Соня

Все-таки существуют вопросы, на которые ответа нет. Во всяком случае, приличного. Зачем я назвала таксисту Инночкин адрес? А хрен его знает! Очнулась уже тут, на лавочке перед подъездом. Соваться в квартиру смысла не было, разве что с доской для спиритического сеанса. Вид у меня как раз подходящий – потусторонняя бледность, круги под глазами, волосы дыбом. Скорее, Биттл Джус, чем покойная бабушка.

Мимо в который раз протопала крепко сбитая бабка в кедах и мужской куртке, сзади меланхолично болталось на поводке лысое мелкое чудо с выпученными в разные стороны глазами. Остановились поодаль, развернулись и двинулись в мою сторону. Я осторожно прислушалась к дару – по нулям. Ничего фатального, обычная усталость, но повлиять или внушить не получится. Необходима передышка.

– Вы кого ждете? – строго спросила бабка.

Чудо на всякий случай закатило глаза и поджало хвост. В темном окне первого этажа колыхнулась штора, блеснули стекла очков. Окружили. Пора уходить, пока полицию не вызвали. Пригладив волосы, я встала. Перед глазами моментально все поплыло, в голове застучали дятлы. Тук-тук-тук. Целая стая дятлов. Придушила бы… Ощипала и съела. А это мысль…

Шаг, другой, каблуки проваливались во влажную землю газона. Понасажали тут кустов, пройти негде. За спиной испуганный выдох «Чокнутая…», хриплый писк. Оу, чудо вспомнило, что оно собака? Гулко хлопнула дверь подъезда, все стихло. Снова асфальт, угол дома, проспект. Наконец-то. Пойманный взгляд, энергия, капля за каплей. Еще взгляд, и еще… Я шла по тротуару, рассматривала вывески и улыбалась встречным мужикам. Ловила заинтересованные ответные взгляды и тянула энергию. Понемногу, умеренно. Ничего, не страшно, потупят пару минут, да домой пойдут – спать. Дышалось все свободнее, дятлы издохли, а каблуки уверенно цокали по асфальту.

– Божечки! – взвизгнули сзади.

Недобитый дятел приподнял голову и долбанул в висок, я развернулась и попятилась. Прямо на меня несся кислотно-желтый шар с огненной макушкой. Подлетев, затормозил и распался на фрагменты, из которых вылупилась восторженно попискивающая девица из наших. Желтые мохнатые сапоги до колена, желтая дутая куртка, желтые хищные ногти и желтая, мать ее, лохматая нашлепка в ярко красной шевелюре. Все это мельтешило и пританцовывало вместе с хозяйкой, вызывая желание закрыть глаза, чтобы не укачало.

– Я знаю, знаю кто ты! – Девица радостно подпрыгнула и захлопала в ладоши. – Ты же та самая… Которая была за границей. В нижнем Потоке. Видела что там, да?.. Что-то невероятное, наверное… Ты хотела вернуться? Видимо, нет, тебя так долго не было. Никто не верил, что ты вернешься. Ой, я тебя вправду встретила…

Да, вот уж действительно – божечки! Может, я пойду, а она сама с собой пообщается?

– Меня Олей зовут, я столько о тебе слышала!

– И о вчерашнем?

– О вчерашнем? – растерянно моргнула она.

Не слышала. Похоже, Совет за помощью к нашим не совался. Это на родине с ними куча вемов «сотрудничает», кто по дурости, кто предупреждения отрабатывает, а здешних пока за горло взять не успели.

– Есть хочу, – задумчиво протянула я. – Только не сладкого!

– Знаю отличное место! – Оля нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. – Тут, недалеко. Спокойное, нелюдное, недорогое. Наши его обожают. Можно я с тобой, можно?

Да что ж ее так распирает? Как ту болонку, которую не брались стричь ни в одном салоне, кроме нашего. Вертлявая, зараза, при виде ножниц устраивала забег под стол и рычала оттуда. Только я могла управиться: сдобренное предостерегающим импульсом «гав» действовало на нее гипнотически – моментально столбенела, правда, писалась немного… Интересно, с этой сработает?

– Показывай, – разрешила я хотя бы для того, чтобы перед глазами перестало сверкать.

Обещанное отличное место оказалось прокуренным баром в тесном подвальчике. Лампочки на потолке горели тусклым, неровным светом, над табличкой с перечеркнутой сигаретой нахально витал дым. Нормальный едкий дым, никакой новомодной клубничной ерунды. Обмотанная елочной гирляндой стойка вспыхивала кроваво-красным, ряды бокалов и граненых стаканов дрожали от тяжелых басов. Стильно! И дышится свободно, хотя дышать особо нечем. Столик мы заняли самый дальний и угловой, исцарапанный надписями, словно школьная парта. Я листала меню, Оля без остановки молола языком, умудряясь заглушать и музыку, и единственных посетителей – бородатых байкеров с огромными кружками пива.

– А я догадывалась, что ты очнешься, вот. – Она счастливо вздохнула, провожая взглядом официантку. – Как приключился тот кошмар, что все от сердечных приступов поумирали, а Вениамин тронулся, сразу понятно стало – скоро начнется ой что! Дима предупреждал…

– Дима? Тот, который со мной учился? Ты его знала?

И кто меня за язык тянул?! Когда принесли сэндвич и колу, я уже пускала пузыри в розовом киселе девчачьих секретов. Дима был ее наставником, офигительным мужиком и любовью всей жизни. Большой и чистой, как полагается. Не пади он безвременно в числе первых жертв сбрендившего Вени, то непременно сбежал бы от сварливой, страшной, старой жены к ней, молодой и красивой. Он бы и раньше это сделал, просто был не в курсе, что влюблен, пока она его не просветила… Ё-моё, бедный Димка. Вечно вляпывается со своей галантностью в подобные истории. Вляпывался…

– Значит, Веня скормил Хранителю тридцать учеников за их отвратное поведение и сам в конце убился. – Пора направить разговор в нужное русло, не то весь вечер буду ее любовные фантазии слушать. – А какое «ой что» началось после?

– Ой, жуть, – Оля поболтала трубочкой в коктейле ядреного бирюзового цвета. – Маньяк, убийства, знаки кровавые.

