6. ЧТО ПРЕДСТАВЛЯЕТ СОБОЙ АРХЕОЛОГИЯ И РАДИ ЧЕГО ЕЕ ИЗУЧАЮТ

Антропология — это наука о людях. Археология — это наука о том, что оставил после себя человек. Или, как еще более кратко и саркастически сформулировал эту мысль английский археолог Стюарт Пиггот: "наука о мусоре". А сам археолог — "это человек, чье будущее лежит в развалинах".

Думается, что первые два предложения содержат достаточно четкие определения. Они сохраняют свое значение до тех пор, пока их не начинают интерпретировать, пока не начинают разбирать, что же охватывают сегодня антропология и археология. Эти определения сохраняют силу до тех пор, пока не узнаешь, насколько по-разному изучаются обе науки в различных странах, на сколь значительное число отраслей в свою очередь подразделяется каждая из них. Фактически сегодня ни одно изложение крупной комплексной археологической проблемы не начинается без того, чтобы автор не дал объяснения, что же он понимает под археологией "в собственном смысле". Мы позволим себе еще раз процитировать сэра Мортимера Уилера, который написал, пожалуй, лучшее "Введение" в археологию, где говорится: "Чем же на самом деле является археология? Я, собственно говоря, этого не знаю".

Итак, попытаемся начать с основ. Археология занимается раскопками, сбором и истолкованием вещественных памятников минувших культур от исторических времен вплоть до доисторических эпох. Она возникла из стремления человека познать свое прошлое, сравнивать его с настоящим, примерить себя к нему (археологии предшествует культ предков). Со времени великих археологических открытий XIX столетия, со времени открытия гробниц фараонов, развалин, оставленных индейцами майя в Центральной Америке, со времени раскопок Генрихом Шлиманом легендарной Трои и такого же легендарного "дворца Миноса" на острове Крит Артуром Эвансом с их ошеломляющими находками археология приобрела романтически-приключенческий ореол.

Она приобрела его по праву (во введении я уже кое-что сказал по этому поводу). "Что за восхитительная игра разыгрывается в некоторых уголках земли, игра, дарующая ее участникам все переживания, связанные с кладоискательством, и благочестиво прикрывающаяся авторитетом науки", — говорила по этому поводу уже цитировавшаяся нами Энн Моррис.

Посторонний науке человек, узнающий о ее открытиях чаще всего только из сообщений журналистов, забывает, что за этими открытиями стоит напряженный труд, труд и еще раз труд. За ними стоят величайшие тяготы в "поле", борьба против неблагоприятных условий и обстоятельств, нередко носящих политический характер, борьба с жарой и холодом, пылью и мусором, с насекомыми, являющимися переносчиками опасных инфекций. За ними стоит изматывающая нервы кропотливая работа в лаборатории и музее, нередко и многолетние научные споры. За ними — и пот и вдохновение. Закончим это отступление словами "отца археологии" Иоганна Иоахима Винкельмана, который в 1764 г. своей "Историей искусства древности" впервые приоткрыл дверь в прошлое: "Надо вдохновенно мечтать, но выполнять задуманное — спокойно".

В Соединенных Штатах археология является относительно молодой наукой. В Европе она уходит своими корнями в эпоху Возрождения. Именно тогда впервые началось коллекционирование произведений древнего искусства. Тогда же заново были открыты древние языки. Тогда же они стали доступны пониманию и началось прославление античности через произведения классиков, провозглашавших мерилом образованности идеалы греков. Как ни одна другая из ранее существовавших великих цивилизаций, западная цивилизация начала проявлять интерес к прошлому. Дотоле неизвестное стремление к выяснению хронологии прошлого овладело людьми. Вплоть до наших дней житель Запада, стоящий перед древними развалинами, прежде всего задает вопрос об их возрасте и лишь потом — кто являлся их создателем.

Таким образом, двумя источниками европейской археологии стали искусствоведение и филология. С самого начала они действовали рука об руку. И это вполне естественно. Ведь важнейшие из находок, сделанных не только на территории Греции и Италии, но в равной мере в XIX столетии на территории Египта и Малой Азии, представляли собой как произведения искусства, так и надписи. Эта археология, обобщавшая результаты других наук, позволила нам бросить взгляд на отрезок истории человеческой культуры, превышающий 5000 лет, вплоть до шумеров, после того как история исчерпала все, что было зафиксировано в письменных источниках. Археология открыла миру такие чудесные творения древности, как храмы в Олимпии и Дельфах. Она провела нас далеко в глубь прошлого через такие сенсационные открытия, как гробница Тутанхамона и царские гробницы Ура. Благодаря дешифровке иероглифов и клинописи она дала нам в руки бесценные средства познания "древних". Было совершенно ясно, что эта археология должна была превратиться во вспомогательную дисциплину всеобщей истории. Ибо только историки могли охватить, связать воедино и дать истолкование мертвому фактическому материалу, уходящему все дальше и дальше в глубь веков, сделать его доступным широкому кругу людей, проследить его путь сквозь тысячелетия. Только историкам было под силу реализовать при этом задачу, сформулированную Шиллером в его знаменитой лекции, прочитанной в Йене в 1789 г. под названием "Что такое всемирная история и для какой цели ее изучают?". По его мнению, дело должно было бы сводиться исключительно к сбору лишь таких фактов, которые "способны были бы оказать легко прослеживаемое, бесспорное и существенное влияние на состояние и положение ныне живущих поколений". Нынешнему археологу, занятому поисками истины и только истины, решение такого рода прагматических задач представляется второстепенным, побочным делом.

Совершенно иначе сложилось положение в американской археологии. В глоссарии к своей книге "Погребенное прошлое Америки" североамериканский археолог Гордон С. Болдуин пишет коротко и четко: "Археология: наука о людях, живших до возникновения письменности". Это отнюдь не поспешно сделанный вывод. Он повторяет его и в тексте книги. "Археология — это наука, занимающаяся изучением прошлого человека на основе оставленных им материальных памятников. Иными словами, она занимается исследованием всего, что имело место в доисторическую эпоху жизни народов, изучением их искусств и ремесел, существовавших до появления письменности".

Как же так? Ведь если придерживаться данного определения, то открытие библиотеки глиняных табличек царя Ашшурбанипала в Ниневии не будет считаться делом археологии? Любому европейцу предложенная Болдуином формулировка представляется совершенно бессмысленной. Она отчасти и является таковой. В самом деле, нельзя внезапно лишать слово, которое на протяжении ста лет имело совершенно четкое значение, половины вкладывавшегося в него содержания.

Но, как уже отмечалось, положение в Северной Америке было и продолжает оставаться совершенно иным, чем в Европе. Североамериканский археолог имеет дело с доисторическими этапами развития человечества, поскольку индейцы до Колумба не имели письменности. Кроме того, они не имели ни храмов, ни дворцов, и уж тем более Венеры Милосской или Гермеса, созданного резцом Праксителя. Таким образом, североамериканская наука о прошлом не могла возникнуть ни на основе изучения произведений искусства, ни на основе изучения надписей. Она не могла вырасти ни из искусствоведения, ни из филологии. С самого начала она развилась из изучения человека, из антропологии. "В этой книге археология рассматривается как часть антропологии", — пишет Джеймс Дитц в своей превосходной работе "Приглашение к археологии", вышедшей в 1967 г. В Северной Америке и не могло быть иначе.

Антропология началась там с материалов, которые первоначально собирали испанские завоеватели, затем — первые путешественники, а после них — первые ученые-этнологи. Отрасль антропологии, которая в Европе впервые достигла высокого уровня развития благодаря измерениям черепов и занималась преимущественно человеческим телом, превратилась в Северной Америке в специальную научную дисциплину — физическую антропологию, Затем началось необычайное и совершенно неоправданное дробление дисциплин, достигшее невероятной путаницы. Сегодня существуют "политическая", "экономическая", "социальная", "историческая" и "психологическая" антропология.

Нас интересует здесь только та отрасль антропологии, которая приняла под свое крыло археологию. Это так называемая "антропология культуры". Она, с одной стороны, начинается с исследования доисторических людей, а с другой может завершиться тем, чем закончила свои исследования антрополог Гортензия Пау-дермейкер. Завершив изучение культур времен каменного века в Меланезии, она так же хладнокровно применила эти методы для исследования общественных форм, выяснения источников власти и наиболее важных характерных черт современного Голливуда1.

В настоящее время в Соединенных Штатах археология изучается в 137 университетах и колледжах (данные 1968 г.). Примечательно, что кафедры археологии, нередко подчинены вовсе не факультетам антропологии, что было бы вполне естественным, а факультетам социологии, геологии, истории искусств, всеобщей истории. В Университете Южной Калифорнии и некоторых других они даже входят в состав факультетов теологии. Роберт Ашер из Корнелльского университета говорит об этом в одном из своих резко критических выступлений: "По моему глубокому убеждению, система преподавания археологии и организация исследовательских работ в этой области в половине наших университетов является устаревшей. Она отражает состояние, характерное для периода ранней истории этой отрасли исследовательской деятельности, а не для современной археологии"2.

Фактически такое состояние является попросту результатом слишком быстрого развития. Вот один из типичных примеров. В двадцатые годы два профессора Университета штата Кентукки зоолог В. Д. Функхаузер и физик Уильям С. Уэбб занимались раскопками — это было их хобби (так называемые "воскресные археологи"). В июле 1927 г. в университете было открыто отделение антропологии и археологии. Кто же были первые профессора этого отделения? Зоолог Функхаузер и физик Уэбб! Между прочим, они оба имеют крупные заслуги в исследовании древнейшей истории штата Кентукки 3.

Сегодня нечто подобное было бы невозможно. С самого начала было ясно, что на североамериканской земле невозможно было начинать изучение истории, опираясь на исторические концепции, понятия и представления о культуре и цивилизации, выработанные Тойнби и Шпенглером. Вместе с тем в североамериканских университетах применительно к археологии проявилось особое, в принципе отрицательное отношение к любой крупной и цельной концепции. Если где-либо обнаруживалась склонность к философскому мышлению, она сразу же ставилась под подозрение. Так, потребовалось пять лет, прежде чем на английский язык были переведены работы крупнейшего из представителей современной антропологической мысли француза Клода ЛевиСтросса. И это при том, что его "структурная антропология" превратилась в объект ожесточеннейших споров, начиная с Коллеж де Франс и кончая интеллектуалами самых маленьких кафе.

