Сержант Паркс сделал свой выбор. Он направляется в Стотфолд.

Это захудалое местечко на пути к А1 не вызывает у него больших надежд. Они не смогут пополнить там свои запасы или найти новый транспорт. Все, что хоть чего-нибудь стоило, уже давным-давно растащили. Он решил зайти в Стотфолд по двум причинам: во-первых, город лежит на их пути, во-вторых, когда вечер начнет сменять день, они превратятся в нищих, которые не вправе выбирать. Он хочет найти убежище до наступления темноты.

Но они по-прежнему в двух милях от города – недостаточно близко, чтобы увидеть дымоход водяной мельницы, поднимающийся где-то там, над деревьями, – сейчас они проходят церковь.

По мнению Паркса, это не самое удачное место для церкви, потому что поблизости ничего нет. Еще до Катастрофы у них наверняка не было возможности торговать. Она сейчас так же бесполезна, как и бивуак. Слишком много больших окон, к тому же разбитых, и массивный арочный проем, зияющий, как беззубый рот (интересно, куда делись двери).

Но рядом с основным зданием стоит гараж из шлакобетона, и Парксу он с виду нравится. Когда сержант подходит к нему, желая осмотреть поближе и приказав остальным ждать в стороне, гараж нравится ему еще больше. Дверь-подъемник выполнена из прочного металла. Она не поддастся, когда голодные начнут толкать ее и царапать, а ржавый механизм (болты, косяк) придаст дополнительной устойчивости в нужный момент. Второй путь внутрь преграждает деревянная дверь с замком марки Йель. Куда менее безопасный вариант, но, с другой стороны, Паркс может выбить цилиндр и открыть дверь снаружи, не повредив ее, а затем – если им повезет – вставить цилиндр обратно в замок или соорудить баррикаду изнутри.

Он машет Галлахеру, чтобы тот присоединился к нему. Они заходят в церковь, пока женщины ждут у дороги. В первые минуты не появляется ни одного голодного, и это хороший знак. На полу рядом с крестом лежат кости, но они похожи на кости животных. Их оставила лиса или хорек, наверное, или какой-нибудь проходящий сатанист.

Над алтарем зеленой краской написано «ОН НЕ СЛЫШИТ, ДЕБИЛЫ». Паркс воспринимает это как данность. Он никогда в жизни не молился.

Но здесь этим занимались другие. На скамье Паркс находит женскую сумочку. В ней много всякой всячины: помада, крошечный псалтырь, ключи от автомобиля со встроенным геолокатором и один экстратонкий презерватив. Такие безупречные предметы быта ослепляют его ненадолго, призрак старого мира встает перед ним, когда самыми большими проблемами были небезопасный секс и неправильно припаркованный автомобиль.

Галлахер заглядывает в боковую комнату, ризницу или что-то подобное, луч фонаря быстро проскальзывает по углам, и он захлопывает дверь. «Все чисто, сержант», – кричит он.

Это может быть хлопанье дверью, но, скорее всего, это слова. Что-то выбегает из темноты в задней части церкви. Оно накидывается на Галлахера, сбивая его с ног, и он с грохотом валится на деревянный пол.

Паркс оборачивается и видит два корчащихся тела. Ему даже не нужно обдумывать это. Он выхватывает пистолет и берет на мушку темную точку, голову голодного, судорожно тянущуюся к горлу Галлахера, и нажимает спуск. Это нельзя назвать треском, звук больше напоминает встречу топора и бревна.

Его цель застыла. Пуля зашла в затылок голодному. Если бы это была обычная девятимиллиметровая пуля, она прошла бы навылет и задела Галлахера тоже. В другом случае, маловероятном, пролетела бы рядом, разбрызгав мозги голодного на лицо Галлахера – последствия здесь предсказуемы и безрадостны, вопрос времени – час, день или неделя. Но эта пуля из стали и алюминия с мягким наконечником для минимального проникновения. При столкновении с объектом она разлетается на множество маленьких кусочков, превращая мозг голодного в розовый молочный коктейль.

Галлахер отталкивает безвольное тело в сторону и поднимается. «Дерьмо! – пыхтит он. – Я… я не заметил его, пока он не сбил меня с ног. Спасибо, сержант!»

Паркс проверяет тело. Голодный неподвижен, серое вещество сочится из глаз, носа, ушей, почти отовсюду. Раньше это был мужчина, темноволосый, немного младше, по правде говоря, чем сам Паркс. Из одежды на нем остались разлагающиеся останки стихаря, так что заразился он, скорее всего, здесь. Может, и стоял так все время в темноте в ожидании еды. Или пришел сюда после того, как заразился и прежний владелец тела погиб. Это так же странно происходит, как и звучит. Вместо того чтобы застыть на месте, некоторые голодные идут в определенные места, где раньше был их дом или работа. Паркс будет очень удивлен, если доктор Колдуэлл знает об этом, ведь тогда ее теория о том, что мозг хозяина полностью умирает, как только паразит берет верх, окажется не совсем точной.

