В последующие дни поисковые отряды Селига нас так и не нагнали. Единственным врагом всю дорогу оставалась скальдийская погода, и она сумела доставить немало хлопот. На отобранных лошадях мы ехали чуть быстрее, останавливаясь лишь с приходом сумерек, чтобы разбить лагерь и провалиться в сон. Время от времени по пути попадались селения, но мы уже освоились в лесной глуши, и потому заранее успевали определить близость жилья. Мы огибали все хутора по широкой дуге и не останавливались на ночлег меньше чем в часе езды от ближайших человечьих следов. Пару раз в сумерках мы видели волков, а однажды пробудили от зимней спячки лютого медведя в его берлоге, которую по ошибке сочли пустой. Раньше мне казалось, будто мой коренастенький пони и шагом-то еле поспевает за более длинноногими лошадьми, но пока мы, взрывая снег, в ужасе мчались прочь от разъяренного хищника, верный конек неотвязно скакал позади нас, громко всхрапывая от страха. Буквально в пяди от его бабок мелькали лапы с когтями длиною с мою ладонь. Говорят, будто самыми большими из живущих на земле зверей являются воспетые в баснях бходистанские слоны, а самыми свирепыми же, по моему мнению, можно назвать скальдийских медведей. Не приведи Элуа встретиться. Слава Благословенному, зимняя стужа в кои-то веки сыграла нам на руку, потому что вскоре косолапый прекратил погоню и потрусил обратно в свое логово досыпать до весны.

После этого до Камаэльского хребта мы добрались без происшествий.

Легкого способа перебраться из скальдийских земель в Землю Ангелов не существует. На севере, где заканчивались горы, путь преграждала быстрая и полноводная река Рейн, переплыть которую невозможно, а мостов со времен Тиберийской империи сохранилось немного. Тиберийцы с их легионом инженеров и строителей могли соорудить переправу за один день, если находили поблизости достаточно густой и высокий лес. Но после распада Тиберия ангелийцы считали реку естественной границей.

Напрашивалась мысль проехать вдоль гор до прибрежных земель и умолить пропустить нас в Аззаль, поскольку не было оснований сомневаться, что там живут верные короне люди, хотя бы тот же Гислен де Сомервилль, который, как я полагала, все еще управлял Тревальоном. Но одно дело пересечь скальдийскую глушь, а совсем другое – несколько дней тащиться вдоль границы в военное время (пусть ангелийцы и не знают пока об этой войне). Нет, обстоятельства вынуждали нас штурмовать заснеженный кряж, и из практических соображений мы решили воспользоваться самым южным из Великих ущелий.

Целый день мы углублялись в тени от высоких пиков Камаэльских гор и на ночь остановились у их подножия. Снег здесь был глубже и передвигаться стало труднее. Но стремление вдохнуть воздух родной земли по другую сторону сурового хребта придавало нам сил.

Утром же наши надежды были развеяны.

Я боялась, что Селиг так просто нас не оставит, и эти страхи – увы! – оправдались. Учуяв людей, Жослен пешком отправился на разведку и вернулся в мрачном расположении духа. Он отвел меня в безопасное место, откуда открывался вид на снежную равнину перед южным ущельем. Там стояли лагерем человек сорок скальдов из племени марсов, преграждая нам путь к перевалу.

Харальд сказал, что поменялся местами с одним из теннов, отобранных в погоню лично Селигом. Теперь я увидела, что Селиг не только отправил воинов по нашему следу, а еще и разослал гонцов по селениям, и в результате скальды принялись караулить ущелья.

Отчаянно не желая сдаваться, я посмотрела на Жослена.

– Ни единого шанса, – с сожалением покачал он головой. – Их слишком много на открытом пространстве, Федра. Меня тут же убьют.

– И что тогда будем делать?

Он заглянул мне в глаза, словно нехотя повернулся и уставился на высокие горные вершины, возвышающиеся над нами.

– Нет, – запротестовала я. – Жослен, я не смогу.

– Придется, – прошептал он. – Другого пути просто нет.

