В приемном покое сказали, что кость сломана напрочь и что мышца почти разорвалась в двух местах. Есть люди, рассказал врач, которые могут выбраться из лобового столкновения на скорости восемьдесят километров в час без единой царапины. Он вспомнил, как в приемный покой однажды поступила женщина, толстая такая, которая упала с балкона третьего этажа на асфальт и отделалась синяком на заду. Вопрос везения. Один слегка неловкий шаг на лестнице, стопа вывернулась чуть-чуть не под тем углом — и вот ты уже в больнице с гипсом.

Парень, с виду араб, обматывал ее ногу влажными лоскутами. Он сказал, что всего лишь интерн и что она может подождать, пока придет врач, но это займет еще как минимум час, время горячее. Закончив накладывать гипс, он сказал, что сейчас лето, поэтому нога будет все время чесаться и потеть. Он не дал ей совета насчет того, как с этим справляться, просто сообщил факт. Через несколько минут нога действительно зачесалась.

Если бы не гипс, ее бы не было дома, когда он позвонил. Если бы не гипс, она была бы на работе. Дэвид сказал ей, что он в Тель-Авиве, что он прилетел всего на неделю, что его послали от работы участвовать в какой-то конференции. Что-то связанное с «Сохнутом». Он сказал, что одурел от всех этих лекций и хочет ее видеть, а она согласилась. Если бы не гипс, она бы наверняка нашла отмазку и выкрутилась, но ей было скучно. «Если я буду ждать его прихода, — подумала она, — будет все то волнение, которое „до“». Она выберет блузку перед зеркалом, приведет в порядок брови. Потом, когда он явится, ничего, скорее всего, не произойдет, но, так или иначе, хотя бы вот это волнение она испытает. Да и терять ей нечего. С кем-нибудь другим она боялась бы, что ей высадят мозг, но с Дэвидом бояться больше ни к чему. Этот человек уже высадил ей мозг в прошлый раз — морочил ей голову тем, как он ее любит, а потом, когда они немножко потискались и она ему подрочила, заснул одетым на своей гостиничной кровати. Назавтра он не позвонил и на следующий день тоже. А через два дня она уже и ждать перестала. Она знала, что он вернулся в Кливленд, или в Портленд, или как там назывался его город в Америке. И это было больно. Больно, как если бы человек увидел тебя на улице и сделал вид, что вы не знакомы. Если бы она встретила его в Кливленде или в Портленде и он шел бы со своей девушкой, наверняка бы все именно так и произошло.

Он рассказал ей о своей девушке. Сказал, что они собираются пожениться. Никак не скажешь, что он это от нее скрыл. Но он так это рассказал, что ей почудилось, будто все сказанное имело значение только до их встречи, а теперь его жизнь примет совсем другой оборот — оборот, учитывающий ее. Но, видимо, либо она ошиблась, либо он ввел ее в заблуждение. Смотря как посмотреть. Смотря в каком она была настроении, когда у нее в голове всплывал образ их двоих в гостиничном номере. Иногда она говорила себе: «Забудь ты об этом, дуры кусок». Он американец, чего ты ждала? Что он бросит свою тамошнюю жизнь, свою работу в этом общественном центре, про который он пытался тебе рассказать, и переедет сюда работать барменом или курьером на мопеде ради тебя? Но бывало и так, что она сердилась. Он не обязан был пользоваться этим словом — «люблю». Он мог просто сказать, что его к ней тянет — или что он пьян, дом далеко, а ему охота трахаться. Скорее всего, она бы и тогда ему подрочила, но потом не сидела бы два дня дома в ожидании звонка. У нее тогда не было мобильника, и она просто сидела и ждала. Тогда тоже было лето, а у нее в квартире не было кондиционера. Воздух в комнате стоял неподвижно, и она весь день пыталась читать книжку — «Изнанку мира» Дона Делилло, но так и не сумела продвинуться дальше пролога. Из этого пролога она не может вспомнить ничего. Какой-то бейсбольный матч. Читать дальше она не стала, а Дэвид не позвонил. Но теперь, почти год спустя, он внезапно прорезался и предложил прийти, и она согласилась. В основном затем, чтобы он не подумал, будто у нее есть хоть капля обиды на него. Чтобы он не загордился при мысли, что она не хочет его видеть.

