Джустин пытается встать. Это нелегко, когда твои внутренности взбиты, как сливки, легкие наполнены кислотой, а пол под ногами ходит ходуном, как палуба корабля во время шторма. Вдобавок на лице у тебя маска из раскаленного железа, туго облегающая череп.

Вещи водят безумный хоровод вокруг нее, не утруждая себя объяснениями. Из груди вырывается приглушенный крик. Она практически ослепла, когда Колдуэлл обдала ее струей слезоточивого газа, и хотя первый порыв слез вымыл большую часть перца из глаз, они остаются опухшими. Размытые фигуры врезаются друг в друга, как обломки во время наводнения.

Она яростно моргает, пытаясь выжать еще немного влаги из своих высохших слезных каналов.

Две фигуры приобретают очертания. Одна из них – Селкрик, лежащая рядом с ней на полу, ее ноги отбивают бешеную чечетку. Другая – голодный, сидящий на ней верхом и жадно поедающий ее розовые кишки.

Голодных становится все больше, и Селкрик за ними уже не видать. Она – горшок меда для разлагающихся пчел. Последнее, что видит Джустин, – это ее лицо, полное отчаяния.

«Мелани! – думает Джустин. – Где Мелани?

Лаборатория превратилась в море карабкающихся и цепляющихся тел. Джустин отползает от кровавого пиршества и чуть не упирает спиной в других голодных. У окна Кэролайн Колдуэлл с беззвучной яростью борется за свою жизнь. Двое голодных, перевалившихся через подоконник, ползут по нему, оставляя свои внутренности на острой раме разбитого стекла. Их челюсти работают, как заправский экскаватор. Колдуэлл положила руки им на головы, как будто благословляя, но на самом деле со всей силы стараясь оттолкнуть их от себя. Дюйм за дюймом она проигрывает эту битву.

Джустин находит огнетушитель там же, где выронила его. Ярко-красный цвет действует на нее, как болеутоляющее от белых и серых тонов лаборатории. Она поднимает его, как древний норвежский молот, и с размаху опускает на макушку одному из голодных. Металл с лязгом теснит разлагающуюся плоть, голова голодного отлетает в сторону, шея начисто срублена. Но он по инерции продолжает тянуться к Колдуэлл, хотя ее правая рука теперь свободна, потому как его челюсти не представляют больше угрозы.

С силой и отчаянием Колдуэлл тянется свободной рукой к острому треугольнику из стекла, оставшемуся в оконной раме, и старается вытащить его. Она режет свою руку все глубже с каждым ударом по лицу голодного.

Джустин оставляет ее наедине с голодным. Теперь окно как раз напротив, и ей наконец удается сориентироваться. Она поворачивается к операционному столу. Удивительно, но путь до него чист. Большинство голодных борются за клочки Джин Селкрик, стоя на коленях мордами в корыто.

Операционный стол пуст. Кожаные ремни, которыми была связана Мелани, теперь разрезаны и беспомощно свисают по бокам. Скальпель, что Колдуэлл положила, прежде чем использовать перцовый баллончик, был отброшен к верхней части стола.

Джустин нервно оглянулась по сторонам. Она издала звук, похожий на стон, но он затерялся в громком чавканье, исходившем от банкета монстров. Хаос в комнате внезапно обрел структуру. Селкрик – источник праздника. Колдуэлл продолжает наносить режущие удары по лицу и телу голодного, слепо пытающегося добраться до нее, пока он наконец не отпадает, полностью очищенный от кожуры.

Мелани нет.

Колдуэлл теперь освободилась и начала собирать заметки и другие документы окровавленными непослушными руками, пытаясь забрать все результаты своих трудов, но их слишком много – не удержав очередную папку, весь каскад с грохотом падает на пол. Этот звук отрывает голодных от Селкрик. Они синхронно вскидывают головы и оглядываются – налево, затем направо.

