Женевьева на цыпочках вошла в комнату Кендрика, чтобы убедиться, что тот крепко спит. Огонь свечи, стоявшей возле кровати, бросал на его лицо мягкий, приглушенный свет. Как невинно он выглядел во сне, почти беззащитно. Она протянула руку, чтобы убрать волосы с его лица.

Ее рука прошла сквозь него и коснулась подушки.

— Кендрик! — закричала она.

Он не пошевелился. Она старалась потрясти его за плечо, но наткнулась на пустоту.

— Кендрик! — звала она снова и снова, охваченная страхом, с которым старалась совладать целый день.

— Кендрик! — всхлипывала она, судорожно сжимая несуществующие плечи.

— Женевьева, проснись!

Она открыла глаза. Кендрик тряс ее за плечи. Она с плачем села и обняла его за шею.

— Ох, Кендрик! Мне снилось, что ты снова стал призраком! Я хотела тебя разбудить, прикоснуться к тебе, но не смогла!

Кендрик поднял ее с кровати, взял на руки и вышел из гостиной.

— Мы ляжем вместе, и я крепко тебя обниму. Это тебя успокоит.

Он был совершенно нагим. Лечь с голым мужчиной? Эта мысль подействовала на нее, как ведро холодной воды. К ней тут же вернулись здравый смысл и все ее опасения.

— Нет-нет, со мной все в порядке, — быстро сказала она. — Кендрик, отнеси меня назад. Я не могу спать с тобой сегодня ночью.

— Женевьева, я тебя не трону.

— Но…

— Прекрати, — твердо сказал он. — Последние два часа я только и делал, что ворочался в постели, слушая, как ты за стеной делаешь то же самое. Это глупо.

Ей нечего было возразить. Она потратила два часа, чтобы забыться тяжелым сном, который закончился ночными кошмарами. Может, если они будут держаться за руки, страхи уйдут сами собой.

Кендрик закрыл за ними дверь спальни и подошел к кровати. Откинув покрывало, он уложил в нее Женевьеву. Даже угасающий огонь в камине не смог скрыть от нее Кендрика во всем великолепии наготы. Она натянула одеяло на голову.

— Накинь что-нибудь на себя, — нервно прошептала она.

Она услышала тяжелый вздох, затем звук его шагов по комнате. Он смачно выругался, ударив большой палец ноги, снова тяжело вздохнул и улегся возле нее.

— Достаточно этих странных штанов без стоп или мне одеться полностью? — буркнул он.

Она откинула одеяло и выскочила из кровати. Слезы унижения заблестели у нее на глазах. Кендрику удалось поймать ее возле двери. Он повернул ее к себе и крепко обнял.

— Прости меня, Женевьева. Я сказал не подумав.

— Пусти меня. Я вернусь к себе в комнату, и ты сможешь спать, как тебе заблагорассудится.

Кендрик не сказал ни слова в ответ, но не отпустил ее. В конце концов, успокаивающие движения его руки, гладившей ее волосы, заставили ее расслабиться. Прильнув к его груди, она чувствовала, как тепло его тела и мерное биение сердца действуют на нее умиротворяющее. Он обнял ее за плечи и подвел к очагу. Подбросив в камин немного дров, он уселся в широкое кресло и посадил ее себе на колени. Подняв ее лицо за подбородок, он тихо сказал:

— Вместе с телом ко мне вернулись старые привычки. В мои времена я всегда спал голым. Когда днем и ночью не снимаешь тяжелую кольчугу, неделями нет возможности сменить белье, чувство свободы, когда, наконец, скинешь с себя эту обузу, приносит несказанное удовольствие.

— Ты можешь спать, как тебе…

Он ладонью закрыл ей рот.

— Глупо было щеголять перед тобой в таком виде. Мне не стоило это делать ни утром после душа, ни сейчас ночью. Утром я хотел подшутить над тобой, а вечером торопился побыстрее улечься в постель. Это моя вина.

— Не думай, что я ханжа, — прошептала она.

— В твоей стыдливости нет ничего дурного. Я просто неотесанный болван, что так тебя напугал. — Он наклонился и поцеловал ее в щеку. — Прости меня.

— Откуда такая нежность?