– Миры назапускались, – подсказала я, хотя кровища тоже интриговала.

– Ага. Три штуки. Они клевые!

Особенно в джунглях… Вот вам и слащавая девочка.

– Сценарии клевые? – уточнила я, откусив от сэндвича.

– Валерия с Павлом, – выдохнула она с фанатским обожанием. – Ну, они же назапускали…

Кусок застрял в горле, сэндвич выпал на тарелку. Что?!

– Такая красивая пара, – Оля мечтательно закатила глаза. Захотелось ее треснуть. – Я как представлю их, вдвоем, среди тайн, загадок и опасностей… М-м-м… Здорово, когда ты избранная!

– Кем?..

– Хранителем. Она его испытание в первородном мире выдержала, и теперь он к ней регулярно приходит. Силы одолжил, чтобы вемов в Европе спасти от тех… из нижнего Потока. А ты им понравилась, поэтому тебя не тронули, да?

Испытания… Вот откуда у той осенней истории ноги растут. Я все понять не могла, с чего вдруг Хранитель Вене помогать метнулся. А это была его идея, и мысль о неправильных учениках именно он подкинул в слабую Венину голову. Сошлись два Марата – один в Потоке, другой в маразме, и пошла работать ментальная гильотина. Ладно тридцать грешников, но как у Вени рука поднялась на Лейку? Она же порядочная до абсурда, единственная из всех нас всегда поступала правильно. И любимому наставнику верила, а он ее продал. Старая сволочь! Жаль сдох, сама бы прибила.

Испытание в мире с агрессивной тьмой одно – спастись. Любой сильный вем на это способен, если догадается, что чистой энергией жизни можно сжечь темную, как и сделали пять тысяч лет назад. Елки… Хранитель искал именно догадливого! Слабые ему были не нужны, поэтому сильным не повезло. Зато повезло Вене – столько недогадливых попалось. Сообразила одна Лейка, и поточный демиург к ней намертво прилип. Зачем? Напрашивается вывод – он вмешивает Лейку в многовековую игру с наделенными тьмой девочками. Вашу ж мать…

Цель у Хранителя известная – избавиться от крокодилов. Через пятьдесят попыток до него вдруг дошло, что очередная девочка-тьма может традиционно не дожить до выполнения своей миссии. Допустим, нашел он в реальности Лейку, чтобы ей помогала. Лейка приобщила Пашу, хотя скорее он сам приобщился. Миры на кой черт запускать? За пятьдесят веков активированы всего пять сценариев, а за последний год – три: лес кроликов-беспредельщиков и старинный город – зимой в один день, джунгли – летом. И главный вопрос – почему Лейка на всю эту возню подписалась? Оно ей надо? Да ни в жизнь! Чем Хранитель ее зацепил?..

– А ты когда границу перешла, наверное, куда-то попала… – Оля пригнулась к столу и преданно заглянула мне в глаза. От нее пахло мятой и любопытством.

– Наверное, – согласилась я.

– Что там, что?..

– Нижний Поток, – шепнула я, зорко оглядываясь по сторонам.

– Вау, – завороженно выдохнула она. Ну что за дурочка. – А у нас вот еще что случилось! Киса…

– Давай про маньяка, – перебила я.

Оля заправилась коктейлем и понеслась. Трещала она долго и обстоятельно, мешая в кучу факты, домыслы, сплетни и ценные мысли какой-то Леночки по любому вопросу. Про «Перспективу», клиентов, их собак, кошек и родственников до седьмого колена. Естественно, про маньяка, который оказался вовсе не эпохальным злодеем, а так, банальным жуликом, прикрывавшим свои грязные делишки. Я допила колу и подцепила последний кусок сэндвича, а Оля все не умолкала. Хорошая была у Киры секретарша, болтливая. Самое то, когда занимаешься прибыльными махинациями с даром, Совету бы понравилось.

После бегства директора и главбуха «Перспектива» накрылась медным тазом, сотрудники расползлись кто куда. Кира теперь работала в Сигмеон-банке, и не каким-нибудь юристом, а заместителем руководителя вип-клуба. Значит, все-таки не уборщица… М-да. Десяток с лишним лет крутили носом в две недовольных морды, и нате вам. Ясно, кто ей блок обратно вывернул. Сильно его штырило-то после?

– Я потом тоже в банк работать пойду, к Гене, – солидно сказала Оля. – На первом курсе юридического учусь.

В бар ввалилась шумная компания, заняв три столика сразу, у Оли пронзительно заверещал телефон. Некий Котя требовал возвращаться домой и захватить еды. Что, Вискас кончился?

– Я пойду? – виновато спросила она, украдкой поглядывая на часы. Понятно. Тоже любовь, хоть и не такая большая и чистая.

– Счастливо.

Оля поднялась со стула, нырнула в куртку, вновь превращаясь в шар.

– Знаешь… – сказала она, решительно вжикнув молнией. – Я бы тоже туда пошла.

– Иди лучше к Коте, – подмигнула я.

Оля недоуменно моргнула, потом хихикнула и, махнув рукой, вылетела из бара. Я пододвинула к себе недопитый коктейль бирюзового цвета, выкинула трубочку. Пузырьки стукнули в нос, жарко упали в живот и побежали по венам. Хороша газировочка, и цвет симпатичный.

Разлилась смутно знакомая энергия, диван жалобно пискнул и прогнулся под чьей-то непрошенной задницей. Я обернулась. Замотанные вокруг шеи наушники, небритая физиономия, щенячий взгляд, обалдевший от собственной наглости. Ох ты ж, Поняша. Поставил передо мной стакан кофе и выпалил:

– Здравствуйте…

Как же, давно не виделись. Откуда его опять принесло? Не верю я в такие совпадения! Я прищурилась, он хлопнул ресницами, настороженно привстал. Ага, вылитый шпион Совета. Поза «сейчас будут бить», лихорадочный румянец во всю щеку, и попахивает той самой газировочкой. Сколько ему коктейлей понадобилось, чтобы ко мне подкатить?

Я взяла стакан и отпила кофе, Поняша приободрился.

