Трое ее ухажеров пытались покончить с собой. Она говорит об этом с грустью, но не без некоторой гордости. У одного даже получилось — он спрыгнул с крыши гуманитарного факультета и разбился внутри на тысячу кусочков. Снаружи он выглядел целым, даже умиротворенным. Она в тот день не пришла в университет, но ей рассказали друзья. Иногда, оставшись одна дома, она прямо чувствует, что он с ней, в ее гостиной, смотрит на нее, — и когда это случается, она пугается на секунду, но и радуется тоже. Потому что знает, что не совсем одна. А меня — меня она очень привечает. Привечает, но не испытывает ко мне влечения. И ее это огорчает, огорчает, как и меня, а может, даже сильнее. Потому что ей хотелось бы испытывать влечение к такому, как я. К умному, деликатному, кто по-настоящему ее любит. Уже больше года у нее роман с пожилым арт-дилером. Он женат, он не планирует уходить от жены, они об этом даже не говорят. Может, к нему-то она как раз испытывает влечение. Это жестоко. Жестоко по отношению ко мне и жестоко по отношению к ней. Жизнь была бы проще, если бы она испытывала влечение ко мне.

Она позволяет мне касаться ее. Иногда, когда у нее болит спина, она даже об этом просит. Когда я массирую ей мышцы, она прикрывает глаза и улыбается.

— Как приятно, — говорит она, когда я касаюсь ее. — Как приятно.

Однажды мы даже переспали друг с другом. Теперь понятно, что это было ошибкой, говорит она. В некотором смысле ей так хотелось, чтобы сработало, что она проигнорировала свою интуицию. Мой запах, мое тело — что-то между мной и ней просто не клеится. Она учит психологию уже четыре года и все еще не может это объяснить. Как получается, что ее мозг очень хочет, а ее тело с ним не соглашается. Когда она вспоминает ту ночь, она огорчается. Ее многое огорчает. Она единственный ребенок своих родителей. Большую часть детства она провела в одиночестве. Ее отец болел, потом умирал, потом умер. Рядом с ней не было брата, который бы понимал, который утешил бы ее. Я, по сути, почти что как брат для нее. Я и Коти — так звали парня, спрыгнувшего с крыши гуманитарного факультета. Она может часами сидеть и разговаривать со мной обо всем. Она может спать со мной в одной кровати, видеть меня голым, быть со мной голой. Ничто между нами не смущает ее. Даже если я мастурбирую рядом с ней. Хотя это оставляет пятна на простынях и огорчает ее. Ее огорчает, что она не может меня любить, но если это приносит мне облегчение, ей не трудно застирать пятна.

Пока ее папа не умер, они были близки. Они с Коти тоже были близки, он был в нее влюблен. Я единственный мужчина, который близок с ней и все еще жив. В конце концов я начну встречаться с другой и она останется одна. Она знает, что это неизбежно. И когда это произойдет, она огорчится. Огорчится за себя, но обрадуется за меня, обрадуется, что я нашел свою любовь. После того как я кончаю, она гладит меня по лицу и говорит, что, хоть это и грустно, ей это льстит. Ей льстит, что из всех девушек на свете я думаю о ней, когда мастурбирую. Арт-дилер, с которым она спит, очень волосатый и меньше меня ростом, но дико сексуальный. В армии он был подчиненным Нетаньяху, и с тех пор они поддерживают отношения. Прямо друзья. Иногда, отправляясь к ней, он говорит жене, что заскочит к Биби. Однажды она наткнулась на них с женой в торговом центре. Они стояли меньше чем в метре друг от друга, и она послала ему маленькую, тайную улыбку, а он ее проигнорировал. Его взгляд остановился на ней, но был совершенно пуст, как будто она ничто. Как будто она просто воздух. И она понимала, что он не может улыбнуться в ответ, когда рядом его жена, не может ничего сказать, но все равно в этом было что-то ужасно обидное. Она стояла одна возле таксофонов в торговом центре и вдруг расплакалась. В ту ночь она переспала со мной. Теперь понятно, что это было ошибкой.

* * *

Четверо из ее ухажеров пытались покончить с собой. У двоих это даже получилось. Как раз у тех двоих, к которым она была сильнее всего привязана. Они тоже были к ней привязаны, очень сильно привязаны, совсем как братья. Иногда, оставаясь одна дома, она прямо чувствует, что мы с Коти с ней, в ее гостиной, смотрим на нее. И когда это случается, она пугается на секунду, но и радуется тоже. Потому что знает, что не совсем одна.