Для Лауры дни, пока Энцо был в Турине, походили на лоскутное одеяло, сшитое из праздности, неопределенности и ожидания. Мало-помалу она вживалась в свою негаданную роль — родственницы, принятой в клан Росси. Окруженная слугами и признанная наиболее влиятельными членами семьи, она свободно могла знакомиться с величественным особняком и усадьбой, где прошло детство ее мужа.

Однако Лаура не позволяла себе чрезмерно расслабиться. Что-то нашептывало ей, что если она не будет настороже, то попадет в беду, хотя в какую, этого она определить не могла.

Каждое утро после завтрака Лаура водила Паоло к Умберто. Оставаясь по возможности на заднем плане, она незаметно поощряла сына к беседе, провоцировала на вопросы. Умберто отвечал мальчику тем, что рассказывал целые истории, испытывая к внуку явную, хотя и искусно скрываемую симпатию. Паоло также постепенно начинал привыкать к дедушке и уже не вздрагивал при виде его. С ее позиции — стороннего наблюдателя и судьи — чувства Умберто определить было нелегко.

Он, кажется, начинал любить Паоло, видя в нем частицу своего «я», которая останется после него возможно, даже видел в Паоло замену сыну, которого прогнал с глаз долой. Как бы там ни было, и визиты действовали на него лучше всякого лекарства. Во вторник утром больной оправился настолько, что провел, болтая с ними, целый час на балконе, прилегавшем к его комнате.

Всякий раз после полудня, уложив Паоло отдыхать, Лаура прогуливалась по дорожкам парка, делая карандашные наброски, надеясь потом выполнить их пастелью в Чикаго. Занимаясь этим, она обнаружила, что постоянно выбирает конюшню в качестве объекта для зарисовок, и рискнула взглянуть на наброски, которые сделала в Чикаго с портрета дворянина эпохи Ренессанса. «Он принадлежит этому месту — вилле Волья… так же, как и я», — подумала она, ничем не подкрепляя своего вывода. С момента прибытия в Италию Лауре казалось, что вся ее жизнь в Чикаго утратила всякое значение — словно она явилась сюда из другого времени и измерения.

С приближением страды — уборки винограда она редко видела Стефано. Занятый работой от восхода до заката, он не появлялся за обеденный столом. Вскоре после отъезда Энцо его пример последовали Кристина и София. Пробормотав что то по поводу неотложных дел, связанных с общественными обязанностями, первая вернулась с Бемнардо в Турин, чтобы провести там с мужем несколько дней до начала сбора винограда. София, целиком поглощенная собственной персоной, отправилась на Ривьеру, наспех простившись с отцом и пожелав ему скорейшего выздоровления.

Оставаясь нейтральной по отношению к Софии, Лаура была рада отсутствию Кристины и Стефано. Младшая сестра Энцо всячески демонстрировала свое недовольство их приездом. А к Стефано Лаура, правда, испытывала некоторое сочувствие, но его пытливые, пристальные, если не похотливые, взгляды вызывали у нее большое беспокойство.

Пока тянулись эти томные, пленительные осенние дни, она смогла лучше узнать Анну. Время от времени они наведывались на кухню к Маргарите, чтобы поучаствовать в приготовлении некоторых блюд — род деятельности, который решительно осуждали ее собственные дочери. Однажды они вместе съездили в Альбу, в музей, располагавший богатым собранием античных древностей. К ее удивлению, Эмилия также сделала попытку приручить ее. Пригласив Лауру на чашку кофе к себе в комнату, правительница семьи Росси ненавязчиво убеждала ее продлить их визит.

По мере того как приближалось время возвращения Энцо, она все больше думала о нем и о той глубокой душевной гармонии, которая установилась между ними в тот памятный воскресный день. Размышляла и о темной стороне его натуры, которую она ощущала в нем, хотя и считала несвойственной ни Энцо, ни… дворянину со старинного портрета — в ее представлении они почему-то были неразрывно связаны.