Галлахер осматривает себя на наличие порезов, укусов и просто жидкостей, вытекающих из голодного. Паркс тоже его осматривает, не меньше минуты. Несмотря на близкий контакт, Галлахер чист. Он по-прежнему благодарит Паркса дрожащим голосом. Сержант столько раз был на волосок от смерти в тех вылазках, что перестал обращать на них внимание. Он лишь советует Галлахеру молчать в опасных ситуациях. Сигналы рукой также хороши, но куда безопаснее.

Они выходят на улицу, где их ждут гражданские, в пятидесяти ярдах от церкви на краю гравийной дороги. Они, кажется, и не подозревают о случившемся, ведь солдаты что-то искали в церкви, звуки совпадают.

– Все в порядке? – спрашивает Джустин.

– Все хорошо, – говорит Паркс. – Мы почти закончили. Смотрите за дорогой, если что-то покажется – кричите.

Он идет к гаражу, который при ближайшем рассмотрении оказывается даже лучше, чем он думал. Замок можно было выбить прикладом, но необходимость в этом отпала, – дверь открылась, стоило ему дернуть за ручку. Тот, кто был здесь раньше, закрыл дверь на щеколду.

Они идут медленно и осторожно, прикрывая друг друга. Паркс приседает на одно колено и вскидывает винтовку, которая уже переведена в автоматический режим и готова превратить любого в фарш. Галлахер достает фонарь, и луч света медленно скользит по стенам.

Никого. Чисто. Здесь негде прятаться и неприятных сюрпризов быть не должно.

– Все хорошо, – бормочет Паркс. – Это место отлично подходит. Приведи их сюда.

Галлахер, как пастух, приводит гражданских, и Паркс закрывает дверь, благо замок полностью исправен. Они не так рады замкнутому пространству с тяжелым, спертым воздухом, как Паркс, но спорить никто не намерен. Правда в том, что женщины не привыкли к быстрым марш-броскам и, как и Паркс, если не ворошить прошлое, не знают, что такое провести ночь за периметром. Они очень устали и нервничают, шарахаясь от каждой тени. Как и он, но свою усталость и страх он засунул куда подальше, поэтому с виду по нему ничего не скажешь.

Единственным спорным вопросом остается девчонка, что неудивительно. Паркс предлагает ей спать в церкви, а Джустин предлагает Парксу спать у себя в заднице. «Могу лишь повторить все то, что уже сказала», – твердо говорит она, вскрывая еще не затянувшуюся рану в их отношениях. Паркс считает, что она не угомонится никогда. И по правде говоря, ему это нравится. Если ты запретил себе чувствовать что-либо, то гнев все же лучшая из альтернатив.

– Даже если бы голодные были единственной опасностью здесь, – говорит она сейчас. – Все вокруг – все это – так же странно для Мелани, как и для нас. И так же пугающе. Мы не можем оставить ее одну, связанную, в пустом здании на всю ночь.

– Тогда оставайтесь там с ней, – отвечает Паркс.

Эти слова вызывают желаемый эффект, и Джустин затыкается на несколько секунд. В образовавшейся тишине он провозглашает свой манифест:

– У нас впереди долгий путь, поэтому не лишним будет установить ряд основополагающих правил. Вы делаете то, что я говорю и когда я это говорю, и тогда, возможно, вы дойдете до Маяка вместе со своими задницами. Если вы продолжите себя вести так, будто у вас есть право на собственное мнение, мы не доживем и до утра.

Джустин уставилась на него, потеряв дар речи. Он ждет извинений и согласия.

Она протягивает руку:

– Ключи.

Паркс недоумевает:

– Какие ключи? У нас нет никаких ключей. Дверь была…

– Ключи от наручников Мелани, – говорит Джустин. – Мы уходим.

– Нет, – говорит Паркс. – Вы никуда не уйдете.

– Вы что, думаете мы все ваши солдаты сейчас, сержант Паркс? Серьезно? – Весь гнев внезапно испарился. Теперь в ее голосе звучит лишь мрачная насмешка. – Вы ошибаетесь. Ни один из нас не подчиняется вам, разве что рядовой Галли. Так что весь это бред из разряда «следуйте за мной, если хотите жить» никому даром не сдался. Я бы скорее попытала счастье в одиночестве там, за стенами, нежели доверила свою жизнь двум вымуштрованным солдатикам и квалифицированному психопату. Так что ключи. Пожалуйста. Давайте закончим с этим. Вы ведь сказали, что мы обуза, так избавьтесь от нас поскорее.

– Это невозможно! – резко встревает Колдуэлл. – Я уже говорила вам, сержант. Девочка является частью моего исследования. Она принадлежит мне.

Джустин качает головой, глядя в пол.

– Неужели мне опять придется бить вас по лицу, Кэролайн? Я не хочу слышать от вас подобные вещи.