На равнине внизу скальды жгли костры, пели песни, играли, бражничали, кричали и затевали шутливые схватки. Несмотря на кажущуюся беспечность, наверняка на постах стояли часовые, зорко обозревая окрестности. Скорее всего, среди них были и люди из селения Гюнтера, те, кого я знала, кого потчевала медом. Иногда в чистом прозрачном воздухе до нас доносились воинственные возгласы. Если до скальдов уже дошла молва о том, что мы сделали с догнавшими нас теннами Селига, нас сразу убьют, не моргнув глазом. Пройти через лагерь варваров невозможно, и обойти его тоже нельзя.

Жослен прав. Другого пути нет.

Я покрепче запахнула накидку и поежилась.

– Тогда идем. И да смилостивится над нами Элуа.

Нам пришлось настолько трудно, что даже вспоминать об этом тягостно, а потому я не стану описывать каждый шаг того опасного путешествия. Достаточно сказать, что мы его пережили. Жослен, нахлестывая свою бедную лошадь, проехал вдоль хребта прочь от блокированного ущелья и, вернувшись на закате, сообщил, что видел следы горных коз, забиравшихся наверх в скалы. Убравшись подальше от скальдов, мы заночевали у подножия гор, осмелившись разжечь лишь маленький костерок. Жослен всю ночь подкармливал веточками огонек, который поместился бы в его пригоршню. Но крохотного пламени хватило, чтобы поддержать в наших телах тепло жизни, пусть и едва-едва.

А утром мы начали подъем.

Когда гора стала круче, ехать верхом сделалось невозможно, поэтому мы спешились и зашагали дальше, цепляясь за скалы замерзшими руками и ведя лошадей в поводу. В первый же день я осталась без коня. Страшно не люблю об этом вспоминать; моя верховая отшатнулась от внезапно двинувшегося снежного пласта и потеряла равновесие. Была бы я в седле, тоже полетела бы с утеса. А так мы лишились части припасов и лошади, гибелью которой я сильно опечалилась.

– Не горюй, – просипел Жослен, чьи глаза, казалось, отражали мою скорбь. – Еще дня на два еды нам хватит, главное, чтобы хватило сил продержаться эти два дня.

И мы продолжили путь, переместив почти все припасы на пони. Как хорошо, что я его не бросила, отбирая скальдийских коней, – в горах он шел гораздо увереннее своих длинноногих собратьев.

Чуть позже оступилась лошадь Жослена.

Это случилось, когда мы достигли пика – такого высокого, что приходилось дышать часто-часто и каждый вдох кинжалом впивался в грудь. В горах невероятно красиво – я от многих слышала такое мнение и готова подтвердить, что оно правдиво. Но вряд ли у меня получится описать возвышенные красоты Камаэльских гор, и не из недостатка поэтичности в глубине души, а потому что с каждым шагом я боролась за жизнь и не могла позволить себе отвлечься, чтобы насладиться видом. Из последних сил мы достигли вершины и устремились вниз.

Спускаться, пожалуй, легче, чем подниматься. Но и опаснее. Ступив в невидимую под снегом трещину, лошадь Жослена сломала переднюю ногу. Пришлось ее зарезать, и прошлый опыт нисколько не упростил кассилианцу эту задачу. На этот раз он поднес к вене котелок, прежде чем ее рассечь.

– Один из людей Баркеля л’Анвера рассказывал, что аккадианцы пьют кровь своих верблюдов, когда надолго застревают в пустыне, – пояснил он, не глядя на меня. – Это поможет продержаться несколько дней и нам, и твоему пони. А лошадь все равно погибла, Федра.

Я не стала спорить: он был прав. Дальше мы подкреплялись разбавленной кровью. И, возможно, благодаря этому выжили в горах и целыми и невредимыми спустились в Камлах.

В провинцию герцога-предателя Исидора д’Эгльмора и Союзников Камлаха.

Конечно, глупо было бы ожидать, что нам удастся пересечь ангелийские пограничные земли незамеченными. Поэты – уверена, никто из них уж точно не бывал на вершинах Камаэльских гор – прозвали ту зиму Лютой. И не столько из-за стужи, сколько из-за непрерывных набегов скальдов, дерзавших пробираться через ущелья. Стражи границы не дремали.

Союзники Камлаха нашли нас той же ночью.

