Сага забрала составленную Поллоком биографическую справку с собой, в розовую спальню с изображениями Беллы Торн и Зендаи на стенах. Через пятнадцать минут она вернулась на кухню. Медленно вошла, остановилась посредине. Тень от длинных ресниц дрожала на щеках. Мужчины замолчали. Все взгляды устремились на хрупкую фигурку с бритой головой.
– Меня зовут Натали Андерссон, у меня шизоидное расстройство личности, которое сделало меня интровертом, – начала Сага, садясь на стул. – А еще у меня периодически бывают психотические состояния, с эпизодами буйного поведения. Поэтому я принимаю трилафон. Теперь мне хватает восьми миллиграммов, три раза в день. Маленькие белые таблетки… из-за них у меня болит грудь, и я не могу спать на животе. Еще мне дают циправил, тридцать миллиграммов… или сероксат, двадцать миллиграммов.
Говоря, она незаметно включила крошечный микрофон, который спрятала за пояс.
– Во время тяжелых обострений мне делают инъекции риспердала… и оксасканда при побочных эффектах…
Скрыв руки под столешницей, Сага сняла защитную пленку с клейкой части и быстро закрепила микрофон под столом.
– Перед Карсудденом и приговором в Упсальском суде первой инстанции я сбежала из психиатрического отделения амбулатории в Бальсте. Убила человека на детской площадке за школой Гредельбю в Нивсте, а через десять минут – еще одного, на дорожке, которая вела к его дому на Даггвэген…
Микрофончик отклеился от стола и упал на пол.
– После ареста меня отправили в спецотделение психиатрии в Академическую больницу, вкололи в ягодицу двадцать миллиграммов стесолида и сто миллиграммов цисординола, потом на одиннадцать часов пристегнули к койке, а потом я пила геминеврин… вечно ледяной… у меня потекли сопли и стала жутко болеть голова.
Натан захлопал. Йона нагнулся и поднял микрофон.
– Чтобы приклеилось, надо подержать четыре секунды, – улыбнулся он.
Сага взяла у него микрофон, посмотрела, повертела в руках.
– Мы пришли к согласию насчет новой личности? – спросил Вернер. – Через семь минут я должен внести тебя в базу Управления судопроизводства.
– По-моему, звучит хорошо, – сказал Поллок. – Но до вечера ты должна успеть запомнить правила Бальсты, знать имена и внешность тамошнего персонала и пациентов.
Вернер согласно кивнул Поллоку и поднялся, пробасив, что работающий под прикрытием агент должен безупречно знать каждую мелочь из своей “биографии”, чтобы никто не смог раскрыть его.
– Нужно стать единым целым со своей новой личностью, не задумываясь проговорить телефонный номер или вызубренные имена членов семьи, дни рождения, адреса, по которым ты жил, домашних животных, которые у тебя были, личный номер, школы, учителей, места работы, коллег и их привычки…
– Хотя мне кажется, это ложный путь, – перебил Йона.
Вернер замер на полуслове и перевел взгляд на Йону. Карлос занервничал, стал собирать в ладонь крошки со стола. Натан с изумленной улыбкой откинулся на спинку стула.
– Я все заучу, – сказала Сага.
Йона спокойно кивнул и посмотрел ей в лицо. Глаза его потемнели, как свинец.
– Поскольку Самюэля Менделя больше нет в живых, – произнес он, – я скажу, что он был поразительно способным и знающим агентом, который мог работать под прикрытием долгое время… то, что называется undercover.
– Самюэль? – скептически спросил Карлос.
– Не могу сказать откуда, но он знал, о чем говорил, – сказал Йона.
– Он работал на Моссад? – спросил Вернер.
– Могу только сказать, что… когда он рассказывал о своем методе, я понял, что он прав, поэтому я стал запоминать все, что он говорил.
– Нам уже известны все методы, – напряженно сказал Вернер.
– Когда долгое время работаешь под прикрытием, говорить надо как можно меньше и короткими фразами, – начал Йона.
– Почему короткими?
– Просто будь собой, – продолжал Йона, обращаясь только к Саге. – Не изображай чувства, не изображай гнев или радость, всегда точно знай смысл того, что говоришь.
– Ладно, – выжидательно сказала Сага.
– И самое главное, – продолжал Йона. – Всегда говори только правду.
– Правду, – повторила Сага.
– Мы обязательно напишем тебе нужные диагнозы, – объяснил комиссар. – Но ты утверждай, что здорова.
– Потому что это правда, – прошептал Вернер.
– Тебе даже не нужно признавать свои преступления. Стой на том, что все это вранье.
– Потому что тут я не вру, – сказала Сага.
– Вот черт, – выругался Вернер. – Черт.
Лицо Саги расслабилось, когда она поняла, что Йона имеет в виду. Она проглотила комок в горле и медленно спросила:
– А когда Вальтер поинтересуется, где я живу, я отвечу, что живу в Сёдере, на Тавастгатан?
– Тогда запоминай ответы, если он спросит несколько раз.
– Если он спросит о Стефане, рассказать правду?
– Это для тебя единственная возможность оставаться правдивой и помнить, что ты уже сказала.
– А что, если он спросит, кем я работаю? – рассмеялась Сага. – Сказать, что я комиссар Службы безопасности?
– В психиатрическом отделении вполне сойдет, – улыбнулся Йона. – Но в остальных случаях… если он задаст тебе вопрос, ответ на который тебя разоблачит, ты просто не отвечай, это абсолютно естественная реакция. Не хочешь отвечать – и все.
Вернер, улыбаясь, почесал голову. Собравшиеся воодушевились.
– Теперь я начинаю верить в эту затею, – сказал Саге Поллок. – Напишем судебно-психиатрическое заключение, добавим приговор – но ты просто будешь говорить все как есть.
Сага встала из-за стола и с совершенно спокойным лицом произнесла:
– Меня зовут Сага Бауэр. Я здорова и невиновна.