азавтра Бабалы так и не встретился с Иваном Петровичем. Зотова вызвали с отчетом в Марыйский облисполком. А потом в главное управление строительства Большого канала. Так он и не смог познакомить Бабалы с положением на участке.

Впрочем, нетрудно было: заметить даже с первого, беглого взгляда, что положение — не из лучших.

Бродя по участку, Бабалы то и дело натыкался на какой-нибудь непорядок: чепе тут были не в диковинку. То кто-нибудь из строителей, пропьянствовав всю ночь, не являлся на работу. То возникал скандал из-за пропавшего инструмента. То строители поднимали ругань из-за нехватки или несвоевременной доставки материалов.

В общем, трудовая жизнь стройки походила на тяжело груженную машину, которая то и дело застревает на дороге, налетев то на камень, то на колдобину.

Бабалы отмечал про себя все неполадки, но пока не вмешивался: ведь на участке лишь немногие знали, что он назначен сюда начальником вместо Зотова. Даже сам Иван Петрович вроде не подозревал об этом, полагая, что Бабалы прислали ему в подчинение.

Когда Зотов наконец появился на участке, то успел перекинуться с Бабалы лишь несколькими словами. Вид у него был как у загнанной лошади. Он метался по строительной территории, словно суслик, потерявший свою нору. Бабалы только покачивал головой, видя, как Иван Петрович отдает беспорядочные распоряжения и поминутно в отчаянии хлопает себя ладонью по бедру,

К вечеру Иван Петрович так замотался, что и сам уже не понимал — кому и что поручает. Обращаясь к своим работникам, он путал их имена, и даже Бабалы назвал Николаем.

По участку поползли слухи о прибытии «большого начальства».

Бабалы знал, кто именно должен приехать, и внутренне готовился к этому визиту.

Приезд «большого начальства» был очень ко времени и многое должен был решить.

Бабалы, например, заботила судьба Зотова.

Зотов тут, конечно, наломал дров. Но это скорее его беда, а не вина. При своей слабохарактерности он и не мог справиться с обязанностями начальника такого крупного участка, как Рахмет. Бабалы и в своих-то силах сомневался, — ведь для того, чтобы руководить таким сложным хозяйством, разношерстной массой строителей, нужны были организаторские способности, упорство, напористость, умение разбираться в людях. Всего этого явно недоставало Зотову. Но это был знающий, талантливый инженер. К тому же обладавший такими бесценными качествами, как честность и добросовестность. Уж этого у него нельзя было отнять. Ему только помочь надо… Недаром же молвит пословица, что при доброй поддержке и захудалый пес одолеет волка. Человек — тем более нуждается в помощи. Бабалы и самому без нее не обойтись. Дела на участке слишком уж запущены…

«Ладно, — сказал он сам себе, — приедет начальство — все встанет на свои места».

Начальство не заставило себя долго ждать.

Утром на дороге показались три машины, окутанные густой пылью; впереди катил «ЗИМ», за ним — два «газика».

У конторы машины остановились, и из «ЗИМа» вылезли двое мужчин: начальник строительства Большого канала Сергей Герасимович Новченко и недавно назначенный главным инженером Николай Осипович Ханин.

В «свите», размещавшейся в «газиках», были работники управления строительства, облисполкома.

Новченко был одет по-дорожному: старые запыленные брезентовые сапоги, серая просторная тужурка полувоенного покроя с оттопыренными карманами, соломенная шляпа…

Достав из нагрудного кармана темные очки, Новченко надел их, огляделся и сунул обратно в карман. Снял шляпу, большим носовым платком вытер вспотевший лоб и голову, уже начавшую лысеть.

Все это он проделал молча, и молчание его было тяжкое, как предгрозовая духота.

Бабалы знал: ничего доброго оно не предвещало.

Только водворив шляпу на голову, Новченко хмуро и холодно поздоровался с Зотовым и другими руководителями участка, которые вышли из конторы встретить высоких гостей. Бабалы он пожал руку чуть крепче, чем другим.

Иван Петрович хотел было заговорить с ним, но

Новченко, не дав ему и слова вымолвить, повелительно мотнул головой:

— Пошли. Прогуляемся по вашим владениям.

Все двинулись за начальником строительства.