Да, верно, мы повели себя неосторожно, опьяненные радостью, что живы, что дошли до родной земли. Устроились на ночлег на открытом месте и разожгли маленький костер, который, должно быть, сиял в ночи, словно одинокий маяк, поскольку земли ангелийских предгорий почти необитаемы, как и со стороны скальдов.

Довольно скоро небольшой отряд выехал из темноты, тихо бряцая оружием. Отблески пламени заметались по кольчугам. Жослен выругался, вскочил, принялся забрасывать костерок снегом, но поздно: нас уже застигли.

Похоже, воины удивились этой встрече не меньше, чем мы, а может, и больше. С десяток вооруженных всадником ошеломленно уставились на нас. Сердце ушло в пятки, и я лихорадочно обвела их взглядом в поисках знаменосца.

В глаза бросился пылающий меч на полотнище. Союзники Камлаха. Слава Элуа, не люди д’Эгльмора. И еще один флаг с елью на утесе, серебряное на зеленом. «Чей же это Дом?» – отчаянно припоминала я.

Краем глаза я увидела, как Жослен начал склоняться в церемонном кассилианском поклоне, одновременно накрывая ладонями рукояти кинжалов. Я с криком налетела на него, сбив с ног. Мы покатились по сугробам, а всадники, не двигаясь, наблюдали за нами. К какому бы Дому они ни принадлежали, мне не хотелось, чтобы пошли слухи об одинокой женщине, которая путешествует по диким землям Камлаха в сопровождении кассилианца.

Один из ангелийцев спешился и шагнул к нам – опытный воин в  доспехах с латками.

– Ваши имена! – резко бросил он.

Только тогда я сообразила, как мы выглядели со стороны: обветренные, замерзшие, в варварских одеждах из шкур, куда-то пробирающиеся посреди беспощадной зимы с единственным скальдийским пони под вьюками.

– Милорд! – выдохнула я, жестом приказывая Жослену молчать. – Простите, если мы доставили вам беспокойство, поверьте, мы не имеем дурных намерений! Неужто мы нарушили границу ваших владений?

Солдат расслабил плечи, услышав мой голос, интонацию и явно ангелийский выговор.

– Нет, девочка, здесь проезд не возбраняется. Но вблизи от границы нынче небезопасно. Кто вы такие и куда направляетесь?

Да, его так просто с толку не собьешь. По всей повадке – командир отряда.

Я с трудом сглотнула и принялась плести паутину лжи:

– Перед вами Сурия из Трефайля, милорд. А это мой кузен Джарет. – Я задрожала, боясь выдать себя неосторожным словом. – Несколько дней назад налетчики из Скальдии разграбили нашу деревню. Мы… Моего кузена сильно ударили по голове, и я спрятала его в пустом амбаре. Там, слава Элуа, бандиты нас так и не нашли, но оставили голыми и босыми, милорд, порушив все хозяйство. Мы забрали эти скромные пожитки у тех, кому они больше не пригодятся, а потом решили отправиться в Город – туда-то варвары точно не сунутся. Неужели мы поступили неправильно?

Рискованная игра. Я не имела представления ни где мы находились, ни насколько хорошо эти воины знали приграничные горные селения. Уверена я была лишь в одном: когда-то скальды действительно разграбили Трефайль – родную деревню Алкуина.

– Нет-нет, вы все сделали верно. – Я не могла различить лицо мужчины в тусклом свете угольков, которые Жослен раскидал по снегу, спешно туша костер. – А почему вы при виде нас так засуетились? Приняли за скальдов?

– Вы вполне могли ими оказаться. – Я поежилась и покосилась на Жослена. Он молчал в тени волчьей маски, надвинутой на лоб. – Мы же не видели, кто идет, милорд, а вы так внезапно подъехали. Мой кузен испугался.

Жослен молча кивнул, изображая из себя недалекого деревенского увальня, за что я мысленно его возблагодарила.

Командир отряда задумчиво закусил нижнюю губу. Некоторое время он молча разглядывал нас, по-видимому, оценивая одежду и припасы. Я слегка отвернулась, рассчитывая, что темнота скроет метку Кушиэля в моем глазу. С каждым мгновением крепла надежда, что байка сработает, но потомки Камаэля слишком привыкли к военным хитростям, чтобы верить первому встречному.