Колдуэлл опускается на одно колено, поднимая упавшие сокровища. Джустин хватает ее за воротник и рывком поднимает.

– Бежим! – кричит она. Или пытается кричать. Часть слезоточивого газа попала ей в рот, поэтому язык сейчас в три раза больше, чем обычно. Она говорит, как Чарльз Лоутон в «Горбуне из Нотр-Дама». Плевать. Она тащит Колдуэлл к двери, как мать свое упрямое дитя, потому что голодные уже оторвались от того, что осталось от доктора Селкрик, и теперь хотят добраться до нового источника пищи.

Джустин захлопывает дверь перед их носом. Она не заблокирована, но это мелочи. Голодные ладят с замками не лучше, чем дикие собаки. Дверь содрогается от их нападок, но не открывается.

Женщины попали в короткий коридор с душевой кабиной в другом конце. Джустин направляется к распахнутым дверям, она их оставила так, когда бежала в лабораторию, но замедляется и останавливается на полпути. Между этим блоком и ангаром для транспорта идет перестрелка. Мужчины, которые ныряют за укрытия и ведут стрельбу, – это не люди Паркса, те одеты в хаки, который она всегда ненавидела; это дикари в разноцветной одежде, с черными волосами, покрытыми дегтем, и мачете, заправленными за пояс.

Юнкеры.

Пока Джустин продолжает с удивлением смотреть за происходящим, двое мужчин взлетают на воздух, переворачиваясь с огромной скоростью. Вспышка и грохот от взрыва гранаты доносятся спустя полсекунды, а за ними и перистальтическая дрожь ударной волны.

Колдуэлл показывает на другую дверь – а может, и говорит что-то, Джустин не знает – звон в ушах не оставляет места никаким другим звукам. Дверь закрыта. Колдуэлл роется в карманах, оставляя темно-красные линии на белом халате, напоминающие кривые Безье. Джустин видит, что ее руки в очень плохом состоянии, куски кожи болтаются по краям глубоких разрезов, этими местами она сжимала осколок стекла, нанося удары по голодному.

Карман за карманом. Ключа нигде нет. Она рывком расстегивает халат и ощупывает карманы брюк, есть! Она открывает дверь, и они оказываются в кладовой, заполненной десятками отполированных блоков из стали. Это убежище.

Это ловушка. Как только Колдуэлл закрывает дверь, Джустин понимает, что не может оставаться здесь. Мелани бродит где-то снаружи, как Красная Шапочка в глубоких и темных лесах, в окружении мужчин, которые стреляют из автоматического оружия.

Джустин должна найти ее. То есть она должна выйти отсюда.

Колдуэлл прислоняется к концу стеллажа, отступив в глубь помещения, как будто там намного лучше, чем у двери. Джустин не обращает на нее внимания и просматривает кладовку. Тут нет других дверей, но есть окно, почти у потолка. Оно выходит к забору, а это дальше всего от боевых действий. Отсюда она могла бы добежать до учебного блока – куда Мелани, по идее, направилась, если только смогла разыскать обратную дорогу.

Джустин начинает очищать ближайший стеллаж, скидывая коробки, бутылки, мешки хирургической марли и бумажные полотенца с полок на пол. Колдуэлл молча наблюдает, как она тащит стеллаж к окну, чтобы использовать его в качестве лестницы.

– Они убьют тебя, – говорит она.

– Такта сити сдесь, – рычит Джустин через плечо. Но когда она начинает подниматься, Колдуэлл придерживает блок окровавленными руками, а затем карабкается за ней, тихо вздыхая каждый раз, когда приходится хвататься за холодный металл.

Окно закрыто на щеколду. Джустин тянет ее на себя и приоткрывает на дюйм. Снаружи участок некошеной травы. Крики и выстрелы заглушает расстояние.

Она распахивает окно, протискивается в него и приземляется на траву. Утренняя роса еще не испарилась, и холод обжигает лодыжки. Неожиданность этого ощущения сравнима с телеграммой с другого конца света.

