Подгоняемая настойчивой, почти мистической уверенностью, что если сейчас ей удастся догнать Дэвида, то они одним махом преодолеют разделявшее их препятствие, Кира не задумывалась о том, что она может загубить «чероки». Ее влекло за собой легкое и быстро рассеивающееся облако пыли, поднятое колесами пикапа Дэвида. И все же, добравшись до места неподалеку от края каньона, где он оставил машину, она нигде не увидела мужчину, которого разыскивала.

Заглушив двигатель и выйдя из машины, она подошла к пикапу и положила руку на капот. Его поверхность была еще довольно теплой, вряд ли он мог уйти больше чем на сотню ярдов. Однако, оглядевшись, она не увидела ничего, кроме глубокой волнообразной трещины каньона, прорезавшей пустынное пространство, и его розовых и красно-коричневых скал, чуть выступающих вдали над окружающим монотонным пейзажем.

Сожалея, что не надела спортивные ботинки вместо своих любимых мокасин с кисточками, которые здорово скользили, Кира прошла примерно ярдов двадцать, отделяющих ее от края каньона. И тут у нее перехватило дыхание. Хотя, мельком бросая взгляд с шоссе, по которому ехала, она уже обратила внимание на необыкновенные цвета каньона Литл-Колорадо, сейчас она была буквально ошеломлена его великолепием. И ей стало понятно, почему Дэвид приезжает сюда. В поисках успокоения, а также разгадки мучивших его вопросов. Но как найти его?

Кира начала спускаться в глубь каньона. Уже несколько лет — а точнее, пять — ей не приходилось делать ничего подобного. Она остро ощущала недостаток практики. Порой она даже не знала, куда ступить, поскольку не видела опоры для ног. Дэвид избрал какой-то иной путь, решила она, присев на выступающий камень, чтобы обдумать ситуацию. Но какой?

Вскарабкаться обратно туда, откуда она начала спуск, будет непростой задачей, к тому же это противоречит ее планам. Может быть, лучше подождать. У нее полно времени. Если Дэвид заметит ее, он поднимется к ней наверх. Или, обнаружив ее «чероки» рядом со своим пикапом, отправится на поиски.

Опершись подбородком на руку, она смотрела в глубокое ущелье, целиком отдавшись во власть возникавшего здесь абсолютного чувства одиночества и ощущения полной потери времени.

Глубоко в ущелье, скрытый от взгляда Киры дверью во времени, в которую ему наконец удалось проникнуть, Дэвид, скрестив ноги, сидел на земляном полу хогана, выстроенного на старинный манер из веток и глины. Он с уважением и искренней надеждой на помощь в своих затруднениях наблюдал за тем, как его прадед создает картину, используя небольшие кучки разноцветного песка и мелко дробленного камня, разложенные перед ним одним из его учеников.

Тонкие седые косы, скрепленные серебряной проволочкой, обрамляли лицо Генри Много Лошадей, сосредоточенного на своем занятии. Хотя лицо его покрывали морщины, свидетельствовавшие о тяжелых условиях, в которых прошла большая часть его жизни, он выглядел моложе, чем в девяносто один год, незадолго до своей смерти. В целом он несильно изменился с тех пор, когда ему было шестьдесят, а Дэвиду — одиннадцать или двенадцать лет.

На груди у него на шнурке висел мешочек из оленьей кожи для совершения молитв — с драгоценными комочками земли, шишками и лечебными растениями, собранными им когда-то в паломничествах на каждую из четырех святых для навахо гор. Внимание Дэвида было приковано к двум группам фигурок, возникавшим под прикосновением кончиков пальцев Генри Много Лошадей. Первую группу составляли трое мужчин, другую — двое мужчин и женщина. В каждой группе по центру располагалась мужская фигурка, вытянутыми в стороны руками разделявшая товарищей. В обеих группах разлучник был изображен белым цветом. Дэвид совсем не удивился, когда в хоган вошла его бабушка и присела чуть сбоку за его спиной, выражая своим присутствием молчаливую поддержку.

У края каньона, где Кира уже почти час сидела в ожидании, тени несколько переместились. Ее затопило осознание истинного бытия. Без всяких условий или малейшего желания сводить старые счеты, она всей душой хотела воссоединиться с черноволосым адвокатом-навахо, которого иногда непросто было понять, но которого она по-прежнему любила. Что бы ни случилось в прошлом, оно ушло. Закончилось. Они должны быть вместе. Все остальное утратило значение здесь, на фоне вечного каньона.

Чуть переведя взгляд, она вдруг заметила какие-то новые тени. Они словно указывали на тропинку там, где раньше ее не наблюдалось. Головокружительно крутая и явно не для слабонервных, она вела именно в том направлении, куда Кире хотелось идти.