Паркс поражен. Даже потрясен. И чувствует отвращение. Он привык иметь дело с людьми, у которых есть хоть какой-то инстинкт самосохранения, и Джустин точно не дура. Еще на базе он думал о ней, как о самой приятной представительнице раздражающей тусовки доктора Колдуэлл, более того, он испытывал к ней теплые чувства и глубоко уважал. Хотя сейчас ничего не изменилось.

Но эта ситуация заводит их в тупик.

– Мне жаль, что я выразился недостаточно ясно, – говорит он ей теперь. – Вы не можете уйти, а она не может остаться. Да, мои полномочия не распространяются на такие вещи, но у меня есть цель. Я собираюсь доставить всех людей, стоящих здесь, назад в Маяк, живыми, а уже там вы вновь обретете возможность решать за себя.

– Вы думаете, что можете держать меня здесь против моей воли? – спрашивает Джустин, положив руки на бедра.

– Да. – Он в этом уверен.

– Вы думаете, что можете сделать это и продолжить движение в приличном темпе?

Это другой вопрос, далеко не с таким красивым ответом. Он не хочет угрожать ей. Ему кажется, что раз заставив ее делать по-своему, он переступит линию и ни на какое сотрудничество она больше не пойдет.

Сержант пробует иную тактику.

– Я открыт для других предложений, – говорит он. – Пока они остаются адекватными. Держать голодного здесь с нами, даже в наручниках и наморднике, не вариант. Они не так восприимчивы к физическим повреждениям, как мы, и есть вещи, которые можно провернуть в наручниках и наморднике, если ваш болевой порог настолько высок. Поэтому она должна остаться снаружи.

Джустин поднимает бровь.

– А если я попытаюсь выйти на улицу с ней, вы меня остановите.

Он кивает. Это выглядит куда мягче, чем просто согласиться, хотя смысл один и тот же.

– Хорошо, тогда остановите меня.

Она направляется к двери.

Галлахер преграждает ей путь, и она резко выхватывает пистолет – тот, что Паркс дал ей сегодня, – целясь Кирану в лицо. Блестящий ход. Тьма гаража скрыла ее движение от сержанта. Галлахер замирает, чуть отвернув голову в сторону от оружия.

– Уйди с дороги, рядовой, – тихо говорит Джустин. – Или твои мозги выйдут прогуляться.

Паркс вздыхает. Он достает свой пистолет и слегка касается ее плеча. Даже после краткого знакомства он уверен, что она не выстрелит. По крайней мере, после первого предупреждения. В искренности ее чувств нет никакого сомнения.

– Вы высказали свою точку зрения, – говорит он хмуро. – Мы сделаем все немного иначе.

Потому что он не хочет убивать ее, если она не вынудит его. Если понадобится, он не дрогнет, но у них и так мало шансов, а из этой троицы – Джустин, Галлахер и доктор – она может быть наиболее полезна.

Поэтому он решается оставить ребенка в гараже. Они привязывают девочку к батарее в стене. Веревка опоясывает жестяной ковш, который он нашел на улице и доверху набил камнями. Так что она не сможет пошевелиться, не разбудив всех.

Джустин изо всех сил старается объяснить все голодному ребенку, который остается спокойным на протяжении всей процедуры. Она все понимает, даже если Джустин не может объяснить, – есть ли зэд-блокатор или нет, но она должна рассматриваться как неразорвавшаяся бомба. Она не жалуется.

Еда, которую они забрали из «Хамви», оказалась жесткой и безвкусной смесью углеводов и белков. На этикетке написано – без слез не взглянешь – «Жаркое из говядины с картофелем». На деле это желе, залитое водой, с привкусом ила, так что к ужину все отнеслись без энтузиазма.

Джустин берет еще одну ложку и кормит девочку, с которой на несколько минут сняли намордник. Паркс внимательно наблюдает за процессом, его пистолет лежит в кобуре, но снят с предохранителя и первый патрон уже в стволе. Хотя даже так он не успел бы вовремя попасть в Мелани, если бы она захотела укусить Джустин. Пришлось бы убить обеих.

Но девочка просто золото. Она сосредоточенно глотает куски мяса из пищевой смеси даже не разжевывая, а картофель выплевывает с нескрываемым отвращением. С консервами она расправляется меньше чем за минуту.

Тогда Джустин вытирает ей губы бог знает откуда взятой тряпкой, и Паркс снова защелкивает намордник.

– Он сидит свободнее, чем раньше, – говорит голодный ребенок. – Вы должны еще затянуть его.

Паркс проверяет его, засунув большой палец под ремень на затылке. Она, конечно же, права, и он молча затягивает его.

Пол холодный и жесткий, а одеяла тонкие. Подушки из рюкзаков довольно паршивые. Да еще этот маленький монстр, который никак не может улечься и постоянно вертится, грохоча самодельной системой безопасности и не давая ему расслабиться.

Он смотрит вверх в безликую тьму, думая о мелькнувшей промежности Джустин, когда та садилась на корточки, чтобы справить нужду за гаражом.

Но будущее остается настолько неопределенным, что у него нет настроения даже на мастурбацию.