Стены хижины сотрясались от порывов ветра. Буря, неожиданно налетевшая на Моруанские горы, бесновалась уже вторые сутки. Потоки дождя обрушивались на жалкий домишко у основания скалы. Хилые деревца, чудом выросшие на клочках земли в расселинах, мотались на ветру и распластывались корявыми стволами по камням. Некоторые из них не выдерживали натиска и, оторвавшись от скудной почвы, что дала им жизнь, уносились прочь, оставляя небольшие ямки, которые тут же заливала вода, безостановочно лившаяся из огромных лиловых туч.

В лачуге было темно. Крошечный язычок пламени от фитиля, который плавал в плошке с жиром, колебался и едва мерцал, освещая лишь лицо человека, лежавшего у стены, и руку женщины, склонившейся над ним. Она осторожно отодвинула прядь волос со лба раненого, пытливо вглядываясь в бледное окаменевшее лицо. Как будто почувствовав ее взгляд, он открыл глаза. Женщина вздрогнула и потупила взор, как всегда делала с тех пор, как стала собственностью этого человека: она не могла вынести его грозного взгляда как раньше, так и теперь.

— Тебе лучше, мой господин? — тихо спросила женщина и убрала руку.

Раненый не ответил. Задержав на мгновение взгляд на ее лице, он опустил веки и какое-то время лежал молча. Дыхание его было частым, прерывистым.

— Румелия, ты должна выполнить мое приказание, — неожиданно раздался низкий голос с хрипотцой. — Посмотри на меня.

Она робко взглянула на своего господина и вновь опустила глаза. Тот спокойно продолжил:

— Я умираю, и ты это знаешь. Жизнь уходит от меня с каждым вздохом. Рана смертельна. — Он судорожно ловил ртом воздух. — Пока еще я могу связно говорить, но завтра, наверное, превращусь в животное, способное только выть и рычать. — Он снова замолчал.

Женщина стиснула руки у груди и прошептала:

— Я ничем не могу тебе помочь, господин. Если бы не буря, я собрала бы целебные травы и приготовила отвар, но…

— Пустое. Никакой отвар мне не поможет. Слушай меня, запоминай и сделай так, как я скажу. — Его голос, как всегда, звучал повелительно. В нем не слышалось даже отзвука тех страданий, которые испытывал человек, получивший рану в живот. — Смерть в этой грязной лачуге унизительна. Я хочу отомстить тому, кто отнял у меня все и по чьей вине я умираю здесь, как собака. Слушай. После моей смерти ты отправишься в Илурат и сделаешь все возможное и невозможное, чтобы проникнуть во дворец кинара. Это будет нелегко. Попробуй воспользоваться моим именем. Только назови его не простому стражнику, который и слушать тебя не станет, а тому, кто вхож во дворец. Думаю, имя Асида, предводителя горских племен, заставит проявить к тебе интерес.

Он замолчал и закрыл глаза, пережидая, видимо, сильный приступ боли. Лицо его застыло, на лбу выступил пот, желваки перекатывались под густой серебристо-черной растительностью на щеках, отчего казалось, что борода шевелится. Женщина с мукой и нежностью пристально смотрела на своего повелителя и возлюбленного. Но вот раненый снова взглянул на нее, и она опустила веки, не в силах выдержать его пронзительный взгляд.

— Ты единственная моя надежда расквитаться с кинаром Тибором. Когда-то мы были достойными противниками. У меня было больше воинов, чем у него, и только стены города спасали его отряды. Но потом все изменилось. Я совершил непростительную ошибку: вместо того чтобы неожиданно напасть из засады, принял открытый бой и потерпел поражение…

Асид снова затих. Он вспоминал свою жизнь, которая состояла из бесконечных стычек с илу рами. Долина Илурата, окруженная со всех сторон непроходимыми горами, имела выход во внешний мир через единственный перевал. За обладание этим узким проходом, рассекающим сплошную каменную стену гор, и воевали илуры и горные племена с тех незапамятных времен, как светловолосые пришельцы с севера захватили долину. Они построили селения, возделали землю, возвели и хорошо укрепили город. Когда же возникла необходимость торговать, илуры не стали мириться с тем, что горцы, испокон веку считавшие перевал своим, нападали на каждого, кто проезжал по нему, взимая насильственную дань, и начали войну против горных племен, которая продолжалась с переменным успехом на протяжении жизни нескольких поколений.

