Да, тсыган кралис за пару дней сердечно полюбил своего внука-полукровку, это было очевидно и несомненно.

Но после слов Гиацинта, выдернувших меня из забытья, на поле повисла тишина – вроде той, когда одна огромная волна уже разбилась о скалы, а следующая еще на подходе. И точно, вдруг все разом загомонили.

– Врайна! Он обучен дромонду! Сын Анастасии говорит дромонд! Он на нас на всех навлечет проклятие!

Не стану перечислять тех, кому принадлежали возмущенные голоса, сотни возмущенных голосов. Но можете не сомневаться, что обвинения в сторону Гиацинта летели от всех его двоюродных бабушек-дедушек, тетушек-дядьев и кузенов-кузин, которые вроде бы охотно впустили его в свои сердца. Гиацинт безропотно сносил их нападки, молча глядя мне в глаза. «Не ради меня, – подумала я. – Пожалуйста, не делай этого только ради меня». Он понял и покачал головой.

В отдалении закупщики из Дома Шахризаев с любопытством оглянулись на беснующихся тсыган и вернулись к торгу за боевых коней для грядущей войны, о которой во всем королевстве, как им мнилось, больше никто не знал. Шахризаи даже не пытались спорить о цене, а просто перебивали любые ставки.

Сбоку мстительно скалилась старая ведьма с сотней золотых монет на морщинистой шее.

Гиацинт застыл без движения.

Жослен, сжимая рукоятки обнаженных кинжалов, медленно разворачивался туда-сюда, чтобы защитить меня в случае опасности, изящный и смертоносный.

– Это правда, чаво, внучок? – возвысил голос Манох.

Его ястребиные глаза были печальны, когда он выступил вперед из толпы тсыган, расступившихся перед своим патриархом.

Гиацинт отвесил грациозный поклон Принца Странников.

– Да, дедушка. Я и вправду обладаю даром дромонда. И мама научила меня им пользоваться.

– Тогда это действительно врайна. – Манох прерывисто вдохнул, словно дыхание причиняло ему боль. – Слушай меня, сын Анастасии, ты должен сейчас же отказаться от этого дара. Дромонд – не мужское дело.

Глянь в ту секунду Мелисанда на взволнованный табор, она бы тут же все поняла. Даже не разглядев меня, она бы увидела круг, окаймленный затихшей толпой, а в центре – Гиацинта и кассилианского воина-жреца в плаще мендаканта… О да, Мелисанда бы точно поняла, что я тут как-то замешана. Делоне научил ее тому же, чему и меня: смотреть, слушать и различать узоры в мнимом хаосе спутанных нитей. В этом мы с ней были на равной ноге. Но Элуа снова явил свое благоволение: моя возлюбленная врагиня так и не посмотрела в нашу сторону. Шахризаи, скользнув по скопищу бродяг пренебрежительными взглядами, отдали все внимание лошадям, за которыми и прибыли на Гиппокамп.

В ответ на слова Маноха Гиацинт с бесконечным сожалением покачал головой, глаза его напоминали черные жемчужины, блестящие от слез.

– Не могу, дедушка, – тихо ответил он. – Ты отсек от себя и от рода мою мать, изгнал ее из табора, но я не откажусь ни от нее, ни от ее дара. Я же ее сын, ее частица. Если врайна быть тем, кого она из меня сделала, значит, я врайна.

Что же Анастасия видела в будущем своего сына? Какое отражение в глазу, отмеченном красной точкой? Не знаю. Зато теперь мне стало очевидным, что наша миссия невыполнима без Гиацинта. И избранный им Длинный путь совсем не тот, по которому шли тсыгане с тех самых пор, как по земле ходил Благословенный Элуа, отринутый ими.

– Значит, быть посему, – решил тсыган кралис и отвернулся от внука. – Моя дочь мертва. И ее сын тоже умер для нас.

Тсыгане принялись хвататься за головы, всхлипывать и причитать, оплакивая Гиацинта, словно он и не стоял перед ними живой и невредимый. Кровь отхлынула от его лица, так что он посерел. Жослен, не теряя времени, убрал кинжалы, быстро сгреб пожитки и увел нас из табора Маноха. На окраине Гиппокампа мы снова повстречались с семьей Неси.

– Все еще хочешь сделать себе имя? – прямо спросил у тсыгана Жослен на простом ангелийском.

Застигнутый врасплох, Неси прищурился на нас и перевел взгляд на свою жену. Та пожала плечами, посмотрела на остальных и, решительно кивнув, принялась скликать детей.

