Одно дело приехать погостить в провинциальное имение, а совсем другое – таковое унаследовать. Даже с помощью сенешаля Пернелла Фрийо и его жены, которых столь своевременно прислала ко мне Сесиль Лаво-Перрин, на обустройство в Монреве и завоевание доверия его обитателей ушло больше полугода. Жители, ясное дело, изумились, узнав, что старое сьовальское поместье перешло в руки столичной служительницы Наамах.

Монрев был прекрасен – зеленый яхонт посреди невысоких гор. Попав сюда, рожденный в Сьовале Жослен словно бы вернулся домой. Вместе мы изъездили все земли поместья и влюбились в его безыскусное очарование, лесистые холмы, зеленые долины и цветущие луга. Выяснилось, что здесь распространено овцеводство, и, вступив в наследство, я стала владелицей большой отары.

Сам по себе господский дом был подкупающе старомодным с налетом эйсандинской роскоши, привнесенной, скорее всего, матерью Делоне. При доме имелся небольшой садик, в котором девять месяцев в году попеременно распускались яркие цветы, но ухаживали за ним небрежно. Ришелин Фрийо пообещала лично заняться клумбами.

Меня же особенно привлекала библиотека, где в детстве учился Анафиэль Делоне, как и все сьовальцы жаждавший знаний. Однажды увидев его имя, выцарапанное на деревянной конторке, я долго боролась со слезами.

Разглядев любовь Жослена к сьовальской земле и мою любовь к Делоне, а также поближе познакомившись с добродушной четой Фрийо и тремя отважными шевалье, обитатели Монрева открыли нам свои сердца. Когда было достигнуто согласие и жизнь наладилась, я начала писать письма, а Парни Федры с радостью взялись послужить для меня гонцами по всему королевству. Исандру я горячо благодарила, Сесиль Лаво-Перрин и Телезис де Морне рассказывала о нашем житье-бытье, Квинтилию Руссу и Каспару де Тревальону слала приветы и у всех выпытывала новости. Я написала даже маэстро Гонзаго д’Эскобару, направив письмо его другу Лукрецию, преподававшему в Тиберийском университете, и у Реми, доставлявшего это послание, дорога туда-обратно заняла несколько месяцев.

А еще я пополняла библиотеку, и, наведавшись за книгами в Арен, Ти-Филипп отыскал там Таави и Данель, ныне державших процветающую швейную мастерскую в иешуитском квартале.

По весне мы с Жосленом поехали их навестить. Как же радостно было свидеться! Даже не верилось, что всего год назад иешуиты попались на нашем пути и выручили нас из смертельной опасности. Девочки заметно подросли, а мой скальдийский пони, так и живущий при семье, отъел бока. От вознаграждения наши спасители отказалась, но я отплатила им как могла, заказав ливреи и флаги для своего имения. Гербом рода Монрев был разделенный на четыре квадрата щит, в правом верхнем углу которого располагался полумесяц, а в левом нижнем – горный утес. Флаг с этим гербом развевался над нашим домом, но для Парней Федры я добавила к нему еще пару символов: пшеничный сноп Делоне и стрелу Кушиэля.

Вернувшись из Арена после возобновления старых знакомств, мы привезли с собой одного нового знакомого: Сета бен Явина, юного иешуитского ученого, который в моем присутствии заикался и краснел, но все равно усердно вдалбливал в меня науку.

Всю ту весну и большую часть лета я посвятила занятиям под его руководством, и дни утекали как вода. Иногда Жослен присоединялся к нашим штудиям, но изредка – захваченный горами, он заявил, что всему необходимому научится уже от меня. Передавая мне знания, Сет мало-помалу перестал принимать во внимание, что я ангуиссетта и бывшая служительница Наамах, и притерпелся к моему обществу, так что мы на равных вели долгие споры и дискуссии.

Было хорошо держать разум занятым, потому что учеба сдерживала мою неугомонность. Не приходилось думать о других моих устремлениях и о том, что случится, когда пробудится зов стрелы Кушиэля. Для ангуиссетты это было, увы, неизбежно. Но на тот момент даже мне с лихвой хватило боли.

Когда лето начало уступать дорогу осени, Сет умолил меня отпустить его проведать родных. Опекаемый Фортюной, он отбыл, имея при себе увесистый кошель с жалованьем и еще один, выданный на покупку необходимых мне книг и старинных рукописей, которые пообещал разыскать. Еще многое предстояло освоить, но я уже знала достаточно, чтобы подступиться к тайне Хозяина Проливов.