Перед лицом смерти Асид вынужден был признать, что не только стены города помогали Тибору одерживать победы. Илурат славился оружейными мастерами. Войско Тибо-ра, прекрасно экипированное и обученное, совершало дерзкие вылазки в горы. Хотя горцы были смелы и искусны в бою, раз за разом они проигрывали. В конце концов череда неудач привела к тому, что он, потеряв последний отряд, лежит здесь и умирает.

Жизнь в горах была суровой, тяжелой и опасной. Горцы, надежно защищенные от вторжения врагов неприступными скалами, не могли укрыться в них от бурь, снегопадов и летнего жгучего солнца. И все же Асид не променял бы эту долю ни на какую другую.

Он презирал жителей долины. Простолюдин там вынужден проводить жизнь в тяжелом каждодневном труде, торговец — в хлопотах и лукавом обмане, воин — в подчинении и однообразной службе, правитель — в страхе за свою власть. Асид был свободен от всего этого. Он, предводитель горских племен, добился своего положения только благодаря собственной храбрости, уму и умению владеть оружием. Нападение из засады, короткое сражение — и он владеет тем, что другой вынужден покупать или добывать тяжким трудом. Впрочем, за добычу горцы платили самую высокую цену — жизни своих детей, братьев, друзей. И он наконец заплатил сполна! Но смерть его не страшит. Он умрет спокойно, если будет отомщен. Тибор должен знать, кто лишил его наследника, а Илурат — покровителя перед грозным богом Сигуроном.

Асид с трудом разлепил запекшиеся губы и попросил пить. Румелия поднесла ему глиняную чашку с водой и обтерла рукавом платья подбородок после того, как он сделал несколько глотков. Горец снова заговорил:

— Два дня назад мы сами попали в засаду. Все мои люди погибли. Началась буря, поэтому мне удалось вырваться.

— Пастухи нашли тебя и принесли сюда. — Румелия провела рукой по влажному лбу Асида. — Я не забыла, что ты любил меня, хотя и выдал замуж за бедного горца. Я сделаю все, что в моих силах.

— Силы твои невелики. — Асид мрачно усмехнулся. — Чтобы проникнуть во дворец, нужны деньги. Ты найдешь их в небольшой пещере на склоне Круглой горы. Знаешь, где это?

— Знаю.

— Вход в пещеру со стороны моря. У основания горы лежат две огромные глыбы. Между ними в кустах есть лаз. Там начинается тропа, ведущая наверх, к пещере. Прежде чем туда войти, брось несколько камней. Возможно, ее занял горный лев. Будь осторожна. Мешок с монетами зарыт с правой стороны от входа и завален большим валуном.

Асид перевел дух. Время от времени боль затуманивала сознание, к горлу подкатывала тошнота, тело покрывалось потом. Горец чувствовал приближение смерти; как всякий человек, боялся ее, однако так сильно жаждал мести, что страшным усилием воли заставил себя сосредоточиться и рассказать своей бывшей наложнице обо всем, что помогло бы ей выполнить его последнюю волю.

— Теперь запомни то, что ты должна сказать кинару или любому приближенному к нему человеку. Слушай. Я, Асид, заклятый враг Тибора, похитил его сына и продал в рабство купцам, которые шли караваном на Восток. Найти его невозможно, и меня это радует.

Румелия удивленно посмотрела на него:

— Для любого отца потеря сына — большое горе. А потеря наследника — еще большее несчастье. Но ведь все это произошло много лет назад. У Тибора есть дочь. Правда, если старый кинар умрет, право на престол получит ее муж, но в любом случае она станет кинарой, и, если родит сына, он станет наследником.

Асид с трудом улыбнулся. Будь у него силы, он бы злобно рассмеялся.

— Глупая женщина, — сказал он, морщась от боли. — Сын Тибора должен был наследовать не только трон, но и жреческий сан. После смерти кинара в Илурате не останется Верховного жреца. Некому будет служить Сигурону. Я мог бы убить мальчишку, но не сделал этого, потому что, пока он жив, они не могут выбрать другого Верховного жреца. Надеюсь, могущественный бог разгневается и сотрет ненавистный мне город с лица земли. Именно этого страшится Тибор. Его смерть станет началом гибели государства, народа и его собственной многочисленной семьи. Погибнет его дочь, погибнут все его жены и их дети, а мой сын, когда возмужает, соберет разрозненные горские племена и снова начнет борьбу с илурами. Вот чего я добился, похитив мальчишку!

