Когда Сага вернулась в палату, Сусанна объявила, что оставшихся пятнадцати минут не хватит, чтобы выудить из Викки какую-нибудь полезную информацию. Сага кивнула, словно соглашаясь, и подошла к кровати. Защитница удивленно взглянула на девушку. Сага оперлась о блестящую металлическую спинку кровати и смотрела на Викки, пока та не повернула к ней израненное лицо.
— Я думала, что ты не спала той ночью, — очень медленно проговорила Сага. — Но Йона утверждает, что ты, пока не ушла из Бригиттагордена, спала у себя в комнате.
Викки покачала головой, и Сигне попыталась вмешаться:
— На сегодня допрос окончен, и…
Викки что-то прошептала и поскребла кровавую корку на щеке. Сага решила вытянуть из нее рассказ обо всем, что случилось после убийства. Ей не так много было нужно — лишь несколько честных слов о побеге через лес и похищении мальчика.
Сага знала: чем больше она вытянет из Викки информации о событиях до и после преступления, тем вероятнее, что девочка расскажет все.
— Обычно Йона не ошибается, — с улыбкой заметила Сага.
— Было темно, я лежала в кровати, и тут все стали кричать и стучать в двери, — прошептала Викки.
— Ты лежала в кровати, а все кричали. — Сага кивнула. — О чем ты подумала, что стала делать?
— Я напугана, сердце стучит быстро и тяжело, я лежу под одеялом неподвижно, — проговорила Викки, ни на кого не глядя. — Совсем темно… Я чувствую, что мокрая… Я думаю, что описалась, или у меня начались месячные, или еще что… Бустер лает, а Нина что-то кричит про Миранду, я включаю свет и вижу, что я вся в крови.
Сага заставила себя не задавать вопросов о крови и убийствах, не форсировать признание, решив просто следовать за мыслями Викки.
— Ты тоже кричишь? — нейтральным тоном спросила она.
— По-моему, нет, я не знаю, голова отключилась, — продолжала девочка. — Я только хотела испариться оттуда, исчезнуть… Я сплю одетая… как всегда… так что просто беру сумку, обуваюсь, вылезаю в окно и иду прямо в лес… Мне страшно, и я стараюсь идти как можно быстрее, светает, и через несколько часов будет легче видеть между деревьями. Я просто иду вперед и вдруг вижу машину… Она почти новая, в ней никого нет, дверца открыта, и ключи на месте… Я умею водить, я водила машину целое лето… так что я просто валюсь в машину и трогаюсь с места… И тогда чувствую, как ужасно я устала, даже ноги дрожат… Я собираюсь поехать в Стокгольм, там попробовать достать деньги, чтобы можно было уехать к приятелю в Чили… Вдруг что-то ударяется о машину, она крутится и боком бьется обо что-то… ба-бах — и тишина… Я прихожу в себя, из уха идет кровь, я смотрю вверх, везде мелкие осколки, я въехала в какой-то сраный светофор, не понимаю — как. Все стекла вылетели, дождь хлещет прямо в машину… мотор работает, а я жива… Рука ложится на рычаг переключения передач, я даю задний ход и еду дальше… в лицо дует ветер с дождем, и тут я слышу, как кто-то плачет, оборачиваюсь и вижу на заднем сиденье малыша в детском кресле… мальчика. С ума сойти, я не понимаю, откуда он взялся… Я ору, чтобы он заткнулся. Дождь стоит стеной. Почти ничего не видно, но когда я поворачиваю, чтобы въехать на мост, я вижу синюю «мигалку» на другой стороне реки… В панике выворачиваю руль, и мы съезжаем с дороги. Машину несет вниз, прямо на берег, я торможу, но все равно въезжаю в воду и ударяюсь лицом о руль. Вода заливает капот, льется в машину, и нас просто тащит в реку, как будто машина ничего не весит… Становится темно, мы погружаемся, но я глотаю воздух прямо под потолком, перелезаю назад к мальчику и дергаю к себе все его кресло, тащу через ветровое окно, мы уже глубоко, но кресло плывет и вытаскивает нас на поверхность, мы еще какое-то время плывем по течению и вылезаем на другой берег… Мы оба мокрые, мои сумка и кроссовки пропали, но мы идем дальше…
Викки остановилась перевести дыхание. Сага угадывала движение со стороны прокурора, но не спускала глаз с Викки.
— Я пообещала Данте, что мы найдем его маму. — Викки заговорила прерывающимся голосом. — Я несла его на руках, мы все шли и шли, пели песенку, которую они учили в детском саду, про старичка, у которого порвались ботинки. Мы шли по широкой дороге со столбами по обочинам… Одна машина остановилась, нам разрешили сесть на заднее сиденье… Тот мужчина в машине посмотрел на нас в зеркало, включил обогреватель и спросил, не хотим ли мы заехать к нему домой, он даст нам сухую одежду и поесть… Мы бы наверняка поехали с ним, если бы он не изучал нас в зеркале; он сказал, что даст нам еще карманных денег… Но когда он остановился заправить машину, мы тихо вылезли и пошли дальше, не поехали к нему… Я не знаю, сколько мы шли, но на одной стоянке, возле моря, там еще была такая длинная фура из «Икеи», мы находим на столике термос и целый пакет бутербродов с колбасой. Мы не успеваем его забрать — из-за машины выходит какой-то парень, он спрашивает, не голодные ли мы… Он из Польши, мы доехали с ним почти до Упсалы… Я попросила у него телефон, позвонить маме… Я несколько раз подумала, что убью его, если он тронет Данте, но он просто дал нам отдохнуть и поспать… Ему ничего не надо. Он высаживает нас, мы садимся на поезд, чтобы проехать последний отрезок до Стокгольма, прячемся среди чемоданов… У меня больше нет ключа от метро, я никого не знаю, прошло столько времени… Когда-то я несколько недель прожила у пары из Мидсоммаркрансена, но теперь не смогла вспомнить, как их звали, зато вспомнила про Тобиаса — еще бы мне про него не помнить. Вспомнила, что он живет на Волльмар-Икскулльсгатан, что обычно я ездила до Мариаторгет и… какая же я дура, сдохнуть бы мне.
Викки замолчала, уткнулась лицом в подушку и замерла; было слышно только ее дыхание.