Не задерживаясь, чтобы не дать страху овладеть собой, и не думая об опасности, грозившей ей, она начала спускаться, дюйм за дюймом продвигаясь к следующему уступу. К ее изумлению, ее взгляду открывались все новые опоры для ног — обветшалые и казавшиеся недоступными, точно вытесанные в каменистой стене ущелья древними обитателями пещер. Киру словно вела какая-то незримая сила, нашептывающая, что любые шишки и синяки, которые она может заработать, окупятся с лихвой.

Через три четверти часа, заработав лишь несколько царапин, она оказалась на дне каньона. Чтобы попасть на другой берег, ей пришлось перейти реку в мелком и относительно спокойном месте. Волнение охватило ее, когда она заметила тонкий завиток дыма, поднимавшийся над тополиной чащей. Кира могла поклясться, что раньше там дыма не было. Насколько ей было известно, в этом каньоне уже много лет никто не живет. Может быть, это Дэвид развел костер, подумалось ей.

Пройдя немного вдоль реки, сейчас, в свете заходящего солнца, оказавшейся в тени скал, она попала на более широкий, защищенный от ветра участок берега. Здесь среди желтеющих тополей она с удивлением обнаружила несколько индейских жилищ, какие редко увидишь в двадцатом веке. Неподалеку возвышалась огромная куча веток, сложенных как для костра, возможно, для проведения какого-то обряда.

Стоит ли ей подходить?

Дэвида нигде не было видно. Если в ущелье живут индейцы, надеявшиеся избежать белых завоевателей своих предков и спастись от механизированной суеты Америки конца двадцатого века, вряд ли они скажут ей спасибо, если она нарушит их уединение. В конце концов, Литл-Колорадо является частью их резервации.

Но она решила рискнуть. Выйдя из-под прикрытия деревьев, она с робостью приблизилась к небольшому поселению, потупленным взором умоляя его обитателей не обижаться.

Она увидела горстку мужчин и женщин из племени навахо в старинной одежде. Они казались дружелюбно настроенными, словно были предупреждены о ее появлении, и приветствовали ее по-навахски. На ее счастье, благодаря тому, что выросла в этом уголке мира, Кира знала несколько слов на этом языке — достаточно, чтобы ответить на приветствие.

В тени одного из хоганов несколько женщин вручную мололи кукурузу. Подойдя к ним, Кира с вопросительной интонацией произнесла имя Дэвида.

К ее облегчению, самая молодая из женщин говорила по-английски.

— Твой мужчина сейчас с шаманом, — сказала она приятным хрипловатым голосом. — Их нельзя беспокоить. Ты сможешь поговорить с ним позже. Иди… поможешь нам молоть кукурузу для вечернего праздника.

Кира охотно приняла предложение.

— А что это за праздник? — спросила она. — Какой-то ритуал исцеления?

Когда самая молодая из женщин перевела ее слова другим, они смущенно захихикали. Неужели она совершила какую-то оплошность?

Утихомирив всех снисходительным взглядом, переводчица Киры улыбнулась ей.

— Я могу только сказать, что шаман приказал нам приготовиться, — объяснила она. — С тех пор как пришел твой мужчина, тебя ждали.

В хогане, где Дэвид общался со своим прадедом, наступила тишина. Старик посмотрел Дэвиду в глаза и сказал:

— Твоя женщина пришла.

— Ты хочешь сказать… Кира здесь? — воскликнул Дэвид, пораженный тем, что ей без всякого обучения удалось преодолеть барьер, доступный лишь немногим. Барьер, который и его останавливал не один раз, несмотря на то, что Генри Много Лошадей обучал его с самого детства.

Его старшие родственники, казалось, восприняли ее достижение как нечто само собой разумеющееся.

— Где же еще ей быть, если не рядом с тобой? — спросила бабушка.

Ее логику трудно было оспорить.

— Конечно, — согласился он, все больше проникаясь сознанием высшей справедливости происходящего здесь.

— Я попросил племя подготовиться к вашему бракосочетанию, — сказал его прадед. — На картине из песка я уже давно видел, что она станет твоей женой именно здесь. Там говорится, что, если ты сделаешь ей предложение там, где проходили собрания твоих предков, она даст тебе тот ответ, который ты хочешь услышать.

Из уважения к своему старшему родственнику Дэвид не мог подвергнуть сомнению его слова. Однако он не чувствовал уверенности, что все произойдет именно так, как тот сказал.

Как обычно, прадед читал его мысли.

