Камерон бросил взгляд на дверь спальни, но она все еще была закрыта. Неожиданно он почувствовал себя так, словно вновь оказался в доме Морейж, ожидая, когда из ванны выйдет Сани после проведенной им ночи на полу, и гадал, что он такого сделал, что она каждый раз убегает от него.

Теперь он понял.

Он посмотрел на свои часы и удивился, обнаружив, что уже прошло двадцать минут. Значит, уже можно звонить Эмили, которая протиснувшись в толпе народа в Хэрродз, должна была купить для Сани вечернее платье и зарезервировать столик на двоих в очень тихом французском ресторанчике, в котором ни разу не предупреждали папарацци, что он у них ужинает. Камерон стал бродить по комнате, пока не обнаружил, что стоит перед изысканным букетом цветов, которые, должно быть, заказала Эмили.

Он чуть было не пошел посмотреть, не уснула ли Сани, но решил потерпеть. Может, она обдумывала его слова. Только бог знал, что он мог думать только о них. Хотя не совсем так. Было достаточно мучительно думать, что за две недели он влюбился, безнадежно, безрассудно влюбился. Но еще хуже было от того, что он любил ее до этого, забыл, и мог бы снова быть с ней до того как оказался наспех сведен с той которую не любил. Если бы только Морейж хоть что-то сказала. Если бы только Джеймс МакЛеод, черт бы его побрал, решил, что стоит ему показать это письмо год назад, после смерти Морейж вместо того, чтобы ждать до этого момента.

В защиту Джеймса можно было сказать только одно, не то что бы Камерон был особо заинтересован в его защите, но он пытался быть справедливым, может он ждал, когда Сани вернется назад во времени, прежде чем предпринять что-то.

В конце концов, все произошло внезапно, внезапный интерес Джеймса к развлекательному центру настойчивое желание встретиться… Когда? Пять недель назад, практически через две недели после того как вернулась Сани, и как раз когда она уже была в состоянии встать с кровати и прийти в замок.

Камерон потер руками лицо и тяжело вздохнул. Может, Джеймс сделал все, что мог. В конце концов, это было его ошибкой, что все события пошли не так. Это была только его вина, но от этого легче не становилось.

Все так же он не знал, что делать.

Он ехал в Инвернесс привыкнуть к мысли, что он не только знал Саншайн в прошлом, но очевидно и любил ее. Он решил, что может слетать на юг, зная это, но все же решил, что должен поговорить с ней, попросить прощение за боль, которую причинил ей, а потом она спокойно улетит назад в Штаты.

Пока он не решил главную проблему, он не мог просить чего-то от нее. Это казалось очень практичным решением, если бы только не боль.

Теперь же Камерон не был так в этом уверен.

Прерывая его мысли, дверь спальни открылась. Сани все также смотрела на него заплаканными глазами, как и двадцать минут назад, но он подумал, что он ведь тоже выглядит, как раньше. Камерон пересек комнату, остановился рядом с ней и раскрыл свои объятия.

Саншайн не колеблясь ни секунды, бросилась в его объятия. Он обнял ее и просто молчал.

Камерон неожиданно понял, что Сани дрожит. У него не было пледа обернуть ее, так что он только обнял ее еще крепче и попытался согреть своим телом.

— Замерзла? — спросил он.

— Думаю, у меня шок, — ответила она, стуча зубами.

Камерон отстранился от нее, и понял что она говорит серьезно. Он поднял ее на руки, прежде чем она смогла запротестовать, отнес к кушетке и посадил так, чтобы смог позвонить и заказать чашку травяного чая. Он пошел в ее спальню, порылся там, в поисках шерстяного одеяла, которым мог бы укрыть ее, пока не принесли чай.

Камерон сел рядом с ней и смотрел, как она пьет.

Ее руки ужасно дрожали.

В конце он спас чашку и поставил ее на столик, и притянул Сани к себе, где он мог обнять ее.

— Лучше? — спросил он.

Саншайн кивнула. — Немного. Спасибо.

Камерон прижался щекой к ее волосам и задумался, знает ли она, когда говорит на гаэльском языке (так этот язык переводится на русский — прим. беты), а когда нет. Патрик рассказывал ему однажды, что Сани говорит на нем всю свою жизнь, ее отец учил ее ему. Камерон предположил, что это определенно пригодилось в средневековой Шотландии. От одной мысли, что она одна прошла через все ужасы средневековой Шотландии, его пробрал озноб.