– Знаешь, кто я?

– София, – с готовностью круглого отличника отозвался он. – Двадцать девять лет, близнецы, писала статьи для модных журналов. Любимое: балконы на высоких этажах, рисовать на стекле и картинки из еды.

А?! Что я сейчас про шпионов говорила?..

– Вы с моего ноута не разлогинились, – скромно пояснил Поняша. – А там профиль ваш в соцсети…

– Мы забыли, – усмехнулась я. Закинув ногу на ногу, я расслабленно откинулась на спинку дивана и промурлыкала: – Сладкий, это нечестно. Ты про меня, выходит, все знаешь, а я про тебя ничего.

Он сглотнул, уставился на стакан, словно искал у него моральной поддержки, и выдавил:

– Арсений.

О как… Извини, Сенечка. Твоя мама была затейница, но я так обзываться не буду. Останешься Поняшей.

– Ты сюда с друзьями пришел? – Я кивнула на компанию за столиками, почти скрывшуюся за густым дымом сигарет.

– Один…

По медовой бочке эйфории растекалось дегтярное пятно паники. Девушек боимся? Неужто покусали?

– Почему же? – поинтересовалась я, двигаясь ближе.

– Нет друзей, – пробормотал он, скосив глаза на мои ноги. Наконец-то! Или зря я их выставила?

– А психологический центр и твоя группа?

– Да как-то разбежались все. Догонять не стал.

Стеснительный социофоб, который не знает обо мне ничего, кроме подсмотренной странички в соцсети. Судьба дает мне второй шанс. Да что там дает, просто в руки пихает. А кто я такая, чтобы с ней спорить?

– Лучше не иметь друзей, разочарований меньше, – печально протянула я. – Я вот у подруги жила. Она сама меня пригласила, сестрой называла… А сегодня сказала, что знать меня не знает, из дома выгнала. Придется тут ночевать, в баре.

– Вы что, зачем ночевать в баре? Здесь диван неудобный, и вообще, – встрепенулся второй шанс судьбы и густо покраснел. – Можете у меня переночевать.

Ага, всем баром. Странное ощущение, когда выкают. Я молча пыталась выдавить слезу, прижимая стакан к груди. Не выдавливалась, зараза!

– У меня места много, – торопливо добавил Поняша. – Живу один в доме, целую комнату могу выделить.

– Неудобно…

– Неудобно – спать на потолке, – заявил он с таким знанием дела, будто неоднократно пробовал. – Поехали?

Я кивнула. Отлично! Апартаменты готовы, карета подана. Ночь пережду, а потом наступит завтра. Дар полностью восстановится, плющить перестанет – решу, что делать дальше.

На улице ветер трепал облысевшие деревья, лил противный осенний дождь. Бегущие к метро девицы с трудом удерживали в наманикюренных лапках вывернутые наизнанку зонты. Холод собачий… Поняша натянул воротник куртки до ушей и бодро потрусил вперед, позвякивая ключами и поминутно оглядываясь. На парковке скучали несколько машин, блестя мокрыми боками. Большой лобастый джип моргнул фарами и сыто заурчал. Неужели?.. Поняша промчался мимо и свернул в темный угол. Там, у самого забора стояло оно… Лупоглазое, бровки домиком, с намертво прикрученным к крыше багажником и боевой трещиной через лобовое стекло. У-у-у! Похоже, моя карета уже превратилась в тыкву. Нива, год выпуска спрашивать неприлично. Интересно, оно само ездит, или надо педали крутить? Я нырнула в пахнущий кожей и бензином салон, тряхнула намокшими волосами. Поняша плюхнулся рядом, лязгнул дверцей и сосредоточенно пристегнулся. Шлема ему не хватает, кожаного, с круглыми очками. Под зеркалом болталась традиционная химическая «елочка», из провала между сиденьями выглядывало пластиковое горлышко минералки. Я повозилась, устраиваясь поудобнее, и прикрыла глаза. Как там говорится? Пятнадцать минут позора, и мы дома? Неожиданно мягко загудел мотор, по ногам потянуло сухим теплом, машина легко тронулась с места. Быстро набранная скорость, стремительный поворот на шоссе. Глаза распахнулись сами собой. Оу… Под невзрачным капотом начинка с сюрпризом? Машина резала ливень, в лужах мелькали огни светофоров и фонарей. Лавирование в потоке, обгон, еще обгон. Плавно, под шелест колес, под льющийся из динамиков хриплый голос Армстронга, влево – вправо. Хеллоу, Долли… Нет, это не мастерство, это – высший пилотаж! Под стук тяжелых капель по крыше, под шум дворников, под вжиканье встречных машин. Влево – вправо, влево – вправо… Сам расслабленно откинулся, руки лениво руль покачивают, скользят по теплой коже. Влево – вправо… Легкий холодок по спине, сбитое дыхание. Поняша понимающе усмехнулся. Что?! Да при чем тут он? Это все скорость и… джаз! Я отвернулась к окну.

Уехали даже не за МКАД, а куда-то в дремучую область. Далековато в бар заскакивать… Полупустые размытые дороги, мелькающие ряды одноэтажных домов, чернеющие свежей пашней поля и полоса леса вдалеке. Ливень не утихал, часы на приборной панели отщелкали полночь. Свет фар мазнул по темной махине с резными ставнями, машина остановилась. Поняша добежал до ворот, распахнул их и нырнул обратно в машину, принеся с собой холодный воздух и запах дождя. Машина послушно тронулась и зарулила под навес у крытого крыльца, хозяин позвенел ключами и исчез в темноте за скрипнувшей дверью. Вспыхнул свет.

В доме пахло старым деревом, пищали половицы. В большой комнате у входа дранный кошачьими когтями диван, в одном углу стол с деревенскими лавками, в другом – комод с телевизором, видавшим лучшие времена. В простенке между окнами большое мутное зеркало, засиженное мухами. Рядом с печкой – кирпичной, с длинной трубой и чугунной дверцей – три двери. За одной виднелась в полумраке железная спинка кровати, две остальные были плотно прикрыты. М-да. Осталось еще найти радио и послушать сводку Совинформбюро. А что, в Лейкиных старых фильмах так и делают. Утром постучит в окно над диваном председатель колхоза и крикнет, что на ферму опаздываю. Я демонстративно закуталась в плащ.

