Конечно же, ангелийцам не вменялось в обязанность идти в наступление с войсками Друстана маб Нектханы – на первый взгляд эта битва была не нашей. Мы могли бы поднять паруса и долгим кружным путем попытаться обогнуть Проливы, держа курс на нижний Сьоваль. Но за такое решение островитяне, скорее всего, ославили бы нас трусами; к тому же мы лишились бы возможности сообщить важные новости королеве. Пока мы добрались бы по морю до родных берегов и дальше по суше до Исандры, круиты бы уже пересекли Проливы или полегли в битве с войсками узурпатора.

Друстан изъявил готовность, вернув себе престол, помочь Земле Ангелов, а потому мы, ангелийцы, выступая на его стороне, сражались бы, по сути, за себя. Квинтилий Русс оставил на корабле половину команды, распорядившись, что передать королеве в случае поражения.

Остальные принялись собираться в ратный поход.

Далриады едут на войну, словно на праздник: со смехом, кличами и шутками-прибаутками, пышно и блестяще разодетые. Их лорды сражаются на боевых колесницах, как в старые времена, – прекрасное зрелище, ожившая эллинская легенда. Круиты же ведут себя гораздо тише, но выглядят смертельно опасными – видели бы вы их безжалостные глаза и жестокие улыбки на разрисованных синим лицах.

Двадцать воинов, десять пар далриад и круитов, заблаговременно ускакали на самых быстрых лошадях в разные стороны, чтобы известить всю Альбу о начале войны. Они везли знамена, под которыми отряды пойдут в сражение, где изображались Фалар Бан, Белая Лошадь Эйре, на зеленом поле и Куллах Горрьим, Черный Кабан, на красном. Провожаемые напутственными возгласами, всадники вертелись в седлах, махая нам на прощание. Все понимали, что,  скорее всего, вестники спешат навстречу своей смерти. Чем дальше они ускачут по вражеской территории, тем шире распространится молва о грядущей битве с узурпатором и тем больше союзников примкнет к армии Друстана по мере нашего продвижения на восток.

Кто-то добьется успеха, благодаря выучке. Кому-то просто повезет. А иные погибнут. Многие погибнут.

Принц молча смотрел вслед своему авангарду. В Иннисклан он привел всего пятьдесят бойцов, прорвавшихся сквозь войско Маэлькона, чтобы спасти наследника круарха с матерью и сестрами. А начинали тот прорыв две сотни храбрецов, среди которых был и  родной отец Друстана, погибший от рук солдат под флагом Тауру Кро. Мать Маэлькона, Фоклайдха, происходила из бругантийцев, следовавших за Красным Быком, как раз ее родичи и захватили Брин Горридам, учинив кровавую баню, и в итоге усадили Маэлькона на трон.

 «Неудивительно, – думала я, – что Львица Аззали сговаривалась с Фоклайдхой и Маэльконом. Вынашивая сходные замыслы, они друг друга отлично понимали». Тут же на память пришел Марк де Тревальон. Оставалось только гадать, вернулся ли он из изгнания, согласилась ли его дочь Бернадетта стать женой Гислена де Сомервилля и благословил ли этот союз сам бывший герцог. Вопросы без ответов множились и множились: объявлена ли уже война, на свободе ли д’Эгльмор, что там поделывают ядовитые змеи из Дома Шахризаев и на троне ли еще Исандра. Кто знает? И любопытно, послал ли королевский дом Арагонии войска и сколько, а еще, что уже стало известно Вальдемару Селигу.

Было ужасно досадно находиться столь далеко от гущи событий и от свежих новостей. Бесчисленные вопросы, как стая чаек, метались в голове. Мне пришлось ехать в войсковом арьергарде с Гиацинтом, Жосленом, Нектханой, ее дочерьми и домочадцами Близнецов. Летом в Земле Ангелов мы глотали бы пыль после армейской конницы, но весной на Альбе почти каждый день шли дожди, и влажная земля густо порастала свежей зеленью. Передняя шеренга нашего войска беспорядочно растянулась на целую милю, двигаясь с черепашьей скоростью пехотинцев.

На марше есть приходилось что ни попадя: армейские фуражиры обирали крестьян, ругавшихся сквозь зубы, круиты Друстана много охотились, метко разя стрелами разнообразную дичь. Ни один из солдат в походе не голодал.