Где-то вдалеке Шахризаи, наверное, заканчивали торг. От этой мысли я поежилась, словно в ознобе.

– Договорились, – твердо сказал Жослен. – Собирайте пожитки и лошадей. Мы едем на запад.

Его командному голосу невозможно было не подчиниться.

Тсыгане умели удивительно быстро сниматься с места. По-моему, большинству армий не помешало бы перенять у них этот навык. У семьи Неси имелась одна кибитка, пара упряжных лошадей и пять скакунов на продажу. Для охоты из этой пятерки годились только два коня, остальные – племенная кобыла с жеребенком и годовалый стригунок. За считанные минуты Неси продал кобылу и молодняк, а взамен купил еще двоих рысаков и длинноногого мерина-иноходца сомнительного происхождения. Гизелла с сестрой тем временем успели запрячь лошадей в кибитку и загрузить туда детей со скарбом.

Но как мы не спешили, а слухи все равно нас нагнали. Трогаясь со стоянки, наши спутники уже явно знали, что для тсыган кралис Гиацинт умер. В какой-то момент мне показалось, что Неси сейчас откажется от уговора, но Жослен уже отсыпал ему золота в залог успешной сделки с Руссом, и жадность вкупе с желанием лучшего будущего победили. Тсыган решился рискнуть.

Четыре дня мы неспешно ехали вдоль реки Лусанд на запад, к суровому, скалистому побережью Кушета. В центральных землях провинции долина Лусанда была плодородной и обжитой, и в дороге нам встретилось немало людей. Тсыгане на ходу торговали, чинили посуду и подковывали лошадей в обмен на еду и вино. Иногда мы видели аристократов под охраной гвардейцев в сверкающих кушелинских доспехах, но не боялись разоблачения. Семья Неси обеспечивала прикрытие ничуть не хуже, чем мог бы табор Маноха. В людных местах Жослен не раз устраивал представления, а тсыганята с жестянками шныряли между зрителями и выпрашивали медные монетки. Я договорилась с Гизеллой, чтобы пострелята не воровали кошельков, поскольку, если нас посадят в тюрьму, поездка провалится.

Теперь мой кассилианец поражал красноречием, а друг-тсыган, наоборот, хранил молчание. На первом же ночлеге я села поговорить по душам с Гиацинтом; остальные тактично отдалились.

– Знаешь, ты все еще можешь вернуться к родным, – сказала я. – К примеру, когда мы закончим миссию и ты получишь награду. Думаю, Манох тебя примет, ты же его единственный родной внук. К тому же тсыгане любят прощать, они вспыльчивы, но и отходчивы.

Гиацинт покачал головой и тихо ответил:

– Нет. Дед так и не простил мою мать, его единственную родную дочь, хотя искренне оплакивал ее. По законам тсыган некоторым деяниям нет прощения. Убийство, воровство, предательство они могут простить… но только не врайну. Я об этом знал с самого начала. Но как же я увлекся ими, Федра. Наверное, потому, что никогда не ведал, каково это – иметь большую семью, много-много кузенов, дядек-тетек и прочей родни.

– Да, конечно. – Я взяла его за руку. – Поверь, я тебя понимаю.

Столько хотелось сказать, но слова не имели смысла. Мы долго сидели бок о бок  и просто молчали. Гиацинт приобнял меня, а я положила голову ему на плечо, проваливаясь в усталую дрему, которая всегда обволакивает меня вслед за сильными переживаниями, и наконец заснула, хотя во сне думала, что не сплю. По крайней мере, в этот раз мне не пригрезилась Мелисанда; близость Гиацинта отгоняла привычный кошмар. Я так и проспала до самого утра, а, пробудившись, увидела, что провела ночь, прильнув к низложенному Принцу Странников. Мои волосы шелковой пеленой рассыпались по его груди. Кто-то заботливо укрыл нас одеялом. Я села, моргая от яркого света. С другого конца лагеря Жослен кивнул мне и вежливо отвернулся. Гиацинт заворочался, просыпаясь.

Ужасно не хотелось отлепляться от его теплого тела. Я нащупала перстень Исандры на цепочке под платьем, чуть ниже тяжелого бриллианта Мелисанды.

Королевская служба превыше всего.