— Итак, — наконец, сказал он. — Кто первым расскажет страшные тайны?

— Ты, — сказала Саншайн, ее голос осип от слез. — Я понимаю, что ты будешь себя чувствовать неудобно, но это поможет мне чувствовать себя лучше.

Камерон улыбнулся, прижимаясь губами к ее волосам. — Ты отвратительная девушка.

— И все же ты здесь.

— Да, — согласился он. — Я здесь.

Сани прерывисто выдохнула, затем подтянула ноги на кушетку и обняла колени. Камерон обнял рукой ее за плечи и подтянул повыше одеяло. Она прижалась головой к его руке и вздохнула.

— Если тебе от этого будет лучше, — сказала она. — Я поверю во все, что ты мне расскажешь. И как только ты откроешь все свои тайны, я расскажу тебе все, что знаю сама. В это поверишь только ты.

Он покашлял, прежде чем дать волю эмоциям, которые перед нею были бы полностью неуправляемы. — Саншайн ты меня убиваешь.

— Я сама долго была в аду, парень, так что мы почти квиты. И сейчас я помогу тебе начать. Твоя мать настаивала, чтобы ты носил два имени, но твоим братьям дала по одному. Начни отсюда.

Он был не таким человеком, чтобы поддаваться чрезмерно эмоциям, но он мог достаточно разозлиться, чтобы использовать свой меч, или достаточно испугаться, чтобы убегать, спасая свою жизнь, но он понял, и продолжал этому удивляться, что Саншайн все еще вызывала у него такие чувства, о наличии которых в себе он даже не подозревал. Камерон тихо пробормотал проклятия, чтобы почувствовать себя спокойнее и вернуться в привычное состояние, но это не помогло.

— Кажется мне необходимо виски, — сказал он.

— Оно не работает в последнее все время, верно? Просто расскажи все о себе. Тебе станет легче.

— А ты будешь знать, сколько выворачивающей душу лобелии тебе понадобиться на следующий год. — Он глубоко вздохнул. — Что ж, я начну сначала.

Что он и сделал. Камерон рассказал о том, как вырос сын Вильяма Мак Камерона, о своих родителях, об их бурном браке и его желании не повторять их ошибок. Он рассказал ей о нелепых авантюрах, в которые его втягивал Сим, о том, что сзади его всегда прикрывал Брейк. О бесконечном потоке девиц, которые вешались на них, пока он не распугал всех стоящих служанок своей грубостью и требовательностью.

К тому времени Сани прекратила дрожать и следила за ним с легкой, любящей улыбкой, которая дарила ему призрачную надежду, что он не выложил что-то сильно шокирующее её. Но так как он знал, куда дальше заведет его рассказ, он продолжил рассказывать об убийстве отца, о попытках Гирика отнять у него власть. Он рассказал о сражении, в котором умер Сим и был ранен Брейк, и как Гирик приказал ему скакать за ведьмой МакЛеодов.

— Вот здесь все мои воспоминания обрываются, — вздохнув, сказал Камерон.

— А мои начинаются, — мягко сказала Сани. — Но боюсь, тебе они не сильно понравятся.

— Ты будешь держать меня за руку, чтобы мне стало легче?

Саншайн нахмурилась. — Камерон, будь серьезен.

— А я серьезен.

Она улыбнулась, и коснулась его руки, которая обнимала ее за плечи. — Я зашивала рану у тебя на руке, где у тебя сейчас шрам.

Камерон задумался, когда это было, чтобы у него не перехватывало дыхание в ее присутствии. — Не может быть.

— Еще как может. Я расскажу тебе об этом чуть позже, если захочешь. А сейчас я начну с того, где ты остановился. Ты не помнишь, как добрался до хижины ведьмы МакЛеодов, только это было не то время, это было будущее. И если честно, я не думаю, что в то время ведьма вообще существовала, это была я. Вскоре я точно поняла, что ты не был другом Джеймса, который должен был зайти, чтобы проводить меня на ужин, но к тому времени было уже слишком поздно. В этот момент ты вытащил меня из дома, и потянул в прошлое. После этого у меня уже были свои причины пойти с тобой и пытаться спасти жизнь твоего брата. — Саншайн мимолетно улыбнулась. — К тому же ты был достаточно убедителен.