Лицо Асида вдруг исказила судорога. Он впился пальцами в овечью шкуру, на которой лежал. Вперив взгляд в лицо склонившейся над ним женщины, он с трудом выдавил:

— Поклянись, что ты сделаешь это.

Румелия сложила ладони, прижала их к груди и склонилась перед грозным горцем в низком поклоне:

— Все сделаю, господин. Клянусь. Я люблю тебя и готова умереть вместе с тобой. Я ненавижу Тибора. Твоя месть будет и моей местью.

Асид закрыл глаза, тело его выгнулось, голова замоталась из стороны в сторону, послышались бессвязные слова и стоны — началась агония.

* * *

Кинар Тибор был тяжело болен. Годы, заботы и тоска по похищенному сыну подточили его здоровье. Он давно уже не вставал со своего ложа, и все понимали, что долго ему не протянуть.

В полутемной спальне горели светильники, хотя давно рассвело. Тяжелые занавеси были задернуты: дневной свет раздражал кинара. Слуги неслышно ходили по дворцу, чтобы не потревожить больного.

Кинар Тибор не спал. Его угнетали тяжелые думы. С тех пор как он лишился единственного наследника, мысли о будущем Илурата не давали ему покоя.

После того как сопротивление горцев было сломлено, а перевал освобожден, ничто уже не мешало Илурату процветать и богатеть. Илурат процветал и богател. Могущественные соседи тоже не беспокоили его, вернее, попросту не замечали. Для Валузии, лежавшей на севере за грядой Моруанских гор, Илурат был крошечным кинарством, которое затерялось среди таких же, как он, незначительных государств, а от ближайших соседей он был надежно защищен непроходимыми горами. Тибор поддерживал с ними дружеские отношения и в то же время вел хитрую политику, стараясь использовать их постоянную междоусобную вражду.

Хуже обстояло дело с Моруолом — горной страной, которая начиналась сразу за перевалом. В течение долгого времени там шла борьба за престол между двумя знатными родами. В результате интриг, предательств и коварных убийств оба рода были уничтожены, а власть захватил маг Ниттон-Тан, который, говорят, сыграл не последнюю роль в том, чтобы устранить законных наследников. Тибор потратил немало золота, стараясь поставить во главе соседнего кинарства своего человека, но, когда к власти пришел маг, вынужден был его признать и поддерживать с ним добрососедские отношения. Мало того, он обещал ему руку своей любимой дочери Ровены, прекрасно понимая, какой это для нее удар. Но что оставалось делать? Илурат и Моруол связаны друг с другом, как близнецы-братья. Их правители издавна заключали династические браки. Ровена должна стать женой правителя Моруола, даже если бы на его троне оказался простой пастух. Илурат полностью зависел от соседней страны, ведь через нее проходили торговые пути, и Моруол, перекрыв перевал, может не пустить к илурам ни одного купца.

С другой стороны, илуры, более сильные и сплоченные, представляли для своего соседа постоянную угрозу, поэтому моруолцы старались не обострять отношений и всегда пропускали купцов и караваны в долину Илурата. Родственные связи, соединявшие оба престола, сглаживали возникающие противоречия. Но после кровавой междоусобной войны, которая унесла жизни всех мужчин из обоих родов, имевших право на трон, снова возникла необходимость укреплять дружеские отношения с соседним государством. Брак Ровены с чернокнижником, служителем Темных Сил, унизителен, но жизненно необходим. Такую уж судьбу предначертали боги и для Ровены, и для илуров. Муж кинны станет правителем Илурата, а законный наследник, похищенный сын Тибора, где-то мучается и страдает. Где он? Жрецы Сигурона утверждали, что мальчик жив. Лучше бы он умер! Тогда, по крайней мере, можно было бы выбрать нового Верховного жреца и спокойно отправиться в Страну Теней.