Размышляя обо всем этом вечером во вторник, Лаура вышла в сад с ножницами и ведерком, чтобы нарезать цветов, не подозревая, что наступает один из ее приступов. Внезапно она пошатнулась. Все вокруг — зелень, цветы, деревья — поплыло перед глазами и рассыпалось на тысячи сверкающих фрагментов.

Как и во время ее второго видения в Институте искусств, обитатели другой эпохи, витавшие в воздухе вокруг Лауры, различались смутно. Она скорее почувствовала, чем увидела мужчину в бархатном камзоле, прошептавшего ей в ухо:

— Выходи за меня замуж, Рафаэлла!

Голос казался таким же, как у Энцо. И, однако, это не был его голос. Он назвал ее имя, хотя она могла бы поклясться на Библии, что никогда не слышала его прежде. Оно исчезло из памяти, когда Анна дотронулась до руки Лауры.

— С тобой все в порядке? — спросила свекровь с тревогой. — Я только что спустилась с террасы и вдруг заметила, как ты пошатнулась и уронила ножницы. Я даже испугалась, что ты упадешь и ушибешься.

— Со мной все в порядке. Правда! — стараясь вернуть самообладание, Лаура повернулась к Анне с измученной улыбкой. — Легкая слабость… от жары, — ответила она. — И от голода. Когда Эмилия упомянула, что завтра начнется сбор винограда, я так разволновалась, что не могла есть. Никто из нас, ни Паоло, ни я, никогда не участвовал ни в чем подобном…

Ее отговорка возымела желаемый эффект: хотя Анна была не вполне удовлетворена ответом Лауры, однако больше вопросов не задавала.

* * *

Энцо прибыл с наступлением сумерек; его белая «фальконетта», вздымая пыль, показалась на дороге. Лаура сидела на крыльце и обдумывала случившееся в саду. Увидев его, она вскочила на ноги. Подол длинного шелкового платья, выдержанного в утренних тонах с оттенками лилового и голубого, подхваченный ветром, взвился вокруг лодыжек. С одной стороны, ей захотелось скрыться в доме, чтобы избежать встречи с Энцо, с другой — броситься в его объятия.

Даже если желание скрыться от него было искренним, то все равно осуществить его не представлялось возможным: выскочив из машины и легко взбежав по ступеням, Энцо уже сжимал ее ладони. И вновь Лаура почувствовала исходившую от него силу притяжения.

— Как дела? — спросил он низким голосом. Обыденные слова не поколебали уверенности Лауры в их таинственной связи. Эта уверенность, наоборот, вопреки рассуждениям и здравому смыслу основанная только на понимании, что она есть, еще более усилилась. В ее прошлой призрачной жизни он представлялся ей возлюбленным и защитником. Тогда почему же внутренний голос пытается убедить ее, что любить Энцо опасно? «Он связан с портретом и с твоими наваждениями, — нашептывал голос. — Если ты увлечешься им, то окажешься еще более затянутой в тайну, преследующую тебя».

— Все хорошо, — ответила она, не желая больше ни во что вникать.

Даже то, что Энцо просто взял ее за руки, вызвало у Лауры чувственный импульс. Она ощутила, как кровь прилила к соскам. Вопреки доводам разума, она хотела, чтобы он коснулся их, погладил сквозь легкую ткань, — она хотела его ласк.

— Твоему отцу лучше, — добавила она, мучительно подыскивая слова, чтобы разрядить обстановку. — Они с Паоло ладят очень хорошо. Я пытаюсь узнать окрестные нравы и делаю зарисовки, правда, боюсь, что не слишком преуспела в этом.

Пристально глядя на Лауру, чувствуя волнение при виде нежных, слегка разомкнутых губ, Энцо захотелось вместо ответа прижать ее к груди. Про! шло так много времени с тех пор, как он любил.