Листья начали желтеть, когда прибыл Гонзаго д’Эскобар.

Он явился без предупреждения с единственным учеником, двумя лошадьми и навьюченным мулом. Пожилой ученый еще больше поседел и располнел, но больше ни в чем не переменился. Я с радостным криком бросилась ему на шею, и он рассмеялся.

– Ох, малышка! Ты старика до удара доведешь. Ну же, я голоден как волк. Разве Антиной не обучил тебя гостеприимству?

Я проводила гостя в дом, всю дорогу болтая, а Жослен взирал на происходящее с вежливым недоумением, что не помешало ему приказать отвести лошадей в конюшню и снять поклажу с мула.

Сет бен Явин был платным учителем, так что маэстро Гонзаго стал моим первым настоящим гостем. Поддавшись бестолковой суетливости, я едва не свела слуг с ума противоречивыми распоряжениями, пока Ришелин спокойно и твердо не велела мне занять приезжего, пообещав позаботиться обо всем остальном.

За вином, которое маэстро пил взахлеб, и закусками (сыром и мясными деликатесами), которых ему хватило ненадолго, я узнала, что он путешествовал по северным городам Каэрдианского Союза, изучая смятение в Скальдии после разгромного поражения. Получив мое письмо от Лукреция из Тиберийского университета, Гонзаго решил нанести мне визит, прихватив с собой ученика, который желал опробовать походный способ познания мира, практикуемый учителем.

Маэстро давно собирался вернуться в родную Арагонию и засесть за мемуары, а мое письмо подвигло его двинуться наконец в дорогу и по пути заехать в Монрев, благо, крюк получился небольшим.

– Я бы предупредил тебя заранее, дорогая, но все равно приехал бы быстрее гонца, – улыбаясь, сказал он. – Нас словно ветром несло, правда, Камило?

Его ученик кашлянул, скрывая улыбку, и пробормотал что-то о ленивом бризе.

Я рассмеялась и похлопала Гонзаго по руке:

– С предупреждением или без, я всегда рада принять вас, маэстро.

После того как гости отдохнули с дороги, мы вместе отужинали сытными деревенскими блюдами, которые вполне удовлетворили старого чревоугодника. Я же почти не ела, охваченная гордостью и благодарностью за то, что мой Монрев показал себя столь гостеприимным. Да, в основном это была заслуга домочадцев, но тон задавала я.

За ужином мы с Жосленом поведали маэстро долгую историю наших странствий. В общих чертах Гонзаго ее уже знал, но хотел услышать в подробностях из первых уст. Мы начали с убийства Алкуина и Делоне, и глаза его заволокли слезы – маэстро очень любил и уважал Делоне. А дальше проявлял лишь живое любопытство историка. Когда мы с Жосленом выговорились, он рассказал о своих путешествиях и накопленных за это время сведениях. Каэрдианские города-государства из кожи вон лезли, чтобы наладить торговлю с отныне не изолированной Альбой, и горячо завидовали Земле Ангелов и Арагонии, которые, не мешкая, пожинали плоды военного союзничества.

Окончив ужин, мы сидели и попивали коньяк, Камило начал клевать носом, и маэстро отослал его в постель.

– Хороший паренек, – рассеянно пробормотал Гонзаго. – Когда-нибудь станет настоящим ученым, если сумеет не проспать все интересное. – Он с трудом поднялся на ноги. – Я привез тебе подарок, детка. Надеюсь, Камило ничего не напутал: прекрасный перевод стихотворений Делоне на каэрдианский… Жаль, что не догадался поискать иешуитские тексты – если бы я знал… И еще одну странную посылку.

– Я принесу вашу сумку, маэстро, – предложил Жослен и, не дожидаясь ответа, направился в гостевую комнату.

Гонзаго с благодарным вздохом опустился обратно на диван.

– Довольно долгий путь верхом для старика, – пояснил он.

– И еще раз спасибо за то, что решились приехать, – улыбнулась я. – Что вы имеете в виду под странной посылкой?

– Ну… – Он взял со стола свой пустой кубок и заглянул в него. Я шустро плеснула туда коньяка. – Как я уже говорил, какое-то время я провел в Серениссиме, где меня и пытался разыскать мой друг Лукреций. У меня там есть знакомый, который читает по звездам для семьи дожа. Когда Лукреций стал наводить справки во дворце, ему пришлось объяснить, что за дело у него к астрологу. Пришлось даже предъявить письмо с твоей печатью. Такие они там подозрительные все… – Гонзаго повертел кубок в руке и выпил. – Короче, астролог нашелся и сказал Лукрецию, что я отбыл в Варро, да посоветовал ему приличный постоялый двор. Ага, наконец-то! – Он выхватил из принесенной Жосленом сумки небольшой сверток и протянул мне с благоговейным вздохом. – Вот, держи.