У Колдуэлл больше проблем с окном, потому что она старается не использовать раненые руки. В итоге, не удержав равновесия, она тяжело падает, распластавшись по траве. Джустин помогает ей подняться, но не слишком любезно.

Из-за угла они видят учебный блок и казармы, расположенные на другой стороне плаца. Везде голодные, разбитые на небольшие, плотно сбитые группы. Джустин сначала кажется, что они носятся где им вздумается, но потом она видит юнкеров-пастухов в странной броне, которые управляют группами с помощью копий, электрошоковых пистолетов и хорошего старомодного огня.

Она отмечает, что юнкеры все обмазаны дегтем – не только волосы, но и руки, и ноги, и бронежилеты. Эффект, по идее, должен быть таким же, как и от зэд-блокатора, – маскировка запаха пота для того, чтобы голодный никак не реагировал на вас.

Но больше всего она поражена другим: голодные как биологическое оружие! Победим мы или проиграем, база уже прекратила свое существование.

– Я хочу попытаться добраться до учебного блока, – говорит она Колдуэлл. – Пережди пару секунд и беги к забору, может, хоть часть из них не погонится.

– Учебный блок находится под землей, – огрызается Колдуэлл. – Туда ведет только одна лестница. Вы будете в ловушке.

Какая они замечательная пара ученых. Собирают известные факты и делают логические выводы. Рассудительный ум не перестает работать перед лицом этого жуткого кошмара (гребаного).

Джустин не отвечает. Она просто бежит. Построив курс, она держится его, на ходу сшибая двух голодных, ее цель – казармы. Юнкеры, которые пасли их, слишком заняты, чтобы отвлекаться на нее.

Их товарищи, следующие позади, попадают под перекрестный огонь: люди Паркса используют местность, превращая открытые пространства между деревянными домиками в кровавые бойни.

Джустин пытается увернуться от трех солдат, которые бегут прямо к ней с винтовками наперевес, но натыкается на очередную группу голодных. Она старательно маневрирует между опасностями, но за очередным углом натыкается на дюжину мужчин с торчащими волосами, с ног до головы вымазанными дегтем (еще не засохшим), отстреливающихся за опрокинутыми мусорными контейнерами.

Юнкеры разворачиваются и видят ее. Большинство тут же разворачивается обратно и продолжает стрелять, но двое встают и идут к ней. Один достает из ножен кинжал и взвешивает его в руке. Другой просто направляет на нее пистолет.

Джустин замирает. Нет смысла бежать, подставляя спину. Она пытается придумать, что сказать, но ее мозг переполняет холодная пустота.

Человек с ножом бьет ее по ногам, и она падает. Схватив рукав рубашки, он приподнимает ее и показывает второму, как будто она подарок.

– Сделай это, – говорит он.

Джустин поднимает голову. Обычно это плохая идея – устанавливать зрительный контакт с диким животным, но если ей все равно умирать, она хочет напоследок сказать ему все, что думает, а если будет время – то со всеми подробностями.

Она встречает взгляд человека с пистолетом. И понимает, безумно удивившись, насколько он молод. Еще подросток, наверное. Он переводит пистолет с ее головы на грудь, видимо, не хочет, чтобы его всю жизнь во снах преследовала картина продырявленной головы незнакомой женщины.

Все это напоминает некий ритуал, старик держит ее и ждет, пока другой не убьет ее. Этот обряд, вероятно, соединяет отца и сына.

Юноша старается взять себя в руки.

А потом пропадает. Его сбили с ног. Что-то темное и невероятно быстрое накинулось на него и повалило. Он корчится на асфальте, борясь с врагом, который, несмотря на свои крошечные размеры, обладает невероятной ловкостью и силой.

Это Мелани. И она не берет пленных.

Человек – скорее мальчик – издает крик, который тонет в жидком бульканье, как только ее челюсти смыкаются у него на горле.