Гислен де Сомервилль мог похвастаться не только приятным запахом.

Едва первоначальное изумление от встречи с нами прошло, он на деле проявил себя умным и способным военачальником. Рабочий стол в его палатке был завален подробными картами. Он показал нам, где именно на Рейне стоят войска Марка де Тревальона и где скальды предпринимали попытки прорваться через границу Аззали, последняя из которых едва не увенчалась успехом у нас на глазах. Он подробно описал, как происходило вторжение через северные ущелья, разъяснил план своего отца по отступлению в Трой-ле-Мон и в общих чертах рассказал, что творилось в стране, пока мы отсутствовали.

Казалось, ситуацию удавалось держать под контролем, но загвоздка заключалась в том, что как бы тщательно ангелийцы ни выстраивали стратегию и тактику, скальдов было слишком много. Сила солому ломит.

– Нашим в Трой-ле-Моне остается только отсиживаться за стенами, – мрачно заключил Гислен, обводя пальцем точку на карте, обозначавшую крепость. – В башне есть хороший глубокий колодец, так что от жажды они не умрут, и отец заранее завез туда провиант. Но запасенные припасы рано или поздно закончатся, а у Селига для прокорма вся чертова страна. Пока в его полчищах сохраняется дисциплина… – Он пожал плечами.

Друстан указал на карту и задал вопрос на круитском.

– Сколько скальдов держат осаду? – перевела я.

– Тридцать с чем-то тысяч, – опустил голову Гислен.

Услышав переведенный мной ответ, Друстан побледнел под татуировкой.

– А сколько ангелийцев в крепости? – спросила я от себя.

– Не знаю, какие потери понесла армия. – Гислен вытащил другую карту и положил ее поверх первой. Схема крепости. – До битвы насчитывалось восемь тысяч солдат. Но сколько из них выжило? Надеюсь, большинство. Смотрите, здесь внешняя стена, дальше рвы и ямы с кольями на дне, а вот тут вторая стена укреплений, – показывал он на схеме. – Насколько мне известно, пока что наши удерживают этот оборонительный пояс, но мои новости не свежее ваших, если морское зеркало Хозяина Проливов показало вам правду. Сама крепость за стенами тоже неплохо укреплена.

– Так дальше-то что? – спросил Квинтилий Русс.

Гислен посмотрел ему в глаза.

– Принц Бенедикт делает все возможное, чтобы набрать войско в каэрдианских городах-государствах. Если у нас будет достаточно солдат, сможем зажать скальдов с двух сторон, как между молотом и наковальней. Но каэрдианцы блюдут собственные местечковые интересы и не похоже, чтобы с их стороны можно было ожидать серьезную помощь.

– В таком случае они тоже падут, – тихо предрек Жослен, – без Земли Ангелов им не устоять.

Пока в полчищах Селига сохраняется дисциплина…

Я посмотрела на карту.

– Есть один шанс, – подумала я, не отдавая себе отчет, что произнесла это вслух, пока Гислен де Сомервилль не одарил меня вопрошающим взглядом. – Армия Селига очень разнородна, там ведь собрано много-много племен, не меньше сотни. – Я посмотрела на Жослена и спросила: – Помнишь день, когда мы приехали на Слет? – Он кивнул. – Сразу бросалось в глаза, что между некоторыми из отрядов кровная вражда. Если получится подогреть их ненависть друг к другу, то дисциплину соблюдать перестанут… Хоть чем-то, но это поможет.

– И как же нам сотворить такое чудо? – скептически спросил Квинтилий Русс.

Гислен внимательно вгляделся в карту.

– Круиты их напугали, – задумчиво сказал он, постукивая пальцем по пергаменту. – Эти синие лица… скальды не могли взять в толк, кто на них напал. Даже с другого берега я прекрасно видел их замешательство. Знаете, они ведь очень суеверный народ. Если совершить несколько коротких набегов на их фланги, небольшими отрядами, быстро отступая… они, пожалуй, призадумаются. Только нам понадобится безопасное место для лагеря налетчиков, где-то вот здесь, в горах.