        * * * * *

Тяжелая и неповоротливая тсыганская кибитка не позволяла нам двигаться быстро даже по дороге. К вечеру третьего дня зеленая весенняя долина наконец сменилась скалистыми пейзажами, а тракт – узкой однопуткой, на четвертый же день мы еле плелись, поскольку кибитку то и дело приходилось толкать. Дети радостно визжали внутри, пока все мужчины – Неси, его зять, кузен, Гиацинт и Жослен – упирались в задок повозки спинами и, кряхтя, пытались ее продвинуть.

Но, остановившись на ночлег, мы уже чуяли соленый запах моря.

Я осмотрела ориентиры с вершины высокого холма и сверилась с выданной Исандрой картой – роскошь после скальдийской глуши. Жослен заглядывал мне через плечо.

– Нам вот сюда, – показала я. – Это Западный мыс. Флот Русса стоит в трех милях к северу от него. Если поедем по дороге к югу от вот этой гряды, доберемся до адмирала где-то к полудню.

– Согласен. – Присев, Жослен набрал гость земли и просеял ее сквозь пальцы. Разжав кулак, показал мне тоненький бледный росток, укоренившийся даже в каменистой почве. – Весна наступает, – тихо произнес Жослен. – Как думаешь, скоро ли Вальдемар Селиг двинется в поход?

– До первого урожая еще несколько месяцев. – От страха сердце забилось быстрее. – Провианта у скальдов пока запасено недостаточно, поэтому Селигу придется подождать.

– Но недолго. – Жослен поднял голову, глядя на темнеющий западный горизонт. – А у нас впереди длинное путешествие.

– Завтра, – сказала я и твердо добавила: – Мы доберемся до Квинтилия Русса уже завтра.

И да, именно так и должно было получиться. Однако судьба распорядилась иначе.

Возможно, после нескольких дней беспрепятственного путешествия по Кушету наша первоначальная осторожность и сменилась опрометчивой самонадеянностью, но не думаю, чтобы это сыграло в дальнейшем какую-то роль. Солдаты, прервавшие наш путь, остановили бы любого путешественника – и тсыгана, и королевского гонца.

Взбираясь на холм, мы никого не видели, пока дозорные внезапно не выросли прямо перед нами; кто-то из детей выкрикнул запоздалое предупреждение:

– Дордима! Гаввероти!

Дорогу преградили десятка два всадников. За ними, примерно в миле, колыхались серые морские волны. День выдался пасмурным, и броня солдат казалась тусклой в рассеянном свете. Знамя реяло на ветру. Я уже знала, что на нем изображено: тот же герб, что и на доспехах воинов. Герб, примелькавшийся мне в другое время и другом месте.

Ворон и море.

Герцог де Морбан.

Пришпорив коня, Гиацинт проскакал к голове процессии. Мы успели заранее обсудить, что делать в подобном случае. Пусть лучше говорит Принц Странников, чем я или Жослен, многим запомнившиеся по прежним временам.

– Куда тащитесь, тсыгане? – презрительно поинтересовался капитан. В образе тсыганки я острее обычного чувствовала уничижительные интонации.

– У нас торговое соглашение с королевским адмиралом, – сообщил ему Гиацинт. – Можно проехать дальше, милорд?

Капитан отвернулся и сплюнул.

– Королевский адмирал имеет полную власть над морем, но сейчас вы в не в море, а в Морбане. Никто не проедет через герцогство без разрешения герцога. Так что дожидайтесь его светлости.

Действительно, мы уже некоторое время двигались по землям Морбана – обширного суверенного герцогства в провинции Кушет. Понятно. Куинсель де Морбан охраняет подступы к королевскому адмиралу. Гиацинт обернулся, будто бы оглядывая нашу пеструю компанию, и на секунду встретился со мной взглядом. Я едва заметно кивнула. Бессмысленно прорываться с боем, когда войска Морбана близко и начеку.

– Значит, подождем, – спокойно согласился Гиацинт.

И мы смирненько ждали, пока солдаты устраивались на привал, отправив гонца на юг. Взрослые тсыгане испугались, но терпели, а дети – наше лучшее прикрытие – бегали и веселились. Одной из малышек повезло найти кроличью нору с крольчатами, так что ребятишки не скучали.

Довольно скоро подоспел Куинсель де Морбан со вторым отрядом гвардейцев. Теперь их стало уже сорок; если у нас и имелся призрачный шанс дать воякам бой, он испарился с прибытием герцога.

Потупившись, я наблюдала за Морбаном из-под ресниц.