— Я был очарователен? — нерешительно спросил он.

— Сейчас узнаешь. Для начала ты схватил меня так, что у меня перехватило дыхание, потом отказывался назвать, в каком году я оказалась, а еще ты выкрикнул то, что я хотела узнать от тебя, а потом забросил на спину лошади и унесся прочь от дома.

Он улыбнулся. — И ты все еще разговариваешь со мной.

— В конце концов, ты все компенсировал. Вообще-то ты больше волновался, как добраться домой, и я не виню тебя. Хотя, боюсь, уже ничего нельзя было сделать. — Саншайн замолчала. — Брейк умер у меня на руках. Точнее, наших руках. Когда он умирал, я держалась за одну руку, а ты другую.

Камерон не был удивлен, но ему все еще был тяжело это слушать. Он смотрел на их переплетенные пальцы, до тех пор, пока не поверил, что может встретить ее взгляд, и не заплакать.

— Спасибо что ты хоть пыталась спасти его.

Ее глаза наполнились слезами. — Он принял на себя удар, предназначенный тебе, по крайней мере, ты мне так потом сказал, ты можешь утешиться хоть этим. Мне жаль, что, ты не помнишь этого.

— Тогда, ты должна помнить за нас двоих. — Тихо сказал Камерон. Он глубоко вздохнул и запустил руку в волосы. Он расспросит про остальные жестокие детали позже, когда решит, что может услышать их и не заплакать. В данный момент, лучше всего было двигаться дальше. — Что случилось потом?

— Твои люди пытались утопить меня, как видно ты успел спасти меня, а потом когда я пришла в себя, ты выкинул меня из кровати и приказал убираться домой.

— Конечно же, нет, — оборвал ее Камерон, благодарный возможности обсудить что-то менее мрачное. — Не могу представить, что я настолько потерял голову, что выкинул тебя из своей кровати, когда ты уже была в ней.

— Шокирует, не правда ли? К тому же, как я понимаю, ты разрезал одежду на мне, хотя и говорил, что не смотрел.

— Уверен, я врал, — ответил Камерон, без тени сомнения.

Саншайн усмехнулась. — Я тоже так думаю.

Он был так рад видеть, что она расслабилась и улыбается, он был практически счастлив, что ему удается скрыть свои чувства от нее. Сама мысль, что она была частью его прошлого, обескураживала. То, что он не мог вспомнить ни одной чертовой детали, безумно его удручало.

— Ты охранял меня, когда я жила как ведьма МакЛеодов в твоей деревне, — продолжала Сани. — Приносил еду, и при каждом удобном случае напоминал, что несмотря ни на что собираешься жениться на Джил, но при этом каждый раз был рад затащить меня в постель.

— Меня просто удивило, что ты вообще приняла мое предложение, — сказал он с притворным удивлением.

Саншайн улыбнулась. — Я бы поспорила… — неожиданно она нахмурилась. — Почему ты решил, что я не приму твое предложение.

— Я разговаривал с твоей сестрой, когда ты уехала. Расспросил ее о некоторых вещах, о которых бы тебе понравилось говорить. Она предложила, чтобы мы обсудили твои мысли о воздержании до брака, мысли которые ты, очевидно, мне открыла в другом месте и в другое время.

Лицо Сани резко покраснело. — Я убью ее.

Кам улыбнулся. — Ужасно дважды рассказывать такое мужчине, не так ли?

— Ты на грани того, чтобы оказаться за дверью, знаешь ли.

Камерон рассмеялся. — Я дразню тебя, Саншайн. Нет, не убегай. — Он потянулся к ней. — Иди сюда и закончи свой рассказ. Расскажи, почему у меня не хватило ума оставить тебя в замке.

— Ты сказал, что это опасно. И был прав. Ты думал, что Гайрик пытался тебя убить. Я даже видела, как ты заставил своего кузена Брайса пробовать свою еду. Он наотрез отказался пить вино.

Камерону пришлось глубоко вдохнуть. — Я всегда думал, что Гайрик отравил отца, так что видимо он просто делал то, что умел.

— Мне очень жаль, — нежно сказала Саншайн.