Понятие "культура", например, у североамериканских археологов имело столько значений, что в конце концов почти полностью потеряло всякий смысл. Появилась даже книга, целиком посвященная определению понятий4. Особенно подозрительно относились к появлению любой всеобъемлющей концепции, выходившей за рамки их ограниченных представлений, бесчисленные местные археологи, страдавшие чрезмерно узкой специализацией, так называемые "археологи колоколен". Чистейшим исключением явились Франц Боас и Альфред Л. Крёбер, Маргарет Мид и Рут Бенедикт, которые уже в то время пытались подходить к своим исследованиям с глобальных позиций. Совершенно необычными явились их попытки делать на основе исследований широкие выводы, обобщения и создавать гипотезы, имеющие значение для развития науки и образования. Когда Рут Бенедикт в одном из исследований об индейских племенах ввела предложенные Ницше понятия "аполлинический" и "дионисический" и характеризовала народы пуэбло как "аполлинические", то такая характеристика явилась совершенно чуждой для американской специальной литературы. Ее произведение "Древнейшие формы культуры" (1934 г.) является единственным в своем роде и по праву принесло ей мировую известность. Оно оказало влияние на Европу, на европейскую мысль, что является чрезвычайно редким для североамериканских работ по антропологии и извиняет полное незнание европейцами доколумбовой истории Северной Америки.

Видимо, то общее гнетущее впечатление, которое оставляла североамериканская археология, заставило видного английского ученого сэра Мортимера Уилера сделать выпад против американского коллеги В. В. Тейлора.

"Археология является наукой, которая прежде всего ищет факты. Один американский автор как-то даже заявил: "Археология по существу представляет собой не что иное, как метод и набор специальных технических приемов по сбору материальных остатков древних культур. Археолог, как таковой, представляет собой всего лишь технического специалиста". Я, не колеблясь, назову такой крайний подход бессмыслицей. Специалист по лепидоптерам представляет собой нечто большее, чем просто ловец бабочек, а археолог, который ограничивается только собиранием черепков, не заслуживает права называться археологом. Он действительно должен прежде всего искать факты. Эти факты являются осязаемыми свидетельствами прежней деятельности человечества. Поэтому археолог, кроме того, должен быть знатоком человеческой души. Он должен быть психологом, ибо его вторая задача состоит в том, чтобы очеловечить и оживить этот материал с помощью силы воображения. А потому он должен обладать не только качествами искусствоведа, но и философа"6.

Уилер написал это в 1956 г. С тех пор в североамериканской археологии произошли крупные изменения. Согласно данным 1967 г., 536 музеев имеют постоянные экспозиции, на которых представлена история индейцев с древнейших времен до наших дней. Только Окмалгийский Национальный музей-заповедник в штате Джорджия содержит около 2 млн. предметов древности, охватывающих период от эпохи строителей маундов до наших дней. Количество литературы растет устрашающими темпами. Один лишь каталог Антропологической лаборатории города Сан-та-Фе содержит более 10 000 названий публикаций только по археологии Юго-Запада. Видимо, помочь разобраться в этом океане информации сможет лишь вычислительная техника.

Такое изобилие материала настоятельно требует разработки крупных концепций. И действительно, в последние десятилетия появилось больше обобщающих теорий, чем за предшествующие полвека. Древнейшая история Америки становится обозримой. Отдельные кусочки мозаики начинают складываться в цельную картину. Показательно, что сегодня во всем мире обсуждается теория диффузии, рассматривающая наличие и глубину влияния Азии на древние американские культуры. Все это выдвигает необходимость проверки теоретических основ и нового пересмотра вопроса о том, в чем же вообще состоит суть археологии. Гордон Р. Уилли и Филипп Филиппе в 1958 г. пробили здесь брешь, опубликовав свой вызвавший широкую дискуссию труд "Метод и теория в американской археологии".

Сегодня все отчетливее выступает совершенно особая задача североамериканской археологии, ее вклад в мировую археологию, в исследование доисторических эпох в целом.

Древнейшая история Старого Света лежит далеко, засыпанная обломками и мусором высокоразвитых цивилизаций. Здесь больше не существует прямой связи между древнейшими охотниками и собирателями, жителями пещер и землянок и современными людьми. Наоборот, в Северной Америке, в самом верхнем слое, разбросана по всему гигантскому континенту древнейшая история людей. А в пуэбло исследователь и сегодня видит занятых различными видами труда людей, которые живут точно так же, как жили их доисторические предки. Последний человек каменного века Северной Америки скончался в 1916 г. в одном из музеев Сан-Франциско. Эту фантастическую историю мы расскажем в "Эпилоге" книги.

Поль С. Мартин, который еще в 1947 г. в книге "Индейцы до Колумба" вместе с Джорджем Кимби и Доналдом Колье дал один из первых общих обзоров, так рисует в самом кратком виде особое положение американской археологии.

"Читатель мог бы сказать: "Отлично! Греки и римляне внесли свой вклад в развитие нашей цивилизации. Но какую пользу может принести нам исследование индейских культур?" Мой ответ состоит из двух частей. Во-первых, американские индейцы внесли свой вклад в формирование нашего образа жизни, дав нам идеи в архитектуре (пуэбло и майя) и обеспечив нас ценными продовольственными культурами. Достаточно назвать картофель, помидоры, земляной орех, маис, бобы, тыкву (не перечисляя всех остальных).

Вторая часть моего ответа будет более пространной. Мы должны быть счастливы, имея возможность исследовать индейские культуры, даже если бы допустили, что они не внесли никакого вклада в развитие нашей цивилизации. Америка и индейцы были сравнительно далеко от Старого Света и развивали здесь различные культуры более или менее независимо одна от другой после того, как индейцы (монголоидные группы) пришли сюда через Сибирь. Короче говоря, Новый Свет представляет собой подобие гигантской колбы, огромную лабораторию, где имели место всевозможные события… Это одна из немногих известных нам подобных лабораторий, ибо невозможно заключить в колбу целые народы, а затем наблюдать, что с ними будет происходить".

Схема 1.  План и реконструкция пуэбло Бонито в нынешнем национальном памятнике Чако-Каньон в штате Нью-Мексико. На плане легко различить многочисленные кивы.

Мартин заключает свое рассуждение словами, которыми и мы хотели бы завершить эту главу прежде, чем приступим к рассмотрению некоторых специальных методов, используемых в археологии.

"Ценность археологии в том, что она развивает новый способ наблюдения жизни, поисков истины, поисков прекрасного. Ее ценность заключается также в той помощи, которую она оказывает нам в понимании нашего времени и наших проблем. Нам следует и дальше развивать наше понимание надежд, устремлений людей и понимание человеческой природы. Возможно, когда мы соединим наши усилия, мы сможем установить причины подъема и падения великих цивилизаций прошлого и, может быть, предохранить от гибели нашу собственную цивилизацию"6

 

7. СЛОИ И ЧЕРЕПКИ

Однажды в отель "Эль-Навахо" в Галлапе (штат Нью-Мексико), который в 20-е годы служил местом встречи археологов, собиравшихся на ежегодный индейский фестиваль, в веселом кружке появился "Тед"-Киддер и сказал улыбаясь:

"Как поступили бы вы, если бы вам пришлось работать в Пекосе? Я только что провел пробные раскопки на склоне холма, образованного обвалом, и обнаружил там самую древнюю керамику в верхнем слое, а новейшие черепки в самом нижнем".

Коллеги смотрели на него с недоумением: ведь это сообщение ставило с ног на голову точно установленные законы стратиграфии. Замешательство продолжалось до тех пор, пока Киддер не объяснил: "Последние жители Пекоса, вероятно, нет, не вероятно, а наверняка, как это следовало из многочисленных раздумий и тщательного обследования окружающей обстановки, вырыли на месте старой постройки новую глубокую яму. Они отбросили верхний слой в сторону, а на него, естественно, насыпали нижний. Таким образом они нарушили незыблемый порядок чередования археологических слоев".

"Но, — продолжал Киддер, — это было не самым ошеломляющим открытием в Пекосе. Я обнаружил там могилу, в которой находилась одновременно керамика всех шести стилей. В ней были представлены все типы керамики, когда-либо производившиеся в Пекосе с древнейших времен вплоть до последних дней!" И, продолжая улыбаться, он дал единственно возможное объяснение этому факту: "Скорее всего, до меня здесь уже поработал доисторический коллекционер!".

В нашем "Введении", посвященном раскопкам маундов, проведенным Джефферсоном, мы объяснили значение стратиграфии, науки о слоях, которую, подчеркнем еще раз, этот выдающийся президент Соединенных Штатов первым осмысленно применил в истории мировой археологии, включая и европейскую.

Все представляется чрезвычайно простым. При раскопках новейшие слои всегда находятся вверху, а более древние внизу. Когда таким образом обнаруживают многие слои, которые можно различить по типам содержащейся в них керамики, а затем нумеруют их, то получают относительную хронологию. Слово "относительная" в данном случае указывает на то, что она не дает представления о продолжительности существования культуры каждого определенного слоя и времени возникновения, согласно христианскому летосчислению, самого нижнего из них.

Схема 2. Поперечный разрез Крукс-маунда, относящегося к культуре хоупвелл. Он представляет собой погребальный маунд, отличающийся большой четкостью залегания слоев. Скелеты находились в третьем слое сверху.

Но как вообще возникают эти слои? — задаст вопрос несведущий человек. Они возникают на протяжении тысячелетий в результате различного рода естественных влияний и геологических изменений. Поэтому стратиграфия и оказалась вначале чрезвычайно полезной в геологии. По праву ее поборником выступил тогда Уильям "Страта"-Смит, который в 1816 г. опубликовал книгу "Определение страт при помощи органических ископаемых остатков". Но слои возникают также в течение гораздо более коротких периодов всюду, где обитают люди. Люди строили землянки или дома. Бури и землетрясения, наводнения, пожары, войны разрушали их. Часто жители покидали разрушенные поселения. И чаще всего, сообразуясь с целесообразностью или просто следуя закону инерции, они строили вновь на том же самом месте, и не один, а много раз!