Бог Сигурон давно не гневался на илуров. Прошло больше двадцати лет со времени последнего землетрясения. Кинар хорошо его помнил. Оно было таким сильным, что почти полностью разрушило Нижний город. Тогда многие его жители погибли, погребенные под развалинами своих жилищ. В Верхнем городе целыми остались лишь храм, возведенный в честь грозного бога, и кинарский дворец. И тот и другой были построены из огромных гранитных плит. Существовала легенда, что когда-то очень давно, когда илуры после долгих скитаний пришли в долину и построили небольшое поселение на горе, молния ударила в скалу и расколола ее на множество обломков. Жители восприняли это как знамение и построили Сигурону храм. Обломки скалы пошли на его облицовку. По окончании строительства остались две огромные гранитные глыбы, из которых искусные камнерезы выточили двух львов и поставили их как стражей у ворот дворца. С тех пор ни одна буря не наносила большого ущерба ни святилищу, ни дворцу, а во время землетрясений рушилось все, кроме этих двух сооружений. Что сделает Сигурон с Илуратом после смерти Тибора? Разгневанный, он не пощадит ни город, ни его жителей.

Кинар поднял тяжелые веки и увидел мрачное, постное лицо советника Марга, который терпеливо ждал его распоряжений.

— Приветствую тебя, мой господин. Надеюсь, ты хорошо почивал.

— Здравствуй, Марг. Я почти не спал. Все думаю о том, что будет после моей смерти.

— Ты поправишься, мой господин.

Марг произнес дежурную фразу без всякого выражения. Впрочем, он никогда не проявлял своих чувств. Кинар Тибор ценил советника не за вежливые фразы и сочувствие, а за острый, гибкий ум, хладнокровие и преданность.

— С потерей наследника нужно смириться, мой господин, — сказал Марг.

— Я смирился бы, если б не опасность для Илурата. После моей смерти государство погибнет. Все будет уничтожено. Все, что создавали мои предки, все, что сумел создать я.

Марг опустил голову и глубоко задумался. Положение действительно было тяжелым. Изощренный ум советника не мог найти никакой уловки, зацепки, чтобы что-либо изменить. Марг любил город не меньше кинара Тибора. Рожденный в самой бедной семье, он своим умом, хитростью и верностью тем, кому служил, добился высшего поста в чиновничьей иерархии государства. Последние десять лет кинар Тибор шагу не мог ступить без его совета, но сейчас и он ничего не мог придумать.

Восемь лет назад во время охоты на горного льва был похищен наследник Робад. Марг лично провел расследование, опросив всех участников охоты — от мальчишек-служек до кинара, и пришел к неутешительному выводу: мальчика похитили горцы. Советника не было на охоте, но рассказы участников помогли ему представить все, что там произошло, так полно и зримо, как будто он все видел и слышал сам. Пожалуй, он был единственным человеком, который имел полное представление о том, что же случилось в то жаркое летнее утро.

За несколько дней до охоты загонщики отыскали льва и обложили его со всех сторон. В день рождения наследника (Робаду исполнилось семь лет, и охота на горного льва символизировала переход мальчика из-под женской опеки к истинно мужскому воспитанию) огромная процессия, возглавляемая кинаром, вышла из города и двинулась в горы. Казалось, чтобы защититься от нападения горцев, все было продумано. Марг сам наставлял начальника охраны и всех сотников, которые, в свою очередь, должны были снарядить и подготовить сопроводительные отряды.

Но причиной сумятицы и страшной неразберихи, в результате которой наследник был похищен, а его мать убита ударом кинжала в грудь, стало не нападение горцев, а нерадивость загонщиков, вовремя не обнаруживших двух львиц. Разъяренные самки бросились выручать своего повелителя, разметали охотников и вызвали такую панику, что охрана растерялась. Солдаты, натянув луки, боялись стрелять, чтобы не убить кого-нибудь из многочисленного семейства кинара, и только беспомощно смотрели на обезумевших животных. Львицы, не замечая многочисленных ран, довольно долго метались среди испуганных людей, одних обращая в бегство, других повергая на землю ударами мощных лап.

Когда же наконец их прикончили и стали искать наследника, чтобы он, согласно обычаю, наступил царственной ножкой на голову поверженного льва, обнаружили лишь его убитую мать. Никто ничего не мог сказать вразумительного. Все женщины, которые были с кинарой, стонали и рвали на себе волосы и одежду, с ужасом что-то лепеча о львах, но никто из них не видел похитителя.