Камерон пожал плечами. — Это в прошлом. К сожалению, я один так думал. К тому времени, как он точно также убил своего отца, он уже настроил полклана против меня, и уже было не важно, что я думал. Только благодаря тому что Брейк и Сим стояли за мной, я мог держать клан вместе. — Он замолчал. — Я предполагал, что однажды они умрут, оставаться будет незачем.

Саншайн торжественно посмотрела на него. — Это именно то, что ты мне тогда говорил.

Он глубоко вздохнул. — Тогда, как мы ушли? Думаю, у нас было время принять решение вернуться в будущее.

— Мы решили это в твоей спальне ночью, после того как ты один убил около дюжины мужчин и спас мне жизнь. Не думаю, что ты верил, что у тебя есть другой выбор. Мы пробивались к главным воротам, и даже после этого Гайрик гнался за нами всю дорогу до дома Морейж. Ты сражался с ними в лесу рядом с ее домом и толкнул меня в дверь, затем что-то ударило меня по голове, наверно, он запустил в меня камнем, и я потеряла сознание. Когда я очнулась в доме, было настоящее, и тебя рядом не было. В следующий раз я увидела тебя в холле у Патрика. — Саншайн остановилась. — Вот почему я бросилась к тебе, я была так счастлива, видеть тебя живым.

Камерон убрал у нее с лица волосы. — И я был настолько глуп, что не узнал тебя.

Сани молчало какое-то время, а затем сказала. — Это был самый тяжелый момент в моей жизни.

Он закрыл глаза. Теперь все обрело смысл, выражение облегчения на ее лице, словно она ожидала, что он будет так же рад видеть ее как она его. — Прости меня, Саншайн.

— Это не важно. Хотя и помогает. — Она глубоко вздохнула. — Теперь снова твоя очередь. Что случилось с тобой, после того как ты упал через дверь Морейж? После того как ты спрашивал обо мне, — осторожно добавила она.

— Я точно так же потерял сознание, — сказал он. — И очнулся уже в больнице, удивляясь, что, черт побери, со мной случилось. Вообще-то, я решил, что попал в ад, особенно, когда Морейж и Алистер разглядывали меня, в то время, как я лежал, привязанный к кровати и накаченный успокоительным.

— Должно быть, это было ужасно, — прошептала она.

— Можно сказать и так, — сухо ответил он и замолчал. — Остальное все ерунда. Они учили меня приспосабливаться к жизни, учили управлять делами Алистера, и я чертовски за все благодарен.

Сани кивнула, но ничего не сказала. Она только рассеяно проводила пальцем по его ладони, снова и снова. Камерно положил руки ей на ноги, вздрогнув от того, какими они были холодными. Он подтянул их себе на колени и обнял другой рукой.

— Жаль что Морейж ничего не сказала, — наконец прервал он молчание. — Ты думаешь, она могла понять, что должна была напомнить мне, то, что я сказал, да?

— Для чего? — спросила Саншайн. — Восемь лет назад я заканчивала медицинский колледж, жила в Париже и готовила мясо, которое оскорбляло мою вегетарианскую натуру. Можешь себе представить, что бы случилось, если бы ты вошел ко мне на кухню и сказал что знал меня 650 лет назад?

— Ты бы запустила в меня кастрюлей? — спросил он.

— Я бы точно бросилась сама на тебя, — сказала Сани. — Но это бы совершенно нарушило бы материю времени, как любит говорить Джеймс. Мадлен могла не встретить Патрика, тогда у них не родилась бы Хоуп… — Она покачала головой. — Этого бы не произошло, — она подняла глаза на него. — Но я бы дала тебе мой телефон.

Кам улыбнулся. — А я бы им воспользовался. И не раз.

Сани мгновение смотрела в его глаза, а потом попыталась освободить их сплетенные пальцы. — Держу пари, у них тут отличный сервис. Я пойду, узнаю.

Он обнял ее ноги и отказался отпускать. — Не убегай, Саншайн.

— Я — Филипс, — ответила она. — И мы так поступаем.

Он нехотя улыбнулся. — Правда?

Она попыталась улыбнуться, но не смогла. — Нет, убегаю только я. В данном случае, мне кажется это отличная идея. И не важно, в каком мы веке, в действительности я все еще ведьма, живущая на окраине деревни, а ты все еще лэрд, который живет дальше по дороге и собирается жениться на женщине которую он не любит.