А то, что им становилось ненужным, они выбрасывали — нередко на протяжении столетий в одно и то же место. Фактически археологические слои возникают с появлением человека. Они могут возникнуть и в нашей помойной яме, если мы пользуемся ею достаточно долго. Предположим, что первая тачка мусора была высыпана в нашу яму в 1930 г. Тогда сегодня, если, конечно, мы будем производить раскопки в соответствии с правилами стратиграфии, мы обнаружили бы в нижних слоях, к примеру среди сковородок и горшков, сделанных главным образом из железа, лишь очень немногие экземпляры из алюминия. Старые автомобильные шины, обнаруженные в самом низу, будут четко отличаться от белых шин, находящихся в верхних слоях. Наши собственные игрушки тех времен были гораздо примитивнее высокотехничных игрушек, которые выбрасываются нашими детьми. В определенный момент начинают очень редко встречаться жестяные банки — это были годы войны. Внизу попадается множество бутылок, наверху — почти исключительно банки. А если и встречаются бутылки, то они имеют совершенно другие пробки. Предметы из пластических масс появляются только в самом верхнем слое. Каждый может доставить себе удовольствие, занявшись раскопками таких недавно возникших слоев.

Таким образом, как мы видим, принцип стратиграфии чрезвычайно прост. Но оба примера, приведенных Киддером, показывают, насколько запутанной нередко бывает проблема определения слоев. Английский генерал Пит Риверс, которого в действительности звали Лейн Фоке (в 1880 г. он с удовольствием сменил имя, поскольку новое давало ему право претендовать на наследование более громкого титула), усовершенствовал стратиграфический метод раскопок, который еще довольно грубо применялся Генрихом Шлиманом в Трое. Риверс превратил прежнюю систему в метод, который сэр Мортимер Уилер позже назвал "трехмерным", В соответствии с этим методом зарисовки должны были быть такими точными, чтобы можно было любой предмет возвратить на прежнее место с точностью до десятых долей миллиметра. Сам Уилер усовершенствовал этот метод. Но, предостерегая начинающих археологов от коварства страт (слоев), говорил: "Первый закон о слоях гласит, что не существует неизменных законов"2.

Со времен Киддера североамериканские археологи довели стратиграфию до уровня подлинного искусства. Результаты знаменитых раскопок в Снейктауне, проводившихся в 1934 и 1935 гг. Эмилем В. Хаури, Гарольдом и Норой Гладвин и Е. Б. Сейлсом, были настолько точными, что при возобновлении раскопок тридцать лет спустя Хаури мог с гордостью заявить: "Новые данные расширяют наши заключения и ни в чем не противоречат им"3. Образцом высокого мастерства могут служить также раскопки в одной из пещер штата Вайоминг, где археологи смогли точно установить наличие 38 слоев, охватывавших период от 7280 г. до н. э. до 1580 г. н. э.4.

Схема 3. Стратиграфия одной из пещер в горах Абсарока, вблизи Йеллоустонского парка. Тридцать восемь слоев позволяют, благодаря сделанным в них находкам, установить, что пещера была обитаема на протяжении 9000 лет. В самых нижних напластованиях оружие составляли только наконечники копий и дротиков, а в верхних — искусно выполненные наконечники стрел.

Смертен не только сам человек, преходяще и большинство творений, которые он создает на протяжении жизни. Это в особенности относится к тому, что создавалось доисторическими людьми, к предметам их обихода из дерева, кости, плетеным изделиям, тканям. Все эти изделия чрезвычайно легко поддаются разрушению. Поэтому буквально как чудо воспринимается количество этих изделий, которое удается находить археологам. Здесь есть, однако, исключение.

Почти не подвержена влиянию времени керамика. Еще в прошлом веке археологи поняли, какой важный ключ к разгадке тайн прошлого дают им в руки кувшины, вазы, блюда даже в тех случаях, когда от них сохранились лишь черепки, если их не рассматривать как груды мусора, накапливавшиеся перед входами в доисторические жилища. Этим остаткам прошлого американские археологи даже дали четыре различных наименования: "мусорные кучи", "кухонные отбросы", "груды сора", "валы дряни". "Охотники за горшками" — так окрестила их поэтому полунасмешливо, полудружелюбно народная молва. Сегодня это выражение превратилось в ругательство. Им обозначают бессовестных искателей сокровищ, всех, кто под покровом ночи грабит могильники, короче — разбойников, движимых жаждой наживы. Поначалу даже сама "классическая" археология с большим пренебрежением относилась к этой новой отрасли исследований.

"Пятьдесят лет назад оксфордский ученый Годли в следующих стихах высмеивал своих коллег, которые тогда только-только начали правильно оценивать значение археологических памятников для изучения древнего мира:

Не стихи и не проза,

а только изделия гончаров

в конце концов дают нам представление

о человеческой деятельности и сущности человека"5.

Невозможно переоценить значение керамики для археологии. С керамикой начинается человеческая цивилизация. Сначала просто высушенные, а позже обожженные сосуды являются, возможно, первой продукцией техники, а орнаменты на глине — первыми произведениями искусства (если, конечно, отвлечься от наскальной и пещерной живописи). Появление керамики почти всегда совпадает с зарождением земледелия, с переходом к оседлости.

С самого начала просто вылепленные руками и высушенные на солнце сосуды быстро получают самое различное применение. Они использовались для еды, питья, хранения запасов. Одновременно они служили урнами, в которых хранился пепел умерших. В качестве погребальной утвари они сопровождали усопших в последний путь. Имевшие человеческий облик глиняные фигурки, идолы, являлись первым отображением религиозных представлений в искусстве. Нередко материал для них добывался в тщательно скрывавшихся местах, как это было, например, с глиной, использовавшейся для изготовления трубок мира (индейцы подарили Старому Свету не только табак, но вместе с ним и курительную трубку), и доставлялся за сотни миль.

Эта искусная, причудливо орнаментированная керамика Юго-Запада была изготовлена мим-брами. На блюде, относящемся к Х — ХII вв.н. э., изображена пума. Перед тем как положить такое блюдо в могилу умершего, его нередко намеренно разбивали, то есть "умерщвляли".

Керамика, которая в дальнейшем стала подвергаться обжигу, глазурова-нию, покрываться орнаментом, достигнув высшей степени совершенства, сопровождает все человеческие культуры. Ее простота или завершенность позволяют судить об уровне развития той или иной культуры. А черепки нередко являются единственным поддающимся четкому определению отличительным признаком различных слоев.

В любом музее, который хронологически правильно строит свои экспозиции, без труда можно проследить это чудесное развитие. Первоначально это наивные, грубые, нередко продиктованные назначением формы, толстые стенки, неровная, почти полностью лишенная орнамента поверхность. Затем отчетливо распознается все более искусное обращение с глиной, которая совершенно неожиданно стала вдруг намного мягче и податливее. Форма приобретает большую округленность, становится более правильной, возникают первые орнаменты. Простые линии и точки, словно нанесенные неуверенной детской рукой, постепенно становятся все более точными, затем освобождаются от следов своего происхождения, связывавших их с искусством плетения корзин, становятся свободнее и разнообразнее. Затем появляются первые краски: белая, черная, красная. Постепенно горшки, миски, вазы становятся все более тонкостенными, все более твердыми, тщательно обожженными, многоцветными, со все более сложным орнаментом. Ни одно другое произведение человеческих рук не обнаруживает так явственно и убедительно процесс развития от примитива к культуре, от грубого к изящному, от предмета обихода, и мы уже можем так говорить, к произведению искусства. Сделав в музее сто шагов, можно легко проследить это развитие. Только шаги должны быть медленными и помогать раздумью. Необходимо проявить при этом хотя бы немного благоговения.

Где же впервые была открыта керамика? И когда?

Она была известна на Древнем Востоке более чем за 7000 лет, в Китае возможно, за 4000 и в Америке — за 2500 лет до н. э.. Такого рода древняя керамика была обнаружена как в Центральной Америке, так и южнее, а также на Северо-Востоке Северной Америки — археологи выделяют традиции "нуклеарную" ("сердцевидная", "центральная") и "вудленд"6.

Обе названные культуры керамики отличаются одна от другой. В древние времена независимо от Старого Света они дважды возникали в Америке. Естественно, что позже могли проявиться и влияния азиатских культур. Так же естественно и то, что они распространились по всему Американскому континенту, смешиваясь, оказывая взаимное влияние друг на друга. Вполне возможно, что керамика была изобретена не только дважды, но даже трижды в одной лишь Северной Америке. Предположительно еще один раз она возникла намного позже, около 400 г. н. э. в районе долины реки Сан-Хуан, лежащем вокруг Фор Корнере на Юго-Западе. Но вопрос об оригинальном характере местной керамики пока еще служит предметом острых споров.

Как ни удивительно, но существуют историки, особенно в Европе, которые упорно стремятся отыскивать следы "влияний" на развитие американской керамики. По необъяснимым причинам они упорно не хотят замечать в истории культур очевидной истины, которую демонстрирует история развития техники, а именно что вплоть до нашего времени одинаковые открытия нередко делаются одновременно в нескольких местах. Факты свидетельствуют: керамика в Америке возникла самостоятельно, притом по меньшей мере дважды! В связи с огромным количеством керамики, найденной в Северной Америке, невольно возникает вопрос о том, сколько времени требовалось в доисторические времена для ее изготовления. Только в 1925 г. были предприняты первые попытки дать обоснованный ответ на этот вопрос. Как выяснилось, для изготовления небольшого орнаментированного блюда требовалось около двух часов работы плюс около двенадцати часов для просушки. Обжиг продолжался от 36 до 80 минут7.

Но каким образом было открыто искусство изготовления керамики?