Я аккуратно сняла обертку, под которой обнаружилась книга. Прекрасная книга в кожаном переплете с гравировкой в виде головы Антиноя, возлюбленного тиберийского императора Адриана.

Жослен рассмеялся:

– Воистину, чудо из чудес!

– Правда, маэстро, подарок великолепный, спасибо вам большое. – Я поцеловала старого библиофила в щеку. – Так что, вы всю ночь будете томить меня в неведении касательно таинственной посылки?

Гонзаго д’Эскобар неуверенно улыбнулся:

– Возможно, ты пожалеешь, что я вообще о ней упомянул, так-то. Я связал кое-какие ниточки, услышав твою историю, думаю, и у тебя то же самое свяжется, когда узнаешь мою. Так вот, Лукреций переночевал на постоялом дворе, а утром к нему пожаловала нежданная гостья. Знаешь ли, мой тиберийский друг весьма красноречив, обучался ораторскому искусству у старых мастеров и ни разу на моей памяти в карман за словом не лазил. Но когда я попросил его описать ту гостью, он довольно долго молчал, а потом сказал лишь, что красивее женщины никогда не видел.

Ночи все еще были теплыми, но меня внезапно пробрала дрожь.

– Мелисанда, – прошептала я.

– Расспроси Камило, он тогда сопровождал Лукреция, – добавил маэстро. – Передо мной парень заливался соловьем, мол, волосы у нее были как ночь, глаза как цветок живокости, а от голоса подгибались колени. А ведь прежде за ним склонности к поэзии не замечалось. – Гонзаго снова потянулся к сумке и достал объемистый шелковый мешок. – Та красавица попросила, раз уж Лукреций везет мне письмо от графини де Монрев, захватить вот это для передачи самой графине.

Маэстро протянул мне сверток, и я трясущимися руками его приняла, ощутив мягкость и весомость.

– Не открывай! – Крылья носа Жослена побелели от ярости. – Федра, послушай меня. Ей нечем тебя удержать, и ты ничего ей не должна. Тебе необязательно знать, что там внутри. Выброси эту посылку, не открывая.

– Не могу, – беспомощно пролепетала я.

И не лгала – выбросить сверток рука не поднималась. Но и открыть его я тоже не смела.

Раздраженно вздохнув, Жослен забрал у меня мешок и ослабил шелковые завязки, чтобы достать содержимое.

В его руках с мягким шорохом развернулась моя накидка, прекрасная и роскошная, такого темно-красного цвета, что казался почти черным.

Мы все молча на нее уставились. Гонзаго д’Эскобар непонимающе выпучил глаза; вряд ли он знал, что это за вещь. Но я-то знала. И Жослен тоже знал. Сангровая накидка была на мне в тот день, когда убили Делоне с Алкуином. День, когда Мелисанда нас предала.

– Что, во имя седьмого круга ада, это должно значить? – потребовал ответа Жослен, отшвырнув накидку на диван рядом со мной. Хмыкнул, запустил пальцы в волосы. – При чем тут твоя накидка? У тебя есть хоть малейшая идея? – Он глянул на меня, затем вгляделся пристальнее. – Федра?

О да, идея у меня была.

Кто-то помог Мелисанде бежать из Трой-ле-Мона. Кем бы ни был этот кто-то, его так и не вычислили. Исандра, похоже, больше всех подозревала Куинселя де Морбана и двоих младших Шахризаев, Мармиона и Персию. Но уличающих их доказательств так и не нашлось. Мне же казалось, что связь родичей с Мелисандой была слишком явной, а кушелинам обычно хватает ума не ввязываться в авантюры, когда их интерес легко просчитывается. Но главное – не это. Я сама провела ту ночь на крепостной стене и не услышала ни одного подозрительного звука. Караульный у задней калитки был убит ударом ножа в сердце. Он видел своего убийцу и подпустил его совсем близко, очевидно, доверяя ему. А стражники Трой-ле-Мона не доверяли никому, с кем не сражались бок о бок. Наверняка караульный поднял бы тревогу, явись пред ним в ночном мраке кто-то из кушелинских аристократов, примкнувших к королеве уже после победы.

Убийцей был кто-то, кому он доверял. Кому доверяли мы все.