Я посмотрела на Друстана, Имонна и Грайне и пока не стала переводить.

– Сколько из наших выживет? – спросила я у Гислена. – Только честно.

Подняв на меня глаза, он набрал в грудь воздуха и тихо ответил:

– Ни один. В конце концов? Ни один. Каждый из нас проживет столько, насколько повезет, и ни днем больше. И может статься, что все мы погибнем понапрасну. Ты права, сделать скальдийское войско неуправляемым – это наш единственный шанс, но он в лучшем случае ничтожно мал.

– Спасибо, – кивнула я и перевела все сказанное для Друстана.

Тот молча выслушал меня и прохромал к выходу из палатки, чтобы посмотреть наружу, чем изрядно вспугнул стражников. Имонн и Грайне переглянулись.

– Скажи ему, что я лично прослежу за возвращением его людей обратно на Альбу, – проворчал Квинтилий Русс. – Отправлю домой всех без исключения: и синелицых, и с известковыми гребнями. Когда мы их сюда зазывали, то обещали хорошую драку, а не верную смерть.

Думаю, Друстан его понял, потому что ответил еще до того, как я успела перевести:

– А что станется с твоим Гиацинтом? – спросил он у меня, разворачиваясь и поднимая руку так, что сверкнул перстень на его пальце. – Если я не женюсь на Исандре… если я умру, если Исандра умрет, то проклятие останется в силе, и что с ним в результате станется? И как мы попадем домой, раз Повелитель вод будет по-прежнему прикован к своей скале да еще и разъярится из-за нашего провала? Какая песня поможет нам миновать Проливы, а, Федра но Делоне?

Невольно навернулись слезы: это я привела его сюда дорогой без возврата.

– Не знаю, – прошептала я. – Милорд, я виновата.

– Здесь нет твоей вины. – Он пристально смотрел на меня темными глазами. – Ты выполняла приказ своей королевы; моя же судьба целиком в моих руках, ты не властна ее изменить. Но вот своим людям я должен дать честный выбор. Это моя судьба, моя война, но не их. Если уж куда ни кинь, везде клин, пусть решают сами, попытать ли счастья с мечом на суше или с веслом на море.

Я кивнула, ничего не видя в тумане слез. Друстан окликнул Близнецов, и они ушли, уведя с собой своих гвардейцев. Я перевела слова круарха ангелийцам.

– Справедливо, – тихо сказал Гислен, опустив голову и обводя пальцем Трой-ле-Мон на карте. – Что бы ты им ни говорила, когда призывала нам помочь, они наверняка не представляли истинного соотношения сил. Никто из нас не представлял. – Он поднял голову и мрачно посмотрел на нас. – Но если вы отправитесь под Трой-ле-Мон, я пойду с вами. Там мой отец. – Он бросил взгляд на Жослена. – И, если не ошибаюсь, твой тоже, кассилианец.

Той ночью мы это обсудили.

Звезды мерцали в чистом черном небе, знакомые ангелийские звезды. В военном лагере невозможно уединиться; я нашла Жослена чуть поодаль от наших палаток. Он сидел под вязом и смотрел на лагерь. Здесь не было духа праздника, как в день после победы над армией Маэлькона – днем состоялась всего лишь стычка, не более того, маленький успех в большой безнадежной войне. Аззалианцы сосредоточенно чистили оружие в преддверье грядущущего дня. Там, где разместилась армия Друстана, у костров шли оживленные обсуждения, не смолкавшие почти до утра.

– Ты знал про отца? – спросила я Жослена, усаживаясь рядом с ним.

Он покачал головой.

– Не был до конца уверен. Знал только, что это возможно. Там, на острове, я не разглядел в чаше наше знамя, но ведь их было так много.

– Сожалею, – тихо прошептала я.

– Не сожалей, – хрипло ответил он. – Дом Веррёев всегда служил короне. Я говорил, что мой отец сражался в Битве Трех Принцев? Именно после нее его и посвятили в рыцари. – Уголок его рта чуть приподнялся. – Так же как ты посвящала людей Русса.

– Но у меня нет права даровать земли.

