Лейка

В окно щедро лился утренний свет, в косых лучах низкого солнца плясали пылинки. Обманчиво теплого, осеннего. Кожаный белый диван холодил спину даже сквозь свитер, спать не хотелось, но бессонная ночь тяжелой мутью туманила голову. Уютно пахло свежим кофе. Марьяна чудесно его варит, и подает обычно в крохотных прозрачных чашечках с золотыми ободками, мне же принесла в большой кружке. Помнит… Обжигающую горечь с едва ощутимым привкусом корицы цедить по глотку одно удовольствие.

Я позвонила Паше ни свет, ни заря. Сказала, что встречалась с Хранителем, а еще хочу обсудить, как помочь Соне. Он немного помолчал и предложил приехать к нему. В офис. За четыре года тут совершенно ничего не изменилось. Те же безликие папки-близнецы и номера банковских журналов, отсвечивающие нетронутым глянцем, та же награда в рамочке «За лучшее банковское премиальное обслуживание года», и тот же хозяин, распекающий сейчас кого-то по телефону жутко начальственным тоном.

Паша откинулся на спинку кресла, наконец положил трубку и устало потер лоб. Все заранее заготовленные, тщательно подобранные слова разом вылетели из головы, оторвать взгляд от кружки не получалось. Будто приклеился.

С тихим шуршанием отодвинулось кресло, раздались шаги. На прозрачный столик упал край тени. Так, надо срочно брать себя в руки! Пока еще кто-нибудь не позвонил, или не заявился. Я подняла глаза. Паша стоял у дивана, небрежно склонив голову набок, и излучал ту абсолютную уверенность, которая блестяще удавалась ему всегда, независимо от обстоятельств.

– Давай по порядку, – сказал он, уже без властных интонаций, и сел ко мне на диван. Вроде бы рядом, но совсем не близко.

Я отставила кружку на блюдце. Глухой стук в тишине кабинета показался неожиданно громким.

– Я была в первородном мире… опять.

Паша удивленно приподнял бровь, но промолчал.

– В этот раз я видела… То есть, Вестник показал мне. Она показала. Свою смерть, и многое, что было до того, даже кое-что из детства.

Накатила тревога, словно я снова стояла у костра, а под ногами струилась густая непроглядная тьма. Черт!

– Погоди, – нахмурился Паша. – Хочешь сказать, миры хранят часть их сознания? С воспоминаниями?

Я кивнула. Понял… Даже так понял.

– Что ж, логично, – обронил он. – Вестник создает мир своей энергией, посмертно. Должно остаться что-то еще, кроме последних минут жизни.

Частичка разума? Душа? Думать об этом не хотелось. И знать тоже. С Артемом такого не случится. Никогда!

– Что именно ты видела? – спросил Паша с терпеливым ожиданием, сквозь которое отчетливо просвечивало беспокойство.

Да я двух слов сейчас связать не могу, где уж тут детально пересказать вчерашнее, ничего не упустив. Впрочем…

– Я покажу…

Он заинтересованно хмыкнул, стопроцентный отклик послужил согласием. Глубокий вдох, вспышки чужих воспоминаний. Перенаправленный поток, общие, хлынувшие в сознание картинки, одни на двоих. Рассказанная сотни раз дедом старинная легенда, чувство неправильного жара в тех людях, который так необходимо погасить, темный зал пещеры заброшенного города. Боль, раскаленный энергией воздух, холод металла… Я пережила это снова. Но теперь не одна.

Его ладонь лежала поверх моей, осторожно, почти невесомо. Лавина образов иссякла, на столе едва слышно заливался телефон. Прикосновение становилось ощутимее, неуловимо теплело. Паша убрал руку и отошел к окну. В солнечном свете его рубашка показалась ослепительно белой, но немного мятой, наметившаяся щетина выглядела непривычно. Коротко остриженные волосы блестели влагой, будто их недавно в спешке пригладили в туалете. Домой-то вчера вообще заезжал? Телефон стих, напоследок мигнув экраном. Я торопливо схватила кружку и допила оставшийся глоток кофе.

– Ты понимаешь, что это значит? – сосредоточенно спросил Паша.

– Не все, – призналась я, разглядывая кофейную гущу на дне. – Неясно куда делась их шестая. И почему Вестники раньше были девочками.

– Вывод неверный, – он покачал головой. Конечно. Одному вопросы задаю не те, другому ответы не нравятся. – В любом мире можно провернуть подобное. Пообщаться с погибшим Вестником, вытащить историю его жизни, покопаться в причинах смерти. Были бы силы. Это открывает интересные возможности… Соня ведь говорила тебе, зачем ее вернули?

Вчера в сквере Паша не мог не заметить, что Аните я на этот счет солгала. Но с ним нет смысла темнить.

– Ее отпустят, если выполнит условие. Проверит что-то в верхних мирах.

– Это связано с Вестниками. А ты в курсе, для чего их ищут.

