Мик беспокойно ворочался и тихонько ругался, пытаясь найти удобное положение. Ему это не удавалось вот уже полночи.

Уставившись в потолок, он осыпал себя всевозможными ругательствами. И поделом ему. В следующий раз хорошенько подумает, прежде чем, корча из себя джентльмена, ляжет спать на этом чертовом полу.

Матрас, набитый соломой, зашуршал под ним. Мик услышал, как Джули вздохнула во сне, и почувствовал уже знакомое напряжение во всем теле. Дьявол! Как может мужчина не думать о… Даже когда пытается не думать… Он все равно думает!

Мик схватил тощую подушку, скомкал ее в твердый ком и сунул под голову. Ничего нельзя было сделать. Придется промучиться так до утра — только и всего!

Она снова вздохнула.

Ненавидя весь свет, он вскочил на ноги. Джули спала беспокойно, но Мику не стало легче от того что и у нее есть проблемы, мешающие ей хорошо спать.

«Что эта мисс думает обо мне? — распалялся он. — Решила, что я ее брат? Это все-таки оскорбительно, что женщина даже на самую малость не обеспокоена тем, что спит с ним в одной комнате. Обеспокоена? Ха!»

Мик прошелся по комнате, не слишком заботясь о тишине, и плюхнулся на стул. Глядя на девушку, удобно устроившуюся на широкой кровати, он вспомнил что та была не только не обеспокоена: когда он вернулся, помывшись в бане при парикмахерской, Джули бросилась ему на шею. Она была чертовски рада видеть его, она вцепилась в него так, что можно было подумать, что он — последний бифштекс перед постом.

Он горько вздохнул и откинул голову на спинку стула. Ему не требовалось особых усилий, чтобы вспомнить свои ощущения в тот момент, когда Джульетта прижалась к нему. Через то, что называется сорочкой, чувствовался каждый изгиб ее тела.

Его руки заныли от желания снова обнять ее. Прикасаться к ней…

Черт возьми! Мик вскочил и пошел к окну. Приоткрыв его, он впустил струю холодного воздуха, которая помогла ему придти в себя, и вдруг почувствовал, как какой-то ехидный смех начинает пузыриться у него внутри. Он крепко сжал зубы, чтобы помешать ему выйти наружу.

Всего несколько недель назад кто бы мог поверить, что Мик Бентин будет чувствовать нечто подобное по отношению к мисс Даффи? С того времени, когда они впервые встретились в Монтане и до момента, когда начали эту проклятую поездку, все, что делала эта жещнина, было ради того, чтобы разозлить его. Теперь самое время припомнить ей все ее проделки. А вместо этого он ласкает ее в своих мыслях, мечтает о ней по ночам… И при этом везет ее к кучке людей, которые не хотят или не заслуживают ее.

Мик положил ладонь на наружную сторону окна и подался вперед. Его взгляд устремился на тюрьму. Внутри, теперь это ему точно известно, сидит Энрике на своей койке и строит планы, что сделает с ними, когда освободится. Правда, шериф обещал, что продержит его там не меньше недели… Но все же Мик волновался.

К тому же, он не мог позволить себе забыть, что где-то был еще один. Этот… Карлос; Джули рассказывала ему о нем. Трудно поверить, что ее родная бабка может послать за ней таких… как эти! Судя по первому, старая леди не особенно разборчива в людях, с которыми имеет дело.

Мик почувствовал холодный озноб, когда представил, каков же должен быть жених Джули. Жених!

Он повернулся, чтобы взглянуть на девушку. Ее густые черные волосы разметались по подушке, красивые голубые глаза закрыты ресницами. Мик боролся с невероятно сильным порывом лечь рядом с ней. Обнять ее. Защитить ее.

Как, черт возьми, отдать ее другому мужчине?! Особенно такому, которому наплевать на нее?

Но как он может не сделать этого? Его семья рассчитывает на него. Ее отец ждет ее. Мик вздохнул и закрыл окно. Потом вернулся на свой матрас и расслабился, оставив попытки заснуть. Его взгляд был прикован к Джули. У него впереди будут еще годы, чтобы наверстать упущенный отдых. Годы без нее. Годы одиночества.

Сидя за кофе в огромной столовой, Патрик использовал каждый момент, чтобы изучить женщину, сидящую напротив.