Задержавшись у какой-то детали, занесенной песком, Новченко ткнул в нее сапогом, повернулся к Зотову:

— Что это такое?

— Это?.. Это… поршень, — заикаясь, ответил Иван Петрович.

— Я и сам вижу, что поршень. Пока еще можно об этом догадаться. — Новченко повысил голос: — Я спрашиваю: почему он тут валяется? Кто это поспешил устроить ему похороны?

— Простите… Виноваты, Сергей Герасимович…

— У вас что, на участке излишек поршней?

— Наоборот, Сергей Герасимович, нехватка.

— Какого же черта вы ими разбрасываетесь с такой щедрой небрежностью?

Зотов вздохнул:

— Виноваты…

Бабалы, хорошо знавший Новченко, немало поработавший под его началом, все ждал, когда тот по-настоящему взорвется. И дождался… В ярости раздувая ноздри, Новченко заорал на Ивана Петровича:

— Что вы заладили как попугай: виноваты, виноваты!.. Я вам не поп, чтобы передо мной в своих грехах каяться. Кто конкретный виновник этого безобразия?

— Виновника сейчас трудно найти…

— Значит, ты виновник!.. Ты!..

Он хотел еще что-то сказать, но сдержался и зашагал дальше.

И сразу же заметил машину, увязшую в песке тремя колесами — четвертое отсутствовало.

С грозным видом он опять обратился к Зотову:

— У вас что, на участке в моде трехколесные машины?..

— Видите ли, Сергей Герасимович… Грунт тут тяжелый… Колеса летят…

— Как бы кто не полетел со стройки!

Зотов только покорно пожал плечами:

— Ваша воля. Только сами видите, какие тут дороги.

— Вижу! Вижу!.. Сам черт сломит ногу!.. — Новченко уставился на Ивана Петровича, как удав на кролика. — А кто виноват?.. Может, прикажете мне засучить рукава и заняться строительством дорог? Или это все-таки твоя прямая обязанность?

— Винова… Простите, Сергей Герасимович. Недосмотрел…

— А за чем ты тут «досмотрел»? Да я бы тебя не только начальником — сторожем здесь не оставил!

Бабалы с жалостью поглядывал на совсем потерявшегося Ивана Петровича и с неодобрением — на Новченко. Ему известно было, что начальник в ярости не скупится ни на ругань, ни на оскорбления. Но в разговоре с Зотовым он перешел уже всякие границы…

По мнению Бабалы, при той силе воли, какой обладал Новченко, он вполне мог избавиться от грубости и несдержанности — да, видно, не прилагал для этого никаких усилий. А может, даже считал в глубине души, что только так и нужно обращаться с проштрафившимися работниками… Зотов, однако, не заслуживал столь грубого разноса.

Бабалы поискал взглядом Ханина. Тот, как старший коллега Зотова, вправе был осадить разбушевавшегося Новченко. Николай Осипович с отрешенным видом вышагивал в стороне от всех по краю дороги. Неизвестно почему, но вырядился он, как на увеселительную прогулку: чистенько, чуть даже франтовато. Здесь же было столько пыли, что ноги погружались в нее чуть не по колено. Спасая от пыли свой костюм, Ханин и поспешил отойти подальше…

Сейчас все шли лицом к солнцу. Новченко опять надел черные очки. Ткнул пальцем в бездействующий экскаватор:

— Почему экскаватор в простое?

Зотов ответил упавшим голосом:

— Неисправен, Сергей Герасимович.

— Почему до сих пор не отремонтирован?

— Нет нужного инструмента. И запасных частей. Механик поехал за ними в Чарджоу.

— К чертовой бабушке его надо было отправить или подальше. Вместе с начальником участка! Вместо того чтобы вкалывать днем и ночью — механизмы ржавеют. А вон тот экскаватор — тоже неисправен?

— Он должен работать на токе от энергопоезда.

— Почему тока нет?

— Не успели подтянуть проводку.

— Та-ак… — зловеще протянул Новченко. — А вон тот бульдозер?

— Нож вышел из строя. Я же говорил: грунт здесь жесткий.

— Или нрав у начальника слишком мягкий? Почему не заменили нож?

— Нечем…

У Новченко от гнева побагровело лицо. Сверкая глазами, он повернулся к Бабалы:

— Полюбуйся-ка на этих работничков!.. Того нет, этого нет, тот уехал, этот недоглядел… Все виноваты — и виноватых нет! Не работают, а ишака за хвост тянут, черт бы их побрал!