Что?! Он это серьезно?..

– Лейка, вдумайся! Что еще можно проверять в мирах? – рассердился Паша. Наши взгляды встретились, стало ясно – серьезно. Серьезнее некуда. – Соня их выучила вдоль и поперек. А вот если связаться с почившими Вестниками, в перспективе можно многое о них разузнать. Больше известно о враге – проще разыскать.

Внутри разлился холод. Такой, что не спасали ни выпитый кофе, ни проникающее сквозь стекло солнце.

– Ты ошибаешься, – голос предательски дрогнул. Я замерзла, просто замерзла… – Это разборки бессмертных. Один из них использует Соню, чтобы вычислить, кто из остальных четверых творит некое непотребство.

– Разногласия в коллективе, – задумчиво протянул Паша. – Это хорошо. Потому что они касаются Вестников. Но при любом раскладе Соня не на нашей стороне.

– У нее нет выбора!

– А если у тебя будет? Между ней и Артемом?

Желудок сжался в тугой комок, вытесняя кофе.

– Нет, – я с усилием сглотнула, выдержала пристальный, требующий ответа взгляд. – Она никогда не заставляла меня выбирать.

Паша пожал плечами и отвернулся к окну.

– Давай не будем забегать вперед, – тихо, но твердо сказала я. – Сейчас надо помочь Соне. У нее условия от одного из пятерки, которые нельзя не выполнить, а теперь еще и Совет на хвосте.

Паша дослушал с напряженным вниманием, не отрываясь от окна, даже со спины излучая уверенность в своей правоте.

– Лейка, она просила тебя о помощи?

– Нет…

– Вот и не лезь. Лучшее, что мы можем сделать – это ничего. Запомни. Ни-че-го. Не зная всех условий, можно только помешать. Уж кто, а Соня точно нигде не пропадет. Сейчас у нее дар с супербонусами, денег хватит на месяц вперед. Попросит нас о чем-нибудь, тогда и обсудим.

– Может быть поздно. А я не хочу, очень не хочу опять ее потерять.

– Есть вещи, на которые ты не можешь повлиять, – отрезал Паша, всматриваясь в раскинувшийся с высоты одиннадцатого этажа город. – Она взрослая девочка. Сама в состоянии принимать решения. – Он медленно обернулся. – И сталкиваться с последствиями того, что сделала.

Я выдохнула, пытаясь разрядить невыносимо плотный воздух. В приемной дробно процокали каблуки, дверь бухнула о стену, и в кабинет влетела Кира с совершенно круглыми глазами. Марьяна как ни в чем не бывало продолжала печатать на компьютере, Паша и бровью не повел. Привыкли…

– У вас проблема, – объявила Кира. Плотно закрыла дверь и плюхнулась на диван. – Хотя, учитывая, что создала ее я, можно сказать, что у нас.

Я замерла, боясь даже гадать, что сейчас услышу. Паша сложил руки на груди, напряжение в кабинете настойчивым тонким звоном заскреблось в уши.

– Соней интересуется полиция, – выпалила Кира.

Час от часу не легче. Совет натравил? Нет, им огласка не нужна.

– Почему? – выдавила я, предчувствуя самый паршивый из вариантов. – И при чем тут ты?

– Да фигня полная… – Она поерзала на диване. – Вчера допоздна Рома какие-то записи на ноуте гонял, один кусок перематывал сто раз. Мне любопытно стало, что там. Подошла сзади, гляжу – а он Соню рассматривает. Ну, я ляпнула это… Вслух…

– А только потом уточнила, что за записи, – угрюмо закончил Паша, – и с чьих камер.

– Да откуда я знала? – взвилась та, но голос был виноватый. – Про ее вчерашние подвиги была ни слухом, ни духом, а Рома – терроризм…

Слово острым клином вбилось в сознание. Терроризм – это серьезно… Анита упоминала, что по официальной версии в здании якобы распылили некий газ. И полиция тогда приезжала разбираться. Черт!

– Сбой в работе сарафанного радио? – съязвил Паша. – Ты – и не знала. Теряешь хватку!

– Что сказал Саутин? – перебила я. – Выкладывай подробнее!

– Ну-у… – Кира поправила очки. – Я пыталась отмазаться, что ошиблась и, наверное, это не Соня. Не прокатило. Рома намертво вцепился, вспомнил, что это я ее в клинику устроила, завалил вопросами. В общем, она под подозрением, не найдет ее для разговора, может вызвать тебя. Ты последние полгода счета из клиники оплачивала.

Я откинулась на спинку дивана, помассировала виски. Ладно, все не так уж скверно. Ну, была Соня в офисе в тот момент. Что с того? Много кто был.

– Что за утро… – Паша смерил Киру фирменным уничижительным взглядом. – То идиоты, которые делают косячную рассылку по вип-клиентам в пятницу на ночь глядя, то ты.