– Сейчас печку растоплю, – спохватился Поняша.

Вытащил из черного печкиного нутра серую от пепла сковороду, накрытую перевернутой тарелкой, порыскал взглядом куда приткнуть, и сгрузил прямо на пол. Умело закидав дрова, сунул следом мятых старых газет и чиркнул спичкой. В печи весело затрещало, пахнуло дымом. Поняша шустро бегал по дому. Перед распахнутой дверцей печки появилось большое лоскутное одеяло, на нем тарелка с крупно нарезанным черным хлебом и пара вилок. Хозяин плюхнул в середину книгу с засаленной обложкой, пристроил сверху сковороду и торжественно снял тарелку. Картошечка! Жареная, золотистая, теплая…

– Будете?

Я помотала головой, в желудке протестующе булькнуло. Поняша метнулся обратно в коридор, погремел посудой и нарисовался с миской соленых огурчиков. Пупырчатых, крепких, с прилипшими веточками укропа.

– А так?

Так? Другое дело. Девушка отказалась, девушка передумала. Мы уплетали картошку за обе щеки прямо со сковородки, хрустели огурцами. Потрескивали дрова в печке, плясали языки пламени. Дождь барабанил по крыше, от печки тянуло наливающимся жаром, запотевшие окна плакали тяжелыми каплями…

– Интересные у тебя апартаменты, – протянула я, облизав вилку.

– Это дедушкин дом, – смущенно ответил Поняша. – Был…

И машина, видимо, тоже. Он задумчиво погонял последний кусок картошки по сковороде, забросил в рот. Проглотил, не жуя, и выдохнул:

– София, вы…

– Соня. – Я предупреждающе нахмурилась. Довольно с меня одного выканья!

Поняша озадаченно моргнул.

– Соня, – повторил по слогам. – Добавки хотите? Чаю? Воды горячей, переодеться? Или…

– Или! – перебила я. – Спать.

Сыто потянулась, поднялась с пледа и, спиной ощущая обескураженный взгляд, ушла в соседнюю комнату. Ту, которая с кроватью. Ну а что? Я в гостях, значит, ему – диван! Пусть сам с утра на ферму топает.

Из темного провала дохнуло холодом, где-то глухо стукнула форточка. Прикрыв дверь, я пошарила по стене, смахнула какую-то ерунду в рамочке и оцарапала ладонь о выступающий гвоздь. Выключателя не было. Видимо, Поняша тут с факелом ходит. Или лучину жжет… На ощупь разделась, стуча зубами, и забралась на мягко спружинившую кровать. Свернувшись калачиком, я натянула одеяло вместе с покрывалом на голову, повозилась, подгребая его со всех сторон, и блаженно уткнулась носом в подушку. Она была прохладная, пахла свежестью и немного дымом. Видела бы меня сейчас Лейка. Так и представляю, как она хмурит брови и строго спрашивает: «Соня, ты уверена, что белье чистое? Может, на нем дедушка умер!» Лейка… Попытка рассмотреть энергию стрельнула в виски болью, сегодняшний день настойчиво выкатывал счет. Нет, даже пробовать не стоит. С таким даром в Поток соваться – чистый мазохизм. Завтра, встретимся завтра. Я закрыла глаза и провалилась в бездну. Черную, бесконечную. Ни мыслей, ни образов – ничего. А потом эта уютная тьма дрогнула, хлынули яркие цвета. Выползли из замурованных тайников обрывки запретных воспоминаний, и пришел он. Тот самый сон…

Позвякивание старинной гирлянды, блеск мишуры, запах елки и мандаринов. Их яркие солнечные шкурки везде… Для аромата, говорит бабушка. На густых еловых лапах конфеты батончики, папины любимые. Игрушки – с миру по нитке, новые, сверкающие и совсем старые, тусклые, потертые, родные. На столе праздничный сервиз, хочешь ешь, хочешь картинки рассматривай. Дедушка сто лет назад из Германии привез. Дедушка давно умер, а сервиз остался. Его так и называют – дедушкин. Бабушка говорит, что на свадьбу мне его подарит. Какая еще свадьба, скажет тоже. Мама весь вечер ест зеленые яблоки. Сочно хрупает, жмурится от удовольствия. Я попробовала – кислятина, фу. Распакованные подарки, смех, поцелуй бабушки на прощанье. Обнимает мягкими руками, сует что-то в карман. Пахнет булочками. От нее всегда пахнет булочками. С улицы зовет мама, пора. Толпы людей, хлопки, россыпь салютов в черном ночном небе, грязный снег под ногами. Шум давит, колется, ворочается болью в голове. В машине становится легче. Замираю посередине заднего сидения и смотрю в лобовое стекло. Широкая дорога, обманчиво неотрывная белая полоса, мелькание встречных фар. В одном кармане – горстка конфет. Вот же, как маленькой, а мне уже четырнадцать! В другом – свернутые в трубочку деньги с запиской – купи себе что-нибудь в поездке. Да! Завтра каникулы, завтра уезжаем! Папа включает радио и начинает с чувством подпевать, мы с мамой перемигиваемся: нашему папе медведь на ухо наступил. Только мы ему об этом не скажем. Ни за что! Звонок телефона, успокаивающий папин голос, противный визг в трубке. Тетка! Точно она, я же чувствую… Боль вернулась, стукнув в виски, расползлась по затылку и упала в живот. Тетя поедет с нами. Что?! Будет опять подслушивать, подглядывать, копаться в вещах и всех ссорить? Пап, ну мы так долго мечтали, чтоб втроем… Папа упрямо твердит – у тети сложный период, ей надо отдохнуть. У нее вечно сложный период, потому что дура. Улыбается своей противной улыбочкой, сюсюкает, а сама нас ненавидит! Нет, я не придумываю ничего, я знаю! Папа начинает злиться, я так отчетливо вижу эту злость, будто красным вспыхивает. Чеканит буковка к буковке – она его сестра, и он запрещает говорить про нее гадости. Ну и хорошо, я вообще могу с ним не разговаривать. Ни-ког-да. Но с ней не поеду! Голова болит нестерпимо, глаза жжет чужой свет. Откуда он взялся? Три контура: один папин и два у мамы, большой и маленький. Конфеты сплющиваются одна за другой, липко тают под пальцами. Что? Тетя едет, а я нет? Мама виновато мерцает желтым, молчит. Вот, значит, как?! Предатели… Не нужна мне такая семья. Не нужна! Это и выкрикиваю – громко, хватаюсь за обоих, хотя вроде и не дотронулась вовсе. Рядом растекается что-то странное, густое. Рывок… Визг колес, жуткий грохот. За накренившимся окном – ночь, а откуда-то свет, яркий, бесконечный…