— Это мне в наказание за все те разы, когда я вел себя недостойно.

— Не наговаривай на себя. Ты всегда вел себя достойно.

— Дай мне шанс исправиться, — тихо вздохнул он, касаясь поцелуем ее волос. — Пойдем умоем слезы с твоего личика, и ляжем в постель. Ты же не хочешь, чтобы завтра твои глаза были красными. Ройс тут же вызовет меня на поединок, если узнает, что я довел тебя до слез.

Он взял ее за руку и повел в ванную. Когда он включил свет, оба зажмурили глаза.

— Свечи не так резали глаза, — сказал он, беря губку.

— Охотно тебе верю, — ответила она, позволяя ему вытереть себе глаза и щеки. Он осушил полотенцем ее лицо, выключил свет, и они вернулись в спальню. Женевьева скользнула под одеяло, поежившись, когда Кендрик подбросил дров в камин. Он подошел и сел на край кровати.

— Что, боишься призраков? — шутя, спросил он.

— Я еще не простила тебя за стрелу, которая торчала у тебя из груди. Это было отвратительно.

Он широко ухмыльнулся.

— А мне это казалось крайне умной затеей. Подумать только, мне не удалось выдушить из тебя ни единого порядочного вопля.

— Ты этого не заслужил, негодник. Надеюсь, это была самая неудачная твоя неделя.

— Так и было. — Он наклонился и поцеловал ее в лоб. — Спи, милая. А я посторожу твои сладкие сны.

— Где?

— У огня, — сказал он, вставая.

— Но ты ведь не сможешь там заснуть.

— Ты приглашаешь меня в свою кровать?

Женевьева пыталась найти достойный ответ.

— Молчание знак согласия, миледи.

— Дело не в тебе, Кендрик, — сказала она, густо покраснев. — Ну в общем, в тебе. В определенном смысле.

— Нет такого закона, который бы гласил, что нужно осуществить брачные отношения завтра ночью.

— Но ведь когда-то же это должно случиться.

— Ты мне льстишь. Нет, я знаю… — буркнул он, когда она привстала на кровати. — Ты не это имела в виду.

Женевьева хотела сказать что-нибудь, чтобы разуверить его, но на ум ничего не приходило. Весь сегодняшний день с его странными событиями совершенно выбил ее из колеи. А сознание того, что завтра ей предстоит выйти замуж, добило ее окончательно. Не сама процедура вступления в брак пугала ее, а то, что последует за этим. Завтра все покинут замок и она останется с ним наедине. Она знала, что Кендрик никогда ее не обидит, но все же ему захочется быть к ней поближе. Физически. Интимно.

Сама лишь мысль об этом заставляла ее броситься наутек.

Она смотрела, как Кендрик садится у огня, вытягивая вперед длинные ноги.

— Кендрик?

— Что?

— Это больно?

Он помедлил с ответом.

— Немного.

Видимо, он знал, что она имеет в виду.

— Немного? — переспросила она.

— Что-то среднее между «ай» и «прошу тебя, пристрели меня»!

О, Господи.

Кендрик стоял у алтаря, держа свою леди за руку. Он думал, что эта минута никогда не наступит. Женевьева принадлежала ему. Он украдкой бросил на нее взгляд и почувствовал, что сердце его тает. Как красиво она смотрелась в старинном подвенечном платье, которое ей где-то добыла Аделаида. Волосы ее были убраны наверх, и только несколько локонов спускались ей на шею и виски. Кендрику нетерпелось распустить ее волосы, запустив в них пальцы. Милая, нежная Женевьева.

Когда ему дозволено было ее поцеловать, он так и сделал, но это был не тот страстный поцелуй, которым ему хотелось ее одарить. Она держалась прямо и холодно, как каменная. Может, на ней так сказалась брачная лихорадка. Он, наверное, тоже так бы себя чувствовал, если бы не страстное желание жениться на ней во что бы то ни стало. Женевьева была другой. Он понимал, что заставляет ее нервничать, но не знал, как помочь ей побороть эти страхи. Если бы их женитьба была чем-то большим, чем просто подпись под свадебным контрактом, им пришлось бы сблизиться. И хотя сама мысль об этом заставляла пылать огнем все стратегические части его тела, она же вызывала у Женевьевы панический ужас.