Марг, узнав все подробности, не сомневался, что горцы просто воспользовались суматохой. Возможно, они знали об охоте и ждали подходящего случая, чтобы осуществить свой замысел.

Советник изложил свои соображения кинару, когда у того прошел первый приступ горя, ярости и отчаяния, и Тибор согласился с его выводами. Его ненависть к горцам усилилась во сто крат, и война с ними разгорелась с новой силой. Каждого пленного подвергали изощренным пыткам, чтобы заставить рассказать все, что он знает о похищенном мальчике, но никто так ничего и не сказал. Предводитель горских племен Асид ускользнул, хотя весь его отряд был уничтожен. Вот кто, скорее всего, знал о похищении!

— О чем задумался, Марг? — Слабый голос кинара заставил советника поднять голову.

— Мой господин, думаю, у нас остается единственный выход — выдать кинну Ровену замуж за Ниттон-Тана, — сказал Марг бесстрастно, но во взгляде его мелькнуло сочувствие.

— Бедное дитя! Я знаю, Марг, что только с помощью этого брака можно спасти Илурат. Впрочем, разве может волшебство мага противостоять гневу Сигурона?

— Нет, властелин, конечно, нет. Но государство не может оставаться без правителя. Этот брак позволит избежать смуты, в результате которой ваши многочисленные враги могут уничтожить вашу семью и погубить Илурат. Борьба за власть ведет лишь к разорению и ослабляет государство. А этим непременно воспользуется Ниттон-Тан и все равно захватит Илурат.

— Горе мне, горе… — простонал Тибор, но, усилием воли совладав со своими чувствами, слабым движением руки подал советнику знак, чтобы тот приблизился. — Марг, — сказал он тихо, — обещай мне, что позаботишься о Ровене. Она так молода. Ей будет необходим твой ум и опыт. В награду проси все, что пожелаешь.

Советник почтительно склонился перед умирающим кинаром:

— Властелин, я сделаю все, о чем ты просишь, клянусь Сигуроном! Награды мне не нужно.

Кинар Тибор кивнул, отпуская Марга, и устало закрыл глаза.

* * *

На одном из постоялых дворов Нижнего города появилась странная пара. Мужчина со смуглым лицом, заросшим черной бородой, внимательно и настороженно оглядывал все, что попадало в поле зрения. Тюрбан, длинный полосатый халат из дорогой ткани, подпоясанный красным кушаком, и добротные сапоги с загнутыми носками не оставляли сомнений в том, что этот чужеземец богат и, скорее всего, занимается торговлей. С ним была женщина, закутанная с головы до ног в шелковое черное покрывало. Из-под белого платка, который закрывал лоб до бровей, поблескивали огромные темные глаза, опушенные густыми черными ресницами. Она спросила у хозяина постоялого двора, нет ли у него отдельной комнаты, и тот, хитрый, но глуповатый толстяк, почуяв, что можно поживиться, заломил самую высокую цену. Женщина согласилась, не торгуясь.

Когда они остались наконец одни, Румелия обратилась к мужу:

— Боюсь, тебя могут узнать.

— Пусть. Я просто так им в руки не дамся, — буркнул тот в ответ, откинув полу халата и привычным жестом кладя ладонь на рукоять кинжала. — Пока я молчу, никто не поймет, что я горец. Как я их всех ненавижу! Илуры — ублюдки Тога!

— Мы отомстим! Я не забыла, что Тибор разорил мой дом, лишил меня родителей и продал в рабство.

— Это правда, что ты из богатой семьи?

— Да, мой отец был сотником. Когда Асид похитил наследника, всех военачальников казнили, их имущество пошло в казну, а семьи продали.

— Тогда во всех твоих несчастьях виноват Асид.

— Нет, ведь не он срывал зло на невинных женах и детях.

— Как ты попала к нему?

— Разве ты не участвовал в нападении на торговца, который купил меня на невольничьем рынке?

— Нет, я был слишком молод.

— Асид взял меня в наложницы.

— Ты никогда не полюбишь меня так, как любила его.

— Я твоя жена, Зейнад, и этим все сказано.

Горец подошел к открытому окну, выглянул наружу, затем повернулся к Румелии.