Кроме красных прожилок на глазах и слегка припухшего носа, ничто не указывало на то, что она проплакала всю ночь. Аккуратная и чопорная, Пенелопа перебирала еду на тарелке, в то время как ее взгляд скользил по сложенному листу бумаги, лежащему перед ней на столе из вишневого дерева.

Патрик налил себе еще чашку крепкого, ароматизированного корицей кофе и, стараясь не обращать внимания на легкую дрожь в руках, отставил в сторону пустую тарелку. Странно, он стал есть намного больше с тех пор, как приехала Пенелопа. «Хотя, уконечно, напомнил себе Патрик, внутренне усмехаясь, ведь я постоянно трезв с тех пор, как она приехала. Возможно, именно это повлияло на аппетит».

Даже кофе кажется лучше на вкус! И, что касается двух последних ночей, он по-человечески спал под одеялом на своей кровати, вместо того, чтобы развалиться сверху. Но, что важнее всего, — больше не просыпался среди ночи, задыхаясь от того что демоны, вызванные духом виски, охотились за ним.

Откровенно говоря, Даффи был даже удивлен, как мало он скучал по своему ночному ритуалу и манере напиваться до беспамятства. Оказывается, все, что ему было нужно — это причина быть трезвым.

И эта целеустремленная энергичная женщина, приехавшая сюда с другого края света, положила ему эту причину прямо в ладони. Если она права, а Даффи молил Бога, чтобы было именно так, он, наконец, получит возможность заставить донью Анну заплатить за все несчастья, которыми та терзала его уже больше двадцати лет.

Бог свидетель, старая стерва получит хорошую взбучку за все! Если бы не она, Елена никогда не вышла бы за него замуж — не было бы Джульетты — и он не провел бы последние шестнадцать лет в поисках мишени для своей ненависти.

— Если вы вполне закончили…

— Что? — Патрик моргнул и встретился со строгим взглядом Пенелопы.

— Я сказала, что если вы вполне закончили рассматривать меня, то я хотела бы вам показать кое-что намного интереснее.

— Простите…

Мисс Баттерворт пропустила его извинение мимо ушей и, взяв со стола бумагу, сказала:

— Это последнее письмо, полученное мною от брата, — протянув руку, она подала ему листок, продолжая: — В нем Юстас упоминает, что дон Рикардо составил новое завещание, по которому ранчо наследует Джульетта, а донья Анна не получает ничего.

Патрик с жадностью читал письмо. Он едва помнил Юстаса Баттерворта. Они встречались всего несколько раз, да и то бывал в тех случаях настолько пьян, что не мог все помнить отчетливо. Но теперь его воспоминания становились все более реальными.

Суетливый аккуратный человек, Юстас обладал очень редким качеством. Энтузиазмом. Интересующийся всем и всегда готовый приобрести новый опыт, этот общительный молодой человек завел много друзей в Техасе.

— Как вы видите, — голос Пенелопы прервал его мысли, и Даффи посмотрел на нее с нетерпением, — Юстас твердит, что уверен: донья Анна будет рассержена таким решением своего мужа. Он также пишет, что его встреча с доном Рикардо была пятого числа. — Она закусила губу и после недолгого молчания закончила. — Я получила телеграмму, сообщающую о смерти брата седьмого утром.

Патрик кивнул. Он хотел прочесть письмо сам. И сделает это, если она когда-нибудь замолчит.

— Мы знаем, что донья Анна унаследовала ранчо неделю спустя после смерти мужа. — Пенелопа скрестила руки на своей внушительной груди. — Итак, что случилось с новым завещанием, я вас спрашиваю?

Она уже была возбуждена, и ее возбуждение все более возрастало. Карие глаза горели, придавая ей вдохновляющий и неожиданно соблазнительный вид. Бледное лицо окрасилось в розовый цвет, губы слегка приоткрылись в ожидании.

Пенелопа Баттерворт оказалась совсем не такой, какой была при первом знакомстве.

Патрик отогнал неуместные мысли и поднял руку, прося ее замолчать. Затем строго сказал:

— Я сам хочу все это прочесть. Для этого вы и дали мне письмо, не так ли?

— Да, разумеется! — оттолкнувшись от стола, она встала, пересекла комнату, и вышла через двойные двери, ведущие во внутренний дворик. — Я подожду вас там.

— Отлично, отлично…

Пенелопа прогулялась по каменному полу патио, затем присела на скамейку возле фонтана. Прохладная, чистая вода танцевала и плескалась, ее успокаивающие звуки будили самые светлые воспоминания.