– Отцу земель тоже не даровали. – Он посмотрел на звезды. – Наше поместье невелико, но оно принадлежит семье уже шесть столетий. Мы происходим от Шемхазая. Каждое поколение пеклось о семейной библиотеке, отправляло одного сына в Кассилианское Братство и в меру сил служило короне.

– В осажденной крепости только твой отец? – спросила я.

Жослен снова покачал головой:

– Не думаю. Люк, скорее всего, поехал с ним.

– Люк?

– Мой старший брат. – Он вздохнул и подтянул колени к себе. – У меня есть и младший, но Матье почти наверняка остался дома. Младший – утешение матери, старший – сила отца. А средний пусть идет к Кассиэлю. Так говорят у нас в Сьовале. Сестры всегда над этим подтрунивали. Их тоже три, я тебе говорил.

И он никого из родных не видел уже одиннадцать лет, это я хорошо помнила. Сейчас, должно быть, уже двенадцать. Больше половины моей жизни, и почти половину жизни самого Жослена. Я привыкла считать, что у него тоже нет корней, что мы с ним одинаковые перекати-поле, но ошибалась.

Хотелось что-то сказать, но слова не находились. Поэтому я просто взяла Жослена за руку.

Он печально на меня посмотрел.

– Я думал, что мне представится возможность с ними повидаться, – сказал он. – Перед… ну, перед концом. Ждал, что в двадцать пять лет, по обычаю, Братство отпустит меня погостить домой, если исправно служить… – Он поежился. – Вернее, отпустило бы. Теперь-то меня изгнали. Как думаешь, мою семью об этом уже известили? Или они слышали только о том, что я осужден за убийство Анафиэля Делоне?

– Любой, кто тебя знает, не поверит, что ты убийца, Жослен.

– А что они могут обо мне знать? – возвысил он голос. – Когда прощались, мне было всего десять, Федра! Откуда им знать, каким я вырос? – Он выпрямил руки, и звездный свет отразился от стальных наручей. – Я и сам себя больше не знаю, – прошептал Жослен. – Ах, Элуа! Неужели мы прошли этот путь впустую?

– По-моему, еще рано судить, – отозвалась я, глядя за костры, на темную землю. Я и раньше имела представление, сколь многочисленны скальды, видела их полчища, но все равно… тридцать тысяч. Где-то там, в темноте, они осаждают последний оплот королевской армии, готовые уничтожить все, что мне дорого.

Жослен глубоко вдохнул, собираясь с духом.

– Что бы ни решили утром, мы с тобой должны спозаранку собраться и ехать в Тревальон. Там большой гарнизон, и Гислен обещал гостеприимство. Русс выделит тебе охрану. Его люди не позволят ему пренебречь твоей безопасностью.

Я посмотрела на него и ничего не сказала.

– Нет. – Он упрямо стиснул зубы, и даже в темноте я увидела, как побелели крылья его носа. – О нет, даже не думай.

– Они пришли сюда на мой зов.

– Они пришли сюда на зов нашей королевы! Ты просто передала им ее слова!

– Исандра де ла Курсель не играла на соперничестве Близнецов, чтобы подстрекнуть далриад отправиться на войну, – возразила я. – И не оставила своего лучшего друга прикованным к одинокому острову, чтобы попасть на проклятую битву. Я не могу вот так все бросить, Жослен.

– А что, во имя семи преисподних Русса, ты можешь сделать? – крикнул он. – Это же война!

Я пожала плечами:

– Например, я могу попробовать быть лицом, живым символом того, за что они сражаются и умирают. Ты ведь сам что-то такое говорил, помнишь?

На это у Жослена прямого ответа не нашлось.

– А если островитяне решат вернуться на Альбу? – зашел он с другого бока.

– Тогда я поеду в Каэрдианский Союз и предложу свои услуги принцу Бенедикту, – парировала я, заслужив удивленный взгляд. – А какие еще варианты? Друстан наверняка останется несмотря ни на что. Может, если каэрдианцы узнают о самопожертвовании круарха Альбы, кто-то из них тоже отважится к нам присоединиться.