Он окинул Зотова испепеляющим взглядом:

— Руководитель, мать твою так!.. Да тебя под суд мало отдать! Миллионы людей мечтают о воде, которую мы обещали им дать! Ее ждут тысячи гектаров целины, стада и отары!.. Из-за нехватки воды в республике кормов не хватает, поголовье не растет!.. Народ не простит нам, если мы опоздаем пустить воду. Сколько хлопка, мяса мы у него украдем!.. Да, да, вы народ грабите! И государство, доверившее вам мощную технику! Вы в землю втаптываете народное добро!.. Вместо того чтобы беречь каждый болт, как зеницу ока, чтобы взять от техники все, что можно, превращая ночи в дни, вы тут свалку устроили из механизмов и рабочих часов!.. Да, да, это не экскаватор простаивает, — это время остановилось! По вашей милости, гражданин Зотов!

Новченко назвал Ивана Петровича, как подсудимого, — «гражданин», и тот даже вздрогнул. Он слушал начальника строительства, опустив голову, с лица градом струился пот, от которого ватник на груди сделался мокрым.

Новченко тоже вспотел. Достав платок, он вытер им лоб и шею. Руки у него тряслись от злости и возбуждения, он задел и сбил свои темные очки и даже не заметил этого, пока кто-то не поднял их с земли. Пытаясь сунуть их в карман, он выронил платок, но и за ним не нагнулся, а носком сапога втоптал его в пыль.

Бабалы понимал, что в словах Новченко много справедливого, но не мог одобрить его тона. Ни криком, ни бранью делу не поможешь. Ничего не скажешь, Новченко руководитель, закаленный в горниле больших строек, беззаветно преданный делу, жестко-упорный в достижении цели. Все это вызывало к нему уважение… Но какое он имеет право кричать на своих подчиненных, оскорблять их?! Так он и себя до инсульта доведет, вон глаза-то какие красные, да и шея налилась кровью. А на Иване Петровиче прямо лица нет… Бедняга!.. Ну, виноват он — так ведь не только он! Запчасти-то и правда поступают неравномерно. Ладно, пускай он даже кругом виноват, но зачем же кричать — его поддержать надо!.. Будь он огнем — все равно ничего не мог бы поджечь, без помощи со стороны. Нельзя так, Сергей Герасимович! Не стоит злоупотреблять своей властью, времена окрика прошли, мы все — товарищи по работе. Раньше говаривали: от сильного всегда цветами пахнет. «Вышестоящее» начальство, дескать, всегда право. Но ведь мы социализм строим, мы уничтожили господство одного человека над другим, а значит, и привилегию более высокого руководителя унижать криком и бранью тех, кто стоит хоть на ступеньку ниже. Да и себя тоже… Сама по себе должность не может быть ни правой, ни виноватой.

Впрочем, Бабалы пока не решался прямо выступить в защиту Ивана Петровича. И не только потому, что по возрасту был моложе Новченко, — нет, он еще не имел права голоса потому, что на стройке-то провел всего несколько дней, не разобрался во всем как следует.

И опять он покосился на Ханина. Однако хоть тот уже подошел к общей группе, но и бровью не повел даже тогда, когда Новченко обрушил на бедного Ивана Петровича откровенную матерщину. Стекла его пенсне поблескивали на солнце холодно и равнодушно.

А когда наконец Новченко выдохся, Ханин, вместо того чтобы одернуть его и оборонить Зотова от грубых упреков и угроз, принял сторону начальника строительства. Обращаясь к Ивану Петровичу, он процедил:

— Видно, нянчились с тобой слишком, товарищ Зотов. Вот ты и распоясался. Тебя давно следовало бы выгнать со стройки.

Тут уж Бабалы не выдержал:

— За что?

— За головотяпство.

— Что Иван Петрович головотяп — еще не доказано. И в безобразиях, творящихся на участке, виноват не только он.

Холодный блеск пенсне ударил прямо в глаза Бабалы:

— Кто же еще?