Я распахнула глаза. Темнота… Не свет, слава богу, темнота. Сердце бухало где-то в горле, из-под мокрых волос градом катился пот. Жарко. Так жарко, что во рту пересохло. Одеяло горячее, простыня к спине липнет – к черту. Пол ледяной – ступни враз свело, стена холодненькая, всем телом к ней прижаться…. Остатки кошмара таяли, перед глазами проступала чужая комната. Так. А где я?..

В соседней комнате вспыхнул свет, прошлепали босые шаги и притихли у двери.

– Ты чего? – встревоженно спросили оттуда.

Видно нехило эмоциями жахнула, раз хозяина с постели сдуло.

– Полнолуние… – хрипло сказала я и закашлялась. – Не спится.

Дверь заскрипела и приоткрылась, впустив кривую полосу света.

– Крови хочется? – В щель осторожно просунулась взлохмаченная голова. – Или повыть?

Осмелел спросонья? Пару раз моргнул, привыкая к темноте, с интересом уставился на меня и присвиснул. Ну, не сплю я в плаще и сапогах. И в платье. В комнату моментально протиснулся оставшийся Поняша, замотанный в пуховое одеяло.

– Замерзнешь, – предсказал он и красиво облокотился о косяк.

– Замерзнете! – поправила я.

Одеяло поехало вниз, Поняша дернулся, пытаясь удержать, и промахнулся. Опа… Что у нас тут? Белое тело, семейники в елочку и носки, куда ж без них – герой любовник как он есть. Я не удержалась и захохотала в голос.

Мелькнувший темный силуэт, секунда – и смял, впечатал в стену. Навалился, не выдохнуть… Губы жадно накрыл чужой рот, смех беспомощно пискнул в горле. По венам расползалось что-то тягучее, жаркое, первобытное. Горячие руки везде, а все мало, мало. Треск. Белье? Черт с ним! Кожа под пальцами влажная – моя, его… Не разобрать. Хэллоу, Долли – то ли хриплый шепот, то ли послышалось. Потолок качнулся влево-вправо…

Спокойно рухнуть на кровать позволили лишь под утро. Сил не хватало даже на то, чтобы сдуть челку с глаз, ныла лопнувшая губа. На полу валялся натюрморт из белья, носки и оба одеяла. Одно у двери, другое у кровати. Нет, это не Поняша! Это дикий мустанг прерий… С ним все понятно, а вот меня то с чего понесло? Не в моем вкусе Поняши. Все картошечка виновата. Не стоило ее есть на ночь. На ночь вообще есть вредно…

Проснулась я в одиночестве, но под одеялом. Поняша исчез, вместе с ним исчезло второе одеяло, трусы в елочку и эротичные носки. То, что невразумительной кучкой лежало у стены, очевидно, мое. Позже проверю, может там еще что-нибудь можно спасти. В простенке между окнами нахально торчал выключатель. Вот где прятался, зараза! Я с удовольствием потянулась. Ни намека на головную боль, ни грамма усталости, легкость – хоть взлетай! Дар покорно откликался, переполняло силой, со всеми положенными бонусами. Обмотавшись покрывалом, я выглянула в большую комнату. На диване было пусто, зато за соседней дверью отсвечивала энергия, которой я ночью нахапалась по самое не балуйся. Спит, мустанг. За третьей дверью обнаружилась кухня: шкаф с посудой, типично дачный умывальник, электрическая плитка и, наконец, он – холодильник. Колбасы не было. Одно малиновое варенье в стеклянных баночках и потрясший воображение запас йогуртов. Малиновых. Целая полка, в три ряда!

Я откусывала от найденного в хлебнице батона хрустящую корочку, запивала йогуртом и бездумно смотрела в окно. Уютно гудел холодильник, за стеклом качалась мокрая ветка с одиноким листом, где-то вдалеке лаяла собака. А неплохо здесь. Пожалуй, задержусь. Тем более мне все равно откуда раздавать ментальные долги.

Съев полбатона и изрядно проредив популяцию йогуртов, я вернулась в комнату и растянулась на кровати. Хорошо… Пропитанный энергией воздух знакомо отливал мягким светом, играл сотней радужных бликов. Прыжок! Бешеный вихрь, мгновенно разлетевшаяся реальность и… Небо над лесом черное, непроглядное, словно его густо замазали краской. Переливается россыпь светляков в траве, в чаще то здесь, то там вспыхивают красные злые глазки. Кролики-беспредельщики, их мир.

В кустах зашуршало, я нагнулась и решительно раздвинула ветки. Упс-с. Наглой пушистой морды не было. Вместо нее – сердитая детская физиономия.

– О, я тебя знаю! – Пацан победно ткнул в меня грязным пальцем.

Кажется, я его тоже. Рыжий, рыжий, конопатый… Какая встреча. Вот она, Лейкина «работа». Вряд ли кого-то еще так рано даром накрыло. Воспитанник здесь, а где же нянька?

– Ты что, один? – разочарованно протянула я, не обнаружив знакомого отпечатка. – Слетай за Лейкой, а?

– Нет ее дома, – мелкий скреб щеку, задумчиво поглядывая на меня. – Как вчера вечером уехала, так не возвращалась. И трубку не берет.

