Дилан открыл глаза во тьме. Голова болела, разум был затуманен, все тело дрожало. Хоть он старался, он не мог вспомнить, как попал в такую ситуацию.

Где бы он ни был.

Он пытался сглотнуть, но что-то резиновое было у него во рту. Он хотел вытащить это, но руки не слушались.

Он слабо нахмурился, понимая, что его запястья и ноги крепко связаны.

Он выдохнул носом и вобрал теплый затхлый воздух. Он кричал, но кляп поглощал его голос как губка.

Становилось все хуже с каждой секундой.

Дикое рычание двигателя заполнило его уши, он оказался в багажнике машины. Он резко подпрыгивал, его бросало в стороны в тесном заключении.

Машина, похоже, стояла на светофоре, когда он очнулся. Это объясняло дрожь, но он не понимал, почему был связан и в багажнике.

Энергия медленно возвращалась к нему, он пытался нащупать, где открывается багажник. Он понял, что путь к отступлению отрезан.

«Блин».

Повозившись, он изменил позу и начал терзать внутреннюю обивку. Если он сможет добраться до тормозных огней, он сможет их зажечь. Если повезет, он сможет подать сигнал снаружи.

«Давай! ДАВАЙ!».

Он терзал все отчаяннее. Ногти ломались, кровоточили, но он не обращал внимания на боль. Теплая кровь текла по пальцам, собиралась под ним, но он держался.

«Клаустрофобия — состояние разума. Все страдания — состояние разума», — напоминал он себе снова и снова, пока слова не лишились смысла.

Ситуация быстро напомнила ему то, что он хранил глубоко в памяти.

История хотела повториться.

Три года назад.

Серебряный свет лился в окно. Было слишком ярко, чтобы смотреть на него прямо.

«Похоже, сегодня полная луна», — подумал Дилан и посмотрел на часы на побитом столике у кровати.

Было 3:12 утра, бараки были неподвижными, как замерзшее озеро.

Сжав губы и стиснув зубы, он выдохнул носом. Кровать скрипнула двадцать минут назад или кто-то из соседей по комнате пробормотал что-то невнятное во сне.

И вдруг уже оказалось 3:15 утра, у него оставалось пятнадцать минут, ни на секунду дольше.

Он перекатился на бок и съехал с кровати на колени. Из — под кровати он вытащил маленький рюкзак, куртку и ботинки.

Глядя то на одного кадета, то на другого, он выбрался из комнаты и осторожно закрыл дверь за собой.

«Одно есть», — он тихо выдохнул с облегчением. Самое неудобное препятствие было позади.

Он посмотрел в обе стороны в коридоре. Все было чисто, насколько он видел, но напротив была приоткрыта дверь в комнату кадета Колтона.

Все его тело напряглось.

Дилан понял, что не придумал правдоподобное объяснение, почему он снаружи в такое время.

Он посмотрел в сторону туалетов и быстро решил не задерживаться, пока проблема не прибыла сама. Он пошел по лестнице вниз на главный этаж, а потом принялся надевать ботинки и куртку.

Он закинул рюкзак, прокрался к выходу и выглянул в окошко на земли.

Все снова было чисто.

Он вышел из здания, лицо жалил холодный ночной воздух. Он глубоко вдохнул кислород и отправился к лесу, обрамляющему академию.

В такое время он вряд ли наткнулся бы на стража, но он не рисковал бежать по открытому пространству. Риск был слишком велик для пары сэкономленных минут. И он придерживался теней ночи, глядя на деревья вдали.

Вскоре он добрался до кромки леса и пересек порог в сердце природы.

Тьма окутала его, лунный свет едва пробирался сквозь ветви. И Дилан был слишком близко к зданиям, чтобы использовать фонарик.

И он поспешил по извилистой тропе, оценивая каждый шаг по силуэтам деревьев и кустов.

Шелест сухих листьев под ногами оглушал в ночи, и его сердце колотилось. Ему нужно было постараться не забрести на тренировочное поле и в выкопанный людьми овраг.

Или хуже: зацепить сигнализацию.

Его глаза привыкли к темноте, и он лучше замечал преграды на пути. Но, хоть он смог ускориться, конца тропы не было видно.

Он потерялся? Или идти было сложнее без света?

Он потянулся за картой, уверенный, что он уже далеко от кампуса. Но, как только он схватил фонарик, хруст веток напугал его.

Дилан повернулся к источнику шума и увидел в воздухе пару рук.

Жест мира?

— Представьтесь, — потребовал Дилан низким голосом. Если это был младший кадет, он сможет прогнать его, изобразив тут власть.