«Это неважно, — сказала она себе, — что у Патрика Даффи не хватает вежливости выслушать даму. Достаточно того, что он прочтет письмо Юстаса. Хотя и было разочарованием открыть, что мистер Даффи-пьяница, он все равно остается главной надеждой».

Она рассчитывала на него. Она сделала все, что могла. И теперь верила, что Патрик согласится с тем, что его теща ответственна за смерть Юстаса.

Имя брата вызвало мимолетную улыбку. Женщина глубоко вдохнула в себя странные экзотические запахи. Так странно было путешествовать по местности, настолько отличающейся от всего, что тебе знакомо и в то же время чувствовать себя, как дома.

Пенелопа выпрямила спину, решив не позволять печали снова овладеть ею, как бы это ни было трудно.

— …Я прочел его.

Мисс Баттерворт подняла глаза. Патрик стоял в распахнутых дверях. Утреннее солнце заглядывало через стены внутреннего дворика, освещая его мягким золотистым светом, и она впервые увидела, какой красивый мужчина Патрик Даффи. И просто стыд, до чего он довел себя пьянством. Хотя его голубые глаза были ясными, тени под ними выглядели, как синяки на его загорелом лице. Пенелопа также заметила, что иногда его руки дрожат, и, судя по его постоянной готовности вспылить, он еще сильно чувствовал отсутствие спиртного.

— Что ты думаешь по этому поводу, Патрик?

— Пат.

— Прошу прощения!

Даффи взглянул на нее украдкой и сощурился: солнце, будто нарочно, направило лучи ему в глаза. Шагнув в прохладную тень патио он повторил:

— Пат. Я сказал, зови меня Пат. Каждый раз, когда ты говоришь «Патрик», да еще таким тоном, я начинаю искать свою маму.

Брови Пенелопы удивленно поднялись, но она кивнула.

— Насчет того, что я думаю, — заговорил он и уселся на скамейке рядом с ней. — Я думаю, что эта старая тварь вполне могла убить твоего брата.

Мисс Баттерворт выдохнула с облегчением, только теперь заметив, что задержала дыхание. Его определение как нельзя более подходило для доньи Анны, хотя звучало оно, по правде говоря, обидно и жестоко. Но не потому ли она и рассчитывала именно от него получить помощь? Головокружительное чувство облегчения охватило ее. Патрик Даффи поверил ей. Освобождение от собственных опасений было неожиданно болезненным.

— Но…

Улыбка сошла с ее лица, когда она увидела, что Патрик озабоченно нахмурился.

— «Думать» и «знать» — две разные вещи. Нам еще каким-то образом нужно доказать наши предположения. У вас есть какие-нибудь идеи?

— Как ни странно, есть. У меня было два долгих года, чтобы обдумать это. И все спланировать.

— Однако, мисс Баттерворт, — на его хорошо очерченных губах появилась сардоническая улыбка, — я не удивлен.

Одна ее бровь поползла вверх, крылья носа затрепетали, губы шевельнулись; она уже готова была ответить какой-нибудь резкостью, но в последний момент сдержалась и решила проигнорировать его сарказм.

— Я думаю, первым делом нам следует учесть, что донья Анна не могла сама совершить убийство. Патрик ухмыльнулся.

— Поэтому, — продолжала Пенелопа, повысив голос, — мы должны сконцентрироваться на людях вокруг нее. Я думаю, это верный путь.

Он медленно покачал головой, как будто не вполне верил своим ушам.

— Мы поговорим с ее соучастниками, ее слугами, городским констеблем…

— Судебным исполнителем, — поправил Даффи.

— Хорошо. Судебным исполнителем. Откровенно говоря, я весьма заинтересована этим человеком. Почему он не расследовал достаточно тщательно смерть моего брата?

— Насколько я помню, — вставил Патрик, — мистер Баттерворт упал с лошади и ударился головой об утес.

Пенелопа побледнела. Ей казалось невозможным думать о теле брата, лежащим на дне какого-то пустынного ущелья. Стараясь овладеть собой, она проговорила:

— Юстас был опытным наездником…

— Ну, вещи подобного рода случаются со многими людьми в этой стране, мисс Баттерворт. Даже с опытными. Поэтому неудивительно, что судебный исполнитель назвал это «смерть от несчастного случая».