Любители литературных деликатесов, наверное, знакомы с английским сатириком Чарлзом Лембом. 150 лет назад он написал своеобразное эссе "Трактат о свином жарком". В нем Лемб развивал теорию, согласно которой искусство жарения мяса было открыто в седой древности маленьким китайским мальчиком Бо-бо, когда тот, играя, поджег хижину своего отца, в которой сгорели девять поросят. В этот момент ноздрей Бо-бо коснулся чудесный аромат, которого до этого ему ни разу в жизни не приходилось ощущать. Дальше — лучше. Сатира Лемба основана на предположении, что начиная с этого момента китайцы на протяжении жизни многих поколений (и это вполне логично) сжигали в своих хижинах запертых свиней, чтобы получить превосходное жаркое.

Утверждая теперь, что подлинная индейская керамика начинается с появлением процесса обжига, мы можем вообразить себе индейского Бо-бо, невинного ребенка, который точно так же во времена седой древности, играя, закатил однажды в остатки костра высушенное на солнце блюдо. Мы можем, далее, вообразить, что испугавшаяся поначалу мать затем с радостью обнаружила, что блюдо не только не испортилось, не только не раско-лолось, но стало намного тверже и гораздо удобнее в употреблении.

Аналогичные объяснения существуют и для возникновения первых орнаментов. Но только не столь гротескные. Например, сетка, сплетенная из прутьев, которая использовалась для переноски не полностью просохшей вазы, оставляла на ней отпечатки полос. Такие отпечатки затем уже по привычке наносились на такие же блюда и вазы, не требовавшие для своей переноски сетки. Но, не исключено, что первые орнаменты, открытые людьми, были те, которые они наносили на собственное тело. Раскраска и разрисовка тела были широко распространены среди индейцев, и, возможно, стремление к украшению было перенесено на предметы обихода. А богатство форм? Нет сомнения, что первоначально форма определялась назначением предмета. Но не следует забывать и стремления к игре. Человек всегда был и остается "хомо луденс" ("человеком играющим"), как его определял в одном из своих знаменитых трудов голландский историк культуры Иоганн Хуцинга8.

Следует иметь в виду, что возникновение керамики — это одно. Определение же ее значения, классификация — это совсем другое. Перед археологом встают шесть вопросов.

Где, в каком окружении и в каком слое найден тот или иной предмет?

Что представляет собой материал, и в которого он изготовлен?

Каков метод изготовления?

Каковы стиль, форма?

Какого рода орнамент?

Как обстоит дело с датировкой?

В связи с проблемами датировки в последнее время велись, особенно в Калифорнийском университете, настойчивые поиски метода, позволяющего совершенно точно определять абсолютное время изготовления любого керамического изделия или фрагмента. В результате такой метод был разработан. Это так называемый термолюминесцентный метод. Существо этого метода в том, что замеряется радиация, вызываемая повторным обжигом древней керамики, эта радиация обязана своим возникновением радиоактивности содержащихся в любой глине минералов.

В 1963 г. Е. Т. Халл — сотрудник Оксфордского университета, дал краткое описание метода. При этом он прояьил большую сдержанность в оценке значения, которое мог бы иметь этот метод. Однако в 1970 г. Халл заявил следующее: "Гончарные изделия и керамика всегда содержат определенное количество радиоактивных примесей (например, уран и торий), концентрация которых достигает нескольких частиц на миллион долей. Эти вещества выделяют в известной пропорции, зависящей от их концентрации в пробе, альфа-частицы. Если альфа-частицы минералов, вкрапленных в глину и содержащих радиоактивные примеси, будут поглощаться, это вызывает ионизацию атома: электроны освобождаются от прочных естественных связей с атомным ядром и позже под влиянием метастабильных положений высокой энергии приходят в состояние покоя. Таким образом происходит накопление энергии. При благоприятных температурах эти электроны остаются в метастабильных состояниях или ловушках. Если в определенный момент материал будет подвергнут нагреванию при достаточно высоких температурах, например при обжиге горшка, то тогда прочно удерживаемые электроны освобождаются и испускают свет.

С момента обжига, когда все ловушки были опустошены, до сегодняшнего дня шел процесс их наполнения. Он протекал соразмерно поглощению альфа-частиц материалом. Чем дальше отстоит этот момент от нашего времени, тем больше ловушек снова наполнится и тем больше будет термолюминесценция.

Чтобы таким путем установить возраст глиняного осколка, необходимо измерить:

1. Силу излучения света при нагревании пробы.

2. Альфа-радиоактивность пробы.

3. Способность пробы при искусственном облучении радиоактивным источником известной интенсивности давать термолюминесцентный эффект.

Определенная комбинация результатов измерений позволяет установить абсолютный возраст и время обжига. Можно также путем сравнения полученных данных с данными, относящимися к керамике, возраст которой точно известен, уточнить возраст пробы"9.

Однако следует помнить, что определение характера керамики не дело любителей. В 1965 г. я, отнюдь не новичок в европейской археологии, впервые попал в Северной Америке на территорию раскопок одной из древних индейских культур. Это были раскопки культуры хохокам в Снейктауне (штат Аризона), которые велись в основном Эмилем В. Хаури. Мы шагали по миллионам черепков. Хаури то здесь, то там поднимал с земли черепки размером с мелкую монету, не имевшие на своей поверхности ничего, кроме точки или оборванной линии. При этом Хаури бормотал: "Период такой-то, период такой-то, но этот намного древнее! Вот, посмотрите!" Насмешливая Энн Моррис, которая что-нибудь да сказала по любому поводу, так сообщает о сложностях идентификации керамики и своем первом "выходе в поле", состоявшемся в 1923 г.

"Это надо просто "почувствовать"! Хотя мои слова звучат совсем неубедительно, но только несколько лет спустя я вдруг почувствовала озарение. Оно было похоже на то, которое испытываешь при изучении иностранного языка, звучание которого пришлось слышать на протяжении определенного времени. Способность идентифицировать типы керамики "прорастает", словно прививка на дереве. Ночью вы еще ощущаете свою полную беспомощность. А на следующее утро вдруг чувствуете, что можете. Это искусство требует времени. Суть здесь не в точках и черточках, пятнах или линиях, форме или тоне. Это совершенно бессознательный процесс, в ходе которого все эти элементы комбинируются с трудноопределимым "нечто", значащим больше, чем слова"10.

Другой, более крупный ученый — А. О. Шепард предприняла в 1954 г. попытку кратко и наглядно изложить проблему классификации керамики. В результате появилась книга объемом 414 страниц!11

Теперь необходимо ознакомиться с двумя важнейшими вкладами, относящимися к области естественных наук, который сделала Северная Америка не только в свою собственную, но и в мировую археологию.

 

8. БЕГ ВРЕМЕНИ

"Мы, археологи, — отмечал в 1965 г. Фрёлих Рейни, директор Музея Пенсильванского университета, — слишком мало знаем о революционных изменениях в естественных науках, которые оказывают огромное влияние на наш мир. Я думаю, что физики в свою очередь слишком мало осознали значение исторических сил. В археологии по крайнер мере в повседневных практических исследованиях мы перешагнули границу, отделяющую естественные науки от гуманитарных. Гуманитарные и естественные науки пробуждают взаимный интерес, ведут к новому пониманию духовного содержания каждой из отраслей человеческого знания"1.

Слова Рейни относятся к 1965 г. Именно к этому времени многочисленные представители самых различных отраслей естественных наук, обладающие огромным богатством самых неожиданных идей, пришли на помощь археологии и обеспечили получение ошеломляющих результатов. Однако успехи, которые будут достигнуты в ближайшем будущем, наверняка будут носить еще более ошеломляющий характер. Сегодня в этом не приходится сомневаться.

В 1963 г. двое английских ученых предприняли первую попытку дать обзор множества естественнонаучных методов, применяемых в археологии. Дон Бразуэлл из Британского музея и Эрик Хиггс из Кембриджа назвали свой труд "Естественные науки в археологии. Исчерпывающий обзор прогресса в исследованиях". Внушительный том насчитывает 595 страниц. Он содержит 54 отдельные статьи различных авторов о множестве методов, позволяющих давать ответ на вопросы археологов с помощью всех возможностей естественных наук и современной технологии. За двадцать лет до этого такое положение даже не могло присниться ни археологу, ни ученому-естественнику.

Развитие этой новой техники идет какими быстрыми темпами, что сегодня книга на аналогичную тему содержала бы неизмеримо большее количество материалов. В 1952 г. работа Фредерика Е. Цойнера "Датирование прошлого" рассматривалась в качестве образца. Сегодня она имеет лишь исторический интерес, а увидевшее свет в 1970 г. второе издание крупного обобщающего труда Бразуэлла — Хиггса содержит на 125 страниц больше, чем первое2.

Наша книга посвящена истории североамериканской археологии. Поэтому, руководствуясь не только соображениями географического характера, мы ограничимся изложением двух методов, главным образом их ролью и значением, которые были разработаны только в Северной Америке и исключительно североамериканскими учеными. Речь идет о радиоуглеродном (его называют иначе метод С14) и дендрохронологическом (называемом также датировкой по годичным кольцам деревьев) методах датировки археологических объектов.

Наибольшую сенсацию среди всех остальных вызвал так называемый радиоуглеродный метод, открытый Уиллардом Ф. Либби из Чикагского университета и, как нам сегодня ясно, — по праву.

Либби родился в 1908 г. на одной из ферм штата Колорадо. Вначале он собирался стать инженером, затем передумал и занялся химией. В то время химию уже невозможно было представить без физики и математики. В рамках своей основной научной работы Либби все больший и больший интерес проявлял к явлению радиоактивности. В 1941–1945 гг. он принимал участие в создании атомной бомбы. Этот период своей деятельности он характеризует в общих чертах как период "исследований в военной области". После войны Либби стал профессором Чикагского университета и здесь разработал основы нового метода датировки.

Цитировать самого Либби совершенно невозможно, поскольку он дает по преимуществу чисто техническое описание. Однако Б. X. Уиллис, работавший в одной из первых радиоуглеродных лабораторий, начало которым положил Либби, а именно в лаборатории Кембриджского университета, однажды попытался кратко изложить существо метода.