— Я не хочу бед, — сказал удивительно спокойный голос. — Просто ночная доставка.

Дилан включил фонарик и поднял его.

— Выйдите на свет, — приказал он и смотрел, как худой парень лет двадцати выходит вперед.

«Наверное, это он».

— Ты — Брайс?

— Он самый, — улыбнулся Брайс.

Дилан чуть расслабился.

— Все готово?

— Шшш, да… хотя есть зацепка.

— Какая? — Дилан помрачнел.

— У них были вычурные машины, так что я взял тебе хэтчбэк. Машина как у мам, но ее просто…

— А паспорт?

Брайс словно только вспомнил, что это была не вся их сделка, и вытащил синий паспорт из внутреннего кармана куртки.

— Вот он, — Брайс похлопал им по раскрытой ладони с игривой ухмылкой.

Дилан направил туда фонарик.

— Подними.

— Все в порядке. Я профессионал, — Брайс открыл страницу с фотографией Дилана и поднес к свету.

Дилан шагнул вперед и строго посмотрел на свой ID. Он взглянул на Брайса, читая его.

Хрупкое тело, спутанные волосы, маленькие зрачки. Он не казался Дилану тем, кто кидает клиентов.

Дилан убрал фонарик и вытащил двадцатидолларовые купюры из заднего кармана.

Он завершил обмен и принялся ближе изучать свой ID.

«Хорошо», — кивнул он. Дилан не смог бы отличить его от настоящего.

— Про профессионала ты не шутил, — он издал смешок.

— Счастливый клиент, — Брайс считал деньги, — возвращается, — он сунул плату в сумочку, не зная, что в Сиэтле Дилан собирался бросить машину и на автобусе поехать в Канаду.

Он сунул паспорт в карман.

— Машину ты взял под выдуманным именем?

— Да, все круто, — кивнул Брайс.

— И где она?

— Там… — Брайс кивнул на конец тропы. — Темно — серый хэтчбэк в третьем ряду парковки, — он отвел взгляд. — Зловещее, конечно, время, — он издал смешок, — но зато ни с кем не столкнешься. Если это не Хэллоуин, — он нахмурился. — Это я по опыту знаю, — он вытащил из сумочки ключи.

Дилан потянулся за ними, но чуть не выпрыгнул из кожи от пронзительного крика. Жуткие звуки заполнили лес, словно свет окружал силуэт.

— Блин… — Брайс запаниковал, как испуганная газель, бросился по тропе, пропав почти мгновенно.

Еще один крик перебил эхо предыдущего, заманивая Дилана. Он не понимал, кричит юноша или девушка.

Он посмотрел, куда убежал Брайс, это был его единственный способ успеть к Ромеру до его суда. Но крик боли незнакомца не пускал его.

— Черт возьми, — выругался он и пошел на крики. С каждым шагом голо жертвы был все громче, Дилан вышел на край большого кладбища.

«Брайс что-то такое упоминал».

Он скрывался за большим деревом, смотрел на странный вид перед собой.

В пятидесяти футах вперед трое кадетов стояли смирно спинами к нему, облаченные в форму. Четвертый ходил вокруг шестерых юных кадетов на коленях, которые стояли идеальным рядом. Они были в одних трусах, на них телах были грязью нарисованы номера.

Пока один не склонился, Дилан не понял, что их руки связаны за спинами.

Кадета прижали лбом к земле, он раскрыл рот. Его всхлипы стали такими сильными, что звуки не вырывались из горла.

Кружащий кадет рассказывал, что нужно, чтобы стать настоящим солдатом. Как почетно закончить эту академию. Как важно победить свои страхи раньше, чем тебя убьют на поле боя, ведь страхи были пагубными для выживания.

«Ох и слова ты подбираешь, идиот».

Дилан хмуро смотрел на обезьяну, самопровозглашенного альфу академии, Тобиаса Колтона. Только ему во всем мире Дилан выстрелил бы в лицо и потом не мучился.

Колтон закончил монолог и встал рядом с рыдающим кадетом. Он смотрел на него пару мгновений, а потом вдруг склонился.

— А НУ ВСТАЛ! — рявкнул он в ухо кадета, и ребенок резко вскочил. — И ты зовешь себя ЧЕРТОВЫМ СОЛДАТОМ?!

— У меня клаустроф — ф… — лепетал кадет, — ф — фобия, — он сжался от веса страха. — К — к — клянусь.

«Клаустрофобия?».

Дилан проследил за взглядом Колтона на грубого вида ящик.

Гроб.

И рядом с ним был темный прямоугольник. Не тень.

Свежевыкопанная могила.

Огромные глаза Дилана посмотрели на Колтона, он бросил что-то размером с кубик сахара в воздух.