«Я не бочонок с порохом, готовый разнести все! на клочки, когда оказываюсь с женщиной, хотя! Стефано и пытается убедить меня в этом, — думал! он. — Но как и любой другой мужчина, я имею право получить то, чего хочу. Однако сдержанности мне не хватает, здесь Стефано, конечно, прав. Ссора с прежней любовницей, едва не приведшая к трагическому концу, — достаточно убедительное подтверждение этому. С Лаурой такого не должно случиться ни в коем случае!»

Подавив желание, Энцо нарушил наступившее молчание:

— Завтра начнем собирать виноград.

Хотя Лаура не могла вникнуть в ход его мыслей, она прочла на его лице борьбу чувств, ощутила его желание обладать ею. Он сумел это желание подавить… пока.

— Я знаю, — ответила она, — Эмилия объявила об этом за ленчем. Возможно, это покажется ребячеством для такого старого сборщика, как ты, но я горю желанием принять в этом участие.

— Я не считаю это ребячеством. Каждый год я испытываю такое же возбуждение, и так было всегда, насколько я помню. — Слегка обняв Лауру за плечи, он повлек ее в лоджию. — Пойдем, — низкий голос Энцо нарушил тишину полуоткрытого помещения, — навестим отца вместе. И составь мне компанию за ужином…

«Наши отношения не выходят за рамки родственных или дружеских симпатий, — размышляла Лаура, когда часом позже они пожелали друг другу доброй ночи перед дверью ее комнаты. — Однако меня тянет к нему все сильнее».

— Постарайся заснуть и не думай о завтрашнем дне, — сказал Энцо; его лицо смягчилось и расцвело улыбкой, когда его рука скользнула по ее талии. — Мы начнем еще до восхода солнца, завтракать будем на лоне природы, под деревьями. И не забудь: нас ждет нелегкая физическая работа на целый день!

* * *

Хотя множество снов одолевало Лауру в течение ночи, она ничего не могла из них припомнить к утру, когда Джемма, постучав, зашла к ней в спальню — объявить, что пора одеваться. На улице еще не рассвело, и темное небо казалось бархатным. Высокие двери, ведущие на балкон, были открыты, чтобы дать доступ свежему воздуху, и через них доносилось хлопанье автомобильных дверок, смех людей и их громкие оклики. Из коридора послышался голос Кристины, дававшей наставления Бернардо.

— Я уже готова, синьора! Могу одеть мальчика, если вы пожелаете, а потом спущусь, чтобы подождать вас за столом, — предложила Джемма, пока Лаура выбиралась из-под простынь.

Она с благодарностью приняла предложение служанки, занятая мыслями об Энцо и о предстоящей работе с ним рядом. Умывшись и почистив зубы, Лаура надела линялые джинсы, блузку и теплую рубашку, затем — сапоги, которые принесла Джемма. Она подумала о том, что трава и рыхла почва между посадками должны быть мокрыми о росы. Пока солнце не взойдет, будет сыро и холодно..

К тому времени, когда она подошла к длинном; общему столу, расположившемуся под кронами рас кидистых деревьев, край неба слегка порозовел.

Благодаря мощным прожекторам, установленным на вилле, и керосиновым лампам на высоки: столбах для дополнительного освещения она могла отчетливо видеть все лица. За исключением Умбер то, который остался на попечении сестры Джеммы приехавшей из Альбы, на сбор винограда собрались все члены семьи Росси со своими домочадцами Кроме того, работники и фермеры, местный почтальон и даже священник семьи Росси также при шли помогать.

Слюнки текли от аромата сыра, яиц, огромных подносов с ветчиной и сосисок, дымящихся мисок поленты. К удивлению Лауры, собравшихся потчевали даже красным столовым вином, вдобавок к кофе и фруктовым сокам. «Что ж, перед сбором винограда Диониса надо хорошенько задобрить», — подумала она.

Появился Энцо и поднял полусонного Паоло на руки.

— Пошли… Вы сядете со мной, — пригласил он; вид у него был веселый, обычной его угрюмости как не бывало. — После того как поедим, мы отправимся на виноградники, и по дороге я дам вал соответствующие инструкции.