– Какой начальник, такое и утро, – фыркнула Кира, приняв оборонительную позу. – Надо вовремя информировать причастных лиц. Во избежание подобной хрени! Мог рассказать мне вчера про Соню. А я что от тебя весь вечер выслушивала? Шарики над аркой повесили некорпоративного цвета. О! Проблема проблем! Да чтоб их всех полопало!

Я вновь уставилась на кружку, испытав легкий укол зависти. Никогда не умела ему в том же духе отвечать.

– Не нервничай так, – Паша заботливо уставился на плоский Кирин живот. – Вредно ведь. Может, хочешь в декрет пораньше?

– Достал, – закатила глаза Кира. – Сейчас прямо тут рожу. Вот на этом диване!

– И все равно его не получишь.

– Жлоб!

Начинается… Вмешиваться бесполезно, пережидать – тем более. За три месяца прочно выучила – их перепалки могут длиться вечно. Подозреваю, что обоим это просто нравится! Забрав кружку с блюдцем, я поднялась с дивана и шагнула к выходу. Само собой, никто не обратил на меня внимания.

– Да он в твой кабинет не влезет! – ухмыльнулся Паша.

– Конечно, – радостно ответила Кира. – Но я согласна поменяться!

– Может, тебе еще бассейн поставить сюда? С надувными уточками! Я прослежу, чтобы они были корпоративного цвета.

Я прикрыла за собой дверь, крики слегка приглушило. Каждый раз одно и то же… Детский сад! Марьяна понимающе улыбнулась, забрала у меня посуду и заварила еще кофе. Уютно устроившись в кресле, я прикрыла глаза и медленно пила ароматную горечь. Согреваясь, успокаиваясь… Что толку в панике бегать кругами? Соне от этого помощи никакой. Лучше свяжусь с Анитой, выясню, что говорить полиции. Замять эту историю в интересах Совета, должна помочь.

Кружка во второй раз опустела, за дверью кабинета все стихло, воздух перестал сочиться искрами гнева. Марьяна моментально уткнулась в монитор, в приемную вылетела Кира. Как ни странно, без дивана.

– Лейка, прости, – прошептала она совершенно искренне. – Не ожидала, что так с Соней выйдет. Ступила по-страшному, да…

– Ничего, – улыбнулась я, вертя в руках еле теплую кружку. – Рома все равно бы ею заинтересовался. И сам позже выяснил имя. А сейчас я хоть заранее предупреждена.

– Буду следить, чтобы не усердствовал, – с облегчением пообещала Кира.

Цапнула со стола Марьяны вазу с булочками и умчалась с бодрым цокотом. Та проводила ее взглядом, невозмутимо вытащила из шкафчика точно такую же вазу и поставила взамен похищенной. Вот уж где точно отработанный ритуал…

Из кабинета доносился Пашин голос, вкрадчивый и предельно вежливый. Уверенный тон, короткие паузы. Видимо, клиент. Я поставила кружку на стол, глубоко вдохнула, надеясь уловить почти рассеявшийся кофейный аромат. Ничего не делать, значит… Постараюсь. Вдруг Паша не ошибся? И в итоге все будет хорошо.

Дома меня ждал только что проснувшийся Артем и сваренная Ниной каша, очень полезная для здоровья. Остывшая, серая, монолитная. В раковине сиротливо жались друг к другу две тарелки с ее почти нетронутыми останками, зато вишневый пирог загадочным образом испарился из холодильника вместе с блюдом, а на столе валялся облепленный крошками нож. Из Арининой комнаты доносилось многоголосое сытое ржание, бухала музыка. Нина в прихожей договаривалась с кем-то встретиться в кафе, Артем тихо стоял за моей спиной, и голод в нем боролся с ужасом. Ясно. Здоровья в этой семье никто не хочет. Особенно такого… липкого. Через полчаса рыжий сорванец уплетал омлет с помидорами, а я рассказывала ему о Нири и о том, как она управляла своей силой.

– Круть, – Артем завистливо вздохнул и отодвинул опустевшую тарелку. – Лейка, ты не видела, на чем тренировалась Нири?

– Нет, – я собрала грязную посуду и пошла к раковине, – но точно не на соседях. И рыб в аквариуме не глушила!

– Хм… – он хитро улыбнулся, ковыряя пальцем стол. – А у нее репетиторы по немецкому были?

С хохотом увернулся от тряпки и умчался на занятия. Шутник!

Полезная для здоровья кашка намертво присохла к тарелкам, не поддаваясь ни губке, ни ногтям, ни металлической мочалке. Осталось попробовать разве что жидкость для снятия лака. Что Нина туда сыпанула? И где взяла этот рецепт? В магазине стройматериалов?

