Никому не улыбаясь, Элин Франк медленно шла по коридору к кабинету комиссара Линны. Черные солнечные очки отлично скрывали заплаканные глаза. Графитово-серый плащ «Бёрбери» расстегнут, на голове — серебристый шелковый платок. Глубокие порезы на запястьях болели, в них пульсировала кровь.
Каблуки постукивали по исцарапанному полу. Табличка с призывом «Если ты считаешь себя ничтожеством, если синяки не сходят с твоих рук — приходи. Мы поможем» покачнулась, когда Элин прошла мимо. Мужчины в синей полицейской форме мелькнули и пропали где-то у дверей отдела по борьбе с терроризмом. Атлетически сложенная женщина в алой ангорской кофточке и в черной юбке в обтяжку вышла из кабинета и поджидала Элин, уперев руки в бока.
— Меня зовут Анья Ларссон, — представилась женщина.
Элин хотела сказать, что ей надо поговорить с Йоной Линной, но голоса не хватило. Могучая женщина улыбнулась и сказала, что проводит ее к комиссару.
— Простите, — прошептала Элин.
— Ничего страшного. — Анья подвела ее к кабинету комиссара, постучала и открыла дверь.
— Спасибо за чай. — Йона придвинул Элин стул.
Элин тяжело села, и Анья с Йоной обменялись короткими взглядами. Анья сказала: «Я принесу воды», — и вышла.
В кабинете воцарилась тишина. Элин пыталась успокоиться и начать говорить. Она немного подождала, потом сказала:
— Я понимаю, что уже слишком поздно, понимаю, что не помогла вам, когда вы приезжали. Могу себе представить, что вы обо мне думаете…
Она сбилась, углы рта поползли вниз, из-под очков по щекам полились слезы. Анья вернулась со стаканом воды, кистью влажного винограда на салфетке и снова вышла.
— Я хочу поговорить о Викки Беннет. — Элин взяла себя в руки.
— Я слушаю, — мягко сказал комиссар.
— Ей было шесть лет, когда она поселилась у нас, и она жила у меня… жила у меня девять месяцев…
— Это я понял.
— Но вы не знаете, что я предала ее… предала так, как никто никого не должен предавать.
— Иногда и такое случается.
Элин дрожащими руками сняла очки. Она, размышляя о чем-то, смотрела на комиссара — на светлые взъерошенные волосы, серьезное лицо, серые, странно изменчивые глаза.
— Я потеряла уважение к себе, — призналась она. — Но я… у меня есть предложение… я готова возместить все расходы… чтобы вы нашли тела… и чтобы расследование шло без задержек.
— Зачем вам это?
— Даже если ничего уже не исправить… А что, если она невиновна?
— Ничто не говорит о ее невиновности.
— Нет, я не могу поверить… — Элин замолчала. Ее глаза снова наполнились слезами, и мир стал выпуклым.
— Потому что она была на редкость милым ребенком?
— Ну, иногда она бывала не так уж мила, — улыбнулась Элин.
— Я так и понял.
— Вы продолжите расследование, если я заплачу́?
— Я не могу брать у вас деньги, потому что…
— Я уверена, что юрист все уладит.
— Может быть. Но это ничего не изменит, — мягко пояснил Йона. — Прокурор собирается закрыть расследование.
— Что же мне делать? — потерянно прошептала Элин.
— Мне не следовало бы говорить вам об этом, но я собираюсь искать дальше. Потому что я уверен — Викки жива.
— Но ведь в новостях сказали… — прошептала Элин и прикрыла рот рукой.
— Что машину нашли на глубине четырех метров, на раме разбитого ветрового окна были кровь и волосы, — подсказал комиссар.
— Но вы уверены, что они не погибли? — Элин быстро вытерла слезы.
— Я уверен, что они не утонули в Индальсэльвене.
— О господи, — прошептала Элин.