— Я не знаю, какое препятствие продолжает разделять вас, но ответ дан здесь, — сказал он, указывая на картину из песка. — Все зависит от твоей женщины… Ее задача — решить, есть ли правда в некоторых заявлениях, которые ей были сделаны. К счастью, впервые проскользнув в одно из повсюду окружающих нас окон во времени, она вряд ли будет помнить о них сегодня вечером.

Дэвид снова промолчал, немного приободренный, но не успокоенный окончательно.

И вновь прадед прочел его мысли:

— Правда и то, — признал Генри Много Лошадей, — что, когда вы вернетесь в обычный мир, где живут ваши проблемы, твоя женщина позабудет клятвы, которые вы произнесете. Сложности, так долго разделявшие вас, вновь обретут силу. Однако вы уже будете связаны обетом. Если ты сохранишь мир внутри себя, хотя тебе будет нелегко, и позволишь ей самой сделать все необходимые открытия, то в конце концов вы соединитесь.

После того как она помогла женщинам управиться с кукурузой — это занятие, казалось, наполнило ее покоем и ощущением покорности судьбе, — Кира стала наблюдать, как они на решетке над маленьким открытым костром жарят что-то вроде лепешек. В золу поставили запекаться кроличье мясо, сушеные персики и кедровые орешки. Женщина, говорившая с ней по-английски, зачем-то взяла горсть только что смолотой кукурузы и добавила в нее воды, приготовив немного каши.

Никто не окликнул Киру, когда, от нечего делать и чувствуя свою бесполезность, она встала и побрела осматривать лагерь. С интересом постороннего она немного понаблюдала за тремя ребятишками, игравшими в пыли палками и костями, за тем, как какой-то мужчина привязывал к колышкам нескольких пони. Этих пони, должно быть, провели через начало ущелья, за многие мили отсюда, подумала она. По крутым скалистым горам их бы не спустить.

Еще один мужчина сидел, скрестив ноги, у одного из хоганов, стоявшего чуть на отшибе. На первый взгляд казалось, что он дремлет, замечтавшись на солнышке. Наверное, это хоган шамана, догадалась Кира. Если так, значит, Дэвид внутри, как сказала та женщина.

Хотя ее стремление увидеть мужчину, следуя за которым она так рисковала, продолжало расти и углубляться, она обнаружила в себе непривычную готовность ждать его появления столько часов, сколько потребуется.

Они скажут ему, что я здесь. Он придет и разыщет меня. Когда мы встретимся, не будет никаких преград, думала она, поворачиваясь и бредя дальше вдоль берега реки, любуясь тем, как отраженные лучи заходящего солнца окрашивают воду в медный цвет, оттеняя облака, сгрудившиеся над головой.

Она почти не сомневалась, что раньше какое-то препятствие между ними существовало. Свидетельством тому было испытанное ею чувство острой необходимости увидеть его, предшествовавшее глубокому покою. И все же, как она ни старалась, ей не удавалось вспомнить, в чем оно заключалось. Это не могло быть чем-то очень серьезным, решила она, присаживаясь на упавший ствол и наблюдая, как уходит день. Мысль о том, что ее отец сходит с ума из-за ее необъяснимого отсутствия вторую ночь подряд, даже не приходила ей в голову.

Сумерки поглотили большую часть света, и до прозрачности облизанный леденец луны стал отчетливо виден над краем каньона к тому времени, когда Дэвид тихо приблизился к ней. Какая она тонкая и изящная, эта женщина, которую я люблю, с восхищением подумал он, оставаясь незамеченным и любуясь ее задумчивой позой.

Он был поражен тем, что, отвергнув его столь категорично, Кира без чьей-либо помощи спустилась в ущелье, чтобы восстановить существовавшую между ними связь. Каким же огромным потенциалом она наделена, думал он, если последовала за мной сюда через дверь, открыть которую можно, лишь обладая необыкновенной силой духа. И какая поразительная у нее интуиция, если она знала, где меня искать. Он решил, что, хотя раньше она, скорее всего, никогда его не задействовала, у нее должен быть природный дар преодолевать границы обычного существования.

Если она захочет, какой командой они могли бы стать! На работе они бы вместе боролись с несправедливостью, спасая невинных, вроде Пола Наминга, от ошибок судебной системы, а в личной жизни любили бы друг друга до изнеможения, и у них были бы красивые дети. Он был просто дураком, не распознав тот бесценный дар, который ему предлагала Кира, и сбежав от нее пять лет назад.

Он мог лишь надеяться, что оценил его не слишком поздно.