— А вот в этом вы должны были разобраться. И оказать Ивану Петровичу необходимую помощь. Да, да, его надо было поддержать, а не валить все на его голову! Это легче всего…

— Гм… Вы, как я понимаю, даете указания руководству стройки? Не слишком ли много вы на себя берете, товарищ…

— Товарищ Бабалы Артык, — подсказал Новченко, успевший уже несколько остыть. — И кончайте спорить. Спор — бесплодный. Зотов уже снят с должности. Бабалы Артык как раз и назначен новым начальником участка Рахмет. Поздравим же его и с назначением, и с приездом.

Бабалы подумал, что вот с этого Новченко и следовало бы начать, тогда, может, вся ситуация не приняла бы такого острого характера, и Иван Петрович не обливался бы потом от обиды, страха и унижения.

Зотов все стоял перед Новченко в беззащитной позе, растерянно моргая белыми ресницами:

— А… а куда же меня, Сергей Герасимович?

— А ты, дорогой, можешь катиться на все четыре стороны. В партии, возможно, тебя и оставят, но на строительстве Большого канала тебе не место!.. Я бы с удовольствием отдал тебя под суд… Да не хочется класть пятно на участок. Вот так, гражданин Зотов.

У Ивана Петровича опустились плечи. Бабалы казалось, что он вот-вот расплачется… Самое время было за него вступиться.

Бабалы, однако, знал, как упрям Новченко. Сергей Герасимович не привык брать обратно свои слова. Если уж что скажет — умрет, а от своего не отступится.

Как-то на строительстве Сарыязинского водохранилища он приказал шоферу ехать по дамбе, которая была еще слабо укреплена. Шофер видел, что машина здесь не пройдет, но ему ничего не оставалось, как подчиниться приказу Новченко — спорить с ним решались не многие. Не проехала машина и десяти метров, как колеса завязли в рыхлой глине. С трудом удалось вытянуть машину из глины, шофер дал задний ход, а Новченко повторил приказ: вперед!.. Снова машина увязла, снова ее пришлось выволакивать. На заколдованное место насыпали сухой земли, — не помогло. Машина, едва двинувшись вперед, застревала, ее вытаскивали, и так повторялось много раз, до тех пор пока шоферу наконец не посчастливилось проскочить злополучный участок. Новченко был доволен, хотя если бы он поехал стороной, то потерял бы две-три минуты лишних, а на преодоление трудной дороги потратил целый час. Это его, однако, не удручало, он был доволен — потому что добился все-таки своего!..

Таким знал Сергея Герасимовича Бабалы и потому медлил, раздумывая, как бы к нему подступиться…

Но когда-нибудь надо же было начать! И он сказал:

— Сергей Герасимович… У меня к вам просьба…

— Только одна? — насмешливо переспросил Новченко. — Что ж, говори.

— Скажу. Но с условием, что вы выслушаете меня до конца, не прерывая.

— Вот как! Еще не приступил к работе и уже ставишь условия?

— Не такие уж невыполнимые, Сергей Герасимович.

Новченко усмехнулся:

— Это для кого как. Ладно, товарищ начальник, постараюсь сдержаться и не перебивать тебя. Говори.

— Видите ли, Сергей Герасимович… Полностью я в курс дела на участке, естественно, не успел еще войти. Но кое-что Мне уже ясно. Прорех тут более чем достаточно, но не все они возникли по вине Ивана Петровича, он просто не в силах был многие залатать…

— Обязан был, черт его подери!

— Порой на людей возлагают обязанности, с которыми они заведомо не способны справиться… Ивану Петровичу мешает некоторая мягкотелость, вы уж простите меня, Иван Петрович…

Зотов только рукой махнул:

— Да что уж там!.. Вы правы.

— Он инженер, а не организатор, — продолжал Бабалы.

Новченко все-таки не удержался от реплики:

— Я тоже организатором не родился. Да и ты до сих пор инженерил, а не руководил…

— Как знать, Сергей Герасимович, может, скоро вы и на меня будете кричать. Но вы обещали не перебивать меня!

— Молчу, молчу. Хм. Любопытно, куда это ты клонишь…

— А вы потерпите, сейчас узнаете. Вы слышали поговорку: хотел бровь поправить, а вышиб глаз?.. Мне кажется, что, удаляя с участка Ивана Петровича, мы именно глаз себе вышибем, а не поправим дела. Он тут не новичок. И я верю в его инженерский талант. Я многому научился у вас, Сергей Герасимович, но когда-то и Иван Петрович был моим учителем.