Он с треском полез из кустов, я попятилась. Дети, чтоб их… Никогда не знаешь, чего от них ждать. Особенно от этого, одаренного. С такой кровожадной радостью обычно карабкаются на табуретку, стихи читать. Или сопли размазывают по всем поверхностям. И стукнуть нельзя – Лейкин же.

– Ты сильная, – похвалил Артем и цапнул меня за руку. – Идем, поможешь кольцо достать!

Кольцо? Какое кольцо?! Он протащил меня сквозь заросли, варварски круша все подряд энергетическими плюхами, выскочил на опушку леса и, ни разу не улетев в оспины ям, добежал до середины переливающейся светляками поляны. Там выпустил, наконец, мою ладонь, присел на корточки, дрожащими от нетерпения руками раздвинул траву. Действительно кольцо. Старинное, с толстым ободком, наполовину врытое в землю. Я наклонилась, поддела его пальцем. Прочно застряло!

– Вытащи, – умоляюще выдохнул мелкий. – Пожалуйста.

– Да без проблем!..

Оу… Кольцо выворачивалось, с каждой попыткой увязая все глубже, и сдалось лишь с приправленного энергией рывка. В глубине мутного камня виднелся кроличий силуэт.

– Безделушка непростая, – пробормотала я.

– Часть сценария, – небрежно отмахнулся Артем и потянулся к кольцу. – Дай!

А?.. Я сжала ладонь в кулак.

– Ты что, не знаешь, как сценарии запускаются? – мелкий демонстративно закатил глаза. Наглеет, паршивец. – А я вот догадался. Как Лейка рассказала, сразу понял – вытащим кольцо, и мир активируется. И активировался!

– Что Лейка рассказала? – я слегка разжала пальцы.

– Про ролик, зацикленный сюжет и первый кадр, – Артем зачарованно уставился на кольцо, – что надо его найти, растревожить, тогда нажмется кнопка «плей». И все будет проигрываться по кругу!

Дьявол… Даже ребенок в теме. Вот вам и тайна мироздания. Не удивлюсь, если уже и кролики знают, как миры запускать.

– Лейка рассказала, ты догадался, а что Паша сделал?

– Примазался! – буркнул он и засопел.

Классный пацан, такой мелкий, а в людях разбирается.

– Зачем Лейке понадобилось запускать сценарии?

– Ты странная, – перебил классный пацан. – Светишься так… Неправильно.

А то! За пятьдесят столетий крокодилы превратились в пять фаршированных колбасок, туго набитых миллионами слопанных чужих энергий. А я ото всех пятерых хапнула.

– Нравится?

– Нет, – ответил он серьезно.

Мне тоже не нравится, только деваться пока некуда.

– Держи! – я разжала кулак. Артем молниеносно сцапал кольцо и, нацепив его на большой палец, счастливо вздохнул.

Светляки неожиданно брызнули во все стороны, заметались в черноте, из вскипевших кустов высыпалось стадо зубастых кроликов, в панике пересекло поляну, оставив после себя полосу примятой травы. Э-э-э… Что их так напугало? Что этих тварей вообще способно напугать?.. Кусты вновь заколыхались, из зарослей вынесло… фиолетовый шарик с глазами и щупальцами.

– Киса?! – ахнула я. Шарик сфокусировался и радостно муркнул. – Нет, стой, фу!!!

Какое там. Через секунду липкий язык с хлюпаньем прошелся по моему лицу и волосам, я дернулась, Артем хихикнул и закашлялся. Вашу ж мать! Надо было сразу по кустам жахнуть, а потом смотреть, что оттуда выпадет! Я крутилась на месте, пытаясь оторвать от себя наглое создание, оно не сдавалось, мелкий весело кашлял – уже где-то внизу. Видимо, сел. Для удобства.

– Бронхит замучил? – любезно спросила я, с трудом оттащив Кису за одно из щупалец. Так и есть, сидит!

Артем взглянул на меня и откровенно захохотал, упав на спину. Ё-мое, волосы! Я вскинула свободную руку… Один бок зализан, второй – начес в киселе. Ну, держись, чертов шар! Надеюсь, чья-то детская психика выдержит, в конце концов, по-хорошему я тоже пыталась. Резкий импульс – и щупальца сплелись в косичку. Еще импульс – Киса отлетела обратно к опушке, обиженно пискнула и спряталась за дерево. Артем проследил за ней взглядом и расплылся в улыбке. Годится. Мелкий из команды кроликов, драмы не будет.

– Как Киса сюда попала?

– Никто не знает, – Артем виновато шмыгнул носом, – а то обратно бы ее вернули…

Отлично. Миры смешались, фан-клуб в трауре, Киса кроликов строит. И никакого логического объяснения. Запуск сценариев подобного эффекта бы не дал. Вынос мозга, разрывными!

Мелкий вскочил на ноги, я обернулась. Рассекая воздух, к нам на всех парах неслась Киса. Врезалась в Артема, ловко сдернула с пальца кольцо, нанизала на щупальце и, то ли высунув, то ли показав язык, унеслась в кусты. Лишь ворох листьев взметнулся ей вслед.

– Стырила… – растерянно выдохнул рыжий раззява и потряс у себя под носом обворованной рукой. – Вот гадина!

– Не щелкай клювом! – усмехнулась я.

Артем набычился и сорвался с места, будто его стегнули. М-да… Отобрать безделушку непонятного назначения у обнаглевшего куска кованой решетки, считающего себя кошкой… Я в деле!

Киса довольно урчала где-то впереди, пьяно петляла, оставляя на стволах деревьев потеки фиолетовой слизи. У мрачного болотца притормозила, взмыла над затянутой тиной водой и зависла посередке, нахально дразнясь краденым кольцом.

Приплыли. И как теперь ее оттуда достать? После кучи попыток стало ясно – никак. Глупая Киса мгновенно решила, что это новая игра и страшно обрадовалась. Ловко уворачиваясь от энергетических плюх, выдрала из рук Артема длинную палку, которой тот пытался ее потыкать, и парила теперь над болотцем: сверху шарик, снизу палка. Вылитый Чупа-чупс с глазами.

– Может, ее камнем сбить? – злился мелкий, дуя на вспухшие ладони.

– Палкой ты уже пробовал. Понравилось?