— Возможно. Но я хочу сама выслушать объяснения этого человека. А затем, — сказала она уже спокойно, — я собираюсь поговорить с каждым, из кого можно выудить секреты доньи Анны. И я сумею их выудить! Через взятки, убеждения и что угодно еще, все что потребуется! Я чувствую уверенность, что мы сможем довести это предприятие до достойного завершения.

— И как много денег у вас на эти взятки?

Пенелопа почувствовала себя неловко и поспешила отвернуться, в надежде, что он не успеет заметить ее смущение. Неловкость заключалась в том, что ее сбережения, чуть ли не до последнего цента были истрачены на дорогу. Она рассчитывала возложить на Даффи финансирование поисков справедливости.

— Я…

— Да?

Она заставила себя посмотреть на него.

— Я вполне квалифицированная учительница живописи и музыки. Без сомнения, очень скоро я смогу заработать…

— О, без сомнения! — согласился он с полуулыбкой, — Я уверен, все здешние ковбои и проститутки мечтают научиться рисовать прелестные пейзажики и разыгрывать пассажи на фортепиано. Но пока, держу пари, вы хотите моей поддержки в этой забавной игре.

— Это не игра! — вспылила было Пенелопа. Но она не могла позволить себе обидеть его, поэтому добавила: — Конечно, если вы чувствуете, что мой план не заслуживает серьезного отношения…

— Прежде, чем мы начнем говорить о вашем плане…

Патрик вручил ей письмо, уселся поудобнее, прислонился спиной к кирпичной стене, вытянул вперед ноги, скрестил их в лодыжках и сунул руки в карманы. Наконец, устроившись, он спросил:

— Почему вы решили придти ко мне со своей информацией? Почему не к судебному исполнителю?

Неожиданно смутившись, она отодвинулась от него на несколько дюймов. Пенелопа никогда не сидела так близко к мужчине, за исключением Юстаса, конечно. И предпочитала так держаться и дальше. Конечно, так, в Англии, мужчина никогда не сел бы так близко к женщине, которую едва знал. Правда, никто из тех мужчин, не производил на нее такого странного впечатления.

И, кроме того, Патрик казался… больше, чем другие мужчины. Не физически, конечно. Это было что-то внутреннее. Вокруг него была атмосфера опасности, тайна, которая налагала на него какой-то неизгладимый отпечаток, так же как и на страну, где он жил.

Пенелопа вдруг поняла, что он смотрит на нее. Мысленно отругав себя за рассеянность, она заговорила:

— Юстас писал мне регулярно. По крайней мере, раз в неделю. Мы были очень близки. И в своих письмах он рассказывал мне о людях, которых встречал… или о которых слышал. О доне Сантосе, о его жене. — Женщина задумчиво посмотрела на него. — О вас, Елене, Джульетте.

Он внезапно помрачнел.

— И я подумала, что судя по прошлому, которое связывает или, вернее, разделяет вас, вы были бы одним из тех, кто захотел бы выступить против доньи Анны.

— Вы правильно подумали, — сказал Даффи, вставая.

— Кстати, я заметила, что Джульетты здесь нет. Она скоро вернется? Я была бы так рада увидеть ее после всего услышанного о ней… — Ее голос затихал по мере того, как изменялось его лицо. Оно застыло и превратилось в маску гнева. Брови насупились над сузившимися глазами, губы плотно сжались. Прошло несколько минут, пока он снова заговорил.

— Я не хочу обсуждать Джульетту с вами, мисс Баттерворт, равно как и с кем-нибудь другим тоже.

— Я не понимаю, почему? — возразила Пенелопа, защищаясь. — Это ваша дочь.

— Откровенно говоря, меня не волнует «понимаете» вы или нет! Я хочу вам помочь идти против доньи Анны по личным причинам. По тем же причинам я буду вам благодарен, если вы не будете больше упоминать имя Джульетты при мне.

Пенелопа с вызывающим видом встала. Она была ниже его всего на полдюйма, и ее рост позволял ей смотреть ему прямо в глаза. Ее взгляд медленно скользил по нему, как бы говоря, что его громкие угрозы и переходящее всякие границы поведение не произвели на нее никакого впечатления.

Большую часть своей жизни она имела дело именно с такими забияками. Обычно, как только мужчина понимал, что женщина была сама по себе, без защитника, который мог бы вступиться за нее, то его настоящая натура тут же начинала проявляться. Людей подобного рода так много на свете, что Пенелопа уже перестала удивляться.