"У Либби была идея о возможности использования образующегося в результате космического излучения радиоактивного углерода как ценного вспомогательного средства определения возраста археологических находок. Его натолкнуло на эту мысль то, что атомы С14 легко окислялись в двуокись углерода и без труда смешивались с содержащейся в атмосфере двуокисью углерода. Одним из следствий быстрой перегруппировки в земной атмосфере являлось равномерное распределение по всему миру углекислоты с радиоактивным углеродом. Можно было ожидать, что благодаря процессу фотосинтеза она в равном соотношении поглощалась всеми растениями. Дальше можно было предположить, что весь животный мир, зависящий прямо или косвенно от растительного мира, также должен иметь радиоактивность одинаковой степени. Таким же образом влияние космического излучения должно было проявляться и на жизни в морях. Ведь углекислота атмосферы находится в состоянии постоянного обмена — равновесия с углекислотой океана. Либби доказал, что это отношение равновесия достигается относительно быстро в сравнении с периодом полураспада С14. В момент смерти живого организма всякое накопление и всякий дальнейший обмен радиоактивным углеродом должен был бы прекратиться. Накопившийся радиоактивный углерод должен был бы тогда начать распадаться в экспоненциальной зависимости от времени"3.

Попросту говоря, речь идет о следующем. Из теории было из-вестно, что атмосфера Земли находится под длительным воздействием космических лучей. Под воздействием этих лучей в атмосфере Земли образуются нейтроны. Нейтроны вступают в реакцию с атомами азота, содержащегося, в атмосфере, при этом образуется незначительное количество (С14). Этот С14 смешивается с двуокисью углерода и достигает земной поверхности.

Теперь двуокись углерода, содержащая мельчайшие частицы С14, в процессе фотосинтеза потребляется растениями нашей планеты. Благодаря тому, что животные и люди поедают растения, С14 попадает в тело каждого животного и каждого человека.

Все это имело бы ограниченный интерес, если бы С14 не был радиоактивен. Вывод, к которому пришел Либби, состоял в том, что все органические вещества должны быть радиоактивны. Кроме того, он сделал еще один вывод — о возможности измерения этой радиоактивности. Путь к такому измерению был указан свойством радиоактивных веществ распадаться с определенной скоростью. Таким образом стало возможно установить, что через определенное время уровень радиоактивности определенного материала сокращался ровно наполовину, еще через один такой же период — на четверть и так далее. Это называется периодом полураспада. У С14 он, как считалось поначалу, составляет 5568 лет.

Важно, что уровень поглощения С14 растениями остается постоянным на всем протяжении жизни растения, а его количество сохраняется неизменным благодаря постоянным новым поступлениям. В момент смерти растения (либо животного, либо человека, до этого потреблявших растения в пищу) начинается распад. Поскольку с помощью счетчика Гейгера можно точно измерить количество С14, то становится возможным установить возраст умершего живого существа (не продолжительность его жизни, а время, прошедшее с момента смерти) и таким образом — исторический возраст любой органической ткани.

Либби опубликовал это открытие в 1947 г. Публикации предшествовали многочисленные исследования огромного количества органических тканей. Неприятное на первый взгляд сознание того, что мы сами радиоактивны, что радиоактивны молоко, которое мы пьем, съедаемые нами мясо, салат и другие продукты, стол, за которым мы сидим, кровать, в которой спим (а сегодня каждый школьник знает, насколько опасным является радиоактивное излучение), не должно нас пугать, ибо их радиоактивность ничтожно мала.

Поэтому главной проблемой для Либби являлась разработка сверхчувствительного метода измерений. Согласно теоретическим расчетам, дерево, срубленное, например, 5568 лет назад, должно было вызывать в счетчике Гейгера наполовину меньше щелчков, чем только что срубленное. Это предположение подтверждалось как в основе верное практикой измерений, ибо Либби удалось в невероятно короткий срок сконструировать необходимые для этих целей точные и даже сверхточные измерительные приборы.

И вот исследователи прошлого впервые услышали, что наконец открыт метод, позволявший чисто естественнонаучным путем устанавливать возраст предметов, точная датировка которых с помощью известных средств была невозможна. Редко случается, чтобы столь различные науки так быстро нашли друг друга, как в данном случае. Причина здесь состояла не только в глубокой заинтересованности археологов. Огромное значение имело то, что Либби сразу же оценил исключительные возможности, которые давала ему наука о древностях для доказательства правильности проделанных анализов. Он должен был просто опробовать свой метод на предметах, глубокая древность которых была установлена совершенно точно. Для этого больше всего подходил Древний Египет. Именно здесь археологам и историкам на основе письменных источников и астрономических данных удалось составить хронологию, указывавшую даты с точностью до десятилетий.

9 января 1948 г. состоялось первое заседание представителей различных отраслей науки. А вслед за этим в феврале того же года Американская антропологическая ассоциация создала рабочую комиссию, которая должна была определить возможность применения метода Либби в археологии. Председателем стал Фредерик Джонсон из Фонда Пибоди в Андовере. Кроме того, в комиссию вошли Фрёлих Рейни из Музея Пенсильванского университета, Дональд Колье из Чикагского музея и позже — геолог Ричард 'Фостер Флинт из Йельского университета. Затем они подобрали себе сотрудников, профессиональная компетентность которых не вызывала сомнений.

Теперь в лабораторию доктора Либби со всего света начал поступать поток материалов, составивших совершенно необычную для технических лабораторий коллекцию. Рабочее помещение Либби вскоре стало напоминать кунсткамеру. Там находились кусочки египетских мумий времен Древнего царства, древесный уголь костров, у которых грелись доисторические люди, зуб вымершего в конце ледникового периода мамонта, сандалия из индейского погребения, открытого в штате Огайо, кусочек доски от погребальной ладьи одного из фараонов, наполовину обуглившаяся кость с торчащим наконечником стрелы, кусочек балки, когда-то поддерживавшей крышу одного из хеттских храмов. Более половины проб, которые Либби исследовал в первый период работы, были американского происхождения, точнее говоря, 109 из 216. И это не удивительно, поскольку в первую очередь американские коллеги осаждали Либби просьбами помочь в датировке, над которой они годами безуспешно бились, погрязая в бесполезных спорах. Так обстояло, например, дело с датировкой самых ранних следов человека, найденных на Американском континенте, главным образом так называемых фолсомских людей, о которых мы еще услышим в этой книге.

Однако первые подтверждения теории Либби принесли пробы, поступавшие из района Средиземноморья. Первым он исследовал кусочек акации от балки, обнаруженной в гробнице египетского фараона Джосера. Археологи относили время царствования этого фараона к периоду около 2700 г. до н. э. Согласно результатам, полученным Либби, он царствовал намного раньше 2000 г. до н. э. Это был не очень хороший результат. Лучшие результаты дало исследование доски от погребальной ладьи фараона Сесостриса. Здесь ошибка составила всего лишь 4,5 %.

Затем произошло событие, которое, казалось, нанесло сокрушительный удар методу Либби, но завершилось его величайшим триумфом. Крупный американский археолог Джеймс Н. Брэстед, основатель и первый директор всемирно известного Восточного института Чикагского университета, Брэстед, авторитет своего времени в области египтологии, направил Либби доски от саркофага одного из фараонов, сообщив при этом, что они должны быть очень древними. Согласно масштабам, принятым египтологами, это могло означать тысячелетия. Исследования Либби показали, что доски были свежими! Что же соответствовало истине: выводы физика или авторитетное слово специалиста? Брэстед, не будучи упрямцем, вновь обследовал саркофаг. На этот раз он сделал это очень тщательно. И обнаружил, что он, великий знаток, стал обладателем современной подделки4.

Для Либби это явилось ни с чем не сравнимым триумфом. Тем не менее небольшие ошибки имели место. Так не могло продолжаться бесконечно долго. Некоторые археологи начали доверительно высказывать мнение, что, возможно, была проявлена излишняя поспешность, когда на новый метод стали возлагать слишком большие надежды. Сам Либби способствовал такому мнению, поскольку с самого начала заявил, что в его измерениях постоянно существовала неточность, составлявшая в среднем около 10 %. Поэтому он постарался устранить ее, введя поправочный коэффициент со знаком плюс или минус. В соответствии с этим указывалось, например, что данному дереву 2000 лет +- 100 или +- 200 лет. С этим фактором можно было не считаться, ибо при датировке доисторических объектов, где речь шла о тысячелетиях, возможность твердо установить столетие была большим шагом вперед. Теперь Либби знал, что он находится на верном пути. Задача состояла главным образом в том, чтобы усовершенствовать аппаратуру.

Когда сегодня входишь в радиоуглеродную лабораторию (сейчас в мире насчитывается несколько десятков таких лабораторий), создается впечатление, что ты попал в зловещий мир героев фильмов ужасов: какого-нибудь изувера профессора типа доктора Мабуза, который среди таинственных приборов работает над уничтожением очередного правительства или всего человечества.

Целая комната кажется состоящей исключительно из имеющих самую причудливую форму проводов, стеклянных и металлических трубок, колб, вставленных одна в другую. В этих трубках что-то кипит, клокочет, бурлит, во всех направлениях струятся жидкости и газы. Указатели измерительных приборов вздрагивают под воздействием неведомых сил. Непосвященному человеку это помещение представляется чем-то наподобие адской кухни. Самым странным там является, конечно, стальной, весящий многие тонны ящик величиной с рояль, очень напоминающий сейф. В глубинах его тайников хранится душа всей лаборатории: комбинация из счетных трубок для измерения радиоактивности.

К сожалению, практически невозможно просто поднести счетчик Гейгера к кусочку старого дерева, по количеству щелчков определить величину сохранившейся в нем радиоактивности и таким образом определить возраст предмета. Такая процедура невозможна хотя бы потому, что энергия излучения С14 слишком слаба. Кроме того, во многих случаях на показания прибора могут оказывать влияние другие радиоактивные вещества.

Первое, что приходится делать, — это выделять из обследуемого предмета чистый углерод. Как ни удивительно, но достигается это самым простым путем предмет сжигают. При сгорании углерод переходит в газообразное состояние, а из него затем опять легко переводится в твердую форму.