Я помнила его, высоко и стройного, красивого той же суровой красотой, что и его край – безжалостной и жестокой. Песчаные волосы с изморозью седины, серые, словно штормовое море, холодные глаза. Я помнила, как он обменивался колючими репликами с Мелисандой в Самую долгую ночь, как он коснулся меня, скользнув рукой под расшитый бриллиантиками прозрачный наряд.

– Просите пропустить вас через мои земли? – без предисловий поинтересовался герцог слегка ироничным тоном. – Какие у тсыган могут быть дела с моряками?

Гиацинт поклонился.

– Ваша светлость, у нас с королевским адмиралом торговое соглашение касательно коней.

– С каких это пор на кораблях понадобились кони? – Де Морбан обвел нашу компанию пристальным взглядом и выделил Жослена. – А это еще кто, во имя Элуа?

– Ваша светлость! – Жослен спешился и изящно поклонился, взмахнув плащом с цветастой подкладкой. – Перед вами всего лишь скромный мендакант из Марсиликоса. Если пожелаете, я готов рассказать, как причудливые повороты судьбы привели меня…

– Достаточно, – оборвал его де Морбан и устало обмяк в седле. – У меня нет времени на твои россказни. Значит, Квинтилий Русс задумал обзавестись кавалерией? – Серые глаза сощурились. – Я мог бы сделать лучшее предложение касательно этих лошадей, тсыган. Что скажешь?

Члены семьи Неси возбужденно зашептались, но Гиацинт с грустью покачал головой.

– К сожалению, ваша светлость, я дал адмиралу свое честное слово. Поклялся духом своей матушки, да покоится она с миром.

Де Морбан скрестил руки на передней луке седла.

– Да? – с усмешкой переспросил он. – И чего же стоит честное слово тсыгана? Может, двойную цену Русса?

И снова семейство Неси зашепталось, но быстро притихло.

– Может и так, – улыбнувшись, сказал Гиацинт. – А может, у нас найдется, что еще  предложить вашей светлости. Памятный подарок в оплату за проезд? – Он погладил своего коня. – Смотрите, какой конь, ваша светлость, ходкий, из себя ладный… пригодится вам такая животина?

– Похоже, Русс с тобой не поскупился. На обещания. – Герцог бесстрастно взирал на Гиацинта. – Нет, зря стараешься, тсыган. Не в моих интересах позволять адмиралу покупать лошадей. Но я готов заключить с тобой справедливую сделку. Дам тебе цену Русса, и даже накину сверху.

Гиацинт пожал плечами.

– Ну что ж, сила солому ломит. Как пожелаете, ваша светлость. Только прошу у вас дозволения все же повидаться с адмиралом, чтоб повиниться перед ним за свою необязательность. – Тсыган обхватил себя руками, словно от холода, голос задрожал: – Боюсь, если он меня не простит, призрак покойной матушки будет вечно преследовать меня по ночам, лишать сна и отдыха, пока до смерти не уморит.

Отличное получилось представление; смею сказать, многие бы купились. Но кушелины с рождения очень подозрительны, а Куинсель де Морбан не удержал бы герцогства, будучи доверчивым или падким на жалость. Он откинулся в седле и, еще раз оглядев нашу пеструю компанию, покачал головой.

– Нет, тсыган, так мы тоже не поладим. Не хочешь еще чем-нибудь поделиться?

– Милорд! – воскликнул Жослен. Слегка ударив коня пятками в бока, он подъехал к переговорщикам, вытащил из ножен оба кинжала и одним быстрым жестом протянул их герцогу рукоятками вперед. – Осмелюсь предложить вам вот это чудесное оружие в обмен на разрешение проехать к адмиралу. Взгляните, настоящие кассилианские кинжалы, выкованные триста лет назад. Если пожелаете, я расскажу, откуда они у меня…

– Нет. – Де Морбан поднял руку. – Мне без надобности жреческие побрякушки, кассилианец, мендакант или кто там ты есть. Итак, лошадей у вас куплю я, если у вас нет к адмиралу никакого другого дела, о котором вы готовы мне рассказать, предлагаю на этом и закончить.

Его гвардия сноровисто выстроилась перед нами; сорок солдат между нашим маленьким табором и таким близким морем, где уже виднелся флот Квинтилия Русса. Подобраться к цели так близко и вдруг потерпеть неудачу! Может, удастся вернуться сюда ночью?

Должно быть, Жослен подумал о том же, и лицо его выдало.

– Гоните сюда своих кляч. Чем быстрее мы закончим, голубчики, – процедил де Морбан, – тем быстрее вы сможете отправиться восвояси. Я приставлю к вам конвой до границы Кушета, чтобы в пути вас никто не обидел.