— Здесь я как в клетке. — Он вышел на середину комнаты, засунул большие пальцы за пояс и нахмурился: — У меня предчувствие, что мы попадем в ловушку. Даже если ты сумеешь пробраться во дворец и порадовать кинара известием о его сыне, как мы выберемся из города?

— Положись на меня, Зейнад. Я хорошо знаю Илурат, ведь я здесь выросла. И у нас есть деньги. Много денег.

Румелия подошла к постели, где лежал большой узел, и развязала его. Кроме одежды там было множество небольших сухо шуршавших мешочков.

— Вот мое оружие, — сказала она, вытащив и показав горцу один из них. — Я проникну во дворец с помощью моих снадобий.

* * *

В тот же день вечером к хозяину постоялого двора пришел человек, которого тот всегда принимал подчеркнуто любезно, но, как только он уходил, злобно смотрел вслед, бормоча ругательства.

Незваный гость был соглядатаем советника Марга, а южный квартал Нижнего города, где находился постоялый двор, — полем его деятельности. Люди Марга обращали особое внимание на постоялые дворы и харчевни, впрочем, как и на все места, где толпился народ.

— Добрый вечер, господин Артавер. Отведай моего вина, — залебезил толстяк, усаживая за стол маленького невзрачного посетителя и наполняя серебряный кубок доверху.

— Как дела, Хатани? — спросил тот вежливо и, пригубив вино, кивком выразил одобрение. — Хорошее вино. Слушаю тебя.

— За последние два дня у меня поселились восемь человек. Четверо — крестьяне, приехавшие торговать на базаре. Я разместил их под навесом, рядом с конюшней. Два купца приехали надолго, возможно на месяц. Говорят, что были в Валузии, а куда отправятся от нас, неизвестно. Как пойдут дела. И еще двое сегодня поселились. Муж и жена. Богатые, видать, люди. Откуда и зачем приехали, не сказали. Гордые очень.

— Подозрительные?

— Да нет. Перевидал я всяких. Обычные люди, — легко солгал Хатани. Уж очень не хотелось ему терять выгодных постояльцев. Он, разумеется, заметил многое, что могло заинтересовать проныру Артавера, но не собирался ничего ему говорить.

— С каким акцентом они говорили? — спросил Артавер и пристально взглянул в добродушное лицо толстяка.

— Женщина говорила по-нашему, как будто родилась здесь.

— А мужчина?

— Мужчина молчал, — сказал Хатани и тут же понял, что попался.

— Женщина договаривалась о жилье, а мужчина молчал? И ты называешь их обычными людьми? Играешь с огнем.

— Не подумал, господин Артавер, прости меня, недотепу. Как-то не обратил внимания, — испуганно залепетал Хатани, у которого душа ушла в пятки. — Они сказали, что проживут месяц, — добавил он.

Тщедушный гость встал и подошел вплотную к хозяину постоялого двора.

— Не хитри, Хатани. Я тебя насквозь вижу. Ты должен все о них разузнать. Откуда прибыли, зачем, к кому. Не мне тебя учить.

— Да, мой господин, постараюсь. Все для тебя сделаю. А позволь спросить, правду говорят, что кинар Тибор очень болен?

— Может быть, не знаю точно. — Артавер подозрительно прищурился: — А тебе зачем?

— Ну а как же? Ведь я живу здесь. Что с нами будет, если кинар умрет? Сгинет наш город! Наследника нет, Верховного жреца не будет, бог Сигурон превратит Илурат в груду камней.

Гость ошарашенно посмотрел на Хатани.

— И давно ты ведешь такие разговоры? — прошипел он, опасливо озираясь по сторонам.

Бедный Хатани, уразумев, что снова попал впросак, потерял дар речи.

— Отвечай, отродье Тога! — крикнул Артавер.

— Нет, нет, я только у тебя спросил, господин, — испуганно прошептал Хатани. — Многие в городе об этом говорят, а если не говорят, так думают.

— Советую тебе держать язык за зубами, — грозно сказал соглядатай, направляясь к двери. — Не забудь о тех двоих. Наведаюсь завтра.

Расстроенный Хатани проводил Артавера сердитым взглядом, а когда за ним закрылась дверь, в сердцах плюнул ему вслед.