— Проси об удаче, — Колтон ухмыльнулся. — Конечно, если кто-то из товарищей не хочет вызваться добровольно? — он посмотрел на других кандидатов, но те отвели глаза.

— НЕТ, — молил юный кадет, товарищи Колтона схватили его и потащили к гробу.

— Не веди себя как девчонка! — рявкнул Колтон, мальчика запихивали в ящик. Он закрыл крышку, заглушив вопли жертвы. — И не задыхайся так, — он склонился и крикнул в крышку. — Воздуха тебе хватит на четыре часа.

Широко улыбаясь, Колтон скрестил руки и попятился, глядя, как его товарищи забивают гвозди в крышку гроба. И Дилан поймал себя на том, что шагает к Колтону, как снаряд ярости.

Он напал на Колтона сзади и ударил под коленом.

Колтон охнул и упал на колени, при виде этого другие перестали заколачивать гвозди.

Дилан использовал шанс и прошел к гробу, оттолкнул кадета с пути и принялся вытаскивать гвозди другой стороной молотка.

— Смотрите, кто это! — Колтон встал на ноги. — Разве тебе не пора спать? Не пора прятаться под одеялом и рыдать во сне?

«Не слушай его. Не слушай».

— Что ты здесь делаешь? — Колтон прошел к нему. — Ты преследовал нас? — он дразнил игривым голосом, а потом упер руки в бока. — Обиделся, что тебя не взяли?

Дилан не реагировал. Он хотел лишь вытащить и отпустить ребенка.

— Обычно так бывает со студентами по обмену, — сказал Колтон, Дилан вытащил последний гвоздь и открыл гроб, увидел заплаканное лицо ребенка. — Но всегда есть способы исправить это.

Пальцы впились в плечи Дилана и оттащили его, земля столкнулась с его головой.

От удара боль пронзила его спину, он пару мгновений ничего не видел.

Он потянулся к пульсирующей голове, но рука упала, когда его ударили в ребра.

Дилан сжался, больше ударов попадало по его телу.

Колтон вытащил кадета из гроба и бросил его на траву. Он подошел к Дилану, оттолкнул своих прихвостней и ударил Дилана в живот так, что тот рухнул на спину. Он наступил на грудную клетку Дилана и надавил на него.

Едва дыша, Дилан схватился за ногу Колтона, сжал в кулак другую руку и ударил по лодыжке.

Колтон отшатнулся, а потом с рычанием вернулся и начал бить Дилана в живот изо всех сил.

Каждый дюйм тела болел, Дилан ощутил, как четвертый удар нанес трещину, а пятый разбил ребра. Он не слышал слова Колтона потом из-за своего крика.

Земля вдруг пропала под ним.

Небо двигалось.

«Прошу, — его сердце сжалось. — Прошу, не надо».

И он охнул, когда кадеты бросили его в гроб, выбивая остатки дыхания из легких. От столкновения одно из сломанных ребер Дилана сместилось и ранило внутри. Его вой боли стал оглушительным, а кадеты забили крышку, лишив его света.

Сдавленный голос Дилана, его тяжелое дыхание и стук сердца эхом отражались от стен, и от этого становилось теснее.

Он молился, чтобы кошмар закончился, чтобы его тело отключилось, но упрямый разум цеплялся за сознание. Несмотря на его усилия, он заплакал, пока его опускали в землю.

Тьма стала еще темнее. Спертый воздух стал тяжелее, он был обречен, это было горько. Он попал в кошмар наяву, но не знал, что пугало его больше — смерть от боли или выжить с болью.

Сегодня.

«Клаустрофобия — состояние разума, — повторял Дилан в багажнике. — Все страдания — состояние разума».

Он пережил худшее. Было куда хуже.

Услышав нечто, похожее на выстрел, он вжался в пол. Шины заскрипели, оглушая, его бросало в стороны.

Дилан сжимался, гремело все больше выстрелов, он был уверен с каждым выстрелом, что следующая пуля найдет его.

Но он снова ударился о край багажника, когда машина во что-то врезалась.

От удара голову встряхнуло, разум затуманился. Он уже удивительно долго продержался.

Зрение затопил свет, багажник открыли.

Мужчина в черной маске схватил Дилана за воротник и притянул ближе. Он вытащил шприц с голубой жидкостью и вонзил иглу в шею Дилана.

Шею жалило, но жидкость растекалась по венам, успокаивая. Через секунды знакомые глаза похитителя пропали.

Все границы стали размытыми пятнами цвета.

Звуки угасали.

Мышцы Дилана расслабились, и он с тяжелым телом провалился в мирную бездну.