Он принес бутылку вина и пиццу. Половина с оливками, половина с анчоусами. Даже не спросил по телефону, что она любит и хочет ли она есть вообще. Пицца, кстати, оказалась вкусной. Вино было белым и теплым, но у них не хватило терпения его охладить, и они пили вино со льдом. Бутылка за сто долларов, смеялся он, а мы пьем ее, как диетическую колу. Видимо, ему было важно дать ей знать, что он серьезно потратился на вино. Он сказал, что с той самой ночи ходит с нехорошим чувством. Чувствует себя дерьмом. Я должен был позвонить тебе наутро и объясниться. Более того, я должен был с самого начала ничего такого не допустить. Прости меня. Она погладила его по щеке — не соблазнительно, а скорее так, как мама гладит сына, только что признавшегося, что он списал контрольную, — и сказала, что ничего страшного. Что да, она с тех пор думала о нем. Спрашивала себя, почему он не позвонил. Но что, так или иначе, он не должен чувствовать себя плохо. Он же сразу сказал, что у него есть девушка.

Дэвид сказал, что с тех пор они успели пожениться. Когда он вернулся из Израиля, Кэрен — так ее зовут — сказала, что она беременна и они должны решить, делать аборт или оставаться вместе. Когда Кэрен говорила с ним об этом — он едва-едва вышел из самолета, — его волосы еще хранили ее запах. С той ночи, когда они вместе оказались в постели, он не мылся, чтобы сохранить на себе ее запах. Должны решить, делать аборт или оставаться вместе, сказала ему Кэрен. А он не хотел оставаться вместе. Из-за нее, из-за того вечера. Но и не хотел, чтобы Кэрен делала аборт. Трудно объяснить. Он же не религиозный или что. Но сама идея аборта была для него такой необратимой, что он занервничал. И тогда он сделал ей предложение. Родившийся ребенок — это тоже необратимо, сказала ему она полушутя, полусерьезно, и он съежился и сказал, что знает. И на одном дыхании добавил, что это девочка и что она — лучшая часть его жизни. Даже если они с Кэрен разведутся — во что он не верит, потому что в целом у них все неплохо, — но даже если это случится, он рад, что Кэрен не сделала аборт. Девочка такая прелесть, что сил нет. В пятницу ей исполнится ровно пять месяцев, это его первая поездка с ее рождения. Да и на эту конференцию он почти не поехал. Пять раз передумывал и в конце концов полетел. В основном для того, чтобы увидеть ее. Попросить у нее прощения.

Я приехал, чтобы попросить у тебя прощения, повторил он. Она хотела сказать ему, что он перегибает палку. Что он зря делает из мухи слона. Но после еще одной затяжной паузы она сказала, что прощает его. Что она никогда не была в том положении, в котором оказался он, но полностью его понимает. И что ей разве только немножко жаль, что он тогда не позвонил. Просто так, попрощаться перед полетом. Если бы я позвонил, сказал он, я бы пришел опять. А если бы я пришел опять, я бы в тебя влюбился. Я боялся. Если бы она хотела пристыдить его, она могла бы напомнить ему, что уже тогда, в первую ночь, он утверждал, что влюблен, но вместо этого она только погладила его большую руку, лежащую на столе. Потом они вместе сидели в гостиной — посмотрели эпизод «Остаться в живых» и прикончили недопитое вино. Три года назад, когда она забеременела от Гиоры, она даже не спрашивала, хочет он аборт или остаться вместе. Она просто пошла и сама сделала аборт, ничего ему не сказав. Через два месяца они расстались. Видимо, этот Дэвид любил Кэрен немножко больше, чем она любила Гиору. Или как минимум меньше ее ненавидел. Она знала, что эта ночь завершится тем, чем она захочет ее завершить. Это давало ей ощущение силы. Если она немного потянет время и скажет, что устала, он уйдет, не попытавшись ничего сделать. Если она посмотрит на него и улыбнется — он ее поцелует. Она это чувствовала. Но чего она хотела на самом деле? Чтобы он вернулся в гостиницу возбужденным, мастурбировал и думал о ней и о том, что, в сущности, все в порядке, или чтобы остался в ее постели сегодня ночью и утром чувствовал себя дерьмом? Ее желания менялись поминутно. Бог с ним, сказала она себе, бог с ним и с тем, что будет чувствовать он. Думай о себе. Чего хочешь ты?