Когда Пенелопа была уверена, что снова завладела его вниманием, то спокойно сказала:

— Я не привыкла, чтобы со мной говорили в такой манере, мистер Даффи.

— Не могу представить, почему, мисс Баттерворт. Ведь вы постоянно суете нос не в свои дела.

Ее каблук начал нервно постукивать по каменному полу патио, но прежде, чем она успела произнести хоть слово, он повернулся и пошел в дом. Уже открыв дверь, он оглянулся на нее:

— Вы можете остаться здесь, на ранчо. Бог свидетель, здесь полно места. Но мы не будем обсуждать ни мою покойную жену, ни ее дочь.

Только после того, как он ушел в таком раздражении Пенелопа сообразила, что Патрик относится к Джули, как к дочери Елены. Но не своей.

Любопытно…

Два часа в пути, и Джульетта снова жаждала остановки. Она не лгала, когда говорила Мику, что ездит верхом с детства. Но она никогда не проводила в седле несколько дней без перерыва.

И последняя ночь в отеле едва ли может считаться перерывом.

Мысленно возвращаясь к сцене с Энрике до того момента, когда Мик ворвался в комнату, Джульетта готова была избить себя. Вместо того чтобы бороться за свою свободу, она пятилась, как испуганный ребенок. И этому не было прощения.

Она так много мечтала о своей собственной жизни, о том как будет все решать сама. Но когда настало время защитить себя… у нее не хватило мужества. Если бы Мик вовремя не вошел, сейчас бы она скакала в «приятной» компании с Энрике.

— Ты в порядке?

Джульетта подняла глаза и увидела, что Мик вернулся назад и теперь скачет рядом, озабоченно глядя на нее. В свете восходящего солнца следы вчерашней стычки на его лице вырисовывались еще отчетливее, и Джульетта поморщилась.

«Он был избит из-за нее! Его могли убить! И все потому, что она вела себя так трусливо! Совсем не приятно узнать такое».

— Я в порядке, — огрызнулась Джули и тотчас пожалела о своем тоне.

Удивление и разочарование отразились на его лице.

— Прошу прощения, мадам!

— Прости меня, Мик, — сказала девушка со вздохом, не отрывая глаз от холки лошади, — это все потому, что, когда я смотрю на твое лицо, я становлюсь злой. — Джули подняла глаза на него.

Его губы искривились, одна бровь немного приподнялась.

— Подумать только! Это я должен злиться на тебя. Разумеется, я не тот, на кого всегда приятно посмотреть, но, насколько мне известно, ты — первая, кто приходит в бешенство просто взглянув на меня.

— Я не то хотела сказать…

— Надеюсь, что не то, потому что я все равно ничем не могу помочь.

Он усмехнулся и взлохматил волосы.

— И я не знаю, как мне сказать Шеду и Джерико, чтобы они начали носить мешки на головах. Джули слегка улыбнулась:

— Вы трое не настолько похожи, так что не стоит беспокоиться.

— Немногие могут различить нас.

— Они плохо смотрят, — она отвела взгляд и прошептала, — ты намного красивее братьев.

Мик закашлялся, но ничего не сказал. Лошади продолжали идти медленным шагом. Джули наблюдала за игрой солнечного света на листьях деревьев. При их приближении птицы взлетали, их хриплые голоса наполняли воздух.

«Почему я струсила? — спросила она себя. — Почему вела себя так глупо?»

После долгого молчания Мик спросил ее:

— Все же, как получается, что тебе становится не по себе от одного взгляда на мою рожу?

Ей нужно было облегчить душу, и она решила признаться:

— Твои синяки и ссадины после драки — как немой укор.

Он машинально тронул свой подбитый глаз.

— Дьявол, иногда мои родные братья отделывали меня и получше.

— Это не то, что я имею в виду.

— Так что, черт возьми, ты имеешь в виду?

Джули почти улыбнулась. Она уже привыкла, что Мик был рядом, и ей было приятно снова услышать, как он кричит на нее. Но его чуткость и понимание заставляли ее чувствовать себя еще хуже.

— Я имею в виду, что это из-за меня тебя так избили, — Джули быстро взглянула в его лицо и выкрикнула, не дожидаясь, пока он прервет ее. — Тебя могли убить из-за меня! А я была бесполезна.

У Мика глаза полезли на лоб.

— Что ты подразумеваешь под словом «бесполезна»?

— Я подразумеваю, что я струсила! — Джульетта сплюнула, точно само это слово было невкусным.