Когда Либби сделал соответствующее сообщение, у археологов замерло сердце! Неужели измерения можно производить яишь ценой полного уничтожения исследуемого предмета? Это вызывало настоящий ужас. В конце 40-х годов как раз были найдены свитки у Мертвого моря, содержавшие дотоле неизвестные библейские тексты, даже приблизительная датировка которых была чрезвычайно важна для теологии и истории церкви. И хотя в данном случае возможность точной датировки представлялась в высшей степени соблазнительной, было совершенно немыслимо допустить, что для этого придется пожертвовать хотя бы одним-единственным из этих свитков, чья ценность не могла быть выражена никакой материальной мерой.

Здесь действительно существует проблема. Либби сразу же подсчитал необходимое для анализов количество исходного материала. Так, если требовалось сделать два анализа дерева, Либби с самого начала настаивал на проведении контрольных измерений, необходимо было иметь по меньшей мере 20 г углерода. Для их получения нужен был кусочек дерева весом примерно 65 г. Это количество, естественно, менялось в зависимости от материала. Например, чтобы датировать торф или лен, требовалось около 200 г, а для костей — еще больше. При избытке материалов выполнение этого условия не являлось обременительным. Вскоре обнаружились новые погрешности, которые короткое время сильнейшим образом беспокоили самого Либби, неточности, вызывавшиеся в начале его опытов невозможностью ограничить влияние других излучений, были вскоре устранены благодаря быстро найденным мерам специальной защиты. Тем не менее вновь и вновь отмечались случаи полной ошибочности отдельных измерений. Вскоре выяснилось, что виноват в этом был не только Либби, а археологи, поставлявшие ему материал.

Вот элементарный случай. Археологи раскопали остатки дома, обнаружив при этом много балок. Они выпилили кусок одной из них и направили его Либби на контрольный анализ, только на контрольный, поскольку возраст дома был точно установлен с помощью других данных. Датировка Либби была на 200 лет старше возраста, установленного археологами. В данном случае при повторном обследовании места раскопок удалось выяснить следующее: дом во времена седой древности подвергался ремонту. Для ремонта использовалось дерево, оставшееся от снесенного здания, которое было построено за двести лет до этого. Археологи умышленно послали именно этот взятый из намного более древней балки кусок в лабораторию Либби!

Аналогичные проблемы возникали и при недостаточно внимательном изучении стратиграфии мест раскопок. В таких случаях Либби отправляли находки, которые предположительно относили к более древнему слою, тогда как в действительности они относились к гораздо более молодым слоям.

Существует еще один источник ошибок, за который не несут ответственность ни Либби, ни археологи. Он заключается в природе самого материала. Так, например, выяснилось, что мясо некоторых речных и морских организмов содержит меньшее количество радиоактивных веществ, чем их раковины. Или что некоторые растения поглощают меньше С14, чем другие растения в иной среде. Это такие источники ошибок, которые могли быть исключены только после накопления богатого опыта.

В высшей степени курьезные результаты были получены при исследовании относительно молодых деревьев, росших вдоль автострады. Согласно результатам радиоуглеродного анализа, им было по нескольку сот лет. Это был очевидный абсурд. Что же произошло? Вместе с отработанными газами наших фабрик и автомобилей, которые год от года создают все более сложные проблемы, в воздух поступает огромное количество углерода, который, если можно так выразиться, "утончает" нормально существующий углерод. Тем самым он значительно снижает долю радиоактивного вещества, как бы подменяя собой процесс распада, который вовсе не имел места.

Точно так же возможно и противоположное явление. Начиная с 1954 г. в лабораториях Северной Америки исследователи стали получать результаты измерений, значительно отличавшиеся от расчетных: все материалы стали вдруг на десять и более процентов моложе, чем ожидалось. В течение короткого времени это явление оставалось совершенно необъяснимым. До тех пор пока один из исследователей не пришел к мысли, что в этом были виноваты неоднократно проводившиеся после 1954 г. испытания водородной бомбы. Он оказался прав. После каждого взрыва облако высокой радиоактивности проносилось с запада на восток над территорией Америки, оказывая влияние на аппаратуру.

Сегодня нам известно гораздо больше источников ошибок, но они устраняются один за другим. Вместе с тем дело обстоит таким образом, что многие из первых анализов, произведенных вплоть до середины 50-х годов, должны были быть повторены. Это вызвано, в частности, изменением взглядов на упоминавшийся выше процесс полураспада. Теперь считается, что он происходит не за 5568 лет, а за 5730 лет. Вследствие этого результаты всех анализов, произведенных до 1961 г. включительно, должны быть пересчитаны еще раз, поскольку они были примерно на три процента ниже, чем следовало. Сегодня возможность такого уточнения расчетов в ближайшем будущем всегда принимается во внимание. Поэтому теперь обычно всякий раз, когда это оказывается возможным, часть материалов сохраняют для повторения анализов через несколько лет. Этому помогает и то, что теперь для проведения анализов требуется гораздо меньше исходного материала, чем прежде. Сегодня свитки, найденные у Мертвого моря, могли бы быть подвергнуты исследованию с минимальным для них ущербом.

К этому следует добавить, что в наши дни для определения возраста археологических объектов используется не только радиоуглеродный, но наряду с ним и целый ряд других методов. И сегодня каждый добросовестный археолог, прежде чем одобрить результат, стремится проделать все доступные исследования, выводы которых должны взаимно подкреплять друг друга.

Вместе с тем радиоуглеродный метод до сих пор остается важнейшим, позволяющим проникать в самое отдаленное прошлое. Когда Либби начинал свою работу, он был уверен, что вещества, возраст которых превышает 25 000 лет, недоступны для анализа. Сегодня возможно проводить анализ остатков, насчитывающих 70 000 лет, иными словами, восходящих почти к временам неандертальцев.

Уже длительное время все установленные даты постоянно систематизируются с помощью перфорированных карт компанией "Радиокарбон дейте инкорпорейтед", куда может обратиться любой ученый. Кроме того, ежегодно выходит в свет перечень дат под названием "Радиокарбон", публикацию которого начал журнал "Америкэн джорнел оф сайенс"

В 1960 г. Уиллард Ф. Либби был удостоен Нобелевской премии в области химии. Единственный ученый, удостоившийся этой высокой чести за работы1 связанные с археологией!

 

9. НЕСКОНЧАЕМОЕ ДРЕВО

При всем значении помощи, которую радиоуглеродный метод оказал археологии, ему было недоступно одно — определение дат с точностью до года. Между тем такой метод существовал задолго до появления радиоуглеродной датировки. То, что мы тем не менее упоминаем о нем во вторую очередь, имеет свое основание. Дело в том, что этот метод на протяжении длительного времени использовался лишь в ограниченном географическом районе, а именно на Юго-Западе Соединенных Штатов, и достиг технического совершенства только в два последние десятилетия, главным образом благодаря работам лаборатории дендрохронологии Аризонского университета в Тусоне.

Как все великие и простые идеи, метод датировки по древесным кольцам, или дендрохронология, был многократно продуман, прежде чем получил широкое практическое значение. Каждому Колумбу всегда предшествовали викинги. Поэтому не удивительно, что идея, лежащая в основе этого метода, возникла у человека, который предвосхитил почти все, — у Леонардо да Винчи. В его дневниках имеется указание, что по годичным кольцам деревьев можно различать влажные и засушливые годы.

Анализ по древесным кольцам был предложен еще в 1837 г. Чарлзом Баббиджем. Он рассказывает о методе оценки различных древесных колец и видит в этом возможность "перекрестной датировки" (мы объясним, что это значит). Он пишет: "…идею такого определения возраста затопленных лесов или торфяных болот можно было бы в конечном итоге связать с хронологией человечества". Фредерик Е. Цайнер — специалист по истории методов датировки прошлого, не колеблясь, заявляет в связи с данным высказыванием: "Это действительно примечательный случай научного предвидения"1.

Но настоящим автором метода и одновременно человеком, сделавшим его применение особенно плодотворным для археологии, был американец. Этот американец, физик и астроном, был директором обсерватории Стюарда в Аризонском университете и занимался совершенно другой проблемой — влиянием солнечных пятен на погоду Земли.

В принципе он открыл свой метод около 1913 г. Однако только в 1929 г. он смог, оглядываясь назад, начать одну из своих статей следующими гордыми словами: "Переводя историю, рассказанную годичными кольцами деревьев, в даты, мы тем самым смогли раздвинуть горизонты исторической науки в Соединенных Штатах. Нам удалось отодвинуть ее границы в глубь веков почти на 800 лет от момента прибытия Колумба на побережье Нового Света. Нам удалось создать для этого периода истории нашего Юго-Запада хронологию, превосходящую по точности любые сделанные человеческой рукой описания важнейших событий, даже если эти описания делались их современниками"2.

Отправным пунктом для работ автора этого метода доктора Эндрю Элликота Дугласа, который продолжал работать в лаборатории вплоть до своего девяностолетия (скончался в 1962 г. на девяносто пятом году жизни), явилось одно сделанное им наблюдение. Оно состояло в том, что солнечные пятна оказывают явное влияние на земной климат. Каждые одиннадцать лет, когда появляются солнечные пятна, на Земле наблюдаются многочисленные бури и дожди и, следовательно, значительно увеличивается количество влаги, поглощаемой растениями. Однако доктор Дуглас не располагал достаточным количеством метеорологических данных прошлого, относившихся к определенным датам, чтобы доказать правильность этого наблюдения для более продолжительного времени. Ведь регулярные наблюдения за погодой, ведущиеся метеорологическими станциями, являются сравнительно недавним нововведением.

В момент счастливого озарения он вспомнил о наблюдении, сделанном в детстве, которое наверняка делал каждый из нас. Если рассматривать срез спиленного дерева, то на нем можно видеть кольца, о которых с древнейших времен известно, что это годичные кольца. Но что нельзя обнаружить сразу при беглом взгляде и что навело доктора Дугласа на его плодотворную мысль, так это разница между кольцами. Многие из них узкие, многие — широкие. Иногда много узких колец следуют за немногими широкими, и наоборот. Они отличаются даже по цвету. Может быть, подумал Дуглас, толстые кольца соответствуют "тучным" годам, а тонкие — "тощим", иначе говоря влажным и засушливым?