Всю дорогу к нам присоединялись новые и новые союзники, становясь под знамена Куллах Горрьим.

В наши нестройные ряды вливались горстки декантийцев и корваникийцев, ордовалей и дюмнонийцев, ведущих происхождение от рода Черного Кабана. С севера прибыл разношерстный отряд сигоев и вотадаев под знаменем Красного Быка – рослые и светловолосые, как далриады, с воинственными белыми гребнями из слепленных известью волос и синими круитскими татуировками на лицах. Пришли известия, что племена Тауру Кро остались верны Маэлькону и убили шестерых гонцов Друстана.

Маэлькон уже знал о нашем походе и собирал армию.

Почему-то с военными действиями он пока выжидал.

Потом разнесся слух, будто после небольшой стычки юг принял сторону узурпатора и там собираются сжечь дома тех, кто отправился воевать за Куллах Горрьим. В наших рядах едва не начался мятеж, поскольку многие из примкнувших вознамерились вернуться домой, чтобы защитить свои семьи и имущество, но тут на горизонте показалось огромное войско.

Близнецы предложили немедля идти в наступление, но Друстан заставил их выждать, всеми силами сдерживая боевой задор далриад, пока не стало ясно, кто именно движется нам навстречу: триновантийцы, атрибатийцы, кантики – народ Эйдлах Ор. На их флаге красовалась Золотая Лань на зеленом поле, а рядом несли знамя Черного Кабана, показывавшее лояльность новоприбывших Куллах Горрьим. Слух оказался ложным. Да, на юге состоялся бой, в котором народ Золотой Лани потерял сотни воинов, но сторонники Маэлькона потерпели сокрушительное поражение от тех, кто помнил свой кровный долг перед потомками Кинхила Ру.

Так, обрастая союзными войсками, мы постепенно подступали к Брин Горридам.

– Этот парень – прямо что-то невероятное, – сказал Квинтилий Русс, с кряхтением устраиваясь у костра. В сырую погоду у адмирала разыгрывалась болезнь суставов. – Никогда не спит. Армия Маэлькона непонятно где, а он знай себе скачет вдоль шеренг и чуть не для каждого находит доброе слово. Что за дурни на этом острове, раз позволяют своим женщинам воевать!

– А вы попробуйте остановить местных женщин, – усмехнулась я, думая о Грайне.

Русс ответил мне кислым взглядом.

– Женись я на одной из них, уж попробовал бы. Я тут вот что подумал: может, будет лучше, если я прикажу своим парням охранять тебя, а, миледи? Когда начнется битва, не годится тебе оставаться без защиты.

Внезапно заговорила средняя дочь Нектханы, Сибил. Адмирал непонимающе посмотрел на меня.

– Если сами вы не согласны отдать жизнь ради нашего блага,  – медленно перевела я, – не просите нас умирать ради вашего.

– Я никому не желаю смерти, – нахмурился Квинтилий Русс и подождал, пока я переведу его слова, хотя Сибил, похоже, и так все поняла. – А меньше всего миледи послу нашей королевы.

Я обхватила руками колени и подняла глаза к небу, затянутому серыми облаками.

– Милорд адмирал, если вы желаете отрядить ваших людей на мою охрану ради их спасения, я поддержу ваше намерение, поскольку не хочу, чтобы ангелийская кровь проливалась на чужой земле, равно как и не хочу сообщать Исандре де ла Курсель скорбную весть о вашей гибели. Но если весь сыр-бор действительно из-за меня одной, тогда я говорю «нет». – Я перевела взгляд на Русса. – Это решение представляется мне глубоко ошибочным. Не при той цене, что мы просим островитян уплатить в ближайшее время за союз с нами.

Адмирал по-моряцки цветисто выругался в мой адрес; имя Делоне не раз просклонялось вкупе с честью и идиотизмом. Я подождала, пока он выговорится.

– Во время битвы я и так буду в тылу, милорд адмирал, – наконец продолжила я свою мысль. – Там я рискую не больше, чем родная мать принца. Вдобавок за мной присмотрит Жослен.

Русс снова выругался, встал и зашагал туда-сюда, время от времени тыча толстым пальцем в Жослена.

– Останешься с ней, да? – вопрошал он, сердито хмуря густые брови. – Клянешься, кассилианец? Не отойдешь от нее ни на шаг?

