Наперекор смерти ангелийцы празднуют жизнь.

Думаю, именно поэтому свадьба Исандры и Друстана выдалась такой пышной. И если кого-то подмывает высказаться, мол, королева позволила мне остаться при ней на несколько недель подготовки исключительно по доброте душевной, позвольте возразить: я с лихвой отработала свое содержание во Дворце.

Причем в гуще предсвадебной суматохи я умудрилась выкроить время и на выполнение собственных обещаний. Так в свое время я поклялась Друстану, что его народ будет знать о подвигах своих сыновей и дочерей. И вот по моей просьбе сама Телезис де Морне великодушно согласилась не только описать наше путешествие и великую битву в стихах, но и перевести их на круитский. Не могу сказать точно, скольких участников событий Телезис опросила, собирая материал для поэмы, но знаю, что очень многих. Хотя после лихорадки ее здоровье осталось слабым, она без устали трудилась.

В конечном счете произведение превратилось в эпос, которому Телезис посвятила остаток своей жизни. Он получил название «Исандрийский цикл», поскольку скрупулезно изображал восхождение Исандры де ла Курсель на престол Земли Ангелов, однако ткань повествования плелась из нитей-судеб многих людей, в том числе и моей. Телезис много лет подвизалась королевской поэтессой и хорошо знала, как важно подгадать со стихотворением к какому-нибудь торжеству, поэтому пролог был готов как раз к монаршей свадьбе. Представьте, она прозорливо начала эту работу в тот самый день, когда четверо вестовых, объявивших себя Парнями Федры, явились к ней в Город Элуа с письмом и новостями о великих подвигах.

Отряд всадников, отобранных лично Друстаном, отправился в Аззаль на встречу с флотом Русса, которому полагалось переправить их через Проливы, дабы круиты и далриады смогли донести до соплеменников затверженные наизусть сообщения о победе, заключенном союзе и о скором возвращении круарха. Квинтилий Русс, обеспечив посланцам корабль, оставил командовать флотом Жана Маршана, а охранять границу – Марка де Тревальона, сам же явился во дворец. Как всегда громогласный и грубоватый, адмирал при встрече так крепко меня обнял, что затрещали ребра.

Ради вестовых, доставивших мое письмо Телезис де Морне, и ради всех остальных Парней Федры, я сдержала слово, данное на проложенных еще тиберийцами дорогах Альбы, для чего встретилась с Джаретом Мораном, дуэйном Дома Кактуса, первого из тринадцати Домов Двора Ночи. Залог гостеприимства, медальон, подаренный мне Джаретом в ночь празднования дня рождения принца Бодуэна, давно пропал, арестованный вместе с остальным имуществом Делоне, но Сесиль Лаво-Перрин пришла на помощь и заключила с дуэйном сделку, над условиями которой любой посвященный Дома Брионии обрыдался бы от зависти.

Выторгованные пятнадцать медальонов – по одному на каждого из выживших Парней Федры – давали проход в любой из тринадцати Домов накануне королевской свадьбы. Но Джарет Моран нисколько не прогадал. Мое имя и моя история были на слуху и тонкой алой ниточкой тянулись по всему гобелену ангелийской победы: та самая ангуиссетта Делоне, что пережила рабство у скальдов, предупредила королеву о надвигающемся вторжении и совершила путешествие на Альбу. Я родилась и выросла при Дворе Ночи, получила воспитание в Доме Кактуса. И теперь дуэйн открыл двери перед Парнями Федры, чтобы тоже войти в легенду о моих подвигах и тем самым добавить блеска потускневшей славе Двора Ночи.

Неважно, что уже в десять лет меня отправили жить к Делоне. Я вела происхождение от Двора Ночи, с этим не поспоришь. Зато смогла сдержать свое обещание перед людьми, избравшими меня своим кумиром, что было для меня важнее всего.

Напоследок я доставила завещание Гиацинта в Сени Ночи. Нашла там Эмиля, и передала ему документ, который Гиацинт написал на старом пергаменте в одинокой башне Хозяина Проливов. Эмиль плакал, целовал мне руки и рассыпался в благодарностях; даже если отчасти его слезы были слезами радости, парень явно опечалился трагической судьбой Гиацинта. Меня тронуло, как искренне подручные любили моего друга.

О, Принц странников.