Артем прошипел что-то себе под нос. И это было вовсе не «плохая киса».

– Она тебя сделала. Два раза! Не твой сегодня день… – сочувственно вздохнула я. Он скрипнул зубами. – Хорошо еще в болото не стряхнула, а то бы…

Мы переглянулись и хором воскликнули:

– Клешня!

– Точно! – Артем радостно запрыгал. – И как я сразу не догадался? Будет тебе, ворюга, – он мстительно посмотрел на Кису, та задумчиво качнула палкой. – Клац-клац!

Легко. Достаточно просто взбаламутить тину. Монстра, обитающего в болоте, никто не видел, но с его клешней познакомились многие. Разными частями тела. Чем в тину лезли, тем и знакомились.

– Высоковато летает, – прикинула я. – Может и не сработать. Займешься ею?

– Сделаю, – солидно ответил Артем.

В зарослях зашелестело, на полянку вывалился кролик. Потом еще один, и еще… Перебирая пушистыми лапками, они прыгали к болоту и чинно рассаживались вдоль кромки воды, злорадно поглядывая на Кису. О как, местный фан-клуб. Только альтернативный. Мелкий беззвучно шевелил губами и загибал пальцы, потом расплылся в улыбке. Видимо, все явились.

– И какого… их сюда принесло? – насмешливо спросила я. Фан-клуб нетерпеливо топтался и стриг ушами. – Хочешь, чтобы я к ним спиной повернулась?!

– Они только посмотрят… – на конопатой физиономии умоляюще моргнули глаза.

Ладно, начинаем войну миров – Киса против команды кроличьего леса. Делайте ставки, господа! И боже вас упаси в экстазе распустить зубы. Я потерла руки, приготовилась.

– На счет три, – велела Артему. Тот сосредоточенно кивнул. – Раз, два, три…

Мир на его приказ откликнулся тут же, в чупа-чупс долбануло подобием молнии, палка камнем полетела вниз, таща за собой оглушенную Кису. Я мгновенно прицелилась, тину взрыло зигзагами невидимой газонокосилки. Болото забулькало, из непроглядной мути вынырнула зеленая клешня, впилась в захлестнутое вокруг палки щупальце и потащила под воду. Киса зашипела и рванула вверх, выпустив палку. Щупальце натянулось, увенчанная клешней лапа тоже. Мгновение, другое, третье. Чпок! Киса взмыла над макушками деревьев, на ее щупальце болталась клешня… с точно такой же клешней на противоположном конце лапы. Ы-ы-ы! Варежки на резинке!

Мелкий удивленно разинул рот, фан-клуб насторожился. Киса потрясла прикушенным щупальцем, негодующе мявкнула и закружилась, молотя монстром обо все, что попадалось на пути. Клешня разжалась, монстр срикошетил от дерева и беспомощно шлепнулся в траву. Кролики мгновенно облепили его всей кучей, захрустели, зачавкали. Что ж, война миров отменяется – болельщики схарчили свою команду.

Из чащи донеслось истошное шипение, листья на деревьях свернулись, кролики попрыгали обратно в заросли. О-о-о, ясно, кого принесло! К болоту напролом пер гигантский черный кроль с рваным ухом. Хорош, как всегда: метровые желтые клыки, облезлая шерсть, маленькие злобные глазки, которые сейчас неотрывно смотрели на Кису. Я хапнула Артема за плечо, оттащила к кустам. На всякий случай. Все-таки Киса для этого мира – элемент чуждый, и заданной логике не подчиняется. И физике, в общем-то, тоже. Хрен угадаешь, что может учудить.

Киса весело крутанулась вверх тормашками, кольцо очертило дугу. Кроль, замерший было у кромки болота, зачарованно моргнул, оттолкнулся мощными лапами и сделал сальто. Бум! Землю тряхнуло, светляки взмыли вверх и облепили верхушки деревьев, в кустах пискнули кролики. Кольцо. Он подчиняется кольцу!.. Киса вывалила язык и завертелась, словно мячик в центрифуге. Топот, грохот, пыль столбом. Кроль, тяжело дыша, прыгал через голову. Бум! Бум! Бум!.. Клыки вспарывали землю, из болота выплескивалась вода. Чудненько! Монстр накрылся, кролики нажрались пакости, болото вот-вот исчезнет, а главный кроль в паре прыжков от инфаркта. Достали колечко, ага.

– Засранка, – процедила я.

– Засранка! – со жгучим соучастием повторил Артем и совсем по-детски всхлипнул: – Что же делать, что делать?..

– Мозги включить, – поспешно сказала я. Только еще истерик тут не хватало. – Необязательно отбирать кольцо. Главное – чтобы его у Кисы не было. Кис-кис-кис…

Она остановилась, с трудом сведя в кучу глаза. Кроль замер, шатнулся и рухнул в траву у берега. Бока ходили ходуном, на шерсти висели клочья пены.

– Хоро-о-о-шая девочка, – пропела я, осторожно проверяя связь с миром.

Требовательный запрос, покорный отклик, сгустки пульсирующей энергии. Киса недоверчиво склонила голову набок, замерла. Прости, дорогая, но разнести мир я тебе не позволю. Так, подобраться поближе, теперь прицелиться… Небо зигзагом расколола молния, мощно вдарила в зашипевшее паром болото. Потянуло сырым жаром, как в бане. Кольцо мгновенно раскалилось, Киса взвизгнула, затрясла обожженным щупальцем. Кольцо слетело и бултыхнулось в воду, исчезнув в зеленоватой мути. Победа…

– Фух, – выдохнул Артем, опускаясь на траву. – Получилось!

– В следующий раз думай, прежде чем что-то хватать.

Киса обиженно фыркала за деревом, кроль валялся у берега, нервно подергивая лапой, фан-клуб полным составом сидел в кустах, а лес не подавал признаков жизни. Шикарно. Самое время подойти к хозяйке всего этого и сказать: «Здрасти, я тут поболтать заскочила!» Представляю, куда она меня пошлет. Но попытаться стоит.

Я развернулась и пошла к точке выхода, Артем увязался следом, пробормотав, что ему тоже пора домой. Энергия скапливалась в нескольких шагах от засохшего куста шиповника и глубокой ямы, кое-как прикрытой ветками.