Из-за гипса поход в туалет теперь превращался в целую историю. Ей приходилось прыгать на одной ноге, пытаясь сохранить равновесие. Дэвид ей не дал. Взял на руки, словно пожарник, спасающий ее из горящего дома, или жених, переносящий ее через порог в их первую брачную ночь. Пока она пи2сала, он ждал за дверью, а потом отнес ее в гостиную. Эпизод уже успел закончиться. Дэвид рассказал ей, что там было. Он этот эпизод уже смотрел, в Америке их показывают на неделю раньше. Он не сказал ей, потому что готов был посмотреть еще раз вместе с ней. Он в любом случае не фанат телевизора. Он и в первый раз смотрел только потому, что Кэрен на этом сериале помешана. У тебя в квартире жарко, сказал он, жутко жарко. Она сказала, что знает. Что квартирный хозяин скинул ей и ее соседке шестьдесят долларов в месяц за то, что квартира без кондиционера. Она сказала, что с тех пор, как сломала ногу, она тут как в западне. В больнице ей дали костыли, но у кого есть силы спускаться с четвертого этажа на костылях? Не успела она понять, что происходит, он взвалил ее на спину — вроде как мешок с мукой, — и так они спустились с четвертого этажа.

Он донес ее на спине до парка «Меир», где они сели на скамейку и закурили. Там тоже было жарко и влажно, но хотя бы дул ветер и осушал пот. Мне было важно, чтобы ты меня простила, мне было ужасно это важно, сказал он, даже не могу объяснить почему. Не то чтобы я с другими девушками не вел себя как дерьмо, но с тобой… Он заплакал. Сначала она не поняла, что он плачет, — думала, что он закашлялся, или подавился, или еще что-то такое, — но он просто плакал. Прекрати, дурень, сказала она, как бы пытаясь шутить, люди смотрят, еще подумают, что я тебя бросила, сердце тебе разбила. Я дурень, сказал ей Дэвид, я правда дурень. Я мог… Ты никогда не была в Кливленде. Где Кливленд, а где Тель-Авив. Она видела, что он хочет сказать: «Где Кэрен, а где ты», — и радовалась, что он этого не сказал.

На четвертый этаж они поднимались потихоньку. У него уже не было сил ее тащить, но она оперлась на него и потихоньку взбиралась наверх, ступенька за ступенькой. Когда они добрались до двери, оба успели вспотеть, а под гипсом снова начался сводящий с ума зуд.

Хочешь, я пойду? — спросил он, и она покачала головой, но губы ее сказали, что, наверное, ему стоит уйти. Уже потом, лежа в постели под вентилятором, она попыталась суммировать, что такого было во всей этой истории. Совершенно случайно встречаются американец и израильтянка. Один приятный вечер. Чуть-чуть слюны на ее ладони, движущейся вверх-вниз вдоль члена Дэвида. И вот все эти не очень важные подробности двое людей по разные стороны океана тащат на себе уже почти год. Есть люди, которые падают с третьего этажа и отделываются всего-навсего синяком на попе, а есть те, кто один раз криво ставит стопу и выходит из больницы с гипсом на ноге. Очевидно, она и Дэвид — люди второго типа.