Кончики пальцев щипало, пахло мятой и лимоном, на полотенце росла кучка чистой посуды. Я пристроила последнюю тарелку и вытерла руки, поглядывая в сторону кастрюли с остатками завтрака. Нет, пусть Нина сама думает, что с ним делать. Вдруг решит вечером доесть? В Арининой комнате смолкла музыка, шумная толпа с топотом проскакала по лестнице и высыпалась на улицу, хлопнув дверью. В наступившей тишине стало слышно, как в прихожей придушенно звенит телефон, забытый в кармане. Ой… На экране высветились пять пропущенных вызовов со смутно знакомого номера и сообщение с просьбой приехать и ответить на несколько вопросов по поводу Софии Максимовой. В три часа. С уважением, Роман Саутин. Вот как… Скупо, вежливо, официально. Одно радует – значит, Соню они пока не нашли. Я с облегчением выдохнула и набрала Аниту.

Гудки… Гудки…

– Лера? – наконец-то отозвались на том конце провода, – что-то случилось?

– Надо поговорить. Срочно.

– Встретимся через час, пиши адрес.

Такси довезло меня до стилизованного под парусник полупустого кафе на набережной недалеко от офиса Совета. В запасе оставалось еще двадцать минут, я не спеша пошла вдоль парапета, стараясь не думать ни о чем. Сквозь низко нависшие свинцовые тучи пробивалось солнце, рассыпаясь бликами по воде. Темной, бездонной, даже на вид ледяной. Было тихо, спокойно и из людей почти никого. Не заметила, как добрела до сквера. На одной из скамеек за облетевшими кустами сидело трое: Анита, женщина средних лет в тюрбане из шерстяного платка и брюнет с бакенбардами и наглухо заколоченным энергетическим барьером. Тот самый, которого старушка побила. Многовато их тут с иммунитетом. Видимо, Совет укомплектовал российский филиал по полной программе. Похоже, Соня права в своих подозрениях, и они действительно явились в Россию неспроста.

Я развернулась и быстро зашагала обратно. Нырнув в кафе, заняла угловой столик возле окна, повесила плащ на спинку стула и открыла цветное глянцевое меню.

– Здесь чудесные пирожные, – раздался над ухом радостный Анитин голос. – Как у вас говорят, пальчики оближешь?

– Да, – отозвалась я, – но лучше вымыть…

– Вот самое вкусное! – Розовый ноготок в блестках пробежался по строчкам меню и ткнул в одну из фотографий. Там красовался слоеный монстр, утонувший в креме. – Внутри клубничный джем… М-м-м…

Еще и джем. Ужас. Боюсь даже представить, что будет, если съесть это на голодный желудок. Анита плюхнулась на соседний стул и с ходу сделала заказ возникшей рядом официантке. Потом обе вопросительно уставились на меня.

– Ничего, спасибо, – выдавила я. Положила меню на стол и добавила: – Недавно позавтракала.

Через пару минут на столе стояли молочный коктейль и блюдце с огромным пирожным, Анита довольно жмурилась, с наслаждением слизывая с ложки гору крема. Пышный белый бант на ее макушке напоминал шапку взбитых сливок. Я отвернулась к окну. В голове упорно крутилась наша прошлая встреча, распадаясь на отдельные, не дающие покоя фразы, с каждой секундой становилось все неуютнее. Хотелось уже просто сбежать.

– Не передумала? – сыто выдохнула Анита, и я вздрогнула.

О чем это она? А, пирожное. Невероятно! В нее все влезло.

– Меня в полицию вызвали. Через два часа нужно быть у следователя. Насчет Сони. Думаю, это по поводу… вчерашнего.

Анита медленно отпила коктейль и осторожно поставила бокал обратно на стол.

– Ага, – произнесла она без каких-либо детских интонаций и выпрямилась. – Записи с камеры взяли и проверяют людей. Быстро они ее имя узнали!

Я промолчала. Хватит Кире одного Паши, тот и без помощи Совета заклюет.

– Делай вот что, – Анита сцепила пальцы в замок, – говори, что отправила Соню в наш фонд, поскольку у нас есть программа помощи пациентам со сложно диагностируемыми психическими расстройствами. Случай у нее именно такой, подходит идеально. Договорились мы, или нет – ты не в курсе, и лезть в это не хочешь. У подруги характер нелюдимый, на излишнюю заботу реагирует нервно. И раньше бывало, что пропадала на пару дней – то загулы, то в одиночестве подумать. Потому ты и не бегаешь за ней по пятам. Главное, ничего не придумывай и не изображай – ни недоумение, ни спокойствие, ни рассеянность. Актриса из тебя так себе.

Да уж…

– Ни в коем случае не защищай ее, – добавила она. – Ты вообще не знаешь, что там было. Понятно?

– Вполне, – пробормотала я, надеясь, что последнее все еще относилось к походу в полицию.

Что ж, раз у нас такой откровенный разговор, и Анита не прячется за маской милой девочки, стоит попробовать выяснить то, что меня мучает…

– Помнишь нашу первую встречу, – начала издалека. – Весной, в аэропорту…

– Помню.