Камерон тяжело вздохнул. — Неужели так все и было?

— Да, милорд, так все и было.

Он глубоко вдохнул, отпустил ее руку, обнял Сани и прижал к себе. — Саншайн, мне жаль. Мне так чертовски жаль.

Саншайн покачала головой, затем обняла его за шею и держала его так, словно никогда не хотела отпускать. Он закрыл глаза и тихо выругался.

Были еще вещи, которые она не рассказала ему, о Джил, о его клане, о его чувствах к ней. Но ему не надо было слышать о последнем, он уже совершенно четко представлял что чувствовал.

Камерон знал, что сейчас чувствует то же самое.

Он поднял ее лицо за подбородок. Ее глаза были красными, но слезы не текли по лицу. Он наклонился и поцеловал ее щеки, одну и другую, и просто смотрел на нее. У нее появилось то же самое выражение, что было и в его гостиной, выражение скромной надежды, словно она не могла решить, хочет ли она его, или хочет, чтобы он исчез.

Он выбрал первое и уже наклонил голову, и в этот момент услышал стук в дверь.

— Черт бы их побрал, — не веря свои ушам, пробурчал Камерон. — Что еще?

— Не отвечай.

Он вздохнул и разжал объятия. — Наверно это Эмили, моя помощница. Она купила для тебя платье и туфли, которые я надеюсь, тебе подойдут.

— Зачем?

Он замолчал. — Я надеялся, ты пойдешь со мной в театр сегодня вечером.

Саншайн моргнула. — Ты приглашаешь меня на свидание?

— Думаю, мы могли бы пропустить это Сани.

Она хмуро посмотрела на него. — Называй это как хочешь. У тебя все еще сохранилась эта дурацкая привычка втягивать меня в ситуации, из которых я с трудом выхожу.

— Но ты все равно пойдешь со мной?

— А у меня есть выбор?

Он взял ее лицо в руки и серьезно посмотрел на нее. — Да, но, пожалуйста, только не говори, нет. И ни секунды не сомневайся, что я не забуду то, на чем нас прервали. Дважды за один день!

Саншайн закрыла глаза и судорожно сглотнула. — Приятно знать, что твоя краткосрочная память в порядке.

— С моей памятью все прекрасно, — сказал он, когда встал и шел к двери. Он решил, что у него нет права целовать ее, но он будет целовать ее, после того как добьется первого поцелуя.

И будет делать это, пока будет волен ее целовать.

Он открыл Эмили дверь, та стояла с множеством пакетов, а носильщик позади нее, держал еще больше. Она была, как обычно, ураганом изящества, элегантности и организованности. Помощница вошла в комнату, и в шоке обернулась на Камерона.

— Что с тобой случилось? Еще одно нападение?

— Еще одно? — сказала Саншайн, поднимаясь на ноги.

Камерон бросил на Эмили предупреждающий взгляд. — Ничего страшного. Он прошел через комнату и взял Сани за руку.

— Эмили, это Саншайн. Саншайн — Эмили.

Эмили хмурилась, когда отдавала ему в руки пакеты, а затем повернулась к Сани. Как только она узнала, что Сани говорит на ее языке, то потащила ее в спальню, окутав облаком сладких духов и быстрого французского.

Как видно помощь его была не нужна.

Камерон принял душ, переоделся, вернулся и стал мерить комнату шагами. Обычно, ему так лучше думалось. Но в данный момент, он делал все, лишь бы только не думать.

Через какое-то время дверь спальни открылась. Он обернулся посмотреть, каким пыткам Эмили подвергла Сани.

У Камерона перехватило дыхание. Эмили нашла изящное голубое платье, точно такого же цвета что и озеро в солнечный день у его дома. Она как-то собрала волосы Сани в хвост, но все, же оставила несколько выбившихся локонов у шеи, и растоптала все его надежды на самоконтроль простой нитью жемчуга и парой легких босоножек, выглядывающих из-под платья. Сани была так очаровательна, так великолепна и непосредственна, несмотря на все украшения, что он едва мог дышать.

Камерон посмотрел на Эмили. — Прекрасный выбор.