Его прадед, редко ошибавшийся в подобных вещах, рассудил, что она не принесла бы с собой в ущелье бремя осуждения. И если узы, которые их свяжут, окажутся достаточно крепкими, то, возможно, их любовь выдержит перемещение во времени. Голосом, выдававшим сильное желание и волнение, которые он ощущал, он вслух произнес всего одно слово — ее имя.

Дэвид пришел за ней! Выхваченная из своей задумчивости нахлынувшим на нее счастьем, Кира вскочила на ноги. Секунду спустя она уже была в его объятиях, переплетясь с его телом крепче, чем сцепленные пальцы рук.

В этом поразительном мире между ними не существовало никаких препятствий и упреков. Его губы завладели ее ртом. Она стремилась к этому всем сердцем, готовая упасть с ним прямо на опавшие листья и отдать все, что у нее есть.

Дэвид тоже этого хотел. Но за годы их разлуки и под влиянием мудрости его прадеда он научился сдержанности. Кроме своей любви и защиты, он мечтал предложить ей честь и уважение.

Проще говоря, он хотел, чтобы она стала его женой. Чтобы родила ему детей. Хотел одновременно и страсти, и обыденности. Возможности встретить старость самым близким ее другом, мужем, которого бы она любила.

— Будь моей женой, — попросил он. — Ты единственная женщина, которой когда-либо принадлежало мое сердце.

Это было именно то, о чем она втайне мечтала с того самого момента, как впервые увидела Дэвида далеким летом, приехав домой после второго курса юридического факультета и обнаружив его среди сотрудников отца. С той же непринужденностью, с какой он мог посмеяться с другом или зайти выпить пива после работы, привлекательный и экзотичный Дэвид Яззи покорил ее сердце.

— Праздник, к которому они готовятся, устраивается в нашу честь, — подсказывал он, видя, что от радости она потеряла дар речи. — Скажи «да». Я так тебя люблю.

В ее сне — поскольку, разумеется, она по-прежнему дремала на солнышке на своем камне чуть ниже края каньона — вопроса о взятке не существовало.

— Да, Дэвид, — прошептала она. — Конечно, да. Я тоже люблю тебя. Мне ничего на свете не хочется сильнее.

Они в обнимку вернулись в лагерь — два человека, которые в сердцах своих уже стали единым целым, хотя еще не скрепили свой союз официально.

Мужчины и женщины ущелья встретили их улыбками одобрения. Держа руку в ладони Дэвида, где и было ее законное место, Кира наклонила голову, когда на шею им надевали ритуальные ожерелья из бирюзы и серебра.

— Пора, — улыбаясь предупредила их говорившая по-английски молодая женщина. — Займите свои места.

Несколько мужчин зажгли факелы и прикоснулись ими к куче веток, отчего они вспыхнули и загорелись свистящим пламенем. Искры разлетались на ветру, словно огненные мухи, сухие ветки потрескивали и шипели. Гобелен, сотканный из света и тьмы, преобразил грубоватые лица, придавая сцене, и без того похожей на сон, еще более сюрреалистический оттенок.

К удивлению Киры, из хогана, где Дэвид совещался с шаманом, появилась его бабушка. Улыбаясь, она подошла и встала рядом с ними. Возможно, дело было в свете костра, но Кире она показалась моложе — печать времени на ее лице была не столь заметна, как во время их короткого разговора, после которого она отправилась к каньону по следам Дэвида.

Она не успела поделиться своими наблюдениями. Или задать вопросы. Вслед за Мэри из хогана появился еще более старый человек с ястребиным лицом в черной бархатной рубашке и хлопчатобумажных брюках. На шее у него висел мешочек из оленьей кожи, одежду же украшала бесценная коллекция бирюзы. Его темные глаза светились мудростью и пониманием.

Разумеется, это и был шаман. Но не только. Этот человек был еще старейшиной и знахарем племени.

— Я считала, что твой прадед скончался несколько лет назад, — шепнула она, несколько испуганная его появлением. — Скажи мне, что все это на самом деле… Что мне это не снится.

Притянув Киру к себе еще ближе, Дэвид вынудил ее в поисках опоры положить руку ему на грудь.

— Ты чувствуешь мое дыхание на своей щеке? — спросил он, почти прикасаясь к ней губами. — Чувствуешь, как начинает биться моя любовь к тебе, стоит только нашим телам соприкоснуться?

Она чувствовала, да, это она чувствовала…

Доверившись ему и упиваясь удачей и счастьем, которые наконец нашли ее, она почтительно склонила голову при приближении его прадеда, затем вновь подняла, когда он заговорил. Когда старик спросил их по очереди, согласны ли они прожить вместе жизнь, ее «да» было столь же надежным, как сама земля, на которой они стояли.