– Мы обсуждали убийства клиентов Киры. Ты рассказывала, что это может быть некий ритуал. Обмен энергией между Потоком и реальностью, получение особенных способностей.

Анита молча кивнула.

– Откуда взялась эта информация?

– У Совета полно архивов. Сотни лет все из ряда вон выходящие случаи фиксируются и изучаются. Можно сделать выводы.

– Что за случаи? – Я облизала пересохшие губы. – Кто-то уже эти способности получал?

– Лера, – она покачала головой, – реши, чего ты хочешь. Действительно разобраться в происходящем или подругу выгородить.

Жаль, что не заказала кофе. Уткнуться бы в него сейчас…

– Ты волнуешься за Соню, – сказала Анита, просто констатируя факт, – а я за тех, кто вокруг нее.

За окном резко потемнело. Ветер трепал деревья, гнал листья по асфальту. Будет дождь.

– Та медсестра из клиники, – донеслось словно сквозь вату. – Наша работница из фонда, около пяти десятков пострадавших в офисе. Что дальше, Лера? Среди взятых в ментальные заложники могли оказаться дети. Ты готова и это оправдывать?

Пусть она замолчит. Пожалуйста… Я на секунду зажмурилась, пытаясь избавиться от непрошенных сомнений. Повернулась и на выдохе произнесла:

– Надеюсь, Соня быстро разберется со своими проблемами. И все выяснится.

– Надейся, что за это время она еще кого-нибудь не лишит рассудка.

Взгляд у нее был жесткий и колючий. Глаза в глаза, без намека на компромисс. Слов не было. Да и о чем тут говорить? Анита подтянула к себе бокал с осевшей сливочной пеной, отпила. Я встала, накинула плащ.

– Если что – звони, – донеслось в спину.

Я кивнула и вышла на улицу. В лицо рывками бил ветер, на черной ряби воды качались желтые листья. Холодно. За тучами и не определишь, где же оно – солнце… Нет, нельзя раскисать. Впереди встреча с Романом, и от меня отчасти зависит, станут ли Соню искать дальше. Обязана справиться… И справлюсь. Другого варианта нет.

По опустевшей набережной ветер гнал растрепанный пакет чипсов, следом бежал взъерошенный поджарый голубь, на ходу склевывая разлетающиеся крошки. Навстречу, взявшись за руки, брела парочка. Одинаково счастливо-бессмысленные лица, рыжие всполохи счастья над головой. У выхода из сквера все так же сидела женщина в тюрбане из платка. Та самая, что была с Анитой. Она отрешенно смотрела в одну точку – прямо перед собой, и теребила ремень изрядно потертой сумки. Толком не зная зачем, я подошла к ней и присела на край скамейки.

Женщина повернулась, удивленно моргнула.

– Лерочка?

Она меня знает? Откуда?..

– Ты меня и не помнишь, наверное, – вздохнула та. – Когда уж это было. Ты изменилась… Повзрослела. А я мать Стасика, Вера Петровна.

Я выдавила улыбку. Никакие Стасики упорно не вспоминались.

– Вы часто все вместе пропадали, – Вера откинулась на спинку скамейки и прикрыла глаза, – в этом вашем клубе, или центре.

Стас… Точно! Из предыдущей группы, курсом старше. Белозубый, веселый, пел под гитару, катал Соню на мотоцикле и мастерски подделывал голос Вениамина, по телефону не отличишь. Постоянно всех разыгрывал. Накануне совершеннолетия попался в ловушку. Первый, кого я знала лично. Сколько их потом было…

– В центре, – отозвалась я осторожно, – психологическом.

– Ага, в нем. В те годы счастливая ходила, думала – психолог будет! А то мотоциклы, да мотоциклы. Шлем надеть не заставишь, жаловался, что ощущения не те. Боялась, разобьется… А в итоге…

Она замолчала, уставилась на покрытые тонкими морщинками руки.

– Мне очень жаль, – тихо сказала я.

Тогда, помню, ревела. А теперь как-то притупилось. Все же больше десяти лет прошло.

– Выкарабкается, – с упрямой надеждой произнесла Вера. – Не везло нам просто. Диагноз никто из врачей поставить не смог, не то что вылечить… А тут программа экспериментальная. И клиника, говорят, хорошая.

– Какая клиника? – спросила я, предчувствуя неладное. Сочетание «программы» и «непоставленного диагноза» говорило само за себя.

– Фонд заграничный, – Вера кивнула в сторону злосчастного офиса Совета, – изучает тяжелые случаи психических заболеваний. Нам повезло – предложили Стасика в свою клинику забрать. Бесплатно! Теперь он точно поправится.