А теперь Мелисанда в Серениссиме и подобралась достаточно близко к семье дожа, чтобы в течение дня узнать, что к придворному астрологу приходил посетитель с письмом от меня. Как тут не вспомнить, что старшая дочь принца Бенедикта, Мария-Селеста, была замужем за сыном дожа… происходившим из почти кровосмесительного рода Стрегацца, отпрыски которого отравили Изабель л’Анвер де ла Курсель.

Вот каковы ближайшие родственники Исандры, возможные претенденты на трон Земли Ангелов.

Ну конечно! Пальцы впились в мягкий бархат. От ткани неуловимо пахло Мелисандой. Почему она сохранила мою накидку? Я не хотела обдумывать этот вопрос, гнала его прочь. А вот что она подразумевала сейчас, посылая накидку мне, это я прекрасно понимала, не могла не понять.

Мелисанда Шахризай бросала мне вызов. Предстоял открытый поединок на шахматной доске придворных интриг.

Я коснулась горла, на котором больше не было бриллианта на бархатной ленте.

Итак, в змеином гнезде под названием Серениссима назревает очередной заговор. Пока еще слабенький и далекий, очень далекий от трона Исандры де ла Курсель в Городе Элуа. Но у интриг оказываются длинные руки, когда на кону стоят престолы. И уже сейчас совсем рядом с юной королевой кто-то таит в сердце смертельный яд.

И я могу их разоблачить. Могу хотя бы попытаться.

Вот что значила присланная сангровая накидка. Мелисанда прекрасно знала, каким образом мы с Алкуином служили Делоне. Он был с ней предельно откровенен. Поскольку, как и она, являясь мастером интриг, искал признания публики… хотя бы единственной ценительницы, способной воздать должное его мастерству, обширности и искусности его замыслов. Недалекого ума недруги ославили его Шпионским Сутенером, когда безмятежные дни королевской свадьбы и ангелийской победы остались в прошлом.

Наигравшись с Делоне, теперь Мелисанда выбрала меня в качестве равной противницы.

Но кто я против нее? Ангуиссета и служительница Наамах – вот и все, что я из себя представляю, по чуть ли не всеобщему мнению. Очень немногим известно, что я обучена наблюдать, запоминать и осмыслять увиденное и услышанное. В неведении даже те, кто невольно помогал мне овладеть этими навыками. Сыгранная мной немаловажная роль в воцарении Исандры легко объясняется моим несчастливым обыкновением оказываться в неправильном месте в правильное время, и не более того. Я и сама порой склонялась к мысли, что в этом-то все дело.

Если постараться, мало кто усомнится в моей незначительности.

Так кому мог доверять караульный у калитки?

Таких людей мне нетрудно пересчитать по пальцам. Каспар де Тревальон, Перси де Сомервилль, Баркель л’Анвер, еще с полдюжины имен. Больше некому.

Я могла бы выяснить имя предателя так же, как выяснила в свое время, что Хильдерик д’Эссо служит дому Анверов, а Солен Бельфур – всего лишь марионетка в руках Лионетты де Тревальон. Люди болтают в присутствии ангуиссетты, совершенно не беспокоясь о возможных перешептываниях во Дворе Ночи.

Я погладила бархат накидки. Делоне пришлось послать гонца в Фирезию, чтобы отыскать красильщиков, все еще помнящих секрет такой окраски. В Земле Ангелов давно утратили это искусство. Сангровый цвет мало кому был нужен. «Прелестный цвет. Тебе идет», – сказала однажды Мелисанда.

Ах, как легко было бы начать все сначала. «Я ведь для этого и рождена», – думала я, смаргивая застившую глаза красную пелену. Вот Жослен каждое утро начинал с кассилианской тренировки, выполняя упражнения, вбитые ему в голову в десять лет, изо дня в день он повторял смертоносный танец в саду Монрева, куда все домочадцы сбегались на него подивиться.

А я… пока что я направляла свои дары и нерастраченные томления на учебу, и мне совсем не хотелось ее бросать. Хотя вовсе не обязательно это делать. Тексты, которые мне удалось собрать, легко переправить в Город Элуа, а знания в голове никуда от меня не денутся. Вдобавок в столице живет достаточно иешуитов, чтобы без труда найти замену Сету бен Явину, к тому же там есть Королевская библиотека и книжные лавки. А выплаты за городской особняк Делоне, которую я почти не трогала, вполне хватит, чтобы купить себе скромный домик.

Монрев.