— Это женщина украшает платье, n'est-ce pas(Не так ли (фр.))? — Эмили сказала с улыбкой. — Ваша леди — Богиня. Я только одела ее, как приличествует ее красоте.

Сани покраснела. — Хватит, Эмили. — Сказала она на идеальном французском. — Я ценю твою помощь, хотя я бы хотела заметить, что иду в театр против своей воли. Думаете, он меня хорошо покормит, или придется самой покупать печенье в антракте?

Эмили рассмеялась. — Я только одеваю его, дорогая, я не могу контролировать его манеры. Позвони мне завтра, да, и дай знать хорошо ли он себя вел. — Она расцеловала Сани в обе щеки, одарила Камерона взглядом, который красноречивее всех слов говорил, что она одобряет Саншайн и ушла из номера, закрыв за собой дверь.

Камерон развел руки. — Выглядишь великолепно. Готова ехать?

— Это безумие, — выпалила она затаив дыхание.

— Тихий ужин и полумрак театра, где я могу держать твою руку, кажется как раз таки разумным, — сказал он, пожимая плечами.

Саншайн колебалась, затем вложила свою руку в его ладонь. — Мы будем сожалеть об этом.

Он повел ее к двери. — Саншайн, любимая, я никогда не пожалею ни об одном мгновении, проведенным с тобой. Этот вечер не будет исключением.

Саншайн ничего не сказала, но и не убрала руку.

Это было начало.

Несколько часов спустя, он прислонился к двери в комнату Сани в отеле и смотрел, как она выходит из спальни. Он хорошо понимал, что уже берет время в долг, как в пословице, и он готов использовать его в своих интересах. Тогда он решил, что может не просто стоять у двери и восхищаться женщиной перед ним.

Она была прекрасна, преданна, но не этим она пленила его сердце. Это не была ее улыбка, или то как она крутит руки, когда нервничает, или то, как ее пальчики на ногах все еще выглядывали из под подола безумно дорого платья. Его покорило то, как она бы сидела в джинсах перед камином в доме Морейж, копалась в саду, или пыталась вытолкать его через парадную дверь.

Сани практически неслышно бормотала это и намного большее, когда они ужинали в безумно дорогом французском ресторане, где она не могла найти в меню цены.

Оглядываясь назад, он предполагал, что с тем же успехом мог сводить ее в паб и кино, но он так не хотел. Может и глупо, но он хотел показать ей, что он может ее покормить, одеть и развлечь на высшем уровне. Он хотел, чтобы она знала, что он мог окружить ее роскошью, чего он не мог сделать в средневековой Шотландии. И все же был полностью уверен, что ей было все равно. И после двух прошедших месяцев, это было удивительно освежающе.

Для него это был самый приятный вечер, который он когда-либо проводил, даже, несмотря на усилия, к которым пришлось прибегнуть, что остаться неузнанными. И даже при этом, только в темноте театра он понял, что никогда в жизни не получал столько удовольствия от того, что просто держит за руку женщину.

Женщину, которую он любит.

И если она не собиралась бросить его прямо сейчас, то может, он рискнет, так как не рисковал прежде. Он отошел от двери и, пройдя через комнату, встал перед Сани. Она выставила руки.

— Нет.

Он остановился. — Точно?

— Если ты поцелуешь меня, я этого не переживу.

— Тогда я просто коснусь тебя, — он улыбался, гладя на нее сверху. — Я огромным усилием весь вечер держал руки при себе. Конечно, ты захочешь вознаградить меня за такое хорошее поведение целомудренными объятиями.

Саншайн вздохнула и сдалась его рукам, словно делала это годами. Камерон не мог противиться себе, но жалел, что не смог этого сделать. Он обнял ее и закрыл глаза. Он не был уверен, как долго они стояли так, не разговаривая, все, что он знал, он не мог заставить себя отпустить ее.

— Что-то не так? — наконец спросила она.

Что-то было не так? — Он с трудом понял с чего начать ответ. Он бросил раздумывать, какие вопросы ему задать, чтобы понять, что он должен отпустить ее на самолет, теперь он думал, как может удержать ее рядом, и чтобы с ней ничего не случилось. Принимая во внимание, что она могла бы остаться, если он попросил бы. Ему надо было глубоко вдохнуть. — Нет, Саншайн, все нормально.