Жослен кивнул, его наручи кроваво блеснули в свете костра.

– Я уже дал такую клятву, милорд, – тихо отозвался он. – И буду вовеки проклят, если не сдержу ее.

– Я такое предложил только ради тебя, Федра. – Квинтилий Русс вытянулся передо мной и прерывисто вдохнул. – У моих парней руки чешутся как следует наподдать этим альбанцам. Пора размяться, а то ни одной драчки не случилось аж со времен заварушки в Хеббель-им-Аккаде. Но заковыка в том, Федра но Делоне, что если в этой битве тебя прихлопнут, то тень твоего наставника наверняка будет преследовать меня до самой смерти! Чего мне совсем не хочется.

– Она не умрет, – раздался глухой голос Гиацинта, голос его дромонда. Тсыган повернул голову и посмотрел на Русса отрешенными глазами, затуманенными видением. – Ее Длинный путь еще не подошел к концу, как и ваш, милорд адмирал.

– Говоришь, мы победим? – встрепенулся Русс: дар Гиацинта смущал его, тем паче что оказался истинным. – Так что ли, тсыган?

Гиацинт покачал головой, отчего черные кудри заплясали в воздухе.

– Я видел только, что вы и Федра вернетесь в море, не более того.

Адмирал снова пространно выругался.

– Пусть будет, как будет! Давайте сразимся за синего парня Исандры! Пусть альбанская кровь отведает ангелийской стали. – Он поклонился мне и ухмыльнулся, отчего изуродованное шрамом лицо перекосилось. – Да благословит тебя Элуа, Федра, и твоего тсыганского колдуна, и кассилианского не пойми кого, что тебя защищает. Встретимся снова в море или в подлинной Земле Ангелов за Медными вратами.

– Да пребудет с вами благословенный Элуа, – пробормотала я, опускаясь на колени и тут же вставая. Затем обняла его и поцеловала в обезображенную шрамом щеку. – Ни у одного короля или королевы никогда не было столь верного слуги, как вы, милорд Русс.

Адмирал покраснел: я почувствовала жар его щеки под губами.

– Как и столь необычного посла, – усмехнулся он, обнимая меня. – Необычного и успешного. Ведь это ты привела их всех сюда, девочка. Да пребудет с тобой Элуа.

Той ночью мы спали под затянутыми тучами небом, пока караульные пялились в темноту, дергаясь при малейшем шуме, а круитские разведчики патрулировали периметр лагеря, выискивая лазутчиков Маэлькона. До Брин Горридам оставалось меньше дневного перехода.

Когда над Альбой забрезжил рассвет, противник по-прежнему себя никак не проявлял, но Друстан все равно выстроил в боевом порядке свое войско: шесть тысяч солдат пехоты, семьсот конников и пятьдесят с лишним колесниц. Наш лагерь располагался на опушке близ небольшой рощицы, протянувшейся вдоль глубокой долины, за которой простирался Брин Горридам.

Принц, вскинув голову, медленно гарцевал на своем гнедом туда-сюда перед строем, ясно давая понять, что не собирается оттягивать встречу с силами Маэлькона.

– Братья и сестры! – выкрикнул он. – Вы знаете, зачем мы сюда пришли. Мы пришли, чтобы вернуть трон Альбы его законному наследнику! Мы пришли, чтобы низвергнуть Маэлькона-Узурпатора, обагрившего руки кровью собственного отца!

Солдаты ответили дружным «ура», потрясая копьями и стуча мечами о щиты; далриады, по моему, вопили громче всех. Имонн и Грайне стояли бок о бок в боевых колесницах во главе своей дружины, словно изготовясь к началу скачек, лошади в их упряжках скалились и фыркали друг на друга.

– Я Друстан маб Нектхана, все вы знаете мой род и моих предков. Но с сегодняшнего дня всех вас, кто выступает на моей стороне, я также считаю своей родней. Все вы отныне – мои братья и сестры. Когда над деревьями покажется солнце…

Бойцы почему-то притихли один за другим. Нам, обозникам, бесполезным в сражении, досталось место на узком уступчике у подножия каменистого утеса за спинами солдат, но семья Друстана почетно расположилась на самой вершине. Я видела только фигуру бравого круарха, возвышавшегося над людским морем, но не более.

