Без пятнадцати девять утра Элин уже катила по Бруксгатан между освещенными солнцем виллами. Она остановилась у густой живой изгороди, вышла из машины и открыла невысокую калитку.
Дом был ухоженным, черная двускатная крыша имела вид новой, сияла белая резьба деревянной веранды. Здесь до ночи прошлой пятницы проживали Даниель и Элисабет Грим. Звоня в дверь, Элин вздрогнула от холода. Она долго ждала на крыльце, слушая, как ветер гуляет в листве большой березы. Где-то на соседнем участке замолчала бензиновая газонокосилка. Элин позвонила еще раз, подождала и пошла вокруг дома.
С лужайки взлетели мелкие птички. У высоких кустов сирени висел синий гамак. В гамаке спал Даниель. Его лицо было бледным, а сам он скорчился, будто замерз во сне.
Элин подошла ближе, и он, вздрогнув, проснулся. Сел и вопросительно посмотрел на нее.
— Сейчас слишком холодно, чтобы спать на улице, — мягко сказала Элин и присела рядом.
— Я не смог войти в дом. — Даниель подвинулся, чтобы дать ей место.
— Утром мне звонили из полиции.
— Чего они хотели?
— Викки говорила когда-нибудь о некоем Тобиасе?
Даниель наморщил лоб, и Элин собралась уже извиниться за то, что давит на него, когда он поднял руку и быстро сказал:
— Погоди… это же у него была мансарда в Стокгольме. Викки когда-то жила у него…
Утомленное лицо Даниеля вдруг расплылось в широкой теплой улыбке.
— Волльмар-Икскулльсгатан, девять.
Элин, задохнувшись от изумления, достала из сумочки телефон. Даниель покачал головой:
— Да с чего я это взял? — спросил он, глядя в одну точку. — Я же все забыл. Я даже не помню полные имена своих родителей.
Элин встала, отошла немного по залитой солнцем траве, позвонила Йоне и рассказала о загадочном Тобиасе. Комиссар, видимо, тут же сорвался с места; они еще не закончили разговор, а Элин уже услышала, как хлопнула дверца машины.