Он подразумевал, чтобы мы не попытались вернуться. Я явственно расслышала эту заднюю мысль в его словах. Конечно, на шее у меня висело кольцо Исандры, которое, будь герцог лоялен трону, могло бы в два счета открыть нам путь. Я прикинула, а не предъявить ли де Морбану перстень. Но ведь будь герцог лоялен, зачем бы ему нам препятствовать? А вот если он союзник Мелисанды… нужно отыскать другой способ.

Дом Морбанов в Кушете не такой древний, как Дом Шахризаев, но достаточно стар, чтобы править герцогством. Передо мной потомок Кушиэля. Значит, есть одно предложение, над которым он наверняка призадумается.

– Милорд. – Забавно, что нежные, кроткие интонации воспитанницы Дома Кактуса усваиваются на всю жизнь. Я вскинула голову и выехала вперед, чтобы посмотреть де Морбану в глаза с достаточно близкого расстояния – пусть он увидит мою метку. – Милорд, в обмен на проезд мы можем предложить вам кое-что еще.

Куинсель де Морбан резко вдохнул, и лошадь под ним загарцевала.

– Ты! – выдохнул он, успокаивая скакуна, и прищурился: – Я думал, ты на поводке у Мелисанды. Слышал, что тебя осудили за убийство Делоне, поэта принца Роланда.

– Нет! – Жослен, с опозданием уяснив, что я наделала, схватил меня за руку. – Федра, нет!

Я стряхнула его пальцы, не сводя глаз с де Морбана.

– Вы знаете, кто я, ваша светлость. Вы знаете, что я предлагаю. Одна ночь. Беспрепятственный проезд. И никаких вопросов.

Герцог приподнял брови, но выражение его лица почти не изменилось.

– В Городе Элуа ты не стала бы диктовать мне такие условия, ангуиссетта. Почему бы мне попросту не поискать тебя там? Я достаточно богат, чтобы расплатиться с тобой деньгами.

– Теперь я сама владею своим туаром и сама определяю условия, – спокойно ответила я. – Свою цену я назвала. От вас я не приму никакой другой.

Взгляд де Морбана скользнул по Жослену, по его искаженному мукой лицу.

– Помнится, в связи с убийством Делоне ходили какие-то слухи о предателе-кассилианце. Сочтет ли королева достойными награды сведения об убийцах любимца ее отца? – Серые глаза вновь вперились в меня, оценивая воздействие этих слов. – Или, может, Дом Шахризаев проявит больший интерес? Мелисанде нравится знать все обо всем.

За спиной я слышала яростное бормотание Гиацинта, чувствовала нарастающий гнев Жослена. Они считали, что я совершила ошибку и подвела всех нас. Делоне порой тоже так думал, когда я шла на риск с некоторыми своими гостями. Но я была уверена в себе, потому что ни разу в жизни не ошиблась, угадывая желания гостя. И не стала отвечать на угрозы де Морбана, а лишь твердо выдержала его взгляд. «Вы знаете, что я такое, милорд, – думала я. – Единственная в своем роде, первая ангуиссетта за три поколения. Я рождена, чтобы служить таким как вы. Огонь Кушиэля в ваших жилах холоднее льда, и только я одна могу его воспламенить. Решайтесь сейчас, или не познаете меня никогда».

Напряжение между нами нарастало, будто жар костра. Наконец Куинсель де Морбан криво улыбнулся, отчего у меня по спине пробежали мурашки.

– Какое мне собственно дело до того, что некто подсылает тсыганских барышников, шлюх и жрецов к королевскому адмиралу? Хорошо, ангуиссетта, я принимаю твое предложение. – Он слегка поклонился и простер руку на юг. – Разрешаю вам всем на одну ночь воспользоваться моим гостеприимством. Утром можете выезжать к Квинтилию Руссу. Договорились?

– Это не… – запальчиво начал Жослен.

– Ваша светлость, может… – одновременно с кассилианцем заговорил Гиацинт.

– Да, договорились, – громко перебила я их обоих. – Давайте составим договор в ваших покоях, ваша светлость. Если ли у вас жрец, чтобы засвидетельствовать подписи?

На лице Куинселя де Морбана отразилось слабое изумление: очевидно, он не ожидал от меня таких предосторожностей.

– Я пошлю за жрецом в храм Кушиэля на Западном острове. Тебя устроит?

– Вполне.

Так мы и попали в гости к герцогу де Морбану.