– Нечего вам делать в Городе Элуа, – издалека начал камаэлит. – Зима повсюду выдалась суровой, и в Городе сейчас лихорадка. Отправляйтесь-ка с нами в Буа-ла-Гард. Маркиз Лагард не прогонит от порога беженцев, там о вас позаботятся. – Он повернулся к воинам и распорядился: – Брис, езжай вперед и скажи кастеляну, что мы возвращаемся и не одни. Опиши ему эту парочку во всех подробностях.

Он сделал ударение на последнем слове, точно-точно.

Всадник начал поворачивать коня на север.

Жослен задвигался стремительно, как молния, и, что неожиданно, не в кассилианской обтекающей манере, а скорее по-скальдийски, с жестокой целеустремленностью. Кинжал – всего один – высверкнул из ножен, а второй рукой Жослен дернул к себе командира и приставил к его горлу клинок.

– Давайте, – резко приказал кассилианец, – спешивайтесь. Сейчас же!

Воины Буа-ла-Гарда, яростно пронзая его взглядами, подчинились. Жослен стиснул зубы и не отвел кинжала; пленный стоял, не шевелясь.

Мне особых распоряжений не потребовалось. Я шустро собрала вещи и взгромоздила сумки на нашего скальдийского пони.

– Возьми двух лошадей. – Жослен держался напряженно и тяжело дышал: я догадывалась, чего ему стоило прижимать лезвие к горлу собрата-ангелийца. – Остальных разгони.

Я так и поступила, не глядя на десяток вооруженных солдат, застывших без движения, будто скованных ненавистью, но не решавшихся пожертвовать командиром в попытке меня остановить. Вышколенные лошади не хотели убегать от хозяев. Мои крики и взмахи не отпугнули скакунов, но наконец я догадалась шлепать их по крупам. Кони разбежались в разные стороны, кроме двух, чьи поводья я заблаговременно примотала к дереву. Пытаясь освободиться, они дергали головами, закатывая большие глаза так, что на виду оставались только белки.

– Ф… Сурия, в седло. – Жослен ругнулся от досады, что чуть не выдал мое имя, и спрятал кинжал.

Командир отряда резко вдохнул.

– Далеко вы не уйдете, – желчно предупредил он. – Мы вас скоро нагоним.

– Наши родичи в Марсиликосе нас защитят! – отважно бросила я. – Вы не вправе задерживать свободных ангелийцев!

– Тихо! – шикнул Жослен. – Сурия, уходим!

Раньше он послушался меня, а теперь пришел мой черед беспрекословно подчиняться. Я отвязала трофейную лошадь, вскочила в седло и поскакала в лес, ведя за собой в поводу навьюченного пожитками пони.

Врагу не пожелаю испытать с непривычки подобную скачку куда глаза глядят по лесной чаще. Двигаясь наобум, то и дело приходилось продираться через заросли; обеим лошадям передавался мой панический страх. Жослен нагнал меня через полмили – темный призрачный всадник, – и мы устремились прочь, опять спасаясь от погони.

Ночь выдалась ясной, слава Благословенному Элуа, над головой мирно мерцали далекие звезды. Без них мы наверняка заблудились бы, но Большой Плуг и Путеводная звезда направляли наши шаги, заливая снежный пейзаж тусклым серебристым светом. Держа в голове карту, я уверенно прокладывала путь на юг, надеясь пересечь один из главных трактов королевства: Дорогу Эйшет, которую тиберийцы называли Путем Пауллуса.

Дорога Эйшет ведет на юг, к морскому побережью; Марсиликос – столица провинции Эйсанд, основанная еще древними эллинами задолго до прихода Элуа, крупный порт, куда наведываются многие путешественники. Я надеялась, что люди маркиза Лагарда клюнут на мою приманку и устремятся за нами на юг.

Мы достигли Дороги Эйшет на рассвете; камаэлитские кони тяжело дышали от усталости, все в пене и мыле. Пони трусил за нами, его бока тяжело вздымались, но он упорно топал вперед и вперед; сама полумертвая от усталости, при виде измученной лошадки я устыдилась.