От имени его матери я принесла жертву в храме Элуа, куда мы вместе ходили после смерти Бодуэна. Я возложила букет влажных от росы алых анемонов к основанию статуи и опустилась на колени, чтобы поцеловать прохладные мраморные ступни Элуа.

– Это тебе от Анастасии, дочери Маноха, – прошептала я, вдыхая запах сырой земли и свежей травы с примесью аромата дубовой коры. Высоко вверху в сумеречном свете на большом каменном лице Благословенного играла загадочная улыбка.

Коленопреклоненной я простояла там довольно долго.

На этот раз подняться мне помог Жослен, но жрец Элуа был тот же, что и в прошлый раз с Гиацинтом, клянусь, хотя все жрецы и жрицы похожи друг на друга, поскольку все они являются частью неразрывной цепи служения. Он улыбнулся нам, стоя босыми ногами на сырой земле и спрятав руки в рукава мантии.

– Дитя Кассиэля, – ласково обратился он к Жослену, – не торопись. Тебе уже доводилось доходить до развилки и выбирать дальнейший путь, и, как и Кассиэлю, тебе всю жизнь придется сталкиваться с развилками и снова и снова выбирать путь Спутника. Помни, что на каждой развилке выбор всегда зависит от тебя. Уповай на Элуа, и он поможет тебе различить верную дорогу.

Жослен испуганно воззрился на жреца, но тот вынул руку из рукава и коснулся уже моей щеки.

– Отмеченная стрелой Кушиэля служительница Наамах. – Он улыбнулся в полумраке, и его улыбка показалась мне благостной и исполненной воспоминаний. Кто мог бы сказать наверняка? Но я верила, что жрец был тем же самым, что и в прошлый раз. – Люби по воле своей, и Элуа направит тебя на путь истинный, и каждый шаг по тому пути будет тебе в радость. Иди с его благословением.

С этими словами жрец нас оставил.

Тут я рассмеялась:

– Похоже, настала твоя очередь выслушивать мрачные пророчества.

– Я бы с радостью с тобой поменялся, – отозвался Жослен. – Кажется, я обречен делать один и тот же выбор тысячу раз подряд.

– Ты жалеешь? – Я вгляделась в его нахмуренное лицо в тусклом свете угасающего дня.

– Нет, – покачал головой Жослен. – Нет, – прошептал он и взял мое лицо в ладони, затем наклонился, чтобы поцеловать меня, и его распущенные волосы цвета спелой пшеницы скрыли нас плотной завесой.

Поцелуй был сладчайшим, и я чувствовала, что мы поступаем правильно, потому что наши дыхания слились, а сердца забились в унисон.

Когда Жослен поднял голову, то больше не хмурился.

– Но наверняка будут времена, когда мне придется сожалеть.

– Наверняка, – прошептала я. – Если ты не про эти минуты.

– Нет, – просиял улыбкой Жослен. – Точно не про эти.

Мраморные руки Элуа над нашими головами оставались распростертыми в благословении.

Так я сдержала все обещания, розданные на протяжении долгого и опасного путешествия; а затем, можете не сомневаться, Исандра де ла Курсель заставила меня сполна отработать время, потраченное на мои личные заботы. Несмотря на всю свою мудрость и способность к состраданию, королева была ангелийской аристократкой на пороге свадьбы, и причуд у нее хватало. Прежде никогда в жизни ей не позволялась роскошь по-девчоночьи покапризничать, и я, воспитанная для доставления удовольствий, не могла ее винить за стремление побаловать себя хотя бы в предсвадебные дни.

Среди прочего мне было поручено нарядить альбанскую знать по-ангелийски, в частности, вручить Грайне отобранное лично Исандрой роскошное платье.

Королева Земли Ангелов восхищалась воинственной предводительницей далриад. Женщин в альбанской армии было порядка шестидесяти, но только Грайне по статусу могла считаться ровней Исандре. Смерть Имонна сестру не ослабила – наоборот, горе лишь усилило мощь ее смелой натуры.

Грайне терпеливо выстаивала, пока королевский портной подгонял наряд по ее фигуре; поймав ее взгляд, я вдруг заметила привычные искорки смеха в глазах.

Великолепное платье из алого шелка и золотой парчи оказалось узко в талии, хотя первая примерка проводилась всего неделю назад. Прислушавшись к бормотанию портного, я рассмеялась и спросила Грайне на языке далриад:

– Велик ли срок?