— Струсила?!

— Si! Когда Энрике вошел, я ничего не сделала. Ничего! — она крепче сжала поводья. — Было так, будто мое тело окоченело. Я не могла двигаться. Это вдруг стало так реально!

— Что?

— Моя бабка… Энрике… Мой отец… — Девушка задрожала. — Дон Виценте — все. Я была так испугана! Такая cobarde. — И, презрительно усмехнувшись, добавила, — в любом языке «трус» — очень уродливое слово.

Мик уставился на нее. Поводья свободно лежали в его пальцах, как будто он забыл о дороге. Надолго воцарилась тишина, нарушаемая только чавканьем лошадиных копыт по грязи.

«Трус? Струсила? Она? — Он поймал ее взгляд до того, как Джули опустила глаза, и в первый раз заметил страх, который там затаился. — Как долго она казнила подобными глупыми мыслями? — недоумевал Мик. — Ведь Джульетта была одной из самых храбрых женщин, которых он когда-либо встречал».

Трудно представить, как можно мириться с семьей, в которой Джульетта Даффи жила много лет. Однако она это делала, и ей удалось не уподобиться им. — И тут его осенило: Почему бы тебе не сказать это вслух!?»

— Я не знаю, как, черт возьми, ты можешь так думать о себе? Ты — трусиха? — он ждал, пока девушка посмотрит на него. — Ты спасла мою шкуру, ты понимаешь это?

— Да, но этого недостаточно.

— Большое спасибо! — крикнул он, и ее лошадь, отскочив испуганно в сторону, встала на дыбы. — На мой взгляд, этого было более, чем достаточно. Если бы ты не ударила Энрике, этот мерзавец запросто меня прирезал бы!

— Ты не понимаешь, — сказала она, и у Мика мурашки пошли по коже от теней в ее глазах, — я слишком долго ждала. Тебя… своего друга. Я едва могла двигаться.

«Друг!» Это слово ранило его, хотя, сказал себе Мик, ему следует быть благодарным и за это. Не ее вина, что он хотел большего.

— Не казни себя так, Джули. С моей точки зрения ты действовала великолепно.

— Нет! — девушка твердо покачала головой. — Ты слишком добр, Мик, нельзя быть таким. Есть еще Карлос, о нем нельзя забывать.

— Не беспокойся о нем.

— Теперь это уже неважно.

— Хм?

Джули глубоко вздохнула:

— Прошлой ночью, после встречи с Энрике, мне было видение.

— После встречи с Энрике? — Мик, прищурившись, смотрел на нее, не совсем уверенный, куда она клонит,

— Si. Я увидела конец этого… путешествия. Несмотря на наши усилия, я все равно достанусь дону Виценте. Я знаю, это точно, я чувствую это.

Мик сжав зубы, боролся с собой. Ему было то же самое видение, только он посчитал его ночным кошмаром. Но неважно, что они видели, этого не должно случиться. И теперь он должен убедить в этом ее.

— Этого не случится, Джули! Клянусь.

Вымученная улыбка тронула ее губы.

— Я знаю, ты стараешься, Мик. Но моя бабка слишком сильна. А мой отец не заботится о том, что со мной будет.

— Черт возьми! — он дотянулся до нее и схватил за руку, заставляя остановить лошадь.

— Посмотри на меня — приказал Мик. Я клянусь тебе, Джули. — Он отчаянно пытался заставить ее верить. — Я не позволю людям твоей бабки забрать тебя!

Она вздохнула и слегка улыбнулась.

— Джули! — накренясь в седле, Мик обеими руками сжимал ее руки, изо всех сил стараясь удержаться на своем огромном жеребце. Оказавшись в нескольких дюймах от ее носа, он отчетливо сказал:

— Я не собираюсь позволить тебе выходить замуж за дона Виценте. Ты слышишь меня? Этого не случится.

Ее верхняя губа задрожала, глаза покраснели и наполнились слезами. Она торопливо сморгнула слезы и, внезапно ее нерешительная гримаска расцвела в улыбку.

Он сделал это! Он убедил ее! Она поверила!

— Мик, — сказала Джули, ее теплое дыхание обожгло его губы. — Мик, я знаю, как ты можешь остановить мою бабку. — Она бросила на него лукавый взгляд, — у меня отличная идея!

— Какая? — еще не договорив, он чувствовал, что скоро пожалеет о том, что спросил.

— Женись на мне!

— Что?!