Это было нетрудно доказать. На свежеспиленном дереве он мог быстро сопоставить внешние кольца со сводками погоды последних лет. Его предположение оказалось верным. То же самое подтвердилось при сравнении сводок погоды и колец, лежавших в глубине ствола около сердцевины. Когда же перед ним оказалось спиленное трехсотлетнее дерево, он смог точно сказать, какая погода преобладала в строго определенном районе на протяжении трех сотен лет.

Таким путем в Аризоне он нашел бесспорное совпадение между наличием солнечных пятен и особенностями роста деревьев. Каждые одиннадцать лет наблюдалось повышение влажности, или "тучные" периоды. За одним исключением. Между 1650 и 1725 гг. н. э. он обнаружил только засушливые годы! Могло ли такое быть? Неужели на протяжении 75 лет не было никаких солнечных пятен? Не вкралась ли ошибка в его наблюдения?

И здесь произошло нечто невероятное. Английский астроном Е. Уолтер Маундер слышал о работах Дугласа и написал ему письмо. Занимаясь на протяжении многих лет изучением солнечных пятен, он выяснил из совершенно иных источников, что около 1700 г. в течение длительного периода солнечные пятна отсутствовали. Он даже назвал даты, и оказалось, что это были те самые семьдесят пять лет, которые Дуглас определил по древесным кольцам!

Остается не очень ясным, что побудило затем доктора Дугласа применить открытый им метод ко все более далекому прошлому. Возможно, его просто раздражали препятствия, которые его деревья ставили ему на пути. В Аризоне, где он работал с хвойными породами, он смог дойти только до 1450 г., поскольку ему не удалось найти более древние экземпляры.

И тогда человеку, всю жизнь теснейшим образом связанному с Юго-Западом и хорошо знавшему в этом крае множество руин, вполне естественно пришла в голову мысль: попытаться добыть пару срезов от старых деревьев, которые были спилены испанцами до 1650 г. для постройки первых домов и церквей миссионеров. Первую помощь оказал ему в 1914 г. доктор Кларк Уисслер из Американского музея естественной истории в Нью-Йорке. Он предоставил в распоряжение Дугласа еще более древние пробы, в частности от балок доисторического пуэбло Бонито, находящегося в штате Нью-Мексико. Этого Дугласу оказалось недостаточно. Он между тем открыл, что для анализов вовсе не требовалось целых срезов от балок, а всего лишь так называемый "кор" — стержень, полученный из балки с помощью полого бура. Проба, имеющая форму стержня, может рассказать исследователю то же, что и пластинка среза.

Дуглас направил археологам, работавшим в различных уголках Юго-Запада, письма с просьбой прислать ему такие пробы — пластинки срезов и стержни, полученные с помощью бура. Сам он утверждал, что может извлечь интересующие его данные даже из полуобуглившихся остатков. Среди тех, кому он направил письма, были также Эрл X. Моррис, работавший в развалинах пуэбло Ацтек, и Нейл Джудд, проводивший раскопки в пуэбло Бонито. Оба эти больших поселения возникли почти в одно и то же время. Это вытекало из сходства всех обнаруженных там материалов. Однако действительно, в какое время?

Оба поселения относились к доиспанскому периоду. Это было ясно. Но поскольку ни в одном из уголков старой Америки не существовало письменного календаря, то ни Джудду, ни Моррису не приходило в голову никаких соображений по поводу того, к какому году христианского летосчисления следовало относить данные поселения.

И тут к ним обратился с письмом доктор Дуглас. "Я полагаю, — писал он, Вам будет небезынтересно узнать, что последние деревья, из которых изготовлены балки развалин Ацтека, были срублены ровно за девять лет до последних деревьев, послуживших материалом для балок пуэбло Бонито. Большая часть других деревянных деталей свидетельствует об одновременном заселении обоих поселений"3.

Он действительно так и написал: "Я полагаю, Вам будет небезынтересно узнать…" В действительности же эта новость произвела на Джудда и Морриса впечатление разорвавшейся бомбы. Было просто невероятным, что кто-то смог установить различие между доисторическими балками с точностью до девяти лет. И разве не мог бы такой волшебник установить одновременно, к какому столетию, а может быть, даже десятилетию относились эти девять лет?

Здесь Дуглас столкнулся с ключевой проблемой дендрохронологии. И он решил ее. Остается только удивляться, что в его собственном изложении открытого им метода нет ни малейшего упоминания о сделанном им ключевом открытии. Оно представлялось ему само собой разумеющимся.

Короче говоря, дело идет о том, что он открыл возможность перекрестной датировки, или "наложения". Если брать последнее выражение, то его можно перевести с английского в соответствии со смыслом как наложение заходящих друг на друга частей. Например, дерево, спиленное в 1960 г., имеет 200 годичных колец. Это значит, что его рост начался в 1760 г. 200 колец различаются по их ширине. Более широкие чередуются с узкими и точно отражают состояние климатических условий от года к году. Тогда специалист по датировке разыскивает в том же районе, например в старой церкви, соответственно очень древние балки из той же местности. Допустим, что такие балки насчитывают 100 колец. На длинной ленте вычерчивается график расположения колец каждого из обоих стволов. Эти ленты накладываются одна на другую. Затем они перемещаются относительно друг друга до тех пор, пока в благоприятном случае внешние кольца церковной балки не совместятся с внутренними кольцами дерева, начавшего свой рост в 1760 г. Допустим, что в нашем случае это совпадение, или "наложение", включает 50 колец, или 50 лет. Отсюда следует, что дерево, из которого была изготовлена церковная балка со 100-годичными кольцами, было срублено в 1810 г., а начало расти в 1710. В результате нам удалось, во-первых, датировать возраст церковной балки, и самое главное — нам удалось сделать шаг, ведущий на 50 лет дальше в глубь веков!

Теперь необходимо найти еще более древние балки, кольца которых могли бы "совместиться". Благодаря такому "нескончаемому древу" хронология, построенная на чередовании влажных и засушливых лет, может быть продолжена в прошлое до бесконечности: а как далеко?

Это звучит невероятно, но — заранее могу сказать — на Юго-Западе США такое нескончаемое древо было составлено вплоть до времен, предшествующих нашей эре!

Схема датировки по древесным кольцам (дендрохронология). Благодаря наложению друг на друга и совмещению срезов древесных стволов, начиная с полученного от недавно спиленного дерева, возможно определить время постройки бревенчатого дома, миссионерской церкви, пуэбло и, наконец, доисторической землянки с точностью до одного года.

Как видим, в принципе дендрохронологический метод весьма прост, на практике же весьма сложен. Это сразу становится очевидным при посещении дендрохронологи-ческой лаборатории. Эти лаборатории, несомненно, являются самыми благоухающими в мире. Радиоуглеродную лабораторию мы вынуждены были сравнивать с адской кухней. Напротив, дендро-хронологические лаборатории представляются продолжением учебного помещения, где могла бы преподаваться и высшая математика. Такое впечатление нарушают лишь чудесные запахи различных сортов дерева — от сандалового до твердой ели, доставленных сюда со всех концов света. Однако при взгляде на многочисленные графики и диаграммы, при взгляде через микроскоп на небольшие кусочки полуобугяившейся древесины сразу же становятся ясными некоторые трудности. В частности, ни одно дерево не может порадовать нас тем, что росло совершенно одинаково с соседями. Бесчисленные побочные влияния вызывают нарушение роста колец. Возникают сращения, напластования. Их зачастую бывает чрезвычайно трудно различить. А это ведет к неизбежному искажению значений. Последние, само собой разумеется, искажают данные всей шкалы в целом и крайне затрудняют "совмещение". В ходе продолжавшихся десятилетиями работ были открыты многочисленные особенности роста отдельных пород деревьев. Постоянно совершенствовались методы оценок. Когда Фей-Купер Коул, ведущий специалист по археологии Чикагского университета, создал там в 1934 г. дендрохронологическую лабораторию, то сразу же опробовал новый метод оценок, известный как "метод Гладвина". Он позволил преодолеть некоторые недостатки метода Дугласа. Зато породил новые ошибки. Однако нам следует вернуться к 20-м годам, ко временам первых успехов.

Однажды доктор Дуглас сравнил свой метод датировки по годичным кольцам деревьев с Розеттским камнем — плитой, содержавшей надписи на трех языках, которая дала ключ к расшифровке египетских иероглифов. Сегодня можно позволить себе такое сравнение. Однако в те времена, когда Дуглас сидел над кусками дерева из пуэбло Бонито, оно имело под собой мало оснований. Ибо тогда он оказался буквально в "подвешенном состоянии". Теперь же он начал получать поддержку, поскольку все начинали интересоваться этой новой отраслью науки. Национальное географическое общество, которому столь многим обязана археология, Американский музей естественной истории и Институт Карнеги в Вашингтоне были первыми, кто оказал ему поддержку, прежде всего финансовую. Было ясно, что доктору Дугласу необходимы пробы дерева, которые относились бы ко времени между раннеиспанской эпохой и, назовем ее так, эпохой Бонито-Ацтек. С этой целью было организовано не менее трех экспедиций: в 1923, 1928 и 1929 гг.

Еще до конца 1928 г. доктор Дуглас смог составить непрерывный ряд древесных колец, принадлежавших одной и той же породе деревьев, произраставших в одном и том же районе. Этот непрерывный ряд охватывал период вплоть до 1300 г. н. э. Один из кусков дерева, единственный из всех, уводил этот ряд дальше, чем за 1260 г. Одновременно он составил из обломков дерева, собранных более чем в тридцати развалинах древних поселений, "плавающую хронологию". Она охватывала не менее 585 лет. Слово "плавающая" означает здесь, что ему удалось последовательно объединить эти 585 лет в непрерывный ряд. Однако он не знал, к какому периоду христианского летосчисления следует отнести этот отрезок. Он знал лишь, что этот отрезок должен был начинаться где-то до 1260 г. Проблема состояла в том, чтобы заполнить эту брешь.

И она была решена в 1929 г.