– Три месяца. – Она положила руку на едва округлившийся живот и блаженно улыбнулась. – Если родится мальчик, назову его Имонном.

– А отец – Квинтилий Русс?

В улыбке Грайне добавилось лукавства.

– Может, и он.

Исандра нетерпеливо вздернула брови. Она немного говорила по-круитски, но чтобы выучить диалект народа Эйре требовалось немалое время или острая необходимость. К счастью, дорога обеспечила меня и тем и другим, а потому я смогла перевести королеве признание Грайне.

Исандра восторженно выдохнула:

– Она сражалась, нося во чреве дитя?!

– Тогда еще было слишком рано, чтобы знать наверняка, – дипломатично ответила я. У далриад существует предание о воительнице древности, которая участвовала в гонке на колесницах за неделю до родов, но я решила не рассказывать об этом Исандре, равно как и о забальзамированной в извести голове Имонна.

– И что, Квинтилий Русс теперь на ней женится? – спросила Исандра.

Я перевела вопрос для Грайне, которая в ответ лишь рассмеялась.

– Не думаю, чтобы для нее это имело значение, миледи, – пояснила я.

– Вот так прекрасно, – обратилась Исандра к портному и взмахнула рукой, отпуская его. – Расставьте немного в поясе. – Затем она обратила задумчивый взор на меня. – А каковы твои планы, дорогая? Выйдешь замуж за своего кассилианца?

Нельзя оставлять без ответа прямой вопрос своего сюзерена, вдобавок, на лице Исандры читался непритворный интерес.

– Нет, миледи, – просто сказала я. – Анафема анафемой, но кассилианский обет дается на всю жизнь. Жослен попирает некоторые из правил Братства чуть не каждый день, проведенный со мной, потому что так он следует главной своей клятве. Свадьба же обернулась бы глумлением над его служением, а этого он, конечно, не допустит, да и я не смею его о таком просить.

Думаю, Исандра меня поняла; ее неотлучные кассилианские охранники смотрели прямо перед собой, и я не могла угадать их отношение к сказанному, впрочем, оно мало меня заботило.

– Вернешься ли ты к служению Наамах? – продолжила допрос королева.

– Не знаю.

Грайне как раз выпутывалась из платья, чтобы нырнуть обратно в свой костюм, и я пришла ей на помощь, передавая предметы одежды через верх установленной портным ширмы.

Это был один из наших с Жосленом камней преткновения, который мы тщательно обходили. Теперь я на него наткнулась под пристальным взглядом Исандры.

– Вы проявили ко мне высшую доброту, очистив мое имя от гнусных обвинений, ваше величество, и мои хорошие друзья уже обещали мне гостеприимство. – Это было правдой: Каспар де Тревальон дал слово, что я никогда ни в чем не буду нуждаться, как и Сесиль с Телезис. – Но, увы, друзья у меня есть, а вот денег совсем нет.

Это тоже было правдой, а, служа Наамах, я могла бы зарабатывать значительные суммы. Имелись и другие причины вернуться на прежний путь, но я не представляла, как разъяснить их добродетельной королеве. Бедность же понятна для всех.

– Ах, вот в чем дело! – рассмеялась Исандра и подозвала пажа. – Приведи сюда казначея. Скажи, что это по поводу наследства лорда Делоне.

Казначей – долговязый седовласый мужчина – явился быстро, неся ворох бумаг. Исандра к тому времени отпустила портного и Грайне, которая, уходя, лукаво мне подмигнула.

– Итак, – обратилась Исандра к казначею, откинувшись на спинку дивана и отпивая глоток вина.

Присев на стул, я растерянно наблюдала, как он откашливается и перебирает принесенные документы.

– Да, ваше величество… Что касается наследства Анафиэля Делоне: городской дом и вся обстановка… как вижу, их выкупил у приставов некий… – Он вгляделся в пергамент. – Некий лорд Сандриэль Вокань, который впоследствии перепродал их… Что ж, в любом случае мы можем немедленно истребовать возвращения означенного имущества по вашему настоянию, миледи Федра, или же казначейство возместит вам всю сумму сделки…

– Но с какой стати?! – потрясенно перебила я.