— Хм… Что же ты от меня хочешь?.. Чтобы я тебя опять в ученики к нему поставил? Ну, нет, дудки!.. Он тебя научит — как работу разваливать!..

— Каждый хорош на своем месте, Сергей Герасимович. Еще неизвестно, будете ли вы довольны мной как своим учеником…

— Не повторяйся, Бабалы. Человека украшает скромность, а не сомнение в своих силах. Да и поздно сомневаться, ты уже назначен начальником участка. Не беспокойся, не справишься — снимем.

— Как начальник участка — имею я право кое-что потребовать?

— В пределах разумного и возможного.

— Так вот, я хочу, чтобы вы утвердили Зотова в должности главного инженера участка Рахмет. Тем более что никто на эту должность пока не назначен. И, кстати, Ивану Петровичу приходилось тянуть воз за двоих. Это тоже следовало бы учесть…

У Новченко округлились глаза:

— Зотова — главным инженером? Никогда!

— Сергей Герасимович…

— Хватит, Бабалы. Ты знаешь: я своих решений не меняю.

— Знаю, Сергей Герасимович. Знаю. — Бабалы приложил ладонь к сердцу: — Но прошу вас — переупрямьте на этот раз самого себя. Ради пользы дела! Я ведь; знаю, как вы за него болеете, за общее наше дело. А я готов вас заверить; если Иван Петрович будет моим помощником, мы совместными усилиями распутаем узлы в работе участка…

Новченко задумался. А Ханин бросил с усмешкой:

— Он ведь сам эти узлы накрутил. Как бы их не прибавилось с помощью вашего Зотова.

— Я верю в него.

— И берете на себя всю ответственность?

— Да. Беру. Я не из трусливых, товарищ Ханин. И перестраховщиком никогда не был.

— А я, по-вашему, перестраховщик?

— Вы и Сергей Герасимович очень уж спешите снять с себя ответственность за судьбу работника, допустившего промах. Избавиться от такого работника — это самый легкий выход. Но человек, простите, не курица, чтобы вот так, походя, оторвать ему голову да отшвырнуть от себя подальше. Обидеть человека, накричать на него, выгнать — это проще, чем снять попону с ишака. Куда сложнее — поддержать его, если он оступился, поставить его на нош… Лично я думаю, товарищ Ханин, что плохих работников нет. А если кто не «тянет» или срывается, значит, он или просто не на своем месте, или ему вовремя руку не подали, проявили к нему полное равнодушие! Так, по-моему, и получилось с Иваном Петровичем.

Ханин, брезгливо скривив губы, осторожными щелчками стряхивал пыль со своего нового пиджака и, казалось, всецело был поглощен этим занятием. А Новченко слушал Бабалы внимательно. Заметив это, Бабалы проникновенно сказал:

— Сергей Герасимович!… Вы верите мне?

— Хм… Зачем бы иначе я настаивал на твоем новом назначении?

— А я верю Ивану Петровичу. И в него верю. И убедительно прошу — оставить его на участке. — Бабалы повернулся к Зотову: — Вы сами не против того, чтобы мы опять поработали вместе?

Зотов кивнул, в глазах у него стояли слезы. «Здорово он сдал, — отметил про себя Бабалы. — Ничего, он еще себя покажет!»

— Так как, Сергей Герасимович?

Бабалы смотрел на Новченко требовательно, выжидающе, и тот, пожевав губами, медленно произнес:

— Говоришь, для пользы дела надо порой самого себя переупрямить? Что ж, ты прав. И верно ты сказал: человек — не курица. Наш долг: не разбрасываться кадрами, а беречь и воспитывать их. Верно, верно… Ладно, Бабалы, будь по-твоему. Чтобы ты не считал меня упрямым ослом…

— Сергей Герасимович!..

— Помолчи. Так вот, я отменяю свое решение насчет Зотова и назначаю его главным инженером участка Рахмет. В управлении оформлю это приказом. Как, Бабалы, довольна твоя душенька?

— Спасибо, Сергей Герасимович. Мы постараемся оправдать ваше доверие. Так, Иван Петрович?

Зотов опять только молча кивнул.

И, боясь выдать охватившие его чувства, повернулся и усталой своей походкой зашагал к конторе.