– Это их дом, – хрипло сказал Артем и покашлял. Точно, бронхит. – Зайчиков. Круто?

Круто? Выглядело западней. Конечно, девочка могла где угодно погибнуть, в болоте утонуть или с дерева навернуться… Но что если одержимость мира кроликами неслучайна?

Я присела у ямы, Артем плюхнулся рядом и довольно шмыгнул носом – сваливать в реальность он явно не собирался. Пусть, все равно моих манипуляций не заметит. Выдох, беспорядочное мелькание кадров. Ни присмотреться, ни зацепиться. Полное отторжение. Еще бы, после нашего бенефиса у болота…

– Зайчики, говоришь? – Я сдернула с ямы листья. Ко дну прижимался белый комок меха, рядом проступало что-то, напоминающее очертание костей, и совсем не кроличьих. Так… Направление верное. – Артемка, ты с ними ладишь вроде?

Мелкий заерзал – желание похвастаться вело неравный бой с осторожностью.

– Только Лейке не говори… – сдался он. Ловко нагнулся, держась за ветку шиповника, и достал пушистую зверюшку за шкирку. Та высунула зубы, но как-то лениво. – Мы дружим! – Артем уложил кролика на колени, невозмутимо почесал за ушком. – Видишь? Попробуй!

Попробуй? Скорее – «только попробуй!» Именно это читалось на наглой пушистой морде. Кролик дергал носом, красный глаз внимательно следил за мной сквозь прищур. Маникюр оттяпает мастерски, по локоть. Была не была! Я коснулась мягкого меха на спинке, аккуратно погладила. Кролик зарычал, Артем по-хозяйски на него цыкнул, зубастая пасть захлопнулась. Я потрепала кролика по голове, тот перевернулся, выставив розовое пузо. Нахал…

Новая попытка. Вдох, череда кадров, теперь замедленных. Первый, второй, третий… Последний! Я вцепилась в него, слыша, чувствуя, растворяясь. Покажи, прошу. Смазанная картинка перед глазами, уже привычный транс. Софья… Вот же. Имя горчит, вязнет на языке. Ей едва исполнилось четырнадцать, за неделю до. Младше многих. Но она давно не ребенок, а может и никогда им не была. Матери нет, скромное хозяйство, почти все на ее плечах, любимые кролики… Отец лесник, и дом в лесу, а ни ягод, ни грибов, ни мяса – барин скуп и вспыльчив. Ослушаешься – враз выпорет, или того хуже – в солдаты забреет. Вот и держали кроликов – и потискать, и на обед. Отец бирюк-бирюком, молчит все время, но ее любит, вон кольцо привез с ярмарки, как раз на именины. Софья даже спала, не снимая его, кролика в камне разглядывала часами. Отец умер у нее на руках, во дворике, той ночью. Разорванное горло, густые потеки крови. Она и не поняла – как так?.. Чтобы волк, сам летом из леса вышел, да бросился… Было темно, темнее чем обычно. Тьма плескалась, сочилась сажей из окна. Чувствовалась гулкая, обволакивающая пустота, острый росчерк опасности и чье-то присутствие. Кто-то был… тут, сзади. Яркий, пульсирующий отвратительным, противоестественным жаром. Мягкая поступь за спиной, оцепенение – ни оглянуться, ни вдохнуть. Больно стиснутые плечи, разворот к калитке. Холод чужого дыхания на затылке и насмешливый шепот – беги. Успеешь, то живи. Правила простые, да? Она побежала. В темноту леса, через чащу, так быстрее. Дорогу знала, помнила наизусть, угадывала и в кромешной тьме. А лес, родной и любимый с детства, врагом стал – деревья смыкались, ветки хлестали, задерживали. Стук крови в висках, настигающие шаги, близко, далеко! Между деревьев – тропинка. Отец ей в детстве часто говорил – к болоту не ходи, там водит, там нечистый дух. Софья слушалась, не ходила. А оказалось – нет, не там…

Оставалось недалеко до опушки, до мерцающих теплом людей, до спасения. Дыхание сбилось, догоняло издевательское «Ау». Поворот, заросли шиповника. Царапины на руках глубокие, жгутся. Прыжок на траву, шуршание листьев под ногами. Опора исчезла резко, пронзила боль. Осознание сквозь туман – упала? Куда?.. Сотню раз здесь ходила… Глубокая яма, между черными маковками деревьев – небо темное, в оспинах звезд. Больно… Ни встать, ни шевельнуться. Под боком что-то дрожащее, живое. Кролик… Грязный, пушистый, испуганный. Тоже попался… Тот голос рядом, в ушах – шум, ни слова не разобрать. Рычание сверху, блеск голодных желтых глаз. Очертания вздыбленной шерсти, вспышки ненормальной ярости. Откуда?.. Кролик ткнулся носом ей в плечо. Она обняла его, перед тем как…

Все! Хватит! Я напряглась, отгоняя, отталкивая. Вырываясь. Раз, два, три… Уйди! И так достаточно! Видение распадалось крупицам, царапая болезненными отрывками, прокручивая чертов последний кадр снова и снова. Хотела? Получи… Из горла рвался хрип, бок словно тысячей иголок пронзало. Собраться срочно! Лечь на траву, зажмуриться, отдышаться. Это было, это было не со мной, оно прошло.

Я села, распахнула глаза. Под ладонями край устеленной листьями ямы, вокруг – лес, трава и светляки. Ни Артема, ни кролика.

Итак… Опять этот тронутый садист. Рисковый. Инициация у девочки состоялась, сила была, могла и тьмой долбануть. Почему не долбанула? Не догадалась, не умела? Жаль! Что я там хотела? Разгадку? Ну, тут ее точно нет. Зато убедилась на сто процентов – у кого-то из четверых крыша очень не на месте. И он явно не тот, кому Тео жаждет выписать за самодеятельность. Охренеть расклад!

Я стиснула зубы, встала с травы и направилась к точке выхода. План прост. Дождаться ночи, встретиться с Лейкой.

Нам есть что обсудить, да еще как…