Казначей испуганно поднял взгляд от бумаг на меня:

– Ах, вы не знали… Ваше величество не изволили… Понимаете, миледи, его светлость Анафиэль Делоне некоторое время назад написал завещание, в котором назвал наследниками вас и некого… – Он вновь уткнулся в пергамент. – Алкуина но Делоне, ныне покойного. Согласно декрету ее величества, провозгласившему, что в убийствах вы неповинны, арест имущества получается незаконным, а посему мы обязаны возместить вам причиненный ущерб.

Я открыла рот и закрыла, вдруг представив себе дом таким, каким видела его в последний раз: местом бойни, где погиб Делоне и умирал Алкуин.

– Мне не нужен этот дом, – с дрожью отказалась я. – Ни в коем случае. Пусть им и дальше владеет лорд Сандриэль или другой покупатель. Если мне полагается какая-то выплата… – Сложно было ни с того ни с сего чего-то требовать. – В общем, если она мне полагается, то я согласна ее принять.

– Да-да, конечно, полагается, – рассеянно подтвердил казначей, перебирая бумаги. – Полная выплата. – Исандра отхлебнула вина и улыбнулась. – И еще, разумеется, Монрев.

– Монрев? – эхом отозвалась я, совсем запутавшись.

– Монрев, родовое имение в Сьовале, да. – Казначей вновь сосредоточился, найдя искомый документ, и постучал по нему пальцем. – Поскольку лорда Делоне лишили наследства, после смерти его отца владение перешло матери лорда Делоне, а когда и она скончалась – его кузену Руфаю, который, увы, числится среди погибших в битве при Трой-ле-Моне. – Казначей значительно кашлянул. – В приписке же к завещанию графини де Монрев указано, что если лорд Руфай де Монрев умрет, не оставив потомства, то вотчину надлежит передать ее сыну Анафиэлю Делоне или его наследникам. А это значит, как явствует из завещания уже самого лорда Делоне, вам, миледи.

Хотя его слова складывались во вполне понятные предложения, я никак не могла ухватить в них смысл. Казначей мог бы с тем же успехом изъясняться на аккадианском, которого я не знала.

– Федра, он говорит, – пояснила Исандра, – что ты унаследовала имение, дающее право на титул графини де Монрев.

Ошеломленная, я уставилась на нее:

– Ваше величество, верно, шутит.

– Ее величество никогда не шутит, – упрекнул меня казначей и вновь зашуршал бумагами. – Вся цепочка предельно ясна и задокументирована в архивах Королевского казначейства.

– Спасибо, милорд Бренуа, – поблагодарила казначея Исандра. – Вы составите документы о вступление миледи Федры в наследство?

– Самолично и без промедления, ваше величество. – Он низко поклонился, прижал кипу бумаг к груди и поспешил удалиться.

– Вы знали, – обратилась я к Исандре каким-то не своим голосом.

Королева глотнула вина и покачала головой.

– О родовом имении – нет, не знала. Это выяснилось только после обнародования списков погибших, когда лорд Бренуа установил, что Руфай де Монрев умер бездетным. Ты, конечно, можешь отказаться от наследства. Но это мать Делоне пожелала, чтобы ее вотчина вернулась к ее сыну и его ветви рода. А он выбрал своими наследниками тебя и Алкуина.

– Делоне, – прошептала я. Он никогда мне не говорил. Интересно, знал ли Алкуин? – Нет. Я… Я согласна.

– Хорошо, – улыбнулась Исандра.

После этих ошеломительных новостей она еще посовещалась со мной насчет свадебных украшений и прически, но я совсем не помню, что ей насоветовала. Взбудораженный разум кипел. Для Исандры, королевы Земли Ангелов, Монрев был песчинкой. Крохотное имение в горах Сьоваля, которое не могло предложить короне ничего, кроме пары конников на военные сборы да приличной библиотеки. Исандру оно заинтересовало только потому, что принадлежало Анафиэлю Делоне, которого любил ее отец.

Для нее Монрев был песчинкой. А для меня, справедливо названной прежней дуэйной Дома Кактуса нежеланным отпрыском шлюхи, открывал целый новый мир.

Когда королева меня отпустила, я бросилась искать Жослена.

– Что случилось? – встревоженно спросил он, увидев мое раскрасневшееся лицо и горящие глаза. – С тобой все хорошо?

– Нет. Не знаю. – Я сглотнула. – Теперь у меня есть вотчина и титул.