И тут его сестра, Брейдайя, закричала и указала на что-то рукой.

Я тут же забралась к ней и вгляделась в рассветный сумрак.

Из рощицы, где на молодых березках набухали почки, а от теплой влажной земли поднимался туман, появился огромный черный кабан. Не знаю, как долго они живут, но тот кабан, должно быть, достиг весьма преклонных лет, раз вырос в такую громадину. Его массивная туша резко выделялась на фоне берез. Зверь поднял черный пятак, словно принюхиваясь; гигантские копыта могли бы послужить плугом на поле. Кто-то недоверчиво ахнул, и я с удивлением узнала собственный голос. Клянусь, я с холма чуяла кабанью вонь в утреннем тумане. Зверь всматривался в серый рассвет маленькими злобными глазками, а шесть с лишним тысяч пиктов, круитов и далриад потрясенно следили за каждым его движением.

Внезапно кто-то придушенно чихнул, и могучий боров, громко хрюкнув, развернулся и потрусил обратно в рощу, слегка припадая на заднюю ногу.

Тысячи глоток восторженно взревели. Темные глаза Друстана маб Нектханы на свирепом лице с синими узорами сверкали огнем, когда он поднял в воздух обнаженный меч и воззвал, перекричав улюлюканье солдат:

– Следуйте за Куллах Горрьим!

С устрашающим рыком отряды бросились в атаку.

В нашей наспех собранной армии не было дисциплины, стратегии, порядка. Вояки ринулись в битву неудержимой ордой. Достигнув рощицы, всадники и колесницы замедлились, отыскивая проходы между деревьями, и пехотинцы вырвались вперед. Березовая роща внезапно наполнилась криками сотен воинов, стремящихся в долину.

Позже мне рассказали, что армия Маэлькона с ночи прокрадывалась по долине, надеясь, окружив нас с обоих флангов, внезапно напасть на  рассвете. Их план вполне мог удастся, если бы Друстан еще немного затянул с речью, а он бы так и сделал, не помешай ему черный кабан.

«Не пренебрегайте Черным кабаном».

Мы, оставшись в тылу, слышали ужасные звуки битвы, доносившиеся из-за рощи: звон клинков, предсмертные вопли, громыхание доспехов. Застигнутые врасплох в низине без укрытий, люди Маэлькона гибли сотнями, когда тысячи сторонников Куллах Горрьим сбегали на них с зеленого холма. Но солдаты узурпатора все равно отчаянно сражались, дорого продавая свои жизни.

Теперь-то я это знаю, но тогда томилась в неведении. Помню, как лицо Гиацинта перекосилось от испуга, а затуманенные глаза неотрывно смотрели туда, где шумело сражение.

– Что ты видишь? – спросила я, встряхивая его за плечи. – Что ты там видишь?

– Смерть, – прошептал он в ответ. – Повсюду смерть.

Я посмотрела на тсыгана, потом ему за спину и заметила кое-что немаловажное.

Верховой отряд Тауру Кро, рыжеволосых светлокожих круитов с синими татуировками на лицах под знаменем Красного Быка.

– Маэлькон был прав! – крикнул один из них, вытаскивая из ножен меч и тыча им в нашу сторону; воины тут же сомкнули кольцо вокруг нашего утеса. – Берите их в заложники!

Конечно же, речь шла о Нектхане и ее дочерях, матери и сестрах Друстана. С которыми мы стояли плечом к плечу на каменистом уступе.

Эти женщины были круитками и, хотя не принимали участия в битвах, умели стрелять не хуже мужчин. Я не раз видела, как сноровисто они обращаются со своими луками. Но луки и стрелы остались в лагере, в нескольких десятков шагов от нас, а между нами и палатками гарцевали люди Маэлькона. Мы все были безоружны.

Кроме Жослена.

Я посмотрела на него, уже зная, что увижу. Жослен, не колеблясь, пришел в движение, выхватив из ножен кинжалы. В лучах утреннего солнца остро блеснули клинки и наручи, когда, шагнув вниз из нашей группы, мой защитник поклонился и тихо сказал:

– Во имя Кассиэля, я служу и защищаю.

Безо всяких церемоний солдаты атаковали.