Терпение, Сикерк. Только терпением ты добьешься того, что она поверит, что ты можешь доставить ей удовольствие. Он был очень терпеливым мужчиной. Он ждал ее семь столетий. Что значат для него каких-то жалких пару дней?

Он держал в своих руках ледяную ладонь невесты и старался ее согреть. Совершенно напрасно. Она выглядела перепуганной, как молодая кобылка в конюшне, полной похотливых жеребцов. Как будто он собирался на нее тут же наброситься!

Терпение. Это все, в чем он нуждается.

После обеда Кендрик постарался поскорее выставить всех из замка. Уорсингтон был уверен, что без него Кендрик и Женевьева будут голодать, поэтому он поручил Аделаиде каждый день проверять их самочувствие. Старый слуга собирался совершить круиз на греческие острова, и обещал звонить из каждого порта. Кендрик посоветовал ему не утруждать себя.

Ройс с радостью ожидал возможности погостить у Аделаиды недельку-две в надежде быть представленным всем местным незамужним девицам. Поэтому он первым покинул замок. Назир, с другой стороны, вовсе не хотел уходить. Перспектива погостить у миссис Аделаиды вовсе его не прельщала. Он был твердо уверен, что женщины только ждут случая, чтобы его отравить. Кендрик подавил смешок, наблюдая за тем, как его бравый сарацин и миссис Аделаида меряют друг груза глазами. Он искренне надеялся, что она застраховала свой магазинчик. Было совершенно невозможно предугадать, какой фортель мог выкинуть Назир.

Лорд Сикерк на пороге большого зала прощался с гостями. Он закатил глаза, когда увидел, как Назир бросил Женевьеве последний умоляющий взгляд через заднее окошко автомобиля.

— Сколько бы детей у нас ни было, можно с уверенностью к ним добавить еще одного, — проворчал он.

— Назир тебя обожает.

— Вовсе нет. Это ты ему нравишься. Он думает, что может обернуть тебя вокруг пальца. Если ему чего-то хочется, он тут же начинает давить на слабое звено в семье.

— Слабое звено? Звучит не по-средневековому, милорд!

— Тебе нужно средневековье? Ты бы так и сказала!

Без предупреждения он перекинул ее через плечо и вернулся в дом, остановившись только за тем, чтобы запереть за собой дверь.

— Кендрик, меня сейчас стошнит прямо на тебя!

Он быстро подхватил ее на руки.

— У тебя слишком нежный желудок, дорогая.

— Я умираю с голоду. Мы вообще-то ели сегодня хоть что-нибудь?

Он улыбнулся, поднимаясь по лестнице.

— Давай переоденемся, а потом вернемся на кухню и плотно поужинаем.

Прекрасно, Сикерк. Отвлекай ее внимание мыслями о еде. Чем меньше она будет думать о том, что будет дальше, тем лучше.

Когда они вошли в спальню, Женевьева тут же юркнула в ванную. Кендрик снял свое средневековое одеяние, которое было специально для свадьбы вычищено и заштопано, и натянул свои любимые домашние рейтузы. Он привык к виду своих голых стоп, и потом всегда можно было надеть носки.

Он ждал, когда Женевьева выйдет из ванной. Потом прислушался в надежде услышать шум льющейся воды. Что она там делает? Он подождал еще четверть часа, меряя шагами спальню туда и обратно. Наконец, подошел к двери и спросил:

— Джен?

— Уже выхожу, — слабым голосом отозвалась она.

Она тут же включила воду, и он услышал плеск воды.

— Джен, можно мне войти?

— Конечно, — ответила она срывающимся голосом.

Кендрик быстро открыл дверь и тут же увидел ее белое, как полотно, лицо. Черт, почему ему никогда не приходило в голову соблазнить девственницу? Тогда сейчас ему намного легче было бы справиться с этой задачей.

Он оставил дверь открытой и приблизился к Женевьеве. Нет смысла делать вид, что она загнана в тупик. Он остановился перед ней и протянул ей руку.

— Иди ко мне, жена, — спокойным тоном сказал он. — Мне кажется, ты замерзла.