– Каэрдианцы не станут сражаться за Землю Ангелов, – вздохнул Жослен. – Города-государства разобщеннее скальдов и соперничают между собой пуще Близнецов. Даже уловки Наамах их не объединят, Федра.

– Знаю, – кивнула я. – Но лучше пытаться что-то сделать, чем сложа руки ждать неминуемого поражения. – Вставая, я поцеловала его в щеку. – Мне жаль, что так сложилось с твоей семьей. Я буду за них молиться.

– Молись за всех нас, – прошептал он.

И той ночью я молилась. Уже давно я не обращалась с искренней мольбой к Благословенному Элуа, если не считать истошных вскриков из бездны ужаса. Я молилась Элуа и всем его Спутникам – а не только тем, что меня отметили, – прося у них мудрости, наставления и хотя бы маленького лучика надежды, способного развеять тьму отчаяния. Я молилась о безопасности отца и брата Жослена, Исандры де ла Курсель и всех осажденных в Трой-ле-Моне, молилась за Друстана, Близнецов и за их народ, за Русса и Парней Федры, за Гислена, Тревальона и всех жителей Аззали и за томящегося в одиночестве посреди моря Гиацинта. Я молилась за Двор Ночи и все его Дома, за поэтов и игроков Сеней Ночи, за Телезис де Морне и Сесиль Лаво-Перрин, за доброго сенешаля Перринвольда и его семейство. Той ночью я помолилась за всех, кого знала, и за тех, с кем никогда не встречалась, за весь наш народ – душу и сердце Земли Ангелов. Не могу сказать, что это сильно помогло лично мне, но даже если на сердце не стало легче, по крайней мере, молитва позволила мне уснуть.

А наутро Друстан огласил решение островитян.

– Мы останемся и будем сражаться.

Он произнес это на каэрдианском языке, знакомым всем присутствующим. Гислен де Сомервилль внимательно посмотрел на круарха, не уверенный, что правильно понял.

– Все?

Друстан кивнул.

– Но вы дадите нам клятву, – продолжил он уже на круитском: длинные речи по-каэрдиански все еще представляли для него трудность. – Если мы погибнем, кто-то из вас обязательно донесет эту скорбную весть до Альбы. Наши семьи и друзья должны узнать, как мы умерли. Пусть поэты воспоют наши подвиги.

Я перевела его слова собравшимся, а затем ответила Друстану на его языке:

– Обещаю. – Круарх немигающе смотрел на меня темными глазами. – Клянусь, что любой ценой выполню вашу просьбу, милорд круарх. – Уже на ангелийском я обратилась с Гислену: – Клянусь именем королевы.

Мой кассилианец тихо вздохнул.

– Жослен, ну подумай. Если мы проиграем… если Проливы останутся закрытыми, то кто сможет их переплыть кроме меня? – попыталась я воззвать к его разуму.

– Она дело говорит, парень, – вставил Квинтилий Русс.

– Ночью она собиралась отправиться в Каэрдианский Союз, – проворчал Жослен. – Завтра попросит вас отплыть в Хеббель-им-Аккад. Если мое мнение вам интересно, лорд адмирал, нам бы запереть ее в темницу да выбросить ключ.

– Значит, решено. Я уже послал к Марку де Тревальону гонца с просьбой о встрече, – перебил нас Гислен. Развернув одну из карт, он ткнул пальцем в какую-то точку на берегу Рейна. – Встретимся вот здесь. Если Тревальон согласится, мы объединим войска под его командованием. Вчерашняя победа сберегла нам  несколько сотен солдат. Лорд адмирал, простите, что без спроса, но я поручаю вам остаться с флотом и защищать западный берег Рейна. – Он вопросительно посмотрел на Русса.

Признаться, это решение стало потрясением для нашей компании: уж слишком долго Русс был сердцем нашей миссии. Но Гислен рассудил правильно – адмирал должен командовать флотом. Он мало что смыслил в сухопутных боях.

Русс медленно кивнул:

– Как скажете, милорд.

– Хорошо. – Гислен свернул карту. – Сворачивайте лагерь. Мы отправляемся.