Пока работники гигантскими порциями поглощали предложенное угощение, шел оживленный разговор об изготовлении вина и о содержании сахара в гроздьях, прерываемый воспоминаниями и шутками из прошлых времен, когда также собирали виноград. Наконец огромное количество еды, приготовленной Маргаритой, превратилось в кучу объедков и груду грязных тарелок. Солнце взошло. Несколько взятых напрокат грузовиков со специально оборудованными кузовами и трактор с прицепом, в кабине которого сидел старый садовник Микеле, стояли наготове, чтобы отвезти сборщиков на плантацию.

Подняв Паоло в кузов одного из грузовиков, Энцо забрался сам и протянул руку Лауре. В кузове ее маленький сын заснул у нее на коленях: ранний час и полный желудок дали себя знать. Они тряслись по пыльной дороге, где несколькими днями раньше она, заглянув в глаза Энцо, еще раз убедилась в неразрывности их таинственной связи, уходящей корнями в далекое прошлое; Лаура подвинулась, чтобы дать немного больше места для молодого фермера и его жены, и с нескрываемым удовольствием прижалась к сильному плечу Энцо.

Достигнув конечного пункта — холма, настолько удаленного от виллы Волья, что ее черепичная крыша и «голубятня» едва виднелись за деревьями, — все надели на спины корзины на лямках для сбора винограда. Корзины имели такую форму, которая не мешала сборщикам нагибаться и собирать гроздья в большие ведра.

Паоло и другие дети, приехавшие с ними, получили ведерки меньших размеров. В отличие от взрослых, которые должны были срезать пучки гроздьев с лозы небольшими острыми ножами, дети просто обрывали отдельные не очень крупные гроздья.

— Они собирают виноград для того, чтобы научиться, но больше для собственного удовольствия… для них это пока что не труд, а развлечение, — сказал Энцо Лауре.

Как она и ожидала, земля между посадками была все еще влажной от росы. Капли влаги сверкали на листьях, будто брильянты, стекая при прикосновении на яркую зелень ягод. Приступив к работе, чуть поодаль от Энцо, Лаура ощутила, как в ноздри ударил пьянящий сочный запах янтарных гроздьев. «Не знаю, от чего больше кружится голова — от этого аромата или от близости Энцо», — подумала она.

К десяти часам стало так припекать, что Лаура сняла теплую рубашку и обвязала ее вокруг талии. Возбужденный и радостный Паоло вместе с другими детьми больше играл, чем работал.

— Это, действительно, работка! — заметила она Энцо, выпрямляясь и вытирая пот со лба.

— Зато какая! — воскликнул тот, подарив ей ослепительную улыбку. За все время, что она его знала, он впервые казался очень довольным. — Голова отдыхает, работают только руки, — добавил он. — Быть винтиком в механизме, который обеспечивает вино для нашего стола, а не руководить им… меня это более чем устраивает.

Лаура основательно проголодалась, когда грузовики, сделав очередной рейс на винный завод с собранным виноградом, вернулись груженные вином, напитками, фруктами, бутербродами и целым ворохом всевозможной провизии. Расположившись на отдельном грузовике, Маргарита и Джемма огромными кухонными ножами резали буханки хлеба.

Еду расставили на одеялах, застелив ими покрытые травой участки между посадками винограда.

Усевшись вместе с Анной и священником на складных стульях, Эмилия заставила Паоло постелить свою куртку рядом с ними и заняться едой. Наскоро поев, он тут же улизнул к своим дружкам. Лаура и Энцо расположились на потрепанных, но вполне еще приличных одеялах. Пока они пили вино из чашек и закусывали, их колени почти соприкасались. За едой, оживленно жестикулируя, Энцо объяснил, что почти две трети урожая проданы крупному винному промышленнику, а оставшаяся треть будет обработана на принадлежавшем Росси винном заводе.

