— Ну что ж, хорошо, — сказал он, удобнее усаживаясь в кресле, — давай вернемся к игрокам нападения. Во-первых, ты помнишь, кто такие линейные игроки?

— Это такие огромные мужики, которые сбиваются в кучу, — послушно ответила она.

Он усмехнулся, как будто она сказала что-то забавное.

— Ну более-менее… а те, кто отбегают назад?

— Это те, кто получают мяч, а потом на них набрасываются здоровенные мужики из другой команды, чтобы этот мяч отобрать.

Лицо Кендрика расплылось в улыбке.

— Прекрасно. А как насчет игроков, получающих мяч?

— Если им повезет, и они захватят мяч в конечной зоне, они проделывают такие забавные танцевальные па и позволяют свои товарищам по команде наваливаться на них сверху. Вот чего я никогда не могла понять, Кендрик. Зачем они постоянно хлопают друг друга по заднице? Ты же не делал этого, когда был рыцарем, верно?

Он засмеялся.

— Нет, Женевьева. Но тогда были совсем другие времена. И прими мои извинения. Ты слушала достаточно внимательно. А теперь расскажи мне о квотербеке.

Это было уж слишком. В свое время она достаточно долго вздыхала об известном игроке Стивене Янге.

— Кендрик, — начала она терпеливо, — я знаю, кто такой квотербек и в чем состоит его задача. Мне кое-что известно об американском футболе.

— Это я вижу, — довольно усмехнулся он. — Тогда почему бы тебе не рассказать мне о защите?

Она скривилась.

— Лучше я тебя послушаю.

— Да я и так все о ней знаю.

— Вот поэтому тебя так интересно слушать.

Он сжал губы, но было заметно, что он еле сдерживает смех.

— Ты мне зубы заговариваешь.

— Согласись, у меня это отлично получается.

На этот раз Кендрик не выдержал и рассмеялся.

— Хорошо. Я объясню, но слушай внимательно. Игра уже скоро начнется, и я надеюсь, что ты сможешь назвать позицию каждого игрока.

— Как скажете, милорд.

Он снова пустился в детальное обсуждение, кто что делает, в какой позиции и с кем. Женевьева понимала, что сможет все это понять, когда присмотрится к игре. Кажется, Кендрик тоже это понял. Он закончил свою речь как раз перед началом матча.

Женевьева не знала, смотреть ли ей на экран или на Кендрика-болельщика. Она бы предпочла последнее.

Пока она это осознала, игра закончилась, и глаза у Кендрика слипались от усталости. Он подарил ей сонную улыбку.

— Не возражаешь, если я немного вздремну?

Она покачала головой.

— Мне нужно идти.

— Нет, — быстро сказал он, — останься. Пожалуйста.

Разве могла она отказать? Она медленно села, снова заняв свое место в кресле.

— Наверное, мне все же следует немного присмотреть за тобой. Уж очень ты бледен.

Он кивнул с самым серьезным видом.

— Я очень нуждаюсь в уходе. Желательно круглые сутки.

Женевьева не смогла унять румянца, залившего ее щеки. К счастью, Кендрик, казалось, ничего не заметил. Он закрыл глаза и удобно устроился в кресле. Она не слышала его дыхания, но видела, как его грудь со временем стала подниматься и опускаться медленно и ровно. Видно, он умел засыпать очень быстро.

Когда Женевьева убедилась, что он крепко спит, она повернулась к нему лицом и с удовольствием стала его рассматривать. Он не был похож ни на кого из ее прошлой жизни. Большинство мужчин, которых она знала, были либо неудачниками, как ее отец, либо тиранами. Это при том, что и выбора-то у нее большого не было. Потом, когда она училась в колледже, и свидания перестали быть для нее проблемой, она почти сразу же от них отказалась. Она предпочитала часами упиваться книгами и мечтами, чем иметь дело с настоящими, невымышленными мужчинами. Это не значит, что среди ее приятелей не было лиц мужского пола. Но было их немного, и все они относились к ней, как к сестре.

С Кендриком все было иначе. Если она и вызывала в нем что-то, кроме раздражения, то уж точно, не братские чувства. Взгляд, которым он окинул ее, когда разглядывал ее пижаму, до сих пор вызывал румянец у нее на щеках. Она знала этот взгляд. Именно так смотрели герои кинофильмов и немногие из ее приятелей, когда они ухаживали за другими девушками. Но никогда никто не смотрел так на нее. До сегодняшнего дня.

Она не считала себя красавицей; просто никогда об этом не задумывалась. Она ловко управлялась со своей работой. И со своими мечтами. Долгое время она верила, что это все, что ей нужно для жизни.

А потом ее мечты превратились в реальность. Она попала в мир, где все было иначе, чем в ее прошлой жизни. У нее был замок, прекраснее которого она и вообразить не могла. И у нее был сказочный принц. Его грубость поначалу ее раздражала, но потом она поняла, что отчасти поведение Кендрика объяснялось трагичностью ситуации, в которой он оказался, а иногда это было обычной бравадой. Кендрик не был таким уж бессердечным злодеем, каким он хотел выглядеть.