Приплыли… Я глубоко вдохнула, на макушку капнуло. Раз, второй, третий. Над рекой повисла легкая дымка, по набережной забарабанил дождь. Я вытащила зонт, укрыв нас обеих. Вера задумчиво размазывала капли по растрескавшейся коже старой сумки. Эксперименты, клиники… Безнравственно это – давать ложную надежду. Не поправится ее Стасик. Никогда. Попавшие в ловушку все равно что мертвы, их сознание поглощено, и вернуть его невозможно. Я накрыла ее холодную ладонь своей и сказала:

– Идемте, Вера Петровна. Я провожу вас до метро. Дождь же, промокнете.

Вера оторвалась от своего занятия и подняла голову.

– Дождь? И правда, – она благодарно посмотрела на меня. – Спасибо, Лерочка.

Ветер трепал полы плаща, задувал под зонт холодные брызги. Я аккуратно обходила разлившиеся по асфальту лужи, Вера шла рядом, держа меня под руку. Редкие прохожие обгоняли, бежали вперед, прикрывая от ливня головы – кто зонтом, кто пакетом, кто распахнутым журналом. У перехода с красной буквой «М» толпился народ, виски мгновенно сдавило, перед глазами поплыли крупные пузыри, такие же, как в лужах.

– Вы заходите к нам, – Вера светло улыбнулась, – когда Стасика выпишут. Он будет рад…

Развернулась и исчезла за стеклянными дверями.

Мой персональный ад длился четыре бесконечных года, Верин – уже больше десяти. Может ей сейчас и нужна именно надежда, пусть даже ложная. Вот только Совету это зачем? Зачем им одаренные, в которых давно нет жизни, напоминающие овощи? Вспомнился другой рассказ. О том, как в испанской клинике во время визита Марии очнулся кто-то из попавших в ловушку, на несколько секунд. Был энергетический всплеск чудовищной силы, психи по соседству еще сильнее с ума посходили. Совет тогда влепил ей предупреждение и этот случай замял. Вроде и не заинтересовался вовсе. Или для них подобное не новость?

Дождь поливал ставший бесцветным город, смывал следы бабьего лета. За его мутной пеленой на набережной угадывался контур одинокого такси. Очень кстати – зонт уже не спасал, в туфлях противно хлюпало, и до встречи со следователем оставалось всего полчаса. В машине было сухо и тепло, шуршал кондиционер, негромко бубнило радио. Новости? Глядя сквозь запотевшее стекло на прилипший снаружи желтый лист, я внимательно прослушала все, даже прогноз погоды. Про вчерашний инцидент в благотворительном фонде «Идеальный мир» упомянули вскользь, как о пьяной выходке идиота, распылившего в здании усыпляющий газ. Пострадавших нет, стараниями доблестной полиции доморощенный химик находится уже в паре шагов от тюрьмы. Надеюсь, они не Соню имели в виду…

Интересно, кто запустил в прессу эту легенду? Совет точно знает, в чем дело, а у следствия, по словам Киры, совсем другая рабочая версия. Но в любом случае чем меньше шума и паники, тем лучше.

У кабинета следователя Романа Саутина я притормозила и отдышалась. Коленки подгибались, очень хотелось развернуться и уйти. Почему кто-то живет спокойно, за всю жизнь даже не узнав, где находится это здание, а я за несколько месяцев умудрилась оказаться здесь второй раз?! Хожу, как на работу, скоро постоянный пропуск выдадут. Пора бы привыкнуть и не волноваться. Я подняла руку, постучала в массивную дверь и почти сразу зашла внутрь.

Негромко гудел принтер, выплевывая распечатки, на подоконнике отсвечивал запотевшим боком электрочайник. Рядом исходил паром крепкий, только что заваренный в граненом стакане с металлическим подстаканником чай. Пахнуло чем-то родным, знакомым. Из детства… Странным образом успокаиваясь, я села и осмотрелась. Серо-зеленые стены, сейф с кнопочками, словно от домофона. Кодексы в потрепанных обложках, бумажные папки с завязками, старый портрет над столом. Не помню, чтобы видела его в прошлый раз. Тогда я считала себя случайным свидетелем, не подозревала, что убитый в библиотеке Зорьевых человек – клиент Киры и Паши, жертва маньяка, третья по счету. Отвечала подробно, стараясь помочь следствию и не боясь испортить что-либо неосторожным словом. Сегодня у меня другая задача… Я поежилась. Смутно знакомый мужчина с бородкой и усами недоверчиво щурился с холста, словно догадывался, что я буду лгать. Ох… Ну, хватит. Это не ложь, а строго дозированная правда. Я оторвалась, наконец, от портрета, и только заметила, что хозяин кабинета за мной внимательно наблюдает. Стакан с чаем исчез с подоконника, распечатки аккуратной кучкой лежали на столе. Принтер смолк, в наступившей тишине стало слышно, как по окнам барабанит дождь. Роман плюхнул перед собой потертый блокнот на пружинке, и началось…

Вопросы сыпались один за другим. Кем мне приходится София Максимова, когда я ее видела в последний раз, знаю ли я, что она делала в офисе «Идеального мира», и где может находиться сейчас. Я отвечала медленно, тщательно взвешивая каждое слово и ни на шаг не отступая от версии Аниты – так меньше шансов запутаться или сболтнуть лишнее. Саутин сосредоточенно слушал и иногда что-то записывал в тот самый блокнот, игнорируя включенный компьютер.