Время от времени их пальцы касались друг друга, вызывая в обоих чувственную дрожь. Они сидели настолько близко, что Лаура могла ощущать слабый запах пота, исходивший от разогретого работой тела, а также аромат лосьона, которым Энцо пользовался после бритья. «Настанет момент, когда барьеры, существующие между нами, рухнут, — призналась она себе, пока вглядывалась в выражение его карих глаз, опять напомнившее ей дворянина с портрета эпохи Ренессанса. — Энцо перестал быть незнакомцем. Он уже не брат моего покойного мужа, а мужчина, которого я готова полюбить».

Но Лаура уже в который раз одернула себя — в ней снова проснулась настороженность. «Именно этого мне и следует опасаться, — пыталась убедить себя Лаура. — Время, проведенное вместе, надо свести до минимума. Стоит мне только вернуться в Америку — и эта странная история закончится».

Однако она знала, что существует более весомая причина для ее смятения. Хотя Энцо иногда казался раскованным и веселым, Лаура ощущала в нем что-то мрачное. Инстинкт подсказывал, что в этом и кроется опасность.

Наконец настало время вновь приступить к работе, чтобы закончить сбор винограда, пока гроздья не переспели. Вскочив, Энцо предложил Лауре руку, чтобы помочь подняться. Он еще не отпустил ее, когда появился Стефано и замер, забыв про недоеденный сандвич. «Ага, значит, так у вас обстоят дела», — казалось, говорил его взгляд. Лаура заметила, что Эмилия наблюдает за ними почти с тем же выражением.

Они уже выработали определенный ритм работы за предшествующие часы — и теперь дело пошло быстрее. Где-то часам к шести большинство виноградных лоз было обобрано. Измученные, усталые, с мускулами, приятно ноющими от напряжения, они возвращались обратно на виллу на прицепе присоединенном к трактору, которым управлял са довник Микеле. По требованию Энцо их высадили у винного завода. Как и следовало ожидать, это место напоминало улей: множество работников грузили виноград, предназначенный на продажу, на несколько грузовиков.

— А где же винный завод Росси? — спросила Лаура.

Энцо поставил Паоло на ноги.

— Пойдем посмотрим, — предложил он, направляясь к входу в обширное, похожее на пещеру здание из старого камня. — Это здесь.

Как и все впечатления этого дня, зрелище, представшее ее глазам, было для Лауры совершенно новым. Внутри завода, построенного, по словам Энцо, в году, лет на двести позже, чем заинтересовавшая ее конюшня, несколько постоянных рабочих трудились на маленькой молотилке. Она механическим путем отделяла косточки от мякоти. Отсюда виноград поступал в чистую ванну, а затем через фильтр под давлением в стерильную цистерну, где и должен был выдержать первый период брожения.

— Сам сок почти бесцветен, поэтому мы размельчаем кожицу от ягод. Она придает вину цвет. Через фильтр в цистерну попадает и немного косточек. Это нормально. Кислота, которая в них содержится, способствует выдержке вина и придает ему лечебные свойства.

Далее он объяснил, что ткань, которой накрыта цистерна, используется для защиты от мух. Утром будут добавлены дрожжи. Содержание сахара должно постоянно корректироваться.

— Воздадим Стефано должное, — сказал он, выдав голосом и словами укоренившуюся неприязнь к брату. — Этот дьявол знает весь процесс до тонкости.

Пропустив дневной сон и проведя весь день на воздухе, Паоло был измотан и до невероятности грязен, когда они прибыли домой. С лицом, выпачканным землей и виноградным соком, он цеплялся за Лауру, капризничая и хныкая, как двухлетний малыш.

— Пожалуй, я вымою его до ужина, если он вообще будет ужинать, — решила она. — Как только он поест, его голова созреет для подушки.

Энцо нежно потрепал малыша по волосам.

— Тогда увидимся за ужином. Как и утром, будем пировать на улице вместе со сборщиками винограда. Возможно, мне следует предупредить тебя… считается невежливым принимать душ, хотя лицо и руки умыть можно. Наши помощники по очереди умываются у колонки, и мы не любим выделяться.