Двое упали, затем фигур на земле стало трое, пятеро – врагов было слишком много,  они  торопливо спешивались, выхватывали из ножен мечи и пытались вскарабкаться на наш утес. Гиацинт с руганью подбирал камни и швырял их в наступавших с меткостью опытного уличного бойца. Маленькая темная фигурка соскочила с уступа. Один из Тауру Кро подобрался совсем близко и, потрясая мечом, бросился на меня; я поднырнула под его руку и, оказавшись у него за спиной, с силой толкнула. Вояка, смеясь, отпрыгнул к своим товарищам.

– Жослен! – крикнула я. – Доставай меч!

Он на миг замер посреди боя, чтобы посмотреть на меня, в этом коротком взгляде я уловила воспоминание о Скальдии, об его нарушенном обете. Но тут же лицо Жослена ожесточилось, он ловко бросил кинжалы в ножны и выхватил из-за спины меч.

Маленькая фигурка прошмыгнула мимо него так близко, что кассилианец дернулся, но тут же продолжил сражаться, вертясь, словно танцор.

– Отступаем! – на гортанном круитском выкрикнул предводитель Тауру Кро; солдаты послушно отошли к своим коням. Вожак угадал. Жослен, не собираясь терять преимущество высокой позиции, не стал их преследовать и остался на выступе с обнаженным мечом.

И тут в воздухе запели стрелы.

Мойред, младшая дочь Нектханы, совсем еще девчонка, смогла добежать до лагеря, схватила там лук и полный колчан и принялась безжалостно пускать стрелы с тетивы одну за другой. Двое из Тауру Кро упали замертво, прежде чем их командир выругался и схватил копье.

– К дьяволу заложников! – рявкнул он. – Убейте их всех!

И метнул копье.

В Мойред.

Я увидела, как жало острия вонзилось девочке в живот. Она схватилась за древко обеими руками, с шумным выдохом повалилась навзничь. В тишине раздались два крика: горестный вопль Гиацинта и почти предсмертный стон Нектханы, спрятавшей лицо в ладони. Сестры Мойред взвыли низко и горестно.

И тут утро расколол еще один крик, крик ярости.

Видя, как Жослен сражается со скальдами, я думала, что это вершина боевого искусства, которую невозможно превзойти. Так вот, я ошибалась. Падающей звездой он обрушился на Тауру Кро, словно кассилианский берсерк с серебряной змеей в руке вместо меча. Солдаты один за другим падали на его пути, брызжа кровью из смертельных ран; они падали и умирали, бестолково сжимая свои копья.

Сколько их было? Двадцать, как я потом сосчитала. Больше половины перебил Жослен, еще двоих застрелила Мойред. Когда Нектхана с дочерьми тоже бросились в гущу битвы со своими острыми маленькими кинжальчиками, от их рук погибло еще четверо или пятеро противников. Двоих походным ножом прикончил Гиацинт, Принц Странников.

Я же, трясясь от ужаса, не убила никого.

Тут-то нас и нашел Друстан, круарх Альбы. Его украшенные синими узорами руки были по локоть обагрены кровью, в глазах плескалось мрачное торжество, а гнедой конь хрипел в пене и мыле. Победившая армия с триумфальными криками возвращалась через рощицу в лагерь. Друстан выпрямился и посмотрел на мать и двоих оставшихся в живых сестер, чьи похожие лица выражали одно и то же горе, а потом на младшую сестру, Мойред, на чьих губах навеки застыла слабая улыбка.

– О нет. Нет!

Жослен стоял на коленях, каясь перед Кассиэлем, Гиацинт скорбно понурился. Нектхана встала от тела дочери.

– Куллах Горрьим взял то, что ему причиталось, – тихо произнесла она. – Сын мой, кто теперь правит Альбой?

Друстан повернул голову; к нему подкатила колесница, в которой восседал запыленный и окровавленный Имонн. За колесницей волочился труп крупного рыжеволосого мужчины с изуродованным лицом и местами содранной кожей. Маэлькон.

– Теперь правлю я, мама, – тихо ответил Друстан. – Узурпатор мертв.

– Убит лично круархом! – выкрикнул Имонн, подъезжая поближе. Увидев тело Мойред, он натянул вожжи.  – Дагда Мор, нет…

– У каждой победы, – прошептала Нектхана с блестящими от материнских слез глазами, – есть своя цена.