Однако сделать это удалось не без трудностей, которые возникли там, где их никто не ожидал.

Дуглас и его помощники, появлявшиеся почти во всех пуэбло со своими бурами, возбудили недоверие у индейцев. Поначалу ученым немного помогали их искусство убеждения, стремление жить среди индейцев, настойчивость, с которой они изучали их язык, и строгое соблюдение всех сложных предписаний индейского этикета. Но, положа руку на сердце, нельзя не признать, что, если бы сегодня человек с другим цветом кожи, придерживающийся совершенно чуждых вам обычаев, вошел бы в ваш дом и объявил о своем намерении в интересах науки, которые вам совершенно не ясны, заняться высверливанием дыр в заботливо уложенных балках и стенах вашего жилища, вы наверняка решили бы, что он издевается, и выставили бы его вон.

Схема 5. Схема, показывающая еще раз метод "наложения" в дендрохронологии.

Однажды, когда ему не разрешили пользоваться буром, Дугласу, чтобы пересчитать древесные кольца, пришлось пролежать на животе семь часов подряд с 5 до 12 часов в обвалившемся погребе.

Тогда один из изобретательных сотрудников нашел выход. Совершенно случайно ему удалось установить, что тамошние индейцы ничего так не любили, как лиловый бархат. Археологи немедленно доставили в пуэбло кипы такого бархата. Одаривая индейцев бархатом и строго соблюдая другое условие, состоявшее в том, чтобы тщательно заделывать каждое сделанное буром отверстие кусочком бирюзы, дабы удержать в нем духов и не позволить им ни войти, ни выйти наружу, участники экспедиции получили возможность бурить, сколько им было угодно

Самое удачное бурение удалось провести в восточной Аризоне в развалинах Шоулоу. Здесь тогда совсем еще молодой Эмиль В Хаури обнаружил кусок дерева, который сразу вывел археоло гию Юго-Запада к началу христианского летосчисления. Этот кусок выглядел не слишком привлекательно. Он был наполовину обуглен. Его занесли в каталог под номером НН-39. После того как были проведены анализы этого куска, его номер стал самым знаменитым в истории североамериканской дендрохронологии.

Короче, он накладывался на составленный к этому моменту график древесных колец на отрезке, охватывавшем не менее 23 лет, и позволил определить дату 1237 г. Тем самым была получена возможность без труда установить и предшествующие даты вплоть, мы говорим об этом заранее, до 700 г. н. э.

При этом выяснилось, что между "твердой" хронологией и "плавающей" не было никакой разницы, никакого провала. С самого начала археологи могли бы установить факт "наложения", если бы располагали достаточным материалом. Но на раннем этапе раскопок было утрачено огромное количество такого материала. В то время археологи не уделяли никакого внимания небольшим, нередко крошившимся в руках кусочкам дерева, и выбрасывали их как совершенно бесполезные. Можно добавить, что как раз именно этот исторический отрезок характеризовался нарушением нормального развития древесных колец, создавшим значительные трудности для дендрохронологических изследований. Как можно было теперь установить, между 1276 и 1299 гг. н. э. наблюдалась совершенно необычная засуха. Эта засуха, длившаяся в течение жизни целого поколения, позже дала объяснение тогда еще остававшимся совершенно непонятными признакам массового переселения племен индейцев пуэбло. Как бы то ни было но в декабре 1929 г. доктор Дуглас смог объявить, что ему удалось создать непрерывную дендрохронологическую таблицу вплоть до 700 г. н. э. ("нескончаемое древо", насчитывавшее 1229 лет!) и что кроме пуэбло Бонито, ему удалось точно датировать развалины еще около сорока других пуэбло!

Приведем примеры такой датировки: Пуэбло Бонито

Ацтек

Меса-Верде

"Пещера мумий" ("Дом-башня")

Белый Дом

Ораиби

Кавайкух

Шоулоу

919-1130

1110–1121

1073–1262

1253–1284

1060–1275

1370–1800

1284–1495

1174–1383

Приведенные цифры дают представление отнюдь не о продолжительности существования пуэбло. Это становится ясным, если обратить внимание на то, что некоторые даты охватывают короткие отрезки времени. Они дают представление лишь о датах, приходящихся на время существования пуэбло, которые удалось совершенно точно установить.

Мы должны отчетливо представлять себе, что это самая точная археологическая датировка, подобную которой при полном отсутствии письменных источников вряд ли удавалось создать в каком-либо ином уголке мира! Имелись ли и в ней ошибки? И почему в нашем рассказе мы ограничиваемся исключительно районом американского Юго-Запада? Может быть, этот метод был непригоден для других мест?

Что касается ошибок, то их предусмотрительно суммировал доктор Брайант Баннистер, когда работал над диссертацией посвященной датировке района Чако-Каньона (куда входит и пуэбло Бонито). Он опубликовал ее в 1965 г., когда стал директором дендрохронологической лаборатории в Тусоне. Источники этих ошибок те же, с которыми вынуждены были считаться специалисты радиоуглеродного метода датировки.

Более того, это такие проблемы, с которыми в большей мере должны иметь дело археологи, обязанные учитывать все обстоятельства, чем специалисты по датировке. Сошлемся на такой случай. При исследовании развалин одного из пуэбло удалось доказать, что использованные при его постройке стволы деревьев были доставлены туда индейцами из района, расположенного за 280 км. Поэтому вследствие совершенно иного расположения древесных колец они, естественно, никак не вписывались в хронологию этих развалин. Или возьмем другой необычный случай, описанный Баннистером. "Дуглас сообщил о случае, когда один из древесных стволов, относившихся к XIV столетию, вероятно, вновь и вновь непрерывно использовался в строительстве до тех пор, пока в 1929 г. он не был обнаружен в совсем недавно покинутой жителями части пуэбло Ораиби"3.

Эти примеры приводят нас к последнему вопросу: почему до сих пор мы ограничивались исключительно сообщениями о Юго-Западе США? Потому, что вначале дендрохронологический метод был применен только на Юго-Западе, потому, что только на Юго-Западе существовали идеальные условия для его применения.

Разработанный Либби метод радиоуглеродной датировки явился подарком Америки археологии всего мира и был сразу же одобрен.

Открытая Дугласом дендрохронология поначалу могла быть использована только американцами. Каждый район предварительно должен составить свой собственный график чередования древесных колец. Поэтому, например, Дуглас не смог применить свой метод, когда он прибыл в неподалеку расположенную Калифорнию для поисков более древних деревьев и исследования гигантских секвой и деревьев Редвуда. Эти деревья прожили предельно долгий срок — до 3000 лет. Но они произрастали в совершенно иных климатических условиях, нежели те, в которых росли деревья в Аризоне и Нью-Мексико. Поэтому какое-либо "совмещение", или "наложение", годичных колец тех и других было невозможно. Доктор Эдмунд Шульманн, когда-то также работавший в Аризонском университете, открыл в 50-х годах еще более старые деревья — щетинистохвойные пинии в Калифорнии, возраст которых достигал 4500 лет. Это были старейшие обитатели Земли! Они должны были подтвердить возможность превосходного контроля радиоуглеродной датировки, которая здесь могла дать ошибочные результаты. Используя погибшие деревья, К. В. Фер-гюсон из того же университета сумел составить строго обоснованную хронологию, доходящую вплоть до 5200 г. до н. э.

Кроме того, как показал опыт, далеко не все климатические условия и деревья одинаково благоприятны для датировки. То, что Дуглас начал свои работы именно в Аризоне, явилось одной из самых счастливых случайностей, которую только можно было себе представить, поскольку произраставшие там хвойные деревья (сосна, ель, пихта) были самыми подходящими для разработки дендрохронологического метода.

Все же вскоре метод завоевал более широкие географические районы. Дж. Луис Гиддингс — один из наиболее видных исследователей эскимосов, применил метод Дугласа на Аляске. Он составил непрерывную хронологию вплоть до 978 г. н. э. В 1967 г. Чарлз К. Ди Песо сообщил, что во время особенно сложных раскопок древних слоев обширных руин Лас-Касас в мексиканской провинции Чиуауа он смог благодаря дендрохронологическому методу определить период в несколько сот лет, охватывавших время от 850 до 1336 г. н. э., когда город был сожжен дотла.

В ходе раскопок в Лас-Касас первоначально удалось составить лишь "плавающую" хронологию, охватывавшую 486 лет., прежде чем с помощью счетно-вычислительных машин был найден подход к "бесконечному древу". Следует совершенно четко заявить, что и "плавающая" хронология представляет собой величайшую ценность для археологов. Брайант Баннистер доказал это в Турции, другие исследователи — в Скандинавских странах. Она остается ценнейшим приобретением даже в тех случаях, когда нет возможности для ее соотнесения с христианским летосчислением. В высшей степени плодотворной является для археолога, к примеру, возможность точно соотнести благодаря ей по времени различные культурные слои определенного археологического объекта. "Плавающей" хронологии оказывается вполне достаточно для определения длительности существования одного или нескольких культурных слоев. Ведь даже самое тщательное стратиграфическое исследование дает ему представление лишь о последовательности их чередования.

Что касается ФРГ, то там вскоре после окончания второй мировой войны мюнхенскому ученому-лесоводу профессору Бруно Хуберу удалось составить непрерывный график дат, доходящий до 1300 г., для района, расположенного вблизи Берхтесгадена. Этот же метод стал внедрять также увлеченный любитель, преподаватель Эрнст Холыптейн из Трира. Сначала, около 1961 г., он занялся им как хобби. Затем продолжал работу при поддержке ученых до тех пор, пока в конце концов она не получила широкого признания. Правительство даже освободило его в этой связи на полтора года от преподавательской работы. Объектом исследований Холыптейна являлись по преимуществу старые дубы в Рейнской области. Он, например, определил дату сооружения западной части Трирского собора (1042–1074 гг.), основного здания собора в Шпейере (1045 г.) и скамеек на хорах Кёльнского собора (1308–1311 гг.).

Таким образом, благодаря человеку, которого поначалу интересовали лишь солнечные пятна, из Тусона в штате Аризона на половину земного шара распространился метод "абсолютной" датировки археологических объектов.