Вместе с ним Лаура и Паоло вошли в дом. Когда они стали подниматься по лестнице к своей ванной комнате на втором этаже, лысеющий человек в очках, в деловом костюме, с папкой под мышкой вышел из комнаты Умберто. Он взглянул на Паоло с явным интересом, пожелал им доброго вечера, когда поравнялся, и удалился в противоположном направлении.

Лауре этот человек был совершенно незнаком. Она тут же с тревогой подумала о состоянии Умберто. Неужели пришлось вызывать врача?

— Что-нибудь случилось? — потребовала она объяснений, когда кудрявая сестра ее служанки появилась следом, держа поднос, уставленный пустыми чашками из-под кофе.

Хотя девушка ответила отрицательно, беспокойство Лауры не уменьшилось.

— Кто этот человек? — не отставала она. — Врач?

Сестра Джеммы покачала головой, явно желая прекратить поток вопросов.

— Какой-нибудь деловой знакомый синьора Росси, я думаю, — неохотно ответила она по-итальянски; видимо, ей приказали не распространяться на эту тему.

Лаура забыла об этом инциденте, когда мыла руки и лицо, а затем наблюдала, как Паоло плещется в старомодной ванне, имеющей форму кита и ножки в виде когтистых лап. После дня, проведенного на солнце в пыли, теплое, влажное полотенце, за которым последовал легкий слой крема, благодатно сказалось на коже лица. «Энцо сказал,

чтобы я не принимала душ, но ничего не говорил о том, чтобы не расчесывать волосы или не наноcить на губы слабый слой помады», — подумала она. Усевшись перед зеркалом, Лаура сделала и то и другое.

Спускались сумерки, и кто-то зажег керосиновые лампы на столбах к тому времени, когда они с Паоло вновь присоединились к остальным сборщикам винограда за столом. Снова вино лилось рекой. Было провозглашено несколько высокопарных, сентиментальных тостов.

Молодой фермер, который утром ехал рядом с ними на виноградник, бренчал заскорузлыми пальцами на гитаре. Какой-то пожилой человек с висячими усами присоединился к нему с аккордеоном в тот момент, когда Энцо принес стулья для себя, Лауры и Паоло. Одновременно появились Маргарита и Джемма с огромными подносами с едой. Послышался звон ножей и вилок. Шум разговора и смех усилились.

Хотя к тому времени желудки будут полны, а мышцы у всех будут ныть от работы, Энцо предупредил, что после еды наступит время для веселья — невзирая на переполненные желудки и ноющие мышцы, все пустятся в пляс.

— Пока вино и музыка будоражат нашу кровь, мы до утра не чувствуем усталости, — сказал он Лауре.

Выскользнув в конце ужина из-за стола, Лаура отвела Паоло в дом и уложила в кровать. Впервые он не стал просить рассказать ему сказку или посидеть с ним, пока не заснет. Не проронив ни слова, он повернулся к ней спиной и забился под одеяло. Уже совсем стемнело, когда она вновь выбралась из дома. Между тем поднялся ветерок, заставив пламя ламп дрожать и метаться. Танцевали почти все, включая даже дедушек и бабушек. Стул Энцо за столом был пустым. Приблизившись к толпе танцующих, она попыталась разглядеть его, но тщетно. «Наверняка танцует с шустрой двадцатилетней особой, которая не сводила с него глаз весь вечер, — решила она. — А почему бы и нет? Он здесь полный хозяин, раз его отец прикован к постели».

Надо смотреть правде в глаза. В его жизни были женщины до того, как они встретились, будут и еще, когда она вернется в Америку. Не трудно догадаться, что в Турине он проводит ночи в постели любовницы. Энцо слишком полон жизненных сил, слишком сексуален, чтобы обходиться без женщины. Ей следует отрешиться от своих романтических грез.