Обычно в это время года торговля почти замирает, а посреди Лютой зимы тракт протянулся перед нами широким и пустым, озаренным бледно-золотистым отблеском рассвета.

Союзники Камлаха отставали не больше, чем на милю.

– Высматривай дорогу, – из последних сил сказала я Жослену. – Любую дорогу на запад. И молись, чтобы они поскакали дальше на юг, в Марсиликос.

Кассилианец устало кивнул, и мы снова пустились вскачь, нахлестывая утомленных лошадей. Солнце уже наполовину высунулось из-за горизонта, когда, следуя по Дороге Эйшет, мы увидели поворот, отмеченный указателем с символом Элуа, означавшим, что ответвление ведет в Город.

– Туда, – махнул Жослен.

Я склонила голову и прислушалась. Где-то вдали слышался топот десятков копыт. С дюжину всадников, чьи скакуны устали не меньше наших.

– Вперед! – выдохнула я и пришпорила лошадь.

И мы отчаянно устремились на запад.

Примерно через милю мы встретили кибитку иешуитов.

По правде говоря, мы едва не въехали ей в бок, выскочив из-за крутого поворота. Дорога была узкой. Наши почти загнанные лошади резко остановились, мулы в упряжке поджали уши и оскалили зубы. Жослен что-то крикнул (не разобрала, что именно), и из-за прикрывающей кибитку дерюги высунулась девичья головка, а возница оглянулся, чтобы на нас посмотреть. Он был коротко острижен, лишь от висков спускались длинные пейсы, по которым я и узнала иешуита.

Я было открыла рот, но Жослен заговорил первым:

– Благословен Ты, Господь, Б-г наш, отец, – произнес он запыхавшимся голосом и уважительно отвесил кассилианский поклон, прежде чем я успела его остановить. – Извините за вторжение.

– Благословен Иешуа-Помазанник Б-жий, – тут же заученно отозвался возница, сверля нас проницательным взглядом темных глаз. – Похоже, ты последователь Отступника.

Он обращался к Жослену, который снова поклонился. Из-за дерюги высунулось второе личико и раздался звонкий девичий смех.

– Да. Я Жослен Веррёй из Кассилианского Братства.

– Ясно. И кто же за тобой гонится?

Я набрала в грудь воздуха, чтобы ответить, но Жослен снова меня опередил.

– Люди, которые отступили даже от учения Благословенного Элуа, отец, плода лозы Иешуа бен Иосифа. Пожалуйста, пропустите нас, и мы поедем дальше с миром. Да благословит вас Б-г…

– А зачем они за вами гонятся?

– Скорее всего, чтобы нас убить, – нетерпеливо вклинилась я. – Милорд…

– Думаю, ваши лошади долго не протянут.

Я тоже так думала, но еще немного они бы прошли, а в тот момент я хотела лишь по возможности увеличить расстояние между нами и преследователями, чьи лошади вымотаны не меньше. Им в помощь наверняка будут посланы новые поисковые отряды на свежих скакунах, а если мы успеем пересечь границу Камлаха до того, как нас схватят, то получим шанс ускользнуть.

– Да, милорд, но…

– Спрячьте нас, умоляю, – резко перебил меня Жослен, в упор глядя на иешуита. – Отец, люди, которые за нами гонятся, и не подумают искать нас в иешуитской семье. Они считают нас мятежниками, возможно, даже шпионами скальдов. Но я вам клянусь, мы не те и не другие. Мы просто свободные ангелийцы, которым повезло сбежать из варварского плена, и мы обладаем сведениями, от которых зависит свобода всего нашего народа.

Я со свистом втянула воздух, испугавшись того, как легко Жослен выдал наш главный секрет.

Иешуит медленно кивнул и оглянулся на кибитку.

– Что скажешь, Данель?

Занавески раздвинулись, и показалась женщина с добрыми глазами на суровом лице, которая оттеснила двух девочек вглубь кибитки. Она смерила взглядом нас с Жосленом, и черты ее смягчились, особенно при виде моего спутника.

– Он же служитель Отступника, Таави, давай поможем. – Чуть громче она крикнула дочерям: – Девочки! Ну-ка подвиньтесь! У нас гости!

Вот так мы и присоединились к иешуитам.