– Значит, где София, вам неизвестно, – уточнил он ничего не выражающим тоном.

– Неизвестно.

– К кому, в случае необходимости, она может обратиться за помощью?

– Только ко мне.

– Вы не назвали Киру, которая больше трех лет оплачивала ее лечение.

– Они не дружили, – вздохнула я. – Кира помогала мне, а не Соне.

– Поправьте, если я ошибусь, – Роман пододвинул поближе блокнот, ручка заскользила по убористым строчкам. – Ваша близкая подруга всего несколько дней назад пришла в себя после четырехлетнего лечения в психиатрической клинике. Находилась в офисе благотворительного фонда во время инцидента, когда посетители массово потеряли сознание, некоторые до сих пор не очнулись. Сразу после этого пропала – дома не появляется, трубку не берет, каким-либо другим способом на связь не выходит. Вы же никаких попыток ее найти не предпринимаете и совершенно не проявляете беспокойства…

В таком пересказе звучало чудовищно… Я оттянула край рукава, уставилась на него, не моргая.

– Отсюда вывод, – Саутин скрипнул стулом. – Либо вы точно знаете, где она, и препятствуете следствию, либо…

– Я беспокоюсь… очень, – перебила я. Слова царапали горло, выталкивались с хрипом. – И прежде беспокоилась. Но это Соня, и ее обычное поведение. Да, моей подруги четыре года не было. Я рада, что она поправилась. И что ведет себя как всегда. По крайней мере, я ее узнаю.

Поднять взгляд было сложно, глаза щипало. Казалось, до слез – один взмах ресниц. И нет, ничего. Лишь это дурацкое жжение. Роман сидел с непроницаемым лицом, но его недоверчивость сменялась смутным пониманием.

– Откуда София узнала про фонд и их деятельность?

Ох… Это мы с Анитой не обговаривали. Впрочем…

– От меня, – честно призналась я. Правда, речь шла о российском филиале Совета. – Я говорила с Анитой про Соню, и даже приводила ее в больницу. Анита согласилась помочь.

– Как вы познакомились с Анной Верт?

Черт! Кто тянул меня за язык? Попробуй найди нормальную причину связи одаренных с Советом.

– В аэропорту. Ее встречали Павел Левицкий и Кира, я приехала за компанию.

Роман нахмурился и отложил ручку. Раздумал записывать? А что не так? Не секрет, что мы все давно знакомы. Тело в библиотеке втроем нашли… А уж кто ее новый начальник, он наверняка знает. Паша с Кирой умудряются ругаться даже ночью. По телефону.

– Встреча была по поводу Софии?

– Нет. Может, у фонда общие дела с банком, или с «Перспективой». Не интересовалась.

Саутин устало потер лоб.

– Если вдруг что-нибудь вспомните, – он подписал пропуск и протянул мне, – звоните. Во время инцидента в сознании осталось всего несколько человек, и София единственная, с кем мы еще не побеседовали.

У двери я обернулась. Следователь Роман Саутин торопливо глотал остывший чай, читая какую-то бумагу.

– Кира действительно ничего не знает о Соне, – выпалила я и торопливо шагнула в коридор, едва не сбив с ног очередного посетителя, топтавшегося у кабинета.

От духоты стучало в висках, воздух тяжело навалился на плечи. На ходу вызывая такси, я пересекла вестибюль, толкнула входную дверь и с облегчением выскользнула на улицу. Дождь кончился, с крыш и карнизов слетали редкие капли, глухо плюхаясь на асфальт. Промозглый сырой ветер моментально забрался под непросохшую одежду, ставшую холодной и гадкой, как кожа лягушки. Ноги замерзли в мокрых туфлях, в голове мгновенно прояснилось. Наверное, все прошло неплохо. Лишнего не сказала, он мне поверил, но… То, что происходит, так дико, так неправильно… И верных путей не видно, совсем, ни одного. Остается лишь набраться терпения и стоять на месте. Пока что… Главное, ни в коем случае не упустить переломный момент. Так уж повелось – если долго плыть по течению, может прибить к худшему из берегов.