«Проблема заключается в другом: насколько Энцо замешан в то, что с тобой происходит, — нашептывал внутренний голос, направляя ход ее мыслей туда, куда ей меньше всего хотелось. — Несмотря на ласковость и кажущуюся беспечность, он глубоко чем-то обеспокоен. Проявлять к нему интерес сейчас — это значит играть с огнем!»

Совсем уже было собравшись поискать Анну, чтобы предложить ей посидеть вместе с ней и посмотреть на танцы, Лаура чуть не подпрыгнула, когда рука Энцо легла на ее талию.

— Вот… вот ты где, — сказал он ей на ухо. — Я уже собрался отправить людей на поиски. Столько времени ищу тебя, чтобы потанцевать.

Не в силах бороться со своими чувствами, откинув все свои страхи, Лаура позволила Энцо прижать ее к себе. Одновременно гитарист и аккордеонист заиграли грустную, хватающую за душу мелодию. Она показалась знакомой — и спустя мгновение Лаура вспомнила: Стефано наигрывал ее на губной гармонике в день их приезда. Теперь это казалось далеким прошлым. Она ощутила себя так, словно знает виллу Волья давным-давно, а в объятиях Энцо находит защиту и покой с тех пор, как себя помнит.

Вместе со всеми начали танцевать и они. Хотя на Лауре были джинсы, а не вечернее платье, а под ногами не паркет, а вытоптанная трава, но даже сталкиваться с потными и грязными сборщиками было наслаждением, так как она находилась в объятиях Энцо.

«О какой осторожности или осмотрительности могу я думать, — сетовала она, — когда слышу, как бьется его сердце… когда его бедра прижимаются к моим так, словно он стремится их раздвинуть?» Чуть ли не с первой встречи ее не покидало желание близости с Энцо, и попытки подавить это чувство только делали его еще сильней. Теперь ее желание начинало исполняться! Лаура не видела в этом ничего предосудительного.

Всякий раз, когда Энцо прижимал ее к себе, на нее, подобно волне, накатывала сладкая дрожь, а низ живота охватывал сладострастный жар. При каждом его прикосновении она замирала в томительном ожидании и предвкушении неизбежного. «В постели, — думала она в исступлении, — мы сольемся друг с другом, как расплавленная лава, все сметающая на пути, пока не пробьет себе дорогу и не остынет».

Понимая, что его самообладание на исходе, Энцо терзался такими же чувствами. «Именно это представлял я, когда метался на постели в палаццо Росси, — признался он себе. — Наконец-то я держу Лауру в своих объятиях!» В его воображении возникла соблазнительная картина: они с Лаурой, обнаженные, занимаются любовью в его огромной, под пологом кровати, где так долго он спал один.

Энцо скорее почувствовал, чем услышал, как Лаура прерывисто задышала — его страсть не осталась незамеченной и нашла в ней отклик, словно бросили горящую спичку в сухую траву. «Мы не можем заняться этим в доме, — в отчаянии мелькнуло в его голове, кружившейся от желания и выпитого вина. — Однако есть конюшня. Чем плохо там… на сене…»

Как блеск молнии, на краткий миг прорезавшей темное небо, не вызвал при этом даже мысли о дожде, так и мысль о недавнем ночном кошмаре, так встревожившем Энцо, возникнув на мгновение в голове, сразу же исчезла. Моментом позже музыка смолкла. Кто-то наливал свежего вина музыкантам, собравшимся передохнуть. Смеясь, разговаривая и оживленно жестикулируя, остальные танцоры направились к столу.

Энцо не последовал их примеру. Вместо этого он повлек Лауру еще дальше в тень. Чувствуя, как сердце едва не вырывается из груди, она не сопротивлялась. Укрывшись от любопытных глаз за фургоном, который стоял за пределами полосы света, падающего от керосиновой лампы, расположенной на столбе, Лаура позволила себя обнять. У нее вырвался вздох, когда губы Энцо коснулись ее губ.