Она неторопливо изучала его черты. В первый раз она находилась так близко от столь могучего мужчины. Странно, но его размеры и мощная мускулатура вовсе ее не пугали. Она тут же поняла причину. Он был призраком, существом, чуть более материальным, чем ее фантазии, но не настолько реальным, чтобы представлять для нее угрозу. Да, такой бы мужчина ей подошел. Он был грубым и невыносимым, но в то же время его привычка поддразнивать была просто очаровательной. И смотрел он на нее так, как будто находил ее привлекательной. Не желанной, нет, это было бы чересчур, но вот привлекательной… В это она могла бы поверить.

Она посмотрела на руку Кендрика, лежавшую на подлокотнике кресла, всего в нескольких сантиметрах от нее, и в голову к ней пришла совершенно нелепая мысль. Что он почувствует, если она к нему дотронется? А что почувствует она?

Женевьева осторожно положила свою руку поверх его руки. Она почувствовала легкое покалывание, как будто ее коснулся слабый электрический разряд. Ее рука прошла через его руку и коснулась ручки кресла. Она смотрела, как зачарованная. Рука Кендрика обволакивала ее руку, как аура. Это происходило на самом деле, хотя казалось чем-то нереальным. А если так и есть? Она откинулась на спинку кресла, закрыла глаза и всецело отдалась своему воображению. Какая разница, в каком они столетии? Кендрик принадлежал ей, и только это имело значение.

А если бы она перенеслась в тринадцатый век? Она была бы хозяйкой Сикерка, сиротой, окруженной со всех сторон подлыми конкурентами, которым нужны были только ее земли, а на нее им было наплевать. В самый опасный момент появился бы Кендрик на черном боевом коне и раскидал бы негодяев несколькими ударами огромного меча. Женевьева представила, как она стоит на лестнице перед замком в платье, которое показал ей Кендрик несколько дней назад в саду, и терпеливо дожидается, когда же он за ней придет. Он подъехал бы к ней на коне, посмотрел бы на нее сверху, улыбаясь своей ослепительной улыбкой, и сказал что-то вроде: «Теперь, когда я очистил твои земли от этих мерзавцев, может, ты проедешься со мной?»

Нет, Кендрик бы так не сказал. Скорее всего, он бы протянул ей руку и нахмурился. А потом бы сердито сказал: «Иди сюда, девица. Это легкое упражнение в фехтовании перед ужином несколько меня утомило. У меня нет желания идти пешком в часовню, чтобы жениться на тебе. Мы поедем на лошади». Потом бы он схватил ее на руки, поворчал бы немного о том, сколько хлопот она ему доставляет, обнял бы ее и целовал до потери пульса. Женевьева улыбнулась про себя. Да, ему бы это подошло.

А если бы они встретились в наше время? Кто-нибудь притащил бы ее на одну из этих нудных вечеринок, где все только и делают, что сплетничают, а она, как всегда забилась бы в угол, где бы ее никто не потревожил. Она бы заметила его среди толпы, в окружении стайки красавиц, которых он очаровал одним движением пальца. Он бы поднял глаза и заметил ее, и между ними пробежали бы искры. Не говоря ни слова он покинул бы своих обожательниц и подошел к ней. Они могли бы путешествовать по всему миру на его личном самолете или переплыть через семь морей на его яхте. Место не имело значения; он смотрел бы только на нее.

А может, он был бы одиноким писателем, который нуждался в реставрации своего средневекового замка? Она улыбнулась; это прозвучало так знакомо. У них была бы любовь с первого взгляда. Он бы ухаживал за ней, осыпая ее милыми безделушками, нежными записками, цветами из собственного сада.

Женевьева вздохнула. Почему-то она с трудом могла представить Кендрика, орудующего граблями в саду. Пускай уж остается верхом на коне, с влажными от пота волосами, прилипшими к шее, и звенящей на каждом шагу кольчуге. Он принадлежал тому опасному миру. Может, поэтому он обожал футбол. Тот служил единственным напоминанием о давно прошедших сражениях.

Она открыла глаза и посмотрела на него. И замерла. Он проснулся. И смотрел на нее. О, этот взгляд, полный нежности и любви! Женевьева почувствовала, что падает и тонет в чувственной теплоте его глаз. Ласковой, соблазняющей и манящей теплоте.

Внезапно она почувствовала, как щеки ее жарко запылали.

— Ты слышал… — голос ее прервался от смущения. — Слышал мои мысли?

Он медленно покачал головой, не отрывая от нее взгляда.

Она с облегчением прикрыла глаза и отпустила его руку.

— Нет…

Она взглянула на него.

— … не двигайся, — закончил он фразу. Он повернул ее забинтованную руку ладонью кверху. — Дай мне руку, любимая.

Тепло вдруг сменилось бушующим пламенем. А если он видел все ее глупые фантазии? Ей захотелось закрыть лицо руками и расплакаться от унижения. Вся ее отвага, которая позволяла ей сносить выходки Кендрика, размахивающего перед ней мечом, внезапно исчезла. И Женевьева сделала, наконец, самое разумное за весь день.

Она вскочила и убежала.

Она неслась как сумасшедшая, молясь, чтобы Кендрик был слишком слаб, чтобы следовать за ней. Она заперла дверь на ключ и нырнула в кровать. Она натянула одеяло на голову, как будто это помогло ей укрыться от Кендрика и своего глупого воображения.

О боже, смилуйся надо мной.

Она влюбилась в призрака.