Взвизгнули тормоза, к тротуару подрулило что-то мелкое. Это такси? Повезло. Впрочем, чего было еще ожидать от сегодняшнего дня? В салоне откуда-то дуло, жесткое сиденье впивалось в спину, ремень безопасности вонял табаком. Водитель безостановочно ругал все подряд: правительство, цены, работу, пешеходов, пробки, какого-то Петра… Почему он не немой?! Копаться в клубке эмоций не было ни желания, ни сил. Да и вряд ли там бы нашлось хоть что-то позитивное. Сварливый голос въедался прямо в мозг, вызывая боль в висках и неконтролируемое желание отправить его хозяина в Лектум…

Домой я ввалилась, мечтая о горячем душе. Из-за приоткрытой двери кухни неслись чьи-то голоса и приглушенный смех. Я осторожно заглянула. Вокруг стола, заставленного пакетами, кульками и мисками с непонятным содержимым, топталась перепачканная мукой компания. Арина зачитывала с телефона рецепт пирога, явно найденный в интернете, и размахивала ложкой, с которой во все стороны летели капли теста. В раковине громоздилась гора посуды, под переполненным мусорным ведром растекалась липкая красная лужа. Нет-нет, я пас! Пусть хоть все тут разнесут по кирпичику, вместе с плитой и домом! Я тихонько попятилась, надеясь, что ванна свободна, и там никто не засолил, например, огурцы. Через несколько минут одежда кучкой лежала на полу, а я стояла под душем, блаженно жмурясь и ловя ртом летящие капли. Плотные, горячие струи хлестали по коже, смывая этот бесконечный выматывающий день, в голове не осталось ни одной связной мысли. Пару раз хлопнула дверь в мою комнату, но было лень даже спрашивать кто там. Я отодвинула шторку, выпустив клубы пара, и закуталась в мягкий пушистый халат. Было жарко и душно, по запотевшему зеркалу сбегали ручейки.

В комнате пахло клубникой и летом, на подоконнике стояла тарелка с…чем-то. Пирог? Тот самый, из интернета? Большой ломоть со съехавшей набок алой начинкой, паленым краем и коричневыми потеками пригоревшего сахара. Меня угостили? Ох… Я отломила кусочек, осторожно прожевала. Пирог оказался неожиданно вкусным, я не заметила, как съела весь, вместе с похрустывающими на зубах косточками и жесткой коркой. В окно едва слышно стучалась тонкая ветка. Небо после дождя густо синело, в наступающих сумерках все еще был виден двор с аккуратными горками убранных листьев, беседкой и навесом. У перекопанной клумбы лежал забытый садовый гном.

…красный колпак с помпоном, кругляшки очков, улыбка до ушей. Рядом такой же фарфоровый мухомор. В зарослях фиалок только это и видно.

– Монстр какой-то, – Соня из-за стола изучает гнома недоверчивым взглядом. – Спрятался там и скалится. А по ночам, небось…

– Таскает сметану, – подхватывает Паша, – прямо из холодильника.

– Так вот куда она делась! – смеется Соня и легонько толкает меня плечом, делая круглые глаза. Будто не я ночью застукала ее с банкой.

Над ухом чирикают скворцы, пахнет свежескошенной травой. Загородный дом на все выходные в нашем распоряжении, в округе – почти никого. Красота, тишина и вторая по счету порция сосисок с гриля. Соня выкладывает розовые пластинки помидора вдоль сосиски, две с одной стороны, и две с другой. Сбрызгивает чесночным соком, посыпает укропом и рисует сверху соусом узор. Получаются крылья бабочки. И все это вдобавок к салатной поляне и сырному солнышку с лучиками кукурузы. Целая картина.

– Ну что ты делаешь, – вздыхаю я. – Потом есть жалко.

– Кому-у-у? – Соня ногтем подцепляет помидорное крылышко и отправляет в рот.

– Ты не понимаешь, – заговорщицки сообщает мне Паша, утаскивая с тарелки разрисованный сочный ломтик. – Слопать то, над чем уже поиздевался, гораздо вкуснее.

– Настоящее искусство, – она назидательно поднимает палец вверх, – мимолетно! И оттого особенно прекрасно.

Невозмутимо кладет новые пластинки и давит на бутылочку, та фыркает воздухом.

– Действительно мимолетно… – насмешливо кивает Паша, – а прекрасно то, что в холодильнике еще есть соус.

Соня вскакивает и убегает в дом, кукуруза из лучика откатывается на край тарелки. У забора шелестит малина, солнце слепит. Я натягиваю панамку на лоб, соскальзываю со скамейки и протираю салфеткой гнома, и мухомор заодно. Разгибаюсь, сзади обхватывают за талию.

Шею обжигает поцелуем, салфетка выпадает из рук. Паша разворачивает меня к себе, опора уплывает.

– Ты меня сейчас уронишь, – предупреждаю я.

– Да!

Мягкое приземление, потревоженные фиалки. Щеку приятно щекочет травой и его дыханием, небо кажется бесконечным…

Где-то стукнула дверь, тишину коридора нарушили шаги, раздался голос репетитора и невнятное бормотание Артема в ответ. Урок кончился. За окном в наплывающей темноте таяла улыбка гнома, разлетевшиеся из кучи листья пестрым ковром усеяли пустую клумбу, в развал ворота халата забрался холод. Я прикрыла глаза, пытаясь уловить тающее воспоминание.

Улыбки. Тепло объятий. И давно позабытое чувство.

Счастье.