— Значит, твоя кратковременная память приказала долго жить?

Он рассмеялся, затем взял в ладони ее лицо и поцеловал. Но поцелуй не вышел таким, как он планировал, он превращался в ураган. Он хотел, чтобы первый раз, когда он коснется ее губ, был увековечен, продуман, торжественен и серьезен.

Вместо этого, он понял, что целует ее так свободно, словно делал это уже сотню раз.

Он не мог не улыбнуться, когда поднял голову и заглянул ей в глаза. — Сейчас, мне кажется, я помню.

— Не помнишь.

— Тогда попробуем еще раз, а там посмотрим. — Он обнял одной рукой ее шею, другой рукой он обнял ее за талию и решил что это момент, когда создаются новые воспоминания.

Он целовал ее не так долго, как ему бы хотелось, он заставил себя делать это так нежно, как только мог, и не обращать внимания на то, что пока ее поразительно скромное для вечернего наряда платье все еще представлялось огромное преградой для его сознания. И когда Камерон снова смог думать, он решил что ему следует отстраниться, пока он еще может.

Он прижался лбом к ней.

— Сани, если я сейчас не выйду за дверь, то потом не смогу.

— Конечно, сможешь, — тихо сказала она. — У тебя отлично развит самоконтроль.

— Позволь мне перефразировать. Если я сейчас не выйду дверь, то потом я умру, если выйду за дверь. Довольна?

Саншайн кивнула. — Очень. Выметайся отсюда.

— Через минуту, — сказал он, притягивая ее ближе. — Или через две.

Через несколько минут, Камерон заставил себя отстраниться. — Я вернусь утром, — пообещал он.

— Мой самолет в час.

— Все продуманно. Принеси свой паспорт, и я поменяю билет, перед тем, как лягу спать.

— Но…

— 24 часа, Саншайн. Ты согласилась.

Она начала снова отнекиваться, но потом вздохнула. — Ладно. Если только ты отстанешь от меня.

Он неохотно отпустил ее и смотрел, как она вытащила паспорт из сумки. Камерон ждал, пока она напишет номер паспорта, затем проверил, не дала ли она ему неправильный номер, и пошел собирать одежду, которую оставил у нее в ванной, когда переодевался. Он потянул ее вместе с собой к двери, поцеловал очень нежно и посмотрел на нее.

— Будь здесь утром, — серьезно сказал он.

Она обняла себя руками и задрожала.

— Мы пожалеем об этом.

— Ты жалеешь о сегодняшнем вечере?

Сани посмотрела на него, в ее зеленых глазах затаилась боль, которую ему не понравилось видеть.

— Это был прекрасный вечер. — Она глубоко вздохнула и улыбнулась. — Спасибо тебе за него.

Она вернулась к тем натянутым улыбкам, которыми пользовалась в Шотландии. Камерон ненавидел то, что она должна прибегать к ним, но не мог стереть их.

Пока не мог.

Он открыл дверь, вышел в коридор, повернулся, и посмотрел на нее. — Дождись меня.

Саншайн кивнула и закрыла дверь у него перед носом.

Камерон глубоко вздохнул, нашел лестницу и сбежал по ней вниз. Он стремительно вышел из отеля, повернулся и пошел вверх по улице. Он вернется на рассвете, до того как Саншайн вновь откроет дверь. День прошел в занятиях тем, что ей нравится, что же в этом было плохого?

Камерон прошел пол квартала, прежде чем вечерний морозный воздух внес хоть немного смысла в его затуманенный рассудок, и только тут Камерон понял, какой будет вред.

Он не хотел видеть правду, но у него не было выбора.

Если он попросит ее остаться, если он позволит ей остаться, он подвергнет ее опасности, а она этого не просила и не заслуживала.

Он резко остановился. Он сделал то же самое, когда затянул ее в прошлое. Только на этот раз он знал, чего он требует от нее.

Камерон глубоко вздохнул, и заставил себя идти дальше. Еще один день. Он запомнит каждый взгляд, каждый вдох, каждое прикосновение ее руки и вкус ее губ на своих губах.

И будет надеяться, что найдется какое-то решение, потому что мысль, что он потеряет ее, словно кинжалом разрезала его сердце.

Камерон опустил голову и продолжил свой путь.