Она подала ему руку с энтузиазмом женщины, которая копается на свалке в надежде найти потерявшуюся серьгу. Именно такой взгляд был у нее неделю назад, когда она на кухне пыталась отыскать свою пропажу. Он постарался не показать, как глубоко она ранит его чувства.

Он осторожно привлек ее к себе и судорожно сжал челюсти, когда она дотронулась холодными пальцами его голой спины. Боже правый, да она могла состязаться в этом с ледяными кубиками для мороженого!

— Женевьева, — прошептал он, — я тебя не обижу.

Она кивнула, судорожно дернув головой.

— Милая, прошу тебя, успокойся.

Он заглянул ей в глаза и подарил свою самую очаровательную улыбку, показав при этом ямочку на щеке. Он об этом прекрасно знал, потому что большую часть своей юности провел у серебряного зеркала, упражняясь в умении очаровывать прекрасных дам.

На его жену это не произвело совершенно никакого впечатления.

Он тяжело вздохнул и подхватил ее на руки. Когда слова бессильны, приходится действовать. Он отнес ее на кровать и растянулся возле нее. Она тут же села, готовая сорваться в любую минуту.

— Женевьева…

— Я что-то забыла.

— Ты ничего не забыла. Иди сюда. — Он потянул ее назад. — Не двигайся, — приказал он, подтягивая вверх одеяло. Укрыв их обоих, он притянул ее к себе. — Женевьева, ради всех святых, я не собираюсь брать тебя силой. Давай я тебя согрею, и мы поговорим о чем-нибудь другом.

Ее дрожь только усилилась.

— О чем другом?

Кендрик раздраженно вздохнул.

— Господи боже, о еде, например!

Она начала плакать.

Он начал про себя ругаться.

— Женевьева, ради всех святых, возьми себя в руки!

— Я не могу этого сделать, — рыдала она. — Кендрик, я просто еще не готова.

— Мы не обязаны…

— Прости м-меня, — заливалась она слезами. — Я думала, что с-смогу. П-правда.

Кендрик прижал ее еще ближе, но это только ухудшило ее состояние. Господи всемогущий, это ранило его в самое сердце! Она должна была чувствовать себя в абсолютной безопасности в его объятиях. Вместо этого они ее пугали до ужаса.

Он медленно выпустил ее из рук и не остановил, когда она отвернулась от него. Ее слезы, казалось, жгли ему душу, потому что он знал, что он — источник этих слез.

Он долго еще прислушивался к ее всхлипываниям. Потом долго лежал без движения, когда она, изнеможенная, провалилась в глубокий сон.

Терпение? Он горько усмехнулся. Да он понятия не имел, что это такое. Он слишком торопился со свадьбой, чтобы дать им время привыкнуть к переменам в их жизни. Да, и ему не терпелось затащить ее в постель. Сказать по правде, ему и сейчас этого страсть как хотелось. Его тело требовало к себе внимания, напоминая о том, какое наслаждение несут с собой телесные удовольствия. А заниматься любовью с Женевьевой? Ах, эта мысль его просто убивала. Почувствовать рядом ее обнаженное тело, тонкие пальцы в своих волосах… Слышать ее тихие страстные стоны, слова любви, которые она прошепчет ему на ухо. Представлять все это, когда она всего лишь в пару дюймах от него, было настоящей пыткой!

Но он сам был виноват. Ему бы дать ей время привыкнуть. Ведь он знал, как у нее мало опыта в общении с мужчинами. Да, раньше она его принимала намного радостней, но ведь он был в ту пору чуть более реальным, чем сама мечта о рыцаре в сияющих доспехах. А теперь? Сейчас он был из плоти и крови, сгусток страстей и желаний, которых она не понимала и боялась. Вместо того чтобы думать головой, он думал совсем другой частью тела, подгоняя ее со свадебной церемонией, которая не принесла ей радости, к свадебной ночи, которая явно ее пугала. И вот теперь она лежит рядом с ним, измученная слезами.

Ты достоин презрения, Сикерк, — пришел он к выводу.

Он подождал рассвета, затем осторожно встал и собрал свои вещи. Если повезет, Женевьева встанет поздно и только тогда обнаружит, что он покинул замок.

Если ей нужно время, она его получит.