ее. Она была какой-то неодолимо очаровательной.

Собаки, нетерпеливо ожидая хозяина, прыгали во дворе у подножия лестницы и громко и требовательно лаяли.

Ей вдруг снова очень захотелось присоединиться к их дружной компании.

Но она опять покачала головой:

— Нет, я останусь здесь.

Уинтертон пожал плечами. Его улыбка резко погасла, и он отвернулся.

— Как вам угодно, — жестко отрезал он и побежал вниз по ступенькам, вслед за своими собаками.

Каприс вернулась обратно в холл. Непонятно почему, но она чувствовала себя так, словно ее только что грубо отвергли и бросили на произвол судьбы.

Но ведь она прекрасно знала, что у нее не было абсолютно никаких оснований для того, чтобы чувствовать себя покинутой.