Жаль его оставлять, но ведь он никуда не денется, и было бы самообманом утверждать, что без меня здешнее хозяйство развалится или потерпит ущерб. Местные жители с готовностью подчиняются верным мне Пернеллу и Ришелин, которые с радостью сделают из Монрева такое же уютное имение, в какое старшие Фрийо превратили Перривольд – в отсутствие шевалье Лаво-Перрина и его жены.

Я всегда смогу сюда вернуться. И обязательно вернусь. Мне нравилось жить в этих местах.

Почти так же, как нравилось быть ангуиссеттой Делоне, яркой звездочкой в короне Наамах.

Жослен.

«Ах, Жослен», – подумала я и едва не заплакала. Мой прекрасный юноша, пусть больше и не невинный. О да, мое имя сулит людям неудачу. Сколько раз я просила его о невозможном, сколько раз обещала, что это в последний раз? Старый жрец в храме Элуа – уверена, мне и с Гиацинтом встречался тот же – сказал Жослену: «Тебе уже доводилось доходить до развилки и выбирать дальнейший путь, и, как и Кассиэлю, тебе всю жизнь придется сталкиваться с развилками и снова и снова выбирать путь Спутника». Моя вина, моих рук дело.

Я погрузила руки в теплую тяжелую ткань накидки. Как много раз я надевала ее на свидание, всегда слепо верная цели Делоне, всегда лишь покорная его воле.

Наверное, придется труднее, если знать, ради чего все затеяно. Будет совсем иначе, если мне придется таить свою цель в сердечном ларце, играя против Мелисанды в смертельном поединке.

Да, будет намного труднее.

При этой мысли сердце забилось быстрее, а по жилам разлилась волна желания, беспокойного и бесконечного. Насколько далеко мне потребуется зайти, чтобы чьи-то беспечные губы выдали секрет, а заодно лорда или леди, предавшего Трой-ле-Мон? Да, леди тоже нельзя исключать, поскольку в крепости при Исандре были фрейлины, три дамы, которым хватило мужества отправиться с королевой на передовую. Я хорошо помнила их имена и лица. Кто знает, вдруг одна из этих отважных женщин – последний рубеж обороны Мелисанды?

Она всегда щедро награждала тех, кто ей служил. Я коснулась своего горла, лишенного привычной подвески. Неважно – ее щедрость навсегда со мной в виде изысканного узора на затылке, завершившего мой туар, навсегда вбита в меня станком мастера Тильхарда. Платье из прозрачной кисеи, расшитой бриллиантами. Как же глубоко они впивались в кожу, когда я преклоняла перед Мелисандой колени.

Те камушки купили мне свободу.

Мелисанда.

Они еще могут стоить свободы ей.

Пусть я и лишилась наставника, у меня по-прежнему оставались козыри. Я была на короткой ноге с сюзеренами двух держав, повелительницей далриад и королевским адмиралом. Мне не отказался бы помочь крупный ученый из Тиберийского университета, меня привечали среди иешуитов, и даже один тсыганский табор обещал мне посильное содействие. У меня имелись друзья и среди богачей, и среди бедняков, а мой лучший друг – преемник Хозяина Проливов, – питал ко мне давнюю любовь.

И еще у меня был Идеальный Спутник.

– Федра? – повторил Жослен мое имя с прежней вопросительной интонацией.

Гонзаго д’Эскобар недоуменно на меня таращился. Столько мыслей пронеслось в моей голове всего за несколько мгновений. Я глубоко вдохнула и посмотрела в лицо Жослена, знакомое, обеспокоенное и… любимое.

«Настала твоя очередь выслушивать мрачные пророчества», – смеялась я над ним в храме Элуа, не сознавая до конца, кем объявил меня жрец. «Отмеченная стрелой Кушиэля служительница Наамах. Люби по воле своей, и Элуа направит тебя на путь истинный».

– Я все тебе расскажу, – пообещала я. – Завтра.

КОНЕЦ

__________________________________________________

Перевод осуществлен на сайте

Переводчик: LuSt

Редакторы: KattyK, Marigold, Bad Girl, codeburger

Использованы иллюстрации с сайта:

Принять участие в работе Лиги переводчиков

Внимание!

Электронная версия книги не предназначены для коммерческого использования. Скачивая книгу, Вы соглашаетесь использовать ее исключительно в целях ознакомления и никоим образом не нарушать прав автора и издателя. Электронный текст представлен без целей коммерческого использования. Права в отношении книги принадлежат их законным правообладателям. Любое распространение и/или коммерческое использование без разрешения законных правообладателей запрещено.